Глава 11

ОХРАННАЯ ФИРМА «ЯНЫЧАР»

Старший помощник капитана, глядя в иллюминатор на возникший внизу аэропорт Полесска, примерно представлял, как все будет. Прямо около аэропорта к ним подкатят ребята в кожанках или в пиджаках — за год, что его здесь не было, многое могло измениться. Но он знал, что во главе их будет Баха — правая рука Корейца. Самого Ана морякам видеть не доводилось — главарь предпочитал не светиться. Все вопросы улаживали его шестерки, которыми руководил здоровенный, природой созданный для того, чтобы подавлять саму мысль о сопротивлении, Ваха.

Шасси самолета, следовавшего рейсом Марсель-Полесск, со стуком коснулись бетона посадочной полосы. Стюардесса улыбнулась на прощание. Один из мариманов, клеившийся к ней всю дорогу, попытался назначить ей свидание, но из-за избытка поглощенного им джина без тоника так и не сумел сформулировать, где ждет даму, его увлекли прочь, в теплый полесский вечер более стойкие товарищи.

Мариманы чувствовали себя немного неуютно. Каждый раз, возвращаясь из плаваний, которые длились порой по полтора года, они оказывались в другой стране, становившейся все более чужой, и шока от этого момента узнавания и неузнавания хватало надолго.

Мысли старпомом владели невеселые. От них ему часто вообще не хотелось жить. Все, чему он посвятил свою жизнь, в последние годы шло прахом.

То, что еще недавно было гордостью страны, — прекрасный торговый, рыболовецкий флот, белоснежные пассажирские суперлайнеры — от этого, увы, сегодня мало что осталось. Если уж искать исторические аналогии, последствия экономических реформ для российского флота можно сравнить разве что с потоплением испанской Великой армады. Большая часть его в последние годы утеряна безвозвратно — суда растащили втихаря, как раньше тащили с работы мешок цемента, продали и перепродали, приватизировали, сдали на лом, потопили. Все получилось, как всегда в России, — ушлые ребята заработали рубль, а изгадили все на тысячу.

Войны за приватизацию пароходств были одними из самых кровавых во всей истории постперестроечных мафиозных войн. Людей косили десятками — уж очень жирный кусок выдирали друг у друга из рук и из зубов. В результате для тех, кто крепкой якорной цепью был повязан с морем, настали тяжелые времена.

Раньше моряк знал, что в срок он обязательно выйдет в море, пробудет там с полгода, а то и поболе, подзаработает деньжат, пусть и не слишком большие, ну а что ему не доплатит государство, возьмет сам, прикупив технику, шмотки — все то, что обходилось на Западе так дешево и стоило дома так дорого. Но флот пошел на дно, и сегодня моряку ох как трудно найти свой корабль.

Но вот запестрели полосы газет объявлениями: «Требуются мотористы, судомеханики, целые экипажи. Ждем вас с распростертыми объятиями в Полесске». И потянулись матросики, боцмана, дизелисты и коки со всей страны. Полесск стал перевалочной базой, где солидные или жульнические фирмы собирали экипажи для флотов самых разных стран. Неожиданно выяснилось, что на наших моряков в мире большой спрос, поскольку русские экипажи по праву считаются одними из лучших. Во-первых, наш моряк — дешевый моряк, он получает в несколько раз меньше своих западных коллег да еще считает, что его осчастливили. Во-вторых, русский моряк — моряк высокопрофессиональный. Все знают, что ему нет равных по действиям в нештатных ситуациях. Наш человек привык драться и побеждать там, где западный обыватель мирно и правопослушно ложится и умирает — этого у нас не отнять. Ну и, наконец, русскому моряку легче всего взгромоздиться на шею, попить его кровушки, впившись в загривок вампирьими клыками, а потом, при окончательном расчете, изящно и просто обвести вокруг пальца. Потому что русский человек прекрасно борется со стихией и с врагами, но туго представляет, как биться за свои права с прохиндеями.

Некоторые из тех, кто уходил в море под китайским, французским, либерийским флагами (кстати, Либерия — самая мощная морская держава мира, из-за диких льгот там регистрируется большинство судов в мире), зарабатывали по тысяче-полторы долларов в месяц, да еще льготная растаможка машин и задешево приобретенные вещи. Так что люди считали, что им везло. Другим везло меньше. Конторы, которые нанимали экипажи, иногда вместе с судами имели привычку внезапно исчезать или просто обжуливали матросиков, бросая их на произвол судьбы на другом конце земного шара. И целые экипажи куковали по несколько месяцев где-нибудь на Берегу Слоновой Кости, не имея возможности вернуться на свою горячо любимую, хоть и прилично опустившуюся родину.

Возвращаясь после всех переделок из дальних странствий, моряки теперь не знали, когда подвернется оказия со следующим рейсом и сколько им придется жить на заработанные непосильным трудом деньги. Поэтому расставались с деньгами они без всякой охоты. Но бандитам надо платить.

На этот раз их ждали у трапа. Молодой, высокий, приторно вежливый молодой человек в безупречно сидящем синем костюме, с коробочкой коротковолновой рации в руке безошибочно вычленил старпома из толпы, подошел к нему и представился:

— Я представитель охранного агентства «Янычар». Автобус вас ждет. Мы облегчим прохождение таможенных формальностей и паспортного контроля.

Он кивнул на просторный «мерседесовский» автобус, стоящий неподалеку от площадки, куда причалил подуставший от полета «Ту-134».

— А мы вас вызывали? — усмехнулся старпом.

— Обычно мы приходим сами. Чтобы облегчить жизнь нашим согражданам, возвращающимся после тяжелой работы на родину.

Красиво и гладко излагает, отметил про себя старпом. И высшее образование на лице написано. Да, приподнимается мафия… Старпом не знал, что за хорошие манеры и действительно высшее образование за плечами братаны прозвали этого подающего надежды парня Интеллигентом.

— Растаможка, — более утвердительно, чем вопросительно произнес старпом.

Молодой человек обворожительно улыбнулся.

— Наша фирма предлагает выгодную сделку. Избавит вас от лишней головной боли к взаимной выгоде.

— И за сколько покупаете?

— Девятьсот за машину. Такая новая такса.

— По-божески.

— Хорошо, если бы вы объяснили все своим людям. Не хотелось бы недопонимания… Сами понимаете. Бизнес у нас жесткий.

— А круто вы поднялись, — усмехнулся старпом. — Уже у трапа встречаете. Раньше, чем таможня и пограничники.

— Растем.

— А где Ваха?

— Он здесь больше не работает. Как бы лучше объяснить… сейчас здесь работает другая фирма.

— Все понятно, — кивнул старпом.

Ему было совершенно все равно, с кем иметь дело. Он хотел одного — чтобы это побыстрее кончилось. Он всегда после этого ощущал, будто совершил какую-то непристойность, что его унизили, плюнули в лицо. Ему было стыдно, что он в очередной раз сыграл так, как угодно этим агрессивным, не упускающим своего парням, которые просто излучают уверенность в том, что они имеют право поступать так с людьми и что на них в этом подлунном мире нет и не предвидится в ближайшее время никакой управы.

Уже ближе к ночи этот молодой хорошо одетый человек по фамилии Гутман и по кличке Интеллигент настукал на мобильнике так хорошо знакомый ему номер телефона.

— Шамиль Идрисович, все в порядке. Мы закончили.

— Тихо прошло?

— Ребята оказались благоразумные. Мы быстро нашли общий язык.

— Хорошо. Завтра можешь подъехать к одиннадцати на работу.

— Спасибо.

Шамиль Зайнутдинов в этот поздний час находился в своем развлекательном комплексе «Золотой шельф». Внизу в ресторане звучала музыка, в казино раскручивалась рулетка и больные игрой люди готовились подпитывать ее долларами.

Шамиль удовлетворенно прижмурил глаза. Нет, это еще не полная победа. Но удар, который нанесли Корейцу, позволил его сильно потеснить в этом прибыльном бизнесе. Ничего, рано или поздно ан вообще вылетит из этого бизнеса. Шамиль знал, что так и будет. Будет обязательно. Так уж получалось, что все, что он загадывал, пока сбывалось.

— Аэропорт наш, — прошептал он под нос. — Наш… Не хотелось вспоминать, чего это стоило, но сделки с моряками в аэропорту Полесска они, можно считать, поставили под свой контроль. А это хорошие деньги наличкой. И деньги пригодятся. Скоро ожидаются новые аукционы на льготную сигаретную растаможку…

Глава 12

ЛОМОНОСОВ И ЕГО КОМАНДА

Встречу с человеком Ушаков назначил на городских прудах рядом с Домом Советов.

— Здравствуйте, Лев Васильевич, — озираясь, произнес татуированный, уже в годах бугай по кличке Фофа.

— Не трясись так.

— Да я не трясусь…

В этот час на прудах было пусто, да и сами пруды в последнее время становились все более заброшенными, зарастали тиной. Шестьдесят пять лет назад немцы покрыли их дно плиткой, так что те вообще не зарастали ничем и вода была нормальная, почти чистая, пока лет десять назад городские власти не решили их почистить и окультурить. Работали «окультуриватели» так, как привыкли работать, — бездумно, шаляй-валяй. Они проехались бульдозером по дну, плитку покололи, после чего пруды начали зарастать с такой скоростью, ; что их не успевали чистить, а заново покрывать плиткой — это никому и в голову не придет. Лучше пускай все зарастет.

— Присаживайся, — предложил Ушаков и устроился на лавочке.

— Курите? — спросил Фофа, вытаскивая «Мальборо».

— Если угостишь.

— Кума да не угостить.

Фофу Ушаков знал по седьмой колонии, там этот рецидивист досиживал третий срок.

Дул порывистый ветер, выглядывало солнце и снова пряталось за облаками.

— Сейчас дождь будет, — сказал Фофа. — К дождю у меня ребра болят… Вертухаи на шестерке переломали.

— А у меня голова. Это ваши постарались, — усмехнулся Ушаков.

Солнце раз в пять минут выглядывало из-за туч, и тогда серый город оживал. Вспыхивали знаменитые ярко-красные полесские черепичные крыши — эта черепица осталась еще от немцев. В туманном, дождливом климате они радовали глаз.

До войны Полесск был процветающей провинцией Германии. Здесь жили великие немецкие философы, государственные деятели и зодчие. А позже отсюда поднимались самолеты «Люфтваффе» бомбить Европу и Россию, отсюда выдвигались танковые армии, чтобы победным маршем пройтись по всему континенту и установить господство Третьего рейха. И за это немцы заплатили жестокой, но справедливой ценой — здесь теперь не их земля.

В начале восьмидесятых первого секретаря Полесского обкома захватила маниакальная идея выжечь в области всю память о былой немецкой гегемонии. Задача была невыполнима в принципе — для этого нужно снести каждое здание, ободрать крыши новых домов, куда пошла та самая немецкая черепица, уничтожить мосты, водопровод и канализацию, сделанную с немецким качеством, и проложить наши трубы, которые все время лопаются. Но кое-что неистовый секретарь достиг. Сровнял с землей несколько исторических зданий. Взорвал королевский замок — дело оказалось нелегкое — настолько толстыми были стены, настолько крепким был кирпич. Замок будто цеплялся из всех своих недюжинных сил за землю, на которой поднялся. Целый год понадобился, чтобы расчистить площадку… Руки партийного секретаря не дотянулись до гигантского, выдержанного в строгих пропорциях, краснокирпичного, с острым шпилем кафедрального собора. Тот сам собой гнил и разваливался — и в таком состоянии пребывал бы еще тысячу лет, да подоспели новые времена, решено было памятник реставрировать. Тут же нашлись те, кто взвалил на себя этот тяжелый груз. Как всегда, благие побуждения обернулись длинной чередой афер, краж, махинаций, помпезным открытием липовых фондов с их тихой ликвидацией, выделением льгот. До сих пор на реставрацию улетают в темноту деньги из областного бюджета, один за другим меняются подрядчики — кого-то подстрелят, у кого-то спалят офис, кто-то подастся в бега, преследуемый правоохранительными органами. Схожая ситуация складывалась и с попытками достроить двадцатиэтажный, серый, как вся наша жизнь, Дом Советов — там вообще строители заигрались так, что год назад был расстрелян в подъезде главный подрядчик вместе с заместителем. Правда, дело быстро подняли, но к лучшему ничего не изменилось.

Вот он, Дом Советов, прямо напротив прудов — наверное, этот провинциальный гигант задумывался стать символом победившего на немецкой земле социализма, или образцом достижений народного хозяйства, или чего-то там еще. А стал самым знаменитым долгостроем, который своей уродливой серой массой разбивает на части, ломает весь городской ландшафт. Достроить его пытались уже двадцатый год. Еще при коммунистах ходил анекдот, как иностранный гость Полесска едет по городу, видит чудовище архитектуры и спрашивает таксиста:

— Это что?

— Да такая фигня, — машет рукой таксист. — Сколько себя помню, столько ее строят.

На следующий день таксиста тащат в госбезопасность и начинают накручивать:

— Ты что позоришь наш город перед иностранными гостями, намекаешь, что мы не способны быстро строить? Так недолго и доиграться.

Таксист все понял. В тот же день другой иностранец спрашивает:

— Это что такое?

Таксист ошарашенно смотрит на Дом Советов и восклицает:

— Ух ты! Еще вчера не было…

После войны долго решали, как быть с Полесской областью. Гуляли идеи передать ее ГДР — для братьев ничего не жалко, но, слава богу, до дела не дошло. Но область оставалась в подвешенном состоянии не одно десятилетие, поэтому как свою территорию ее не особенно воспринимали, застраивали ее шаляй-валяй, инфраструктуру не развивали. И все тут приходило в упадок. Понятное дело, с приходом новых времен расцвета не последовало. Наоборот, теперь все рушилось в черную дыру, и находились уже чудаки, которые всерьез говорили, что пора бы отдавать землицу обратно, Германии.

— Ну, чем порадуешь, Фофа? — спросил Ушаков, возвращаясь на грешную землю от грустных дум.

— Пограничный пункт в Суворовском районе держит под контролем бригада Ломоносова.

— Это каждый ребенок знает.

Ломоносов — чемпион России по карате с фигурой биндюжника, заместитель Корейца по пограничным вопросам — получил кличку вовсе не по причине своей глубокой мудрости и учености. Просто он отлично ломал носы, а также челюсти и ребра. Его бригада держала еще два пограничных пункта, беря процент с промышлявших там контрабандистов, «гонщиков» и разного люда, зарабатывающего всеми правдами и не правдами там свой кусок хлеба.

— Они сменами работают, — продолжил Фофа. — Обычно одна-две машины. Клиентуру свою хорошо знают, так что даже напрягаться не надо, чтобы деньги собрать. Но бывает и кулаками поработать приходится.

— Фофа, это все известно. Конкретнее.

— Я знаю командира одной группы. Он погоняло, такое имеет — Пробитый.

— Пробитый… Что-то знакомое.

— Бывший прапорщик-мариман. На каких-то учениях болванкой ему по чайнику звездануло. Он, видать, и до этого головой не особенно силен был, а тут вообще крышу снесло. С ним из братанов никто не связывается. Поговаривают, он Лома завалил.

— Это в Приморском районе?

— Да.

— А за что?

— Вроде Лом ему что-то поперек сказал, оскорбил. А Пробитый стерпит, сразу в драку не кинется. Просто пообещает завалить. И завалит. Лома после этого разговора никто не видел.

— Даже так.

— Ну да. Пробитый в Сибири промышлял, здесь где-то пару лет. Чокнутый на оружии. Стреляет с двух рук по-македонски. Корейцу он какие-то услуги оказывал.

— Завалил кого из конкурентов?

— Я не знаю. Возможно, и так. Кореец его уважает.

— А чего тогда на трассу посадил?

— Не знаю. Это их дела.

— Когда они выставляются? — Ушаков вынул записную книжку и сделал в ней отметки. Блокнот в кармане — главное оружие опера.

— Вот, — Фофа вынул мятую бумажку и старательно разгладил ее. — Тут все. Номера их машин. Люди, кого они обувают. Если взять эту бригаду, ниточка к Ломоносову потянется.

Ушаков прочитал ее и сунул в карман.

— Вообще, братва Корейца распустилась, — покачал головой Фофа. — Житья от них нет. Чего хотят, то и делают. Распустили вы их.

— Не мы, — раздраженно бросил Ушаков.

— Правильно, коллеги ваши. УБОП… Вон у Гурина с Корейцем какая-то любовь непонятная.

— Какая?

У Гурина, как начальника отдела по бандитизму УБОПа, в сейфе лежало наблюдательное дело на группу Корейца.

— А черт знает, — пожал плечами Фофа. — Вообще, ваши коллеги… — Он только покачал головой.

— Не любишь УБОП? — усмехнулся Ушаков.

— А кто его любит? С розыском все понятно — и задержит опер, и морду в сердцах набьет, но как-то понятно: вот мы, вот вы. И взаимоуважение присутствует. А они…

— Что?

— Ваш УБОП — как братва отмороженная работает. Считай, еще одна бригада объявилась. У них свой интерес.

— Какой такой интерес?

— Вам лучше знать…

Ушаков усмехнулся. Как бы это узнать?

Глава 13

УКРОЩЕНИЕ ГОРИЛЛЫ

Глушко вернулся ночью. Самолет из Мюнхена опоздал на два часа из-за погодных условий — Полесск прикрыл одеялом плотный туман, который только что начал развеиваться, но так и не развеялся до конца.

— Здравствуй, дорогой, — проворковала Инесса, целуя мужа и видя, что тот злой, как черт.

Он буркнул что-то неопределенное, кивнул ей и прошел в комнату. За ним борцовского вида шофер занес два больших чемодана — бывший гоп-стопник Глушак теперь не выезжал даже на два дня, не прихватив с собой три костюма, груду рубашек, бабочек и галстуков.

— Свободен, — кивнул он шоферу.

Тот попрощался и вышел, предварительно жадным взором окинув Инессу, которая с пониманием усмехнулась — она давно уже привыкла, что кобели кидают на нее именно такие взгляды.

— Как слетал? — спросила она, присаживаясь напротив мужа.

Он сорвал с шеи опостылевший галстук. Посмотрел на нее, как на незнакомого человека. От него пахло виски, но он не был пьян. Потом взор его прояснился.

— Отлично. Прекрасно, — саркастически произнес он. — Мы в дерьме. И знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что кое-кто нам очень хорошо подгадил.

— Ты насчет тех краденых денег?

— Да. Я видел Марка. Он обещал кое-что узнать…

— Откуда Марк там, в Мюнхене, может что-то узнать о том, кто вас обманул здесь?

— Может.

— Как?

— Не твое дело, — вдруг рявкнул он.

— А где мое дело? — не обращая внимания на его тон, невозмутимо спросила Инесса.

— Я знаю, где твое место…

— И где?

— В маникюрном салоне… И в «Афродите».

— Как ты можешь?

— Что, я не знаю, о чем ты мечтаешь? — Он яростно посмотрел на нее. — Ты мечтаешь влезть в бизнес и чуток порулить. Ты думаешь, у тебя, овцы, получится.

«Да не хуже, чем у тебя», — подумала она, но вслух ничего не сказала.

— Пока я жив — этого не будет, — резко бросил он, встал, подошел к чемодану, открыл и начал рыться в нем. — И заткнись…

— Я вообще молчу. Говоришь только ты, — все так же спокойно произнесла она, с ненавистью глядя ему в спину. Потом взяла себя в руки, подошла к нему, провела пальцами по его шее, что-то заворковала. Обычно после этого он размякал, но тут просто оттолкнул ее.

— Отстань. Я устал.

Он вытащил папку с ксерокопиями бумаг, распечатками, ярким увесистым проспектом какой-то фирмы, прошел в кабинет и положил ее в сейф.

На следующее утро он проснулся в семь часов — бодрый и полный энергии, будто проспал не четыре часа, а все десять. Чисто выбрился и, возбужденный, на что-то нацелившийся, отправился вершить свои дела в город. А дел за пять дней отсутствия накопилось немало. Таможня тормознула фуру с сигаретами, и надо было разбираться. Да еще оптовики задерживали оплату за поставленный товар. Тут надо было давить нещадно, используя богатый силовой инструментарий, которым он обладал, благо немало подкармливал братанов, готовых биться за его благосостояние. Были и еще кое-какие дела. Одно из них весьма деликатное.

Приехал он домой к одиннадцати вечера. И был почти такой же злой, как вчера, и на Инессу смотрел, как чекист на капиталиста. Она почуяла что-то неладное.

— Ну, что у нас плохого? — фразой из мультфильма встретила она его.

— Ты, — он схватил ее за руку и сжал так, что, казалось, раздавит тонкую кость. — Ты — подзаборная шлюха!

— Отпусти, мне больно! — воскликнула она. Он смотрел на нее, будто хотел тут же и придавить. Глаза его наливались тяжелой яростью гориллы, завидевшей врага. Она видела, что ему хочется с размаху влепить горильей лапой ей по лицу, снести к чертям челюсть.

— Мне больно, дурак! — С неожиданной силой она вырвала свою руку из его лапы, подумав, что от его корявых жестких пальцев наверняка останутся приличные синяки.

Он прошел в комнату, с размаху плюхнулся в глубокое, обволакивающее кресло, бросил на ковер «дипломат», вытянул устало ноги. И произнес утвердительно:

— Ты просто шлюха!

— Почему ты меня оскорбляешь? — решила она сыграть обиженную невинность, лихорадочно размышляя, какие из ее похождений выплыли на свет божий в этот раз.

— Я надрываюсь в Германии, подставляю свою шкуру, чтобы ты могла таскать брюлики, ездить на «Тойоте» и греть жопу в соляриях, а ты мне наставляешь рога.

— Ты что говоришь? Какие рога?!

— И рога наставляешь с моим же корешем, — не слушая ее возражений, продолжил он. — Что же за проститутки вокруг все! Никому нельзя верить. Только себе… Только себе…

— Ты говоришь чушь!

— Да? — удивленно посмотрел он на нее, и она увидела, что на него вновь накатывает схлынувшая было волна ярости. — Ты что думаешь, Глушак — лох? Я лох, да?

— Никто этого не думает. Только тебе наговорили что-то на меня.

— А это что? — Он потянулся к «дипломату», открыл его и извлек из его чрева пачку фотографий. — Это что — фотомонтаж, чудо техники? Или правда?

— Ты… — теперь пришло время ей задыхаться от негодования. — Ты… Ты следил за мной.

— Попросил ребят присмотреть.

— Ах ты… — Она взорвалась. — Ах ты, сволочь!

— Что?

— Ни секунды больше… — Она схватила сумку и бросилась в прихожую, натягивая туфли. — Ноги не будет… Чтобы я еще…

Он несколько озадаченно посмотрел на нее и поинтересовался:

— Ты куда?

— Куда угодно. Хоть на вокзал жить.

— Во, тебе там самое место. За сто рублей отдаваться будешь хачикам.

— Ты… — Она потянулась к замку. Но он схватил ее за плечи, оттащил в комнату, резко толкнул на диван.

— Сидеть здесь!

— Ну давай. Избей меня. А лучше убей, да! Я же с тобой не могу тягаться, с боксером хреновым! Убей! — заорала она, швырнув в него сумку.

— Хватит орать, как мартовская кошка, — устало произнес Глушко. — Нет, ну какая шлюха…

— Во-первых, у нас ничего не было. Просто встретились. Пригласил посидеть. Но ничего не было.

— Конечно, пионерская организация, — хмыкнул Глушко, вдруг ощущая, что ярость окончательно ушла. — Кстати, там пара фоток — хоть сейчас в «Русский порнограф».

— А ты про своих шлюх забыл? Каждую неделю новую заводишь. Какую-нибудь мисску поганую с конкурса областного в лифте отодрать — тут ты герой!

— В лифте? — Он озадаченно почесал тяжелый подбородок.

— А меня запер в клетке! Ты давно со мной в постели кувыркался, котик? Вспомни! Все твои дела поганые. Мы же нигде вместе не бываем, кроме фуршетов! Ты хочешь, чтобы я была монахиней, да!

— Ну да, — кивнул Глушко. — Каждый мужчина мечтает, чтобы женщина в постели была проституткой, а с другими-монахиней.

— Вот именно. — Она почувствовала, что инициатива переходит в ее руки. — Ты же…

— Все, заткнись, — устало произнес он.

— Но…

— Заткнись, или хуже будет. — Он подошел к бару, открыл его. Внутри зажегся свет, призывно манили яркими этикетками полтора десятка бутылок. Он достал бутылку виски и прямо из горла отхлебнул приличный глоток, запил все это баночным пивом из холодильника под баром. — Иди, спи. Утро вечера мудренее.

Она фыркнула, но отправилась в свою спальню. Он просидел с полчаса, рассматривая мелеющую бутылку виски. Им овладела странная прострация. Жена шлюха и спит с его приятелем. Деньги уперли, притом так получается, что упер кто-то из хорошо знакомых людей. Что делать? Навести такой разбор по понятиям со всеми, чтобы все вздрогнуло, как от землетрясения? А что, он может. Глушак может все. Весь Полесск знает, что такое Глушак в ярости. А много ее осталось, этой хваленой ярости?.. Осталось. Куда она денется!

Инесса ворочалась в постели, тоже не в силах заснуть. Она отлично знала, насколько неуправляемым может быть ее муж. У него в голове часто замыкало на безумных мыслях, не так редко он совершал безумные поступки… Вместе с тем она надеялась обуздать его. У нее всегда это получалось. Мужчины по сути своей дураки. Женщина, которая умеет играть на их слабостях и где-то потакать их дури, управляет ими, как хорошей скаковой лошадью. Нет, ей он ничего не сделает.

Как-то она не подумала, что будет с любовником. Что муж сделает ему? Убьет?.. Что же, очень может быть. Или любовник убьет мужа. Сейчас нет дуэлей, и такие вопросы решаются проще и эффективнее — выстрел из-за угла или спьяну, с горя — ножом в пузо. Он ведь ничего не знает. Надо завтра позвонить ему, предупредить.

С другой стороны — зачем? Пусть все будет как будет. Она свой шторм пережила, муженек уже свыкся с мыслью, что она наставила ему рога, тем более это был не первый случай. Он приноровился таскать рога и смирился с тем, что она не может не менять мужиков. Это как кошку заставить не воровать рыбу со стола. Так что он предполагал, что она выкинет что-то подобное. Но что выкинет с его приятелем — не ждал.

А все же интересно, чем дело кончится? Инесса усмехнулась. Самцы дерутся из-за самки. Это естественно. Испокон веков так было, и самка от этого только возбуждается. А вот звонить любовнику или нет завтра? Пожалуй, не стоит. Для нее эта история закончилась. А он с ее муженьком пусть разбирается сам. Помогать она ему не намерена.

Так, успокоенная, она наконец смогла уснуть с мыслями, что все нормально, найдет себе еще денежного хахаля. Это был не последний.

Ночью Глушко подошел к ее кровати, посветил на нее фонарем, пьяно покачиваясь. Сжал кулачище, потом, пожав плечами, хмыкнул, отправился спать. Завтра тяжелый день. Будет выяснение отношений.

Глава 14

РАЗБОРКУ НЕ ЖДАЛИ?

— Вы хотя бы нас предупредили, что проводите мероприятия по Корейцу, — не слишком дружелюбно произнес начальник областного Управления по борьбе с организованной преступностью полковник Еременко — плечистый сорокалетний вальяжный мужчина, с которым Ушаков столкнулся в коридоре перед актовым залом. За начальником УБОПа, как хвост, прилепился начальник отдела по борьбе с бандитизмом Гурин.

— Зачем? — спросил Ушаков.

— Организовали бы совместные мероприятия. Совместные мероприятия — это любимый конек УБОПа. Суть в том, что борцы с оргпреступностью подключаются на последней стадии, когда нужно просто съездить на адрес и выхватить из него злоумышленника. А когда дело доходит до «призов и подарков», выясняется, что они все и раскрыли — во всяком случае, везде заявляется именно так.

— Кроме того. Кореец у нас в разработке, — встрял деловой, озабоченный важными государственными, никак не меньше, проблемами подполковник Гурин.

— Сколько лет? — поинтересовался Ушаков.

— Что — лет?

— Сколько лет вы его разрабатываете?

— ФБР своих мафиози по двадцать лет разрабатывает. — Гурин это произнес тоном, каким разговаривают учителя с тупыми учениками.

— Пока мафиози не умирают от старости… Вы его столько разрабатывали, что Кореец до высших слоев атмосферы поднялся, — зло произнес Ушаков.

— Ты на что намекаешь? — сдвинул брови начальник УБОПа.

— Я намекаю, что пора нам полесское болото начать осушать. И давить бандитов изо дня в день, а не из года в год.

— Желания у нас одни и те же, — кивнул вдруг сразу поскучневший начальник УБОПа.

В этом Ушаков в последнее время сомневался все больше.

— Только это нелегко, — произнес с картинной усталостью начальник УБОПа. — Времена несколько другие, чем при коммунистах. И бандиты другие.

— Бандиты все те же, — возразил Ушаков. — Только обнаглели от безнадзорности.

— Ладно, этот спор у нас старый. — Начальник УБОПа посмотрел на часы. — Пора. У меня третье выступление.

В актовом зале проходило квартальное подведение итогов. На него собрались руководители служб областного Управления, начальники райотделов и их заместители. Все будет как всегда. Долгие нудные отчеты о динамике преступности — а динамика неважная, особенно по тяжким преступлениям. Опять невзначай начальник УВД обронит, что средств выделяет федеральный бюджет все меньше, а значит, нужно сократить еще несколько штатных единиц — не так чтобы много, но все-таки. Пару человек отберут и у угрозыска, а тут каждая сокращенная единица означает то, что останется неприкрытой какая-то линия деятельности и несколько жуликов не ответят за свои преступления.

Начальник штаба объявил подведение итогов открытым. На трибуну вышел сорокачетырехлетний подтянутый начальник УВД генерал Шаповаленко. Его назначил на эту должность бывший министр внутренних дел Куликов, который с дурным упорством расставлял на все руководящие посты офицеров внутренних войск. Обычно это заканчивалось плачевно — такого количества некомпетентных самодуров МВД не видело давно, и очень быстро эти назначенцы после ухода в отставку министра-благодетеля повылетали вон. Но начальник Полесского УВД неожиданно вписался в систему, проявил себя человеком, который способен учиться и на своих, и на чужих ошибках, а главное, стремится к этому, а кроме того, продемонстрировал хорошие качества руководителя. И не стал марионеткой при губернаторе, чего последний добивался всеми силами. Ушакова вполне устраивал начальник УВД, который один из немногих открыто заявил, что главная служба в милиции — уголовный розыск, о чем в МВД позабыли давным-давно.