- Что я должна делать? - ни мгновения не раздумывая, прошептала она.
      - Принести мне лист бумаги и ручку, а потом выйти на человека, который переправит записку на зону.
      - Кто этот человек?
      В ответ я пожал плечами и признался:
      - Не знаю. Кто-нибудь из расконвоированных, которые живут внутри запретки, но днем имеют право выходить за ее пределы на определенное время.
      Если постараться и поискать, то таких людей нетрудно встретить в поселке. Сложнее другое: не напороться на суку, которая вместо того, чтобы отдать маляву по назначению, сольет ее мусорам. Но здесь уж ничего не попишешь, остается надеяться, что с почтальоном ты угадаешь. Не может же мне не везти постоянно.
      - Не может, - согласилась Кристина и без колебаний пообещала. - Все будет сполнено в лучшем виде. Не такая уж я и беспомощная, как ты порой считаешь.
      Такой я ее давно не считал. Но вслух признаваться в этом не стал. Нечего! Еще возомнит о себе, переоценит силенки красавица. Успеху моего предприятия это навряд ли послужит.
      - Костя, бумагу и ручку я принесу тебе завтра.
      - Еще отвертку. Крестообразную.
      - Well.[15] Решил все же расковырять этот гроб? - Крис кивнула на обогреватель и, как и семь дней назад, сунула руку мне под футболку. Но тогда я, грязный, как эскимос, был противен и самому себе. Зато теперь, после того как вчера кум, наконец, выполнил свое поросшее быльем обещание насчет бани и даже выдал мне чистую смену белья, я снова чувствовал себя человеком.
      - Да, - ответил я. - Я не успокоюсь, пока не проверю, есть ли там жучок. А вдруг это всего лишь дурацкие страхи, и мы занимаемся ерундой, перешептываясь друг с другом на ушко? Зачем создавать себе лишние сложности, если можно легко обойтись без них?
      - И правда, зачем? - заметила Крис и расстегнула пуговицу на старых джинсах, которые мне выделил кум. - Будет тебе отвертка. И бумажка. И ручка. А что я получу взамен? - Она сунула руку мне в трусы, и я отчетливо ощутил, насколько хрупки и нежны ее пальчики. - Прошлый раз ты отшил меня потому, что, типа, был грязный. И я, как честная девочка, не приставала к тебе всю неделю, дожидаясь, когда ты помоешься. Помылся. Что скажешь теперь?
      Теперь сказать было нечего. Впрочем, я и не думал ломаться, как целка. Не импотент и не аскет, я не собирался изображать из себя скитника, давшего обет воздержания. К тому же, обогреватель - уж не знаю, таил ли он в себе подслушивающее устройство или нет - свою прямую функцию выполнял на оценку "отлично", и в гараже было довольно тепло. Я уже давно обходился без телогрейки и валенок. А значит, экстремальная наркоманка Кристина не замерзнет. Да и Анатолий Андреевич на протяжении тех семи дней, что я "гостил" у него, проявлял удивительную тактичность и еще ни разу не нарушил нашего уединения с Крис, неожиданно вломившись в гараж. Одним словом, все обстоятельства были "за", а потому я поудобнее развалился на своем тощем матраце и дал "добро".
      - Дерзай, крошка.
      - Ну, не фига себе, "дерзай, крошка"! Кто здесь мужчина, ты или я? Кто здесь активная сторона? Я тут вся перед ним, понимаешь… и так и сяк, а он хоть бы хны. Лежит, балдеет, турецкий султан. А вот хрен тебе! - Крис выдернула руку у меня из трусов. - Кто должен проявлять инициативу?…
      - А кто грозился меня изнасиловать? - прервал я эмоциональную тираду Кристины. - Я извращенец, а может быть, даже чуть-чуть мазохист. И мне нравятся всякие подобные штучки. Вперед, красавица.
      - Хм, - не смогла удержаться она от того, чтобы хоть вскользь не упомянуть о наркотиках. - Вмазать бы тебе десять кубов марцефаля для стимуляции полового влечения. Чтоб знал. Вот с мамашей ты себя вел не так.
      Крис сняла дубленку, оставшись в тоненьком, эффектно обрисовывающем ее стройную фигуру мохеровом свитерке, стянула с ног пимы и легла рядом со мной. Я обнял ее за плечо, привлек к себе, положил ладонь на высокую крепкую грудь.
      - Так-то лучше, - прошептала Кристина, расстегнула себе пуговицу на джинсах и, хихикнув, прошептала мне на ухо: - Не прибежал бы заботливый дядюшка, когда я начну стонать и орать.
      Я улыбнулся, подумав, что если в этом смысле дочка удалась в маму, то шума на всю округу не избежать.
      "Что же, проверим", - решил я и, выправив Крис из голубеньких джинсов мохеровый свитер, скользнул ладонью по горячему плоскому животу, сыграл гамму на обтянутых бархатистой кожицей ребрышках и порадовался, обнаружив, что застежка лифчика расположена спереди, - не придется заморачиваться с какими-нибудь дурацкими крючками, судорожно шаря рукой по спине.
      "Впрочем, застежка может и подождать", - решил я и принялся, чуть касаясь, нежно поглаживать Крис вокруг пупка. Она затаила дыхание, неловко ткнулась губами мне в ухо, обдав его горячим дыханием, и недовольно пробормотала:
      - Чего привязался к моему дурацкому пузу? Есть и другие места. Ты про них знаешь?
      - Угу.
      - Ну и?… - Кристина решительно взяла мою ладонь и направила ее себе в трусики. - Вот такие места, - напряженно выдохнула она и пошире раздвинула ноги. - Класс! Сними с меня джинсы! Сними с меня все!
      Я улыбнулся, подумав о том, что Кристина сейчас утратила осторожность и произнесла последнюю фразу чуть ли не в полный голос.
      "Интересно, и как отнесется к услышанному кум? Прибежит ли, заботливый дядюшка, вытаскивать доверчивую племянницу из цепких лап развратника Костоправа? Надеюсь, он не пригласит "хирурга" Ханоева, чтобы на этот раз лишить меня моих мужских причиндалов? Может, остановиться? - в какой-то момент малодушно подумал я. - Не испытывать судьбу, не искушать Анатолия Андреевича?"
      …Но было поздно. Мои пальцы утопали во влажной плоти пятнадцатилетней девчонки. Мое естество распирала непомерная похоть. На какое-то время мне удалось убежать от мерзкой действительности, забыть о гараже, о сволочи-куме, о своей инвалидности.
      Крис сорвала с себя джинсы и свитер, легким движением расстегнула застежку на лифчике и, вцепившись мне в волосы, крепко прижала мое лицо к своей обнаженной груди.
      - Целуй, - с трудом выдавила она. - И ласкай… понежнее… там…
      "Там" означало, у нее между ног. В трясине, хлюпающей при любом шевелении моего пальца. В камине, обдающем жаром мою ладонь. В жаждущем моих прикосновений бутоне, готовом взорваться от страсти.
      Там…
      Я поцеловал девочку в грудь и спустил себе до колен джинсы и трусы, не ко времени вспомнив о том, что и СПИД, и гепатит-С передаются половым путем, а бывшая наркоманка Кристина относится к группе риска. Но у меня не было презиков. И меня переполняло желание. Да и имело ли смысл беспокоиться о здоровье в моем положении?
      "Хуже не будет", - разумно предположил я.
      Вот с такими мыслями я взгромоздился на Крис, и вскоре она, полностью утратив контроль над собой и окончательно забив на то, что, возможно, сейчас услаждает слух дяди Толи, начала выдавать такие рулады, что Монсеррат Кабалье, как говорится, не снилось.
      Я трудился, как конь; Кристина вопила, будто сирена. Кончил раз; она расцарапала мне до крови спину. Кончил второй; она охрипла и, не в состоянии больше орать, понесла какую-то ахинею, из которой я не сумел разобрать ни единого слова. Попробовал на последнем издыхании, истекая ядреным потом, еще чуть-чуть потрудиться над секс-террористкой, но в этот момент у Кристины конкретно поехала крыша. Она закатила глаза, на ее губах выступила пена, ее тело начали сводить реальные судороги - все симптомы эпилептического припадка. И я испугался, как бы не перестараться. К своим тридцати пяти я перепробовал множество женщин. Безучастных и ненасытных, фригидных и бешеных. Но с таким сталкивался впервые. И решил не рисковать, продолжая. Впрочем, у меня все равно не оставалось силенок.
      - Ты всегда так? - спросил я Кристину, когда она немного пришла в себя.
      - Как?… Мне было по кайфу.
      - Я это заметил. А ты сама-то хоть что-нибудь помнишь?
      - Вообще ни хрена! - по-простому ответила Крис. И еще раз повторила: - Мне было по кайфу. Я не кричала?
      - Еще как! - усмехнулся я. И прошептал ей на ухо: - Я удивлен, что не приперся твой дядюшка. Если б он слышал, то просто не смог бы не отреагировать на твои вопли. Может, все-таки в обогревателе нет никакого жучка? Все это бредни?
      - Не знаю. Вот завтра добуду отвертку, проверим… Костя, а я ведь, действительно, не помню совсем ничего. У меня уже давно не было так. И вообще, я ни с кем не спала уже больше года. Все из-за этого сраного героина… Слышь, я хочу еще!
      Мда, в том, что касается секса, дочка далеко переплюнула маму!
      - А не свихнешься? - развеселился я.
      - Почему? - не поняла меня Крис. Видела бы она себя со стороны десяток минут назад!
      - Когда ты закатила глаза и начала пускать пузыри…
      - Врешь!
      - Зачем это мне? Так вот, когда у тебя изо рта пошла пена и ты даже кричать не могла, я всерьез начал беспокоиться за твой рассудок. Поэтому и остановился.
      - А зря, - вздохнула Кристина. - Так мы продолжим?
      - Завтра, - твердо сказал я. - Еще успеем натрахаться до одурения. У нас для этого впереди прорва времени.
      - Ага. А может, все же еще разок? Ну маленький, Костя, - без особой надежды переспросила Крис и, даже не дожидаясь моего отрицательного ответа, принялась одеваться. - Сегодняшний день я прожила не зря, - торжественно объявила она, надевая пимы. И откровенно призналась: - Теперь будет о чем вспоминать, когда буду… ну, это… короче, сама с собой. В общем, ты понял, о чем говорю.
      Потом мы, обнявшись, сидели у меня на подстилке. Совсем недолго. Молча. Оказалось, что нам совсем не о чем разговаривать. Да, впрочем, и не было никакого желания впустую молоть языками. После такого-то! Во всяком случае, для Кристины. Она, наверное, еще раз - и еще, и еще. - переживала то, что сегодня произошло между нами. Вернее, то, что из этого сумела запомнить. Правда, я серьезно подозревал, что сумела она немного, - немудрено, когда буркалы навыкате и пузыри на губах. Но и того, что запомнила, с избытком хватит на то, чтобы вспоминать, когда будет "ну, это… короче, сама с собой".
      В отличие от Кристины, я размышлял совсем о другом - о том, как завтра, возможно, получу бумагу и ручку, а вместе с этим возможность подать сигнал SOS на волю братве. То есть, сперва не на волю, а в зону. Арабу. А уж он позаботится, чтобы весть обо мне пошла дальше. Чтобы узнали воры о том, какой чудовищный беспредел творит один отмороженный мусор над их братаном - правильным, живущим исключительно по понятиям и исправно отстегивающим в общак. Не прийти на помощь такому - великое западло!
      - Я пошла, Костя. - Кристина чмокнула меня в щеку, встала с матраца, накинула на плечи дубленку. - Спокойной ночи. До завтра. - И не удержалась, чтобы еще раз не отпустить мне на прощание комплимент. - Сегодня все было супер! Так, как не было никогда!
      - Даже на бодряках?
      - Ага! Даже тогда. Ну его в задницу, героин, - изрекла Крис мудрую мысль, - когда можно оттянуться совсем по-другому.
      - И что, - не удержался я от того, чтобы не подколоть эту красавицу, - теперь отправляешься вспоминать, как "сегодня все было супер" и заниматься "ну, этим… короче, сама с собой"?
      - Да ну тебя! - рассмеялась Кристина. - А хотя бы и так! Все это делают, даже монахини. И это никакой не порок. Согласен?
      - Согласен. Монахиня… Не забудь, что обещала, - даже не прошептал, а только одними губами обозначил я последнюю фразу, жестом изобразив, будто пишу. Не понять, о чем я напоминаю, было невозможно.
      И Кристина, конечно, меня поняла. Кивнула - мол, не забуду - и, выскользнув из гаража, плотно прикрыла за собой створку ворот, загремела замком.
      В этот момент я был совершенно уверен, что девочка меня не подведет.
      И она, на самом деле, сполна оправдала мои надежды. На следующее утро я имел и отвертку, и бумагу, и ручку.
      В этот день я вышел из глухой обороны и перешел в наступление.

***

      - Держи, - прошептала Кристина, доставая из-за голенищ своих пим несколько тетрадных листов, отвертку и ручку. - Спрячь в матрац. Не дай Бог, их найдет дядя.
      Я улыбнулся наивности неопытной девочки. "В матрац". Вот уж первое, что сделает умудренный службой в местах заключения кум, если надумает учинить у меня шмон, так это перетрясет мою постель. И только потом примется за остальное. Обыщет тропила. Но не будет же он, каким бы бдительным мусором ни был, отрывать все половые доски! А именно под одной из них я нынешней ночью устроил тайник. Это стоило мне нескольких часов тяжелой работы в кромешной темноте, ободранных до крови пальцев и литра едкого пота. Зато теперь никто не смог бы обнаружить мой схрон, заведомо не зная, где он находится, или не разворотив по кирпичику, по досочке весь гараж. Вот только навряд ли бережливый Анатолий Андреевич пойдет на такие радикальные меры ради того, чтобы уличить меня в хранении запрещенных предметов. Да и откуда, по его разумению, у меня возьмутся эти предметы, если я выползал из гаража только два раза - в баню и на прогулку - под строжайшим надзором, а из посетителей, которые могут мне что-нибудь передать, у меня в последнее время бывали только сам кум и Кристина. Он из числа ненадежных людей, само собой, исключается. Крис тоже, - в полной лояльности своей любимой племяшки Анатолий Андреевич совершенно уверен.
      В этом я с каждым днем убеждался все больше и больше, хотя и упорно отказывался этому верить, пытаясь обнаружить в демонстративной беспечности кума какой-то подвох. Ну не мог умудренный работой на зоне мусор так слепо доверять сопливой непредсказуемой наркоманке, которая даже и не пыталась скрывать, что влюблена в раба Костоправа, и готова при первой возможности принять его сторону! Что, впрочем, уже и сделала.
      "Неужели кум настолько уверовал в эффективность идеологической обработки племянницы и в нерушимость родственных уз, которые не позволят ей пойти против дядюшки? - не переставал удивляться я всякий раз, наблюдая за тем, как Кристина спокойно извлекает из кармана дубленки ключи от моей "тюрьмы". - Нет, он не такой. Анатолий Андреевич принадлежит к той категории людей, которые привыкли скрупулезно просчитывать все, даже самые, казалось бы, невероятные ситуации. Он не может ошибаться так грубо, а значит, в его поведении надо искать какой-то скрытый от меня смысл. Не исключено, что кум сейчас либо один, либо даже в паре с племянницей уверенно разыгрывает какой-то хитрый марьяж. Развлекается, негодяй, вот таким изощренным способом".
      Решив не засвечивать свой тайник даже перед Кристиной, я, пока она была в гараже, последовал ее "мудрому" совету и запихал отвертку и писчие принадлежности под матрац.
      - И когда будет готова записка? - Крис, как обычно, устроилась рядом со мной на подстилке, крепко прижалась ко мне. - За завтра успеешь?
      - Конечно. Не роман же я собираюсь писать. Вот только не помешал бы твой дядюшка.
      - Не помешает, - прошептала Кристина. - С завтрашнего дня он на работе. Мамаша, как обычно, попрется на блядки к своему кобелю. Так что, теперь я опять буду дома одна. Скукотища! Вот если бы дядя не забирал у меня ключи от твоего гаража.
      "Вот если бы дядя к тому же не проявлял излишней бдительности там, где не надо, - подумал я, - и не следил за тем, чтобы племянница, уходя от меня, обязательно выключала на ночь свет, все было бы просто отлично. К утру я успел бы и накатать маляву на зону, и основательно покопаться в обогревателе".
      Но, увы, прижимистый Анатолий Андреевич, наверное, был здорово обеспокоен затратами на электроэнергию, заметно подскочившими с моим появлением хотя бы по причине постоянно включенной печки. А в результате мне по ночам из-за кромешной темноты, царящей внутри гаража, не оставалось ничего иного, кроме как спать. Впрочем, и днем с того момента, как кум приносил завтрак и включал свет в гараже, и до того времени, пока вечером у меня не появлялась Кристина, мое положение мало чем изменялось по сравнению с ночью. Что в темноте, что при свете я был обречен изнывать со скуки, не имея под рукой ничего, что могло бы внести хоть какое-то разнообразие в монотонное сидение на подстилке. Я не имел ни то что телевизора или самого простого приемника, но мне даже не полагалось какого-нибудь дешевого детективного чтива.
      В этот вечер Кристина ушла от меня раньше обычного, сославшись на непростые женские дни. То-то я удивлялся, что эта красавица не проявляет своей обычной половой активности. Оказалось, все просто.
      - Скорей поправляйся, - пожелал я ей на прощание. - Спокойной ночи, малышка.
      - И тебе, Костя. До завтра. - Крис выключила свет и вышла на улицу.
      Я тут же выгреб из-под матраца отвертку, бумагу и ручку и перепрятал все в схрон, не сразу на ощупь отыскав в темноте нужную доску. Потом закутался в одеяло и долго пытался заснуть, еще и еще раз прогоняя в памяти весточку в зону, которую составил в уме еще неделю назад, и теперь лишь оставалось перенести ее на бумагу. И, конечно, что самое трудное, суметь переправить ее адресату.
      Мысль о том, кто сможет помочь мне решить эту непростую задачу, пришла в голову неожиданно. Так, как обычно и рождаются замечательные идеи.
      Вроде того, как давным-давно именно так свалилась в образе яблока на башню Ньютона теория всемирного тяготения, из глубин моего подсознания выплыло вдруг воспоминание из недалекого прошлого в образе имени Савва. И я сразу понял, что теперь знаю, кто поможет мне и Кристине в задуманном мной предприятии. И поразился: и как же я, дурак, не допер до этого раньше?
      Савва. Не будь его имя столь редким даже для здешних мест, я бы его, наверное, не запомнил. Так, как благополучно забыл фамилию этого работяги, который однажды уже спас мою жизнь. Тогда мы с Блондином дернули с зоны, прицепившись к сплавному плоту, и настолько окоченели в холодной июньской воде, что самостоятельно выбраться из нее уже не могли. Мы уже были без минуты утопленниками, когда нам на помощь пришел невзрачный мужичок-сплавщик, дежуривший на плотах. Каким-то немыслимым образом он сумел вытащить из воды сначала меня, а потом и здоровяка Блондина.
      Мужичка звали Саввой. Наш спаситель тогда еще сказал, что живет в Ижме, и назвал мне свою фамилию, которую я не запомнил. Да это и неважно. Вряд ли в поселке найдется множество Савв, в сезон работающих на сплаве.
      "Отлично! - размышлял я, лежа с открытыми глазами у себя на подстилке. - Кристина без проблем найдет этого сплавщика. Он сам говорил мне когда-то, что в Ижме все его знают. А значит, и он знает всех. В том числе и тех, кто имеет контакты с зеками из моей бывшей зоны. А может, и сам сейчас работает там в качестве вольнонаемного. За мизерную зарплату. Так почему бы мужичку чуть-чуть не подняться на фишки, сослужив мне скромную службу, за которую Араб, я уверен, подкинет ему стошечку баксов из общака?
      Итак, если подключать к разрешению своих проблем Савву, то получается такой вот расклад: Кристине не придется метаться по Ижме в поисках того, кто сумеет заслать маляву братве, терзаться в сомнениях, а не сука ли он и не окажется ли моя записочка в руках мусоров. Ей остается лишь порасспрашивать местных алкашей или бабулек, связаться с Саввой и суметь уговорить его вписаться за меня, непутевого".
      Итак, вопрос с перенесением малявы из головы на бумагу решен, писчие принадлежности у меня есть. Черновой план переправки этой записки на зону за последний час выбелен окончательно, и теперь мне лишь предстоит претворить его в жизнь. Только не подвела бы Кристина и нашелся бы Савва. Но уж на это-то я, обезноженный и заточенный в неволю, никак повлиять не мог. Оставалось только надеяться на свой фарт. И ждать.

***

      "…Вот такую подлянку учинил мне любезный Анатолий Андреевич, - закончил я излагать на бумаге события, которые за последние дни перевернули всю мою жизнь с ног на голову. - Теперь мне предстоит из этого дерьма выбираться, а как это сделать, я совершенно не представляю. И в одиночку с этим не справлюсь. Хотя, есть со мной рядом Кристина, племянница кума - та малолетняя дура, которую я вытягивал с того света прошлой весной. Теперь эта девица, вроде, на моей стороне, и если ты сейчас читаешь эту записку, то значит, со своим первым серьезным заданием она справилась хорошо. Правда, сам знаешь, на наркоманов ни в чем полагаться нельзя. Дай Бог, чтобы Кристина хотя бы какое-то время смогла справляться с обязанностями моего связного, подольше бы не прокололась. Если это произойдет, не знаю, как буду поддерживать контакт с внешним миром.
      В общем, братуха, ты понял, в какой жопе я нахожусь. И верю, ты сможешь что-то придумать, как-нибудь выдернуть меня из нее. Понимаю, что такие дела быстро не делаются, но я готов терпеть. Готов ждать, сколько потребуется. Вернее, сколько удастся. И до лета, я думаю, продержаться сумею. Если, конечно, за это время ничего не изменится.
      А теперь парочка просьб, которые, я надеюсь, выполнить тебе будет нетрудно.
      Во-первых, хорошо бы как-нибудь поощрить материально того человека, через которого дошла до тебя эта весть обо мне. Он еще не раз пригодится в качестве одного из пролетов моста, который, надеюсь, будет надолго налажен между мной и братвой. Этот мужик однажды уже спас мне жизнь - когда мы с Блондином валили с зоны под сплавным плотом и чуть не потонули в Ижме. Ты знаешь эту историю. И, думаю, понимаешь, что этому человеку я вполне могу доверять.
      А теперь, во-вторых. Прошу тебя, брат, пригляди за мерзавцем Ханоевым. Я не исключаю того, что могу нажить от него не один большой геморрой. Вот только принимать против этого чеченского пса какие-то радикальные меры, считаю, еще рановато. Если с ним сейчас что-то произойдет, это может насторожить кума.
      Впрочем, не мне тебе объяснять, что делать с Ханоевым. Поступай с ним, как сочтешь нужным. Уверен, не ошибешься. Конечно, я бы очень хотел лично разобраться с этим подонком, но не в моем положении об этом мечтать. И, скорее всего, возмездие настигнет Хана в мое отсутствие. Тогда пусть он хотя бы сдохнет не сразу. И пусть успеет понять, за что умирает. Передайте скотине прощальный привет от меня.
      Вот, в общем, пока что все. Будет что новое, напишу. И надеюсь, мой канал связи окажется надежным и просуществует до того счастливого дня, когда я вновь окажусь на свободе.
      Никому из братвы приветы не передаю. Сам понимаешь, боюсь, как бы через какую-нибудь скрытую суку до кума не дошла информация, что я сумел выйти на связь с зоной. Чем меньше народа знает об этой записке, тем меньше возможность спалиться.
      Жду ответа. Костоправ".
      Я, хоть и знал ее наизусть, все равно еще раз пробежал глазами маляву и грустно улыбнулся, представив, с какими кривыми ухмылками будут кум и компания читать мою писанину, если она, не дай Бог, попадет в их грязные лапы.
      "И кого в этом случае, получается, подставляю? - прикидывал я. - Самого себя? Естественно! Но ведь сам сознательно иду на такой риск, и ничего другого мне в той ситуации, в какой оказался, не остается. Приходится мириться с реальной действительностью. Надеяться на то, что не подведут ни Кристина, ни Савва, ни кто там еще будет участвовать в эстафете с малявой.
      А какие их могут ждать неприятности, если менты перехватят записку?
      Скажем, Кристину?
      Да что ей будет?! Отшлепает дядюшка?! Лишит на пару недель бананов и ананасов?! И только! Не более! За Крис можно не беспокоиться.
      Так же, как и за Костю Араба.
      Благо, в своей цидуле я ни разу не упоминаю ни его имени, ни его погоняла. Даже если кум и решит позадавать ему какие-нибудь вопросы, что маловероятно, то положенец отмажется очень легко: мол, ничего не знаю, ни от кого писем не жду, ни за каких Костоправов подписываться не собираюсь.
      Проблемы могут возникнуть разве что у Саввы или у того расконвоированного, который попробует пронести маляву внутрь запретки. Но зеки или вольняшки, что имеют какое-то отношение к зоне, не такие уж и лохи, чтобы позволить спалить себя на КПП на подобной элементарщине.
      Так что получается, никого я этой малявой не подведу. Кроме себя самого. Но с этим уж ничего не поделаешь".
      Я сокрушенно вздохнул и, свернув письмо в трубочку, засунул его в щель между половыми досками. Мне предстояло написать еще одну записку. На этот раз уже не Арабу, а Савве.
      "Здорово, братан. Помнишь меня? Я Костоправ - один из тех двоих доходяг, которые чуть не утопли в Ижме в июне. Тогда ты помог нам выбраться из воды. Спас жизнь обоим, но, к сожалению, одному из них - здоровяку, которого звали Блондин - совсем ненадолго. В тот же день его прикончили мусора. Зато я по-прежнему жив. И опять нуждаюсь в твоей помощи.
      Я сейчас застрял в порядочной куче дерьма, и Кристина - та девочка, что передала тебе эту записку - сейчас моя единственная возможность поддерживать связь с внешним миром. На рассказ о том, как я оказался в таком положении, бумагу тратить не буду. Крис передаст тебе все на словах. Вместе с авансом за то, что поможешь мне еще раз.
      Конечно, ты можешь отказаться, и я не буду на тебя за это в претензии. Если, конечно, не станешь при этом трепать языком направо-налево о моей маленькой просьбе. Я очень хотел бы оставить ее в секрете.
      А если согласишься помочь мне установить связь с зоной, тогда ты, я гарантирую, сможешь немного подняться на бабки. Конечно, миллионером не станешь, но повысить жизненный уровень тебе это поможет.
      Так что решайся.
      Это то, что хотел написать тебе лично. Обо всем остальном расскажет Кристина. Задавай ей вопросы, и она охотно ответит на те, на которые сможет.
      Еще раз спасибо за то, что помог мне в июне. Буду рад опять принять от тебя помощь. Ко многому это тебя не обяжет. Я уверен, что со всем, о чем попрошу, ты справишься без проблем".
      Эту записку, как и предыдущую, я тоже свернул в трубочку и до прихода Кристины поместил на хранение между половых досок. Потом на четвереньках добрался до двери и выглянул в щелку на улицу. Там уже начинало смеркаться, а значит, сейчас было где-то около трех часов дня. До прогулки, на которую пунктуальный кум вот уже два дня выводил меня ровно в семь вечера, оставалась еще целая прорва времени.
      "Чем его занять, как ни инспекцией внутренностей обогревателя? - подумал я и пополз к своему тайнику за отверткой. - А после обогревателя неплохо хотя бы часок уделить физическим упражнениям. Надо всерьез начинать разрабатывать ноги. Нет костылей, да и пусть! Так даже лучше. Скорее научусь обходиться без них".

Глава 5