«Поживем – увидим», – подумал Левко, но решил пока что вести себя в зависимости от обстоятельств и максимально использовать шансы, которые могли открыться перед ним.
Что советовал ему полковник Задонько? Взвешивать каждое слово, выверять каждый поступок. Быть осторожным и хитрым…
«Попробуем сегодня что-нибудь вынюхать», – решил Левко.
Луганский остановился под соснами. Собственно, сосны в Рудыках росли вдоль каждой улицы, да и поселок был окружен сосновым лесом. Впереди метрах в ста виднелся забор из плотно пригнанных дубовых досок.
– Подождешь тут, – велел Иван Павлович. – Не надо под воротами торчать. А я пойду туда, – указал на дубовый забор. Видишь, какая красота. Нет лучшего дерева, чем дуб. А шеф еще пропитал его горячей олифой, потом покрыл лаком. Будет стоять вечно – нас не станет, а забор не сгниет.
«Боже мой, – встрепенулся Левко, – и в самом деле приехали к шефу. Везет же мне сегодня!»
– Посидишь в машине, – приказал Луганский, – подождешь часок, ну, два. Как управимся… Радио послушай, газетки почитай. Хочешь хороший детектив? – достал книгу из кармана чехла. – Слышал о братьях Вайнерах? Неплохо закручено. В бардачке бутерброды с сыром: проголодаешься – жуй…
Он нажал на кнопку электрического звонка на калитке и исчез, будто растворился. Моринец включил радио, попал на «Маяк», там перемывали косточки Ельцину, комментатор жаловался на его неуправляемость, и Левко выключил приемник, не дослушав. Ельцин-Ельциным, а у нас свои проблемы… У него, в частности, сейчас главная – разведать каким-то образом, что представляет собою их шеф, живущий за дубовым забором. Их – потому что шеф Луганского автоматически является шефом и его, Льва Моринца и десяти амбалов, грабивших контейнеры.
Левко вышел из машины, постоял, осматриваясь. Улица фактически безлюдна: одинокие прохожие стремятся держаться в тени – жарко, под тридцать, хотя и конец лета. Девушка в мини-юбке мелькнула на противоположной стороне улицы и далеко, в самом конце ее – мужчина в белой тенниске.
Моринец прикинул высоту забора. Метра два, это для него не преграда, но что там, за ней? Над забором возвышается вишня, дальше – яблоня с зеленоватыми плодами, еще груша…
Увидел: девушка исчезла за углом. Левко подскочил к забору, ухватившись за его край, подтянулся и заглянул в усадьбу. Да, сразу за забором был сад: яблони, груши и вишни, а еще – высокие кусты смородины, за которыми можно спрятаться, дальше двухэтажный особняк с крышей из оцинкованного железа, с большими зеркальными окнами и террасой на втором этаже.
Легко преодолев забор, Моринец затаился в кустах и осмотрелся. Между деревьями можно незаметно пробраться к открытому окну в доме. Может, именно в той комнате беседуют Луганский с шефом.
Левко быстро перебежал к особняку и, прижимаясь к стене, добрался до открытого окна. Присел под ним, прислушиваясь, но оттуда не долетало ни звука: комната оказалась пустой. Тогда Левко, опираясь ладонями на шершавую от «шубы» стену, тихонько, на носках, стал продвигаться к углу дома. Осторожно выглянул: открытая терраса, на ней столик из лозы, такое же кресло, где расположился Луганский. И качалка, в которой, вытянув ноги в парусиновых брюках, покачивается полный человек в шлепанцах.
Левко откинулся назад, прижавшись к стене – слава Богу, никто его не заметил, но сюда долетало каждое слово.
– Дела несколько осложняются, – пробасил один из собеседников (шеф, определил Левко), – и приобретают нежелательную окраску. Фирма «Канзас» оказалась в трудном положении. К ней имеют претензии клиенты и на днях явятся качать права. Тут бы и пригодились твои амбалы. К чертям собачьим всех кредиторов!.. Надавать бы им по шее, чтобы неповадно было лезть!
– Подстрелить бы нахалов?
– Ни-ни, – возразил шеф. – А вот нос кому-нибудь расквасить и ребра пересчитать…
– Это с радостью. А что, «Канзас» окончательно лопнул?
– Сгорит на днях ярким пламенем, – без особого сожаления сообщил шеф. – Дитя, рожденное не без твоих усилий.
Иван Павлович захохотал, соглашаясь, а шеф продолжал.
– Может, на этот раз обойдется без твоего вмешательства. В общем, созвонимся.
– Конечно, лучше без мордобоя. Но в любом случае, шеф, мои парни готовы.
– Знаю и ценю.
Наступило молчание, потом послышался звон стекла: чокались и выпивали. Затем шеф сказал:
– Вчера вечером звонили из Михайловки. Председатель колхоза Василий Григорьевич. Киевская милиция приезжала с обыском.
Видно, Луганский испугался, потому что после паузы шеф стал успокаивать его:
– Ну, чего разнервничался? Как приехали, так и отчалили: слава Богу, из Михайловки успели все вывезти.
– Не нравится мне эта история, – хмуро молвил Луганский, – кто-то стукнул в милицию. Но кто?
– Не иначе, как кто-либо из ваших.
– Мои люди – надежные.
– Кто был в Михайловке?
– Пятеро. Подождите, дай, Бог, памяти. Значит, так: Шинкарук, Олег Сидоренко, Володя Тищенко. Кто же еще? Ага, Лев Моринец и Пивень. О Пивне, наверно, слышали: боксер, чемпион Киева, да и все у меня, как на подбор.
– Моринец – это тот, на олимпиаде?..
– Видите, даже олимпийский чемпион в моей команде! – продолжал хвастаться Иван Павлович. – Хлопцы – один в одного.
– Ох и жара, – отступил от темы разговора хозяин, – искупаться хотите?
– Я не прочь.
Левко осторожно попятился. Сейчас они спустятся с крыльца и могут увидеть его. Залег за раскидистым кустом смородины.
Первым спустился с террасы шеф. Солидный человек, лысоватый и довольно полный. Хрящеватые и оттопыренные уши, выступающие скулы, держится так, будто все должно стелиться перед ним. А почему бы и нет? Вон какой дом отгрохал: лучше государственной дачи.
Левко на мгновение стало обидно: один не видит жизни кроме как в тренировочном зале, а кто-то в это время с жиру бесится, строит дачи, миллионами разбрасывается. А может, и миллиардами, подумал, и не знал, как близок был к истине. Фирма у этого пройдохи – «Канзас», и создана она не без его, Моринца, участия. По всей видимости, мошенническая, ведь сам шеф сказал: кредиторы бунтуют.
Вслед за шефом с крыльца спустился Луганский. С бутылкой и стаканами в руках. Бутылка красивая, импортная, виски или коньяк, за одну такую бутылку можно приобрести близняткам кучу вещей, а они сейчас вылакают ее на берегу и, наверно, станут хохотать над обманутыми клиентами «Канзаса».
Недолго, подумал Левко. Недолго осталось вам веселиться. Завтра же Задонько узнает обо всем и выведут вас на чистую воду. Под траурный марш Шопена.
Моринец на мгновение представил себе эту неимоверно привлекательную картину: как играет оркестр и идут с поникшими головами два прохвоста под конвоем милиции. Желательно в наручниках. Лысый шеф и бывший гебист Луганский.
А может, лучше не шопеновский траурный марш, а что-то вроде «Вы жертвою пали в борьбе роковой…»? Ведь шеф, скорее всего, из номенклатуры, Луганский же всю жизнь защищал революционные завоевания: наконец оба изведали, что такое финал «роковой борьбы».
Луганский с шефом уже на реке: Левко услышал их хохот и всплески воды. Он выбрался из своего смородинового укрытия, перемахнул через забор и расположился на переднем сидении «Самары». Положил на руль детектив и сделал вид, что читает.
Искупавшись, Яровой и Луганский, подстелив полотенца, растянулись на песке. Налили по полстакана – Моринец не ошибся: настоящего французского коньяка – и выпили, не закусывая. Потом Яровой не выдержал: крикнул прислуге, чтоб принесла на берег несколько апельсинов. Лежал на спине, наслаждаясь еще горячим, несмотря на конец августа, солнцем. Ни о чем не думал. Ведь все как будто складывается неплохо. Позавчера звонил Сушинский: чуть больше миллиарда превращены в наличные. Леонид Александрович дал команду вывезти деньги под усиленной охраной – двое парней Луганского сопровождали наличность на всем пути из банка до его киевской квартиры. И лежат теперь тысячекупонные купюры за стальными дверьми, отдыхают после многотрудных снований по всей Украине: такие красивые, красноватые, с нарисованными на них Кием, Щеком, Хоривом и их славной сестрой Лыбидью – два чемодана. И надо эти деньги завтра же поместить в надежное место, в какой-то коммерческий банк.
Кроме того, следует приобрести «мерседес» последнего выпуска. Стоит бешеные деньги, но престиж дороже. Или, может, лучше «понтиак», который на днях фирма «Лого-ваз» рекламировала по телевизору? Да, «понтиак» лучше, «мерседесов» в Киеве уже немало, а «понтиак» будет первым. Его, Леонида Александровича Ярового!
Вдруг какая-то мысль мелькнула в уже затуманенном коньяком мозгу Леонида Александровича. Мелькнула и исчезла, к тому же, мысль тревожная. Яровой хотел вернуть ее, но ничего не выходило: осталась только какая-то неосознанная тревога. Потянулся к бутылке и сразу вспомнил – так сказать, по ассоциации.
– И не боишься ты, Иван, пить, когда за рулем? – спросил. – Учти: среди гаишников тоже попадаются принципиальные – не откупишься.
– А я не один, парень за рулем. На улице остался.
– Ты?!.. – ужаснулся Яровой. – Что ты мелешь? Какой парень?
– Надежный, шеф. Сами недавно вспоминали о нем: олимпийский чемпион – Моринец.
– Ну, ты и даешь! – Яровой поднялся на колени, навис над Иваном Павловичем. – Сдурел?..
– А что? – не понял Луганский. – Что вас беспокоит?
– И он еще спрашивает! – вызверился Яровой. – Никто, ни один человек не должен знать о наших встречах!
– У меня парни сплошь надежные.
– Да я сам себе иногда не доверяю, а ты – надежные…
– Надежные, – уперся Луганский. – К тому же, у всех руки запачканы – ребровицкий эшелон грабили.
– Тсс… – испуганно оглянулся Леонид Александрович, как будто и тут, на пустынном берегу, их могли услышать. – Но стукнул же кто-то киевским ментам… Кажется, ты говорил, что и Моринец был в Михайловке?
– Был.
– Ну вот и приехали… – вздохнул Яровой. Лицо у него потемнело, заострилось, стало хищным.
– Не верю, чтобы этот парень предал, – твердил свое Луганский.
– А на Узловой Моринец был?
Вдруг Иван Павлович сообразил, как ловко провел его этот паренек. Сукин сын, прикинулся невинным агнцем. Мол, заболел, лег с термометром в постель, придуривался, покашливая, а он, старый дурак, развесил уши, размяк, шоколадками угощал…
– Болел Моринец, – все же попробовал оправдаться Луганский.
– Болел, говоришь? – чуть ли не ласково переспросил Яровой. – Может, больничный лист ему выписали? А ты, дурак, поверил… – Леонид Александрович очистил апельсин, бросил кожуру в речку, немного подумал и вынес приговор: – Моринца надо убрать!
– Представляете, что произойдет? У белорусского чемпиона, тьфу, квартиру почистили – и то шум на всю страну! А у нас вонь выше неба поднимется!
– Я за что тебе деньги плачу? Сам лопухнулся, сам и узелок развязывай. Пиф-паф, и концы в воду.
Иван Павлович подумал, что шеф прав, сел в лужу, так не делай вид, что сухой. А если сейчас, на обратном пути, съехать где-то перед Чапаевкой в лес – там сохранились еще глухие местечки, – пистолет с собой, пустить чемпиону пулю в затылок, закопать: все шито-крыто, гуляй, Вася…
Но сразу же отказался от этой идеи. Во-первых, Моринец мог предупредить жену – с кем едет. Начнется канитель, допросы, его «Самара» чуть ли не два часа стоит неподалеку от особняка Ярового, кто-то обязательно заметил – может и сам он засветится, и шефу свинью подложит. Судьба Ярового, правда, не очень волновала Ивана Павловича, но ведь и сам он лишится заработка. Не возвращаться же в безопасность…
Луганский лишь на минуту представил себе такую перспективу: злорадные усмешки коллег, чуть ли не улюлюканье – лучше уж с голоду помереть…
Надо поручить это дело Грише, решил. Григорий Коляда – человек без предрассудков, не должен отказаться. А поможет Грише Олег Сидоренко. У него подлость на физиономии написана.
Однако, вряд ли Коляда и Сидоренко пойдут на мокрое дело бесплатно. Обратился к Яровому, изобразив на лице раскаяние.
– У вас лопата есть?
– Зачем тебе?
– Повернем за Кончей в лес, я его и в самом деле пиф-паф, а чем закопать? Лопаты у меня нет.
Как Иван Павлович и предполагал, шеф немедленно забраковал эту идею:
– Смотри, какой умник нашелся: вроде никто не знает, что именно Моринец повез тебя. Может, ты еще и сообщил – к шефу…
– За кого вы меня принимаете?
– За идиота, – не сдержался Леонид Александрович. – За кого же еще?
Иван Павлович хотел обидеться, но решил – не та ситуация, да и деньги из Ярового следует вытянуть.
– За то, чтоб мои амбалы убрали Моринца, надо тысяч пятьсот подкинуть.
– Из своих заработков и отсчитай… – не без злорадства посоветовал Леонид Александрович.
– А чем семью кормить?
– Твое дело.
– Нет у меня таких денег.
Яровой понял, что уже потрепал нервы Луганскому, кроме того, вытащить из двух огромных чемоданов всего пятьсот маленьких купюр – ерунда…
Сказал:
– Получишь пятьсот. Больше не проси.
– Хватит, – воспрянул духом Иван Павлович, да и были к тому основания. Коляда у него на крючке: ведь именно Гришка прикончил майора Нечипоренко. Есть даже свидетель – Олег Сидоренко. Вдвоем копали могилу майору, но стрелял в него Коляда.
– Уберем, – пообещал уверенно, – никуда Моринец не денется. Амба ему, хоть и олимпийский чемпион. Но ведь тех чемпионов до фига, прибавил для собственного успокоения. – Да и вообще, без этих чемпионов государство наше не обеднеет.
– Абсолютно точно, – подтвердил Яровой.
КЛИЕНТЫ «КАНЗАСА»
– Придется вам, пан Лутак, поговорить с кредиторами, – сообщил Сушинский.
– Что же им отвечать?
– Обещайте все, что угодно. Скажите: фирма «Репид текнолоджис» уже отгрузила товары, сейчас они в прибалтийских портах и на той неделе прибудут в Киев.
– Но ведь не прибудут…
– Ну и что? Главное – заморочить голову, а там увидим.
– Не нравится это мне, – пробурчал Лутак.
– Разве не знали, на что идете?
– Не думал, что так быстро…
– Раньше сядете, раньше выйдете.
– Так-то оно так, но как подумаю – грустно становится.
– Выйдете богатым.
– И что нам обещает тот «текнолоджис»?
– «Репид текнолоджис», – поправил Сушинский, – прошу не забывать. Одна из самых известных американских фирм.
– Должен сообщить клиентам, какой именно товар прибудет.
– Двухкассетные магнитофоны, видеомагнитофоны, компьютеры. Кроме того, в большом ассортименте товары широкого потребления. Соответственно возможностям вашей фантазии – врите, что хотите. Подзалейте: будут дубленки и изделия из кожи. Самый широкий выбор обуви известных фирм Германии и Соединенных Штатов, не говоря уже о женских сапожках из Австрии и Италии. Главное, обещать и еще раз обещать. Не забудьте о прибалтийских портах. Товар уже там и ждет перегрузки на железную дорогу.
– Почему именно прибалтийские?
– Неужели не сообразили? Дулю проверишь. Попробуй дозвониться до Риги или Клайпеды. А если и дозвонишься, отвечают по-латышски или по-литовски, у них сейчас мода такая – другого языка не понимают.
– Через неделю нас разнесут, – вздохнул Лутак, – и надо брать ноги на плечи.
– Такая уже селявуха, пан зицпредседатель Лутак: взялся за гуж, не говори, что не дюж.
Клиенты появились еще до обеда. Председатель коммерческого банка Рутгайзер, переведший «Канзасу» около восьмисот миллионов, и, чувствуя, что почва уходит из-под ног, был настроен особенно агрессивно. Возглавляющий акционерное общество «Радуга» Хоменко, представитель фирмы «Планета» Сеньков и еще несколько председателей, директоров и уполномоченных. Появились в сопровождении молчаливых, сильных парней с тренированными мышцами и подозрительно оттопыренными карманами.
Лутак принял всех в просторном и нарочито шикарно обставленном кабинете. Сидел за большим отполированным столом, приобретенным за деньги из первого взноса коммерческого банка Рутгайзера, сидел, напустив на себя солидность и непоколебимость, – лишь глаза хмуро поблескивали за очками в золотой оправе.
– Наше терпение лопнуло, – первый заявил Рутгайзер и подступил к самому столу. – Где товары? Сколько можно морочить голову?
– Спокойно! – поднял над столом ладони Лутак. – Неужто вы и вправду сомневаетесь в деловых качествах фирмы «Канзас»? Одной из самых авторитетных на Украине? – Он прекрасно справлялся со своей ролью и решил даже перейти в контратаку. – Кто не верит в нашу добропорядочность, может хоть сейчас разорвать контракт, на днях мы возвратим вам деньги.
«Которых уже давно нет: все снято со счета и превращено в наличность, – подумал не без злорадства Сушинский. – Гавкнули ваши миллионы, разини, и правильно: жадность фраеров сгубила».
Даже Рутгайзер оторопел: глотнул воздух, будто задохнулся и отошел от стола. Но вместо него над Лутаком навис Сеньков. Его фирма «Планета» перевела «Канзасу» двести семьдесят миллионов и он требовал гарантий. Чуть ли не вплотную к Сенькову примкнули двое охранников – мышцы так и играли под их теннисками.
«Неужели станут бить? – оборвалось сердце у Лутака. – Жаль, не попросил у Ярового защиты, а Леонид Александрович намекал, что у него в распоряжении есть амбалы».
Однако на этот раз обошлось без мордобоя. Сеньков только поднес Лутаку под самый нос кулак, едва сдержав желание сбить очки с его самоуверенной рожи, и предупредил:
– Если через неделю не поставите компьютеры, подадим в суд. А перед этим набьем морду.
Лутак еще раз успокаивающе поднял ладони.
– Вы не дослушали меня, господа. Сообщаю: товары уже находятся в прибалтийских портах и ждут перегрузки в вагоны. – Повернулся к Сенькову. – К сожалению, через неделю компьютеры не поставим, но дней через десять… Пока перегрузят в вагоны, пока прибудут в Киев… Сами знаете, какие у нас порядки! А у прибалтов сейчас еще митинги…
– Чихать я хотел на все митинги в мире! – вскипел Сеньков. – Имею дело с вашей вшивой фирмой, а не с прибалтами.
– Уважаемый господин Сеньков, – блеснул очками Лутак. – Нас задержала фирма «Репид текнолоджис», иначе вы давно уже получили бы свои компьютеры.
То ли обращение «уважаемый господин», то ли импозантное название американской фирмы остудили пыл Сенькова, и он, велев охранникам отступить, попятился и устроился в низком удобном кресле под стеной.
Третьим выступил Хоменко. Достал из внутреннего кармана пиджака какие-то бумаги с записями и стал читать монотонно:
– Фирма «Канзас» обязалась поставить акционерному обществу «Радуга» двести двадцать женских дубленок и сто тридцать мужских, кроме того: сто пятьдесят кожаных курток итальянского производства, триста пар женских сапожек фирмы «Саламандер», я уже не говорю о прочем – платья, юбки, белье и тому подобное. Мы требуем предъявить хотя бы образцы упомянутых товаров.
– Господин Хоменко, – строго осадил его Лутак, – вы меня удивляете. Разве не видели образцы на выставке? Там же все было: и сапожки, и платья, и дубленки.
– Было, – согласился Хоменко, – да сплыло. А куда – неизвестно.
– Как неизвестно?! Торговый дом получил – раз… – загнул палец Лутак. – Да и ваше общество, извините, кажется, «Радуга» миллионов на пять…
«А этот зицпредседатель, оказывается, не так уж прост, – с одобрением подумал Сушинский, – палец в рот ему не клади».
– На пять, – согласился Хоменко, – но ведь перевели «Канзасу» триста двадцать.
Сушинский тихонько хохотнул: еще и сокрушается, недотепа, радуйся, что пять миллионов отоварили, другим вообще фига под нос…
Снова выступил вперед Рутгайзер. Сказал весомо:
– Хорошо, даем вам, господин Лутак, десять дней. Не больше. Звоните своим прибалтийским коллегам, едьте туда сами, подталкивайте, подмазывайте, это ваше дело. А через десять дней, извольте, товар – на бочку. Иначе, – поднял кулак, – иначе!.. – не договорил, но и глупцу было ясно, что учинят разгневанные клиенты фирмы «Канзас».
«Неужто и в самом деле побьют? – мелькнула мысль у Лутака. – Вон каких молодцов привели, такие бьют больно, не приведи, Господи! Но и не до смерти же, – ухмыльнулся, – можно и перетерпеть».
Ради светлого будущего.
А такое будущее Кузьма Анатольевич Лутак себе уже почти обеспечил: на аванс, выданный Яровым, приобрел на имя жены «Таврию» и начал закладывать фундамент дачи на высоком днепровском берегу, где супруга получила участок для строительства.
Жену Кузьма Анатольевич уважал и любил. С нею посоветовался, получив от Винника предложение, и та благословила. На всякий случай официально оформил развод, ведь ему светила конфискация имущества, машину и дачу также могли реквизировать, потому и записал их на имя жены.
«Не беда, – думалось, – теперь в Сибирь не запроторят, колымские лагеря нынче для кацапов, а в нашей родной украинской колонии как-то перекантуюсь. Любимая жена станет передачи подбрасывать да и не исключено, что тюремное начальство подкупит: хорошую характеристику нацарапают, глядишь, и полсрока скостят…»
Резюме Рутгайзера, самого солидного клиента «Канзаса», произвело впечатление. Стали расходиться, задержался лишь Сеньков. Он опустился в кресло у стола Лутака, посидел, пристально вглядываясь в глаза зицпредседателя, Лутаку чуть дурно не стало от этого взгляда, однако выдержал его. Словно отгородился стеклами золотых очков от назойливого директора «Планеты».
Наконец Сеньков произнес вежливо:
– Глубокоуважаемый господин Лутак. Я согласился с предложением Рутгайзера лишь потому, что, как и другие клиенты вашей фирмы, не имел другого выхода. Но запомните: только десять дней… Через десять дней я наведаюсь в «Канзас» и, если не получу товар, мои парни снимут с вас не только окуляры, но и штаны. Мы разложим вас на этом красивом полированном столе и будем стегать кнутами, пока не сдерем шкуру. Так, как заведено нынче у донских казаков. Надеюсь, такая перспектива вас не очень прельщает?
– Совсем не прельщает, – честно признался зицпредседатель Лутак. – Ну, никак не прельщает. Потому я сегодня же вылетаю в Ригу и лично организую перегрузку товаров в вагоны.
– Рад слышать такие заверения.
Сеньков ушел, а Лутак взглянул на Сушинского.
– Ну, как?
Сушинский показал большой палец.
– Держались безупречно.
Лутак и сам знал, что выдержал экзамен и что ему, простому жековскому сантехнику, удалось сегодня сыграть едва ли не самую трудную роль в жизни.
«Но ведь сыграл – и неплохо, – порадовался. – А через десять дней фиг вы меня поймаете… – Взглянул на стол и поморщился. – Этот Сеньков – типичный бандит, от такого можно ждать чего угодно. А отведать кнутов ох как не хочется».
Сушинский потянулся, сидя в удобном кресле, и ехидно усмехнулся. Не без удовольствия представил чрезвычайно привлекательную картину: голая задница Лутака и следы от кнутов на ней. И как верещит этот прохиндей, как юлит, вымаливая прощение.
На такое стоит поглазеть!
Я, ЛЕВ МОРИНЕЦ
Впервые в жизни я пожертвовал тренировкой: утром позвонил Илье Сидоровичу и предупредил, что не приду. Тот, конечно, изумился, но я объяснил, что нездоров да и настроение никудышнее. Илья Сидорович, светлая голова, сразу понял меня: действительно, что за тренировка с гнусным настроением? Когда каждый прием просто вымучивается? Недаром говорят: в здоровом теле здоровый дух. Но ведь и тело без здорового духа хиреет.
Еще до начала рабочего дня я крутился у приемной министерства. Ровно в девять позвонил Задонько: слава Богу, полковник был человеком педантичным, он сразу снял трубку и заказал мне пропуск. Минут через десять я уже сидел у него в кабинете.
Задонько сразу же заметил лихие огоньки, вспыхивавшие в моем взгляде.
– Что-нибудь стряслось?
– Да.
– Вижу.
– Узнал, кто шеф. Задонько встрепенулся.
– Неужели удалось?!
– Вызвал меня вчера Луганский. Знает: Моринец непьющий, а ему как раз к шефу выпало ехать. Они с шефом, видно, без рюмки ничего не решают, а Луганскому под газом возвращаться ни к чему. Вот и запряг меня.
– Погоди, погоди, откуда знаешь, что Луганский ездил именно к шефу?
– А у него случайно вырвалось… Подъехали мы, значит, к усадьбе, там двухэтажный особняк, а вокруг дубовый забор. Луганский и говорит мне: тот забор вечный, поскольку шеф его горячей олифой пропитал. Так и сказал: шеф пропитал олифой.
– Это еще ничего не значит. Может, какое-то бывшее начальство Луганского.
– Слушайте дальше – я ведь только начал. Луганский направился к усадьбе, а я немного посидел и думаю: что я, лысый? Может, удастся кое-что разнюхать? Забор – метра два – для меня не преграда. Подпрыгнул, значит, и перемахнул. Сад там прекрасный и сразу Козинка. Особняк фактически на самом берегу. Я между кустами осторожненько пробрался к дому. Там за углом открытая веранда – выглянул одним глазом, а они на веранде отдыхают. Пьют, то есть и ведут задушевный разговор.
– Тебя не заметили?
– Ни-ни. Говорю же: выглянул одним глазом и сразу затаился. Даже не дышал. Шеф – солидный такой человек, с брюхом и лысый. Повел разговор о какой-то фирме «Канзас»: мол, доживает последние дни.
– «Канзас»?.. Найдем.
– Тот шеф сказал: фирма на днях сгорит ярким пламенем. Потом добавил: дитя, рожденное не без ваших усилий. Это он Луганскому.
Задонько щелкнул пальцами.
– Вот оно что! Возможно, товары из контейнеров…
– И я так подумал. Потом они о клиентах «Канзаса» говорили. Какие-то там осложнения. Шеф хотел наших амбалов мобилизовать, потому что клиенты очень давят на «Канзас» и он решил защитить фирму. Но потом спустил это дело на тормозах, дескать, на первый раз обойдется.
– Жаль, – сказал Задонько, – очень жаль, мы бы не упустили такую возможность: это же надо – вся банда собралась бы…
– А вы бы ее – хап?
– Не исключено.
– Опасно: парни вооружены.
– У нас есть опыт! – несколько хвастливо заявил Задонько. – Ну, а дальше? О чем потом говорили?
– Шеф сообщил: вчера ему звонили из Михайловки. Приезжала милиция из Киева. Прихвастнул – с чем приехали, с тем и отчалили. Оказывается, они из Михайловки все уже вывезли.
– Это я вчера наведывался в Михайловку, – сознался полковник, – и точно – ничего не нашли. А тот Василий Григорьевич оказался председателем колхоза. Видно, крепко они повязаны: шеф с Козинки и Михайловский председатель. Тугой узелок.
– Распутаете, – уверенно заявил Моринец, – у вас организация мощная, люди хлеб зря не едят.
– Надеемся.
– Но у меня еще не все. Шеф говорит: сообщить милиции могли только наши хлопцы, и спрашивает у Луганского: кто был в Михайловке? Перебрали они всех; ну, Луганский вел машину, он, конечно, вне подозрений…
– О тебе не говорили? – встревожился Задонько. Луганский сказал:
– Моринец – олимпийский чемпион, – не без гордости заявил Левко.
– Плохо, – отрубил полковник, – куда ни глянь – плохо.
– Что именно?
– Давай прикинем, Левко. От Узловой ты отбился? Так?
– Отбился.
– А не считаешь ли, что Луганский глупее тебя? Они с шефом нынче все твои косточки перемыли: ты единственный, кто откараскался от Узловой, участвовал в операции под Ребровицей, а потом был в Михайловке.
– Считаете, заподозрят?
– Если напрягут извилины, да.
– Извилин у них не так уж и много.
– Ошибаешься, Левко. Они – волки, хитрые и беспощадные, а на твой след уже вышли. Не остановятся ни перед чем.
– Думаете, опасно?
– Еще как! Советую тебе посидеть несколько дней дома. На всякий случай мы к тебе еще своего человека прилепим.
– Неужели осмелятся?
– Слушай меня внимательно, имеем дело с вооруженной бандой. Кстати, когда шел сюда, ничего подозрительного не заметил?
– Хотите сказать?..
– Я же говорю – хитрые, беспощадные волки! Моринец задумался.
– Нет, – возразил, – никто за мной не шел.
– Блажен, кто верует.
– По крайней мере, я никого не засек.
– Это уже ближе к истине. Теперь вот что – где в Рудыках усадьба шефа? Улица и номер дома?
– Номера на воротах нет. Улица Садовая. После поворота с киевского шоссе ехать прямо и прямо, потом небольшой сосновый островок. Объезжаете его и сразу направо. Забор такой, что не заметить нельзя.
– Сегодня же установим фамилию хозяина.
– Теперь это нетрудно.
– А ты молодец, Левко. Не ожидал, что так быстро на след выйдем.
– Счастливый случай.
– Но ведь ты рисковал, когда лез через забор.
– Немного…
– Ну, хорошо, Левко. – Полковник подписал Моринцу пропуск. – Берегись, парень, не шути с этим.
Моринец ушел, а Задонько приказал одному из оперативников съездить в Рудыки и установить, кто живет в особняке за дубовым забором.
Дело наконец сдвинулось с мертвой точки, появились все основания для оптимизма, но, как ни удивительно, это не прибавило полковнику хорошего настроения. Предвидел: начнутся осложнения. Хотя бы тот же «Канзас»…
Что за фирма? Зачем создана? Вероятно, не с чистыми намерениями…
Подумав немного, Задонько позвонил по телефону и, выяснив, где находится «Канзас», вызвал машину и поехал на Суворовскую.
Оставив автомобиль за два квартала, добрался пешком до одноэтажного малоприметного непрезентабельного домишки, на котором красовалась помпезная вывеска: «Фирма „Канзас», экспортно-импортные операции».
Фирма помещалась в трех комнатах. Двери справа вели в бухгалтерию, а в конце небольшого коридорчика висела табличка: «Управляющий-распорядитель К. А. Лутак».
Бухгалтерию полковник миновал, открыл дверь в кабинет управляющего-распорядителя. Оказалось: перед кабинетом еще одна комнатка – для секретарши. На столике портативная пишущая машинка, за ней курносая хорошенькая девушка в мини-юбке. Секретарша вопрошающе подняла на Задонько подведенные глаза.
