Книга жизни

      Реки Гирдман, Геокчай, начинаясь с гор Большого Кавказа, то мягко лопоча, то грозно рокоча, бегут по исмаиллинской земле в направлении Куры. Летом - ровные, кроткие, как овечки, эти реки, стоит им взыграть, сокрушают все на пути.
      Свернув в сторону от шоссе, лесом мы направляемся в село Баскал. Баскал исстари славился своими шелком и женскими платками - келагаями: небольшой цех, производящий эти платки, работает и сейчас. Среди зеленых лесов, среди садов возвышаются дома, покрытые красной жестью, будто выкрашенные хной.
      На погосте разыскиваем, без провожатых, могилу знаменитого уроженца села, одного из основоположников азербайджанской советской прозы Абульгасана. Мы находим небольшой холмик: на увядших венках с трудом удается прочесть имя писателя.
      И мне кажется, из-под земли взирают на нас улыбчивые глаза Абульгасана, и я слышу его характерную скороговорку: "Дорогие мои, дорогие мои! Как быстро вы меня забыли!".
      ... Вечером вместе с Сохрабом Тахиром, Мусой Ягубом, Рзой Исмайловым (он из села Галачик) и другими друзьями мы отправляемся в отчий дом преподавателя нашего университета Рамиз-муаллима.
      Сохраба Тахира поражает то, что баскальцы говорят на диалекте, очень похожем на говор жителей Тебриза.
      Мы вспоминаем известных деятелей культуры, выходцев из этого села, ведем разговор об истории села.
      История у Баскала очень древняя: здесь сохранились водоотводные сооружения, древние бани, мечеть, построенные еще в XII веке.
      Рза Исмайлов очень хорошо осведомлен в экономических проблемах республики. "Карту" района он очерчивает одной-двумя фразами: "Район состоит из ста восьми сел, в которых проживает шестьдесят пять тысяч человек". Потом добавляет: "В мире есть 214 стран. Из них 114 меньше Советского Азербайджана, а 7 - меньше нашего села Баскал".
      Я невольно задумался: будь Азербайджан целостным, в каком бы ряду он стоял?..
      Лагич. В доме одного из бывших беков Лагича сейчас больница. Сохранился и сад, разбитый здесь по специальному проекту... В один из прекрасных весенних дней мы гуляем по саду. Трава поднялась в рост человека.
      От хмельного настоя разнотравья кружится голова.
      Природа пробуждается: все в движении, все пошло в рост. Весна - юность природы, возраст пробуждения и расцвета! Вдруг Муса остановился в одном из живописных уголков сада и в присущей ему манере, с простодушной непосредственностью, выпалил: "Никуда отсюда мы не пойдем! Вот тут вот, у этого дерева, на этой траве, мы и расстелем скатерть!". Как всегда, Муса знал, что говорил, и мы поняли, что он давно к этому подготовился необходимо только наше согласие...
      Отсюда виден весь Лагич, окружающие его горы, древний край Лахиджан...
      Когда-то затерянный в горах прекрасный Лагич был связан с миром единственной горной тропой, петлявшей среди скал, обрывов, пропастей. Но вот по этой самой тропе на спинах лошадей, в Лагич завезли все богатство мира достаточно взглянуть на убранство местных мечетей, построенных в каждом квартале.
      Встарь город был куда значительнее. Сейчас и дорога проложена, и созданы всяческие условия, однако количество жителей, покидающих Лагич, все растет. Будто эта удобная дорога построена не для того, чтобы подвозить, привозить, а чтобы отвозить, уезжать!
      Сотни лет город жил своей жизнью, своим миром, ни на кого не похожим, присущим только ему - жизнью Лагича!
      Как вступишь в Лагич - сразу погружаешься в глубокую древность! Аккуратные улицы, мощенные крупным булыжником, нависшие над улицами нарядные веранды, по обе стороны - многочисленные мастерские... В старину слава лагичских медников, гончаров, оружейников, ковроткачей шла по всему Кавказу и Востоку.
      Всюду слышен звон молотков. Мы входим в одну из медных мастерских: мой друг, приехавший из Москвы, интересуется лагичскими ножами. Молодые умельцы, работающие здесь, отвечают на наше приветствие и учтиво спрашивают, что нас привело сюда; потом добавляют: "Мы вас хорошо знаем" и приносят большое количество ножей. В ковровой мастерской нас также узнают без представления. Гость в шутку спрашивает: "Может ты, ты решил меня удивить?" - "Нет! говорю. - обрати внимание, у каждого станка лежит книга. Село это хранит свои традиции: как только выдается свободное время, берутся за книгу".
      В Лагиче многое кажется необыкновенным. Сотни лет тому назад в село проведена вода и сработаны различные сооружения, которые сохранились до наших дней. Даже после проливных весенних дождей на улице не скапливается ни капли воды - никто не знает, куда она уходит: к сожалению, при строительстве новых кварталов эта традиция уже не сохраняется.
      Есть в Лагиче фамилии, которые сотни лет остаются верными своему ремеслу. Кузнечные меха, которые когда-то раздувал предок, сейчас поддерживают потомки в седьмом, восьмом, десятом поколении.
      Привязанность к традициям прошлого проявляется здесь даже в разговорах, в слове, в названиях, в именах. Так, лагичский Молла Насреддин - Гулу Шейда - здесь не единичное имя, а как бы наследованное, эстафетой передающееся от отца к сыну - Гулу Шейда, Шейде Гулу. Рассказы всех этих "Гулу Шейда" - украшение и соль лагичских меджлисов.
      Семейный музей. Я видел в мире много музеев: Лувр, Эрмитаж...
      Но нигде я не был так взволнован, как в этом небольшом музее в Лагиче. Ведь этот музей создан руками одного мальчика. Мухаммед Нурмамедов сейчас студент. Он собирается стать архитектором. Экспонаты для своего музея он начал собирать еще школьником.
      Меня в этот дом привел поэт Мамед Исмаил. Мать Мухаммеда - председатель поселкового совета, депутат Верховного Совета Азербайджанской ССР Рухи Алескерова училась в университете в одно время с Мамедом. Хозяин дома Нурмамед-киши повел нас в небольшое помещение на первом этаже. Чего только нет в этой комнате! Разнообразию собрания древних ламп-светильников, например, может позавидовать государственный музей.
      В черных, коричневых, кожаных переплетах древних манускриптов - кладезь мудрости наших далеких предков.
      А сколько образцов монет с самых далеких времен до наших дней!
      По стенам развешаны образцы древнего оружия. Собрана богатая коллекция посуды, изготовленной мастерами Лагича. Наш московский друг, поэт Леонид Латынин не может оторваться от древних бытовых предметов. Он давно интересуется восточным искусством, написал об этом книгу и хорошо понимает ценность музея, собранного школьником.
      К сожалению, нам не удалось встретиться с создателем музея. Он был в Баку.
      Нурмамед-муаллим рассказывает об истории создания этой коллекции. В селе его уважают, к кому бы он ни обращался с просьбой - отказа нет. Коллекция собрана в Лагиче и в близлежащих селах.
      Муса Ягуб включается в разговор: "Мухаммед очень рассудительный, очень скромный юноша. С трудом заставили его сфотографироваться для районной газеты".
      Я перелистываю книгу отзывов музея и переписываю некоторые фразы: "Могу сказать, что нигде в мире не сыскать человека, который в столь раннем возрасте был бы обладателем столь универсального музея".
      "Каждый азербайджанец может гордиться этим музеем".
      "В душе этого мальчика светится талант историка".
      "От всего сердца благодарю тебя, своим высоким трудом ты сумел создать такой прекрасный музей, показывающий историю нашего села".
      Неожиданно гремит гром, начинается такой ливень, какой увидишь в десять-пятнадцать лет. Отключился свет. Мы поднимаемся на второй этаж и с веранды смотрим на прекрасную панораму Лагича. Но ливень загоняет нас в дом.
      Из музея приносят лампу и при свете этой древней лампы мы пьем чай.
      Возникает странный гул. "Сель идет!" - говорит кто-то. Сель, подобно вздыбившейся огромной морской волне, вырывается из русла реки, и движется, проглатывая все, что попадается на пути.
      * * *
      Во дворе дома гостей в Ханегахе мы сидим с Гашамом Аслановым, тогдашним секретарем райкома, который много сделал для этих краев и память о котором бережно хранят исмаиллинцы, - безвременная унесла его. Конец мая. Ощущаешь, как в крови отдав биение пульса природы. Кажется, что в это время года поют не только птицы, но и деревья в лесу, травы на полях и лугах. Молча вслушиваемся в многоголосие леса, в симфонию природы. За домом выше колена поднялись заросли клевера; аромат травы опьяняет нас.
      Наш известный писатель Сабир Ахмедов, обычно неразговорчивый, редко выражающий свой восторг перед чем-то, скупой, но очень точный в выражении своих чувств, сейчас не может сдержаться при виде этих долин, густых лесов, издали напоминающих зеленое облако, изумрудного покрова горных склонов, и неожиданно восклицает:
      - Вот бы где умереть и остаться!
      В тот миг короче и лучше не сказать было об очаровании исмаиллинской природы.
      * * *
      Довелось побывать в этих краях и зимой, погожим, солнечным январским днем.
      Проехав с Сохрабом Тахиром вдоль Аракса до Бахрамтепе, повернули на север и махнули прямиком в Исмаиллы. Всю дорогу проговорили о судьбе "Сохраб-ами", как мы, младшие привыкли называть нашего собрата по перу с Юга, но несмотря на грустную тему, настроение наше не испортилось. Солнечный день, даже зимой, брал свое, согревал душу...
      Предстояло провести читательскую конференцию издательства "Язычы", Муса Ягуб только что вернулся из своего родного села Буйнуза. По обыкновению, он воскликнул: "Очень кстати приехали!" Однако на сей раз, за его словами скрывался иной смысл, и Муса настоял на том, чтобы конференцию отложить на следующий день: "Нет, нет, в такой прекрасный день нельзя сидеть на собрании, давайте-ка махнем на природу, поглядим как оно получится..." и он насильно втолкнул нас в машину. "Айа*, - обратился он к шоферу, - ну-ка давай туда!" Этого "туда" не знал никто, кроме Мусы и шофера. Мы заехали в несколько мест, пока наконец Муса со свойственной ему широкой счастливой ухмылкой не произнес: "Вот, наконец-то нашли". Когда уже начало смеркаться, подъехали к расположенному выше селению Буйнуз, лагерю геологической экспедиции, который издали походил на небольшую древнюю крепость. Земля здесь была покрыта снегом, с гор веяло холодом. Муса позвал кого-то: "Айа, нашу долю прислали?" "Прислали, прислали, Муса-муаллим, поднимитесь наверх!".
      ______________ * "Айа" - междометие, используемое в ряде сельских районов при обращении к мужчине.
      Что может быть прекрасней в холодный зимний вечер - сидеть у горячей печки, в которой потрескивают поленья, вдыхать знакомый с детства запах сухих дров у печи и слушать веселые шутки друзей!
      В комнате очень уютно и чисто, почище иной первоклассной гостиницы. На видеомагнитофоне - концерт турецких певцов. На мангале около входа потрескивает мясо на шампурах. И "тайна" Мусы раскрывается.
      Оказывается, возвращаясь в село, он повстречался с двумя охотниками. Муса узнал их и понял, что они возвращаются не с пустыми руками: "Муса-муаллим, куда послать вашу долю?"
      В горах существует такой обычай: кто первым встретит охотников, должен получить свою долю из охотничьих трофеев.
      В этот холодный, но светлый зимний вечер, в лесной "крепости", отдаленной от всего мира, мы поднимаем тост за богатство этой земли, за изобилие и благополучие.
      * * *
      Еще одна поездка - юбилейная.
      ... Мусе Ягубу уже пятьдесят, хотя у него ни одного седого волоса. Мы приехали поздравить его вместе с Габилем и Тофиком Байрамом от имени Союза писателей.
      И убедились вновь, как в народе он любим и чтим.
      На следующий день, в полдень около родника Бадо, Муса Ягуб провожает нас в Баку:
      Тофик Байрам шутливо журит:
      - Слушай, Муса, что ты нас выпроваживаешь? Что мы оставили в Баку, чего нам уезжать? Раз уж приехали, давай дождемся твоего шестидесятилетия, а потом окончательно уедем!..
      Такое уж это место, Исмаиллы. Тянет встретиться с ним, а потом и расставаться не хочется.
      Счастливо оставаться, Муса Ягуб! Проживи век - под стать горам!
      * * *
      Слева от нас липовые рощи, справа недавно посаженные ореховые деревья. Едем в Куткашен - в древнюю Кабалу.
      С прудом возле дороги, "Гёк-гёлем" Куткашена, связано у меня тревожно-приятное, вперемешку с грустью, воспоминание.
      Студентами мы были здесь на практике. Как-то, вернувшись с лодочной прогулки, я решил поплавать. Толкая перед собой подвернувшуюся корягу, я доплыл до середины пруда. Потом, взобравшись на корневище, нырнул в воду. В воде почувствовал, что меня затягивает в глубину... Я подумал, что пруд не должен быть очень глубоким и, оттолкнувшись от дна, всплыву. Однако едва я коснулся дна, ноги по колено увязли в иле и в тине. Здесь скопилось множество гниющих деревьев, все кончено, - подумал я. Собрав остаток сил, я ухватился за одну из веток, вытащил ноги, стряхнул липкую жижу и попытался всплыть. Сколько прошло времени - не знаю. Но когда силы уже начинали покидать меня, я почувствовал, что тьма рассеивается, понял, что поверхность воды; близка и неимоверным усилием всплыл наверх - глоток воздуха выручил меня... Далеко от меня плыла все та же злополучная коряга, а с берега кричат-надрываются сокурсники мои...
      Могила Исмаил-бека Куткашенского. Мы с трудом нашли это кладбище среди садов. Продвигались узкой тропинкой, на ходу срывая цветы и составляя букеты. На сердце легко и радостно. Время окрыленности, полноты жизни, надежд, которые обязательно сбываются.
      Вот и могила, которую мы разыскиваем... Здесь похоронены Исмаил-бек Куткашенский, ставший классиком нашей литературы благодаря написанной на французском языке повести "Рашид-бек и Саадат-ханум", и его жена...
      По одну сторону могилы стоит мой друг студенческих лет, Сиязуш Сарханлыг по другую я...
      Закат солнце, безмолвие садов, одинокая могила - все это создает ощущение грусти и печали. И горькое сожаление от вида заброшенной могилы замечательного сына отечества. Это была недюжинная личность, к тому же наделенная удивительной красотой, мужеством; военный талант Куткашенского был широко известен, - сейчас здесь, в этой тиши кажется, ничего этого не было, ни ореола славы, ни блестящего проявления ума, ни любовных побед - все поглощено землей, покоем, вечностью.
      Полевыми цветами мы украшаем надгробие...
      И все стоим, стоим над могилой.
      Вдруг начинается проливной дождь. Кажется, что природа льет слезы вместе с нами...
      Мы не шелохнемся.
      А дождь все идет и идет. Мы промокли до нитки. Трудно сказать, сколько мы так простояли под дождем...
      Возвращаемся молча. Будто в этом забвении прошлого, в забвении лучших людей нации есть и наша общая вина.
      * * *
      У нижних отрогов Большого Кавказа, который амфитеатром спускается к Кура-Араксинской низменности, расположены Исмаиллинский, Куткашенский и Варташенский районы, в самой же низине - Агсуинский, Геокчайский, Агдашский и Мингечаурский - между ними же проходит череда удивительных, ни на что не похожих гор. Кажется, их нарочно изрезали, искромсали, изрешетили. Так морские волны создают фантастические изваяния из огромных скал. В сущности, это молодая гряда Кавказских гор, которая находится в стадии становления не исключено, что через некоторое время они сплошь покроются лесами. Видны первые признаки этого, - в Турянчайской долине горы начали покрываться зеленью. На крутых склонах, на остроконечных вершинах растут вечнозеленые деревья, что создает экзотическую, фантастическую картину.
      В этой долине находится единственный в республике фазаний заповедник...
      Зону Куткашена и Варташена называют "Азербайджанской Швейцарией". Особую красоту этих мест составляют густые леса, огромные каштановые и ореховые деревья, кусты орешника.
      Один миг и память тысячелетий. Мы сфотографировались у сохранившихся башен древней Кабалы: группа сотрудников издательства "Язычы" и их дети. Смотрю сегодня на эту фотографию и отчетливо вспоминаю тот день. Кабала, бывшая столица Кавказской Албании еще до нашей эры, расположена между двумя горными реками. Она занимала большую территорию, окруженную лесами... Горные реки постепенно подмывают остатки древнего города, и он безвозвратно исчезает. Археологические раскопки, которые ведутся уже много лет, захватили только небольшую часть города. И на основании этих локальных раскопок было создано множество книг по истории Кабалы, выявлены блестящие страницы албанской культуры.
      А сколько тайн еще лежат под толстым слоем земли, еще ждут своего часа!
      Я смотрю на рокочущие горные реки, на долины, которые тянутся до горизонта, утопающие в лесах, вдыхаю чистейший воздух, любуюсь на всю эту красоту и думаю: не будь в обиду Баку, но столица наша должна бы находиться в таком месте... Капризы бакинской погоды, промышленный чад, транспортные децибелы, толчея бьют по нервам, сказываются на настроении и даже на умонастроении... Да, Баку наша гордость, город-работяга, исторический и культурный центр, но для максимальной интеллектуальной и творческой отдачи, гармонического сочетания труда и отдыха так не хватает живительного контакта и общения с природой... Будем надеяться, что рачительное развитие апшеронской зоны в какой-то мере восполнит этот дефицит...
      От Варташена одна дорога ведет к Шеки, другая - в Агдаш и Мингечаур, к Боздагу.
      Если с развилки дорог повернуть к горам, то попадешь в Канык-Алазанскую долину, в один из заповедных уголков республики - Шекинско-Закатальскую зону.
      Если повернуть в сторону равнины, на запад, то попадешь в Мингечаур наше электрическое "солнце".
      * * *
      И вот на берегу Мингечаурского моря я стараюсь распутать запутанный клубок дорог, по которым предстоит пройти.
      Мой путь - в Шеки.
      Если б меня спросили, какой наш город в наибольшей степени сохранил дух азербайджанских традиционных ремесел, национальный колорит, я бы в первую очередь назвал Шеки.
      Город, расположенный на древних "шелковых" караванных путях, исторически всегда играл исключительную роль в экономической и духовной жизни Азербайджана. Ученые считают, что с Шеки связаны наиболее древние пласты живших в Азербайджане тюркских племен. Может быть, именно отсюда уникальность, своеобразие архитектуры, древних ремесел, кулинарии Шеки.
      Шеки - город азербайджанского шелка и халвы, шебеке и золотой пшеницы, танца и юмора.
      Красные черепичные крыши, тесно смыкающиеся друг с другом, карабкающиеся на склоны близлежащих гор, - увидев эту панораму хоть раз, никогда не забудешь.
      Свидетельством народного таланта и мастерства являются древние караван-сараи и мечети, бани и торговые ряды, построенные в Шеки.
      В Шеки есть своя цитадель. Речь идет об одной из жемчужин азербайджанской архитектуры - Дворце Шекинских ханов, построенном из речных камней. Чета стройных чинар, как пара верных часовых, день и ночь стоит на "страже" дворца... И сегодня не перестаешь удивляться мастерству тех, кто создавал ажурнейшие шебеке без единого гвоздя, художественному совершенству росписей стен дворца.
      О Шеки и его красоте, о его памятниках, народных мастерах, гончарах, мастерах шебеке, изготовителях халвы и т. д. написано очень много.
      Широко известна слава Мархала, Ханского яйлага, яблоневых садов, много написано и сказано о тружениках шелкового комбината. Шеки сегодня превратился в один из научных, экономических, культурных, торговых центров Азербайджана. Шекинский театр - один из лучших в республике. Но одно из самых драгоценных, самых примечательных достояний Шеки - скромный домик, в котором родился титан нашей духовной культуры Мирза Фатали Ахундов.
      ... Однажды на базе республиканской Академии наук в Шеки мне показали удивительную карту. На ней были отмечены памятники, расположенные в четырех районах Азербайджана, от Шеки до Белокан. Остатки сотен древних поселений, крепостей, мечетей, караван-сараев, бань, пепелища древних городов и древние оборонительные валы, протянувшиеся на десятки километров. Многие из них еще неизвестны историкам, не попали в списки и карты памятников прошлого, не охраняются государством...
      Чтобы увидеть, какие древние, неповторимые пласты азербайджанской культуры хранят в себе эти края, в самый раз бы обуться в сказочные "железные башмаки" и взять в руку "железный посох" и двинуться в путь-дорогу по горам, по долам. Я издавна интересовался памятниками и в Шеки, и в Гахи, и в Закаталах, и в Белоканах. Возраст некоторых из них измеряется тысячелетиями. И за каждым из них своя быль, своя история, превратившаяся в легенду.
      Здешние краеведческие музеи хранят множество экспонатов, раскрывающих глубокие традиции местных ремесел, демонстрирующие лучшие, наиболее искусные образцы народного творчества.
      Предметы быта, образцы гончарного, медного, ювелирного искусства, оружие, доспехи, пояса, образцы старинной одежды, короны и чеканная монета и многое, многое другое - свидетельствует о высоком мастерстве и художественном вкусе древних умельцев.
      Однако в этих музеях, особенно в Закатальском, меня более всего поразили древние рукописи. Толстые тома, посвященные медицине, праву, языку, астрономии, математике, истории - это еще не поднятая наукой "целина"...
      Отступление. Директор Закатальского музея Камиль Ахмедов показал мне средневековое письмо-послание, адресованное Джар-Белоканской общине и содержащее сведения об общине и о западных границах Азербайджана. Если исходить из этого исторического документа, эти границы в значительной степени сужены, отодвинуты в восточном направлении.
      * * *
      В этих краях множество колоритных сел. Но несомненно одно из самых замечательных - Илису, Сейчас это небольшое село, а когда-то это был центр султаната. Один из последних султанов Илису в прошлом веке был наиболее преданным и любимым мюридом Шамиля.
      Произнес я имя Шамиля и, вспомнил гору Шамиля в Закаталах и могилу Хаджи Мурата в окрестностях Кахи. Если свернуть на триста-четыреста метров в сторону от магистрали, окажешься у могилы под кряжистыми древними дубами. С беломраморного надгробия смотрит лицо неукротимого Хаджи Мурата. В глазах столько воинственного пыла, отважной решимости, что, кажется, сейчас скинет он мраморную "бурку" и вскочит на коня...
      Илису - село необыкновенное. Только из этого села вышло более сотни ученых и писателей, деятелей науки и искусства.
      К сожалению, былая слава села постепенно теряется. Молодежь покидает село. В свое время даже раздавались неумные голоса: переселить Илису с гор в равнинный район!
      Мост Илису, мечеть Илису, сейчас превращенная в склад, несколько старых жилых построек, крепость Суму, круглые крепостные валы - все это редкие свидетельства былой значительности.
      Илису - земля сильных натур, с ясной головой и мужественным сердцем, любящих искусство слова и искусство музыки.
      Однажды... Мы сидели в здании сельсовета. Из окна я увидел, что старик со старухой, оба высокие, крупные, в белых летних одеждах, поднимаются по склону старого кладбища, которое начинается прямо за зданием.
      Они немного поискали, потом нашли нужную им могилу, опустились на колени, приложили лица к могильной плите и стали плакать... Возвратившись с кладбища, они вошли в сельсовет, стали медленно рассматривать комнаты, пытаясь напомнить друг другу, где что лежало.
      Мы спросили, кто они такие. Тихо, почти шепотом они нам ответили: "Когда-то это был наш дом. Слава аллаху, что разыскали могилу наших родителей". Судьба этих двух стариков кажется мне символичной для всего Илису, всех его жителей.
      * * *
      Закаталы - дорогое для меня место. Здесь родились мои дети, здесь перерезали им пуповину...
      На маленьком кладбище, расположенном под ореховыми и каштановыми деревьями, покоится Айша-нене, бабушка Айша, одна из самых прекрасных, самых чистыx, самых добрых душ, которых мне доводилось ветречать в жизни.
      Родина роз, - роза сада моей жизни!
      Седой Кавказ, который тянется от Каспия, в западном направлении, становится все выше, величественнее и прекраснее...
      Здесь, в горах, богатейшие залежи цветных металлов.
      * * *
      Я сижу на берегу Мингечаурского моря... Мне слышатся голоса Самухского края, оставшегося на дне рукотворного моря. Торопливые, непродуманные решения привели к тому, что на дне искусственного моря остались прекрасные леса, плодороднейшие земли, вечный занавес навсегда сокрыл от нас наши древние поселения наподобие Самуха, - трудно без сожаления и горечи думать обо всем этом. Что мы обретаем, "покоряя природу", и что мы теряем? Взвесили ли мы это на весах разума? Конечно, каналы, проведенные из Мингечаура, принесли в Кура-Араксинскую низменность воду, но сколько ценнейших земель мы при этом потеряли! Бездумная мелиорация привела к засолению почвы: сейчас невозможно спокойно смотреть на эти солончаки, от белизны рябит в глазах...
      Я смотрю на море и думаю о путях, которые мне предстоит пройти. Дорога ведет на запад Азербайджана - к одной из наших древних столиц - городу Гянджа, на родину Низами. Впереди курорт Нафталан, известный своей целебной нефтью, вернувший здоровье тысячам людей. Нафталан - один из уникальных лечебных очагов во всем мире.
      Далее - горы Малого Кавказа. Село Гюлистан одно из красивейших уголков республики, где был подписан договор о присоединении Северного Азербайджана к России: вековечный Кяпаз, венчающий горы, в окружении "семи красавиц", семи прекрасных озер, и, первая красавица - Гёк-гёль; Дашкесан, Шамхор, Кедабек, Тауз - районы, где каждая пядь дышит памятью нашей истории, нашей культуры.
      Мне еще надлежит окунуться в мудрый мир Гянджи, пройти через прикуринские тугайные леса, погостить в Джейранчёле, послушать ашугов, сазандаров Тауза и Казаха, поклониться памяти великого Самеда Вургуна в доме-музее, в его родном краю, полюбоваться на воспетый им "главою достигший небес Гёязан"...
      Сколько друзей ожидают нас там, за Казахом... еще я должен перешагнуть через Красный мост, окунуться в родные объятья Борчалинской земли, в горную речку у подножия крепости Кёроглу, пройти через Баш-кечид - Главный проход, или махнуть через село Эвли на верхотуре гор, к яйлагу Карахач, повидаться с теми, кто живет в приречье Арпачая.
      И еще - подняться ущельем Дилижан, "что в памяти будит седые года" до Гёйчи, родины Ашуга Алескера...
      Обратный путь мой лежит вдоль Куры через Мильскую и Муганскую степи, по побережью Каспия, на Ленкорань, Астару, и затем - домой, в Баку.
      Это столь дорогие мне страницы книги жизни, что невозможно просто перелистать их.
      Но прежде чем продолжить путешествие, я предаюсь созерцанию Мингечаурского моря, и будто из далекого мира доносятся до меня чарующие звуки саза Адалята Насибова - исполнителя-виртуоза.
      Саз. Я думал о сазе, об этом непревзойденном и необыкновенном нашем инструменте, когда позвонил мой друг, ученый Муртуз Садыхов: "Хочу тебе сообщить что-то очень важное".
      Муртуз-муаллим всегда стимулирует поиск, творчество, не дает успокоиться, остановиться. В свое время именно он вдохновил меня на переводы великого польского поэта Адама Мицкевича.
      А сейчас он зачитывает вслух газетное сообщение: в космос посланы образцы музыкального искусства народов нашей планеты, в целях возможного контакта с инопланетными цивилизациями. Из музыки народов СССР выбор пал на азербайджанскую народную музыку и грузинский хор.
      Надо полагать, что расчет был сделан на внеязыковое воздействие; там, где словесное общение невозможно, должна была помочь соответствующим образом отобранная музыка.
      Мы верим в такую силу воздействия азербайджанской народной музыки: чтобы испытать ее воздействие, не обязательно знать язык.
      Саз - отражение азербайджанского духа, запечатленное в музыке. Испокон веков инструмент этот - верный спутник бытия, борений и героических свершений народа. Сазом исторгнуты наша щемящая исповедь любви "Яныг Керем" и дышащая неукротимым воинственным пылом "Джанги"! Саз - и самые наши печальные мелодии, и самый воинственный гимн!
      К слову. В турецком городе Болу воздвигнут прекрасный памятник Кёроглу на вздыбленном Гырате. С уст героя готов сорваться грозный клич, но в руках у него не знаменитый мисри-гылындж - булатный меч, - а звонкострунный саз! В груди отважного нашего воина билось сердце поэта и певца. Мы шли в бой не ради того, чтобы сеять смерть, а чтобы защитить себя и свой край! Меч наш отточен любовью, а не ненавистью!
      Еще одно отступление. В прекрасном селе Асрик-Джирдахан, расположенном среди Таузских гор, сохранился старый отчий кров моего друга, поэта Мамед Исмаила, в котором сейчас никто не живет. В мой первый приезд в это село я посвятил Мамеду стихотворение: "Коль пуля бессильна, коль меч заржавел, коль в слове нет проку - струной зазвеним...". Саз - здесь чуть ли не в каждом доме. Похоже, если уж кто не горазд играть на нем, так это сам Мамед; пламень души его сказался словом поэзии.
      ... Запылал листопад. Раскаленными железными осколками падают ржавые листья, - кажется, они обжигают землю, отягощают плечи мои печалью. Я воспринимаю мерно падающие листья как протяжную мелодию саза, звук за звуком, лад за ладом, звон за звоном струится в сердце мое...
      ... Жила-была в этом доме мать. Говорила - выпевала, будто не из слов была соткана ее речь. В памяти сохранилась только мелодия ее речи - мелодия саза!
      ... Прежде чем вступить в очаг, осиротевший без матери, мы поднимаемся на небольшой холм, откуда глядится на дальние пути-дороги вставшим надгробием материнская могила. И надгробие этo видится окаменевшим сазом, водруженным в землю и предавшим земле последнюю, лебединую песню...
      ... Здесь - в ущелье Асрик, живет мастер игры на сазе, известный знаток всего, что связано с сазом, вековыми поэтическими традициями ашугского искусства: Михаил Азафлы. Невеликое у него село, а его слава известна на всем Кавказе, в Иране, Турции. Если сказать словами Шахрияра, он - "из последних достославных стариков"
      * * *
      Будь у нас только саз и только один такой исполнитель, как Адалят, мы не вправе были бы считать себя обделенными.
      Звучит саз... От Урмии к Дербенту, от Каспия до Гёйчи - родины Ашуга Алескера...
      Листок с дерева Алескера. Ашуг, который на своем веку участвовал в бесчисленном количестве меджлисов, разделял радости и горести многих и многих людей, находился на вершине славы.