Жизнь замечательных людей (№255) - Каныш Сатпаев

Сатпаев сделал шаг вперед и, держа наперевес указку, заговорил неожиданно громко:

— Вы можете удивляться, возможно, даже подвергнете сомнению то, о чем я сейчас хочу сообщить. Как бы то ни было, сегодня я от имени геологов Казахстана впервые считаю нужным сделать это важное заявление. — Затем, широко проведя указкой по карте, продолжал: — Недра этой огромной территории, называемой Казахской степью, таят в себе все без исключения химические элементы таблицы Менделеева.

В зале воцарилась мертвая тишина.

— Что еще удивительнее, все эти элементы пребывают не в случайном и разбросанном виде, но расположены большими залежами, пригодными для разработки в промышленных масштабах. Отсюда вы сами можете сделать вывод, какой потенциальной мощью обладает «край, всего более богатый солью». А теперь обратимся к тому, как размещаются в недрах Казахстана главные элементы таблицы Менделеева... Начну свой рассказ с угля — хлеба промышленности. Его месторождения расположены в основном в Центральном Казахстане. Главной кладовой этого топлива является Карагандинский бассейн, третья угольная база страны. Площадь этого огромного угольного очага равна двум тысячам квадратных километров. В течение последних десяти лет на месте небольшого рабочего поселка с сотней полуразвалившихся лачуг вырос цветущий социалистический город. Караганда не единственная в Казахстане кладовая топлива. Ждут освоения такие месторождения, как Тениз-Коржункуль и Экибастуз на севере; Кендерлик на востоке, в Улутауском районе Киякты... О том, что в Доссоре и Макате имеются запасы жидкого топлива, было известно давно, недавно там обнаружены новые запасы нефти и газа. Еще более внушительны аналогичные месторождения в районах Урала и Эмбы!

Оратор далее подробно рассказал о богатейших медных месторождениях Джезказгана, Коунрада. О полиметаллах Рудного Алтая, о железорудных залежах Атасу, Каркаралы и Каражала, о неисчерпаемых запасах фосфорных солей, найденных на территории Джамбулской области...

По реакции аудитории он видел, что доклад удался, — лица выражали заинтересованность и сосредоточенное внимание. Закончив рассказ о богатствах казахстанских недр, Сатпаев сделал большую паузу и, медленно обведя глазами зал, сказал:

— Наши достижения стали возможны благодаря бескорыстной помощи братского русского народа, его выдающихся сынов, многие из которых сегодня сидят в этом зале, а именно: академика Обручева, геологов Кассина, Русакова, Яговкина, Нехорошева, Гапеева, Григорьева и многих других. Этот подъем стал возможен благодаря огромной помощи, беспримерному героизму, неустанным поискам. Поэтому в сегодняшний торжественный день казахский народ от всего сердца шлет братский привет этим замечательным людям, выражает им искреннюю признательность и благодарность...

Множество людей — и знакомые, и те, кого он знал понаслышке, — выражали Сатпаеву свое удовлетворение и признательность. Когда круг поздравлявших геолога несколько поредел, к нему подошли Кассин и Русаков.

— За пятнадцать лет уединения в такой глуши, как Джезказган, можно было сделаться замшелым провинциалом, — с улыбкой сказал Русаков. — Но ты превратил эту дыру в геологическую столицу Казахстана. Ты говорил с такой авторитетностью, словно сам исходил всю степь вдоль и поперек, будто сам бил шурфы во всех уголках вашей степи.

Каныш ответил в тон ему:

— Михаил Петрович, Джезказган на самом деле является географическим центром Казахстана — взгляните на карту. Почему бы ему не быть столицей, для начала хотя бы геологической?

Собеседники от души расхохотались. Затем Николай Григорьевич Кассин сказал:

— Да, Каныш Имантаевич, сейчас нужно, не откладывая, решать вопрос о геологическом центре Казахстана...

Он намекал на то предложение, которое было сделано Канышу Имантаевичу накануне юбилейных торжеств.

Незадолго перед тем при казахском филиале АН СССР был организован Институт геологических наук. Правительство республики решило поставить во главе его специалиста с хорошей научной подготовкой, опытного, хорошо знающего богатства казахских степей. После долгих обсуждений было названо имя Сатпаева. Но у него даже не было никакой научной степени. Всего лишь рядовой геолог, начальник одной из 38 геологических служб Казахстана. А в новом институте будут работать десятки кандидатов, даже доктора наук. Руководство филиала высказывало сомнение в отношении предложенной кандидатуры — поговаривали, что в научном мире имя Сатпаева мало известно... Назначение его основным докладчиком на юбилейном собрании Академии наук было вызвано стремлением упрочить престиж ученого.

Доклад его превзошел все ожидания. Авторитетная и строгая аудитория слушала выступление с напряженным вниманием и высоко оценила его. Спустя некоторое время Сатпаев получил предложение Президиума академии занять должность директора нового геологического института.

Ему уже за сорок. Хотя пятнадцать из них посвящены поискам подземных богатств родной земли, не время еще оглядываться назад, рано подводить итоги странствиям или гордиться промышленными гигантами, возведенными на местах его изысканий. Самая пора для научного творчества. И все-таки тянет еще раз мысленно обозреть пройденное...

Он перенес немало трудностей, но, если вдуматься, и достиг немало. Осенью 1926 года, когда он впервые приехал сюда, Джезказган представлял собой небольшой поселок с несколькими десятками саманных домишек, разбросанных там и сям. А теперь это подлинный социалистический городок с высокими зданиями, широкими прямыми улицами, обсаженными зеленью. И геологоразведывательная контора, которую он оставляет, уже не та маленькая служба с единственным станком и двумя-тремя техниками. Самостоятельная организация со своим подсобным хозяйством, с многочисленными отделами и музеем, со штатом в тысячу человек.

Нелегко расставаться с тем, что создано твоими руками. Но задание партии и правительства превыше всего.

Он решил оставить во главе конторы Василия Ивановича Штифанова. Да, и по возрасту, и по опыту службы он уступает многим здешним инженерам-геологам... На ответственной работе он всего третий год, и не худо было бы еще годик-другой присмотреться к нему, показать кое-что. Но ничего, хватка у Штифанова крепкая, дисциплинирован, настойчив в достижении цели. Не знает покоя, пока не доведет начатое дело до конца. Трудолюбив, инициативен.

Решив вопрос о преемнике, Каныш Имантаевич объехал с ним и ближайшими сотрудниками самые важные объекты, на которых работали буровики. Попутно он делился с геологами своими соображениями о дальнейших путях развития Улутау.

Исследование окрестностей Джезказгана необходимо продолжать с тем же размахом. По его мнению, рудное поле района составляет много квадратных километров. За пятнадцать лет разведана лишь треть площадей. Во многих местах не удалось дойти до больших глубин. Значит, нужно снова исследовать ранее разведанные места глубинными скважинами. Западная часть и средние участки рудного поля изучены несколько лучше, полностью очерчены их границы. А вот южная и юго-восточная части остались почти нетронутой целиной. Он советует глубже и тщательнее разведать северное направление — рудоносные участки, относящиеся к Жиландинской группе, ибо расположение рудного поля и состав руды обещают хорошие перспективы. Возможно, не всегда качество руды будет удовлетворять нас. Но нельзя забывать и о том, что существуют в мире рудники, где добывают руду с очень низким содержанием меди...

— Сейчас в нашей республике развивается преимущественно цветная металлургия. В этом повинны прежде всего мы, геологи. За последние годы я очень много внимания и времени тратил на изыскание железных руд. Оставляю вам в наследство Карсакпайское месторождение железа, Атасу и Каражал. Вам предстоит в ближайшие годы завершить их разведку и выступить с предложением о промышленной разработке руд перед проектными организациями.

Хотя мы соединены железной дорогой с карагандинским углем, он очень далек от нас и обходится дорого. А с развитием вашего города, с ростом его производственной базы в десятки, в сотни раз увеличится и потребность в топливе. Стало быть, оно обойдется нам еще дороже. Единственный способ сократить потери — ускорить разведку Киякты. Уголь там есть, и запасы его немалые. Трудность заключается в том, что он лежит в стороне от железной дороги. Выход из этого положения, по-моему, один — сооружение ветки Джезказган — Аральское море. Чтобы начать такое строительство, нужно иметь крепкую сырьевую базу. Думаю, в этом направлении вам придется поработать.

Хочу сказать еще: в наследство вам достались золотые кадры. Когда я принимал на работу сегодняшних буровиков-стахановцев, почти все они были неграмотными кочевниками, понимавшими толк разве что в скотоводстве да в ловле сусликов. Но старанием и упорством они добились того, чтобы стать отличными мастерами. Благодаря их самоотверженному труду мы добились и последние два года удерживаем звание лучшей в Союзе геологоразведывательной службы. Эти люди — моя гордость! Их я обрел в тяжелое время, прошел вместе с ними долгий и трудный путь. Я перед ними в долгу на всю жизнь. Они всегда делились со мной последним куском хлеба. Они самые дорогие и близкие мне по духу люди! Я давно обещал никого из них никуда не отпускать до достижения ими пенсионного возраста. Теперь прошу вас помочь мне сдержать это слово. Работайте в согласии с этими кадрами, не обижайте их, считайтесь с их мнениями, запросами. Обидев их, вы обидите меня...

Теперь, пожалуй, можно и отправляться. Истек срок, который он испросил у руководителей филиала, чтобы уладить все дела в Джезказгане.

— Нет, Канеке, так нельзя, — сказали ему в бригаде буровиков, — мы не можем так просто отпустить тебя. Удели нам еще день. Вон сколько лет трудились вместе, побудь еще один день с нами. Не на работе, а на отдыхе...

В воскресенье утром весь коллектив геологов на нескольких машинах отправился на отдых. Они выбрали живописное место на берегу Джезды, там, где речка, сжатая горами, делала большой изгиб. Выдался ясный, безветренный день. Халык и Мырзабек — мастера-бурильщики, которые сегодня были ответственны за организацию пикника, видимо, рановато приступили к своим обязанностям. К приезду разведчиков в казане уже что-то клокотало. Поставлены палатки, юрты. Их отдали женщинам с детьми. Прочие решили расположиться прямо на зеленом лугу, под открытым небом. Чуть погодя был доставлен и кумыс в двух бурдюках. Не забыли захватить гармонь и домбру. Звучали казахские, татарские мелодии; они сменялись русскими песнями. Не было конца пожеланиям, просьбам, наказам. Снова и снова люди говорили о своей признательности, любви, о том, что будут скучать, что им трудно расставаться с дорогим Канышем...

И когда гул голосов, возбужденных кумысом и шампанским, достиг предела, табунщик подсобного хозяйства геологоразведки Сарымолла, по праву старшего сидевший на почетном месте, потянулся к домбре.

Друзья мои, близкие!

Прислушайтесь к голосу моему.

Вот что я вам скажу:

Когда степной орел -

Опора и крылья наши -

Собрался оставить нас,

Желает в иные края

Перелететь, к подножью

Красавицы Алатау...

Сидевшие вокруг притихли, услышав речитатив. Слова пожилого певца были как нельзя кстати, отвечали приподнятому настроению людей. Похоже, к сегодняшнему торжеству рабочий-акын пришел не без подготовки. Импровизировал он дольше обычного. Слова емкие, мысли собраны. Складно и последовательно рассказал он в стихах о жизни Каныша, о его деятельности в Джезказгане.

— Дорогой, Каныш, сокол ты наш! Даю наказ от имени твоего народа: где бы ты ни был, будь настойчив, верен себе, своей цели. Продолжай искать и находить богатства недр. Пусть знания твои приносят пользу людям. И счастья тебе самому!

Акын утер пот с лица, выпил кумыса и закончил импровизацию следующим речитативом:

Залетев с Улутау,

Прилетай в Алатау,

Расскажи там о кладах Джезказгана

И покажи, чему здесь учили,

И еще закалку нашу рабочую,

Твердость нашей породы...

Едва акын умолк, собравшиеся разом заговорили:

— Верно сказал Сары-ага! Нет ошибки в его словах.

— Точно выразил наше уважение, наши чувства к Канеке!

Каныш слушал молча, с чуть заметной улыбкой на устах. Остановив жестом возгласы одобрения, поднялся с бокалом шампанского.

— Друзья мои! Дорогие братья-геологи! — Он умолк, еле сдерживая волнение, охватившее его. — У нашего народа есть мудрое изречение: «Птица взлетает с помощью крыльев, а приземляется на хвост». Если применить эту мудрость к моей жизни, то моими крыльями являетесь вы... Геологи иногда называют меня «Счастливым джигитом». Да, я счастлив! Счастлив не тем, что обнаружил богатства Джезказгана, а тем, что встретил вас. В 1929 году, когда расформировалась партия Геолкома, я остался здесь один с несколькими техниками. Что бы я делал тогда, если бы вы не явились на мой зов! И в тридцать третьем, когда сократили финансирование разведки, многие из вас твердо заявили: «Никуда не уйдем. Не оставим тебя!..» Да и потом, в трудные времена, что бы я сделал, если бы не чувствовал постоянно вашей поддержки? Нет, друзья! Вы глубоко ошибаетесь, если разделяете мнение Сары-ага о том, что я один разыскал ключ к богатствам Джезказгана. Я был силен вашей помощью, преодолевал трудности, потому что вы всегда были со мной. Поэтому я сегодня с полным основанием говорю: «Вы — мои крылья, моя опора!..»

Некоторые из старых разведчиков уже вытирали слезы, многие готовы были последовать их примеру. Люди почувствовали, что пришла минута расставания.

Сделав паузу, Каныш неожиданно повысил голос:

— Нас, людей разных национальностей, подружил, сроднил Джезказган. Поэтому, друзья, я поднимаю этот прощальный тост за землю Улутау, за тот трудолюбивый народ, что в течение многих веков обитал на этой земле, за светлое будущее Большого Джезказгана; пью за вас, первооткрывателей его богатств, моих дорогих, самоотверженных друзей-разведчиков! — Сказав это, он пошел по рядам, чокаясь с одним, обнимаясь с другим, целуясь с третьим. Затем плеснул несколько капель шампанского на землю, остальное выпил до дна...

Когда машина, в которой возвращались супруги Сатпаевы, остановилась у крыльца их дома, Каныш увидел тещу — она стояла, прислонившись к стене, взволнованная. Вид у нее был удрученный.

— В чем дело, мать? Почему невесела?

— Беда, беда-то какая! — ответила она неожиданно резко. — Вы что, глухие, не слышали? Германия напала на нас. Война...

Из воспоминаний Т.А.Сатпаевой:

«...Наступил первый день Великой Отечественной войны. Эта новость затушевала все личное.

Через несколько дней, окончательно попрощавшись с Джезказганом, выехали на станцию Джусалы, связывающую Джезказган с большой жизнью страны. Тревожным был этот переезд Каныша Имантаевича на новое место работы. Эти тревоги и заботы складывались, конечно, прежде всего из состояния войны нашей страны и более из большой ответственности каждого перед своей Родиной в столь грозный для нее час. Эта ответственность призывала к жизни все силы, всю энергию, весь творческий дух на мобилизацию всего возможного, что могло быть полезным в это тяжелое время. В полной мере понимая неотложные задачи, Каныш Имантаевич видел все трудности предстоящей работы, всю ее сложность. Новый, малознакомый коллектив с какими-то своими направлениями, новые организационные задачи, новые неотложные дела.

С переходом на работу в 1941 году в казахский филиал Академии наук СССР со свойственной ему неутомимой энергией подошел Каныш Имантаевич к открытию новой страницы в своей деятельности — созданию науки в Казахстане».

Часть третья

Вершины

Известно, что наукой овладевает тот, кто испытывает жажду познания. Но одного стремления мало. Даже сам процесс приобретения знаний должен быть подчинен определенной системе.

...Для того чтобы сохранить свои познания и разум, нужно иметь характер. Сильный и крепкий характер. Тут уместно сравнить его с сосудом, хранящим бесценную влагу. Действительно, зачем овладевать знаниями, если их негде хранить? Значит, нужно быть стойким, нужно всегда сохранять твердость духа.

Абай Кунанбаев. 32-е слово назидания. 1895 год

Все для победы

В Алма-Ату прибыли в ночь на первое июля. Столичный вокзал, так же как все станции, которые они проезжали, был забит людьми. Прошло лишь десять дней с начала войны. Страна поднималась на бой с ненавистным врагом. День и ночь кипела работа в тылу, день и ночь шла кровавая страда на фронтах...

На следующий день Сатпаева вызвал к себе секретарь ЦК Компартии Казахстана Габдолла Бузурбаев.

— Институт геологических наук ваш, — сказал он, — но руководство казахским филиалом Академии наук СССР тоже придется осуществлять вам. Не удивляйтесь, Каныш Имантаевич. Время такое. Академик Григорьев по-прежнему остается председателем Президиума. Но он живет в Москве и вряд ли сможет непосредственно руководить филиалом. Собственно, так работали и раньше. Иосиф Федорович двигал наши дела в столице, в Президиуме Академии наук, а я как заместитель его здесь выполнял функции председателя... Так что без возражений принимайте свои дела и приступайте. Нынче все мы работаем за двоих, придется, будем и за четверых.

В другое время Каныш Имантаевич, может быть, возражал бы против такой нагрузки: руководить только что организованным институтом, да еще КазФАНом, который призван направлять всю научную мысль республики! Но сейчас времени на размышления не было. Тот же Бузурбаев еще вчера был заместителем академика Григорьева. А сегодня уже секретарь ЦК вместо отправившегося на фронт. На войне как на войне!

Он помнил, как год назад проверяла работу казахского филиала объединенная комиссия Президиума АН СССР и ЦК Компартии Казахстана. Оценка была дана неудовлетворительная: не выполняется план по основным научно-исследовательским темам, слаба связь с промышленными и сельскохозяйственными объектами; не созданы надлежащие условия для воспитания местных национальных кадров — из 22 аспирантов только два казаха... Словом, филиал не сделался подлинным центром научной мысли республики... И сектор геологии работал куда хуже, чем следовало ожидать. План исследований был выполнен лишь на пятьдесят процентов. Дело дошло даже до обмана руководства филиала: например, исследовательская тема «Использование сланцев как топлива» была показана начатой; на самом деле к ней даже не приступили, а закупленное оборудование, брошенное под открытым небом, за это время пришло в негодность...

Итоги работы комиссии рассматривало специальное заседание Совнаркома республики.

«Впервые я увидел К.И.Сатпаева на заседании СНК Казахской ССР в 1940 г., когда слушался отчетный доклад руководителей Казфилиала АН СССР, в котором я сам начал работу летом 1937 г., — писал позднее казахстанский академик Н.В.Павлов. — После неожиданной смерти в 1939 г. председателя Президиума КазФАНа, известного геолога академика А.Д.Архангельского, руководство филиала, дела которого шли из рук вон плохо, все еще не могло стабилизироваться. Из Москвы от Академии наук СССР наезжали бесконечные комиссии, обследовавшие состояние филиала, и без малейшего труда констатировали его печальное положение.

Рядовые сотрудники разбегались, как с тонущего корабля... И вот после пространного доклада ученого секретаря филиала, изо всех сил старавшегося представить дела в самом радужном свете, выступил и Сатпаев содокладчиком. Он говорил жестоко, но справедливо, критикуя беспорядки, воцарившиеся в филиале. Будто свежий ветер повеял в нашу затхлую, пропитанную интригами атмосферу, и все присутствовавшие на заседании сотрудники КазФАНа повеселели и ободрились. Сатпаев говорил, что филиал нужен, что он должен быть центром науки в Казахстане, но занять это положение он может только при деловом и разумном руководстве, значительном усилении кадров и четкой оперативной работе, которой пока что-то не видно».

Тогда же Совнарком республики, приняв рекомендации объединенной комиссии, сменил руководство филиала. Заместителем председателя Президиума был назначен кандидат исторических наук Г.О.Бузурбаев, в то время работавший помощником секретаря ЦК КП Казахстана. Каныш Имантаевич был введен в члены научного совета филиала. И вскоре уехал к себе в Джезказган.

Не прошло и года, как он назначен сюда на работу... Новое руководство филиала и его ученый совет, разумеется, не сидели сложа руки. Но в столь тонком деле, как организация науки, много ли можно успеть за такое короткое время? Теперь же необходимо добиться повышения эффективности исследований в кратчайший срок. Этого требуют нужды войны.

Необходимо отрешиться от представлений мирного времени, отказаться от занятий чистой наукой. «Например, — говорил он, — сектор ботаники на время может приостановить свои фундаментальные исследования, временно заняться поисками лекарственных трав. Или найти виды растений, нужные для обороны. Агротехники занялись бы составлением почвенных карт республики. Ведь республике в будущем году предстоит в несколько раз увеличить посевы зерновых. А зоологи должны включиться в это дело в ближайшие дни — дать правительству республики необходимые рекомендации по резкому увеличению фондов мяса и пушнины. Ведь казахские степи богаты этими дарами природы».

«Моя первая встреча с Канышем Имантаевичем была несколько необычной и в обстановке далеко не научной. Мы познакомились в магазине, — вспоминает другой казахстанский академик — И.Г.Галузо. — Случайно оказавшись рядом, он задал мне какой-то вопрос, из которого было видно, что он не алмаатинец. Завязался разговор. Я узнал, что мой собеседник геолог и только несколько дней тому назад приехал в Алма-Ату. Когда К.И.Сатпаев, в свою очередь, узнал, что я зоолог, он широко улыбнулся и сказал: „Ну что же, может быть, вместе поедем на охоту“. И тут же засыпал меня вопросами из области зоологии: какие промысловые, пушные и вообще хозяйственно полезные животные заселяют территорию Казахстана? Как развит промысел рыбы? И прочее. Я не мог понять, почему геолог вдруг так подробно интересуется зоологической наукой. Когда на следующий день я поделился со своими товарищами по работе впечатлениями от встречи с интересным геологом, кто-то мне сказал: „Так это же, видно, был К.И.Сатпаев, который приглашен руководить нашим филиалом“. Прошло несколько дней, и я уже был на официальном приеме у нового руководителя нашего филиала К.И.Сатпаева. Беседа затянулась, помню, очень долго. Каныш Имантаевич интересовался всеми тонкостями зоологической науки, а когда он узнал, что я паразитолог, то переключил свои интересы и в эту область... Меня поразил исключительно четкий, ясный и оправданный требованиями народного хозяйства и культуры план развития зоологической науки в Казахстане, который начертал К.И.Сатпаев при этой первой нашей официальной встрече. Спустя некоторое время Каныш Имантаевич беседовал с группой зоологов и ботаников, работавших в казахском филиале АН СССР. Он говорил с каждым из нас в отдельности, знакомился с состоянием науки во всех деталях и затем, сориентировавшись, вносил свои рекомендации. Помню, однажды он нарисовал нам далекую перспективу освоения и реконструкции животного мира республики. Он много говорил о рыбных запасах и, так как в то время страна испытывала затруднения в продовольственных ресурсах, ставил перед нами задачу массового изучения рыбных запасов и возможностей использования наземных позвоночных животных. В одной из таких бесед возникла мысль о реконструкции фауны и обогащении ее продуктивными животными, а также водоемов промысловыми видами. К.И.Сатпаеву очень понравились работы сектора зоологии по выведению новой породы овец-архаромериносов. К моменту прихода К.И.Сатпаева в филиал уже были получены ободряющие результаты. Ознакомившись подробно с состоянием работ по выведению новой породы, он взял их под личное свое наблюдение и до последних дней своей жизни интересовался этим вопросом.

По предложению Каныша Имантаевича Сатпаева и его представлению была образована Курмектинская база, где и продолжались работы по выведению новой породы овец».

В кабинет руководителя филиала частенько заходили и ихтиологи.

— Во всем роду Сатпаевых не было рыбаков. Никто из нас не держал в руках удочку. А вот теперь приходится заниматься рыбными делами, — шутил Каныш Имантаевич.

Иной раз такие разговоры затягивались до полуночи, так как днем беседовать было некогда. Работы у всех по горло, а больше всех у Каныша Имантаевича. К тому же все без исключения сотрудники должны заниматься военной подготовкой.

У Сатпаева постоянно возникали новые замыслы — то предложит зоологам снарядить экспедицию на берега Балхаша для разведения ондатры, то загорится идеей химбиологов о выделке и окраске кож с помощью вытяжки из корней местных растений.

Но, разумеется, основным его делом оставалось руководство Институтом геологических наук, который тогда располагался в небольшом двухэтажном особняке на улице Виноградова, там же, где и все отделения филиала. Было тесно, но никто не роптал. Ведь в институте пока состояло лишь 25 научных сотрудников (только четверо из них были кандидатами наук). Теперь предстояло расширить штат, усилить секторы — геологический, металлургический, нерудных материалов и гидрогеологический, заново укомплектовать аналитическую химлабораторию. Для Каныша Имантаевича, прежде руководившего большой геологоразведочной конторой, все это не составляло особой трудности. Но здесь, как и в Джезказгане, все надо было начинать почти с нуля. От подбора кадров до строительства здания института...

До 1920 года недра казахской степи изучались разного рода выездными экспедициями. Они разведали немало полезных ископаемых. Однако ни одна из них не могла дать всеобъемлющего геологического описания огромной страны. Не было поэтому и достоверной геологической карты республики. А та, что была составлена в давние времена, обходилась только тремя цветами. На языке геологов это означало, что данная местность является в отношении полезных ископаемых самой бедной.

Планомерное изучение степи начинается с двадцатых годов. Ведется детальное картирование — каждый район, каждая область по мере экономико-хозяйственной необходимости снималась на карту десятикилометрового масштаба. Эту работу выполнял Геолком. Лучшие специалисты, ученые-геологи возглавляли экспедиции, снаряженные им в Казахстан. В результате за несколько лет была обследована обширная территория республики. Партии искали воду, полезные ископаемые, занимались съемками. Их усилиями была доказана большая значимость Карагандинского угольного бассейна. Как раз в эти годы геолог М.П.Русаков открыл так называемые «вторичные кварциты» Центрального Казахстана, среди которых нужно искать концентрации меди, залежи корунда и огнеупорных материалов. Следуя своей теории, он открыл в 1928 году Коунрадское медное месторождение, которое стало основной рудной базой для строительства большого Балхашского медеплавильного комбината. Основываясь на этой теории, геолог Р.А.Борукаев обнаружил в 1930 году Бозшакульское месторождение меди.

Создание крупных промышленных трестов, таких, как Карагандауголь, Алтайполиметалл, Эмбанефть, Атбасцветмет, и организация при них постоянных геологических отделов открыли новые возможности для детального изучения недр Казахстана. В 1931 году в Алма-Ате был учрежден Казахский геологоразведочный трест. А к началу Великой Отечественной войны в Казахстане планомерной геологической разведкой занимались, кроме республиканского геологического управления (созданного на базе вышеназванного треста), еще тресты Казцветметразведка, Алтайцветметразведка, Казуглеразведка, Казнефтеразведка и геологические отделы или конторы при крупных промышленных комбинатах — всего 38 организаций. В количественном отношении это была самая многочисленная геологическая служба Советского Союза. И в качественном отношении ее кадры не уступали специалистам из центра. Многие из рудных залежей, разведанных казахстанскими геологами, стали к тому времени сырьевой базой вновь возведенных крупных промышленных объектов, еще большее число их находилось в стадии детальной разведки. Словом, человек, взглянувший в те годы на карту Казахстана, увидел бы, что она вся испещрена значками, обозначающими буровые вышки и палатки разведчиков недр.

Увеличение числа объектов изысканий, приведшее к резкому росту количества геологических кадров на местах, имело своим следствием и возникновение центров научной мысли на периферии.

Давно ощущалась потребность в едином геологическом центре в Алма-Ате, который мог бы обобщать результаты практической деятельности разведчиков и направлять ее.

Только что основанному учреждению пришлось с ходу перестраиваться на военный лад, организовывать всю свою исследовательскую работу с учетом нужд обороны страны. По мысли его директора, в идеале каждая научная работа должна обернуться залпом по врагу, любое открытие, всякая разведка месторождения немедленно должны приносить практическую пользу. На землях, временно занятых врагом, осталось много производственных мощностей, сырьевых баз. Для восполнения этих потерь требуется мобилизация всех ресурсов восточных районов — Урала, Сибири, Средней Азии и Казахстана. Необходимо в кратчайшие сроки открыть и разведать новые месторождения руд. Бросить на это все силы...

И вскоре четко организованная работа начала давать свои плоды. Вот архивная справка за один лишь 1941 год, притом за его последние шесть месяцев: по теме «Алтайские полиметаллические месторождения» проверено более девяноста рудопроявлений; а по темам «Пути увеличения выплавки меди в Казахстане» и «Возможности выплавки меди по системе местной промышленности» проверялось более семисот заявок на медь; кроме того, именно в этот период поданы конкретные предложения по изысканию совершенно новых крупных месторождений железа и марганца, о транспортировке богатой джезказганской руды на Балхаш и разработке для этого новых богатых залежей.