- Ты чего, Костя? Пошли же!
- На хрена ты его замочила?! - хрипло выдавил я из себя. - Что ты наделала, тварь?!
- Зачистила. - В голосе Крис звучало неподдельное удивление моей отрицательной реакцией на то, что эта кровожадная пигалица считала совершенно естественным и неизбежным.
- Я тебе что, приказал зачищать?! Я же хотел оставить его в живых!
- Да ты что, Костя?! - Сейчас Кристина откровенно не понимала меня. - Нам не нужны свидетели. И тебе в первую очередь. Ведь о тебе не знает никто, кроме дяди и Чечева, а они, считай, мертвы. Тебя в Ижме никто не видел. А этот, если бы был жив, нарисовал бы тебя мусорам, как на картинке.
- Меня все равно опишут врач "скорой" и пэвэошники - те, что сегодня видели меня в Ижме.
- Да они тебя даже и не запомнили, - рассмеялась Крис. - Пошли же, Костя! Скорее! У нас мало времени. - И совершенно невинным тоном спросила: - Я добиваю остальных? - Так, как маленькая девочка спрашивает у мамы: "Я возьму еще конфетку из вазочки?" И мама разрешает: "Бери".
- Добивай, - совершенно безвольно пробормотал я. У меня уже не осталось сил ни на то, чтобы бороться, ни на то, чтобы спорить, ни на то, чтобы поражаться тому, какой вдруг кровожадной пираньей оказалась Кристина. Знал, что девочка - далеко не сахар. Но чтобы настолько!..
"Или она сумасшедшая? - думал я, открывая дверь вертолета. - Явно не дружит с башкой. Нормальный человек не может быть таким, как эта юная киллерша. Нет, мне с этой крошкой явно не по пути. И если раньше я в этом еще сомневался, принимая в расчет ее безоглядную преданность, то теперь все решено. Скоро ты, милая, пойдешь дальше своей дорожкой. Я же пойду своей".
А в это время у меня за спиной хлопали выстрелы - Крис отводила душу, проводя зачистку за нами в перемазанном и грязью, и кровью МИ-8.
Потом мы настолько быстро, насколько я был способен, шли по узкой тропинке, обрамленной непроходимым суземом, к дороге. А выбравшись, наконец, на шоссе, долго топтались на обочине, пока над нами не сжалился водитель обшарпанного "зилка" и не согласился добросить нас за полтинник до привокзальной площади Микуня.
Пока мы ехали до Микуня, я отметил, что у водилы на косточке руки у запястья наколоты пять точек - знак того, что человеку довелось побывать у Хозяина, - а на пальцах сделаны две наколки в виде перстней: темно-синий с диагональным пробелом - "Проход через зону" - и ромб, разделенный диагоналями на четыре сектора - "Отрицалово". Человек с такими знаками отличия должен уметь держать язык за зубами. И вряд ли он водит дружбу с легавыми. Поэтому, когда пришла пора вылезать из машины на одной из узеньких улочек в районе вокзала, я, ничтоже сумняшеся, добавил к обещанному полтиннику еще пару сотенных и без стеснения высказал просьбу:
- Ты, брат, забудь, о том, что нас видел. Напрочь забудь. Договорились?
- Могила, - коротко пообещал мне водитель и выжал сцепление.
А я, оставшись стоять на тротуаре и провожая взглядом удаляющийся "зилок", подумал: "Надеюсь, и правда, могила. Не в обычаях этих людей разбрасываться такими словами".
Были у меня опасения, что не найду путь, которым шел девять месяцев назад. К тому же в обратном направлении. Тогда я шел от дома к вокзалу. Теперь же мне предстояло, идя от вокзала, найти этот дом.
И я не ошибся. Судьба, похоже, решила хранить меня до последнего и по пути от вокзала не подкинула никаких геморроев. Я ни разу не засомневался в том, куда мы идем. Нам с Кристиной не попался ни один мент. Никто не провожал нас любопытным взглядом. И, наконец, самое главное - тот человек, к которому я так стремился, оказался на месте. Не переехал, не умер, не сел. И охотно принял нас с Крис в качестве постояльцев. А ведь признаться, я поперся сюда наудачу, просто потому, что больше сунуться мне было некуда. И при этом старался даже не думать о том, как много могло измениться с сентября, когда я был здесь в последний и единственный раз.
Знакомый подъезд со скамеечкой, на которой тогда восседали три местных старухи-наседки, как обозвала их Дюймовочка. Третий этаж. Обитая потрепанным дерматином дверь, ведущая в трехкомнатную квартиру-распашонку. Сиплый звонок…
- Кто там? - раздался низкий прокуренный голос, который с равноценным успехом мог принадлежать как мужчине, так и женщине. И я, сразу узнав его, непроизвольно расплылся в довольной улыбке и облегченно расслабился. Тот, кто мне нужен, был дома.
- Рита?
- Да, я. А кто это?
- Костя, - отозвался я, представив, как сейчас будет поражена моим неожиданным появлением хозяйка. - Помнишь, я гостил у тебя в сентябре? Мы приехали из Кослана с Дюймовкой.
- Коста? - Заскрежетал замок, дверь распахнулась, и на меня, не узнавая, уставилась ставшая, кажется, еще необъятнее Рита. - Коста? - растерянно переспросила она.
- Не боись. Мне пришлось переделать лицо, - поспешил объяснить я, пугаясь, что вот сейчас, в самый последний момент, когда, казалось бы, все на мази, мне вдруг возьмут и дадут от ворот поворот. И ведь, идиот, радостно ломясь в дверь, совершенно забыл о том, что у меня теперь новая внешность и меня никто не узнает. Предстоит еще долго и упорно доказывать, что Костоправ - это я. - Слышала про пластические операции?
- Слышала, - неуверенно пробормотала Рита и посторонилась с прохода, пропуская меня в квартиру.
- Вот мне и пришлось этим воспользоваться. Но я докажу, что я - это, действительно, я. Задавай мне вопросы. Отвечу на все.
- Не надо доказывать, Коста, - вдруг радушно улыбнулась хозяйка и чуть не сбила меня с покалеченных ног, повиснув на мне всем центнером своего веса. - Ну, здравствуй, родной! Дай поцелую! А я ведь еще до того как открыла, узнала тебя по голосу. У меня отличная память на голоса. И к тому же меня предупреждали, что ты можешь опять здесь появиться.
Я прямо остолбенел от этого сообщения. И, отстранившись от жаркой хозяйки, удивленно промямлил:
- Кто?!! Когда?!!
- Была малява из Ижмы, - загадочно улыбнулась Рита. - Насчет того, что скоро соскочишь опять. Вот только на этот раз не с зоны…
Мне оставалось лишь пораженно покачать головой.
- …Разувайся, Коста… Раздевайся, девочка… Тебя как зовут?… Иди в комнату. Не стесняйся.
Я дополз до дивана и, словно подкошенный, рухнул на него совершенно не в силах сделать еще хоть один шаг, произнести еще хоть одно слово. Поверить в то, что я наконец снова обрел свободу.
- …Сейчас, Кристиночка, разогрею покушать. Изголодались, небось? Измучились?
"Вот только надолго ли эта свобода? - устало прикрыл я слипающиеся глаза. - Теперь это зависит уже не от меня. С настоящего момента моей судьбой будет распоряжаться братва. А мне остается лишь положиться на тех, кому доверю свою дальнейшую жизнь, свою свободу, свою Кристину.
Или уже не мою? - задумался я. - На хрена мне эта отмороженная маньячка? Она свою роль сыграла, помогла мне проложить дорогу на волю. Так не пора ли, девочка, на покой?
Не пора ли и мне на покой? Нет, не на тот, вечный, что я готов уготовить Кристине, а всего часиков этак на…дцать. Ведь я не спал уже больше полутора суток".
Я прислушался, как гремит на кухне посудой Рита, спеша приготовить нам ужин. Посмотрел на Кристину, которая, перехватив мой взгляд, расплылась в счастливой улыбке - этакий ангел… с когтями. И, плюнув на все: пусть дальше будет, как будет, - свернулся калачиком на узком диване.
И сразу заснул.
Наконец-то опять сном вольного человека.
ЭПИЛОГ
- Слышь, ты! Нерусь!
Бавауди опустил на бетонный пол тяжелый мешок, набитый сырыми опилками, и только тогда обернулся на грубый окрик, гулко разнесшийся по пустому цеху.
- Я, что ли?
- Ты, ты. Сюда иди. Быстро!
В широких воротах, в которые мог бы легко заехать лесовоз, широко раздвинув короткие ножки и заложив за спину руки, в позе эсэсовца застыл низкорослый, но злой, как собака, Валера Башка, получивший свое погоняло за непропорционально крупную голову, посаженную на длинную тонкую шею. Дешевая сявка, пацан не пацан, а нечто вроде личного адъютанта при одном из авторитетов - Вове Кассире, смотрящем за тем бараком, в котором когда-то чалился Бавауди, пока его по беспределу не перевели в петушатник.
Ханоев окинул взглядом просторное помещение цеха, которое только что покинула вечерняя смена, подумал, что уборки здесь еще не менее чем на час, и нехотя поплелся к Башке, стараясь хотя бы этой неспешностью выразить остатки своей независимости. Полгода назад он просто послал бы эту наглую обезьяну Валеру подальше, но теперь, низведенный в статус обиженного, не смеет ослушаться даже этой дешевки. Никогда он не рискнет ответить не только зарвавшемуся блатному, но и самому зачуханному доходяге из мужиков. Петушиный барак ломает буквально за несколько дней и самые сильные личности, превращая их в помойные тряпки, о которые может вытереть ноги любой. Хотя сильные личности в обиженку не попадают.
- Давай шевели ляжками! - проявил нетерпение Башка и, сунув в рот сигарету, достал из кармана клифта самодельную зажигалку. - За мной двигай! - Он развернулся и пошагал в направлении столярной мастерской. Бавауди, недоумевая, зачем мог кому-то понадобиться, поспешил следом.
"Если Валера, значит Кассир, - пытался построить он в голове логическую цепочку и вычислить причину такого неожиданного интереса к нему, - а если Кассир, значит, блатные. И, наконец, если в пересменок эти падлы вызывают меня в столярку, значит, либо затевают правило, либо решили отодрать меня в задницу. Хотя второе, навряд ли. Для этих забав у них есть кто помоложе, посимпатичнее. Тогда все-таки остается правило? Вот только не вижу причины для этого. Уже больше трех месяцев, как я прочно опустился на дно. Про меня должны были забыть…"
В столярке, как Ханоев и предполагал, его дожидался развалившийся в старом кресле Кассир. И трое мордоворотов, безмозглых и низколобых, которые, кроме крепких мышц и полного пренебрежения к человеческой жизни, могли похвастаться еще разве что знанием букв и четырех арифметических действий. Все трое прибыли по большой воде в Ижму неделю назад с последним этапом и, сразу уйдя в "отрицалово", накрепко прилипли к блатным, нуждавшимся в пополнении штата быков.
"Никак эти стажеры явились сюда сдавать экзамен? - Бавауди зафиксировал затравленным взглядом то, как Валера Башка тщательно запирает за собой дверь в мастерскую, и ощутил неприятный холодок внутри. От страшной мысли даже перехватило дыхание. - На мне?!! Но почему?!!"
- Вон туда встань, - лениво разжал губы Кассир и кивнул на пустое, не заставленное станками пространство посреди мастерской. И не успел Бавауди сделать и шагу, как один из быков ухватил его за плечо медвежьей лапищей и сильно толкнул вперед. Удержаться на ногах после подобного не смог бы и чемпион по сумо. - Поднимись. И смотри сюда. Знаешь, чего на тебя время тратим?
"А того, что этого времени у вас прорва, - подумал Ханоев, поднимаясь с грязного бетонного пола и вытягиваясь перед Кассиром разве что не по стойке "смирно". Хочешь не хочешь, но сейчас он был не в той ситуации, когда можно демонстрировать норов. - Некуда вам девать это время. Вот, мудаки, и ищете развлечений".
- Не знаю, - покорно ответил Бавауди.
- Пригласили тебя, - издеваясь, процедил Вова, - чтобы привет передать. От Разина. От Костоправа.
Вот при этих словах Ханоев почувствовал себя действительно плохо. Что такое какой-то холодок страха в груди по сравнению с тем, что сейчас чечен ощутил, что от ужаса готов грохнуться в обморок!
Что?!! От Разина?!! От того доходяги, которому он еще в январе подрезал ахиллы в гараже у Анатолия Андреевича? Но откуда об этом стало известно на зоне? Никто ведь не знал, кроме кума и Чечева, а через них утечки произойти не могло. К тому же уже три недели, как эти двое разбились на вертолете. А Костоправ наверняка подох еще раньше. И Бавауди был уверен в том, что история с операцией в гараже давно забыта и быльем поросла. А оказалось вон как…
- Что скажешь? - улыбнулся Кассир. Что можно было на это сказать?
- Он жив? - не спросил даже, а жалко пискнул Ханоев.
- Как сейчас, я не знаю. Но в феврале был еще жив. Писал нам, просил отблагодарить тебя, что его искалечил.
"Вот она и причина того, что я ни с того ни с сего вдруг стал крайним в одной из интрижек и оказался в обиженке, - наконец понял истинную причину того, что произошло еще в начале весны, Бавауди. - А теперь продолжение. Что со мной сделают? Замочат? Навряд ли. Подрежут сухожилия на ногах, как я когда-то сделал этому Разину? Тоже нет. Подвергать меня тому же увечью, что когда-то придумал кум, все равно что совершать плагиат. Блатным в великую падлу занимать идеи у мусоров. Уж на изобретение изощреннейших наказаний у них достает и своей фантазии".
- Так что скажешь? - еще раз спросил Кассир. - Как за это ответишь?
- Я уже за это ответил, - беспомощно пробормотал Ханоев, отдавая себе отчет в том, что что бы он ни сказал, все равно это не более, чем пустые слова. Судьба его предрешена, наказание определено и утверждено смотрящим за зоной. - Ты знаешь, что со мной произошло в феврале. Этого что, недостаточно?
- Нет, - покачал головой Кассир. - Недостаточно. Пидер ты или не пидер, не имеет значения, если вдруг опять возьмешь и подпишешься на такую херню. Искалечишь еще кого-нибудь.
- Все, с этим завязано. - Бавауди понимал, что эти слова уносятся сейчас в пустоту, что никто его заверения не будет и слушать. Но все равно говорил, не зная, зачем это делает. - Я больше никому не буду делать операции.
- Конечно, не будешь. Ты просто не сможешь. - Кассир, устраиваясь поудобнее, поерзал в кресле, закинул ногу на ногу и кивнул быкам: - Времени мало, скоро смена придет. Начинайте. Покажите этому… чушке, что для него приготовили.
В следующий миг мощная лапа обхватила Ханаева сзади и настолько жестко сдавила голову, что у чеченца потемнело в глазах. "Эти дураки от усердия сейчас просто свернут мне шею, - промелькнула мысль в сразу же затуманившемся мозгу. - Может, оно и к лучшему".
А его уже волокли, будто овцу на заклание, мимо токарного станка… мимо электрорубанка… мимо верстака… к циркулярной пиле. Вот тогда-то Бавауди наконец понял, что ему уготовано. И пронзительно взвыл! И почувствовал, как спереди намокли штаны! Как самопроизвольно опорожнились внутренности.
…совсем как у тех, кому когда-то он проводил операции без наркоза.
- Заткнись, блядь!!! - завизжал над самым ухом Башка и сильно пнул чеченца в живот. - Смотри сюда!!! Смотри, падла!!!
Ханоев уставил безумный взгляд на диск пилы, ощетинившийся острыми зубьями, и в тот момент, когда он со зловещим гудением начал стремительное вращение, а зубья слились в одну более светлую окружность на фоне темно-серого диска, попробовал вырваться. Напряг мышцы, изогнулся всем телом… и тут же безвольно обмяк, осознав, что из железных объятий, сковавших его, выскользнуть нереально. Он крепко зажмурил глаза и, когда его крепко схватили за правую руку и потянули ее к циркулярке, лишь безвольно подумал: "Потерять бы сознание!"
А потом запястье пронзила дикая боль. И тогда Бавауди завизжал так, что этот визг, наверное, был слышен в Ижме.
А быки, матерясь от усердия, тянули к пиле его левую руку.
…Он потерял сознание от болевого шока в тот момент, когда на свежие раны выплеснули большую склянку йода.
Но перед этим, когда все закончилось и его швырнули на залитый кровью пол, он открыл глаза и с ужасом посмотрел на обрубки того, что минуту назад было его руками. С ухоженными и чуткими пальцами талантливого хирурга.
А еще он успел услышать, как, осторожно ступая, чтобы не перемазать юшкой подошвы сапог, к нему подошел Кассир и прошептал, наклонившись:
- Ты еще не подох? Посмотрел на ручонки? Вот это и есть привет от Костоправа. Помни его, Ханоев. Помни до самой смерти, никогда не забывай. Впрочем, забыть тебе не позволят культяшки. Теперь они с тобой на всю жизнь. И Костоправ на всю жизнь.
Вот так-то, Ханоев. Лечись. А мы пошли. Сейчас должна появиться ночная смена.
***
Меня опять донимали дурацкие сны. Вернее, не сны, а сон - в единственном числе, один и тот же, который приходил ко мне почти каждую ночь. И коматозил меня так не по-детски, что Кристина, разбуженная мною, испуганно трясла меня за плечо:
- Что, Костя, опять?
- Опять, - стирал я выступившую на лбу испарину. - Ч-черт! И как же это все задолбало!
Теперь мне уже снился не плен у кума - хотя лучше бы плен! - а вертолет, в котором Кристина, хладнокровно высаживающая мозги из беспомощных пассажиров. Вот только их было гораздо больше, чем тогда, когда все происходило в реальности. Они сидели вдоль бортов на длинных и узких скамейках. А потом с простреленными головами валились мне прямо в ноги. И я при этом испытывал неописуемый ужас, хотя никогда не боялся жмуров. Но вот сейчас… А может быть, я в этом сне находился весь на изменах оттого, что точно знал: последним в ряду мертвяков должен стать я? Вот когда Крис закончит со всеми, тогда примется за меня.
Но только моя очередь ни разу не наступила. Может быть, потому что ей суждено наступить не во сне, а в реальности?
- Что тебе снится? - приставала ко мне всерьез обеспокоенная Кристина, и я врал, что почти каждую ночь продолжаю сидеть на цепи в гараже ее дядюшки. И ни разу ни словом не обмолвился о штабелях трупов в МИ-8. Незачем Крис знать всю правду о том, что в ночных кошмарах ко мне приходит она. Что я давно изменил к ней свое отношение, что я ее теперь всерьез опасаюсь и постоянно нахожусь наготове, в любой момент ожидая, что она вот возьмет, наконец, и обратит свой взор маньячки-убийцы на меня. Должно же, в конце концов, ей стать со мной скучно. Должна же она возжелать и моей крови.
Вот уже полтора месяца мы обитали в просторной старой избе на окраине большого села, раскинувшегося на берегу Вятки в Кировской области. Сюда нас перевезли на следующий день после истории с вертолетом, а через неделю, оставив Кристину на несколько дней одну, я отправился в Нижний Новгород, где мне быстро и без вопросов сделали операцию на ногах, легко срастив сухожилия. Теперь оставалось только пройти восстановительный период - до конца лета, - и я снова буду как новенький. Во всяком случае, сейчас я легко уходил на несколько километров в лес, не опасаясь, что на обратный путь не останется сил. Я только не мог пока бегать.
Одним словом, все было отлично. Я отходил после Ижмы и разрабатывал ноги, бродя по окрестным лесам. Кристина занималась хозяйством, а в свободное время либо навязывала свою компанию мне, либо допоздна пропадала в поселке, где, в отличие от Ижмы, легко завела и друзей, и подружек.
Одним словом, все бы было отлично. Обратили внимание, что я добавил теперь приставочку "бы"? Так вот, все было бы просто супер, если бы не эти дурацкие сны… И не опасения насчет того, что Кристина в любой момент может выкинуть какой-нибудь фортель…
И еще одно: если бы в последнее время у меня из лопатника не начали бы пропадать деньги.
***
Как-то так изначально пошло, что фишками стал распоряжаться я. Я таскался в магазин за продуктами - надо же побольше ходить, чтобы разрабатывать ноги. Я выдавал Кристине - она не касалась наших денег сама - то полтинник, то стоху, когда эта красавица собиралась на какую-нибудь местную тусу, но это случалось не чаще раза в неделю. Я скрупулезно подсчитывал все наши расходы, потому что денег у нас было не так уж и много. И я не мог не заметить пропажи сперва нескольких стольников, а потом и пятихатки из бумажника, который всегда хранился если не у меня в кармане, то в выдвижном ящике кухонного стола.
В первый раз я решил, что либо ошибся на двести рублей, либо куда-то ухнул их сам, но когда на следующий день опять не досчитался сторублевой бумажки, насторожился и подвалил к Кристине с расспросами:
- Ты не брала из лопатника фишки?
- Нет, - удивленно уставилась она на меня. - Ты знаешь, если мне надо, я всегда у тебя попрошу.
- А никто к тебе не приходил?
- Не-а. Костя, а что? - Кристина испуганно выпучила на меня голубые глазищи. - Деньги пропали? И много?
- Да нет, - беззаботно махнул я рукой. - Ерунда. Мне показалось.
- Хм… - привычно хмыкнула Крис, пожала плечами и отправилась в комнату смотреть телевизор.
А на следующий день исчезло уже пятьсот рублей.
И к тому же оказалась нарушена насторожка - волосок, который я закрепил на бумажнике.
***
Теперь я не сомневаюсь, что это она. И знаю почти наверняка, зачем ей эти деньги - только на герыч. Если бы на что-то другое, она бы не стала скрывать свои траты. Ни в этом вопросе, ни в чем-то другом от меня у Кристины секретов вроде бы не было.
Остается одно - героин!
Чтобы в этом окончательно убедиться, мне нужно, чтобы она ушла из дому. Хотя бы на десять минут. Мне этого будет достаточно, чтобы учинить шмон на веранде, которой мы никогда не пользуемся, в которую мы раньше и не заглядывали… в которую последнее время повадилась шастать Кристина. Притом стараясь это скрыть от меня.
Скры-ы-ыть?!! Вот уж тут хрен! Неужели прокатит со мной такой номер?! Мне было достаточно того, что я заметил сперва сбитую в сторону занавесочку с внутренней стороны двери на веранду, а потом - смазанную возле той же двери недельную пыль. Заинтересовался: "Чего это Крис туда лазает?". Но никаких вопросов задавать ей не стал. Посмеялся сам над собой: "И что я за Синяя Борода? Стоило девчонке зайти в нежилую комнату, как сразу же надо приставать к ней с расспросами: "А чего тебе там понадобилось? А что ты там забыла?"
И вот пришло время все-таки разузнать, что она там забыла.
- Я за водой, - Крис приоткрывает дверь в горницу, где я валяюсь на оттоманке с книжкой в руках, и демонстрирует мне пластиковое оранжевое ведро. - Не скучай.
В этом ведре мы держим питьевую воду, которую, в отличие от воды, предназначенной для умывания или мытья посуды, надо набирать из колодца на другом конце села. Он называется "дальний", и до него от нашего дома почти километр. А значит, Кристина сейчас будет отсутствовать не менее получаса - времени более чем достаточно, чтобы сходить на веранду и все там осмотреть.
Я откладываю в сторону книжку, поднимаюсь и подхожу к окну.
Кристина, размахивая ведром, летящей походкой удаляется от дома. В легком розовом платьице, с выгоревшими на солнце светлыми волосами, стянутыми в два длинных хвостика. В красных детских сандаликах. Не девочка - ангел.
Сейчас проверим, какой она ангел.
Я не спеша иду на веранду. Первым делом заглядываю под кровать, но там нет ничего, кроме пыли. Потом перетряхиваю старые тряпки, развешанные в углу на веревке. Опять ничего. Впрочем, я особо на это и не рассчитывал. Если что-то и есть на этой веранде, то вероятнее всего обнаружить это в старом письменном столе с двумя тумбами и шестью ящиками.
Я выдвигаю первый. И сразу же попадаю на то, что ищу. Выкладываю на стол обгорелую чайную ложечку, инсулинку[23] , клок ваты и небольшой флакончик с водой для того, чтобы разбавлять героин. Комплект наркомана. У меня больше нет сомнений в том, что Кристина опять торчит на игле. Что же, немудрено впасть в соблазн, вырвавшись из захолустной Ижмы и оказавшись среди продвинутых дачных тинейджеров, у которых, естественно, есть и герыч, и анаша, и все, что угодно.
Я аккуратно складываю все наркоманские причиндалы обратно и изучаю внимательным взглядом стол. Не наследил ли? Не заметит ли Крис, что кто-то ворошил ее дьявольские игрушки? Ей пока еще рано знать о том, что мне все известно.
Я выхожу с веранды и возвращаюсь в горницу, где возле кровати, на которой мы спим, установлен массивный комод. А под комодом, хорошо смазанный и с полностью снаряженным магазином, лежит ПМ, который когда-то принадлежал покойному куму. Я на секунду замираю в раздумьях и в результате все же решаю, что пистолет мне не нужен. От него много шума. Обойдусь без него.
Я выдвигаю верхний ящик комода и достаю моток прочной бечевки. Отрезаю от него небольшой кусок и, выбрав из дров возле печки деревяшку покрепче, выстругиваю из нее две ручки, которые теперь остается лишь привязать к бечеве. И удавка готова.
Я кладу ее во внутренний карман энцефалитки, которую всегда надеваю, отправляясь на лесные прогулки, и подхожу к окну. Спокойно наблюдаю за тем, как осторожно, чтобы не расплескать воду, возвращается с колодца Кристина. В правой руке ведро. Левая для баланса далеко откинута в сторону. Тоненькая фигурка, обтянутая розовым платьицем, красиво изогнута. Губы от усердия плотно поджаты. Тяжело девочке. Вернее, не девочке - ангелу. С которым мне дальше не по пути. Я и так без понятия, кому бы сплавить излишек своих геморроев. Так зачем же взваливать на себя и чужие? Кристинины?
Сегодня вечером я скажу ей, что у меня разболелась башка, что хочу немного прогуляться по лесу. И попрошу составить мне компанию. Крис не сможет придумать причины, чтобы мне отказать. Впрочем, она и не станет что-то придумывать. Наоборот, будет рада исполнить мою скромную просьбу. И охотно отправится со мной на прогулку.
Мы уйдем по лесной тропинке вдвоем. Обратно в поселок я вернусь в одиночестве. А уже завтра на утреннем автобусе свалю сперва в Киров. А потом в Петербург.
Вот так все и будет… А пока…
А пока я отхожу от окна и отправляюсь в сени встретить Кристину, забрать у нее ведро. А то замучилась, бедная, пока тащила его от колодца.
This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
15.04.2008
