17

Ад.

Вот что представляли из себя последующие три дня – настоящий ад.

Большую часть этого времени Зак провел с Адриа, либо разбираясь с тем журналистским ажиотажем, который вызвало ее заявление, либо охраняя порог ее номера в захудалом отеле в Эстакаде, в нескольких милях от города. Он снял соседний номер и настоял на том, чтобы держать соединявшую обе комнаты дверь открытой на тот случай, если ей понадобится помощь. С тех пор он каждую ночь по нескольку часов глядел на эту незапертую дверь и думал о ней, о том, как уютно, по-домашнему должна она выглядеть с рассыпавшимися по подушке волосами, с опущенными черными ресницами, с вырисовывающимися под одеялом холмиками грудей. Эти мысли почти сводили его с ума.

Однажды Зак не выдержал и, войдя к ней в комнату, долго смотрел на спящую девушку. Льющийся из окна лунный свет потревожил ее сон, она вздохнула, слегка приоткрыв губы, и заворочалась. Ресницы ее затрепетали, Зак замер на месте, но она не проснулась, и через некоторое время он нашел в себе силы уйти. Собрав всю свою волю, он заставил себя уснуть, а потом провел под холодным душем гораздо дольше, чем ему хотелось в этом признаться.

Кажется, на данный момент никто не знал, где она остановилась. Сам Зак не проговорится об этом ни единой душе, и, если Адриа держала свой прекрасный ротик на замке, то пока должна была быть в безопасности. Девушка заговорила как-то о более постоянном месте жительства, но ему удалось убедить ее в том, что, если ненормальный адресант отыщет ее и она вынуждена будет спешно уезжать, важно сохранить возможность для маневра.

Но и сейчас, когда он сидел напротив нее за столом маленькой таверны, где их никто не знал, она иронически улыбалась, глядя на него с озорной искоркой в глазах.

– Ты параноик, – вынесла она приговор за устричной похлебкой.

Возле стойки бара с бесплатными арахисовыми орешками, посыпанными солью, сухариками и воздушной кукурузой стоял телевизор. Перед ним толпились мужчины в рабочей одежде: показывали футбольный матч, одной из играющих команд были «Денверские мустанги». Судя по шумной реакции зрителей, они вели в счете.

– Фамильная черта. – Он отставил тарелку. – Если у тебя она отсутствует, то вряд ли ты можешь стать членом клана Денверсов.

– Ты так думаешь? – спросила она с дразнящей улыбкой, задевшей какую-то струну в его сердце. Черт возьми, скоро из-за нее он совсем станет идиотом.

Внезапно Адриа приняла виноватый вид.

– Мне позвонили по телефону, – призналась она. Он ждал продолжения, догадываясь о том, что она потратила часы, а может быть, и дни на то, чтобы решить, стоит ли ему в этом признаваться.

– И кто звонил? – потеряв наконец терпение, спросил Зак, чувствуя, как становятся резче складки в уголках его рта.

– Марио Полидори.

– Он знает, что ты здесь? – Улыбка сползла с лица Зака, и его лицо словно окаменело. Полидори! Вечно эти чертовы итальянцы. Проклятие семьи Денвере.

– Вероятно, об этом знает немало людей, – возразила она и воинственно взмахнула ложкой. – Члены твоей семьи следили за мной, я уверена в этом. И, скорее всего, не они одни. Когда поднялся весь этот шум в прессе…

– Черт побери! – Обеспокоенный, он машинально помассировал затылок. Внутри что-то заныло – верный знак грядущих неприятностей. С ним это случалось нечасто, каким-то образом неприятности избегали его. Почему она не рассказала ему об этом раньше? Тогда они смогли бы найти какое-нибудь убежище повыше в горах или поближе к побережью. Подальше от опасности. – Кто-нибудь еще звонил?

Она покачала головой, и ее распущенные волосы рассыпались по плечам.

– И что ему было нужно?

Разумеется, поговорить со мной. – Девушка со звоном бросила ложку в тарелку. Должна ли она рассказать Заку о предложении Полидори? Хорошенько подумав, она решила попридержать язык. Что это может ей дать? Узнав о том, что ненавистное ему семейство ищет возможности заполучить крупный пакет акций «Денвере интернэшнл», Зак только еще больше разозлится и станет более подозрительным, чем раньше. А служить громоотводом для проявлений его отнюдь не ангельского характера не входило в намерения Адриа. Кроме того, если ей действительно удастся доказать, что она Лонда, то она вряд ли будет продавать отель или какую-либо иную часть своей доли в обширном деле Денверсов Полидори или кому-либо еще. Так что передавать содержание разговора с Марио не имело смысла.

– Держись от него подальше, – посоветовал Зак.

– Почему?

– Гнилая кровь.

– О, не морочь мне голову этой вашей допотопной враждой.

Кто-то включил музыкальный автомат, и сквозь сигаретный дым поплыла знакомая мелодия.

– Но это реальность, Адриа. И мои шрамы тому доказательство. – Ее взгляд скользнул по тонкой линии, пересекающей его висок. След от пореза был мало заметен, но, по-видимому, служил ему постоянным напоминанием о прошлом. Без сомнения, Зак до сих пор был уверен, что нападением на него в отеле «Орион» он обязан Полидори.

Со стороны стойки, где собрались наблюдавшие за футбольным матчем завсегдатаи бара, раздался гром одобрительных возгласов. Помещение наполнили вопли и свист, заглушившие голос диктора и льющуюся из музыкального автомата мелодию. Должно быть, «Мустанги» приземлили мяч за линией.

– Почему бы тебе не рассказать мне подробности этой вражды? – предложила она, когда шум утих и какой-то уже изрядно пьяный человек поставил всем выпивку. – Чтобы я сама смогла решить, стоит ли мне встречаться с Марио.

– Подробности вражды, – медленно повторил он, видимо не желая говорить об этом.

– Я уже кое-что знаю об этой истории.

– Могу себе представить.

– Но все же, Зак. Расскажи мне сам.

Задумчиво смотря на нее, он крутил между ладонями бутылку пива с длинным узким горлышком. Потом нахмурился и пожал плечами.

– Ну что ж, почему бы и нет? Ты ведь все равно, наверное, уже знаешь наиболее кровавые подробности. Казалось, эта вражда существовала всегда. По крайней мере, с тех пор, как помню себя, я ощущал эту жгучую ненависть со стороны людей, которых даже никогда не видел. Ты, вероятно, много читала об этом, – сказал он, и она утвердительно кивнула, решив, что пока лучше не упоминать о разговоре с Марией Сантьяго.

Подошла официантка с новой бутылкой пива для Зака. После того как она удалилась, забрав с собой гору пустой посуды и оставив на столе счет, он продолжил:

– С моей точки зрения, вся эта вражда – просто куча дерьма. Она началась в допотопные времена Джулиуса Денверса и Стефано Полидори. Короче, с того момента, когда Энтони, единственный сын Стефано, поверил в то, что Джулиус был виновен в смерти его отца, погибшего при пожаре в отеле Полидори, который в то время был единственным достойным конкурентом отеля «Денвере». Кто знает, было ли это правдой или нет? Энтони поклялся отомстить, и вскоре двое из троих сыновей Джулиуса погибли: один на войне, с другим произошел несчастный случай во время катания на яхте. Уитт настаивал на том, что это дело рук Энтони. Хотя мне все эти предположения кажутся притянутыми за уши. Особенно я имею в виду того парня, самолет которого сбили над Германией или где-то там поблизости. А ты что скажешь?

– Немного неправдоподобно.

Зак нахмурился.

– А по-моему, абсолютно неправдоподобно. – Он выпил полбутылки и, оставив недопитое пиво на столе, оплатил счет.

Они вышли на улицу. Уже наступила ночь – холодная, ясная. И на эбеново-черном небе замерцали мириады звезд. Вокруг старой таверны, как древние часовые, возвышались ели, в тишине явственно слышалось журчание протекавшего невдалеке ручейка.

К тому времени, как она забралась в джип, все ее тревоги и опасения куда-то испарились. Присутствие Зака теперь виделось ей вполне естественным, и ей казалось удивительным, что она встретила его совсем недавно. Неужели так недавно? Ощущение было такое, будто она знала его всю свою жизнь.

Он повез ее к подножью гор, потом вдоль русла реки Клэкамас. Найдя ровное место возле дороги, он припарковал машину и помог ей спуститься по заросшей тропинке, ведущей к воде. Было темно, но она чувствовала запах воды, смешанный с ароматами влажной земли и еловой хвои, и ощущала мощь гремящей, рвущейся сквозь скалы реки. Вниз по ущелью, словно оседлав поток, дул холодный ветер, и Адриа тотчас же ощутила его действие. Она поежилась, зябко потерла руки, и Зак, сняв свою хлопчатобумажную куртку, накинул ей на плечи, стараясь при этом не касаться ее руками.

– Мне показалось, что тебе захочется увидеть это, – сказал он, как будто у него была причина что-либо объяснять. – Когда дела идут неважно и я не знаю, что мне делать, то обычно стараюсь некоторое время проводить в местах, где наиболее ярко проявляются силы природы. Иногда после этого все проясняется. Когда я недалеко от океана, то добираюсь до берега и иду к волнорезам: если на ранчо, то поднимаюсь в горы, к истокам реки Десчутс, а находясь в городе, обычно приезжаю сюда.

– Один? – спросила она, и в темноте сверкнула его улыбка.

– Всегда один.

Раздался жалобный крик какой-то ночной птицы, и древние, поросшие мхом деревья, отделяющие водный поток от всего остального мира, словно сомкнулись вокруг них.

– Ты начал рассказывать мне об этой вражде, – напомнила она и заметила, что к нему вернулась прежняя напряженность.

– Просто она продолжалась и продолжалась. Старина Уитт – тот великий человек, на родство с которым ты претендуешь, был столь же крут и примитивен, как Джулиус. Хотя получил хорошее образование и всеми силами стремился оградить свою семью от неприятностей и приумножить ее состояние. Как и отец, он старался прибрать к рукам как можно больше политиков, судей и полицейских чинов.

– Ты его не любил.

– Никогда, – признался он.

– Но ты хотя бы уважал его?

– Я ненавидел этого сукина сына. – Зак смотрел на поток, и в бледном свете луны Адриа могла видеть его лицо, решительное и суровое, без малейшего следа жалости.

– А как насчет твоей матери?

Он фыркнул и задумчиво поджал губы.

– Юнис… Она непростой человек, – ответил он, взвешивая слова. – Говорит одно, а делает совершенно другое.

Адриа слышала историю Юнис Патриции Прескотт Денвере Смис. В юности Юнис казалась вполне подходящей кандидатурой для брака с Денверсом. Единственная дочь богатых родителей, она обладала собственным состоянием, живым умом, изысканными манерами и независимым характером. Кое-кто находил ее избалованной, надменной и презирающей других женщин. Что же касается Уитта, то поговаривали, что в его жизни были и другие женщины. Мария Сантьяго рассказала Адриа о том, что слухи об интрижках Уитта распространялись по всему городу и достигали ушей Юнис. Хотя к тому времени у них родилось уже двое детей – сын и дочь, он не был удовлетворен своевольной женой и много времени проводил на стороне.

Мария также упомянула, как однажды подслушала их ссору, в которой Юнис обвиняла Уитта в импотенции, но, скорее всего, это было просто оборонительной реакцией ожесточившейся женщины, поскольку впоследствии она родила Уитту еще двоих сыновей – Закари и Нельсона.

Хотя сомнения относительно происхождения Закари возникли с самого начала.

В отместку за неверность мужа Юнис позволила соблазнить себя Энтони Полидори. Зак был зачат именно в это время, и многие обратили внимание на его внешность, столь не похожую на внешность остальных отпрысков четы Денвере. Если старший сын, Джейсон, был, как и отец, голубоглазым шатеном, а Трейси, второй ребенок Уитта, – блондинкой, то волосы Зака были черные, глаза – серо-зеленые, а кожа оливкового цвета. По этому поводу ходило множество грязных слухов, и было широко распространено мнение, что своим появлением на свет он обязан заклятому врагу Уитта – Энтони Полидори.

Отношения Уитта и Юнис расстроились, и частенько дом сотрясался от приступов неистового гнева главы семейства. Если верить Марии, ни один из членов семьи не избежал пагубного воздействия этих взаимоотношений. Будучи человеком мстительным и властным, Денверс-старший всегда стремился подчинить всех своей воле, в противном случае безжалостно расправляясь с непокорными.

Супруги развелись вскоре после рождения Нельсона. Обладая большими деньгами и воспользовавшись услугами опытных адвокатов, Уитт сумел оставить детей при себе, заплатив Юнис за молчание хорошие деньги.

После этого он увлекался многими женщинами, но в конечном счете женился на Кэтрин Ла Рош и, когда ему было почти сорок шесть лет, снова стал отцом. На свет появилась Лонда. И Уитт Денвере словно помолодел, казалось, родился заново.

Закари по-прежнему смотрел на темные, бурные воды реки.

– Однако твоя мать, кажется, заботилась о вас, – осторожно заметила Адриа.

– Наша мать оставила нас.

– Потому, что у нее не было другого выбора.

На его скулах заходили желваки.

– Это она так говорит. – Он нагнулся, поднял камень и со всей накопившейся в его душе яростью швырнул его через поток.

– А ты бы хотел, чтобы она осталась с твоим отцом?

– Нет, – сказал Зак и, наклонившись, поднял другой камень и запустил его вдоль ущелья. Потом, словно поняв бессмысленность своих действий, подошел к огромной ели и прислонился спиной к покрытому грубой корой стволу. – Я бы хотел, чтобы она забрала нас к себе.

– Но она не могла…

Ты хочешь сказать, не захотела. В те времена в бракоразводных процессах судьи обычно принимали сторону матери, даже если отец был таким могущественным человеком, как Уитт Денвере. Но Юнис слишком боялась за свою репутацию, не хотела, чтобы достоянием гласности стало то, что ее муж был бабником, а у нее самой любовная связь с Полидори… – Он посмотрел на Адриа, пытаясь уловить ее реакцию. – Надеюсь, ты не думаешь, что я настолько наивен, чтобы не знать, о чем думают люди, или настолько глух, чтобы не слышать, что они говорят? – Его улыбка была столь же холодна, как воды горного потека. – Сколько я себя помню, постоянно высказывались предположения, что я сын Энтони Полидори. Только это неправда.

Она подошла к нему и встала под нависающими ветвями огромного дерева. Теперь к запахам влажной земли и горной реки примешивался резкий мускусный запах взрослого мужчины. Ночь, подобно черному покрывалу, окутала их с ног до головы.

– Даже тогда существовали тесты на группу крови. Он мог убедиться, что ты…

– Ты что, смеешься? Чтобы Уитт Денвере обратился к врачу за доказательством того, что является отцом собственного сына? – Его голос звучал хрипло и был еле слышен за доносящимся до них шумом воды. – Ты не имеешь ни малейшего представления о том, каким человеком он был. Мерзкий подонок, который мог запросто отхлестать по щекам жену, воспитывал детей с помощью ремня и скупал по дешевке мелкие предприятия, находившиеся на грани банкротства. Он вырубал леса, оголяя землю и нисколько не думая о лесопосадках или эрозии почвы – ни о чем, кроме того, что древесина может принести ему еще большие деньги. Потом, не моргнув глазом, закрывал лесоповалы и лесопилки, оставляя многих людей без работы и не давая им ни гроша. Он не останавливался ни перед чем, если окончательный баланс подсказывал ему, что на этом можно заработать. Непреклонный, безжалостный, гордящийся своим могуществом, он никогда, ни при каких обстоятельствах не согласился бы поставить под сомнение свое отцовство. Ты должна понять, Адриа, что он не был заинтересован ни в ком и ни в чем, кроме себя самого, своих доходов, своей проклятой гордыни и… Лонды. Да, черт побери, чуть не забыл про Лонду. – Он повернулся к ней, и в лунном свете сверкнули его налитые бешенством глаза.

– Ты ее не любил?

– Она была порочна от рождения и уже тогда любила интриговать.

– Но ей было всего лишь четыре…

– Это ничего не значит, – перебил он, пристально глядя ей в лицо и как будто пытаясь что-то отыскать в нем, может быть, доказательство того, что она никак не могла быть той маленькой девочкой, которую он некогда знал. Сердце Адриа забилось чаще, внезапно стало трудно дышать. Зак, продолжая рассматривать ее лицо, коснулся его пальцем, потом погладил по щеке. – Лонда очень рано развилась, была упряма и обладала острым умом. Она вертела Уиттом как хотела и отлично понимала это. Я считал немного смешным то, что старик сходил по ней с ума. Мне в то время было шестнадцать лет, и она бегала за мной, как щенок, что меня, конечно, раздражало, но не могу сказать, что не любил ее. – Он протянул руку и завладел прядью ее волос. – Я не знаю, действительно ли ты Лонда, – медленно произнес он, блеснув в темноте белизной зубов, – но если так, то это чертовски все осложняет. – Он на мгновение замолчал и взглянул ей прямо в глаза. У нее в горле, внезапно как будто высушенном горячим летним ветром, встал комок.

В этот бесконечно длящийся миг Адриа вдруг ясно поняла, что он собирается поцеловать ее, и не просто поцеловать, а затронуть ее сердце, завладеть им.

При виде медленно наклоняющейся к ней головы она издала слабый протестующий возглас, но не оттолкнула его. Губы Зака нашли в темноте ее губы. Теплые, нетерпеливые, горящие запретным желанием, они приникли к ней с пугающей своей силой первобытной страстью.

Сердце Адриа билось, как птица в клетке, а он уже обнимал ее обеими руками.

Горячее и крепкое тело все теснее прижималось к ней, а язык уже скользнул между ее полуоткрытыми губами. Она понимала, что должна остановить его, должна подумать о том, к чему это приведет в дальнейшем, но не смогла. И ощущение, порожденное движениями его языка, слегка прикасающегося к нёбу, играющего со своим двойником, было непередаваемым и возбуждало желание молить о продолжении.

Ее закрутил водоворот неистового вожделения, которое, расходясь все более расширявшимися кругами, оставляло после себя наполненную чувственным томлением пустоту, заполнить которую мог только он.

И вот она уже обнимала его за шею, осязая руками завитки его густых волос, чувствуя губами солоноватый вкус его кожи, обоняя запах его тела и ощущая, как напрягается плоть в том интимном месте, которым он плотно прижимался к ее телу.

Поцелуи становились все крепче. Ее преисполнили глубокий, доходящий до самого сердца душевный трепет и желание, содрогавшее все ее тело и не оставлявшее места для раздумий. Его руки проникли под ее свитер, коснулись живота. Потом огрубевшие от работы пальцы двинулись вверх.

Груди Адриа набухли в ожидании его ласк.

– Как приятно, – прошептал он, когда его рука скользнула под тонкие кружева бюстгальтера и нашла сосок. Она застонала, мечтая, чтобы это продолжалось, и не обращая внимания на предупредительные сигналы, по прежнему звучащие в ее мозгу. – Адриа, – сдавленно прошептал он, играя пальцем с ее упругим соском, потом опять поцеловал. Рот его был ненасытен и тянулся к ней даже тогда, когда он стаскивал через голову ее свитер. Ветер холодил обнаженный живот, овевал ее груди. Медленно и чувственно его губы двинулись вниз по щеке и шее, горячий язык проложил дорожку к ямочке у основания горла, где неистово бился пульс.

Девушка, обмякнув, прислонилась к стволу дерева. Когда он поднял голову и взглянул ей в глаза, Адриа показалось, что она не устоит на ногах.

– Я хочу тебя, – прошептал он голосом, прерывающимся, как долетающий до них ветерок.

– Я знаю.

– Но мы не должны делать этого.

– Я… я знаю.

Его руки опять легли на ее грудь, и, закрыв глаза, она откинула назад голову, стараясь убедить себя в том, что не хочет, просто не имеет права идти на поводу у греховного чувства. Но когда его рот сомкнулся вокруг соска, все благие намерения словно сдуло ветром. Язык и губы начали ласкать сосок сквозь шелк бюстгальтера, и тут ее ноги подкосились, и, падая, она увлекла его за собой. Рухнув на землю, они потревожили скопившийся под деревом толстый слой хвои. До них явственно донесся шум горного потока, неутомимо продолжавшего свой стремительный бег. Но она, запустив пальцы в густые завитки волос, лишь сильнее прижала его голову к своей груди.

И, забивая мысли об осторожности, в голове вспыхивали не совсем пристойные и совсем уж бесшабашные: «А почему бы и нет? Ведь он может оказаться и не твоим братом».

– Адриа. Боже мой, – сказал он хрипло и уткнулся лицом в ее живот.

Его дыхание, жаркое, как ветер пустыни, проникало под ремень ее джинсов, доходя до самого интимного женского места. Она поцеловала его в голову.

Неожиданно он глубоко и судорожно вздохнул и откатился от нее. Повернувшись спиной, он обеими руками вцепился себе в волосы, и тишина нарушилась проклятиями в их адрес.

– Сукин я сын. Чертов сукин сын.

– Зак…

– Отстань от меня.

– Но…

– Ради бога, оденься, – бросил он через плечо, даже не оглянувшись.

– Все хорошо.

– Все плохо. Напяливай сбою одежду и давай сделаем вид, будто ничего не произошло. – Он вскочил на ноги и, оставив возле нее карманный фонарик, в полной темноте двинулся вверх по тропинке.

Черт бы побрал этого человека! От него можно сойти с ума. Одеваясь, девушка не испытывала никаких угрызений совести. Она не пыталась соблазнить его, просто все, что накопилось в течение прожитой недели, должно было наконец вырваться наружу. Адриа понимала, что следовало бы вести себя осмотрительнее и что он по большому счету прав. Не могла же она отдаться мужчине, который мог оказаться ее сводным братом, но и не желала, пропади оно пропадом, брать на себя ответственность за вспыхнувшее между ними чувство. Держа фонарик перед собой и следуя за мечущимся перед ней лучом, она зашагала вперед, и вскоре уже шум бурного потока пропал в отдалении.

Когда тропинка сделала последний поворот, Адриа увидела джип, свет фар которого упирался в ствол гигантского дерева с покрытой мхом корой. На ее грубой поверхности кто-то вырезал инициалы, окружив их неровно изображенным контуром сердца. Какая ирония.

Вскарабкавшись на сиденье джипа, она бросила на него яростный взгляд.

– Это была ошибка, – сказал он.

– От меня ты не дождешься никаких объяснений.

– Отлично.

– Только не веди себя так, будто это моя личная инициатива.

– Что было, то было, договорились? Больше этого не должно повториться. – Но, еще не докончив фразу, он уже знал, что это ложь. Никакая сила в мире не могла заставить его отказаться от нее.

Несколькими часами позже Адриа решила, что не расскажет Заку о том, что собирается встретиться с Полидори-младшим. Закари впал в ярость уже при одном упоминании о звонке Марио, и она была по горло сыта его покровительственным отношением. Половину всего времени, что они провели вместе, он разыгрывал из себя старшего брата, в оставшееся же, как ей казалось, желал стать ее любовником.

Ее раздирали не менее противоречивые чувства, поэтому ей надо было на время выкинуть его из головы и вновь вернуться к тому, для чего она прибыла сюда: выяснить, Лонда она или нет. Если да, то для того, чтобы получить причитающуюся ей по праву долю, придется бороться за это со всей семьей Денвере, если же нет… что ж, тогда она уедет. Или станет любовницей Зака. И то и другое могло окончиться для нее сумасшедшим домом.

Она остановила свой видавший виды автомобиль на месте старого овощного рынка, где Стефано Полидори начинал сколачивать свое состояние. Расположенный всего в четырех кварталах от отеля «Денвере», рынок был закрыт, и на его территории возвышалось многоэтажное административное здание.

Покуривая сигарету, Марио ожидал ее на углу улицы возле ирландского бара.

– А я только что собирался рассердиться на вас, – сказал он, ослепительно сверкнув зубами, и бросил окурок в сточную канаву.

Она чувствовала себя не в своей тарелке, но постаралась скрыть это.

– Я же сказала, что приду.

– Да, конечно, но я думал, что ваш приятель уговорит вас надуть меня. – Опять последовала обаятельная улыбка.

– Мой приятель?

Марио открыл перед ней дверь бара.

– Закари Денвере. Ваш брат.

Адриа почувствовала, как у нее екнуло сердце.

– Разве он не взял на себя роль вашего телохранителя?

– Наряду с другими, – ответила девушка, входя вместе с Марио в прокуренный зал, полный смеха и громких разговоров. Повсюду слышался звон бокалов, треск бильярдных шаров, летали стрелы дартса. На небольшой эстраде играл джаз, но его почти не было слышно в общем шуме.

Перед тем как перейти к цели своего разговора, Марио, не спрашивая, заказал два кофе по-ирландски.

– Мой отец и я хотели бы знать, подумали ли вы над нашим предложением. – И он выпустил изо рта облачко дыма.

– Немного, – уклончиво ответила она. Стройная официантка поставила перед ними две стеклянные кружки. – И, говоря по правде, я не могу вести с вашим отцом никаких дел. – Тонкой пластиковой трубочкой она размешала плавающий на поверхности кофе слой взбитых сливок.

– Почему вы так решили?

– Я еще не знаю, кто я такая. Но даже если окажется, что я Лонда, то все равно не буду претендовать на руководство компанией.

Он удивленно приподнял темные брови.

– Но вы будете владеть более чем половиной ее.

– Все равно.

– Но почему?

– Там, откуда я приехала, Марио, имеют обыкновение перед тем, как прыгнуть, сначала осмотреться. Могу сказать вам честно, у меня нет намерений продавать «Денвере интернэшнл» или что-нибудь менять в ней, если я не увижу явной некомпетентности в руководстве ее, что мне представляется маловероятным.

– Мне это кажется странным. – Глядя на нее оценивающим взглядом, он задумчиво пил кофе.

Я верю старой поговорке: «Не чини то, что еще не сломалось», – сказала она, вспомнив при этом долгие жаркие летние дни, проведенные под обжигающим солнцем Монтаны, и как много раз отец повторял ей эти слова. Ее отец. Человек, который вырастил ее, который так часто нежным, прибереженным специально для нее жестом клал свою огрубевшую от работы руку на ее плечо. Ей не хватало его. Она знала, что, даже если Уитт Денвере и окажется человеком, давшим ей жизнь, все равно настоящим отцом для нее всегда будет Виктор Нэш.

– Расскажите мне о себе, – попросил Марио, но Адриа, улыбнувшись, покачала головой.

– Это скучно. Действительно скучно. Я выросла на ферме в Монтане. Вся неделя проходила в работе, а по воскресеньям все шли в церковь. Вот и вся история.

– Сильно сомневаюсь, – с лукавым видом возразил он.

– А почему бы вам не поведать о своей семье – это, должно быть, более интересная тема, чем сенокос или приготовление джемов.