Иван Павлович в крайнем случае был согласен на «добродия» – все же, что-то связанное с добром, а он считал себя человеком добрым. Ну, так сложились обстоятельства, ну, приходится чистить контейнеры, ну, лежат у них сейчас под задним сиденьем в специально оборудованном тайнике пять автоматов, а из них надо стрелять, ну, назовут их в том же Министерстве внутренних дел бандитами, ну, прикончит он без страха и сомнения какого-то чудика, осмелившегося помешать им во время операции, ну и что? Вчера, проходя мимо Владимирского собора, он бросил нищему тысячную, а на днях остановился в подземном переходе, что на площади Независимости, перед квартетом музыкантов, стоял долго, растроганный народной гуцульской мелодией, и бросил хлопцам в шапку целую пятитысячную. Разве это не свидетельства его доброты и благородных порывов? Правда, подумал, мог бы от щедрот душевных кинуть и десятитысячную, да рука в последний момент дрогнула, тем более, люди вокруг не очень-то раскошеливались, больше пятерки музыкантам никто не клал, так зачем же ему высовываться?
Начало смеркаться, когда повернули на боковую дорогу. Иван Павлович глянул в зеркальце: грузовики шли за ними вплотную и где-то через час они доберутся до того Богом забытого разъезда. Предусмотрено все: номера на бортах перерисованы, документы нормальные и подделку может определить лишь экспертиза. «Газон» с брезентовым верхом оборудован для перевозки людей, автоматы, как и в «девятке», надежно спрятаны.
Теперь можно не спешить, на место следует прибыть уже в темноте.
Когда до разъезда оставалось два или три километра, Луганский остановил «Самару». Рядом с березовой рощей, примыкающей к дороге. «Газон» уперся ему чуть ли не в багажник, и ребята выпрыгнули из кузова. Иван Павлович с наслаждением потянулся, присел несколько раз, разминаясь, и вытащил из «Самары» большой двухлитровый термос.
– Кофейку? – предложил. – Потому что уже почти приехали.
Никто не возражал, боевики, как их теперь называл Луганский, расположились на опушке леса, усевшись прямо на траву. Иван Павлович налил каждому по полкружки, отхлебывал из своей, щурясь от удовольствия, и вдруг понял, что не чувствует никакого душевного смятения, тем более – страха. Интересно, задумался, почему? Ведь первый в его жизни налет, если откровенно, разбойное нападение, а он пьет кофе, улыбается, и ни одна струнка в душе не дрожит, предвещая тревогу, ему не страшно, не чувствует даже укоров совести, не тоскливо, как будто впереди не опасное дело, а развлекательная прогулка.
А что чувствуют хлопцы? Неужто то же самое?
Луганский подсел к Коляде.
– Передай всем. Главное – темп. Не суетиться, но действовать быстро. За два-три часа должны управиться.
– Будто не понимаем!.. – обиделся Григорий. – Кому охота торчать на этом гадском полустанке? Раз-два, и в дамках.
– Страшно тебе?
– Обижаете, шеф.
– А хлопцы как?
– По-разному.
– То есть?
– Кому попервоначалу не страшно? Но скоро оботрутся. Привычка – великое дело.
– Ладно, отправляемся.
Эшелон с контейнерами стоял, как и было условлено, на запасном пути. Рядом – переезд через рельсы, но без шлагбаума: видно, жители окрестных сел проложили эту дорогу самовольно. Богом забытая дыра, и Иван Павлович искренне удивился беспечности железнодорожных служб, оставившим без присмотра эшелон с ценным грузом под открытым небом. С точки зрения бывшего гебиста их надо было бы привлечь к суровой ответственности, а он лишь радуется бесхозяйственности и расхлябанности.
Удивительные метаморфозы произошли с вами, пан Луганский, и всего за несколько недель…
Но Иван Павлович не стал дальше копаться в темных закоулках своей души: он посоветовал, как лучше подать грузовики к самой насыпи, а сам с хлопцами проследовал вдоль эшелона, присвечивая фонариком и сверяя номера контейнеров с записями в своей бумажке.
– Этот, этот и этот, – указал пальцем, – остальные – потом.
Парни стали ломать замки контейнеров, Иван Павлович удивился, как ловко выходило это у них. Хотя, говорят, ломать – не строить, большого ума для этого не требуется.
С первым контейнером управились за несколько минут. Луганский, увидев его содержимое, расплылся в счастливой улыбке: видеомагнитофоны, а каждый из них сейчас тянет… Говорили, не менее двухсот долларов или около того, а их тут полный контейнер.
– Ну, мальчики, – выдохнул горячо, – все это – в «Газон».
Хлопцы, играясь, разгрузили контейнер, слава Богу, здоровые амбалы, двое – бывшие штангисты, однако и остальные на здоровье не жалуются.
«Пятнадцать минут, – засек время Иван Павлович, – еще два контейнера с „видяшниками» около часа. О'кей, укладываемся».
Парни таскали пудовые ящики весело, никто и не помышлял об опасности, чувствовали себя раскованно, верили в свою звезду и безнаказанность, хохотали и шутили, будто собралась веселая мужская компания, где состязаются в острословии и ловкости.
Вдруг под лесом на противоположной от припаркованных грузовиков стороне разъезда вспыхнул свет фар.
– Стоп, – скомандовал Луганский, – всем замереть! Лежать и не дышать!
Автомобиль приближался медленно – «Москвич» или «Жигуль» – нырял на рытвинах неровной дороги. Внезапно высветил переезд и вагоны возле него. Иван Павлович поблагодарил Всевышнего, что грузовики стоят за насыпью и водитель может не заметить их. Однако на всякий случай велел Коляде и Сидоренко залечь у самого переезда, – при малейшей опасности водителя или компанию в машине следовало быстро нейтрализовать. Может, даже… – Иван Павлович резко махнул рукой, подсказывая, как именно придется поступить, но хлопцы и так понимали, что свидетелей оставлять нежелательно.
В этот раз пронесло: «Москвич», не притормаживая, миновал переезд, в темноте, видно, не заметил грузовиков. Не сбавляя скорости, переехал железную дорогу и через минуту красные огоньки задних фар исчезли в мраке ночи.
Иван Павлович чуть не перекрестился, но все же подумал: а вдруг проклятый шофер что-то разглядел и заподозрил неладное… А впрочем, что можно было предпринять? Не продырявить же таратайку из автоматов – в полутора-двух километрах отсюда хутор или животноводческая ферма, услышат выстрелы, поднимут тревогу…
Ну, проехал «Москвич», скатертью ему дорога, пусть водитель благодарит Бога, что не остановился…
– Быстрее, хлопцы, – скомандовал.
Да никого, собственно, и не надо было подгонять: все понимали – времени в обрез. Действовали слаженно, уже приспособились к обстановке: один подавал из контейнеров картонные ящики, остальные бегом преодолевали расстояние до «Газона», Коляда принимал там груз, укладывал аккуратно, впритык, чтобы ящиков поместилось как можно больше и ничего не повредилось в дороге.
Через час «Газон» забили до предела. Все контейнеры с видеотехникой, компьютерами и принтерами были опорожнены, все пребывали в отличном расположении духа, уже забыли о «Москвиче», а всегда улыбчивый и щедрый на острое словцо Олег Сидоренко начал даже рассказывать анекдоты.
Иван Павлович не возражал: юмор подбадривает…
А время подпирало – должны были еще разгрузить машины в Михайловке и Кандаловке.
Перегрузка стиральных машин заняла примерно еще час. Иван Павлович изумлялся: «Вятку», которую ему самому никогда не поднять, тот же Сидоренко переносил, шутя и играя – вот что значит сила и тренировка. Луганский поймал себя на мысли, что гордится собственным умением подобрать и сплотить такой коллектив! Во-первых, один в одного – каждый здоровьем так и пышет, во-вторых, единомышленники: в случае необходимости спокойно возьмутся за автоматы.
Наконец почистили все контейнеры. Иван Павлович в последний раз прошелся вдоль эшелона – не торопясь и подсвечивая фонариком. Убедился – все в порядке, и дал команду: по коням.
Снова разделились на пятерки. Коляда со Стеценко, Сидоренко и Шинкаруком в «Самаре», остальные хлопцы – в грузовиках. Компьютеры и видеомагнитофоны Иван Павлович решил пристроить у Михайленко. Сарай у него рядом с домом, кирпичный, просторный, с железными дверьми, окна зарешечены, да и на самого хозяина положиться можно. Как-никак, а председатель колхоза, в деревне перед ним всякий шапку снимает и никому в голову не придет пошуровать у него в сарае. Самое же главное: забор вокруг усадьбы высокий, с плотно пригнанными досками, вряд ли кто-то засечет их, когда станут разгружать «Газон».
Да и сам Василий Григорьевич – человек солидный, когда узнал, что Луганский от Петра Петровича, усмехнулся в усы, демонстрируя уважение. Видно, был обязан Яровому, а чем именно – Иван Павлович понял, попав в зал, так называл свою самую просторную комнату Михайленко. На ковре, покрывавшем всю стену, висел цветной портрет председателя колхоза, и золотая звезда Героя Социалистического Труда украшала его грудь. Без санкции первых секретарей обкомов у нас таких звезд не давали, сообразил Иван Павлович. Вот тут-то и разгадка: протолкнул Яровой Василия Григорьевича к высокому званию, точно протолкнул, ведь село среднее, ничем особенно не приметное, урожаи, наверно, тоже не такие уж отменные, а у председателя к тому же в гараже новенькая «Волга», не служебная, собственная, не иначе, как и к этому Яровой руку приложил.
Они добрались до Михайловки в третьем часу ночи. Председатель поднялся с постели молча, ни о чем не расспрашивая, открыл ворота и также молча наблюдал, как разгружали «Газон». Когда хлопцы управились с этим, Иван Павлович на всякий случай напомнил хозяину:
– Семьдесят шесть ящиков… Тот и глазом не повел.
– Никуда не денутся.
– Сами понимаете, Василий Григорьевич, Петр Петрович на днях их заберет. Или, может, мне поручит.
– Позвоните. Чтобы я был на месте.
И все: коротко и ясно. Приятно иметь дело с таким человеком.
Из дома Михайленко Иван Павлович позвонил в Кандаловку. Ответили сразу, словно Родзянко ждал у аппарата.
– Все в порядке, – сообщил. – Машина уже тут и хлопцы разгружают.
У Ивана Павловича отлегло от сердца. Наконец все кончилось. Только теперь почувствовал, как весь день у него были натянуты нервы. Хоть и болтали черт знает что, анекдоты рассказывали, шутили, смеялись, а нервы все равно были на грани срыва.
И лишь теперь можно расслабиться. Попросил у хозяина:
– У вас, уважаемый, бутылочка найдется?
– О чем разговор!
Луганский налил всем по полстакана: выпили за первый удачный день.
ДАЧА НА КОЗИНКЕ
Особняк Ярового поражал комфортом. Построил он его еще в благословенные времена, когда все склонялось перед ним, когда был. Первым поистине с большой буквы – жаль, только в области. Но, в конце концов, это не так уж огорчало Ярового: от большого корабля и требуется больше, да и, если разобраться как следует, пребывание на самой большой высоте не так уж и привлекательно, он был некоронованным королем на своей территории, хозяином и повелителем, – достаточно было пальцем шевельнуть, чтобы несметная армия чиновников, партийных секретарей, разных там писателей, художников и прочей интеллигенции встала по стойке смирно и выполнила любое его требование.
Тогда же Яровой и построил двухэтажный особняк неподалеку от Киева на речке Козинке. Не совсем законно, однако получил разрешение на самом высоком уровне, а кто тогда мог попереть против этого уровня?
Из области машинами привезли кирпич, лес, оцинкованное железо, бут для фундамента и прочие мелочи, начиная от импортной сантехники и кончая заготовленными самыми квалифицированными мастерами дубовыми оконными рамами и дверьми. А лестницу с первого этажа на второй Яровой заказал из мореного дуба, нашел в Киеве умельца-художника, виртуоза по дереву, наградил его участком земли для дачи на Десне, и тот сотворил поистине резное чудо – и за бесценок.
На втором этаже Яровой соорудил террасу. Выходила она прямо на Козинку, будто нависала над ней, отсюда открывался вид на бескрайние приднепровские луга, теперь их, правда, отгородили дамбой, а раньше они заливались и сплошь заростали клевером, иван-чаем, луговые цветы одуряюще пахли, а после первого укоса густой аромат зубровки доносился из-за реки, зависая над особняком.
Яровой сидел в качалке и с интересом рассматривал своего собеседника, словно видел его впервые. Качалка под тучным телом Ярового прогнулась и при малейшем движении поскрипывала, он пытался удержать равновесие и не только потому, что разговор требовал умственного напряжения и особой взвешенности, – гнусный скрип под ним отвлекал и раздражал, да и само покачивание расслабляло, в то время, как ситуация вынуждала его принимать и неординарные решения.
«Удивительный тип этот Винник, – думал Яровой, – внешне – прости, Господи, шибздик какой-то, все в нем несолидно: вертлявый, голова на тонкой шее, словно одуванчик, дунешь – облетит, оголив череп. А умница, не было случая, чтобы посоветовал что-то не в жилу. Голова!..»
Яровой представил себе оголенную яйцеобразную голову Винника и не удержался от усмешки. Отрезал кусок шоколадного торта, посоветовав Виннику:
– Угощайтесь, Альберт Юрьевич, для меня, например, нет ничего вкуснее шоколадного торта. А еще, если запивать его холодной «фантой»!..
– А вы – гурман.
– Гурман – не гурман, а сладости уважаю. Потому и тут лишнее… – погладил живот.
– Не гневите Бога, – возражающе покачал головой Винник, и Яровой снова зримо представил себе, как облетели с нее парашютики одуванчика. – Вы мужчина в соку. Во всяком случае, энергии вам не занимать. Однако, выкладывайте уж, зачем вызвали.
– Родилась идея…
– И все у вас – гениальные!
– Эта, по крайней мере, сулит кучу денег. Теперь шальные деньги просто под ногами валяются.
– Валяются, – согласился Винник. – Однако, как приходят, так чаще всего и уходят.
– Значит, так, – рассудительно начал Яровой. – Представьте себе фирму, скажем, под названием «Канзас». С намеком на выход в Америку. Фирма, продающая товар за купоны, к тому же с десятипроцентной скидкой, к тому же, товары повышенного спроса. Да еще и за безналичный расчет.
– С ума сойти можно… – Винник отрезал кусок торта, откусил, подержал в выпяченных по-негритянски губах, зажевал, сощурившись от удовольствия. – Правда, вкусно, – подтвердил, – и где вы такое добываете?
Казалось, Винник даже не услышал тираду Ярового о фирме с шикарным названием «Канзас». Но, прожевавши, спросил:
– Какой вам резон торговать за купоны? Да еще импортом? Кстати, товары действительно имеете?
– Пока что выбор не такой уж и большой: видеомагнитофоны, компьютеры, принтеры, стиральные машины.
– Ого! И это вы называете небольшим выбором? Не отобьетесь от желающих…
– Но ведь товаров, возможно, будет значительно меньше, чем предложений.
– Понимаю. Хотите немного обобрать простачков?
– Не исключено. Винник подумал и заметил:
– Не хватает ширпотреба. Разных там женских юбок, сапожек и прочей дребедени. У мужчин, скажем, пользуются спросом кожаные куртки.
– Надеюсь, сапожки и куртки также найдем.
– И вы собираетесь торговать всем этим с убытком?
– Неужто я похож на идиота?
– Потому и удивляюсь.
– Весь смысл тут в размахе фирмы. Собираюсь отхватить миллиарда четыре или даже больше.
– Четыре миллиарда?! – ужаснулся Винник и снова отрезал себе кусок торта. – Губа у вас не дура!
– Что-то близко к этому, на меньшее не согласен! – Яровой был на удивление категоричен.
– Однако я понял: товаров у вас будет значительно меньше, чем на миллиард.
– Конечно.
– А этого не страшно? – многозначительно скрестил пальцы Винник. – Подсудное дело. А наш суд…
– Справедливый!
– Даже чересчур. За полмиллиарда знаете – сколько?
– Раньше – вышка. Нынче семь-восемь лет.
– Не меньше десяти. И вам хочется десять лет носить робу?
– Боже сохрани. Вот и позвал вас, надеясь на дельный совет.
– Выход один: купить следователя, прокурора, в конце концов судью и нарзасов.
– Но ведь среди них попадаются ортодоксы!..
– Попадаются.
– Выходит, этот вариант ненадежный. А я должен знать точно, что выкручусь. Думайте, уважаемый.
Винник налил в хрустальный фужер холодной «фанты». Отхлебнул и, немного поразмыслив, сказал:
– Наклевывается кое-что…
– Я всегда верил в вашу светлую голову.
– А только она варит не бесплатно.
– Если в моем распоряжении будет полмиллиарда!..
– Хотите сказать, что не пожалеете десять-пятнадцать миллионов?
– Что-нибудь придумали?
Винник нахально отрезал еще кусок торта. Откусил и замер, наслаждаясь. Потом поднял вверх указательный палец и заметил поучительным тоном:
– Надо читать советскую классику, уважаемый!
«А пошел бы ты… вместе со своей литературой… В гробу я видел всех советских писателей, начиная…»
И в самом деле представил одного из современников, которому неизвестно за что дали Героя Социалистического Труда. Небось, за то, что размазывал розовые сопли, воспевая преимущества советской власти. Когда-то вместе сидели на каком-то высоком собрании в президиуме, ведь тот воспеватель не представлял своей жизни без членства в разных комитетах и пленумах. Хотя романы в последнее время писал все хуже и хуже.
Но этот Винник просто так слова на ветер не бросает. Спросил:
– Что вы имели в виду, упомянув советскую классику?
– Помните «Золотого теленка» Ильфа и Петрова?
У Ярового отлегло от сердца. Этот роман уважал и даже несколько раз перечитывал. Хотя авторы не удостоились звания героев.
– Читал, – заверил, – и хорошо помню.
– И это произведение не наводит вас на некоторые размышления?
Яровой пожал плечами.
– Нет.
– Вспомните, уважаемые, зицпредседателя Фунта.
– Подождите, подождите… Это ведь и вправду идея! Винник хохотнул:
– И неординарная.
– Я бы сказал – гениальная!
– Могу и нос задрать.
– Итак, вы считаете, что следует найти подставную особу? Которая возглавит фирму «Канзас»?
– Да.
– Но попробуйте найти человека, давшего согласие на столь продолжительную отсидку.
– Заплатите – посидит. Кажется, есть у меня такой человек. Но возьмет много.
– Понимаю. Просто так лет семь хлебать тюремную баланду никто не согласится. Заплачу.
– Какую-то пустяковину от миллиардов можно и отщипнуть. Но скажите, откуда у вас возьмутся те компьютеры и стиральные машины?
– Слышали о таком понятии – коммерческая тайна?
– Вы правы: меньше знаешь, больше проживешь. Яровой спросил:
– Хотите еще торта? Вижу – понравился.
– Не откажусь. Вкусно.
– С шампанским?
– Мускатное?
– Есть на все вкусы.
– В таком случае, кусок торта и фужер мускатного. Яровой наклонился через перила террасы.
– Олечка, в холодильнике шоколадный торт, а в подполе шампанское. Достань бутылку мускатного.
– А вы – волшебник.
– Ваша идея стоит значительно дороже.
– Надеюсь, оцените!..
– Получите пятнадцать… И еще один миллион за завтрашний восьмичасовой рабочий день. Подготовьте соглашение на английском языке между фирмой «Канзас» и любой солидной американской корпорацией. Скажем так: фирма «Репид текнолоджис» берет на себя обязательство через наш «Канзас» наполнить рынок СНГ разнообразными товарами. Документ следует составить на фирменном бланке «Репид текнолоджис» – подписи тушью и какое-то подобие печати.
– Чего не сделаешь за шестнадцать миллионов!
– Расплата немного погодя: когда раскрутим карусель.
– Реклама, – посоветовал Винник, – нужна солидная реклама. Чтобы не только на Украине, а и в Москве, в Питере услышали про «Канзас». Гарантирую – клюнут. Не могут не клюнуть: банки, акционерные общества, торговые конторы, малые предприятия, компьютерные центры, посреднические кооперативы… Несть им числа, и каждый хочет обмишурить, вырвать за так хоть малую толику чего-то… И никто не знает: где сам упадет. Недаром в народе говорят: знать бы где упадешь, соломки подстелил бы…
– Обойдутся без соломы.
– Однако учтите: когда узнают, что их обманули, пойдут на штурм межконтинентальной конторы «Канзас», которую возглавит мой протеже. Какой-то там Иван Иванович Иванцев.
Олечка, домработница Ярового, кругленькая, пышненькая, голубоглазая блондинка, принесла завернутую в белоснежную салфетку бутылку и торт. Отпустив ее, хозяин спросил:
– А вдруг ваш Иван Иванович Иванцев окажется нахалом и, увидев, какие деньги оборачиваются вокруг него, пошлет меня ко всем чертям?
– Исключено. Не может не знать, какой конец уготован ему. Не меньше семи лет за решеткой. С конфискацией имущества. А в тюрьме не пороскошествуешь.
– Но ведь этот мифический Иванцев за мои миллионы может обеспечить себя на сто лет вперед. Приобрести на подставных лиц дома, машины, все, что заблагорассудится.
Винник предостерегающе помахал рукой.
– Вы начинаете мыслить так, будто полмиллиарда уже лежат в кармане. А до этого ого как далеко. Во-первых, надо снять в Киеве помещение и выставить образцы товаров, какими собираетесь привлечь клиентов.
– Сделано. Я арендовал половину мебельного склада на Березняках.
– Считайте – полдела уладили. Теперь – реклама! Чтобы о «Канзасе» трубили на всех перекрестках. Надо дать сообщения в газеты, на радио и телевидение. Особенно – на телевидение. В самое выгодное время. После семи или восьми вечера. Они, гады, правда, стали чересчур умными, обирают нашего брата, однако скупой платит вдвое.
– Да, вдвое больше, – согласился Яровой. – Ваш совет обязательно учту.
– Теперь относительно Ивана Ивановича Иванцева. Никто не застрахован от того, что однажды моча не ударит ему в голову. Даже за своего протеже я не могу поручиться.
– Вот-вот, – насупился Яровой. – Он не должен переводить деньги на мой счет. В мою контору, правда, уже не с таким громким названием.
Винник взял фужер с шампанским, отхлебнул, улыбнулся довольно, будто впервые в жизни попробовал такую вкусноту, допил шампанское маленькими глоточками и сразу же энергично покачал головой.
– To, что между «Канзасом» и вашей конторой будут осуществляться определенные финансовые операции, скрыть не удастся. Первый попавшийся банковский клерк заложит вас и сообщит заинтересованной стороне, кому именно «Канзас» перечисляет миллионы. Единственный выход – наличные. Деньги, поступающие на счета «Канзаса», надо немедленно превращать в наличные. И передавать вам из рук в руки.
– Опасно… – вырвалось у Ярового.
– Нет проблем: имея миллионы, наймете амбалов. Яровой хотел заметить, что амбалы уже есть, целый десяток дюжих мальчиков с автоматами, но на всякий случай удержался. Потому что такая информация могла вызвать у «одуванчика» нежелательные догадки.
– Банки не очень-то любят выдавать наличные, даже коммерческие.
– Подмажете. Думаете, банковские клерки не хотят есть свой кусок хлеба с маслом?
– И то правда, – Яровой задумался, недовольно поморщился и сказал: – Возникает еще вопрос: этот ваш Иванцев, узнав о моих миллионах, может прижать меня к стенке. Считаю, миллион или полтора за каждый месяц пребывания в нашей, пусть и не весьма комфортабельной, тюрьме вполне достаточно. Ну, куда ни шло, два, но наш дорогой Иванцев, узнав об истинном положении моих финансов, может затребовать столько, что нам с вами и штаны не удержать.
Альберту Юрьевичу не понравилось это «нам с вами» да и вообще скупость Ярового. Положив в карман такой куш, не следовало бы думать о копейках. Правда, между миллионами и копейками – существенная разница, и все же, в типичного скрягу превращаться не стоит.
«Да черт с ним, – решил, – я заработал за несколько часов шестнадцать миллионов, завтра придется еще покрутиться, найти кого-то, кумекающего в английском и имеющего машинку с латинским шрифтом. Позвоню Евсею Кофману, он и настучит контракт с „Канзасом“. А Мишка Загородний изготовит на компьютере бланк „Репид текнолоджис“. Мишке поставлю бутылку „столичной“, чтобы согрел душу. Он может влить в себя сколько угодно водки или виски, но компьютерщик первоклассный, изобразит такой бланк, что пройдет даже в правительстве».
Винник снова наполнил свой фужер до краев, очень уж ему нравилось это шампанское, отпил половину, едва оторвавшись, и бросил взгляд на Ярового. Шампанское все же ударило ему в голову, но не пришибло, наоборот, вознесло неведомо куда, он теперь казался себе необычайно умным и сильным, на несколько голов выше этого никчемного Ярового. Да, никчемного, хотя и забрался на самую верхотуру. В принципе свинья свиньей, а стал первым в области, и тысячи людей кланялись ему. Выходит, все же соображал, что к чему, была у него какая-то извилина, наделявшая его хитростью и умением расталкивать окружающих локтями – вот так и вскарабкался на верхушку.
Альберту Юрьевичу стало жаль себя, почувствовал, как он зависим от таких выскочек, захотелось пролить слезу на теплой груди жены Сони, но тут же одернул себя: это, скорее всего, от шампанского и нельзя распускать нюни. Тем паче, что не сам он пришел сюда, на берег Козинки, его вызвали, прислали машину да вот задабривают шоколадным тортом и мускатным шампанским.
Но о чем спрашивает Яровой? Не потребует ли выдуманный ими Иванцев слишком большой куш?
Альберт Юрьевич вспомнил человека, которого хотел рекомендовать на роль Иванцева. Сантехник из их ЖЕКа, серый человечек, хотя внешне весьма импозантный. Чем-то напоминает самого Ярового: габариты такие же, живот, может, и побольше да и выражение лица, пожалуй, солиднее – посади такого в пристойный кабинет – сойдет и за премьера. Ну, несколько примитивен, нет надлежащего мировоззрения, полета мысли, но от него сие и не требуется. Короче говоря, Кузьма Анатольевич Лутак – идеальная фигура на должность председателя фирмы «Канзас». Конечно, без права голоса, с чисто декоративными функциями.
– Ваши сомнения, уважаемый, – сказал Альберт Юрьевич, – небезосновательны. У кого угодно от больших денег закружится голова. Однако типу, которого вы поставите во главе «Канзаса», не обязательно быть в курсе всех ваших дел. Рядом с ним всегда будет находиться главный бухгалтер. Ваш человек, которому вы полностью доверяете. И который станет контролировать нашего зицпредседателя. Лишь главбух будет в курсе финансовых операций «Канзаса». Есть у вас такой человек?
– Да, – ответил Яровой, нисколько не раздумывая. – Надежный и верный человек.
«Хотя, – мелькнула мысль, – абсолютно верных, по-видимому, не бывает. Человек служит, пока ему это выгодно, и всегда может принять сторону сильнейшего или того, кто больше заплатит. Того, кто приголубит, поставит на более высокую ступеньку. Потому что люди в большинстве своем – предатели. Это заложено едва ли не в каждом еще со времен Адама и Евы, изменившей мужу, и с той поры этот первородный грех тлеет в людских душах – кто может его побороть, а кто и нет».
Есть субъекты, даже наслаждающиеся своим предательством. Яровой невольно вспомнил известного поэта, которого вознес и посадил на верхушку власти первый в стране человек – называл его даже своим другом. И как тот поэт, вместо того, чтобы с доставшимся ему божьим даром воспевать благородство, доброту и верность, повернувшись на все сто восемьдесят градусов, облил грязью своего высокого покровителя. Да еще и пнул ногой – лежачего.
Воистину неисповедимы пути божьи и человечьи…
И еще подумал Яровой: хотя Афанасию он и доверяет, но глаз спускать с него нельзя. Контроль и еще раз контроль. За каждым шагом Афанасия. Особенно, когда переводятся безналичные суммы во вполне реальные банкноты. Иногда даже не хочешь, а рука задрожит и невольно перепутает чужой карман со своим. Ведь человек подвластен искушениям, даже Афанасий, которого вытянул из грязи в князи…
И снова в воображении Ярового мелькнуло лицо поэта: круглая лоснящаяся физиономия с монгольскими глазками, физиономия скопца, такой, наверно, и должен носить измену в сердце.
Яровой и без Винника знал, что в «Канзасе» следует опереться на верного человека. Еще работая в обкоме, встретился с таким: Афанасий Игоревич Сушинский был заместителем управляющего областным банком, у него была репутация человека честного и бескомпромиссного, но споткнулся на девчушке. Девушка была хороша и молода – двадцатилетняя. Афанасий влюбился до безумия, но жена до конца боролась за свои права, писала в обком, добилась приема у самого Ярового, устроила целую баталию, и Сушинскому угрожало как минимум исключение из партии.
Однако Яровой, всегда отличавшийся предусмотрительностью, почувствовал, что именно сулит перестройка, и стал искать людей, на которых в случае необходимости можно опереться – он вызвал Сушинского к себе, побеседовал с глазу на глаз, приголубил, как мог. Афанасию Игоревичу записали банальный выговор и перевели на другую работу, не такую престижную, но денежную.
С той поры Сушинский пребывал у Ярового в резерве – нынче настало время использовать его на полную катушку.
Винник осушил фужер, поколебался и допил всю бутылку. Подумал: это не очень интеллигентно, да черт с ними, интеллигентскими штучками, если тебе нравится и приятно шумит в голове. Он оперся на перила террасы, всматриваясь в луговые дали, вдыхал острый запах зубровки и эти божественные луговые ароматы расслабили его.
Альберт Юрьевич настроился на лирический лад: все преходяще и все кончается, думал. Деньги, власть, почести, золото и брильянты, титулы, должности. Вот я сейчас завидую Яровому…
Почему?
Полмиллиарда бумажек…
Но ведь эти бумажки называются деньгами и делают жизнь приятнее, избавляют от проблем, обеспечивают комфорт и почет. А ты, Альберт Юрьевич, вдохнул луговые ароматы и разрюмсался, вечности тебе захотелось, не было ее и не будет, ни для кого – ни для царя, ни для Президента. И нельзя упускать свой шанс: лови его, взнуздай и держи крепко-накрепко, не выпусти.
Винник представил себе автомобиль, который он приобретает на заработанные сегодня деньги: «Вольво» или «Форд», белый красавец с мощным мотором. Или лучше построить дачу – такую, как у Ярового? Чтобы не отставать от этого пройдохи с куриными мозгами.
