Воровская Любовь - Без Веры

Приходила к выводу, что в который раз допустила ошибку в выборе человека, достойного ее горячей любви, и возвращалась в реальность. На какое-то время. Пока у нее на пути не вставал очередной представитель мужского пола. Самый лучший. Единственный на всю оставшуюся жизнь. Не способный больше прожить ни единого дня без ее любви и заботы. - Он заболел. Простудился, - с тревогой поделилась своей проблемой Анжела. - Ему совсем плохо. О какой работе тут может быть речь! Ты разве не слышала, как он сейчас звонил?
      - Не слышала. Делать мне больше нечего, - фыркнула Крис, и на этот раз мама не смогла не обратить внимания на едкую желчь, так и сочащуюся изо всех пор ее дочки.
      - Так нельзя, Кристина, - печально покачала головой Анжелика. - Ты зациклилась сейчас на этом бандите, который сидит у нас в гараже, который не стоит и ногтя с твоего мизинца, и совсем не хочешь оценить по достоинству Игоря, - произнесла она с пафосом, - замечательного, просто удивительного человека, какого в наши нелегкие дни можно встретить разве только в таком захолустье, как Ижма. В больших городах подобных людей давно вывели. Там остались одни лишь отбросы, вроде твоего Костоправа. Постарайся, доча, пересмотреть свое отношение к Игорю, полюбить его… я просто не представляю, как можно его не любить! И он охотно ответит взаимностью. И будет тебе самым близким после меня человеком.
      - Он уже раз пытался быть близким, - напомнила Крис. - Чересчур близким! И слишком охотно стремился ответить взаимностью! Правда, не знаю, на что. Кажется, я не раздавала ему никаких авансов.
      - Кристина, девочка, - торопливо заворковала Анжела. Возвращение к этой теме было ей неприятно. Бросалось в глаза, как она спешит поскорее свернуть ее, перевести разговор в другое, свободное от подводных камней русло. Упирается, не давая дочке открыть ей глаза на то, что и на этот раз в выборе кавалера случилась ошибочка, и "замечательный, просто удивительный человек", какого не встретишь в больших городах, оказался не более чем падким на молодняк кобелем. - Ты тогда просто вообразила невесть чего. Ну, обнял тебя человек по-отечески, не имея за душой никаких задних мыслей, а уж дальше ты нафантазировала такого! Он мне все рассказал и искренне сожалеет, что твое слишком богатое воображение…
      В этот момент Крис рассмеялась. Дальше слушать ослепшую от любви мамашу ей было тошно. И некогда.
      - Хватит. Довольно об этом. Проехали, - сказала она. - Дай лучше денег.
      - Зачем тебе деньги? Как много?
      - Пятьсот… ладно, четыреста.
      - Да ты чего! - удивленно вскинула брови Анжела. - Да ты понимаешь.
      - Я очень бы не хотела рассказывать дяде, - не дала ей продолжить фразу Кристина, - как жадно твой замечательный Игорь лапал меня за задницу. И как при этом потел и пускал обильные слюни. Так ты мне дашь денег?
      Анжелика растерянно шмыгнула носом и покачала головой. Уж чего-чего, но того, что дочка однажды опустится до мелкого шантажа, она не ожидала.
      - Ты с ума сошла, - тихо пробормотала она. И снова спросила, доставая из трюмо кошелек. - Так зачем тебе деньги? Так много?
      "Для кого много, а для кого тьфу!" - подумала Крис и поспешила успокоить мамашу.
      - Не волнуйся. Не на наркотики. И не на пиво. Обнюхай всю меня вечером, если не веришь.
      - Я вечером буду у Игоря, - пробормотала Анжела, покорно протягивая дочке четыре сторублевые бумажки. - И, наверное, останусь у него ночевать. Но я позвоню, проверю. Чтобы в десять была дома.
      - Буду раньше. Не беспокойся. - Кристина сунула деньги во внутренний кармашек дубленки. - Привет ветеринару. Пусть поправляется. - И поспешила на улицу. Искать невзрачного сорокалетнего мужичка с редким именем Савва.
      Прожив в Ижме почти девять месяцев, она так и не сошлась ни с кем из аборигенов. "Здравствуйте" - "до свидания" с соседями и некоторыми из местных тинейджеров - этим и ограничивались ее сношения с внешним миром. Лишь однажды ранней осенью Крис, разругавшись с мамашей и дядюшкой, свалила из дома и парочку дней оттягивалась в каком-то бомжатнике в компании нескольких синяков, хлеща разбавленный денатурат и занюхивая его клеем "Момент". Синяки были способны только на то, чтобы бухать или, зарывшись в ворох загаженного тряпья, валяться в отрубе на грязном полу. Ни один из них не попытался проявить к симпатичной чужачке сексуальный интерес. И слава Богу. Если бы кто-нибудь из забулдыг тогда к ней прикоснулся, ее бы, наверное, стошнило.
      Когда на третий день Кристину нашел в этом гадюшнике дядюшка, она безропотно позволила увести себя домой и после этого боялась и думать о том, чтобы пытаться наладить с аборигенами какие-то отношения. Хотя местные нетрезвые жиголо - не настолько синие, как те, чье бомжовское гостеприимство Крис довелось испытать, но тоже не сахар - до сих пор регулярно курсировали в районе дядюшкиного дома. Свистели, как тати. Набравшись смелости, скреблись в ворота. И, без труда разузнав телефонный номер, иногда беспокоили дядю или мамашу звонками: "А можно Кристину?"
      Нельзя! Она так ни разу и не подошла к телефону. А за ворота выходила только в сопровождении мамы. До магазина и обратно. И то, очень редко. В основном Крис проводила все время у себя в комнате перед экраном телевизора, который ей перетащил от себя дядя, или с книжкой в руках, что тот же заботливый дядюшка регулярно доставлял из поселковой библиотеки или из какого-то таинственного фонда УИНа. Вела жизнь полной затворницы.
      Словно чего-то стремалась. От кого-то гасилась. И это было, наверное, на самом деле, именно так. Боялась того, что не выдержит жестоких кумаров и однажды сорвется, снова пустится во все тяжкие. Пряталась за ширмой южноамериканских телесериалов и между страницами потрепанных книг прежде всего от себя, проблемной и непредсказуемой, всегда способной в любой момент вдруг выкинуть нечто такое, чему потом поражалась сама: "И как я могла! И черт меня дернул! Вот дура! Что натворила!" Но тогда обычно был поздняк плакаться по потерянному.
      Так же, как и сейчас было поздно развернуть назад все, что по ее воле произошло с Костоправом. Зато можно было попробовать что-нибудь сделать. И для начала обеспечить доставку Костиного письма смотрящему зоны…
      - Здравствуйте. - Крис догнала двух степенных местных матрон с яркой коляской, неспешно направлявшихся по очищенной от снега улице к магазину. - Мне надо найти одного человека. Он местный. Летом работал на сплаве. Плотовщиком. Его зовут Савва. Вы не подскажете?
      - Савва? - Бабы переглянулись, и та, что катила коляску, состроила печальную рожу. - Дык помер он, Савва-то. От этого… блин, от цирроза. В Ухте, у свояченицы. Туды помирать и поехал. Там и похоронили.
      "Засада, мать твою! Что ж теперь делать?" - разочарованно вздохнула Крис.
      Но в этот момент другая бабенка вернула ей утраченную надежду.
      - Дык то Рубашкин! - Она даже замерла, пораженная вдруг посетившей ее мозговую извилину мыслью. В круглой башке местной красавицы, которая с успехом могла бы позировать живописцу Кустодиеву, в мгновение ока выстроилась логическая цепочка. - Он летось помер. А в Ухту съехал еще по весне. Так? - посмотрела она на подругу.
      - Так, - согласилась та.
      - Кря-а-ак! - подпело из коляски мамаше ее ненаглядное чадо.
      По губам Кристины скользнула улыбка.
      - А раз так, как же мог он работать на сплаве? Мертвай-та! - развеселилась матрона (та, что без коляски). - Не-е-е! То не он. Ты, наверное, ищешь Митроху? - смерила она дружелюбным взглядом юную девочку в нарядной дубленке, украшенной национальным ненецким орнаментом. - Того, что с Болота?
      - Не знаю, - растерянно пожала плечами Кристина. - Наверное. Только он не Митроха, а Савва.
      - Савва, конечно. Баранов. Митроха - его погоняло, - совершенно непринужденно ввернула словечко из блатного жаргона жительница этих вытоптанных зековскими кирзачами мест. - Мы просто как-то привыкли: Митроха, да и Митроха. А то, что он Савва, и позабыли. Невысокий такой? И ноги колесами?
      - Ага, - обрадованно кивнула Кристина. Именно эти приметы и дал ей Костоправ: маленький и кривоногий мужик лет сорока. И что же за ласты у этого Саввы, если всем сразу бросается в глаза их кривизна? Интересно бы посмотреть. Впрочем, похоже, что скоро у нее будет такая возможность. - Баранову этому лет сорок, ведь так?
      - Сорок и есть, - согласилась кустодиевская красавица. - Може, чуть боле; може, помене. Но где-то так.
      - Его и ищу. А что, у вас в Ижме, Савв больше нет? - с ехидцей поинтересовалась Кристина, довольная тем, что с первой попытки нашла кого надо. - Так мало? Лишь двое? Вернее, теперь только один? - поправилась она, вовремя вспомнив о безвременно ушедшем из жизни в Ухте у свояченицы: Савве Рубашкине.
      - Только один, - рассмеялась ее собеседница, чутко уловив в последнем вопросе подкол. - Есть еще Полиграф. Не желаешь?
      - А он симпатичный?
      - Тьфу! Импотент! - слишком уж агрессивно выплюнула бабенка характеристику этому мужику, и Кристина сразу подумала, что та, пожалуй, имела печальный опыт общения с ним. - Шерпачня дешевая, выпердыш! Одно тока и есть у заглотыша, что евоное имя… Знаешь, как на Болото пройтить? Или вот чего. Ежли хочешь, айда с нами к магазину. Тама сичас алкашей прорва толчется, на вино наскребают. Дашь червонец кому на малек самогонки, дык и доведет прямо до дома. Митроху-то тут всякий знает. Мы сами тебя проводили бы, прогулялися бы, да вот тока с коляской… - Баба развела короткими полными ручками и дала волю своему любопытству: - А чего он тебе, Баранов-то?… А ты сюда к Толяну приехала?… Еще весной?… С мамашей?… А чего дома сиднем сидишь? Скукотища жа здеся! Заходи в гости, коль хочешь. Тебя как зовут?… А меня Таней. А ее вот, - кивнула она на свою спутницу, застрявшую в этот момент с коляской в небольшом снежном заносе, - Анютой. Ее муж, между прочим, с твоим дядей работает. Прапорщик он. Паша Шевчук. Може, слыхала?
      - Нет, не слыхала, - отрицательно покачала головой Кристина и еще раз повторила про себя имя этого прапора: "Паша Шевчук. Надо рассказать о знакомстве с его женой Костоправу. А вдруг пригодится?"
      У магазина Татьяна сразу же выцепила из компании забулдыг здоровенного, внешностью напоминающего йети, аборигена, наряженного в драную телогрейку, из которой торчали клочки бурой ваты, и в огромные, размера шестидесятого, черные валенки.
      - Вот, - представила она Кристине проводника. - Эт Геныч. Доставит тебя к Баранову в лучшем виде. Слышь, косолапый? - Татьяна решительно зацепила рукой мужика за отворот телогрейки. - Девочку чтобы не обижать. И другим не давать. Головой отвечаешь. Потом загляни ко мне. Налью самогону. - Она наклонилась к Кристине и шепнула на ухо: - Начнет клянчить денег на опохмелку, не давай. Скажи, что нету. Слышала, что я ему посулила? Дык вот и достаточно. Не хрена ему, ласковому теленочку, сразу с двух маток сосать. Ну, бывай. Заглядывай в гости. Спросишь у дяди, как найти Шевчуков, он объяснит. А мой дом с ихним соседний. Желтый такой. За зеленым заплотом.
      - Хорошо, я зайду, - пообещала Кристина и поспешила следом за мужиком, с места набравшим предельную скорость. Здоровяку-алкоголику не терпелось поскорее управиться с поставленной перед ним задачей и бежать к Тане за обещанной самогонкой. И, словно Т-80, он уверенно пер вперед по узким протоптанным в снегу тропкам, иногда срезая углы через высокие сугробы. Пока добрались до Болота - нескольких двухэтажных деревянных домов, сбившихся в кучку даже не на окраине, а чуть в стороне от поселка, - Кристина успела вспотеть, и у нее с непривычки начало покалывать в боку.
      - Вот здеся, - лаконично прогудел снежный человек.
      Весьма неприглядный снаружи, внутри дом - во всяком случае, на втором этаже, который занимала квартирка Баранова - оказался довольно уютным и прибранным.
      По чистому крашеному полу настланы простенькие дорожки. На подоконнике в комнате, куда хозяин любезно пригласил Крис, расставлены несколько горшочков с цветами. Старый цветной телевизор накрыт кружевной салфеткой. В печке-голландке потрескивают дрова. На покрытом лоскутным покрывалом диванчике кверху брюхом валяется жирный кот - само воплощение лени и безмятежности. Все просто и непритязательно, но в то же время надежно и крепко. Везде, в любых мелочах в этом доме ощущается хозяйственная мужская рука. И заботливое женское участие.
      "Живет этот Савва, наверное, с женой или матерью. А может, с сестрой, - предположила Кристина, устраиваясь за круглым столом, покрытым бордовой плюшевой скатертью. Такие во времена коммунистов вместе с графинами и монотонными, ввергающими в сон выступлениями являлись непременными атрибутами любого праздничного мероприятия. - Я явно попала не в дом пропойцы или бездельника. И это радует. Такой скорее не запорет возложенное на него поручение. Но и уговорить его будет сложнее".
      К счастью, в последнем она оказалась не права. Савву уговаривать не пришлось. Просьбу о помощи он воспринял как должное.
      - Помню-помню ентого водолаза, - усмехнулся Баранов, дочитав записку, которую Крис отдала ему сразу, как только вошла в квартиру. - Слышал потом, что дружка его подстрелили, а он, значица, еще пару месяцев посидел и внове побег. Уже поудачнее. Скока, гришь, погулял на свободе?
      - До нового года. - Кристина наблюдала за маленьким, один к одному отвечающим своему описанию мужичонком с кривыми ногами, который с того момента, как впустил гостью в квартиру, так ни разу и не присел. Даже записку читал на ходу, поминутно отрываясь на то, чтобы или достать из серванта очки, или помешать в печке дрова, или турнуть с дивана разоспавшегося кота.
      - И как же его словили? Где он сейчас? Что с ним случилось? Он тута пишет, что ты все расскажешь. - Савва, наконец, решил, что набегался и, выдвинув стул, устроился за столом напротив Кристины.
      - Да, расскажу. Все, что знаю. Константин мне разрешил. Вот только, это все между нами.
      Баранов, услышав это, лишь молча всплеснул руками: мол, что же, не понимаю я, что ли, что надо держать язык за зубами! Чай, не младенец! И не такое мне можно доверить! Короче, могила!
      Кристине очень понравилось то, что Савва не перебил ее ни единым вопросом все время, пока она рассказывала о том, как познакомилась с Костоправом, как по ее вине дядюшка отправился на его поиски, как в результате нашел и заточил у себя в гараже, как, чтобы вновь не сбежал, подверг его операции на ногах. Ее собеседник, даром что необразованный деревенский мужик из таежного захолустья, умел внимательно слушать, и уже одно это, несмотря на невзрачный вид и сермяжную простоту Саввы Баранова, убеждало Кристину в его полной надежности. "Лучше кандидатуры на должность курьера и не придумать!" - порадовалась она, завершая свой долгий рассказ о злоключениях Кости.
      - …А вчера утром он снял крышку с обогревателя и обнаружил там микрофон. Короче, дядя отслеживал все наши разговоры. Хорошо, что мы это предвидели и все дела обсуждали шепотом. Так что, никто ничего о наших планах не знает. Кроме вас.
      - Ну, за меня не боись, - впервые за последний час открыл рот Савва не только для того, чтобы сунуть туда беломорину. - Дык где, гришь, эта малява, что я должон передать?
      - Здесь. - Кристина опустила руку к правому пиму, в голенище которого была спрятана компактно сложенная записка.
      - Дык давай, что ли.
      На секунду она замерла пораженная тем, что все оказалось так просто. Никаких вопросов, никаких колебаний. Просто "дык давай, что ли", и все. Крис ожидала чего угодно, но не такой беспроблемности. Ее даже насторожило то, что Баранову так не терпится заполучить Костино письмо. Но с другой стороны, что было делать. Не вставать же в позу после того, о чем молола сейчас языком на протяжении часа! Не упираться же, словно ослице: "Нет, я не дам. Я передумала. И, вообще, ухожу. Забудьте о том, что сейчас Вам рассказала!"
      - Вот. - Кристина положила на стол записку. - А как Вы ее передадите? Что сказать Константину?
      - Скажи, шо будет эта малява у Кости Араба завтресь уже. Пущай не менжуется, все сполню надежно, как в банке. И ответ принесу. А как это сделаю, уж извиняй, не твое, девочка, дело. Чай будешь? Али кофей?
      Кристина отрицательно покачала головой и встала из-за стола.
      - Я лучше пойду. А все-таки, что передать Константину? - еще раз спросила она.
      - Привет передай, - на ходу бросил Баранов, бросившись отпирать входную дверь. - И дня через два подходи. Може, ответ уже будет. Не мне ж тебя искать. Дорогу найдешь?
      - Найду. До свидания, - попрощалась Кристина и, крепко держась за перила, принялась в темноте осторожно спускаться по обледенелым ступенькам.
      "А ведь я так и не заплатила ему аванс, - мелькнула мысль у нее в голове, когда она уже вышла на улицу. - Но он же не спрашивал? Так зачем первой доставать из кармана деньги? Если Савва решит передать это письмо мусорам, то все равно это сделает, дам я ему сейчас пятихатку или не дам. Точно так же, как если он серьезно намерен помочь Константину, то поможет и безвозмездно. Хотя, нет, не безвозмездно. Ведь и в одной, и в другой записке Костя пишет, что за работу почтальону будет уплачено. "Миллионером не станешь, но повысить жизненный уровень тебе это поможет", - улыбнулась Кристина, вспомнив фразу из записочки Савве. - Только бы этот ковбой с кривыми ногами не струсил в последний момент. И не оказался бы ментовским агентом. Все-таки очень уж подозрительно быстро он согласился ввязаться в это рисковое дело. Не задавал вопросов. Не торговался. Стремно все это! Но дело сделано, записка передана, и дать задний ход уже невозможно. Остается лишь ждать. Уже дня через три все прояснится".
      - И вообще, если всего бояться, то не стоит и жить, - пробормотала Крис старую присказку, с которой раньше обычно ловила иглой капилляр. И в кромешной темноте, уже опустившейся на поселок, принялась пробираться по узкой тропинке, проложенной в глубоком сугробе. Главной заботой сейчас для нее было не сбиться с пути. Кто будет помогать Костоправу, если она заблудится и замерзнет?

***

      Ответ от Араба я получил на четвертый день.
      Довольная тем, что успешно справилась с первым заданием, Крис, только зайдя в гараж и прикрыв за собой поплотнее створку ворот, сразу вытащила из голенища пима и гордо вручила мне лист бумаги, емко заполненный убористым почерком. Я жадно выхватил у нее из руки долгожданную весточку из внешнего мира и, ничего не замечая вокруг, начал внимательно, смакуя каждое слово, читать.
      Было заметно, что положенец пытался писать лаконично, но порой, не в силах уже сдержать себя, выплескивал эмоции на бумагу.
      "О таком никому из братвы и слышать не доводилось! Всем известно, что мусора - беспредельщики, но чтобы так! В общем, Костоправ, если с тобой случится что-то худое, куму звездец. Я отвечаю. А пока что держись. Помощь идет! Братва в Питере будет знать о тебе через неделю. А дальше все вместе помаракуем, что с тобой делать. Ты не менжуйся, безвыходных ситуаций не бывает".
      Про Ханоева Араб сообщил, что тот доживает в обычном бараке последние дни. Придраться к чему-то и опустить неугодного в зоне совсем не проблема. Было б желание, был бы заказ! Не зря говорится, что если нельзя, но очень хочется, то можно. Решили воры на сходняке не наказывать фуем, но ведь из правил всегда есть исключения. И вот скоро случится так, что вдруг, ни с того ни с сего, обуреет Бавауди, наедет не на того, решит гнуть понты не по делу против кого-нибудь из беспредельщиков. А тот ему скажет спокойно: "Ты че это, пентюх?!! Совсем страх потерял?!! Ты на кого взбрыкнул, борзый?!! Бы-ы-ыля, твою мать!!! Да ты хотя бы понял, на кого наезжаешь, отсосок!!!" А дальше все, как положено. И в результате очутится Ханоев в обиженке. И ни он, ни кум, ни кто-то другой и не догадается, кто стоит за всем этим. Только я, Араб и еще кое-кто из посвященных будут знать истинную причину того, что произошло. А Хану все объяснят спустя какое-то время. Перед тем, как замочат. Ведь должен же знать шелудивый шакал, за что подыхает!
      Еще положенец заверил меня, что канал моей связи с зоной надежен. Он готов был ответить за все этапы эстафеты, по которой передавались наши послания, исключая разве что только "два ближайших" ко мне. Я понял, что Костя Араб имел в виду Кристину и Савву, которых лично не знал и за которых, естественно, не мог поручиться.
      Зато их знал я. И если вначале у меня и были какие-то сомнения, при этом очень даже существенные, то сейчас они почти сошли на "нет". И дышать сразу стало легче.
      - Ты это читала? - прошептал я, помахав у Крис перед носом малявой.
      - Не-а, - сказала она, но я ей не поверил. Мне еще не доводилось встречать в жизни бабу, которая бы сумела перебороть любопытство и удержаться, чтобы не заглянуть хоть краем глаза в незапечатанное письмо.
      "Ты паришь, малышка, и я не верю тебе ни на грош!" - усмехнулся я про себя, но вида не подал и вслух - вернее, шепотом - произнес:
      - А чего же ты? На, прочитай. У меня от тебя нет никаких секретов.
      Я всучил Кристине записку и, с трудом сдерживая улыбку, минут пять наблюдал за тем, как она безуспешно пытается изобразить интерес, упершись взглядом в мятый листочек бумаги. Только слепой не заметил бы по неестественному выражению у нее на мордашке, что эта красавица знает письмо наизусть. Ну и ладно. Бог ей судья. Пусть читает, сколько ей влезет. Главное, чтобы ни о чем не докладывала дяде.
      У меня весь вечер было отличное настроение. Я непрерывно шутил, нес всякую околесицу, рассчитанную на уши подслушивающего нас сейчас Анатолия Андреевича. Кристина охотно подыгрывала мне, постоянно указывая глазами на обогреватель, и порой ее недетские шалости переходили всякие границы дозволенного. Тогда я испуганно округлял глаза, представляя себе, как кум однажды не выдержит и ворвется в гараж в самый разгар вакханалии, устроенной нами. И запретит племяннице походы ко мне. Впрочем, хрен он чего ей запретит! Кому угодно, но не Кристине! На нее как сядешь, так и слезешь.
      Потом мы долго занимались любовью, и я вновь довел Крис чуть ли не до эпилептического припадка. Она орала во весь голос, беспокоя соседей и дядюшку; она разодрала ногтями мне спину; она была готова кинуться на кирпичную стену. И проломить ее к дьяволу!
      Нам было здорово! Нам было по кайфу!
      Нам было б совсем не так, если бы было известно в этот момент…
      Но тогда мы еще не знали о том, что уже полчаса, как Анжелы - Кристининой мамы, родной сестры кума, моей бывшей любовницы - нет в живых.

Глава 6

О ВРЕДЕ СЛУЧАЙНЫХ СВЯЗЕЙ

      Я узнал об этом наутро, когда осунувшийся, за сутки постаревший на десяток лет кум принес мне завтрак. И вместо того, чтобы, включив в гараже свет и бросив на ходу: "Жри", тут же удалиться, он примостился на корточках возле распахнутой настежь двери и уставился на меня пустым, как у зомби, взглядом. Мне это совсем не понравилось. Ничего хорошего от общения с кумом в последнее время я ожидать не мог. А если при этом он еще и пялится на меня стеклянными глазами безумца.
      - Дверь притвори, - недовольно пробубнил я и потянулся за миской с едой.
      Кум послушно поднялся и плотно задвинул створку ворот. И снова уселся на корточки, опершись спиной о кирпичную стену. В гараже повисла вязкая, гнетущая тишина. Лишь монотонно гудел обогреватель.
      - Ты хочешь чего-то сказать? - первым не выдержал я.
      Анатолий Андреевич поднял на меня тяжелый взгляд и, едва разлепив сухие бесцветные губы, пробормотал:
      - Вчера убили Анжелу.
      Я отставил в сторону миску, в которой уже начал ковыряться ложкой, и попытался переварить услышанное.
      Убили?! Анжелу?! Уж не ослышался ли я?! Не может такого быть!!!
      Я никогда не испытывал к ней особой симпатии. Впрочем, и она тянулась ко мне - я не мог не почувствовать этого своей обостренной интуицией зека - лишь как к самцу. Ничего иного, кроме животного секса, между нами не было. Разве что взаимное беспокойство за Крис. Но в последнее время, как только состояние девочки более или менее пришло в норму, ее мамаша, насколько я знал, поспешила отодвинуть эту проблему в сторонку и, сломя голову, кинулась в первую же образовавшуюся рядом отдушину наверстывать упущенные за последнее время плотские удовольствия. Нашла себе местного заморыша-ветеринара с дурными половыми наклонностями и отрешилась от всего, что когда-то ей было хоть немножечко близко. И от Кристины, с облегчением сплавив ее мне на руки, тогда, между прочим, еще скованные браслетами за спиной. И от меня самого - когда-то довольно близкого ей человека. (Близкого, это если, конечно, считать в плане близости половой.) За минувшие две недели Анжела ни разу не наведалась ко мне в гости, чтобы хотя бы поприветствовать своего недавнего любовника, перекинуться с ним парочкой слов. Да хотя бы просто из любопытства взглянуть на меня: и насколько же этот Разин изменился за последние месяцы? Говорят, переделал физиономию? Интересненько! Стал еще симпатичнее? Или наоборот?…
      - Когда ее убили? И как?
      - Я еще ничего толком не знаю, - очумело тряхнул головой Анатолий Андреевич. - Мне сообщили об этом сегодня. Рано утром позвонили из РОВД, прислали машину. Я съездил на опознание. Даже не в морг. Труп еще не вывезли с места преступления. Там сейчас работает оперативная группа.
      - Почему ты не там?
      - Тяжело… Меня попросили… - Кум сжал большими ладонями голову. - Черт! И как же все это переварить?!
      - Мне доводилось переваривать и не такое, - холодно заметил я. К Анатолию Андреевичу я сейчас не испытывал ни капли жалости. Другое дело - Крис. Каково пятнадцатилетней девчонке пережить такую потерю?! - А она знает?
      - Нет. - Кум понял, что я имею в виду Кристину. - Она еще спит. Даже не представляю, как ей об этом сказать.
      - Как-нибудь скажешь, - пробормотал я и вновь принялся ковыряться ложечкой в миске, хотя есть совсем не хотелось.
      - Анжела была мне более чем сестра, - принялся рассказывать кум совершенно бесцветным голосом. Словно читал по бумажке, совсем не врубаясь в смысл написанного. Ему сейчас было необходимо выговориться. Все равно перед кем. Хоть и передо мной. И я, отлично понимая это, молча слушал. - Я тебе никогда не рассказывал раньше. Ведь мы с ней остались вдвоем, когда ей было одиннадцать, а я учился в училище. Родители погибли в автомобильной аварии. И я заменил младшей сестренке и мать, и отца. У нас тогда была квартира в Химках. Когда я окончил училище, то, что у меня на иждивении была несовершеннолетняя девочка, помогло мне остаться в Москве. Это было единственным плюсом, что я сумел извлечь из того положения, в которое угодил. Зато минусов была целая прорва. И самый главный из них - это то, что я полностью отказался от какой-либо личной жизни. На друзей, на веселье, на пьянки, на баб у меня не было времени. Ни о какой женитьбе я тогда даже не помышлял, ждал, когда подрастет Анжела. И она подросла, - с горечью произнес Анатолий Андреевич. - Настолько, что подкинула мне еще одну большую проблему. Ей тогда было шестнадцать, и она училась в десятом классе, когда родилась Кристина. Скажи мне сестра, что беременна, немного пораньше, мы бы сумели этого избежать. Но на шестом месяце аборт делать поздно. - Кум выудил из кармана пачку "Пелл-Мелла" и сунул в рот сигарету. - Отца ребенка я так и не вычислил. Анжела молчала, словно подпольщица, врала, путала меня тем, что будто тогда, когда залетела, одновременно встречалась с несколькими парнями. А тесты на отцовство тогда. - Анатолий Андреевич безнадежно махнул рукой и щелкнул зажигалкой. - В общем, я заменил Кристине отца. Теперь понимаешь, почему она мне так дорога? Ты, вообще, чего-нибудь слышал об этой истории?
      Я чуть заметно кивнул: да, что-то слышал, о чем-то подобном иногда вскользь упоминала Кристина. Но я пропускал ее рассказы мимо ушей. Мне было глубоко наплевать на то, что там за драмы происходили в стародавние времена в семейке кума. Любому из нас есть о чем с дрожью вспомнить из прошлого.
      - Когда Кристине было девять лет, - продолжал Анатолий Андреевич, - я переехал в Омск учиться. Повышать квалификацию. А потом меня направили сюда. Анжела с Кристиной остались одни. О мертвых или хорошо, или никак, но все-таки я скажу. Именно тогда, когда они начали жить без меня, стало ясно, что моя сестра совсем никудышная мать. Личная жизнь для нее оказалась гораздо важнее воспитания дочери. И, как результат, она упустила Кристину, не заметила, как та пристрастилась к наркотикам. Да и я хорош. Не сумел в свое время настоять на своем и забрать Крис к себе в Ижму. Послушал Анжелу, которая кричала, что сгною ее дочку в этом медвежьем углу, что в самом начале искалечу ей жизнь. "Ты представляешь, как это для девочки оказаться после Москвы в каком-то заваленном снегом поселке, где вокруг только колонии и тайга? - передразнил кум свою покойную ныне сестру. - Что там за школа, что там за публика?! В десятом поколении потомственные бандиты и алкаши! Чего хорошего от них переймет моя дочь?!" Пожалуй, и правда, ничего особо хорошего здесь не найти, - вздохнул Анатолий Андреевич. - Но и ничего настолько плохого, как героин, которым Крис увлеклась уже в двенадцать лет.
      - Теперь она уже точно останется здесь, - заметил я. - С тобой… Так как все же погибла Анжела? Как все произошло?
      - А! - раздраженно махнул рукой кум. - При всем желании тут ничего не поймешь. Ночью прибежал в РОВД Христолюбов - местный ветеринар, с которым последнее время путалась Анжела. Я смотрел на это сквозь пальцы. Непьющий слизняк Христолюбов казался мне не самым худшим из того, на что можно напороться в поселке. За сестру я не беспокоился, хотя и выбор ее не одобрял. Но ведь не замуж же она собралась за этого живодера. "Пусть погуляет, - думал, - сестренка. Немножко развеется. Потрется пару неделек о мужичка. Потом все равно пошлет его к черту, когда надоест. Не успел надоесть, - сокрушенно покачал головой Анатолий Андреевич. - Вот ведь как вышло.
      - Как вышло? - сделал я ударение на первом слове, напомнив куму о том, что он собирался поведать мне, как погибла Анжела.
      - Так, что сам черт сейчас не разберет. Ветеринар рассказал, что вчера вечером к нему в гости нагрянули сосед с собутыльником. Зачем, он, типа, не знает. Но я считаю, что за бухалом. Христолюбов небось приторговывал спиртиком, который получал для работы.