Жаркий июль

Я хочу, чтобы младший лейтенант припомнил все, что может припомнить, а для этого надо заглядывать ему в глаза, кроме того, вероятно, существует какая-то незримая связь между людьми, и я почему-то уверен: чем ближе люди друг к другу, тем легче осуществляется эта связь.

Просительно заглядываю в глаза Харченко и спрашиваю:

— Две недели назад у вас снимали с учёта белую «Волгу» номерной знак «КИФ 22-35». Помните этот случай?

Младший лейтенант хмурится и смотрит на меня насторожённо:

— У нас, знаете, каждый день… Снять с учёта, поставить… Круговорот…

Я понимаю Харченко: черт его знает, зачем это появился настырный капитан из угрозыска. Может, они что-нибудь прозевали, и самая лучшая позиция: знать не знаю и ведать не ведаю.

— Конечно, круговорот, — соглашаюсь я, — и черта с два что-нибудь запомнишь. Но ведь по глазам вижу: память у вас — дай бог каждому, да и «Волга» заметная — белая и новая. И у меня большое подозрение: снимал её с учёта не настоящий хозяин, а, вероятно, убийца.

Глаза младшего лейтенанта округляются. Убийца — это серьёзно, и он тотчас же сам становится серьёзным, нагибается ко мне через стол и говорит:

— Кажется, припоминаю… Хорошая машина, три тысячи на спидометре, я ещё подумал: спекулянт проклятый, сдерёт за неё ого сколько!

Я раскладываю на столе перед младшим лейтенантом три фотографии, в том числе снимок Евгена Максимовича Бабаевского.

— Один из них — владелец этой «Волги», — говорю.

Харченко отрицательно качает головой.

— Нет, с учёта снимал совсем другой.

— И вы хорошо запомнили его? — с надеждой спрашиваю я.

— Конечно, — отвечает он и без напускной скромности добавляет: — У меня вообще хорошая память. Увижу, как сфотографирую.

— И что же подсказывает вам эта фотопамять? — Не удерживаюсь от иронии, но тут же понимаю, что полностью завишу от этого веснушчатого младшего лейтенанта, и сразу поправляюсь: — Устный портрет, товарищ Харченко, я очень прошу: устный портрет!

Младший лейтенант задумывается. Я не тороплю его, понимая, с каким напряжением работает сейчас его мозг.

— Так… — начинает он наконец. — Мужчина лет сорока или чуть меньше. Мешки под глазами, и морщины от носа до кончиков губ. Лысый, осталось совсем мало волос, зачёсывает остатки слева направо. Лоб высокий, морщинистый, нос с горбинкой, большой, а глаза ввалившиеся, тёмные и пронизывающие. Губы бледные, узкие, уши хрящеватые. Рост около ста восьмидесяти. Кадык все время шевелится.

Я благодарно киваю: устный портрет выразителен и сделан профессионально.

— Как держался? — уточняю.

Харченко едва заметно улыбается.

— У нас — машины… — говорит он неопределённо. — А в каждой машине можно найти недостатки. И эти недостатки, если они серьёзные, мы находим. Ну, знаете, как люди держатся… Одни благодарны, другие угодливы, улыбаются тебе, как лучшему другу. Этот тоже — слащавый, угодливый, в звании меня повысил, лейтенантом называл. Я ещё подумал: у тебя «Волга» только обкатку прошла, зачем же льстить? По закону все сделаем. Ещё спросил: «Продаёте?» Немного смутился, руками развёл: мол, что поделаешь, обстоятельства. «Дачу, — отвечает, — хочу купить, и деньги нужны…» Врёт, конечно, сукин сын, глаза неискренние, бегают… Однако все документы в порядке — подписал, и катись ко всем чертям.

— А у вас и правда хорошая память, — говорю я, потому что помнить через столько дней такие детали сможет не каждый. — Припомните, пожалуйста, один он был или с кем-нибудь?

— Один, — ни на мгновение не заколебался младший лейтенант. — Кстати, — обрадовался, — ещё одна деталь: если будете искать этого пройдоху, пригодится. На подбородке у него ямочка, знаете, такой раздвоенный подбородок…

— Брюнет или блондин?

— Лысый… — разводит руками. — Хотя брюнета запомнил бы, точно, блондин, я же говорил, совсем мало волос осталось, но блондин.

— Паспорт его смотрели?

— Это вы на предмет фотографии? — догадывается. — Паспорт был в ажуре. Все документы хорошие, не придерёшься. Кстати, а что с настоящим владельцем?

— Если бы знал…

— Ищете?

— Начали.

— Но ведь его нет уже две недели! — До младшего лейтенанта наконец дошла суть того, что случилось. — Значит…

— Все может быть, — ответил я уклончиво. — Прощай, младший лейтенант. Ты мне очень помог.

Вышел на улицу, взглянул на часы. Половина третьего, и сегодня уже нечего делать.

Теперь первое — магазин: установить, кому продана белоснежная красавица. Покупатель общался с лысым, снимавшим машину с учёта, по крайней мере два дня: на автомобильном базаре, где договаривались, и в магазине, где оформляли продажу. Да и сам автомобиль надо осмотреть. Почти две недели, как он у нового владельца, да чего на свете не бывает, может, что-нибудь и сохранилось.

Магазин сегодня выходной, раньше, чем завтра в десять, в него не попадёшь. Я огляделся и направился к ближайшему телефону-автомату позвонить Марине.

2

«Волгу» могли продать в Узбекистан, в Грузию, куда угодно, но оказалось, что новый её владелец живёт в Быковне, на окраине Киева, и добраться к нему можно автобусом за полчаса.

Я немного постоял перед домом Микиты Власовича Горобца. Это было впечатляющее зрелище: двухэтажный кирпичный красавец с широкими окнами и большой стеклянной верандой, он словно гордился собой, выставлял себя напоказ — усадьба была обнесена не сплошным, глухим деревянным забором, а оградой из высоких металлических прутьев, заострённых вверху. За прутьями, правда, густо, плотно друг к другу росли подстриженные ёлочки, они образовывали ещё одну, в человеческий рост, вечнозелёную ограду — это было действительно красиво и удобно, и я удивился вкусу хозяина дома. Наверное, профессор или отставной полковник, почему-то подумал я: деньжата водятся, захотелось шикануть, поездить на «Волге», — официально приобрести её трудно, вот и отправился на базар.

Честно говоря, мне стало немного жаль Микиту Власовича: должно быть, «Волгу» придётся пока что, до выяснения всех обстоятельств, отобрать, да и потом дело решит суд — приятного мало.

На мой стук в калитку откликнулся пёс. Лаял злобно и звенел цепью, однако никто не шёл отворять.

Я постучал ещё раз и только тогда увидел, как открылась дверь стеклянной веранды, и на высоком крыльце появился пожилой седой мужчина в синих спортивных брюках и белой майке. Не спеша спустился с крыльца, загнал пса в конуру и отпер калитку. Но не пропустил во двор. Стоял на бетонированной дорожке, загораживая вход, и вопросительно смотрел на меня.

Я молча вынул удостоверение, он внимательно рассмотрел его и сделал шаг в сторону.

— Прошу… — наконец улыбнулся, но улыбка получилась неискренней, вымученной. — Входите, пожалуйста, но не знаю: уголовный розыск — и ко мне…

Рядом с бетонированной дорожкой к веранде пролегала ещё одна, значительно шире, к большому кирпичному гаражу, построенному не один год назад: масляная краска на железных воротах кое-где облупилась и выгорела на солнце.

— По поводу покупки вами машины у гражданина Бабаевского, — объяснил я.

— Прошу, — указал он на веранду, — прошу, но не понимаю, почему это вас заинтересовало. Покупка оформлена через комиссионный магазин, все законно, какие могут быть ко мне претензии?

Не отвечая, я направился к дому. Хотел остановиться на веранде, но хозяин открыл дверь в комнату.

— В зале прохладнее, — пояснил он, — и больше тянет на беседу.

Моя версия с профессором сразу отпала: какой же профессор назовёт гостиную залом и скажет «тянет на беседу»? И все же «зал» был обставлен действительно с профессорским шиком. Толстый китайский ковёр чуть не на весь пол, модная импортная «стенка» с хрустальными вазами и фужерами, удобные кресла и диван. У окна фикус. Этот фикус совсем не гармонировал с хрусталём и ковром, однако свидетельствовал об устоявшихся вкусах Микиты Власовича Горобца или его супруги. В конце концов, какое мне дело до их вкусов — в комнате и правда было прохладно; я опустился в кресло и с удовольствием вытер платком пот со лба.

Хозяин не сел рядом, он отодвинул стул от стола и примостился на самый его краешек, как бы подчёркивая, что у него нет времени рассиживаться и он не рекомендует этого незваному гостю.

— Покажите, пожалуйста, документы на машину, — попросил я.

Горобец встал, вышел в соседнюю комнату и сразу же вернулся с техническим паспортом, аккуратно обёрнутым целлофаном.

Я развернул документ. На первой странице все, как полагается: фамилия Бабаевского, номера двигателя и шасси, номерной знак, на другой тоже все в ажуре: печать автоинспекции, соответствующие подписи.

— Целлофаном обернули вы? — спросил я.

— Да.

Что ж, подумал я, это хорошо: возможно, на техпаспорте сохранились отпечатки пальцев человека, выдававшего себя за Бабаевского. Шансов, правда, не много, хотя все может быть.

Горобец протянул руку за паспортом, но я сделал вид, что не заметил этого. Спросил:

— Где вы работаете, Микита Власович?

— Вахтёром автопредприятия, — ответил он с вызовом, — но какое это имеет значение и какие у вас претензии ко мне?

Я ждал всего, только не этого. У вахтёра зарплата не больше ста рублей, на какие же шиши построен двухэтажный дом и приобретена «Волга»?

Не торопясь я вынул из кармана кусок бумаги, аккуратно завернул в него технический паспорт, спрятал. Краешком глаза не без удовольствия следил за выражением лица Микиты Власовича. Деланно вздохнул и только после этого счёл возможным объяснить:

— Дело в том, что вы приобрели краденую машину, и мы сейчас производим расследование.

Микита Власович побледнел. Побледнел, потому что, наверное, был стреляный воробей и сразу сообразил, чем это может обернуться для него. Однако все же ещё не до конца поверил мне.

— У меня подлинные документы! — воскликнул он. — Заверенные государственными учреждениями. Я заплатил за машину, и у вас нет никакого права!..

— Но «Волга» краденая, — ответил я твёрдо, — и вы, уважаемый, на сей раз лопухнулись.

Мне было приятно употребить именно это слово, потому что оно полнее всего выражало суть сложившейся ситуации. Старый жук, пройдоха, способный, очевидно, любого обвести вокруг пальца, сам угодил в западню.

— Не может быть… — уже не так уверенно произнёс Микита Власович. — Такой солидный и порядочный человек!

— Бабаевский?

— Да… Ещё приглашал в гости…

— Он такой же Бабаевский, как вы — римский папа. Где познакомились?

— Где же знакомятся — на базаре.

— Какого числа?

— В воскресенье… Постойте, значит, тринадцатого июня. И черт меня попутал — чёртова дюжина…

— А во вторник оформили соглашение?

— Да, в понедельник он снял автомобиль с учёта, и мы встретились во вторник, в десять, у магазина.

— Сколько заплатили за «Волгу»?

— Есть же документ, — неопределённо ответил он. — Я заплатил деньги в кассу.

— А сверх того?

Этих нескольких секунд Горобцу хватило, чтобы определить линию своего поведения.

— Ничего, — ответил он твёрдо. — Я не имею дел со спекулянтами.

— Так я вам и поверил. За такую машину берут, кажется, двойную цену.

Я допустил ошибку, и Микита Власович тотчас же воспользовался ею.

— А это уже дело милиции, — сказал он не без ехидства, — бороться со спекулянтами… распустили!..

Он махнул рукой и даже чуть приподнялся на стуле, словно хотел произнести целую речь против мерзавцев, нарушающих законы, но, очевидно, вовремя вспомнил, что у самого рыльце в пушку, и запнулся.

Теперь была моя очередь переходить в наступление.

— У вас большая семья? — спросил я.

— Жена и сын.

— Жена работает?

— Дай бог по хозяйству управиться.

— Сколько же платят вахтёру автохозяйства?

— А-а, вот вы о чем! — сообразил он. — Немного, девяносто пять рублей в месяц.

— А за «Волгу» вы заплатили девять тысяч с гаком. Или вдвое больше!.. Но, если даже сойдёмся на государственной цене…

— Мы подрабатываем на цветах.

— Эх, много ли на них заработаешь!

Микита Власович искоса бросил на меня взгляд какой-то странный, как на дурачка. И тут этот старый воробей, как я понял чуть погодя, имел несомненное превосходство над капитаном уголовного розыска.

— На жизнь хватает и на машину тоже, — ответил он. — И все по закону.

— Разберёмся… — туманно пообещал я. — А теперь прошу вас описать внешность человека, у которого вы купили машину.

Оказалось, что у Микиты Власовича зоркий глаз: его устный портрет как две капли воды совпал с нарисованным лейтенантом Харченко.

— Давайте посмотрим машину, — предложил я, — В гараже?

— Где же ей ещё быть? — мрачно пробормотал он. — Но «Волгу» я вам не отдам!

— Это уже не от меня зависит, — весело сказал я, — как решит начальство… Хотя мне кажется, что на неё будет наложен временный арест. Как на вещественное доказательство.

Он не ответил и, ссутулясь, направился к выходу.

За гаражом тянулась большая стеклянная оранжерея. Она занимала чуть ли не всю территорию усадьбы Горобца, — между нею и домом остался только узкий проход. Я заглянул внутрь и увидел только несколько горшков с довольно чахлыми растениями.

— И на этом зарабатываете? — я пренебрежительно ткнул пальцем в горшки.

— Оранжереи существуют для того, чтобы выращивать цветы зимой, — поучительно ответил Горобец.

— И что же вы разводите?

— Тюльпаны.

— Зимой?

— Когда же ещё!

Вдруг я вспомнил большие красные тюльпаны, которые покупал Марине Восьмого марта. Сколько же я тогда заплатил на Бессарабском рынке? Кажется, по трёшнице за штуку! И раскупили их у какой-то тётки за несколько минут.

— Подгадываете к Восьмому марта? — спросил я.

— Приходится.

— И сколько же тюльпанов выращиваете?

Микита Власович смутился.

— Ну, тысяч девять — десять.. Как когда…

Вот тебе и вахтёр автохозяйства! Если даже оптом по два рубля за штуку, сколько выходит? Конечно, и дом можно построить, и каждый год «Волгу» покупать.

Видно, Горобец что-то прочитал на моем лице, потому что начал оправдываться:

— Отапливаем и освещаем электричеством, по счётчику платим. Рабочей силы не используем. Все по закону.

Да, судить его нельзя. И все же — проклятый хапуга, нахал, сукин сын… Пользуется любовью людей к прекрасному, наживается на лучших чувствах.

И куда смотрят местные органы?

Дав себе слово сегодня же позвонить в эти органы, я пошёл осматривать машину.

Белая «Волга» стояла в просторном окрашенном помещении, как королева. Микита Власович был-таки настоящим хозяином — отполировал машину до блеска, и я с неудовольствием подумал, что вряд ли найду в ней что-нибудь достойное внимания.

Открыв дверцу, заглянул внутрь. В автомобиле ещё пахло свежей синтетикой — специфический запах новой вещи. Я где-то читал, что в Италии похитители автомобилей пользуются специальной жидкостью, опрыскивают ею сиденья и обивку машины, чтобы создать иллюзию новизны. В этом же случае не надо было создавать никаких иллюзий: «Волга» и так новая. Кроме того, Микита Власович, кажется, вылизал её собственным языком и вытер носовым платком.

Я зачем-то пощупал сиденья, заглянул в багажник. Пусто: новый хозяин ещё не успел набросать туда всякой всячины, которую всегда надо иметь под руками.

— Машину купили с чехлами? — спросил я.

— Заказал сам, — ответил он и не удержался, чтобы не похвалиться: — Мне обещали достать овечьи шкурки. Говорят, красиво и удобно.

Конечно, удобно, однако где же можно достать сейчас выделанные овечьи шкурки? Хотя этот пройдоха из-под земли выкопает.

Я протянул руку.

— Ключи!

Горобец неохотно достал их из шкафчика, подал,

— И дубликат.

— Но я же… — нерешительно начал он.

— Машину запрём, а ключи я передам экспертам. Так нужно.

Он вытащил ещё один комплект ключей. Я посмотрел на спидометр.

— Много наездили?

— Вот только пригнал из магазина… — вздохнул он. — Куда ж ездить?

На спидометре было около пяти тысяч километров. Старик Бабаевский сообщил, что сын перед путешествием в Крым наездил три тысячи. Сказал: приблизительно три тысячи. Следовательно, можно прибавить ещё сотни две или три. Пять тысяч минус три двести — тысячу восемьсот километров проехала «Волга» после двенадцатого июня. Или две тысячи.

— Когда осматривали машину на базаре, сколько было на спидометре?

— Четыре девятьсот.

Это уже о чем-то говорило: Бабаевский мог отъехать от Киева приблизительно девятьсот километров или меньше. Куда-нибудь за Мелитополь.

— Когда приехали на базар? — уточнил я.

— С утра, в девять.

— »Волга» уже стояла?

— Нет, подъехала что-то около двух.

— И в ней был один человек?

— Да.

— Сразу договорились?

— Почему сразу? Поторговались…

— Новые «Волги» продают не каждый день… Покупатели были?

— Ну, были, так что?

— А то, что вы не очень-то и торговались. Боялись конкуренции.

Горобец ничего не ответил, но мне и не нужен был его ответ. Быстро подсчитал: приблизительно за тридцать два часа — от шести утра двенадцатого июня до двух дня тринадцатого, когда она появилась на базаре в Киеве, — «Волга» пробежала минимум тысячу шестьсот километров. Возможно? Вполне.

— Машина была грязной? — спросил я.

— Блестела как новая.

— Так она же и есть новая.

— Вот теперь, после полировки… — Горобец нежно поласкал ладонью капот «Волги», и я понял, что он влюблён в неё.

Должно быть, не очень и торговался, денег у него хватает, выложил чуть не все, что запросили, — только для чего? Очевидно, один из тех владельцев, которые очень редко и неохотно выводят машину из гаража, моют, полируют её, оснащают разными приборами, зеркалами, колпаками ручной работы, — люди, на мой взгляд, чудаковатые. Но Миките Власовичу нельзя было отказать в здравом смысле, — единственно, что человек немножко помешался на вещах: вон какой ковёр лежит в «зале», да и гарнитур импортный, тянет тысячи на три…

Я решительно хлопнул дверцей «Волги», положил оба комплекта ключей в карман.

— Заприте гараж, — приказал я, — и никого не подпускайте к «Волге». Конечно, кроме наших сотрудников. Скоро приедут.

— Век бы их не видеть! — невежливо пробурчал Горобец себе под нос.

Но какое мне дело до его манер?..

Открывая калитку, оглядываюсь. Стоит у распахнутых ворот гаража, похожий совсем не на воробья, а на ворона, опытную старую птицу, которая все видела в жизни и которую на мякине не проведёшь.

И вот тебе на — так опростоволоситься!

Однако я тут же забываю не очень-то уважаемого Микиту Власовича Горобца и спешу на автобус. Мне ещё надо в сберкассу, центральную сберкассу Дарницкого района, куда были переведены из комиссионного магазина деньги гражданина Бабаевского и которые вместо него получил преступник, вероятно, убийца, лысый нахал, которого уже видело столько людей и который пока не оставил ни одного следа.

В магазине мне сказали, что гражданин Бабаевский требовал немедленно уплатить ему деньги, — его хорошо запомнила бухгалтер, потому что ссылался на командировку, чуть ли не скандалил, однако бухгалтер не нарушила инструкцию, отбила все атаки и перевела деньги на только что открытый счёт в сберкассе.

Я поинтересовался: откуда она знает, что счёт был только что открыт.

Оказывается, Бабаевский, поскандалив с бухгалтером, поехал в сберкассу, открыл счёт и вернулся через час уже с книжкой, на которую на следующий день ему перевели деньги.

В сберкассе за несколько минут я выяснил, что действительно двадцатого июня на счёт Бабаевского поступили из комиссионного магазина деньги, которые он снял с книжки в тот же день наличными.

Произошло это ещё неделю назад, следовательно, преступник имеет фору в неделю и мог за это время…

Куда мог отправиться за эту неделю преступник или преступники, мне не хочется даже думать…

Выясняю, кто из контролёров и кассиров работал двадцатого июня. Обе тут. Вызывают в кабинет заведующей молодую красивую девушку — у неё на лице тревога, значит, успели предупредить, кто я, и она не ждёт ничего приятного от нашего разговора.

Контролёрша садится на стул, положив руки на колени, как прилежная ученица, и смотрит в пол, стараясь не встретиться со мной глазами. Она очень хорошо помнит человека, получившего деньги, переведённые комиссионным магазином. Это закономерно, большие суммы выплачивают не каждый день, и я соглашаюсь с Людмилой Федоровной — так зовут контролёра, — что такого человека забыть трудно. Кроме того, именно она работала и в тот день, когда этот человек открывал счёт — он был разговорчив, любопытен, и я понимаю почему. На всякий случай хотел, чтобы работники сберкассы запомнили его: ведь для получения такой большой суммы нужен паспорт, и стоило контролёру или кассирше что-то заподозрить… Поэтому и сказал Людмиле Федоровне, что открывает счёт ради денег из комиссионного магазина, интересовался, когда они должны прийти, и сразу предупредил, что получит наличными.

Потом этот посетитель заходил накануне, спрашивал, не пришли ли деньги, — естественно, что когда, наконец, двадцатого июня выписал чек на полную сумму, это ни у кого не вызвало подозрений.

— А что, — интересуется Людмила Федоровна, — мы сделали что-нибудь не так?

Что я могу ей ответить?

В конце концов, однозначного ответа и не может быть. Обвёл её вокруг пальца опытный преступник, кстати, обвёл вокруг пальца не только её, а и работников автоинспекции — ведь переклеил фото квалифицированно и подделал подпись Бабаевского почти точно, — это мы уже знаем, только эксперты установили разницу, чего же требовать от контролёра сберкассы. Тем паче, что подписи на выплатном ордере и карточке клиента абсолютно тождественны.

Я пожимаю плечами и начинаю расспрашивать Людмилу Федоровну о разных мелочах, на самом же деле хочу услышать ответ на очень важный для меня вопрос.

— Когда Бабаевский получал деньги, много было в кассе народу?

— Нет, пусто.

— В котором часу он появился?

— Через полчаса после открытия, когда разошлись первые посетители. Знаете, всегда перед открытием собираются люди, и пока их отпустишь…

— Да, — соглашаюсь я, — а как он вёл себя? Беспокоился, нервничал?

— Кажется, нет. Поздоровался, вежливо так, и сразу: «Конечно, уже пришли мои деньги?..»

— Значит, в кассе было пусто?

— Ну, несколько человек…

— Он был один?

— Один.

— Точно помните?

— Я подумала: такие деньги, неужели не боится? Ещё вошёл за ним какой-то мужчина, смотрит, будто ограбить хочет.

— Почему вы так решили?

Людмила Федоровна задумалась. Наконец ответила, посмотрев мне в глаза:

— А я, знаете, всегда на посетителей обращаю внимание. Работа у нас такая, с деньгами…

— Нервная работа, — согласился я. — И что же делал тот мужчина?

— Разглядывал лотерейные таблицы.

— К Бабаевскому не подходил?

— Нет.

— И вышел вместе с ним?

— Чуть раньше. Бабаевский клал деньги в карман, когда тот вышел.

— И он видел, что Бабаевский получил большие деньги?

— Вот оно что? — В глазах Людмилы Федоровны вспыхнул тревожный огонёк. — И тот тип ограбил нашего клиента? А я думаю: зачем милиция…

Мне не хотелось её разочаровывать. Но и подтверждать её догадку я не мог. Попросил:

— Опишите внешность этого человека.

Людмила Федоровна потёрла щеку тыльной стороной ладони.

— Ну, высокий… и коренастый. Лицо у него ещё такое … — вздохнула. — Не помню…

— А почему вы подумали, что он может ограбить?

— Ну, знаете, есть такие типы… Смотрел исподлобья, и вообще черты лица неприятные. А у него ещё чёлка зачёсана вперёд. Ага, тёмная чёлка, и вид какой-то неопрятный. Небритый и рубашка мятая.

— Черты лица… — попросил я. — Попытайтесь описать.

— Лоб низкий, и чёлка над глазами… — повторила и задумалась. — Нет, не могу…

Я понял: больше мне из Людмилы Федоровны ничего не вытянуть. В конце концов, тот тип мог быть случайным посетителем. Только я успел так подумать, как контролёрша, оживившись, сказала:

— Совсем забыла… Извините, но совсем позабыла… Он же просто так смотрел на таблицу, ну, понимаете, когда проверяют выигрыши, лотерейные билеты держат в руках, а у него не было…

— Вот это уже кое-что… — Я сказал Людмиле Федоровне, что она умница, наблюдательна, и поспешил в управление.

Каштанов слушал меня молча, с живым любопытством в глазах, иногда поглаживал бородку, что было признаком хорошего настроения.

И все же несколько охладил меня:

— Говоришь, двое? И контролёрша наблюдательна… Женщины знаешь какие? Выдумать могла…

Я не согласился с полковником, но промолчал: Каштанов догадался об этом, потому что сказал:

— А впрочем, тебе, Хаблак, виднее. Могут быть и двое, и трое. — Достал из шкафа карту, разложил на столе. — Восемьсот километров, говоришь?

— Приблизительно.

— Ясно, что приблизительно. Выходит, где-то на юге Запорожской области или в Херсонской.

— Оформлять командировку?

— А ты догадливый.

— Вы же недогадливых не держите.

— Вылетай сегодня же.

3

В кабинете начальника Запорожской ГАИ сидели автоинспекторы, дежурившие двенадцатого июня на Симферопольской трассе. Рассказав, что именно привело меня в Запорожье, я попросил вспомнить, не случилось ли во время дежурства что-нибудь такое, что могло бы навести на след лысого преступника, завладевшего машиной Бабаевского.

Мне уже было известно, что в этот день на трассе произошли две аварии: «Жигули», объезжая грузовик, врезались в «Москвича», выскочившего навстречу из-за холма, и «ГАЗ-51» помял «Запорожца». Случаев краж автомобилей зарегистрировано не было.

Инспекторы сидели молча, будто воды в рот набрали. Наконец один начал:

— Белых «Волг» знаете сколько!..

Другой прибавил:

— Представьте, какая у нас трасса! Тысячи машин, и летом больше частных.

Остальные молчали, и я уже готов был признать бесцельность нашего совещания, когда встал высокий парень с погонами старшего лейтенанта и нерешительно сказал:

— Я, конечно, ничего не утверждаю, но вот какое дело. Там один «волгарь» превысил скорость. Ну, остановил я его, компостер в талоне заработал, и надо наказывать. Просит он, ну, все просят, но ведь гнал километров сто двадцать. Хочу уже пробивать дырку, а он говорит: «Только что вашего товарища подвозил, хоть это примите во внимание». Я и думаю: вот как хочет выкрутиться, врёт… На линии с той стороны никого нет, точно знаю, ни одного автоинспектора. Так и говорю, а он своё твердит: «Только что подвозил вашего брата». Я ему дырку в талоне, конечно, пробил, чтоб правил не нарушал, а теперь думаю: а если не врал? Кто же там мог быть?

Начальник областной автоинспекции сурово спросил:

— Почему не доложили?

— Не придал значения.

— Номер машины нарушителя записан? — спросил я. — Откуда «Волга»?

— Наша, запорожская. В списке нарушений все есть: и номер, и фамилия этого лихача. Все оформил как следует.

— Товарищи, — обратился к подчинённым начальник ГАИ, — никто из вас в тот день не просился в «Волгу»? — обвёл автоинспекторов взглядом. — Хотя напрасно спрашиваю. — И пояснил мне: — Все наши товарищи на автомобилях и мотоциклах. Правда, что-нибудь могло и случиться… Значит, никто не просил владельца «Волги» подвезти его? Никто.

Я задумался: в этой истории что-то есть.

Попросил разыскать этого нарушителя. Если, конечно, он в Запорожье. Мог отправиться в Симферополь, Ялту, на Азовское море, куда угодно, и сиди жди его…

Теперь все зависело от чёткости работы автоинспекции. Оказалось, что делопроизводство тут на высоте: уже через полчаса передо мной лежала справка. Владелец «Волги» «ЗПЖ 35-80» Савелий Иванович Куделя, инженер титано-магниевого комбината, и его адрес.

А ещё через десять минут сообщили, что Савелий Иванович Куделя сейчас на работе, и назвали номер его телефона. Я набрал этот номер.

— Куделя слушает… — раздалось в трубке.

Мы быстро договорились встретиться через полчаса. Савелий Иванович, правда, забеспокоился, почему автоинспекция заинтересовалась им. Пришлось успокоить: мол, нуждаемся в помощи и никаких санкций к нему применять не собираемся.

Днём в индустриальных районах Запорожья интенсивное автомобильное движение: если бы не ехали в машине ГАИ, неизвестно, сколько бы добирались до титане-магниевого комбината. И так опоздали на несколько минут.

Куделя ждал в проходной, и мы уединились тут же, на скамейке в сквере у входа на предприятие. Савелий Иванович — мужчина лет под сорок, с большими залысинами, загорелым лицом и пытливыми глазами. Он сел вполоборота ко мне и спросил:

— Чем могу служить?

Все же, несмотря на предыдущие заверения, Куделя немного волновался, и я поспешил успокоить его:

— Я из уголовного розыска, и мы надеемся на вашу помощь.

Инженер развёл руками:

— Пожалуйста, но…

— Двенадцатого июня за Мелитополем, — перебил я его, — вас остановил автоинспектор областной ГАИ. Так?

Куделя несколько смутился.

— Пробил мне дырку в талоне.

— За превышение скорости?

— К сожалению.

— Куда вы ехали?

— В Крым.

— Надолго?

— Дней на десять.

— Рассказывали автоинспектору, что перед этим подвозили какого-то работника милиции?

— Конечно. И не какого-нибудь, а такого же автоинспектора.

— Почему так считаете?

— Он остановил меня за Мелитополем и представился: сержант, уже не помню, как его… Кроме того, все, как полагается: палочка, погоны…

— Ехали один?

— Да.

— И автоинспектор был один?

— Почему один-двое. Ещё какой-то в штатском, дружинник. Проверили у меня документы, сказали, что едут на нарушение. Попросили подвезти. А я что: возражать трудно да и зачем?