Наше дело – табак

Больше ста миллионов долларов — так специалисты ориентировочно оценивали в Полесске оборот табачных изделий. И Арнольд был счастлив, что из этой сотни на его долю приходится не так мало.

В офисе у Сапковского в тот день появился Арнольд в первый раз после прибытия в Полесск. Погода сменилась, и в бок давило, так что приходили на память слова о ноющих старых ранах, но в целом он был в норме.

— По коньячку? — спросил Плут, устраиваясь поудобнее в затейливой формы кресле. Свой кабинет он обставил итальянской мебелью в модном в этом году стиле «Ягуар». Плут вообще имел слабость к этому слову. Ездил он тоже на роскошном «Ягуаре».

— Нет, не пью, — отмахнулся Арнольд.

— Давно? С полчаса или больше?

— В завязке полной.

— Понятно, — кивнул Сапковский.

— Ничего тебе. Плут, не понятно, — раздраженно произнес Арнольд. Все-таки грудь и бок болели сегодня сильно.

— Да все я понимаю. Можно сказать, по ту сторону побывал, — вздохнул Плут, откинулся в своем глубоком офисном кресле, погладил пальцами лежащую на столе ручку с золотым пером.

— Побывал.

— Наслышан, как ты в «Востоке» порезвился…

— Начало положено, — довольно произнес Арнольд. — Давить змею подколодную буду, пока не запищит.

— Инесса уже пищит. Знаешь, что она вчера закатила?

— Что?

— В «змеевнике» надралась вусмерть — ребята говорят, что никогда ее такой не видели.

«Змеевником» в народе прозвали китайский ресторан «Шанхай» за то, что там подавали для особых гурманов жареных змей.

— Одна была? — с интересом спросил Арнольд.

— С Доном Педро. — Сапковский засмеялся. — В общем, закатила истерику, грохнула о пол графин с вином. Педро попытался ее урезонить. Она в него швырнула тарелкой с китайской лапшой…

— И что?

— Попала в официанта.

— В милицию не сдали?

— Нет. Когда вытаскивали из ресторана, лягалась, как необъезженная кобыла…

— Хороша.

— А ты думал, какая у Глушака, царствие ему небесное, жена должна была быть? — хмыкнул Сапковский. — Как раз под его характер.

— Глушак, — протянул Арнольд с некоторой грустью. — Кажется, давным-давно его потеряли. А времени немного прошло. Время вообще странная вещь, Плут. Странная. События, которые были в детстве, стоят перед глазами. А лица людей, которые ушли только что, блекнут.

— Сократ ты наш, — произнес Плут ехидно. — Спиноза Полесский.

— Зря смеешься… Побывав там, становишься немного другим…

— Слышь, Арнольд, хватит нерв тянуть… Пить ты не пьешь, так хоть с девками гуляешь?

— Вроде того…

— Так давай. Московский музыкальный театр нашу дыру осчастливил гастролями. Я уже клинья подбил к танцевальной группе. Там девочки, я тебе скажу… Наши туземки уже осточертели. Деревня все-таки, даже если на конкурсе красоты победили. А там — шарм. Актрисы. Представь, Арнольд…

— Девочки, говоришь? — задумчиво произнес Арнольд.

— А ты что, после ранения на мальчиков перешел?

— Кончай лыбиться, морда, — хмыкнул Арнольд и хлопнул ладонью по подлокотнику дивана, на котором сидел.

Повод для праздника был. Только что Арнольд провел собрание учредителей «Востока», при этом на него вызвал людей, которые вообще успели забыть, что учреждали эту фирму. После некоторой закулисной обработки голосующих единогласно был изменен устав, в результате чего Инесса вообще лишилась всего, а Арнольд стал фактически хозяином фирмы. И если раньше доля учредителя не наследовалась, то сейчас значилось, что она наследуется, так что даже если вдруг кто-то решится на крайность — убрать владельца акций, чтобы загрести его пакет, тот перейдет наследникам. Инесса собрание проигнорировала, отлично понимая, что все равно кончится оно не в ее пользу. Поэтому она просто заранее напилась.

— А ведь убедил, черт польский. — Арнольд снял с пояса сотовый телефон, нащелкал номер. — Алло, Лена… Все хорошо прошло. Как я и рассчитывал… Только тут кое-какие проблемы. Надо фуры на таможне встретить, там непонятки могут возникнуть… Завтра подъеду. Не жди меня… Целую, дорогая…

Он ногтем щелкнул по телефону.

— И даже не покраснел, — восхитился Сапковский. — Красиво врешь.

— Практика…

Сапковский тоже в темпе обзвонил жену и любовницу, соврав, что намечаются неотложные дела. Потом прозвонил насчет отдельного кабинета в «Бригантину» — престижный ресторан на берегу Балтийского моря, откуда открывается удивительный вид на косу и вдали мигает, маня, далекий маяк… После этого он дозвонился до актрис — те уже были в боевой готовности. Вызвав шофера, проинструктировал его, чтобы тот забрал девушек из отеля и вез их быстрее в «Бригантину». Таким образом организовав все, он кивнул Арнольду:

— Поехали…

…Сапковский вел свой плавный, незаметно пожирающий расстояния «Ягуар» одной рукой, небрежно, наслаждаясь властью над отлично дрессированным, слушающимся каждого движения механическим зверем. Машина очертаниями, мягкими повадками и силой действительно напоминала совершенное животное, в честь которого названа.

Он включил магнитофон, из динамиков полилась современная музыка каких-то неотличимых одна от другой групп-близнецов — они блеяли про любовь, про то, что кто-то у кого-то одна.

Плут вдруг стал задумчив. Он помрачнел, и видно было, ему что-то хочется спросить, но он не решается. Наконец он произнес:

— Арнольд… Ну а как там?

— Где?

— На том свете. Как? Ты все-таки одной ногой в могиле стоял.

— Скоро узнаешь, — хмыкнул невесело Арнольд.

— Все там будем, — нервно произнес Сапковский, обгоняя зазевавшийся у поворота «жигуль». — Глушак уже там… Грехов-то у Глушака немало. Туго ему там.

— Кто знает.

— Туго, — настойчиво повторил Сапковский. — Кто же его так, не пойму.

— Я чуть башку не сломал, пока думал.

— Мои безопасники покопались, ментам хрусты я исправно отслюнявливал. Никто ничего не поймет. Глушака, конечно, было за что валить. Врагов он немало нажил… Но кто — ума не приложу.

— Может, когда-нибудь узнаем…

— Что он тебе тогда говорил, перед смертью?

— Почти ничего не успел… Озабоченный был какой-то. У него все мысли были о тех бабках, на которые нас нагрели.

— Бабки, бабки…

— Злой был, как пес цепной, — припоминал Арнольд. — Он по телефону еще когда мне звонил, в «конюшню» приглашал, тогда еще обещал, что кой-кому хреново придется, потому что он в гневе.

— В гневе Глушак был страшен, — усмехнулся невесело Сапковский. — Да чего ворошить прошлое.

— Недалекое прошлое. И неизвестно, закончилась ли история, — сказал Арнольд.

— Накликаешь… Слушай, а чего Дон Педро тогда к «Ипподрому» притащился?

— Не знаю.

— Странно все это.

— Что странно?

— Да когда Инесса в «змеевнике» в Дона Педро китайской лапшой бросала, так взвизгнула что-то вроде того, что «мужа погубил, а со мной не выйдет».

— Ничего себе, — присвистнул Арнольд. — Кстати, когда я сцепился с ним в офисе, он тоже намекнул, что кто круто забирает, тот долго не живет.

— Вот это да. Тихий Дон Педро. Шестерка вчерашняя.. Ха. Чего делать будем с ним?

— Не знаю. — Арнольд задумчиво посмотрел на пролетающие мимо один за другим с нарисованными белыми кольцами деревья. — Пока ничего. Пускай милиция с ним разбирается.

— Пускай…

ЧАСТЬ III

А ЛЮДИ ГИБНУТ ЗА ТАБАК

Глава 1

БИТВА С «ТИТАНОМ»

Ушакову не дали спокойно отойти, успокоить нервишки после того, как он бросился грудью на гранату. События сыпались, как из рога изобилия.

Перво-наперво Гринев снова сцепился с «этими педрилами ротаторных машин», так он величал редактора «Грезвого взора» и его подчиненных. Один за другим выходили номера, где Гринева как только не полоскали — в результате получился законченный образ держиморды и гонителя всего святого, так что замначальника розыска утомился таскать иски в суд, куда ходил, как на работу. Судебные заседания привычно срывались, потому как журналисты на них принципиально не ходили, прикрываясь справками о своих многочисленных заболеваниях.

— Прямой кишки у него заболевание! — брякнул на суде Гринев.

История докатилась до центрального телевидения, где в «Человеке и законе» пятнадцатиминутный репортаж был посвящен тому, как в Полесске менты губят свободу слова. Гак уж повелось на Руси, что любые попытки призвать пишущую братию пусть не к порядочности, а хоть к какому-то порядку сразу записывались в злостные покушения на свободу слова. Притом корпоративность журналистской братии напоминала железобетонную несокрушимую стену. И никого из этой публики не интересовало — прав их машущий пером, как окровавленным топором, коллега или нет.

В принципе, к этим вечно откладывающимся судам в Полесске уже привыкли, как и к скандалам вокруг них, подробно комментируемым всеми областными средствами массовой информации. Да вот только после очередной статьи о зверствах милиции, появившейся в «Грезвом взоре», главного редактора слегка приголубили в подъезде ржавой железной трубой по голове. И тут началось!

Тут уж шили политику по всем правилам. Происшедшее было однозначно расценено пишущей и говорящей в микрофон братией, во-первых, как уже физическое покушение на свободу слова. Во-вторых, как покушение на демократию вообще, поскольку голубой, как июльские небеса, Эдик Зарецкий был депутатом областной Думы именно от Демократической партии России.

Едва очухавшись от коварного удара ржавой трубой, Зарецкий возник на телеэкране в местной передаче, главным ведущим которой он по совместительству являлся. При виде этого бедолаги вспоминались слова из старой песни про героя гражданской войны Щорса: «Голова обвязана, кровь на рукаве, след кровавый стелется по сырой траве». Из его пространной речи было ясно, кого винить в покушении — самые реакционные силы, оставшиеся новой России в наследство от проклятых историей большевиков в силовых структурах Полесской области. Намек понятен — виноват во всем недобитый коммуняка Гринев! Бей гада! Получалось, что заместитель начальника уголовного розыска науськал своих агентов и те врезали трубой по голове столпу демократии.

— Да если б я это затеял! — возмущался оплеванный Гринев, сидя в просторном, обшитом деревянными панелями, обставленном старой мебелью — еще сталинских времен — кабинете начальника УВД на совещании, посвященном как раз этому вопросу. — Я бы велел его кувалдой бить. Чтобы не поднялся, сволочь!

— Ну, меньше эмоций, — укоризненно произнес генерал Шаповаленко.

— Это наверняка разборы в среде голубых, — выдвинул сразу напрашивающуюся версию Ушаков. — Или приревновал Эдика кто-то. Или он какого-нибудь мальчика-одуванчика у приятеля отбил.

Начальник УВД, которому телефон оборвали по поводу этого «теракта», устало кивнул.

— У голубых такие страсти кипят, — со знанием дела поведал Гринев, который немало этой публики отправил на нары. — Похлеще, чем у натуралов.

Действительно, когда в среде голубых начинались выяснения отношений в привычном русле — «любишь — не любишь, изменяешь — не изменяешь», когда там вскипала ревность, то тушите свечи! До кровопускания рукой подать!

— Так-то так, — кивнул генерал. — Но только нужно это устанавливать.

— Сам Эдик молчит и молчать будет, — сказал Ушаков. — И будет упорно твердить о политике. И о теракте. Он теперь жертва, а это звание у нас дорогого стоит.

— — А вонь будет стоять, как на помойке, — кивнул Гринев. — Ну что за времена? Раньше бы такой гнилой педик или стучал, или перестукивался бы. А сегодня он на коне, в депутатах, и жить по телевизору всех учит. И нас обвиняет. Противно.

— Спокойнее, товарищи, — постучал шариковой ручкой по столу Шаповаленко. — Все это эмоции. Но это дело надо раскрывать. Раскроем — тогда получим право на такие разговоры.

— А! — махнул рукой Гринев…

На раскрытие «теракта» пришлось оттягивать сотрудников, которых так не хватало по другим делам. Естественно, из смежников помогать никто не помогал. Чекисты делали умные лица, твердили привычно, что ими ведется соответствующая работа по отработке экстремистских политических организаций на причастность к данному преступлению. Это была полная околесица, и никого они не отрабатывали, поскольку ребенку было понятно, что ни одна экстремистская организация мараться об Эдика не станет и что вообще политикой тут не пахнет. Управление по борьбе с организованной преступностью тоже что-то многозначительно вещало о глубоких разработках и о том, что у них имеется кое-какая информация, но она требует уточнения. Тоже полный бред — никакой информации у них не имелось. Короче, получилось как обычно — все скинули на замученного, озлобленного, заезженного опера уголовного розыска.

А потом подоспели новые дела. Да еще какие! Табачники после недолгой передышки опять вцепились в глотки друг другу.

За пять дней неизвестные преступники успели подпалить склад с табачными изделиями — одного товара погорело тысяч на сто долларов. Товар принадлежал шамилевским конкурентам — фирме «Овал-плюс». Вслед за этим взлетела на воздух машина хозяина этой фирмы. Через день после этого, будто выпущенные с корриды, разъяренные «быки» разнесли офис фирмы «Лагус» — компаньона «Овала-плюс». Кстати, потерпевшие особого желания общаться с милицией не испытывали.

Прямо рядом с догорающим «Мерседесом» хозяина «Овала-плюс» Гринев, явившийся на место происшествия, взялся за потерпевшего — отъевшегося делягу, взиравшего на окружающих людей, как подобает смотреть принцу крови на грязных первобытных дикарей. Он был по призванию и роду деятельности мошенником и не раз в этом качестве возникал в поле зрения уголовного розыска и отдела по экономическим преступлениям, но как-то в свое время не получилось его посадить, а сейчас он витал в высоких сферах, где делались сигаретные деньги, и считал, что сам черт ему не брат.

— Давай, Леша, рассказывай, за что тебя так, — предложил Гринев.

— Кому рассказывать? — насмешливо осведомился деляга.

— Нам, Леша. Уголовному розыску.

— А кто вы такие?

— А ты не знаешь?

— Я знаю, что вы никто… Слушайте, тут такие деньги и интересы, рядом с которыми вы никто… Идите, карманников ловите в троллейбусе.

— А, понятно, — кивнул Гринев. — Ну жди, пока к тебе из Совета Безопасности ООН приедут твои проблемы решать.

— Я сам свои проблемы решу.

— Это уже второе покушение на тебя, Леша. В третий раз тебе просто отстригут твою дурную голову. А мы их можем взять сейчас, пока до крайностей не дошло. И посадить на нары.

— Да идите вы все, — презрительно процедил деляга, повернулся и пошел прочь.

— Сволочь, — кратко охарактеризовал его Гринев. Для него потерпевший давно вошел в разряд сволочей, и замначальника уголовного розыска знал, что не расстроился бы особенно, если бы при взрыве в синем «пятисотом» «мерее» сидел и его хозяин.

На следующий день взлетел на воздух табачный магазин. СВУ — самодельное взрывное устройство эквивалентом двести грамм тротила — сработало ночью. Нетрудно было догадаться, что имел место обычный акт устрашения. В таких случаях значительный ущерб, тем более человеческие жертвы никому не нужны.

— Поздравляю с началом сезонных табачных разборок, — сказал Ушаков на утреннем совещании, положив ладонь на сводку происшествий.

— Чем больше поубивают друг друга — тем меньше их останется, — буркнул Гринев. — Санитарная очистка.

— Близятся осенние торги за квоты. И снова встает вопрос — кто в городе главнее. Главнее всех хочет, понятно, выглядеть Шамиль Зайнутдинов. Но многие с этим не согласны. А непонятливым опять будут разъяснять… Шамиль уже у всех поперек горла. И у нас. И у бизнеса. И у бандитов… Вообще, коллеги, надо этот бардак кончать. — Ушаков обвел взором свое немногочисленное воинство. — Выходные отменяются. Будем работать. Отрабатывать всю недоработанную информацию по табачникам.

— УБОП все грозился табачникам варфоломеевскую ночь устроить, — сказал второй заместитель Ушакова.

— И сколько лет обещанного ждем?.. В общем, задача iясна?

Всем все было ясно. Ушаков вообще подобрал людей понимающих. Когда пришел сюда работать, тут было сонное царство. По шкафам перекатывались пустые бутылки, прошлый начальник розыска сутки напролет резался с компьютером в шахматы, пасьянсы и марьяж, потихоньку утекала информация в криминальные структуры. Пришлось устроить большую чистку, кого-то гнать в три шеи, кому-то мылить холку, кого-то задвинуть, кого-то продвинуть. В результате теперь коллектив вполне рабочий и не продажный. Можно было обсуждать служебные вопросы без опасения, что отчет тут же в клювике потащат тому же Шамилю.

Интересная информация возникла к концу сумасшедшей недели. Касалась она частного охранного предприятия «Титан» — одной из контор, работающих в тесном контакте со службой безопасности Шамиля. Еще раньше имелись основания полагать, что бойцов «Титана» привлекают для выполнения особенно деликатных дел при табачных разборах. И тут Гринев положил на стол Ушакову агентурную записку, где указывалось, что в своем гараже заместитель генерального директора «Титана» хранит тротил, из которого клепают самодельные взрывные устройства. В том числе, возможно, и те, которые прогремели в магазине «Овала-плюс» и разнесли синий «Мерседес» бизнесмена.

— Так, интересно. — Ушаков отложил исполненное корявым, трудноразборчивым почерком Гринева агентурное сообщение. — Информация реальная?

— Вчера тротил там был. Сколько пробудет — неизвестно, — сказал Гринев. — Килограммов пять-шесть.

— Хватит на десяток-другой джипов и несколько магазинов, — оценил Ушаков.

— Надо срочно реализовывать эту информашку, — отметил Гринев. — Иначе взрывчатка может уплыть. Все время он ее у себя держать не будет.

— Хорошо. Берем у следака постановление об обыске и хлопаем, — решил Ушаков. — И хорошо бы еще офис «Титана» обыскать под эту марку.

— Значит, берем постановление и на офис. Если тротил найдем, все спишется.

— Только туда ломиться… — с сомнением произнес Ушаков. — Там настоящая крепость. Надо собров брать.

— Чтобы УБОП опять в газетах писал, как после тяжелой работы вышли на преступную группу и задержали ее? — возразил Гринев.

— Пусть пишут, — бросил Ушаков. — Нравится им это. А нам надо без сучка без задоринки офис «Титана» взять, и чтобы они ничего не успели сбросить. Тут без «тяжелых» не обойтись.

«Тяжелыми» прозвали собровцев за их доспехи. Со своими бронежилетами, бронещитами они весьма походили на старинных рыцарей.

— Согласен, — без воодушевления произнес Гринев.

И вот начался привычный ажиотаж, как всегда при подготовке подобных акций. Следователь должен вынести постановление. Потом его украсит печать прокурора — этот вопрос пришлось утрясать лично Ушакову. Районный прокурор был скользким и нечистым на руку чинушей и, вполне возможно, с радостью продал бы оптом, по дешевке всю информацию противнику — сейчас это в прокурорских кругах уже и за проступок не считается. Поэтому Ушаков поехал к зампрокурора области, прокурорскому работнику еще той, старой школы, когда учили, что преступник должен сидеть в тюрьме, а не летать по заграницам, жрать шампанское ведрами и поливать в интервью правоохранительные органы и все государство в целом. Так что тот санкцию дал без звука.

Оставалось разбиться по группам — определить, кто едет «бомбить» гараж генерального директора, кто двигает в офис. О цели операции знали только старшие. Чем меньше людей в курсе деталей операции, тем больше шансов, что информация не уйдет на сторону и преступники не успеют спрятать концы в воду. А с каждым годом информация уходила все быстрее.

Когда распределили оперов, настало время улаживать дело с СОБРом. Ушаков отправился туда.

Начальник УБОПа полковник Еременко, почувствовавший, что может «срубить палку» (записать себе в актив раскрытое дело), загорелся.

— Человек десять в тяжелом вооружении, — сказал Ушаков. — Думаю, хватит… Только о цели операции пока не говорить. Сами проинструктируем.

— Ладно. Не первый день замужем, — пробурчал Еременко.

Через полчаса желтый, мятый, с занавешенными плотными шторами окнами собровский автобус «ПАЗ» остановился у серого здания с колоннами — Полесского УВД. Несколько минут ушло на окончательную доработку деталей, на то, чтобы оперативники розыска и бойцы СОБРа просто запомнили друг друга и не получилось так, как бывает нередко — опера примут за бандита и отоварят спецназовскими ботинками так, что мало не покажется. — Все, удачи, — сказал Ушаков. — Двигаем.

…Ушаков ждал любых сюрпризов, по опыту зная, что редко операция проходит так, как планировалась, — обязательно возникают случайности, которые ломают первоначальный план и заставляют оперативно принимать решения. В принципе, он мог предположить и такое… Но все равно — это был сюрприз.

Защитного цвета «Шевроле-Блейзер» он увидел в двух кварталах от офиса ЧОП «Титан» у кинотеатра «Дубрава».

— Знакомая машина, — сказал начальник розыска. — Ба, да это же Шестаков.

Действительно, «Шевроле-Блейзер» принадлежал заместителю генерального директора «Титана» Пантелею Шестакову, тому самому, у которого собирались делать обыск. И он определенно направлялся прочь от родного частного охранного предприятия.

— Ноль-семь и Ноль-пять — Ноль-первому, — вызвал Ушаков ближайшие экипажи.

— Ноль-семь на связи.

— Ноль-пятый слушает.

— Зеленый «Блейзер» с клиентом, — сообщил Ушаков. — Сейчас у «Дубравы». Следует в сторону проспекта Рокоссовского.

— Да, видим. Мимо пролетел.

— Тормозите… И поосторожнее. Он буйный. Штурм «Титана» прошел без сучка без задоринки. «Маски-шоу» в привычном исполнении — здоровенные, в зеленых бронежилетах собрята с автоматами наперевес, крики, как рев разъяренного гиппопотама:

— Лежать! Милиция!

Как всегда, нашлись туго соображающие, их собровцы опрокидывали мордой в пол и проходились по ним тяжелыми башмаками. Спецы переломали пару стульев, разбили один монитор, ущипнули за аппетитную задницу секретаршу. После чего воцарились спокойствие и порядок и вперед выступил скромно потупившийся следователь с постановлением в папочке и объявил:

— У вас будет произведен обыск.

После чего действо вошло в русло уголовно-процессуального законодательства и настала пора клиентов качать права, угрожать адвокатами и исками в суд.

— Ноль-первый — Пятому, — донеслось из рации.

— Слушаю, — сказал Ушаков, стоящий в углу офиса и молча глядящий на происходящее.

— Контейнер упаковали, — сообщил старший машины, которую начальник угрозыска послал на перехват зеленого «Шевроле-Блейзера». — Клиент там.

— И что?

— Контейнер полон, — эта фраза означала, что в «Шевроле-блейзере» есть что-то интересное.

— Чем?

— Сейчас подкатим. Там много чего…

Пока следователь и опера начинали обыск, собровцы лениво прохаживались мимо сидящих на полу, с руками за спиной охранников. Ушаков отправился во двор. Вскоре около желтого «пазика» тормознули двое «Жигулей» и зеленый «Шевроле-Блейзер». В «Жигулях» сидел широкоплечий, с благородной сединой, солидный мужчина лет сорока. Вид у него был испуганный и вместе с тем злобный. Это был заместитель генерального директора «Титана» Шестаков — тот самый, гараж которого сейчас обшаривала вторая опергруппа.

— Какие люди! — развел руками Ушаков, подходя к «Жигулям». — Пантелей Викторович!

— И как все это называется? — попер на него Шестаков.

— Это называется следственное действие. Обыск.

— У него в «Блейзере» несколько ящиков с документами, — доложил оперативник, сопровождавший заместителя генерального директора «Титана».

— Понятых сюда, — приказал Ушаков.

«Шевроле-Блейзер» был под завязку загружен картонными ящиками. Их вытащили из машины, занесли в офис и поставили на пол в центре кабинета замдиректора «Титана». Хозяина кабинета усадили на диван.

— И что в коробах? — полюбопытствовал Ушаков.

— Документы, — произнес зло Шестаков. — Вас они не заинтересуют.

— А чего их из офиса повез?

— Это мое дело… Вообще, я буду разговаривать только в присутствии адвоката.

— Да-а, — протянул Ушаков, извлекая из ящика первую папку, просматривая ее вскользь и ощущая, как возносится на крыльях вверх — это же надо сразу угодить в точку! — Адвокат тебе, Пантелей, скоро понадобится хороший. От убийства придется отмазывать.

— Что?! — крикнул Шестаков.

— Действительно, что это?

Начальник уголовного розыска открыл альбом. Там были классические, оформленные в лучших традициях КГБ фототаблицы к сводкам наружного наблюдения. А на снимках — покойный ныне Глушко и его жена.

Глава 2

РАБОЧИЙ ДЕНЬ ПАХАНА

С утра голова у Шамиля Зайнутдинова, табачного короля в настоящем и, как он надеялся, теневого короля всего Полесска в недалеком будущему раскалывалась.

В последнее время его замучили головные боли. В недавнем прошлом слишком много приходилось получать по этой голове — и на ринге, и на улице, и на зоне. Одно утешало — другие получали от него по тому же месту куда больше и больнее. Потому что с детства он взял привычку — бить противника до упора, пока не вышибешь из него дух. Потом можно поиграть в благородство, может быть, кого-то и простить, но это позже. Перво-наперво из противника надо вышибить дух. И в бою на ринге, и в драке на улице, и в разборке, и в бизнесе. Пока Шамиля эта жизненная установка не подводила.

В целом Шамиль был доволен собой. Не каждому дано начать в жизни с официанта третьеразрядной забегаловки, а через пятнадцать лет ворочать миллионами долларов, стать совладельцем фешенебельного отеля, хозяином роскошного казино и ресторана, проталкивать нужных тебе депутатов в областную Думу, покупать особняки в России, Германии и машины за триста тысяч долларов. Ну а еще — породниться в буквальном смысле с самой властью, пускай и не так близко, как хотелось, но все-таки — вторая жена Шамиля, с которой он сочетался законным браком в позапрошлом году, была племянницей самого всемогущего Ломова, губернатора Полесской области. Нельзя сказать, что все проблемы Шамиля после этого династического брака решились сами собой, но путь во властные коридоры для него заметно облегчился. А Шамиль, как любой человек, поднявшийся с самого низу, испытывал рабский трепет перед высокими властными коридорами и, следовательно, мечтал о том, что когда-нибудь будет открывать там двери в кабинеты заляпанным грязью башмаком и харкать смачно на ковры. Деньги деньгами — это штука немаловажная. Но ничто не может сравниться с ощущением, когда властвуешь над окружающими. Когда вот так держишь их в стальном кулаке. Когда дергаешь за ниточки и играешь людьми. Это настоящий кайф.

Он прижмурился блаженно от этих мыслей, но тут в затылке опять отдалась боль.

— Вот черт, — Шамиль зашипел и полез в стол за лекарствами. Вытряхнул из круглой коробочки на ладонь желтую капсулу безумно дорогого немецкого лекарства, проглотил, не запивая водой. Боль отступила минут через пять.

Он потянулся к еженедельнику, где были расписаны дела на сегодня. Это одна из расплат за высокое положение — чем выше забираешься, тем более плотно становится расписанным твой день. Потому что дела расширяются, и, если не хочешь прослыть лохом, чтобы подданные тебя надували, утаивали деньги и делали за твоей спиной, пользуясь твоим именем, левые делишки, нужно быть в курсе всего. Самые верные помощники втайне мечтают об одном — залезть тебе в карман, в этом Шамиль убедился давно и карал в таких случаях строго.

Нажав на кнопку селектора, Шамиль вызвал к себе Леву Гутмана, того самого, который провернул дельце с морячками в аэропорту, утерев нос Корейцу. В последнее время табачный король стал приближать к себе больше вот таких цепких мальчиков в тщательно выглаженных костюмах, дорогих галстуках, с дипломом о высшем университетском образовании, лишенных каких-либо глупых иллюзий и жаждущих, как и положено жаждать нормальному человеку, одного — денег. Вопросы с ними Шамилю решать было куда проще, чем с бывшими корешами, с которыми сиживал на нарах, — у кого-то из них голова была забита всяким мусором, глупыми идеями, дурацкими принципами, излишними предубеждениями, кто-то был переполнен злобой на весь мир, что тоже мешало делу. Братва потихоньку начинала роптать, что сопляки в организации забираются все выше и выше. Но Шамиль, освоив, искусство разделять и властвовать, хитро — сеял, а потом гасил раздоры. Умение управлять — это умение разделять людей, стравливать, затем мирить, но всегда выступать кем-то, кто над ними. Быть разводящим по всем проблемам. Пускай братва живет в напряжении, чтобы ни одной падле не приходили в голову всякие дурные мысли типа подсидеть любимого пахана и самому стать разводящим. К сожалению, практика показывает, что такие мысли возникают очень часто даже между лучшими корешами, когда выясняется, что есть что делить, а тем более если речь идет об очень больших деньгах.

— Ну что, доктор Гутман, — поглядел испытующе Шамиль на университетского выпускника. — Излагай дела наши многотрудные…

— В клинику эту сладкую парочку отвезли, — начал деловито докладывать Гутман. — Врач сказал, что на ноги их быстро поставит. А дальше только от них будет зависеть — продолжать в том же духе или нет.

— Продолжать? — усмехнулся Шамиль. — Не, доктор Гутман, у нас не забалуешь… В гробу они будут продолжать.

Пара «торпед» — боевиков подсела на наркоту. С одной стороны, после такого падения надлежало сразу гнать их в три шеи. С другой — кадры ценные. А новых набирать — это риск. Каждый новый человек в организации — это опасность, что тебе внедряют его конкуренты или менты. Поэтому Шамиль для подобных случаев, которые, к сожалению, возникали в связи с тотальным падением нравов все чаще, договорился с частной наркологической клиникой, и парней потихоньку ставили на ноги. Если после этого они на ногах стоять не хотели, им эти ноги просто ломали и братков выкидывали прочь.

— Блатные узнают, скажут: «Там какой-то вытрезвитель, а не серьезная организация», — усмехнулся Гутман.