Лет­ний дождь па­дал круп­ны­ми ка­п­ля­ми, ко­то­рые лю­ди про­зва­ли «мо­не­та­ми в сто су». Это дли­лось не­сколь­ко ми­нут, по­том вы­гля­ну­ло жел­тое солн­це, не­бо сми­ри­лось, и зем­ля на­ча­ла ды­мить­ся. Ни­ко­гда еще ули­ца не бы­ла та­кой свет­лой. Та­кой ос­ле­пи­тель­ной.
      По­ка Аль­бер­ти­на Хак, взяв жир­ный кос­ме­ти­че­ский ка­ран­даш, пе­ре­де­лы­ва­ла свою бо­ро­дав­ку в ро­дин­ку, Оли­вье при­стро­ил­ся на жес­тя­ном вы­сту­пе ее по­до­кон­ни­ка и, по­ка­чи­вая в пус­то­те но­га­ми, раз­гля­ды­вал их сквозь бе­ло­ку­рую за­ве­су сво­их куд­рей. На ули­це ба­ло­вал­ся Ра­ме­ли, со сви­стом вы­пус­кая воз­дух из на­дув­но­го мя­ча, в ожи­да­нии уп­ре­ков от до­мо­хо­зя­ек, раз­дра­жен­ных этим не­вы­но­си­мым шу­мом. Две ма­лень­кие дев­чон­ки пре­рва­ли иг­ру в «пти­ца ле­та­ет» и за­жа­ли се­бе уши. По­том па­па­ша Гро­ма­ляр по­до­шел к Ра­ме­ли и при­ло­жил го­ря­щую си­га­ре­ту к мя­чу, ко­то­рый тут же лоп­нул. Ра­ме­ли на­чал во­пить.
      На­ка­ну­не Оли­вье вер­нул­ся до­мой так позд­но, что Жан, ко­то­рый еще не спал, за­ме­тил ему:
      — Ты за­слу­жи­ва­ешь треп­ки, но по­ка пусть ос­та­нет­ся так.
      А Эло­ди сон­ным го­ло­сом вы­крик­ну­ла с кро­ва­ти:
      — Си­ро­ту не бьют.
      Сей­час Оли­вье за­бав­лял­ся тем, что вы­би­вал на сте­не каб­лу­ка­ми ка­кой-то ритм; Аль­бер­ти­на по­про­си­ла его пе­ре­стать ду­ра­чить­ся.
      Се­го­дня день был осо­бен­ный. Оли­вье знал, что в шко­ле на ули­це Клинь­ян­кур вы­да­ва­ли на­гра­ды за ус­пе­хи в уче­бе. Имен­но по­это­му он при­тво­рял­ся раз­вяз­ным и рав­но­душ­ным, что­бы скрыть свою грусть, и она все уси­ли­ва­лась и дос­тиг­ла край­них пре­де­лов, ко­гда он за­ме­тил, что то­ва­ри­щи по шко­ле, празд­нич­но оде­тые, очень до­воль­ные, по­ды­ма­ют­ся вверх по ули­це. На го­ло­вах у маль­чи­ков бы­ли вен­ки, спле­тен­ные из лав­ро­вых ли­сть­ев, а де­воч­ки ук­ра­си­ли се­бя лен­та­ми и бу­маж­ны­ми ро­за­ми. Их пре­мии — кни­ги (не­ко­то­рые в крас­ных об­лож­ках, ос­таль­ные в про­стых) — бы­ли пе­ре­вя­за­ны трех­цвет­ной лен­той с пыш­ным бан­том в фор­ме ро­за­на.
      Лу­лу, чьи чер­ные куд­ри до­ма по­пы­та­лись кое-как при­вес­ти в по­ря­док, хо­ро­хо­рил­ся изо всех сил: ему дос­та­лась глав­ная школь­ная на­гра­да — стоп­ка из шес­ти книг с по­зо­ло­чен­ным об­ре­зом. У Кап­де­ве­ра бы­ло все­го две кни­ги, но он нес их так, чтоб все за­ме­ти­ли, ка­кие они тя­же­лые, что от­нюдь не со­от­вет­ст­во­ва­ло дей­ст­ви­тель­но­сти. Ре­бя­та в пу­ти от­ста­ли от сво­их ро­ди­те­лей, что­бы встре­тить­ся с Оли­вье и по­ка­зать ему кни­ги.
      Маль­чик не без за­вис­ти рас­смат­ри­вал их пре­крас­ные на­гра­ды. А про се­бя ду­мал, что как ни кра­си­вы эти кни­ги, ку­да им до книг Да­ни­эля, и, кро­ме то­го, при­дет день, ко­гда он, Оли­вье, бу­дет чи­тать Зо­ля, о ко­то­ром го­во­рил ему Бу­гра. Он очень уди­вил­ся, ко­гда Лу­лу вы­нул из-под сво­ей стоп­ки ма­лень­кую кни­жеч­ку, за­вер­ну­тую в про­зрач­ную бу­ма­гу, и зая­вил:
      — А это те­бе. Би­биш по­слал. Он ска­зал, что это на­гра­да для уте­ше­ния.
      Оше­лом­лен­ный Оли­вье не ре­шал­ся взять кни­гу. Он про­чел ее за­гла­вие: « Жизнь Са­вор­нь­я­на де Браз­за », а пе­ре­лис­ты­вая, уви­дел кар­тин­ки, на ко­то­рых бы­ли изо­бра­же­ны верб­лю­ды и ара­бы в на­цио­наль­ной оде­ж­де — дже­ла­ба.
      — Кто это? — спро­сил Оли­вье.
      Кап­де­вер на­дул ще­ки и с шу­мом вы­пус­тил воз­дух — это оз­на­ча­ло, что он и пред­став­ле­ния не име­ет. В кон­це кон­цов, все это не­важ­но: де­тей поч­ти все­гда на­гра­ж­да­ют кни­га­ми, ко­то­рых они не мо­гут по­нять.
      — На­вер­но, что-то с ко­ло­ни­аль­ной вы­став­ки, — пред­по­ло­жил Лу­лу.
      Оли­вье ощу­тил и ра­дость и грусть. Он не по­ни­мал смыс­ла фра­зы «На­гра­да для уте­ше­ния», но все же по­ла­гал, что «уте­ше­ние» в ка­ком-то смыс­ле свя­за­но со смер­тью ма­те­ри.
      — Ну что ж, то­гда… — ска­зал он, дер­жа свою кни­гу бе­реж­но, как под­нос. И спро­сил: — Это Би­биш?..
      — Да, — от­ве­тил Лу­лу, — это он ли-ч-но те­бе да­рит!
      Гос­по­дин Гам­бье, по клич­ке Би­биш, при­над­ле­жал к той по­ро­де учи­те­лей на­чаль­ной шко­лы, ко­то­рые то про­яв­ля­ли к уче­ни­кам чрез­мер­ную стро­гость, то строи­ли из се­бя лас­ко­во­го па­поч­ку. Жил Би­биш в рай­оне Ли­ла в до­ми­ке с ма­лень­ким са­дом, в ко­то­ром рос­ли три яб­лонь­ки. По ут­рам он вы­ни­мал из порт­фе­ля два боль­ших яб­ло­ка и клал на свой стол для все­об­ще­го обо­зре­ния. Тот, кто от­ли­чал­ся по со­чи­не­нию, дик­тов­ке или по ариф­ме­ти­ке, имел пра­во на яб­ло­ко. Кни­га, ко­то­рую он при­слал в по­да­рок Оли­вье, чем-то по­хо­ди­ла на яб­ло­ко из са­да Би­би­ша.
      Тем вре­ме­нем этот ужас­ный Ло­пес, сло­жив ру­ки ру­по­ром, уже кри­чал Кап­де­ве­ру и Лу­лу:
      — Знае­те, на ко­го вы по­хо­жи в ва­ших вен­ках?
      Оба маль­чи­ка, как и сле­до­ва­ло ожи­дать, ре­ши­ли его про­учить. Они про­тя­ну­ли свои кни­ги Оли­вье:
      — Дер­жи, Олив! Сей­час мы его «про­трем с пе­соч­ком».
      И хо­тя у них на го­ло­вах, как у рим­ских им­пе­ра­то­ров, бы­ли лав­ро­вые вен­ки, ре­бя­та бро­си­лись в по­го­ню за Ло­пе­сом, а Оли­вье, на­гру­жен­ный кни­га­ми, не­ожи­дан­но ус­лы­хал над со­бой чей-то го­лос:
      — За­ме­ча­тель­но, ма­лыш, это про­сто за­ме­ча­тель­но!
      Он обер­нул­ся. Длин­ный ху­дой ста­рик в се­ром кос­тю­ме смот­рел на не­го сквозь пенс­не в зо­ло­че­ной оп­ра­ве. И, так как Оли­вье яв­но не по­нял его, он ука­зал на стоп­ку книг:
      — Зна­чит, ты хо­ро­ший уче­ник, да? Не со­мне­ва­юсь, пер­вый в сво­ем клас­се?
      — Э-э… нет! — от­ве­тил Оли­вье.
      — И при­том еще скром­ный…
      Ста­рик лю­без­но по­ка­чал го­ло­вой и по­шел, за­ло­жив ру­ки за спи­ну, су­ту­лясь, вспо­ми­ная, по-ви­ди­мо­му, свое да­ле­кое дет­ст­во, ко­гда и он был хо­ро­шим уче­ни­ком.
      Ко­гда взлох­ма­чен­ные Лу­лу и Кап­де­вер вер­ну­лись за кни­га­ми, Оли­вье рас­ска­зал им про ста­ри­ка и де­ти рас­хо­хо­та­лись. Лу­лу сра­зу же по­пы­тал­ся при­нять важ­ный, как у то­го ста­ри­ка, вид… но его во­ло­сы бы­ли в ужас­ном бес­по­ряд­ке и смеш­но тор­ча­ли из-под вен­ка, сби­то­го на­бек­рень.
      А Кап­де­вер зая­вил:
      — Ну вот и ко­нец за­мя­ти­ям. Уже ка­ни­ку­лы, ре­бя­та…
      Лу­лу вос­при­нял эту оче­вид­ную ис­ти­ну как от­кры­тие.
      Он за­ло­мил ве­нок на за­ты­лок и за­гну­са­вил:
      — Хм! Хм! Это прав­да! Ка­ни­ку­лы на­сту­пи­ли. Вот по­за­ба­вим­ся все трое! Ты бу­дешь Кро­кинь­оль, я — Ри­буль­динг, а Кап­де­вер — Фи­ло­шар.
      При­яте­ли ста­ли гри­мас­ни­чать, по-обезь­я­ньи под­ра­жая трем дей­ст­вую­щим ли­цам из «Пье-Ни­ке­ле» . Лу­лу ткнул ру­кой в во­ло­сы Кап­де­ве­ра, взъе­ро­шил их и за­кри­чал: «Куд­ря­вый кра­сав­чик», — Оли­вье за­сме­ял­ся: Кап­де­вер не­на­ви­дел, ко­гда его так на­зы­ва­ли.

*

      В по­сле­дую­щие за этим дни де­ти за­вла­де­ли всей ули­цей. Их бы­ло так мно­го, что да­же те, с чьей по­мо­щью они поя­ви­лись на свет бо­жий, вор­ча­ли на оби­лие дет­во­ры, во­пя­щей, бе­гаю­щей, раз­ма­хи­ваю­щей ру­ка­ми. Са­ма мысль о том, что на­ча­лись ка­ни­ку­лы, во­оду­шев­ля­ла силь­ней, чем сол­неч­ное те­п­ло, вли­ва­ла в ве­ны но­вую кровь, при­да­ва­ла кре­пость мус­ку­лам и вы­зы­ва­ла при­ли­вы фан­та­зии. Ос­во­бо­див­шая­ся от школь­ных уз дет­ская энер­гия ста­но­ви­лась не­уго­мон­ной. К то­му же у ме­ст­ных школь­ни­ков про­гул­ки па­ра­ми или це­поч­кой не бы­ли в осо­бой чес­ти. Вот по­че­му бы­ло ре­ше­но от­ко­пать то­пор вой­ны.
      Пе­ре­го­во­ры ве­лись с тра­ди­ци­он­ны­ми про­тив­ни­ка­ми, то есть с гроз­ны­ми лич­но­стя­ми, про­жи­ваю­щи­ми на ули­це Каш­ле, и вско­ре был сфор­ми­ро­ван от­ряд из маль­чи­шек улиц Ла­ба и Баш­ле. Впер­вые мож­но бы­ло уви­деть, как Ло­пес, Ду­ду, Плад­нер и вся эта бан­да мир­но бе­се­ду­ет с Лу­лу, Кап­де­ве­ром, Жа­ко, Шла­ком, Ри­ри, Оли­вье и дру­ги­ми. Со­вет про­ис­хо­дил в верх­ней час­ти ули­цы Ла­ба на раз­ва­лив­ших­ся сту­пень­ках ле­ст­ни­цы, вы­хо­дя­щей в ту­пик.
      Вра­ги бы­ли из­вест­ны: «Те, что с ули­цы Ле­кюйе!» Ули­ца эта шла па­рал­лель­но ули­це Ла­ба, но бы­ла от­де­ле­на от нее ули­цей Кюс­тин и на­хо­ди­лась где-то там «на дру­гой сто­ро­не ре­ки». Что ка­са­ет­ся ре­бят с ули­цы Ле­кюйе, то их слов­но осе­ни­ло, и, ох­ва­чен­ные та­ин­ст­вен­ным пред­чув­ст­ви­ем, они уже на­чи­ща­ли ору­жие. А раз­ные со­мни­тель­ные ти­пы, шпио­ны или мни­мые пол­пре­ды сно­ва­ли взад и впе­ред ме­ж­ду дву­мя вра­ж­деб­ны­ми ла­ге­ря­ми.
      Все шло со­всем как у взрос­лых: го­то­вить­ся к по­бои­щу бы­ло столь же ув­ле­ка­тель­но, как и вес­ти вой­ну. При­шло вре­мя со­би­рать пис­то­ле­ты со стре­ла­ми и проб­ка­ми, де­ре­вян­ные ме­чи, лу­ки, ро­гат­ки и ду­хо­вые тру­боч­ки. Ка­ж­дый ла­герь ско­пил зна­чи­тель­ные за­па­сы бое­во­го сна­ря­же­ния: кам­ней, ша­ри­ков из па­пье-ма­ше (вся ули­ца, вклю­чая и де­во­чек, це­лы­ми дня­ми же­ва­ла бу­ма­гу), па­лок, ал­жир­ских бомб, ра­кет и бу­маж­ных стрел…
      Не­ко­то­рых, как на­при­мер, Оли­вье и Лу­лу, ин­те­ре­со­ва­ла са­ма иг­ра, к дра­кам у них осо­бой стра­сти но бы­ло. Дру­гих же, вро­де ху­ли­га­нов с ули­цы Баш­ле, ув­ле­ка­ла имен­но улич­ная дра­ка, и это мог­ло за­вес­ти да­ле­ко. Од­на­ко в обо­их ла­ге­рях «уме­рен­ные» со дня на день от­кла­ды­ва­ли опас­ное столк­но­ве­ние. За ис­клю­че­ни­ем од­но­го дра­ма­ти­че­ско­го слу­чая, ге­роя­ми и жерт­ва­ми ко­то­ро­го ста­ли Лу­лу и Оли­вье, ни­че­го зна­чи­тель­но­го не про­изош­ло. К то­му же мно­гие разъ­е­ха­лись на ка­ни­ку­лы, что по­влек­ло за со­бой по­те­ри в во­ин­ских час­тях. И все во­ен­ные ра­до­сти так и ос­та­лись иг­рой во­об­ра­же­ния.
      Од­на­ко воль­ные стрел­ки, Оли­вье и Лу­лу, про­яви­ли не­ко­то­рое не­бла­го­ра­зу­мие, со­вер­шив раз­ве­ды­ва­тель­ный рейд не­по­сред­ст­вен­но во вра­же­ский стан. Они тут же бы­ли ок­ру­же­ны и взя­ты в плен. Прав­да, оба маль­чи­ка не осо­бен­но со­про­тив­ля­лись — они ув­лек­лись иг­рой и до­пус­ти­ли, чтоб ка­ра­ул за­та­щил их, за­ста­вив под­нять ру­ки, в даль­ний дво­рик ка­ко­го-то до­ма на ули­це Ле­кюйе, на чу­жой тер­ри­то­рии. Де­ти ули­цы Ле­кюйе, где оби­та­ли лю­ди бо­лее со­стоя­тель­ные, чем на ули­цах Ла­ба и Баш­ле, не бы­ли та­ки­ми озор­ни­ка­ми, как их про­тив­ни­ки. Не­ко­то­рые из них да­же по­се­ща­ли клас­сы в учеб­ном за­ве­де­нии Лаф­ле­сель с очень при­лич­ной ре­пу­та­ци­ей, а сре­ди тех, кто хо­дил в шко­лу на ули­це Клинь­ян­кур, бы­ло мно­го дру­зей. По­это­му плен­ни­ки не очень-то ис­пу­га­лись тут же соз­дан­но­го три­бу­на­ла из трех во­ен­ных су­дей: Мел­ло — пар­ня смир­но­го, доб­ро­душ­но­го, с вес­нуш­ка­ми на но­су, ма­лень­ко­го бе­ло­ку­ро­го и кур­но­со­го Пи­ре­са с мел­ки­ми, как у кро­ли­ка, зу­ба­ми, и ми­ро­лю­би­во­го меч­та­те­ля Мен­кач­чи. Все про­шло бы бла­го­по­луч­но, ес­ли бы не Леп­ра и Лаб­русс, двое вер­зил, ме­нее «гу­ман­ных», чем про­чие, ко­то­рые пред­ло­жи­ли по­зор­ную ка­ру, вы­ра­жен­ную Лаб­рус­сом в че­ты­рех сло­вах: « об­мак­нуть за­дом в вак­су!»
      Пред­ло­же­ние по­нра­ви­лось, и все ос­таль­ные вы­ра­зи­ли свое со­гла­сие. Лу­лу и Оли­вье об­ме­ня­лись бы­ст­рым взгля­дом и по­про­бо­ва­ли уд­рать. Но даль­ше пер­во­го дво­ри­ка уй­ти им не уда­лось, их схва­ти­ли и за­ста­ви­ли ос­та­вать­ся здесь.
      — Вак­сы! — по­тре­бо­вал Лаб­русс.
      — До­ро­го вы за это за­пла­ти­те, смот­ри­те! — ска­зал Лу­лу.
      — Око за око, зуб за зуб, вот как мы вам отом­стим! — зая­вил Оли­вье.
      Ждать при­шлось не­дол­го. Мен­кач­чи при­шел с ко­роб­кой чер­ной вак­сы и щет­кой, ко­то­рые стя­нул у ма­те­ри. На­ча­ли с Оли­вье. По­сле сви­ре­по­го со­про­тив­ле­ния он был чис­лен­но по­дав­лен про­тив­ни­ком. Как ге­рой пе­ре­нес он не­сколь­ко пы­ток, а по­том вра­ги ста­щи­ли с не­го шта­ниш­ки и на­ча­ли ма­зать чер­ной вак­сой его круг­лые яго­ди­цы. Лу­лу не мог скрыть сво­его бе­шен­ст­ва. Он при­нял­ся во­пить, и при­шлось за­ткнуть ему рот плат­ком. При­шла встре­во­жен­ная при­врат­ни­ца это­го до­ма и, воо­ру­жив­шись вы­би­вал­кой для ков­ра, спле­тен­ной из иво­вых пруть­ев, при­ня­лась вы­ко­ла­чи­вать ею спи­ны озор­ни­ков. На­ча­лось не­удер­жи­мое бег­ст­во, и то­гда Оли­вье и Лу­лу ос­та­лись од­ни.
      Оли­вье на­чал на­тя­ги­вать шта­ны. Он был весь крас­ный, ру­ки у не­го дро­жа­ли. А Лу­лу по­вто­рял сквозь зу­бы:
      — За это они за­пла­тят, за­пла­тят!
      Не в си­лах удер­жать­ся, они кри­ча­ли:
      — Ну и бан­дю­ги же, под­лые!
      Ре­бя­та пу­лей про­бе­жа­ли ули­цу Ле­кюйе, но сра­зу вер­нуть­ся на ули­цу Ла­ба не ре­ши­лись. Оли­вье был оза­бо­чен, как при­вес­ти се­бя в по­ря­док, где от­сти­рать гряз­ные тру­си­ки, чтоб Эло­ди ни­че­го не за­ме­ти­ла. Мо­жет, при­бег­нуть к по­мо­щи Бу­гра или Аль­бер­ти­ны, но как им все это объ­яс­нить?
      Уны­ло опус­тив го­ло­вы, ре­бя­та дош­ли до Ша­то Руж, по­том по ули­це Пу­ле по­бре­ли к рын­ку. Тор­гов­цы ран­ни­ми фрук­та­ми ук­ла­ды­ва­ли гор­ка­ми пер­си­ки, сли­вы, аб­ри­ко­сы, вы­став­ляя свер­ху наи­бо­лее кра­си­вые. На чер­ных гри­фель­ных дос­ках они над­пи­сы­ва­ли ме­лом це­ны и го­то­ви­лись к на­тис­ку до­мо­хо­зя­ек. Зе­лен­щи­цы ре­гу­ли­ро­ва­ли ве­сы и сво­ра­чи­ва­ли куль­ки из ста­рых га­зет. Ря­дом, опер­шись на свою мет­лу, сто­ял двор­ник и за­дум­чи­во смот­рел на ка­нав­ку.
      Оли­вье и Лу­лу все еще не мог­ли прий­ти в се­бя от на­не­сен­но­го им ос­корб­ле­ния. Лу­лу го­то­вил­ся мстить не на жи­вот, а на смерть. Оли­вье при­ки­ды­вал воз­мож­ные по­след­ст­вия: на ули­це его ни­кто не ста­нет жа­леть, да­же мо­гут на­гра­дить из­де­ва­тель­ской клич­кой: «Эй, чер­ный зад», или ки­нут: «Зад­ни­ца-то вся в вак­се!» На­ко­нец Оли­вье ре­шил­ся за­го­во­рить:
      — Слу­шай, Лу­лу. Я хо­чу те­бя о чем-то по­про­сить…
      — О чем?
      — Да эта вак­са… Ни­ко­му про нее не го­во­ри. Ни­ко­му! По­нял? Пусть это ос­та­нет­ся на­шей тай­ной.
      Но Лу­лу не от­ве­тил. Го­ло­ва его все еще бы­ла за­ня­та бан­дой с ули­цы Ле­кюйе, и он мыс­лен­но пред­став­лял се­бе до­б­рый де­ся­ток ре­бят, пе­ре­вя­зан­ных, как кол­ба­сы, ле­жа­щих за­дом вверх, а ря­дом ко­роб­ки с вак­сой — всех, всех цве­тов…
      Под ко­нец он все же по­де­лил­ся свои­ми пла­на­ми.
      — Нет, мы ска­жем на­шим. То­гда они по­мо­гут отом­стить. Раз­дол­ба­ем их вдрызг!
      Ему, вид­но, ка­за­лось уже, буд­то все маль­чи­ки с ули­цы Ла­ба и Баш­ле про­шли че­рез эту пыт­ку — «об­мак­нуть за­дом в вак­су». Оли­вье, ко­то­рый ни­как не рас­счи­ты­вал на по­доб­ную со­ли­дар­ность, на­чал уг­ро­жать:
      — Ес­ли ты про­го­во­ришь­ся, Лу­лу, то я ска­жу, что и те­бя ма­за­ли вак­сой, и да­же…
      — И да­же?
      — И да­же… со всех сто­рон!
      — Врун!
      — А ты ябе­да!
      Они злоб­но по­смот­ре­ли друг на дру­га, од­на­ко серь­ез­ность си­туа­ции за­ста­ви­ла их прий­ти к со­гла­ше­нию.
      — Лад­но, — ска­зал вдруг Лу­лу, — не бу­дем бол­тать про вак­су. Толь­ко при­дет­ся ска­зать, что они нам ру­ки вы­кру­чи­ва­ли, луп­це­ва­ли, пле­ва­ли нам в ро­жу. А по­том кри­ча­ли, что ре­бя­та с ули­цы Баш­ле — по­дон­ки… И еще… И еще… Ну лад­но! За­ткем­ся!
      Они хлоп­ну­ли по ру­кам, скре­пив сдел­ку, как тор­гов­цы ско­том на ба­за­ре. И по­смот­ре­ли друг дру­гу пря­мо в гла­за: об­щая бе­да их объ­е­ди­ня­ла. Лу­лу ус­та­вил­ся в сто­ро­ну ули­цы Ле­кюйе и вы­крик­нул:
      — Ес­ли ты не идешь к Ла­гар­де­ру , Ла­гар­дер пой­дет к те­бе сам.
      За этим по­сле­до­ва­ла ко­рот­кая па­ро­дия на ду­эль. По­том ре­бя­та за­улы­ба­лись ве­се­ло, как и пре­ж­де. Оли­вье чув­ст­во­вал, что его тру­си­ки про­сто при­клеи­лись к ко­же. Он еще раз по­смот­рел на при­яте­ля, вспом­нил пе­сен­ку « Ес­ли есть у те­бя вер­ный друг» и на­чал ли­хо на­сви­сты­вать.

*

      Ре­бя­та по оче­ре­ди про­бо­ва­ли ка­тать­ся на са­мо­ка­те ма­лень­ко­го Ри­ри, ко­то­ро­му отец по­да­рил эту шту­ку в кон­це школь­но­го го­да в на­гра­ду за при­ле­жа­ние. Ка­ж­дый из маль­чи­шек дол­жен был объ­е­хать два­ж­ды во­круг квар­та­ла, а Ана­толь за­се­кал вре­мя. К удив­ле­нию всех, вы­иг­рал Оли­вье, но Кап­де­вер об­ви­нил его в мо­шен­ни­че­ст­ве, и они пыл­ко за­спо­ри­ли.
      Аль­бер­ти­на, с ли­цом яр­ким, как по­ми­дор, си­де­ла на сво­ем обыч­ном мес­те пе­ред от­кры­тым ок­ном и под­ши­ва­ла края гру­бо­го по­лот­ня­но­го по­ло­тен­ца с крас­ны­ми по­ло­са­ми. Од­но­вре­мен­но она слу­ша­ла сто­яв­ше­го под ок­ном Гас­ту­не, разъ­яс­няв­ше­го, что в преж­ние вре­ме­на бы­ло го­раз­до луч­ше, что упа­док на­ме­тил­ся уже в на­ча­ле три­дца­тых го­дов, ко­гда из-за крас­ных все ста­ло за­гни­вать, и те­перь стра­на идет к кра­ху и сплош­ной анар­хии… Аль­бер­ти­на за­дум­чи­во по­ка­чи­ва­ла го­ло­вой. Они об­ме­ня­лись еще па­рой фраз, на­чи­нав­ших­ся с од­них и тех же слов — «в мое-то вре­мя» или «ко­гда я был по­мо­ло­же», — по­том на­сту­пи­ла пау­за. Аль­бер­ти­на скло­ни­ла го­ло­ву, по­гля­ды­вая, как ей ка­за­лось, весь­ма неж­но на сво­его со­бе­сед­ни­ка. Она все жда­ла той сча­ст­ли­вой ми­ну­ты, ко­гда он на­ко­нец ска­жет: «На­до бы нам по­же­нить­ся». И то­гда бы она, на­кру­чи­вая на па­лец один из сво­их ло­ко­нов, при­ня­ла бы меч­та­тель­ный вид и, чуть по­раз­ду­мав, от­ве­ти­ла бы ему с оча­ро­ва­тель­ной снис­хо­ди­тель­но­стью: «Гас­ту­не, в на­шем-то воз­рас­те…»
      Хо­зя­ин « Транс­ат­лан­ти­ка» об­ра­ба­ты­вал се­рой пол сво­его за­ве­де­ния, чтоб от­ва­дить со­бак. На сту­пень­ках мяс­ной лав­ки си­дел Ра­ме­ли и из­да­вал на губ­ной гар­мо­ни­ке не­вы­но­си­мо прон­зи­тель­ные зву­ки. Сын бу­лоч­ни­ка, в ра­бо­чем ха­ла­те, та­щил на го­ло­ве под­нос с уло­жен­ны­ми на нем пи­рож­ны­ми по за­ка­зу вла­дель­ца рес­то­ра­на на ули­це Ко­лен-кур. Хо­зяй­ка пра­чеч­ной про­мы­ва­ла щет­кой стек­ло вит­ри­ны, и мыль­ная пе­на сте­ка­ла на тро­ту­ар.
      — Ну! Те­бе иг­рать, твой че­ред…
      Где же пре­бы­вал Оли­вье? Он за­меч­тал­ся. Маль­чи­ку бы­ло хо­ро­шо с друзь­я­ми. По­ду­мать толь­ко — ведь ему ка­за­лось, что они от­толк­нут его, раз он по­те­рял мать. Нет, он чув­ст­во­вал се­бя с ни­ми на рав­ных и ве­се­лил­ся во­всю; од­на­ко он по­ни­мал: это лишь ви­ди­мость и что-то все же их раз­де­ля­ет. Ему слу­ча­лось чув­ст­во­вать се­бя оди­но­ким, от­чу­ж­ден­ны­ми от все­го и всех. Ко­гда ре­бя­та тол­ко­ва­ли о се­мен­ных де­лах, о пла­нах на бу­ду­щее, все это ка­за­лось ему по­сто­рон­ним. Оли­вье их слу­шал, что-то го­во­рил в от­вет, сно­ва слу­шал, а по­том буд­то ку­да-то про­ва­ли­вал­ся.
      — Ох! Из­ви­ни­те…
      — Ты опять ви­тал в об­ла­ках?
      Оли­вье по­ло­жил свою кар­ту на кар­ту Лу­лу, и оба ра­зом вос­клик­ну­ли: «Спор». Иг­ра еще про­дол­жа­лась до­воль­но дол­го, но, так как ни­ко­му не уда­ва­лось за­по­лу­чить все кар­ты дру­го­го, ре­ши­ли за­нять­ся еще чем-ни­будь. В до­ме на пе­ре­кре­ст­ке Италь­я­ноч­ка рас­че­сы­ва­ла пе­ред зер­ка­лом, стоя­щим на по­до­кон­ни­ке, свои длин­ные во­ло­сы. Она под­миг­ну­ла маль­чи­кам и, упер­шись ру­кой в бок, при­ня­ла по­зу ки­но­звез­ды.
      — Ах! Эти дев­ки… — пре­неб­ре­жи­тель­но про­тя­нул Лу­лу.
      По­том по­до­шел Кап­де­вер, блед­ный, с по­вяз­кой на ру­ке.
      — Ре­бя­та, я ра­нен, у ме­ня бу­дет шрам!
      Он со мно­ги­ми де­та­ля­ми рас­ска­зал о сво­ей не­при­ят­но­сти: нес в ру­ке бу­тыл­ку с ук­су­сом и упал с ле­ст­ни­цы. Ка­ж­дый из ре­бят то­же за­хо­тел по­хва­лить­ся чем-ни­будь эта­ким. Оли­вье по­ка­зал ма­лень­кий ру­бец на верх­ней гу­бе, а Лу­лу — сло­ман­ный зуб. Кап­де­вер воз­ра­зил:
      — Это так, но я упал в об­мо­рок. Со­всем вро­де умер!
      — Да, это вер­но! — под­твер­дил Лу­лу. — Но у ме­ня еще ху­же!
      Он ра­зул­ся и за­дви­гал паль­ца­ми у них пе­ред но­сом. Де­ти на­кло­ни­лись по­смот­реть.
      — Что с тво­ей ла­поч­кой? — спро­сил Оли­вье.
      — А вы не ви­ди­те?
      Они сно­ва на­гну­лись, чтоб еще вни­ма­тель­ней ос­мот­реть его строй­ную маль­чи­ше­скую но­гу, весь­ма обыч­ную, толь­ко не­мно­го гряз­ную у ло­ды­жек, и все же не по­ня­ли, в чем де­ло. Лу­лу, до­воль­ный тем, что за­ста­вил их на­прас­но ис­кать, зая­вил на­ста­ви­тель­ным то­ном:
      — У ме­ня на но­ге пять паль­цев, ре­бя­та!
      Ду­ра­лей Кап­де­вер не на­шел ни­че­го луч­ше­го, как ска­зать, что так ведь у всех лю­дей, но Оли­вье от­ве­тил:
      — Что за иди­от­ские шут­ки!
      Не­из­вест­но по­че­му Лу­лу тут же при­со­во­ку­пил: «А Прин­цес­са по­ло­жи­ла свою жвач­ку на край роя­ля», — но это толь­ко вы­зва­ло смех.
      Ве­се­лье ста­ло еще бо­лее бур­ным, ко­гда де­ти уви­де­ли, что идет Ри­ри, рас­то­пы­рив паль­цы, со­всем как жен­щи­на, ожи­даю­щая, по­ка у нее вы­со­хнет лак на ног­тях. Он объ­яс­нил, что ма­ма вы­ма­за­ла ому паль­цы гор­чи­цей, чтоб он боль­ше не грыз ног­ти.
      — Сло­пай гор­чи­цу и про­дол­жай! — ска­зал Лу­лу.
      — От нее в но­су щи­плет!
      — Обо­ж­ди, мы сей­час по­ка­жем. Ка­ж­дый раз по­нем­нож­ку сли­зы­вай коп­чи­ком язы­ка…
      У при­лав­ка « Транс­ат­лан­ти­ка» сто­ял Гас­ту­не и ком­мен­ти­ро­вал суд над Гор­гу­ло­вым, убий­цей пре­зи­ден­та Ду­ме­ра. Он сло­жил га­зе­ту, из ко­то­рой за­им­ст­во­вал свои до­во­ды, и, при­ло­жив­шись к ча­шеч­ке ко­фе с ли­ке­ром, вдох­но­вил­ся еще од­ним сю­же­том:
      — По­ду­мать толь­ко, бра­зиль­цы хме­ле­ют от ко­фе!
      — Не­бось, хо­ро­шо пах­нет! — ска­зал ка­кой-то пьян­чу­га, по­тя­ги­вая бе­лое ви­но.
      — Они еще то­пят им па­ро­во­зы! И да­же в мо­ре вы­бра­сы­ва­ют!
      — К сча­стью, па­па­ша Маг­лу­ар не вы­ли­ва­ет в ко­ло­дец свой «каль­ва­дос»! — ска­зал Эр­нест, под­бав­ляя со­лид­ную пор­цию спирт­но­го в ко­фей­ную ча­шеч­ку.
      Во­шла ма­дам Па­па, про­во­див­шая сво­его во­ен­но­го вну­ка на Вос­точ­ный во­кзал и, не при­са­жи­ва­ясь, с хо­ду ска­за­ла:
      — Один «рас­пай»!
      На ули­це ка­кой-то ста­ри­чок, гля­дя вверх, на­пе­вал « Иди сю­да, ми­лаш­ка», и до­мо­хо­зяй­ки бро­са­ли ему из окон мо­нет­ки, за­вер­ну­тые в кло­чок га­зет­ной бу­ма­ги. Но ко­гда они при­ме­ти­ли, что ста­ри­чок пьян, то при­ня­лись бра­нить его и кри­чать, чтоб он от­пра­вил­ся «про­спать свой хмель» в дру­гом мес­те. Де­ти бро­си­лись на по­ис­ки мо­не­ток, за­стряв­ших в рас­ще­ли­нах мос­то­вой и, со­брав их, да­ли ста­ри­ку, а он важ­но по­бла­го­да­рил их. Ма­ма­ша Гро­ма­ляр уже ус­пе­ла обоз­вать его ал­ка­шом; ста­рик сде­лал не­при­стой­ный жест и по­вто­рял его пе­ред все­ми жен­щи­на­ми, сто­яв­ши­ми у окон, а ре­бя­тиш­ки за­бав­ля­лись и под­ра­жа­ли ему.
      — Я ско­ро в де­рев­ню по­еду! — ра­до­ст­но воз­вес­тил Лу­лу.
      — И я то­же. Тра-ля-ля!— за­пел Кап­де­вер.
      Они при­ня­лись под­ра­жать мы­ча­нию ко­ров, блея­нию овец, кря­ка­нью уток, ку­дах­та­нью кур. По всей ули­це слы­ша­лось: ме-е-е, бе-е-е, кря-кря-кря и ку­да-дах-тах-тах. Па­па­ша Гро­ма­ляр, кру­тив­ший свою тон­кую па­пи­ро­ску, за­вор­чал:
      — Очу­ме­ли они, что ли, черт возь­ми, эти пар­шив­цы!
      Не со­мне­ва­ясь, что он по­па­дет в са­мую точ­ку, Гас­ту­не за­во­пил:
      — А ну за­ткни­тесь!
      И Люсь­ен, ко­то­рый шел ми­мо с боль­шим ра­дио­при­ем­ни­ком на пле­че, за­сме­ял­ся.

*

      Га­зе­та « Пти па­ризь­ен» про­во­ди­ла ро­зы­грыш Зо­ло­то­го куб­ка по спор­тив­ной ходь­бе. Оли­вье, Лу­лу и Кап­де­вер, взяв с со­бой вед­ро во­ды и боль­шую губ­ку, при­строи­лись на пу­ти сле­до­ва­ния со­брав­ших­ся из раз­ных про­вин­ций Фран­ции спорт­сме­нов с уди­ви­тель­но мус­ку­ли­сты­ми но­га­ми. Маль­чи­ки пред­ла­га­ли про­хо­дя­щим ми­мо уча­ст­ни­кам со­рев­но­ва­ния губ­ку, про­пи­тан­ную во­дой, и те на хо­ду вы­жи­ма­ли ее на свою взмок­шую го­ло­ву. Нуж­но бы­ло ми­нут­ку бе­жать ря­дом, чтоб вы­ру­чить об­рат­но свою губ­ку. Ре­бя­та бы­ли здесь и ко­гда под­хо­ди­ли к фи­ни­шу спорт­сме­ны из клу­ба лю­би­те­лей ходь­бы го­ро­да Нан­си, а по­том вме­сте с бо­лель­щи­ка­ми ра­до­ва­лись одер­жан­ной этим клу­бом по­бе­де.
      Маль­чиш­ки бе­жа­ли сле­дом и за ко­лон­ной офи­ци­ан­тов ка­фе — те шли в сво­их бе­лых пе­ред­ни­ках, по­ка­чи­вая в ру­ках под­но­сы с бу­тыл­кой апе­ри­ти­ва и ста­кан­чи­ком, ко­то­рые по ус­ло­ви­ям со­стя­за­ний ни в ко­ем слу­чае нель­зя бы­ло уро­нить, а так­же со­про­во­ж­да­ли про­дав­цов га­зет, на­гру­жен­ных сво­им то­ва­ром. Все эти со­рев­но­ва­ния при­да­ва­ли ули­цам празд­нич­ный вид.
      За­тем бла­го­да­ря сво­ей друж­бе с Прин­цес­сой Ма­до Оли­вье про­вел еще не­сколь­ко вос­хи­ти­тель­ных ве­че­ров. Прин­цес­са бы­ла сво­бод­на и по­свя­ща­ла маль­чи­ку не­ма­ло вре­ме­ни: то зва­ла его к се­бе до­мой, чтоб чем-ни­будь уго­стить, то до­ве­ря­ла ему по­гу­лять с со­бач­ка­ми, с ко­то­ры­ми он бе­гал от од­но­го га­зо­во­го фо­на­ря к дру­го­му, на­мо­тав по­во­док во­круг ру­ки. Как-то ве­че­ром Ма­до по­сту­ча­лась в квар­ти­ру Жа­на, ко­то­рый встре­тил ее со сдер­жан­ным вос­хи­ще­ни­ем.
      — Вы по­зво­ли­те мне взять с со­бой Оли­вье? Я его сво­жу в ки­но…
      Сна­ча­ла Эло­ди про­яв­ля­ла не­до­вер­чи­вость, но Ма­до улы­ба­лась так, что со­про­тив­лять­ся бы­ло труд­но, к то­му же она уме­ла от­пус­тить па­роч­ку очень при­ят­ных ком­пли­мен­тов, вро­де: «Как у вас ми­ло до­ма!», или «Вы се­го­дня чу­дес­но при­че­са­ны!», и по­сте­пен­но все ула­жи­ва­лось.
      Оли­вье бы­ст­ро на­де­вал свой кос­тюм со шта­ниш­ка­ми-гольф, сма­чи­вал во­ло­сы, что­бы хо­ро­шо про­ло­жить про­бор, чуть вы­ше обыч­но­го — так бы­ло те­перь в мо­де.
      Ма­до са­жа­ла его в так­си, и они уез­жа­ли да­ле­ко от сво­ей ули­цы в по­ис­ках ка­ко­го-ни­будь лег­ко­го филь­ма вро­де: « До­ро­га в рай», « Жен­щи­на и со­ло­вей», « Ма­лень­кая Ли­за» или « Моя ку­зи­на из Вар­ша­вы». Оли­вье был в вос­тор­ге и то­гда, ко­гда Ма­до пе­ре­лис­ты­ва­ла ки­но­жур­на­лы, в ко­то­рых це­лые стра­ни­цы по­свя­ща­лись ко­шачь­ей гра­ции Ко­лет Дар­фей, гла­зам Жо­ан Кре­форд, бле­ску Эль­ви­ры По­пес­ко или хо­лод­но­му ве­ли­ко­ле­пию не­под­ра­жае­мой Гре­ты Гар­бо. Он смот­рел на фо­то­гра­фию Бри­жит Хельм, и ему ка­за­лось, что он ви­дит Ма­до, так они бы­ли по­хо­жи. Маль­чик ска­зал ей об этом, и поль­щен­ная Прин­цес­са воз­на­гра­ди­ла его неж­ным взгля­дом.
      Ма­до чи­та­ла ему вслух раз­ные но­во­сти, сплет­ни, рас­про­стра­няе­мые в от­ве­тах на пись­ма чи­та­те­лей, бли­жай­шие пла­ны ки­но­звезд, рас­ска­зы об их пу­те­ше­ст­ви­ях, лич­ных свя­зях — и все это вы­гля­де­ло та­ким зна­чи­тель­ным! Рас­слаб­лен­ным го­ло­сом Ма­до го­во­ри­ла: «Это звез­да фир­мы Па­ра­мо­унт!», или: «Она уча­ст­ни­ца филь­мов Юнай­тед Ар­тистс!», и эти чу­же­стран­ные на­зва­ния еще уве­ли­чи­ва­ли вол­шеб­ст­во. Раз­зо­ло­чен­ный, не­зна­ко­мый мир воз­ни­кал пе­ред маль­чи­ком, до­пол­нен­ный бле­ском Боль­ших буль­ва­ров, ко­то­рые они пе­ред тем про­ез­жа­ли в чер­но-крас­ном так­си с во­ди­те­лем в се­рой блу­зе.