Я развернул ее левую руку, посмотрел на часы: половина седьмого. Черт, как стремительно уносится время! Вот и еще один день на исходе. Может быть, последний день моей жизни. А может быть, первый день полноценной жизни после почти полугодового кошмара у кума.
      - Начнем часа через полтора. Где-то в восемь. Что с настроением? Не мандражируешь?
      - Нет. Только скорее бы.
      - Уже скоро, - задумчиво пробормотал я, вернулся на место и принялся наблюдать через открытую нараспашку дверь за тем, что происходит в кабине пилотов. Впрочем, ничего интересного там не происходило. В командирском кресле неподвижно сидел высокий и худой вертолетчик с гарнитурой на продолговатой башке, и он был единственным, кто на борту сейчас занимался хоть каким-нибудь делом. Его командир оттягивался за бутылочкой самогона, механик уже сладко спал, да и Чечев вовсю клевал носом, опустив двойной подбородок на грудь и свесив до пола пухлые красные руки.
      "Если бы я сейчас незаметно подполз к толстяку, смог бы незаметно вытащить у него из-за пазухи пистолет? - задумался я. - Наверное, смог бы. Интересно бы было попробовать. Но… Нет, не стоит. А ну как проснется? И я спалюсь совершенно по-глупому. Лучше все делать так, как спланировал раньше. Сейчас совсем не та ситуация, когда поощряется импровизация".
      Я, чтобы хоть немного развлечься, уткнулся носом в иллюминатор и принялся разглядывать раскинувшийся под нами однообразнейший пейзаж. "Под крылом самолета о чем-то поет бескрайнее море тайги…" - вспомнился мне текст одной песенки - из тех, что во времена моего счастливого детства насаждались совкам коммунистическими идеологами. "Бескрайнее море", - поморщился я. - Избитее штампа, наверное, и не придумаешь. И как это можно расслышать, что это "море" о чем-то поет, когда так гудят двигатели?"
      В какой-то момент я отметил, что у меня начинают слипаться глаза, а мысли в башке приняли какие-то размытые очертания. Я сильно тряхнул головой: "Нет! Только не спать!" А через минуту опять задремал. И снова сумел стряхнуть с себя сон. Но, похоже, это была последняя попытка, увенчавшаяся успехом. Ведь я уже почти полтора суток не смыкал глаз.
      - Проклятье! - громко выругался я, благо меня все равно никто не слышал, и потянулся за костылем. Необходимо двигаться, чем-то себя занять. Но только не отрубаться! Вот будет грандиозная жопа - когда я сладко просплю свой шанс на спасение.
      Мимо, дымя сигаретой, прошествовал командир экипажа. Дыхнул густым перегаром, молча смерил меня презрительным взглядом и прошел в кабину, опять оставив дверь нараспашку. Я пронаблюдал за тем, как он, нацепив гарнитуру, уселся в кресло второго пилота, и перевел взгляд на кума и компанию. Пьянка там шла полным ходом. Кум, активно размахивая руками и пытаясь перекричать гул двигателей, похоже, пытался что-то рассказывать. Про "больную" племянницу он совершенно забыл.
      "Если будешь продолжать в том же темпе, в Сыктывкаре придется тебя выносить, - предположил я. - Хотя, какой Сыктывкар?! До него мы не долетим".
      Кристина приподняла голову и что-то сказала. Потом поднесла к лицу левую руку, глянула на часы и опять что-то произнесла. Я видел, как шевелятся ее губы, но ничего не расслышал. Подумал: "Наверное, что-нибудь типа того, что "Мне надоело" или "Пора начинать", встал со скамейки и, опираясь на костыль, подковылял к ней.
      - Чего ты?
      - Я говорю, еще полчаса. Кость, я не выдержу, - пожаловалась Кристина. - Я засыпаю. Меня укачало. Давай начинать.
      - Погоди. - Я еще раз обвел взглядом салон вертолета.
      Кум, подполковник и прапорщик уже заметно пьяны. Кум продолжает махать своими граблями и что-то рассказывать, но пэвэошники его и не слушают. Та-а-ак, эти трое, пожалуй, никаких геморроев доставить не смогут. Они вне игры. Теперь механик (он же стюард). Как бомж на вокзале, с головой закопался в ворох тряпья и на какое-то время полностью отключился от жизни. На него можно не обращать внимания.
      Я перевел взгляд на Чечева. Тот тоже спал, согнувшись настолько, насколько позволял огромный живот, и выставив напоказ бритый мясистый затылок словно спецом для того, чтобы по нему от души закатали чем-нибудь тяжелым и крепким.
      "Ничего, закатаю", - подумал я и автоматически поискал глазами вокруг себя что-нибудь вроде бейсбольной биты. Пусто. Лишь костыли - пожалуй, чересчур хрупкие для этого борова. Сломаются. Но ничего не поделаешь, придется ломать. А потом обходиться без них. На безрыбье, как говорится, можно и раком.
      Кристина опять, словно плотва на берегу, беззвучно пошлепала губками, что-то сказала чересчур тихо, и я не расслышал. Решил: "Наверное, жалуется, что отлежала себе все бока и снова просится в бой", неопределенно кивнул ей в ответ и посмотрел в кабину. Помощник пилота, как застыл в кресле, когда мы были в Ижме, так ни разу не обернулся, не поинтересовался тем, что творится в салоне. Если я здесь сейчас учиню тарарам, он может и не услышать. Так же как и командир, который тоже, похоже, дремал. Не вертолет, а сонное царство.
      Я улыбнулся и непроизвольно покачал головой: "Здорово! Я и не мечтал о таком! Начну с кума и Чечева, потом пэвэошники и команда". Я наклонился к Кристине.
      - Ну что? - спросила она.
      - Сколько времени? - Я взял ее руку, посмотрел на часы: семь тридцать пять. - Еще рановато.
      "Но с другой стороны, - подумал я, - вдруг сейчас надумает очухаться Чечев? Или командир возьмет и закроет дверь в кабину? Или произойдет что-то еще, что испоганит идеальную ситуацию для бунта? Нет, тянуть нельзя. Приступать надо прямо сейчас. А двадцатью минутами раньше, двадцатью минутами позже - какое это, к дьяволу, имеет значение!"
      - Пора, - сообщил я Кристине. - Я сейчас дам по репе Чечеву, отниму пистолет, потом сразу займусь пилотами. На тебе дядя и его собутыльники. Постарайся заставить их уткнуться рожами в пол. Хоть кто-нибудь рыпнется, пускай в дело ракеты и не раздумывай. Если у нас все провалится, эти вояки, в свою очередь, спуска тебе не дадут. И учти, у них вполне могут быть пистолеты.
      - А как же этот? Рыжий? Механик?
      - Это теленок. Он все проспит. А если даже проснется, то все равно не доставит проблем.
      - Ты уверен? - задумчиво пробормотала Кристина.
      Нет. Я не был уверен. Но я этого очень хотел. И решил отодвинуть эту проблему в сторонку. Вот если она, действительно, встанет у нас на пути, тогда и буду ею заниматься. А пока есть дела поважнее.
      - Не передумала? Через минуту уже будет поздно.
      В ответ Крис надменно фыркнула, приподнялась на носилках и хладнокровно переспросила:
      - Так я шугану дядю и собутыльников?
      - Да. - В последний момент меня охватили сомнения в том, что, действительно, шуганет; что у нее это получится. А ну как, не восприняв маленькую девчонку с ракетой всерьез, кум и компания с пьяной отчаянностью окажут сопротивление? Вместо того, чтобы, как я рассчитывал, растеряться, попрут вперед сломя голову, попросту сомнут Кристину и, уже прикрываясь ею, как щитом, примутся за меня? А если к тому же у них, и правда, есть пистолеты?!
      Эх, Кристина, Кристина… Вдруг ты не справишься?
      Но что-либо переигрывать уже было поздно.
      - Ну что? Вперед, Костя?
      - Вперед!
      Крис опустила ноги с носилок и встала. Чечев в трех шагах от меня продолжал сладко дрыхнуть.
      Механик из-под кучи тряпья не подавал никаких признаков жизни.
      Оба пилота не двигались.
      Кум разливал по стаканам очередную порцию самогона.
      Я ухватил костыль за нижний конец с резиновым набалдашником и прикинул, как сейчас буду охаживать прапорщика по башке. Получалось не очень удобно - особо не размахнешься.
      "А не проще ли оглушить этого малахольного простым ударом по ушам?" - засомневался было я, но Кристина в этот момент произнесла: "Я начинаю", достала из-под куртки ракету и решительно пошагала в хвост вертолета. Дальше раздумывать было некогда. Теперь оставалось лишь действовать.
      И я закатал Чечеву по макушке!
      Костыль оказался на удивление крепким и, с достоинством выдержав три удара, ни то что не развалился, как я опасался, но даже не треснул. Чего нельзя было сказать о прапорщике.
      После первого удара он покачнулся. После второго, так и не разогнувшись, начал заваливаться вперед, а его затылок окрасился кровью. Третий удар я наносил уже по бесчувственному телу, опрокинувшемуся на пол.
      На то, чтобы сильным рывком перекатить его на спину и выдернуть у него из наплечной кобуры пистолет, я потратил пару секунд. И тут же посмотрел в хвост вертолета - не нужна ли Крис моя помощь?
      Там пока все было спокойно. Трое опешивших пьяниц сидели в рядок на скамейке, рядом с ними совершенно спокойно стояла Кристина с ракетой в руке. И, кажется, что-то говорила. Отлично! Каким-то сопротивлением со стороны ее дядюшки и пэвэошников даже не пахло.
      Механик продолжал беззаботно бомжевать в своем гнезде из тряпья.
      В кабине пилотов пока все было спокойно.
      Но ничего. Секундочку. Сейчас я их потревожу.
      Я снял волыну с предохранителя, заслал в ствол патрон и, стараясь по пути не свалиться, отправился менять курс вертолета. До этого момента он летел в Сыктывкар. Но мне-то надо было в Микунь.
      Мысль о том, что для того, чтобы туда добраться, вовсе не нужны оба пилота - хватит и одного, - пришла мне в голову в тот момент, когда я зашел в кабину и бросил взгляд на ничего не подозревавшего командира, который спокойно дремал в своем кресле. Склонив голову на плечо и словно специально подставляя висок для того, чтобы я как следует шваркнул по нему пистолетом.
      "От двух пилотов геморроев меньше, чем от одного, - резонно предположил я, - а вертолет с успехом сможет посадить и помощник. А потому, нечего и сомневаться. Надо мочить!"
      Я коротко размахнулся и хлестко влепил ПМом в висок. И, не утруждая себя тем, чтобы убедиться, достиг ли мой удар результата и надежно ли отключен командир, тут же переключил внимание на второго пилота. Ткнул ему под нос пистолет и содрал с головы гарнитуру.
      - Приехали!
      - Ты… Это… - Еще совершенно зеленый юнец в звании лейтенанта, не более, округлил голубые глаза и удивленно посмотрел на меня. В его взгляде читалась откровенная растерянность. Этот парень оказался порядочным тугодумом и с ходу не въехал в то, что сейчас происходит. Возможно, его первой мыслью было то, что это какая-то шутка. Его просто разыгрывают. Спецом создали внештатную ситуацию, чтобы проверить, как он в ней себя поведет. - Ты… Что такое?… Что происходит?…
      - Меняй курс, вот что происходит! - Продолжая держать в правой руке пистолет, я намотал на левую шнур от гарнитуры и, сильно потянув на себя, вырвал его к чертовой бабушке из-под приборной доски!
      - Ты… это…
      - Заладил! Меняй курс! Летим на Микунь!
      - Я не могу без приказа. - Второй пилот наконец сумел взять себя в руки, при этом преобразился настолько стремительно, что я даже удивленно приподнял брови, наблюдая за тем, как откровенную растерянность у него в голосе сменила решимость, а в глазах блеснул злой огонек. И, более того, в них четко отобразилось стремление совершать героические поступки. Вот уж что было мне совсем ни к чему!
      - Теперь я здесь приказываю. - Я напрягся и, продолжая целить в парнишку из пистолета, отступил на шаг и приготовился к тому, что он сейчас может выкинуть какой-нибудь фортель. И не ошибся.
      Окончательно пришедший в себя пилот нехорошо ухмыльнулся, смерил меня холодным взглядом и процедил:
      - В Микунь, говоришь? Что ж, полетели.
      В следующее мгновение легким движением рукоятки он послал вертолет в крутое пике. В момент пол под моими немощными ногами встал на дыбы, кабина перевернулась вверх тормашками, и под меня подъехало кресло, в котором только что сидел бесчувственный командир экипажа. Он куда-то выпал, мне же пришлось занять его место. Каким чудом я при этом не выронил пистолет, не представляю. Наверное, в подсознании держал мысль о том, что, кроме того, чтобы банально броситься на меня с кулаками, этот сопляк в летчицком комбинезоне может пойти на какую-нибудь военную хитрость с применением техники; более того, авиации. К тому же в последнее время, передвигаясь на своих ущербных ногах, я привык к тому, что поверхность частенько становится раком, и натренировался держать равновесие.
      - Сволочь! - прошипел я и попробовал вырваться из объятий кресла. Не так-то это оказалось легко.
      А МИ-8 уже вновь перешел в горизонтальный полет. И мне наконец удалось зафиксировать взглядом второго пилота, который совершенно спокойно смотрел на меня, улыбался, собака, и был готов заложить еще один крутой вираж.
      "Лыбишься, мразь? - вскипел я и вновь наставил на летчика пистолет. - Знаешь, гад, что не буду в тебя стрелять, что если сейчас тебя замочу, то подпишу смертный приговор и себе. Шмякнемся так с высоты в тысячу метров, что хоронить то, что потом удастся собрать, придется в закрытых гробах. Вот только ты не учитываешь одного: мне терять нечего; я уже докатился до ручки и предпочту погибнуть в авиакатастрофе, нежели проиграть эту схватку. А потому."
      - Еще покатаемся с горки? - тоном этакого голливудского киногероя развязно поинтересовался парниша. Он сейчас, наверное, любовался собой со стороны. Очень сам себе нравился. Еще несмышленыш. Уверенный в том, что в жизни, как в фильмах. - Мне повторить?
      "Черт! А что же сейчас творится в пассажирском салоне? - попытался представить я. - Куча-мала?! Только бы эти пьяные гады не скрутили Кристину. Ох, и как же мне одному тогда будет непросто!"
      - А теперь положи пистолет, - совсем обнаглел пилот и вновь шевельнул рукояткой. МИ-8 чутко откликнулся на это движение.
      И в этот миг я надавил на спуск. Пистолет коротко гавкнул. Вертолет резко дернулся вправо и вверх и начал стремительно набирать высоту. А решивший поиграть в героя мальчик-пилот горько взвыл, но, надо отдать ему должное, рукоятку не выпустил, хотя пуля попала ему в бедро. А как это больно, я знал на собственном опыте.
      Сквозь рев двигателей из салона донесся хлопок. "Ракета, - понял я и еще раз безуспешно попытался выбраться из кресла. - У Кристины проблемы! Ей нужна моя помощь! Пр-р-роклятье!!! И как же все получается через жопу!!!"
      - Выравнивай, мразь! - завопил я, и пилот, подавшись всем телом вперед и вцепившись обеими руками в рукоятку, вновь сумел перевести вертолет в горизонтальный полет. И замер, пытаясь прийти в себя и тупея от боли в пробитой пулей ноге. Героически погибать в авиакатастрофе он передумал. И, кажется, вообще не ожидал, что все может зайти столь далеко. Пальба из пистолета, острая боль в бедре, мечущийся в небе МИ-8, который только каким-то чудом удалось взять под контроль.
      "Только бы ты не потерял сознание от болевого шока, - подумал я и наконец сумел вылезти из кресла. - Зато тебе, юноша, теперь не до сопротивления".
      - Ты хоть понял, что в следующий раз тебя пристрелю? И плевать я хотел на то, что мы грохнемся. Для меня оно, может, и к лучшему, - громко поставил я в известность пилота и выглянул из кабины.
      В пассажирском салоне творился настоящий бедлам. Там от души порезвились три незакрепленных армейских ящика и ракета, выпущенная Кристиной. Ящики смели на своем пути все, до чего только сумели добраться, ракета же наполнила салон густым белым дымом и, еще не утратив энергии, ярко догорала в хвосте вертолета.
      Первое, что бросилось мне в глаза, - это труп пэвэошного подполковника, валявшийся возле самой кабины. То, что это был именно труп, не вызывало никаких сомнений. С вывернутой почти на сто восемьдесят градусов башкой не живут.
      "Уже минус три, если считать бесчувственных командира и Чечева. Постепенно силы уравниваются", - машинально подумал я и попробовал в непроглядном дыму отыскать взглядом Кристину. Для меня сейчас было заботой номер один: что с этой красавицей, сильно ли она пострадала, пока вертолет в небе закладывал виражи и по салону летали ракета и ящики, нужна ли девочке медицинская помощь, и вообще, жива ли она. Все остальное потом, а сейчас главное - Крис!
      Эта фартовая крошка эффектно выплыла ко мне из клубов дыма. Этакая сказочная фея. Растрепанная и успевшая сильно перемазать мордашку чем-то похожим на сажу. Со второй ракетой в руке и пустым блуждающим взором.
      - Ну, блин, засада! - Она похлопала густыми ресницами и нервно дернула плечиком. - Я уже думала, что нам хана. - И сообщила совершенно бесстрастно, так, будто только что прокатилась на карусели, а не выбралась из сущего ада. - Я в этой свалке отбила себе все бока.
      "Если только бока, то слава Богу, - облегченно подумал я и обернулся к пилоту проверить, не затевает ли он еще какую-нибудь пакость, пока я отвлекся. Но там все было спокойно. Пожалуй, летчик сейчас не мог помышлять ни о чем, кроме того, как бы не грохнуться в обморок и не потерять управление. Сидел, судорожно вцепившись в рукоятку и то ли от усердия, то ли от боли выпучив зенки, как кот, который гадит на подушку хозяина. По бледному лицу струились тонкие ручейки пота, штанина потемнела от крови. - Не мешало бы его перебинтовать. Еще пригодится. Но это попозже. А пока надо разобраться с остальными. Кого связать, кого обыскать, а кого и добить".
      - Что там сейчас? - спросил я у Кристины, кивнув в глубину салона, из которого, как это ни странно, не раздавалось ни единого звука. Ни единого шороха. Вообще-то, меня это устраивало. Но в то же время и настораживало. - Что, все передохли? Осталась лишь ты?
      - Не знаю, - качнула головой Крис. - Может быть. Вот этот, - небрежно коснулась она носком кроссовки валявшегося у нее в ногах мертвого подполковника, - когда все началось, выхватил пистолет, но выстрелить не успел. Вертолет вдруг стал падать, началось черт знает что. Все перевернулось. Я ничего не помню.
      - А где волына? - насторожился я.
      - Какая волына?
      - Та, из которой он, - посмотрел я на труп пэвэошника, - в тебя целил.
      Крис не ответила, лишь молча пожала плечами.
      - Ладно, держи. - Я сунул ей пистолет, а взамен забрал себе ракету. - Не спускай глаз с этого камикадзе, - кивнул на застывшего в кресле пилота. - Если опять начнет проявлять активность, стреляй во вторую ногу. И при этом покрепче держись, чтобы не летать по кабине. - Я еще раз окинул взглядом второго пилота, потом посмотрел на командира, продолжавшего в отрубе лежать на полу, бесстрастно сказал: - Если этот очухается, пристрели. - И отправился в задымленный салон оценивать силы противника и искать пистолет, который потерял подполковник. Меня совсем не устраивало, чтобы эта волына вдруг оказалась у кума или у прапорщика. Я не хотел иметь на борту кого-то вооруженного, кроме себя самого или Кристины.
      Первым, на кого я наткнулся, был Чечев. По-прежнему без сознания, с разбитой мною башкой, но, вроде бы, без каких-либо дополнительных повреждений, он валялся возле борта, уткнувшись задницей под скамейку и приходить в себя в ближайшее время не собирался.
      "Пока полежи", - подумал я и отправился дальше.
      Цыкнул на сжавшегося у себя в гнездышке из тряпья механика: "Хочешь жить, не вставай. Сиди, как сидишь, и не дергайся", отметил, что он совершенно не пострадал, только очень напуган, и тут же увидел придавленного одним из зеленых ящиков кума.
      Он находился в сознании. Только ослеп. Ракета, угодив ему в рожу, обожгла ее до состояния хорошо обжаренного бифштекса, опалила брови и волосы и, похоже, серьезно повредила глаза. Сейчас они были плотно закрыты и стремительно оплывали, как у боксера, пропустившего мощный удар "на две лузы" - в переносицу.
      - Что произошло? - стоило мне наклониться над ним, просипел кум, ощутив чье-то присутствие рядом. - Кто здесь?
      - Это я, Анатолий Андреевич, - не скрывая злорадства, представился я. - Узнал? Посмотри на меня. Открой глазки.
      Он ничего не сказал. Только издал продолжительный стон, словно рентген, просветивший насквозь муки, которые сейчас испытывал мой бывший "хозяин". Нельзя сказать, что я в тот момент испытал к нему жалость. Но и радости при виде поверженного и изувеченного врага я не почувствовал.
      - В тебя пальнула ракетой твоя племянница, - все же не удержался я от того, чтобы не насыпать куму на свежие раны немного соли. - Ей пришлось выбирать между мной и тобой. И она давно сделала этот выбор. И была со мной с самого начала. А вся ее болезнь - только инсценировка, задуманная для того, чтобы мы оказались на борту этого вертолета и смогли его захватить. И как же ты, слепой идиот, не просек, что тебе снова пудрят мозги?
      Кум с трудом разлепил губы и попытался что-то ответить, но из его глотки раздался лишь слабый хрип.
      "А ведь ты уже покойник, Анатолий Андреевич, - поставил диагноз я, наблюдая за тем, как у него на губах выступила кровавая пена. - Что не смогла закончить ракета, спалив тебе рожу, доделал ящик. До посадки тебе не дожить".
      - Пойду я. А ты лежи. Вспоминай обо мне, самом злом гении всей твоей жизни. Недолго уже осталось. Прощай, - сказал я и подумал, а не стащить ли с Анатолия Андреевича ящик, но решил, что в этом нет смысла. Не все ли равно, как помирать - под ящиком или без. К тому же у меня не было времени на возню с этим воинским барахлом. Ведь где-то еще должен быть прапорщик - не Чечев, а тот, что из ПВО. И он вполне может доставить нам неприятности.
      "Хотя нет. Навряд ли, - рассуждал я, обводя взглядом задымленный салон. - Если бы мог, если бы не был мертв или ранен, то уже как-нибудь проявил бы себя. Что-нибудь вякнул бы, выполз бы из укрытия хотя бы затем, чтобы выяснить, что происходит".
      В очередной раз я оказался прав. Прапор уже никогда бы не смог что-нибудь вякнуть или откуда-то выползти. Просто-напросто потому, что был мертв. Мертвее некуда!
      Обнаружив его трупешник с разбитой башкой и вылезшими наружу мозгами, я подумал, что судьба ко мне чересчур благосклонна. Я этого, пожалуй, не заслужил; я даже и не надеялся на такое - что она без лишних вопросов в считанные секунды сметет у меня с пути троих самых опасных врагов. В то же самое время оставив невредимыми Кристину и совершенно не опасного для меня сопляка-механика, который - я в этом не сомневался - и не дернется с места, пока не получит от меня на это "добро".
      Все, вертолет мой. Самый сложный этап операции позади. Теперь главное - долететь до Микуня и отыскать где-нибудь в его окрестностях удобное место для посадки. А для этого предстоит стоять над душой слишком непредсказуемого второго пилота, следить за тем, чтобы он не уготовил нам с Крис очередной неприятный сюрприз. А заодно не упускать из виду командира и Чечева, которые могут очухаться и начать подкидывать нам проблемы.
      "К тому же какой-никакой совершенно погашенный и на первый взгляд безобидный механик, вообразив, что загнан в угол и все равно предстоит помирать, может от отчаяния продемонстрировать зубки. Не проще ли сразу его пристрелить? А вместе с ним Чечева и командира? И снять с повестки дня лишние геморрои", - прикинул я такой вариант, не спеша возвращаясь к Кристине и внимательно шаря взглядом по полу в надежде найти вторую волыну.
      И в этот момент в кабине пилотов раздался хлопок пистолетного выстрела.

***

      - Он очнулся, и я его пристрелила, - спокойно сообщила Кристина, как только я, весь на изменах, ворвался в кабину, - как ты велел.
      Она протянула мне пистолет, и я автоматически забрал его, пытаясь прийти в себя от неожиданности. Перевел взгляд с мертвого командира на второго пилота, который уже настолько отупел от боли в ноге и кошмара, творящегося вокруг, что даже не отреагировал на то, что сейчас буквально у него на глазах застрелили товарища. Эта смерть в его восприятии была напрочь смазана на фоне того, что, возможно, предстоит погибнуть и самому. Он сейчас полностью сосредоточился на управлении вертолетом, стараясь укрыться за этим занятием, будто за ширмой, от всего остального. Этот щенок совершенно верно считал, что чем меньше будет заметен, чем скрупулезнее будет выполнять свои прямые обязанности, тем скорее его пощадят.
      "И где ж тот бесстрашный герой с ледяным взглядом, который под прицелом моего пистолета с холодной улыбочкой послал вертолет в крутое пике? - размышлял я, изучая летчика взглядом. - Был, да весь вышел? Зашугался вояка, так нам это лишь в масть. Будет послушнее. Надо бы все-таки перебинтовать ему ногу".
      - Что мне теперь делать? - коснулась моего плеча Крис. Спросила, как ни в чем не бывало. Совсем без каких-то эмоций. Будто вовсе и не она только что влепила пулю в голову человеку.
      "М-да, амазонка… - задумался я. - Размозжила башку мужику с такой беззастенчивой легкостью, будто расколола грецкий орех. И хоть бы хны! "Что мне теперь делать? Кого еще убивать?" Неужели малолетки теперь все такие? А я отстал от жизни, сам не заметил, как со временем превратился в задвинутого консерва и совсем не въезжаю в понятия, по которым живут нынешние тинейджеры? Им это теперь по приколу - с понтом прикончить какого-нибудь лоха. Раз плюнуть… из волыны в башку. И все отдыхают".
      - Что делать? Что делать… - рассеянно пробормотал я. И кивнул на мертвого подполковника. - Обыщи-ка вот этого. И других. Там в хвосте дохлый прапорщик. И твой помирающий дядя. Осторожнее с Чечевым, он может очнуться. - Я вернул Крис пистолет. - Механику, если вдруг начнет рыпаться, прострели ногу. Но только не убивай. Жалко…
      - Хм… - плотоядно отреагировала Кристина на мое, излишнее по ее мнению, великодушие.
      - …И не хмыкай.
      - Хорошо. Что искать? Документы?
      - На хрена они? В первую очередь нам нужны деньги. Наткнешься на какое-нибудь оружие, забирай. И еще. Обязательно отыщи волыну, которую выронил этот вояка. - Я вновь кивнул на труп подполковника. - Найди мою сумку с лекарствами, достань оттуда баяны. И раздобудь мне чуть-чуть самогона. Или водки.
      Кристина смерила меня насмешливым взглядом. Разве она могла догадаться, что самогон или водка мне нужны вовсе не для того, чтобы пить? У меня в голове давно созрел план, как, когда мы уже приземлимся недалеко от Микуня, без излишней жестокости вывести на время из строя механика и второго пилота. Элементарная инъекция спиртного по вене, и эти красавцы проспят пьяным сном до прибытия группы спасения. А мы к тому времени уже будем далеко-далеко.
      Правда, этому плану сбыться было не суждено. Ни самогона, ни водки Крис не нашла, зато обнаружила у по-прежнему бесчувственного Чечева не замеченные мною наручники.
      "Оно и лучше, - решил я. - Вместо того чтобы возиться с уколами, просто прицеплю этих двоих к чему-нибудь браслетами. Меньше мороки". И спросил у Кристины:
      - Как там механик? Были проблемы?
      - Какие проблемы?! Сидит на скамеечке, не шелохнется. Весь на изменах! Пока выворачивал карманы, не сказал мне ни слова.
      - А дядя?
      - Он без сознания. Похоже, что скоро помрет, - недрогнувшим голосом констатировала Крис. - Я нашла у него свои документы.
      - А хрусты?
      - Кое-что набрала. С голодухи пока не помрем.
      - А пистолет?
      - Не знаю, где он. Вроде бы, все обыскала, - виновато сообщила Кристина.
      - Ладно. Плевать. Он нам не очень-то нужен. Скоро уже прилетим. - Я бросил взгляд на хронометр на панели приборов, потом посмотрел вниз, где под нами сейчас тянулась железная дорога из Воркуты. Уже минут десять, как мы на малой высоте шли прямо над Магистралью по направлению к Микуню. И лету до конечного пункта, если верить пилоту, нам оставалось не более четверти часа.
      Пятнадцать минут - и я на воле.

***

      Я заставил пилота пролететь прямо над городом, чтобы наверняка убедиться, что это именно Микунь, а не что-то еще. И тем, что сумел разглядеть с высоты в четыреста метров, я остался доволен. Такой большой железнодорожный узел мог быть только там, куда я так стремился попасть. Мне даже показалось, что я узнал привокзальную площадь и квартал, застроенный пятиэтажками, в котором мне довелось побывать меньше года назад.
      - Куда теперь? - измученным голосом поинтересовался пилот.
      - Вылетай за черту города. - Я внимательно наблюдал за тем, что происходит внизу. Пятиэтажки остались позади, и сейчас город под нами был расчерчен на прямоугольники приусадебных участков. Но скоро должны были закончиться и они. Впереди темнела тайга, прорезанная серой полоской шоссе, по которому разноцветными букашками перемещались редкие машины. - Двигай вдоль трассы. Где-нибудь недалеко от нее надо выбрать посадочную площадку.
      - Не выберем, - убежденно заявил летчик. - Тайга… Если только случайно.
      Именно случайно мы и наткнулись на большую поляну, словно специально предназначенную для нас, когда отлетели от города уже километров на двадцать. Довольно широкая полоска тайги отделяла поляну от большого села, растянувшегося вдоль излучины реки.
      "Нехорошо, что село", - подумал я. Но выбирать не приходилось. Времени у нас было в обрез. В любой момент можно было ожидать погони. Ведь наземные службы потеряли связь с нашим МИ-8 уже больше часа назад и, конечно, сейчас внимательно отслеживали радарами весь наш полет. Так что, дай Бог, чтобы у нас было хоть двадцать минут преимущества перед теми, кто обязательно решит разузнать, что происходит на борту нашего вертолета и какого такого черта его кружит совсем не там, где он должен лететь.
      - Садись здесь, - приказал я пилоту, и он послушно начал снижение, очень рассчитывая на то, что уже скоро весь сегодняшний кошмар для него останется в прошлом.
      Для него действительно все оказалось в прошлом как раз в тот момент, когда вертолет только коснулся земли и летчик сбросил обороты винта. Я приготовил наручники, чтобы приковать его к одной из скамеек в салоне в компании с перепуганным механиком, как тут у меня из-за спины появилась Кристина, ни слова не говоря, подняла пистолет и нажала на спуск. Хлопнул выстрел. Пуля, пробив навылет голову летчика, отразилась от рамы окна и затерялась в кабине. А молоденький парень - лейтенант, не старше, - так и не успев понять, что ему все же уготовано умереть, неуклюже клюнул носом вперед и повис на ремне, которым был еще с Ижмы пристегнут к креслу.
      Я опешил! Я просто застыл и не знал, что сказать, что делать дальше. И, признаться, ожидал, что сейчас следующая пуля будет выпущена уже в мою голову.
      Из секундного оцепенения меня вывел голос Кристины: