Только издержки.
      - Не дуйся, - сказала Мэгги, - ты ведешь себя как десятилетний мальчик.
      С этими словами она обняла и поцеловала Торри. Ее теплый язычок скользнул в рот юноши. Торри привлек Мэгги к себе, положив левую руку ей на попку, а правой прикоснувшись к ее груди.
      Но Мэгги оттолкнула его.
      - Не сейчас. Потом, может быть. - Она улыбнулась, проведя пальчиком по молнии штанов Торри. - К тому же заслуженная награда всегда куда приятнее.
      Бывают случаи, когда "нет" не значит "нет", но это явно не тот случай.
      Вот не везет. Похоже, кроме еды, в ближайшее время рассчитывать не на что.
      - Кофе? - спросила Мэгги.
      - С удовольствием, - кивнул Торри, принюхиваясь. Насыщенный аромат хорошо прожаренного кофе напрочь забил странный запах.
      Что это было? Знакомо до дрожи, но откуда?..
      Торри вздохнул и потянулся за долотом.
      Глава 2
      Скрытый Путь
      Йен Сильверстейн натянул меховую куртку и наклонился, чтобы зашнуровать тяжелые ботинки.
      Выросший в городе, он все никак не мог привыкнуть, что здесь носят зимнюю обувь, а не какие-нибудь туфли, и совершенно прилично ходить по дому в носках, например, если на ботинки налипло много снега.
      Конечно, до сих пор в кармане куртки лежала пара дешевых китайских тапочек, но никак не складывалось их надеть, и Йен подумывал их вынуть и убрать подальше. Все равно даже в собственном доме их носить нельзя, а то вдруг кто придет, и получится, что он и от гостей ждет того же.
      Зашнуровав ботинки, Йен сначала распахнул тяжелую внутреннюю деревянную дверь, затем внешнюю, потом высунулся наружу и понюхал морозный воздух. И содрогнулся, когда едва ли не арктический холод хлестнул его по лицу.
      Хм... может, все-таки завести наружный термометр?
      Но в Хардвуде все нюхали воздух, чтобы понять, сколько слоев надеть; именно так всегда поступал Арни Сельмо, а значит, так будет делать и Йен.
      Может, и глупость, но это помогало Йену чувствовать себя здесь своим.
      Он оглянулся проверить, выключен ли свет. Еще один обычай небольшого городка: уходя из дому, гаси свет. Можно еще оставить свет в прихожей, чтобы не брести потом к крыльцу в темноте, но включать свет, радио и телевизор, чтобы отпугивать воров? Пустая трата денег.
      Йен многое изменил в доме по совету друзей и с разрешения Арни. Однако все изменения, даже мелкие, были как следует продуманы: каждое, по странному совпадению, стирало еще одно напоминание об Эфи Сельмо.
      На стене между кухней и гостиной висели полочки с безделушками Эфи, так что они с Торианом Торсеном снесли стену и объединили столовую, кухню и гостиную в одну большую комнату. Половину застелили ковром, половину выложили плиткой, разделив части стойкой, как в баре. Теперь ничто не мешало готовить и болтать одновременно или следить за кипящим супом, развалившись на старом потертом диване с газетой и чашкой кофе.
      А если дом все меньше и меньше напоминал об Эфи - ничего страшного, ведь все можно объяснить.
      За время ремонта Йен узнал о работе со столярным инструментом, балках, электрических проводах и телефонном кабеле куда больше, чем хотел, но всегда был под рукой Осия и почти всегда - Ториан Торсен. А если никто из них не знал, как что-то делается, или требовалось четыре пары рук вместо двух, на помощь приходили остальные, надо было просто подождать.
      А Йен мог позволить себе ждать.
      Да ты становишься терпеливым, Йен Сильверстейн, сказал Йен себе самому.
      Без этого в Хардвуде не обойтись. Как, впрочем, в любом небольшом городке.
      В результате на месте стены, увешанной полочками, где лет, наверное, пятьдесят простояли собранные Эфи Сельмо металлические колокольчики, небольшие стеклянные статуэтки и прочая мелочевка, красовалась стойка бара.
      Безделушки тщательно помыли, завернули в газеты и убрали в надписанные коробки, которые унесли на чердак. Йен не знал, что нужно Арни для нормальной жизни, но лишние напоминания о покойной жене уж точно не требовались: хватит с него воспоминаний.
      Йен зевнул. Ну и рань!.. Но хватит хлестать кофе. Не только кофе помогает проснуться. Есть еще один способ. Может быть. Должен быть. Стоит попытаться, по крайней мере.
      Йен приподнял полу парки и залез в правый карман штанов. Оттуда он достал ничем не украшенное золотое кольцо, слишком толстое для обручального и куда более тяжелое, чем казалось на первый взгляд.
      Юноша надел его сначала на большой палец, затем на безымянный. Кольцо как влитое сидело на обоих, хотя размера не меняло - по крайней мере заметить это не удавалось. Пора привыкнуть.
      Я проснулся, подумал Йен. Чистая правда, но чувствовал он себя сонным, а требуется именно перестать хотеть спать, что непросто, поскольку сегодня он спал не слишком-то хорошо, да и рано еще к тому же...
      Нет, от таких мыслей толку не будет.
      Йен зевнул.
      - Я проснулся, - произнес он вслух, - я бодр и свеж, всякая сонливость покинула мой мозг и мое тело.
      Йен пожелал этого.
      И снова зевнул.
      Не помогает. Но быть бодрым необходимо.
      Он прислонился к косяку и закрыл глаза так плотно, что в темноте сомкнутых век заплясали яркие искорки. Затем глубоко вздохнул и слегка выдохнул. Я проснулся и теперь свеж, бодр и готов к наступающему дню...
      ...и кольцо запульсировало, сжимая палец, как удав-констриктор, один раз, два, три...
      Кольцо нагрелось. А Йен почувствовал себя слегка глупо. И зачем он использовал кольцо? Можно подумать, что ему хотелось спать!.. Жалко тратить силу кольца на пустяки.
      Ну да, а если бы у моего дедушки были титьки, гласит старая еврейская поговорка, он был бы моей бабушкой. "А моя бабушка была бы лесбиянкой", самостоятельно добавил Йен.
      Он повесил рюкзак на одно плечо, а чехол для клюшек для гольфа, где носил "Покорителя великанов", на другое и вышел за дверь. Привычки горожанина еще не выветрились, и Йену пришлось напомнить себе: не пытайся закрыть дверь на замок, все равно не выйдет; в Хардвуде, наверное, никто не знает, где ключи от собственной входной двери.
      В доме напротив, в гостиной Ингрид Орьясетер, горел свет, и тень на занавеске означала, что она уже на ногах и готовит завтрак. Вот и отлично. Старая Ингрид славилась привычкой рано вставать, и, не увидев признаков жизни в ее доме, Йен встревожился бы. Хотя можно заглянуть к ней в дом и окликнуть старуху - чего же проще. Дверь-то не заперта.
      Запирать входную дверь? Зачем? А вдруг сосед решит заглянуть?.. Как, вы считаете, что им нечего заглядывать в чужой дом? Вы кто вообще, горожанин, что ли?
      Новый порыв западного ветра, гоня поземку, швырнул в лицо Йену пригоршню снега.
      Молодой человек поежился и заторопился в путь. Снег визгливо поскрипывал под ботинками, и он постарался идти так, чтобы поскрипывание раздавалось в унисон с ударами сердца. Движение позволяло согреться, точнее, не замерзнуть окончательно, но если идти чересчур быстро, то начнешь потеть, и тогда окоченеешь за считанные минуты. Йен не сразу научился постепенно наращивать скорость. Надо было, как и в зале, разминаться постепенно. Нельзя же работать в полную мощность, если предварительно не разогрелся.
      Хотя здесь плата за небрежность не так высока, как на тренировках. Там можно было повредить сухожилие или потянуть связку, а для Йена это значило несколько голодных недель без учеников. Здесь же - если ты в городе, конечно, - ну, замерз...
      Стоял жуткий мороз, и потепления не предвиделось, по крайней мере в ближайшие несколько часов. Как там пелось в старой песне Кросби, Стиллз и Нэш? Что темнее всего перед зарей?.. Не совсем правда, разве что метафорически; а холоднее всего сразу после рассвета, когда земля и воздух еще не согреты солнцем.
      А те, кто думает, будто нет разницы между пятью, пятнадцатью и тридцатью градусами мороза, никогда не ступали на скрипящий снег.
      Йен оттянул рукав, и холодный воздух немедленно хлестнул по запястью. Половина восьмого. Черт, а он даже не дошел до тупика, которым оканчивалась улица, - оттуда короткая тропа ведет через лесок к дому Торсенов.
      Йен ускорил шаг.
      Около дома Торсенов стоял большой голубой "бронко" Ториана. Двигатель негромко урчал, и в дымном воздухе чувствовался запах бензина. Оранжевый провод-удлинитель тянулся от решетки радиатора к розетке в стене дома; и шнур, на несколько футов короче, чем провод, крепился к борту автомобиля и к кольцу из нержавеющей стали, прикрученному болтами к стене дома.
      По местным стандартам, непрерывно работающий двигатель - сущее мотовство. С другой стороны, местные стандарты - штука суровая: если вы, скажем, нечаянно отпилили себе руку, то после звонка в 911 надо идти в ванную, чтобы не заляпать ковер.
      Для обогрева автомобиля хватает штатного отопителя, а дополнительный разогрев нужен главным образом для того, чтобы чертова колымага сразу заводилась, несмотря на мороз. Вполне по-торсеновски: если надо, чтобы автомобиль сразу заводился, то плевать на расходы.
      Отец Торри мог, конечно, терпеть любые неудобства - Йен свидетель, - но только ради того, чтобы получить реальную выгоду. А терпеть неудобства просто так, ради воспитания характера, он бы не стал.
      Йену была близка такая философия. В жизни хватает и боли - и физической, и душевной, - и простых неудобств, чтобы закалить характер; незачем искать неприятностей на свою голову.
      Юноша хихикнул. И это говорит человек, которому не терпится отправиться Скрытым Путем в Тир-На-Ног!.. Люди, следуйте моим словам, а не моему примеру, подумал он и засмеялся про себя. Дело не только в том, что ему хотелось встретиться с Мартой - хотя, конечно, хотелось, - или с Боинн, или с ней. Или, например, с Арни Сельмо - снова посмотреть в морщинистое лицо Арни и увидеть, смогла ли Фрейя рассеять темное облако печали.
      Дело не только в том, куда ты направляешься, говорила Фрейя, но и в самом пути.
      А дом - не только место, куда ты возвращаешься, но и место, откуда ты время от времени уходишь, даже если лишь для того, чтобы снова вернуться.
      Но когда?
      Торопиться незачем, и именно это очень радовало Йена и грело ему душу, несмотря на холод.
      В конце концов он дома.
      Йен кинул сумку на заднее сиденье "бронко" - автомобиль был не заперт, разумеется, да кто его возьмет? - и пошел к дому по дорожке (ее так основательно почистили от снега, словно огнем жгли), поднялся по деревянным ступеням на крыльцо и открыл наружную дверь, чтобы добраться до внутренней, тяжелой и сделанной из дуба.
      Йен постучал в дверь, не снимая перчатки, потом стукнул по продолговатой латунной пластине, вделанной в косяк.
      Бам-м-м-м...
      Весь дом завибрировал от низкого басовитого гула. Не дожидаясь ответа, Йен повернул ручку и приоткрыл дверь.
      За ней стоял док Шерв в клетчатой рубашке, джинсах и вязаной шапочке. Одежда и борода делали его похожим на старого дровосека, а не врача. В правой руке док держал кружку с кофе, над которой поднимался пар.
      Улыбнувшись, он поманил Йена внутрь:
      - Ну, не стой же там. Снаружи холодно, если ты еще не заметил. Проходи и согреешься.
      Совершенно непонятно. Где же машина дока?
      Шерв поднес кружку ко рту, затем сморщился, покачал головой и протянул ее Йену, который как раз снял перчатки и положил их на батарею рядом с дверью.
      Хм-м... Кольцо все еще было на пальце. Молодой человек снял его и положил в карман. Тепло чувствовалось даже сквозь штаны.
      Йен потопал ботинками по полу, чтобы стряхнуть снег, потом вытер их о специальную ковровую дорожку и последовал за доком в кухню, потихоньку отпивая из кружки с кофе. Кофе оказался вкуснее, чем обычно варили в Хардвуде, - не крепкий, но горячий, а в это время года последнее ценилось высоко. Если в холодный день пить горячий крепкий кофе каждый раз, когда хочешь согреться, то к вечеру будешь писать коричневым, а ночью на стену полезешь.
      Ториан Торсен и его жена Карин сидели за столом и пили кофе. Судя по остаткам яичницы, бекона и блинов на его тарелке, глава семьи только что закончил основательный завтрак. Карин неторопливо ела кусочек кофейного торта.
      Под облегавшей тело Торсена синтетической нижней рубахой бугрились мышцы. Влажные светло-русые, почти белокурые волосы были зачесаны назад, а выражение лица, несмотря на искреннюю улыбку, оставалось слегка угрожающим, так что Йен избегал смотреть на его жену.
      Впрочем, он, наверное, проецировал на Ториана свои страхи. Дело, должно быть, в квадратном подбородке Торсена, свернутом набок некогда прямом носе и, уж конечно, в белом шраме, похожем на сороконожку. "Ножки" являлись следами от стежков врача куда менее умелого, чем док Шерв.
      - Доброе утро, Йен Серебряный Камень, - сказал Торсен.
      - И тебе также, Ториан. - Йен и не подумал поправлять его. Он привык к такому обращению еще в Тир-На-Ног, и вообще, какая разница? "Сильверстейн" именно это и значит.
      Док Шерв, как всегда, хихикнул:
      - А вот и Йен, к которому даже собственная фамилия не прилипает.
      Эта шутка дока Шерва и в первый раз не была смешна, что уж говорить о пятьдесят первом?
      Точно так же, как анекдот Арни про Папу Римского и его шофера: этот анекдот каждый в Хардвуде счел своим долгом рассказать Йену как минимум дважды. И каждый раз Йену приходилось улыбаться, словно он слышал этот анекдот впервые.
      Сейчас по крайней мере можно обойтись без улыбки. Но если бы от яростных взглядов выскакивали прыщи, док давным-давно покрылся бы паршой.
      - Доброе утро, Йен, - сказала Карин, глядя на Йена, однако старательно избегая его взгляда.
      Йен тоже старался не смотреть на нее, чтобы не выдать своих чувств. Карин ему в матери годилась, но на матрону никак не походила. Ей очень шел лимонный запах духов, хотя эти духи явно предназначались для женщин помоложе. Даже в столь ранний час, одетая в красно-коричневый халат, из-под которого виднелся верх кружевного черного лифчика, она была неотразима. Белокуро-золотистые волосы Карин были завязаны в высокий хвост, оставлявший открытой шею.
      Если и есть более верный способ навсегда поставить крест на своей жизни в Хардвуде, нежели пытаться закадрить маму Торри, то его трудно придумать с ходу. Разве что помочиться в воскресный сморгасборд [* В скандинавских странах - холодные или горячие закуски со специями.] в "Пообедай-за-полушку"?
      Карин все еще избегала его взгляда.
      - Будешь завтракать? - Вопрос неизменный, как и ответ: завтрак, может, и самая важная трапеза на дню, но Йен предпочитал завтракать, окончательно проснувшись, часа через два после подъема.
      - Нет. Док, что вы делаете здесь в такую рань? Я не видел вашей машины.
      Огромный белый "шеви себербен", который доктор использовал как передвижной врачебный кабинет, а при необходимости и как машину "скорой помощи", отличался от других автомобилей мигалкой на крыше, не говоря уж о словах "скорая помощь", написанных спереди и сзади, и нарисованными на водительской дверце пятью оленями, перечеркнутыми крест-накрест.
      Если бы что-то стряслось с Осией, машина непременно стояла бы у крыльца, а док не гонял кофеи с Торсенами.
      - Нет, с ним все в порядке, - сказал доктор, явно читая мысли Йена, он просто спит.
      В коридоре послышались тихие шаги.
      - Ну, не то чтобы спит, - негромко произнес знакомый, не совсем внятный голос, - но со мной все в порядке.
      Йен обернулся. Осия Линкольн - так он называл себя здесь - стоял в дверном проеме, одетый в старый-престарый халат в елочку поверх столь же древней желтой шелковой пижамы. Подпояска халата подчеркивала нездоровую худобу старика; обычно она было незаметна под клетчатой рубашкой и комбинезоном.
      Кожа у Осии была цвета кофе с молоком, что-то экзотическое и странное ощущалось в его глазах и в его лице, которое всегда казалось чисто выбритым. Если у старика и росла щетина, Йен ее не видел.
      - Доброе утро, Осия.
      - Йен Сильверстейн, - кивнул тот, - и тебе доброго утра.
      Карин привстала, намереваясь налить ему чашку кофе, но по знаку левой здоровой - руки снова села. Осия предпочитал делать для себя все сам, когда только мог (а мог он почти всегда).
      - И поскольку вы, доктор, сегодня приехали не за тем, чтобы лечить меня, то позвольте осведомиться о причинах, кои привели вас под наш кров.
      Некогда Йен счел бы фразу странной и напыщенной. Но это было до того, как он начал говорить на берсмале - там фраза строилась именно так - и познакомился с Торри и его семьей.
      - Мой снегоход стоит у задней двери, - объяснил док. - Меня опять вызвали посреди ночи. На этот раз роды.
      Доктор очень радовался каждому новому ребенку, поэтому он улыбнулся.
      - Лесли Гиссельквист? - спросил Йен, пошарив в памяти. Вроде еще рановато...
      - Угадал, - ответил доктор, улыбаясь еще шире. - Прелестная малышка, все семь фунтов веса, несмотря на то, что родилась на две, почти три недели раньше срока.
      Снегоход? Йен попытался припомнить, где находится ферма Гиссельквистов. Где-то на северо-востоке, за противоположной окраиной города. И в самом деле, если знать, куда ехать, по заснеженным полям на ферму можно добраться куда быстрее, особенно учитывая, что на дорогах, покрытых черными пятнами льда, не разгонишься.
      И все же, слушая доктора, можно было подумать, что такая ночь исключение, а Марта между тем говорила, что редкая неделя выдается без двух-трех ночных вызовов, так что док не шутил, говоря о скором выходе на пенсию.
      Для человека своего возраста док был в хорошей форме, но возраст есть возраст: док не вечен. Ничто не вечно, даже вселенная.
      Йен вздохнул и покачал головой. Ему никогда не удавалось мыслить глобально; возможно, никогда и не удастся.
      - А почему ты интересуешься? - спросил док. - Из праздного любопытства?
      Любопытство? Ну да.
      - Просто дурная привычка.
      - Что за привычка?
      - Я постоянно стараюсь все понять.
      - А что в этом плохого?
      - Вот вы, доктор, все понимаете?
      - Сам говоришь - доктор. Значит, все.
      Йен пожал плечами. Если док не собирается быть серьезным, то и он не будет.
      - Ну ладно, ладно. - Док прикусил губу. - Конечно, не все. Но я не тревожусь понапрасну.
      - Вы молодец. А я тревожусь. Я не нарочно, само получается.
      Среда, в которой растешь, кажется нормальной; только позже понимаешь, что это не так. Нормально, что отец нередко причиняет тебе боль - рукой или словами, и нормально, что ты пытаешься понять, что же ты сделал не так. "Если бы только все понять, - думаешь ты, - если бы все знать, можно сделать все как надо, и тогда отец улыбнется и обнимет тебя. И будет любить своего сына".
      Чушь. Йена били не за то, что он не убрался в комнате (книги в беспорядке, и под кроватью валяются бумажки), и с лестницы его столкнули не за то, что он пришел из школы слишком поздно. То были поводы, а не причины, и, все поняв, исправить ничего было нельзя, поскольку корень зла заключался вообще не в Йене.
      Драма в том, что остановиться невозможно; стоит расслабиться, как снова начинаешь анализировать, как всплывает глубокая внутренняя уверенность, что если все понять, то все будет хорошо.
      Осия стиснул плечо Йена.
      - Прекрати себя мучить, - произнес он на берсмале, быть может, для секретности, хотя оба Торсена прекрасно понимали язык. - Прошу прощения, доктор, - продолжил Осия уже по-английски, - я сказал, чтобы он был к себе снисходительнее.
      - Да уж. Кэйти Аарстед такая же.
      - Кэйти Бьерке, - поправил его Йен. - И доставалось ей уж точно не от Боба Аарстеда.
      - Можешь смело биться об заклад, малыш, - улыбнулся док. - Если найдется хоть один идиот, который в этом усомнится.
      Карин Торсен избегала его взгляда.
      Послушай, хотелось сказать Йену, пора забыть об этом.
      Именно Карин в прошлый раз упросила его отправиться Скрытым Путем в Тир-На-Ног. И сделала это ради того, чтобы ни сын, ни муж не подвергали себя опасности, вновь ступая на землю того мира.
      - Все в порядке, Карин, - тихо сказал Йен, понимая, о чем она думает.
      Лицо Торсена осталось бесстрастным как гранит. Осия улыбнулся, а док Шерв кивнул, выражая согласие.
      - Все ведь кончилось хорошо.
      Вряд ли стоило удивляться, что великолепная женщина, хоть ей уже и за сорок, может с легкостью обернуть вокруг своего мизинчика парня, которому едва за двадцать. Кроме того, Йен всегда западал на великолепных женщин в возрасте. Особенно на одну - совершенно великолепную - и куда старше Карин, к слову сказать.
      А сколько лет Фрейе? Лет?.. Учитывая, что Древние удалились в Тир-На-Ног давным-давно, не стоит мерить в годах. В тысячелетиях? Эпохах?
      Йен сунул руку в карман, снова коснулся теплого кольца и надел его на большой палец.
      Он сосредоточился и подумал: правда, Карин, все в порядке, я больше не злюсь.
      Она была готова с легкостью им пожертвовать, чтобы защитить мужа и сына, и некогда втравила Йена в опасную ситуацию: его могли легко убить. Но Йен не злился на нее. Завидовал Торри и Ториану - да. Ему никогда и никто так не был предан.
      Все в порядке, без обид, подумал Йен, приказывая Карин поверить.
      Почему бы не убедить друзей, что простил их, если это и в самом деле так?
      Кольцо болезненно сжалось, а потом разжалось в такт с ударом сердца.
      Осия одобрительно кивнул.
      Карин Торсен вздохнула и явно почувствовала себя лучше. Наклонив голову, она спросила:
      - О чем задумался? Ты словно за тысячу миль.
      - Почти, - хмыкнул Осия.
      Он сел рядом с Йеном, взял с тарелки кружок лефсе и откусил кусочек. Это вкусное блюдо готовили, тонко намазав мягкую картофельную лепешку маслом, посыпав сахаром, закрутив, а потом нарезав на манер суши. Однако на сей раз Карин завернула лефсе с малиновым вареньем из летних запасов - а может, и чуть-чуть лимонной цедры добавила.
      Осия был способен съесть куда больше, чем можно предположить, глядя на его тощее тело, однако, как и Йен, он не следовал местному обычаю завтракать сытно.
      - Скоро он и в самом деле будет далеко. К здешней зиме нелегко приспособиться.
      Неужели беспокойство Йена так очевидно?
      Осия кивнул, соглашаясь с его мыслями, отвечая на незаданный вопрос. Да, очевидно, по крайней мере ему. Может, не каждый это заметил.
      - Как бы то ни было, - сказал Ториан, поднимаясь из-за стола, - сейчас нам с тобой, Йен Сильверстейн, пора на дежурство, и времени в обрез.
      Уже на ходу он доел последний кусок тоста, запив его остатками кофе.
      - Пойдем же, Йен Сильверстейн.
      - А то.
      У дороги, ведущей к рощице посреди заснеженных полей, стоял старый "форд"-фургон. Небольшой лесок - вот и все, что осталось от древнего святилища, существовавшего несколько сотен или несколько тысяч лет назад. Над серыми ветвями поднималась струйка дыма, которую развеивал ветерок.
      Ториан Торсен поставил "бронко" на утоптанном снегу рядом с "фордом" так, чтобы Йен мог открыть дверь.
      В машине было изумительно тепло; зимний воздух хлестнул юношу по лицу морозом.
      Холодно - это когда ты вдыхаешь, а ноздри замерзают, подумал Йен, натягивая рукава парки на манжеты перчаток. Затем он перекинул сумку через плечо, не забыв и о чехле с "Покорителем великанов", и последовал по тропинке в лес за Торианом. Снег скрипел под ногами.
      Приятно было спрятаться от ветра, хотя голые деревья не очень-то от него защищали. При таком минусе даже слабенький ветерок высасывает из тебя тепло, так что укрытие весьма кстати.
      В этом году место возле святилища расчистили и поставили будку, сделанную из старого домика для подледного лова. Одну стену убрали полностью - ту, что выходила к костру. Обложенное тремя плоскими камнями кострище размещалось перед черной дырой в снегу, за которой стоял старый каменный кайрн бог знает каких времен.
      Курган сложили не индейцы племени лакота (мать Джеффа Бьерке происходила из лакота и встречалась с вождями племен, жившими в Пайпстоуне и Роузбаде), а что было в этих краях до лакота - неизвестно. Индейские кланы Великих Равнин занимались исключительно войной и выживанием и предпочитали ничего не записывать.
      Возможно, они надеялись на археологов...
      Огонь радовал не только потому, что грел, хотя это само по себе было неплохо, учитывая мороз. Огонь растопил снег, снег превратился в воду, которая тонкой струйкой утекала в дыру. Отверстие было нелегко заметить с первого взгляда.
      Интересно, подумалось Йену, сколько надо воды, чтобы затопить дыру? Это вообще возможно?
      Скорее всего нет. Скрытые Пути встроены в саму структуру вселенной, и вряд ли люди или человек способны что-то изменить. Их и заметить-то достаточно трудно.
      Дэйви Хансен уже выходил из будки с "гарандом" в руках. Дуло винтовки отведено в сторону, из кармана распахнутой куртки торчит рукоять полуавтоматического пистолета сорок пятого калибра.
      Йен не разбирался в огнестрельном оружии, да и не очень им интересовался. В отличие от мечей, ружья и пистолеты души не имеют. Кроме того, Осия говорил, что огнестрельное оружие не действует в Тир-На-Ног. Ну, не то чтобы не действует. Осия сказал, что огнестрельное оружие либо не сработает, либо сработает чересчур хорошо. Нет уж, Йена не радовала перспектива оказаться один на один с хладом, держа оружие, которое либо взорвется у него в руках, либо будет бессильно пощелкивать затвором. Впрочем, если подумать, Йена вообще не радовала перспектива оказаться один на один с хладом. Разве что не останется другого выбора.
      - Доброе утро, Йен, доброе утро, Ториан. - Ковыляя к ним, Дэйви зевнул.
      - Привет, Дэвид, - кивнул Ториан.
      - Осия и Карин в порядке? - вежливо спросил он, явно выделив имя старика.
      - С ним все в порядке, припадков не было всю зиму, и он принимает прежние дозы лекарств. Так говорит док.
      - Отлично. - Улыбаясь, Дэйви протянул винтовку Торсену. - Только бы не подсел на них. Бери ружье.
      Ториан Торсен взял "гаранд", открыл затвор, ловко поймал вылетевший патрон молниеносным движением правой руки. Йен не видел, чтобы кто-либо проделал подобный фокус, тем более в такой непринужденной и естественной манере.
      Затем Ториан быстро вставил патрон на место, но Йен успел заметить, что пуля - серебряная.
      Эти пули были сделаны из ювелирного серебра - точнее, из сплава серебра с типографским свинцом для придания большей убойной силы - в подвале Торсенов при помощи забавной на вид машины.
      Остановить на несколько секунд Сынов Ферира могла любая пуля. Но чтобы убить их, свинцовой пули мало. Серебро же губительно для этих тварей, доказательством чему служат шесть скелетов, закопанных в поле неподалеку.
      Йен положил на грубо сколоченный стол чехол, расстегнул его и достал ножны с "Покорителем великанов". Новая рукоять, сделанная Осией, слишком сильно блестела.
      Может, стоит пройтись по ней металлической мочалкой?.. Меч, как и все клинки Осии, был закален в крови Древнего, и это придавало ему... определенный вес. Магия? Не вполне. Но близко к тому. "Покорителем великанов" Харбард зарубил хлада, а Йен собственноручно убил огненного великана. Значит, при необходимости и с Сыном расправится.
      А необходимость, наверное, еще возникнет. Выход из Скрытых Путей оставался открытым со времени Ночи Сынов.
      Можно ли его закрыть?
      Даже Осия не способен сказать наверняка.
      Даже если и можно, обеспечит ли это их безопасность? Или существует еще какой-нибудь выход, в тысяче ярдов или миль, который возьмет да и откроется вместо этого? И тот уже не поохраняешь. Спуск в Скрытые Пути не засыплешь. Однако за ним можно следить, и мужчины Хардвуда сторожили Путь по очереди.
      Йен пожал плечами. А что еще делать? Сообщить всему гребаному миру, что на маленькой поляне в рощице среди полей Северной Дакоты начинается Скрытый Путь?
      Вдруг кто-то поверит и информация о Ночи Сынов просочится наружу? Оборотни атаковали городок в Северной Дакоте, убив двоих людей и ранив еще нескольких!..
      Ведь во что одна дурацкая историйка превратила Розвелл, Нью-Мехико... А тут вышло бы куда хуже, поскольку чистая правда.
      Не только зло ненавидит свет. Еще частная жизнь. И нормальная жизнь.
      По крайней мере такая, какой ее видят в Хардвуде.
      Городок может прославиться, однако, хотя Скрытый Путь не виден глазам несведущих людей, прежня жизнь погибнет от ослепительных вспышек фоторепортеров из "Нэшнл инкваэрер". Пусть уж лучше жители Хардвуда по очереди сторожат Скрытый Путь до скончания веков.
      Довольно скучное занятие, но из всех видов мучений, щедро предлагаемых миром, Йен Сильверстейн предпочитал именно скуку. Можно расслабиться и думать о чем-нибудь своем. И хотя юноша любил деятельную жизнь, подобная перспектива не очень-то страшила. Если бы только не было так холодно. Если бы только...
      Откуда-то издалека донесся стон, и Йен оказался на ногах даже прежде Торсена.
      Йен не привык пользоваться огнестрельным оружием. Однако ружье может остановить Сына, прежде чем тебя коснется его зловонное дыхание, так что, сорвав перчатки, юноша схватился не только за меч, но и за пистолет.
      Снова раздался стон, и если уши не обманывали Йена, звук доносился со стороны костра, от выхода из Скрытого Пути.
      Не клади палец на курок, пока не увидел цель, напомнил он себе, надеясь, что руки дрожат от холода, а не от страха.
      Впрочем, черт возьми, боялся он раньше и будет впредь. Не важно, какие чувства ты испытываешь, главное, как ты себя ведешь.
      - Я справа от тебя, Йен Сильверстейн, - донесся голос Ториана. Осторожнее.
      Из дыры показалась толстая волосатая рука; ухватившись за край отверстия, за ней последовала вторая рука, а потом на мгновение возникли черная шевелюра и пара широко открытых глаз, пялившихся из-под толстых надбровных валиков.
      Затем раздался звук, который более напоминал стон боли, нежели тяжелое сопение, пальцы соскользнули с края отверстия, и существо исчезло в дыре.
      Позднее Йен не стал бы биться об заклад, что действовал обдуманно. Похоже, инстинкт, а не разум заставил его отбросить пистолет и прыгнуть в дыру без малейших колебаний.