По окружности чаши, в традиционной канве нетрудно было прочесть имя азербайджанского мастера из Тебриза "Абдулазиз Тебризли". Фотографию этого кубка я встречал и в одном из наших изданий. Почему-то по книге он представлялся мне миниатюрным, похожим на миску для мороженого. В действительности, эта посуда с трудом вмещалась в комнату; высотой метр шестьдесят, в диаметре два метра. Когда-то она была отлита азербайджанским мастером по распоряжению Тамерлана. Подарил эту огромную чашу мечети Ходжа Ахмеда Ясеви в городе Туркестане на территории нынешнего Казахстана. Изделие, которое создал мастер из Тебриза уста Абдулазиз, пережило империю Железного Хромца. Я рассматриваю древние узоры древние надписи на этой огромной чаше и во мне возникает благодарное чувство к мастеру, чьи искусные пальцы создавали это волшебство - в душе моей отзывается песнь изящества и красоты, воплощенная им, высокая песнь моего далекого предка из тебризского рода, песнь мудрого зрения и высокого духа!..
      * * *
      Подростком-пятиклассником я жил в Пушкинском районе у дяди по отцу и учился там в школе. Тогда еще не был построен Шахриярский водоем, и река Балгар-чай часто разливалась.
      В тот год река вновь вышла из своих 6ерегов. Рушились подмытые глыбы земли, река вбирала в стремительный поток все, что встречалось на пути и, как щепку, несла их дальше. Воды стали бурого цвета, подобно спекшейся крови, и неслись с невиданными для равнины грохотом. Мосты сразу снесло, как будто и не было; по Шахриярской степи к морю полая вода шла сплошным потоком. Казалось, она врезается в землю все глубже, и если вода будет прибывать, земная твердь расколется как арбуз...
      Люди всем миром вели безуспешную борьбу с разъяренной стихией. Хуже всего было то, что на крутом берегу остались со стадом работники фермы, и уже несколько дней они были без пищи и воды. Они что-то кричали с той стороны, но разобрать было невозможно, долетали только отдельные слова.
      Как же им помочь - думали-гадали, но выхода так и не находили. Самые сильные мужчины, в том числе и мой дядя, пытались, закручивая, как пращу, забросить на ту сторону узелки со снедью, но ничего не получалось, узелок не долетал до противоположного берега и исчезал в бурлящем потоке. Оставалось ждать, когда прекратится дождь и у нас в низине, и в горах - тогда спадет сель.
      На том берегу несчастные животные, коровы, буйволы и те измаялись от дождя, и жалобно мычали. Мучила их боль от невыдоенного вымени, добавляли беспокойство жалобные призывы голодных телят с нашего берега: в исступлении животные метались по берегу.
      Женщины стояли у обрыва и голосили от безысходности. Вдруг одна из них вышла вперед: голова ее была обернута платком, как кокошник, - так повязывали голову пожилые кочевницы-терекеме, пояс перетянут черной шалью, стан согнули долгие годы, но глаза сохранили странный, идущий из глубины души свет. Она подошла прямо к кромке воды, повернулась к тому берегу, где наверно была и ее буйволица, и неожиданно запела, запричитала свою монотонную, печальную, полную таинственного смысла песнь. Может быть, она пела эту песнь, когда доила свою буйволицу, прислонившись к ее теплому, пахучему боку, пела, когда подводила буйволенка к соскам буйволицы и попеременно меняла их, а то он, глупыш, не отстанет, не отпустит, вымя полностью не опорожнится, порча его тронет, молоко исчезнет. Женщина все пела и пела свою печальную песнь...
      Несколько буйволиц услышали, откликнулись на песню, в волнении задвигали хвостами. Потом одна из них, блестящего, черно-янтарного цвета прорвалась сквозь стадо, подошла к обрыву и, взметая ошметки глины из-под копыт, ринулась в поток...
      Люди оцепенели, кому-то показалось, что буйволица сломала ногу, кто-то сказал, что ей не перебороть селя, кто-то добавил: "попадет в водоворот, утонет".
      Из потока сначала показались рога буйволицы, потом вся голова, она была повернута вверх, к небу. Крупные глаза буйволицы и широкие ноздри поначалу выражали страх и ужас, но потом буйволица успокоилась и, рассекая поток, поплыла к берегу,
      Люди подбадривали ее возгласами: "Так, так, еще, еще!". "Да будет бабка моя жертвой тебе, поднажми!", "Ай да богатырь!". Эти возгласы будто придавали буйволице силы.
      Старуха же продолжала свою песнь - может быть, одну из самых древних песен, рожденных скотоводческим обрядом. Скоро из воды показалась грудь буйволицы, а потом и вся она - действительно, богатырь.
      Старуха бросилась к своей буйволице, обняла ее не шею, приголубила. Животное в свою очередь своей мок рой головой, мокрыми рогами стало тереться о женщину.
      Песнь свою старуха так и не прервала, - про людей она как будто забыла. Привычным жестом она погладила бока буйволицы, потом ее вымя, подвела буйволенка, дала ему вымя, потом сама начала доить буйволицу. Брызнули струи молока, и в гордом взгляде буйволицы появилось удовлетворение, успокоение. Буйволица блаженствовала: близость буйволенка, легкость от опорожняемого вымени, привычное тепло старухи, и песня, песня, к которой она так привыкла, как к воздуху, воде, траве, к своему родному буйволенку.
      Через некоторое время к рогам буйволицы приладили большой узелок со съестным и вновь подтолкнули к воде, буйволица по течению, наискосок, поплыла через реку и вышла намного ниже того места" где вошла в воду.
      Таково одно из моих воспоминаний о волшебной силе песни...
      Из легенд нашего времени. Кто в нашей стране не знает Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии Фармана Салманова? О геологе, открывшем тюменскую нефть, написано множество книг, очерков, статей, сложены стихи, сняты художественные и документальные фильмы, жизнь его стала легендой, дастаном мужества и героизма.
      Говоря о Фармане Солманове, я вспоминаю его открытое, гордое лицо. Вновь убеждаюсь, что все мы, все мои товарищи по перу, все деятели искусства в большом долгу перед теми, кого с гордостью называют "бакинский рабочий".
      Стальные руки Азербайджана, бакинские рабочие, нефтяники, первыми поднявшие знамя революции не Востоке, всего через семь дней после штурма Зимнего, на протяжении самых тяжелых периодов нашей советской истории гражданской войны, колхозного строительства и первых пятилеток. Отечественной войны - дававшие едва ли не единственную животворную кровь для промышленности, для армии!
      В семидесятые годы я прочел в газете информацию о строительстве в Баку памятника "Бакинский рабочий" и поразился тому, что этот памятник предполагалось строить на деньги рабочих, в Баилово.
      Во-первых, почему Баилово - подумал я? Памятник бакинским рабочим должен возвышаться в центре Баку, на площади Ленина, там, где все могли бы увидеть или даже в бухте, на длинной эстакаде в море, где сейчас разместилось кафе "Садко", он должен возвышаться как столб огня, факел, колонна сверкающего света. Бакинский рабочий достоин этого! Пусть каждый день, открывая свои окна навстречу солнцу, нам предстает этот памятник.
      И памятник этот должен быть построен за счет цены той нефти и газа, которую бакинские нефтяники вливали в индустриальные жилы нашей страны. А не за счет пожертвований, денежной помощи самих нефтяников!
      ... Воинскую службу я проходил на Апшероне. С места караула были видны нефтяные промыслы. Однажды, в десяти шагах от меня к вышке подъехали двое рабочих на тракторе, смуглые, сред его роста. Один управ-пял трактором и лебедкой. Другой с профессиональной сноровкой закреплял муфту к опущенной в скважину трубе, с помощью лебедки поднимал очередную трубу. "Батюшки!" подумал я. - "Бог знает, какая глубина у этой прорвы. За сколько же дней он справится с трубами". Рабочий же продолжал работать! Безо всяких слов, ритмично, равномерно! Кроме рокота работающего трактора, то усиливающегося, то затихающего, да звона сваливаемых друг на друга металлических труб, все было тихо. Кончилось время караула, и я ушел отдыхать.
      Когда я вернулся, то увидел, что штабель труб стал высотой в рост самого рабочего.
      Когда вечером я вновь заступил на караул, от штабеля ничего не осталось. Рабочий в том же ритме опускал последние трубы в скважину. Впервые я с такой отчетливостью ощутил, что такое труд нефтяника, "бакинского нефтяника", какой объем работы он выполняет за день. Вот откуда идет мощь бакинского рабочего класса, подумал я.
      Позже, когда я посетил Нефтяные Камни, пообщался и сдружился с нефтяниками, я понял, что виденный мною эпизод обычный в их жизни. Смуглые крепкожилые парни на нефтяных промыслах выполняют часто куда более сложную тяжелую работу.
      Какими словами, какими эпитетами можно описать беспримерный героизм бакинских нефтяников в тяжелые годы Великой Отечественной войны? Книги и фильмы с них можно перечесть по пальцам. Их труд еще ждет широкого, глубокого художественного проникновения, труд, равный подвигу.
      Когда я думаю о драматичной и яркой судьбе одного из первооткрывателей сибирской нефти Фармане Салманове, которому пришлось действовать вопреки приказам и циркулярам, ломать стереотипные представления и, опираясь на творческую интуицию, круто изменить направление поиска, а потом с волнением, напряженной тревогой, ожидать результата проходки, наконец увидеть первый нефтяной фонтан в Тюмени, - мне этот фонтан видится апофеозом труда, рукотворным гимном человека-творца.
      Каждый поет на свой лад Родину. Иной трубит во всеуслышание, а другой предпочитает тихую исповедь. Для одних это выстраданное признание, для других - преходящий эпатаж...
      В сердце у каждого из нас есть живая карта Родины. Я хочу говорить об Отечестве, простирающемся в моем сердце! Об Азербайджане, который я знаю, вижу, чувствую и люблю.
      Не претендую на открытие Америки, не задаюсь целью возвеличить славу земли моей. Вся планета наша, как есть, на виду. И Азербайджан не нуждается в моем славословии. Я не гонюсь и за дотошной научной точностью. Говорю только о тех вещах, в которые верую всем сердцем!
      ДОВОД И ЧУВСТВО
      Говорю о тех вещах, в которые верую всем сердцем!
      После долгих бесед с моим знакомым историком я понял одну истину: он "реалист", он верит только в ясные неопровержимые доказательства, его истина - факт; я же истину чувствую, переживаю!
      Черепок, найденный во время раскопок, или металлическая монета подчас подсказывают ученому направление, версию, в которой могут быть задействованы целые страны, изменены границы!
      Попробуй убедить его, что это еще не истина, эта монета могла выпасть из кармана предводителя караванов и только запутать исследователя...
      История должна быть и истиной переживаний, истиной чувств.
      Конечно, любительство не может заменить науку.
      Однако негоже обламывать поэтические крылья истории.
      Истина - богаче, живее и многообразнее, чем ее представляют иные научные книги.
      ... Мой друг редактор, прочтя часть моей книги, сказал: "Ты забыл указать источники..."
      Я не удержался от улыбки.
      Разве нужно указывать источник любви к Родине, любви к отцу и матери, любви к своему очагу? Я же не диссертацию пишу!
      Уместно ли признаваться в любви цитатами?
      То, что я пишу сейчас, и есть признание в любви.
      Анализируя прошлое, наивно ожидать непременных открытий.
      Важнее - оживить, вдохнуть жизнь в окаменевшие страницы нашего прошлого.
      Часто происходит наоборот, - мы выхолащиваем и умерщвляем наше достояние.
      Не надо идеализировать историю. Это понимают все, Но как быть с высокими идеалами, которые дошли до нас через века?
      Отступление: Чего только не вытворяли с историей! В угоду социально-политической конъюнктуре одних принижали, упрощали их взгляды, любым способом добивались их порицания, других же, безо всяких оснований, возвышали, закрывая глаза на искусственность доводов, "удревняли" историю.
      Нет лучшего урока, чем история! К сожалению, многие из тех, кто учит этому предмету, сами не относятся к своему предмету с должным уважением.
      История, как и все общественные науки, имеет классовый характер. Но нельзя играть историей, как кому заблагорассудится, нельзя поворачивать ее в нужную для той или иной группы людей сторону! К сожалению, даже в наших школьных учебниках мы видим, как преувеличиваются, гипертрофируются одни исторические тенденции, в то время, как другие принижаются. Дело доходит до того, что голубая вуаль плохо скрываемой идеализации набрасывается на колониальную политику царизма, на великодержавный шовинизм царской административно-управленческой системы, - чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить книги по истории довоенные и недавние.
      Историки все более смягчают сущность колониальной политики царизма на Кавказе и на Востоке, сглаживают ее подлинное отношение к истории, языку, культуре этих народов. Но разве история при этом меняется, разве реальность - исчезает? Это было бы возможно, если бы истины прошлых веков жили только в книгах, изолированно от жизни. Однако истины жизни более глубоки, чем их книжные интерпретации!
      Порой один аргумент, один довод освещает целый период истории народа. Например, в архиве Горийской семинарии от 3 декабря 1900 года есть такая запись: "Учащийся подготовительного класса Уз. Гаджибеков разговаривал со своими товарищами на татарском (азербайджанском - С. Р.) языке. Поэтому он получил выговор".
      В публицистических статьях Узеира Гаджибекова есть симптоматичный эпизод, характеризующий национальную политику царского режима. Студенты пишут о своих планах на будущее: Узеир Гаджибеков же в своем сочинении мечтает о том, что в будущем станет педагогом, будет преподавать в школах родной язык, напишет учебник и т. д. Эти планы не понравились руководству семинарии и его сочинение получает низкую оценку. Во время распределения его направляют в армянскую школу.
      Как ни замазывай - не скрыть этой ипостаси самодержавия: психологический пресс колониальной политики отозвался в душах поколений, достаточно напомнить, что четыре-пять поколений азербайджанцев - исстари известных, как воинственный, храбрый народ - не призывались под ружье как "неблагонадежные". В армию их брали с одним условием: если они примут русское подданство.
      Нации, испокон веков отличавшейся мужеством, прямодушием и правдивостью (это неоднократно подчеркивалось в работах русских и европейских ориенталистов и историков) в условиях бюрократического государственного строя, засилья чиновников, которые по словам поэта Закира "что ни день законы выдавали", внушалось верноподданническое угодничество и послушание; поощрялось доносительство; пышным цветом расцветало мздоимство... Все это подтачивало ее нравственное и духовное здоровье.
      Памятуя об огромном благотворном воздействии передовой демократической русской культуры, во имя полноты исторической истины не должно забывать и о политике царизма, обрекавшей подневольные народы на духовное растление и прозябание; искусственное разжигание страстей между мусульманами суннитского и шиитского толка, провоцирование межнациональных братоубийственных распрей, отторжение народа от своих национальных корней и духовного наследия - все это тоже история.
      К сожалению, и в советское время появлялись работы, пытавшиеся замалчивать эти горькие истины. Иные "толкователи" придают односторонний характер известной мысли Ленина о двух культурах в каждой национальной культуре, тем самым огульно очерняются многие блистательные страницы прошлой национальной культуры.
      Если уж и при царизме, как видится иным лакировщикам истории, нациям дышалось вольно, тогда во имя чего русскому народу, народам всей Российской империи пришлось принести столько жертв, и почему тогда мы говорим об исторической необходимости Великой Октябрьской революции, сокрушившей "тюрьму народов"?..
      Искажать исторические истины в угоду политической-конъюнктуре - это застарелая болезнь. Сколько было таких горе-ученых на белом свете, для которых история - не поучительный урок, а служанка политики, полигон шовинизма и национализма.
      Историческая наука - хотя и посвящена прошлому, не для прошлого создается, а служит тому, чтобы полнее, глубже разобраться в настоящем, и предвидеть будущее.
      Нести людям откровенную ложь, по меньшей мере, безнравственно.
      Чтобы постичь седую историю, надо погрузиться в нее, осознать диалектику ее развития. Не каждому дано, сидя в академических кабинетах и сообразуясь с мыслями о служебном продвижении, перспективах, о том, через кого, какие этапы это все пройдет, - одновременно отстаивать научную, историческую истину, видеть и показывать ее, как есть.
      В древней Греции приносили жертвы в память умерших, "вызывали" их дух с того света.
      Настоящий историк тоже должен уметь приносить те или иные жертвы, чтобы суметь оживить дух прошлого.
      Плотная завеса времени заслоняет от нас жизнь наших предков, их радости и горести, их победы и поражения.
      Каждый взмах кисточки археолога, чуть-чуть рассеивает пелену над отшумевшей жизнью; каждое подлинное археологическое открытие - окно в этот далекий мир.
      Именно так приоткрылась завеса над древним миром, который еще сто лет назад казался историкам "мертвой зоной" и нам в лицо повеяло ветрами древних миров. Тайны, которые открылись в этой "мертвой зоне", помогли уяснить многие страницы всей мировой истории.
      Еще каких-то 70-80 лет тому назад территория Азербайджана - Северного и Южного, считалась для археологии такой "мертвой зоной".
      Я вспоминаю лекцию о древней истории Азербайджана известного ирановеда, автора книги "Истории Мидии", академика Играра Алиева. Лекцию, прочитанную на одном из научных форумов, я слушал с огромным интересом, хотя и не соглашался с трактовкой не которых вопросов. Привлекало меня то, что лектор говорил с непривычным для академика пафосом, с не раскрываемой я бы сказал гражданской страстью, на живом, ярком языке, далеком от сухого академизма. Лаконичными штрихами он воссоздавал не только картину далекого прошлого, но и портреты ученых, занимающихся историей. В сжатой форме ученый со всем драматизмом и живописной наглядностью раскрыл путь развития, который прошла азербайджанская историческая наука, шаг за шагом проникая во все более и более глубокие пласты минувшего. Совместными усилиями русских и азербайджанских ученых все полнее освещается наша история. Сначала обозначилась панорама происходившего здесь за 3-4 тысячи лет. Потом мы узнали о культуре, об образе жизни людей, живших здесь 30-40 тысяч лет тому назад. Но вот новое поразительное открытие: челюсть первобытного человека в Азыхской пещере. Это доказывает, что Азербайджан - один из первых очагов жизни человека на нашей планете.
      Играр Алиев говорил не только о сделанном, но и о проблемах, которые стоят перед азербайджанскими историками... Слушая его, я с горечью думал о нашей нерадивости и непамятливости!
      Если кто-то заподозрит меня в излишней резкости суждений, пусть поговорит с людьми в Кельбаджарах, Барде, Нахичевани, Ордубаде, Бейлагане, пусть посмотрит на наши курганы, превращенные в кладбища или "парки отдыха", изрытые неизвестно кем подземными годами или просто пущенные под нож бульдозера, не мусорные свалки на месте раскопок в Кабале, Шабране, Шемахе, Оренкале, той же Барде, руинах Гилана, вспомнит, что написано в научных отчетах об этих раскопках; пусть поинтересуется участью не только наших наземных, но и наших подземных реликвий, пусть поинтересуется, какая часть из них попала в музеи, а какая - в личные коллекции; пусть представит себе плачевную картину остатков наших древних городов, которые, кажется, и нужны были только для того, чтобы стать материалом диссертаций, пусть призадумается, какими непостижимыми путями наше богатство уплывает за пределы республики или же оседает в гардеробе некоторых наших дам, и они спокойно носят эти украшения как свою собственность...
      Боль. В Закатальском музее мне рассказали удручающую историю. Известный поэт (не хочу называть его имени, поскольку, как выясняется, он не составляет исключения) выпросил из музея несколько ценных браслетов, кинжалов, поясов и т. д. Дескать, он пишет историческую поэму и они ему нужны. Служитель муз, посетил музей в обществе своей дамы. Прошло изрядно времени, экспонаты, выданные по соизволению райкома партии, не были возвращены. Позже выяснилось, что спутница поэта носит пояс и браслет из музея; покинув республику, она не преминула захватить антикварные ценности. Могу добавить, что немало таких залетных гостей-любителей домашних музеев, выуживающих экспонаты у наших покладистых земляков, жаждущих снискать их благорасположение...
      Да, приходится признать, что Азербайджан мало чем отличается от глухих зон мировой археологии.
      В Южном Азербайджане такому положению способствуют шовинистически настроенные фарсидские ученые. В 1958 году американский археолог Р. Дайсон открыл около озера Урмия культуру Гасанлу, однако во многих научных изданиях она представлена как образец общеиранской культуры.
      Р. Дайсон подробно воссоздает эпизод, о котором позволяют судить раскопки. Во время пожара в древнем храме крепости Гасанлу три воина кинулись выносить золотую утварь. Но в этот момент рухнула крыша, и они остались погребенными...
      Известный советский востоковед В. Г. Луконин в своей книге "Древний и раннесредневековый Иран" (М., 1987) пишет о судьбе культуры Манну на примере сокровищ Гасанлу и найденного еще раньше, в 1946 году, клада Зивие: "В 1950 г. началась "мода на Зивие". Активная деятельность торговцев древностями привела к тому, что предметы из клада разошлись по частным коллекциям, а также попали в различные музеи США, Франции, Канады, Англии, Японии. До недавнего времени большая часть клада хранилась в Археологическое музее Тегерана. Один из первых его исследователей Р. Гиршман, составил список находок. Он отнес к кладу 341 предмет, из них 43 - из золота, 71 - из серебра, 103 - из слоновой кости".
      Сколько примеров такого варварского разграбления сокровищ Азербайджана, под видом "научных изысканий"?!
      К сожалению, такое отношение к истории наблюдается и на наших глазах в Советском Азербайджане. Не так давно в печати забили тревогу: в окрестностях Алинджа взорвана башня. Но что толку после драки кулаками махать? Сколько их взорванных, разрушенных памятников - десять, сто?
      Как же может быть при таком положении воссоздана целостная история Азербайджана, да и вообще история всего Ближнего Востока?
      Совесть восстает против фальсификации истории: нет, история моего народа не такова, как вы ее описываете! Вы ее не понимаете, или не хотите понимать! Не только в наши дни встречаются "историки", способные изобрести, смастерить предметное доказательство. Известно, что в 1896 году, за 200 тысяч франков в Лувр была продана так называемая "Тиара Сейтоферна", якобы чрезвычайно редкая, относящаяся к III веку до нашей эры реликвия. Только в 1903 году обнаружилось, что это подделка и изготовлена она одесским ювелиром И. Рухомовским. Есть множество других примеров таких исторических подделок и остается только поражаться, что приняли они международный характер (С м.: Марк Блох, "Апология истории". "Наука", М., 1986 г., с. 53).
      Подделка всегда опасна. В истории она бьет по целым народам, в быту по отдельным людям.
      Отступление: В тридцатые годы в Джебраильском районе сыскался один изобретательный персонаж. Это было время массовых репрессий против "классовых врагов", служителей культа, которых запросто можно было уличить в крамоле по использованию арабской графики. "Ловкач" использовал это обстоятельство: недалеко от иранской границы он подкидывал письма: дескать, их закинули с Юга, из-за кордона. Письма эти, написанные арабской вязью, адресовывались неугодным ему лицам. И, естественно, срочно доставлялись в соответствующие органы. Вскоре кто-то из жителей исчезал. Оказывается в них, якобы написанных от закордонных родственников, сообщалось: "Такой-то, твое послание дошло до нас, если ты согласен служить нам, мы ждем тебя, как только представится возможным, переходи границу".
      Разумеется, имярек ни о чем не ведал. Ночью ни в чем неповинного человека увозили. Очернитель, однако, был "профессионалом".... Уж он-то знал психологию определенных кругов, слабую струнку "чиновников", и его фальшивки легко достигали успеха.
      Я вижу прямую параллель между теми, кто клевещет на честных людей и теми, кто бросает тень на целый народ: по нравственной шкале ценностей не вижу между ними особой разницы.
      Равнодушие. Есть люди, которые вечно чем-то недовольны, постоянно брюзжат, во всем вечно находят недостатки, вечно кого-то в чем-то обвиняют. Отдай ему самое святое, он все равно останется недовольным.
      Один из подобных людей как-то встретился писателю Акраму Айлисли, который гулял в бакинском приморском парке, погруженный в свои размышления. Бесцеремонно пристав к писателю, тот затянул свою привычную песню: "Ну что за море! Из-за мазутного смрада и не подступишься!" "Ну и духота, дышать нечем!" "Ну и погодка..." "А мостовые... А тротуары... Безобразие!" Потом он стал перемывать косточки кому-то: "Такой-сякой..." Терпение у писателя лопнуло: "И тот, кого ты песочишь, прекрасный человек, и улицы у нас прекрасные, и погода отличная, и море совершенно чистое! И если есть на свете один негодник, так это ты!".
      Много еще таких пустозвонов-нытиков, наводящих тень на плетень, не замечающих ничего доброго в жизни. А жизнь идет своим чередом!.. За таким брюзжанием, по сути, кроется равнодушие. Равнодушие - это Духовная слепота, самоизоляция, бегство от жизни... Но у равнодушия есть и другая разновидность, в равной степени опасная и вредная. Самодовольная духовная сытость, когда основной целью становится личное спокойствие, личное благополучие... Равнодушие подобных людей, их неумение или нежелание работать, привычка сквозь пальцы смотреть на все изъяны, "все это, мол, мелочи", - приводит к тому, что эти "мелочи" растут как снежный ком и превращаются в огромное, непроходимое препятствие на нашем пути.
      В сущности, подобное равнодушие - безответственность, духовная безликость...
      Самочувствие человека, его рабочий, творческий тонус зависит от быта, от повседневных "мелочей". Скажем, не поступает вовремя вода, или в иной телепередаче актеры своими плоским зубоскальством отбивают у тебя охоту смеяться, или еще по какой причине расстроенные, выходим на люди, приступаем к работе, и все из рук валится, чье-то равнодушие порождает цепную реакцию...
      Равнодушие на производстве, в науке приводит к тяжким последствиям. Ошибка, допущенная из-за чьего-то головотяпства, халатности, может обернуться бедой, катастрофой, стихией, сметающей все на своем пути...
      ИСТОРИЯ НЕ ПРОЩАЕТ ОШИБОК
      К слову. Кто не знает анекдота о пропаже осла у Моллы Насреддина или о том, как он принял за грабителя подвешенный на бельевой веревке собственный архалук и изрешетил его собственным оружием?! Во время поисков осла, Молла благодарит аллаха: "Как хорошо, что я не сидел на своем осле во время его пропажи, а то и сам бы потерялся". Точно так же, увидев наутро свой изрешеченный архалук, Молла радуется тому, что не был облачен в него, а то бы и самому несдобровать...
      Задумываясь о нашей истории, я, как и Молла, благодарю провидение за то, что мы и сами не уехали на караванах, которые от нас увели, что мы сами не оказались в тех наших одеждах, которую "расстреливали" как чужую... Слава аллаху, что и нас самих не смогли вывезти, как нефть, железо, золото, мрамор. Хотя и немало глаз зарилось на наши богатства и плодородные земли, хотя и не раз пытались нас сжить со свету, мы живем и живы: восемнадцать миллионов на Юге, шесть миллионов на Севере, полмиллиона в Ираке... в Турции, в Дербенте, в Борчалы... Я мог бы добавить: в Гёйче, Зангезуре, но печальные события 1988 года, спровоцированная распря вынудили моих сонародников покинуть родные очаги... Но мы здравствуем, живем, сохраняя нашу великую культуру, свой дух, свой язык.
      Притча. Двое бедных братьев, всю ночь напролет при свете лампы подсчитывали, сколько денег у самого богатого односельчанина. Наутро они решили огорошить богача своей осведомленностью: "Теперь-то мы знаем, сколько у тебя денег, мы не спали всю ночь и все подсчитали".
      Богач, посмеиваясь, отвечает:
      - То-то вы и бедны! Впустую пережгли керосина на целую лампу!..
      ... И нынче хватает таких ретивых учетчиков, заглядывающих в наш народный карман. При этом они забывают, что "керосин тратится впустую".
      * * *
      В мировой историографии и востоковедении искажается национальный адрес целого ряда духовных ценностей, созданных нашим народом, пути его исторического развития. Многие искажения проистекают от косных стереотипных подходов, идеологического прогресса мощных империй, под властью которых оказывался Азербайджан, от обветшавших анналов, отмеченных национальной узколобостью или чванством. Разные интересы порождали разную "историю" Азербайджана: одна создавалась под пером писарей чужеземных завоевателей, другая - иудейскими, христианскими., и, наконец, исламскими миссионерами, целью которых было распространение своей религии и соответственно, создание своего варианта истории; третья - келейными, монастырскими адептами, зарившимися на чужие земли и впадавшими во всевозможные бредовые притязания. Если средневековые крестовые походы велись открыто, военное и идейное противоборство ни для кого не представляло тайны, то тайные злоумышленные "крестовые походы" продолжаются поныне. И подобные походы куда опаснее! Исправить намеренное искажение, запечатленное на бумаге или на камне потруднее, чем отстоять правду с оружием в руках. Подобным ошибкам и фальсификациям несть числа. И конкретный ответ на каждый навет и каждую ложь занял бы тома. Сегодня существуют нации, чья история "смонтирована" на фальсификации. В здании современного мира народы разместились плотно, что если кто-то вздумает расширить свою "жилплощадь", он обязательно должен будет вытеснить другого, отхватить его землю, ампутировать его жизненное пространство. Как и его Духовное существо!
      Самая справедливая история, - та, которая воздает должное каждому. Наука не может создаваться за счет ущемления другого.
      Слепое ревнительство. Одна из серьезных и глубоких ошибок связана с преуменьшением роли тюркоязычных народов, в том числе азербайджанцев в великой евроазиатской цивилизации; культура этих народов, складывавшаяся на протяжении тысячелетий, либо игнорируется, либо ей приклеивается ярлык "кочевой" или "полукочевой", что рассматривается почти как синоним слова "варварский".