— У нас нет выхода, — настаивал благообразный. — Господа, некоторые из военачальников уже предупреждены и ждут. Если мы еще раз их разочаруем, мы поставим и их, и себя в очень опасное положение, ничего ровно не добившись и не совершив.
      — Лжезигварда ожидают со дня на день, — сказал кто-то.
      — Ерунда, — возразил благообразный. — Это все фалконовы провокации. Окраину сожгли сами фалконовцы. Я не удивлюсь, если узнаю, что Лжезигварда придумал сам Фалкон. Кто его видел? Где свидетели? Северная Дорога охраняется, всех, кто направляется в Кронин, останавливают и разворачивают. Боар, скажите им.
      Боар наклонил голову, раздумывая.
      — Да, есть такая теория, — сказал он. — И, знаете, ее очень трудно опровергнуть. Действительно, никаких доказательств того, что нам рассказывают про Кронин, нет. Возможно, все это просто запугивание народа. Я хорошо знаю кронинцев, я сам прожил в Кронине всю сознательную жизнь. То что, по официальной версии, произошло в Кронине, произошло слишком быстро. Взяли и поверили, взяли и перешли под знамена.
      — Но Неприступница действительно исчезла, — сказал кто-то надменный, очевидно, вхожий в княжеский дворец.
      — И о чем же это говорит? — возразил Боар. — Может, она на юг уехала. Может, ее заточили в темницу. Народ любит ругать предателей, и особенно предательниц. Вот ему и дали объект. Князь, Неприступница действительно отсутствует?
      Все повернулись к Великому Князю. Он вдохнул.
      — Да, — сказал Бук. — И меня это очень тревожит. Фалкон что-то задумал.
      — Тем более надо действовать прямо сейчас, — сказал благообразный.
      Бук промолчал.
      — Итак, форма правления, — сказал благообразный. — Первый вариант — диктатура, второй — республика. Если мы идем по линии диктатуры, диктатора надо выбирать прямо сейчас. Если республика, нужно выбрать — не знаю, парламент, что ли. Слово Рядилище навсегда дискредитированно. Но, опять же, делать это нужно сейчас. Князь, что скажете?
      — Я уж говорил, и сейчас говорю, — сказал Бук. — Меня устроит любой из вариантов. Я участвую в этом деле на равне со всеми и ни на что не претендую. Я знаю все ходы и выходы в особняке Фалкона и во дворце. Все, что от меня требуется — провести нужных людей в нужные помещения, действуя, если понадобится, собственным именем. Я до сих пор не участвовал в политике, и начинать не собираюсь. Если вы просто интересуетесь моим мнением, мне больше импонирует республика. В Троецарствии давно не было республики, много веков уже. Это неестественно, режимы должны меняться время от времени. Диктатура — та же княжеская власть. Диктатор избирается до конца жизни, и назначает себе преемника. Чем это отличается от монархии — неизвестно.
      — Хорошо, — сказал благообразный. — Кто за республику, поднимите, пожалуйста, руки.
      Несколько человек подняли руки. Благообразный пересчитал их, оказалось девять рук.
      — Кто за диктатуру? — спросил он.
      Поднялось семь рук.
      — Так дело не пойдет, — сказал благообразный. — Нельзя одновременно голосовать за диктатуру и республику. Кто-то поднял руку два раза.
      Все посмотрели друг на друга.
      — Вроде нет, — сказал Боар.
      — Как же нет! — возразил благообразный. — Девять и семь — шестнадцать. Голосовавших за республику, вместе со мной — девять. Плюс семь за диктатуру. А нас здесь должно быть пятнадцать. А получается шестнадцать.
      Проголосовали еще раз. На этот раз все сошлось — восемь за республику, семь за диктатуру.
      Начали обсуждать строй и законы.

* * *

      В соседней комнате, исполнявшей обязанности спальни, Синекура сидела у окна, подперев голову кулаком, и ни о чем не думала.
      — Здравствуй, — шепнул кто-то около ее уха.
      Она было вскрикнула, но ей зажали рот.
      — Шшш, — сказал зажавший. — Не кричи. Это я. Не рвись. Не рвись, тебе говорят! Успокойся. Сейчас я тебя отсюда уведу. Тебе ничего не грозит. Мы уедем далеко-далеко и будем жить очень мирно и в тоже время весело.
      — Нет, — сказала она одними глазами.
      — Тихо, — сказал он и отнял руку от ее рта.
      — Что ты здесь делаешь?
      — Я здесь как частное лицо, — сказал Хок. — Ты только не волнуйся так.
      — Уходи немедленно! С тобой охрана?
      — Нет. И никуда я без тебя не пойду. Я думал, ты в Сейской Темнице. Я там все вверх дном перевернул, нескольких вывел из строя, а тебя не нашел. Ну, потом навел некоторые справки. А чего ты сбежала, я до сих пор не знаю. И это не важно.
      — Я сбежала потому, что ты хотел меня убить.
      — Я?!
      — Ты.
      — За что?
      — За Бранта.
      — Опять Брант! Везде Брант! — возмутился Хок, хоть и не очень громко. — Вездесущий, всемогущий Брант. Аврора, я не мог тебя убить. И сейчас не могу.
      — Я тебе не верю.
      — Я люблю тебя.
      Он отпустил ее и выпрямился. Она посмотрела на него затравленным взглядом.
      — Тебе очень нужно, чтобы я тебе поверила?
      — Да.
      — Опять какие-то козни?
      — Козни? Козни у тебя в гостиной… у тебя… ну и квартирку ты наняла… так вот, козни за той дверью. Пятнадцать идиотов делят власть, которую они не взяли, и не возьмут.
      — Ты их выдашь.
      — Я? — Хок пожал плечами. — Я — беглец, изгой, пария, мятежник. Их давно выдали, среди них целых три осведомителя, включая лидера.
      — Откуда ты знаешь?
      — Лидера я вербовал сам. И судя по тому, что они говорят — мол, выступаем прямо сейчас — Фокс и его горлохваты уже на пути сюда.
      — Нет!
      — Да.
      — Не может быть!
      Аврора вскочила на ноги, смотря на Хока отчаянными глазами.
      — Надо что-то делать, — сказала она. — Я не могу допустить… получается, что я их предала.
      — При чем тут ты? Ты ничего не знала и не знаешь.
      — Я им предоставила свою квартиру. Вот эту. По личной просьбе.
      — Чьей же?
      — Ты знаешь, чьей.
      — Да, знаю. Никто столько не таскается на Улицу Святого Жигмонда, сколько Бук.
      — Не смей так говорить про него! Он — очень хороший.
      — Все у тебя хорошие. Один я — изверг.
      — Разве это не так? Скажи — не так?
      — Нет, не так. Я тебя люблю.
      — Я тебе не верю. Ты все это придумал. Но знай — если из-за меня кто-то здесь пострадает, я этого не перенесу. Я сначала попытаюсь убить тебя, а потом…
      — Не болтай. У нас нет времени. Едем? Только ты и я. Все равно куда.
      Она села на стул и заплакала. Хока это ужасно расстроило, но он не умел утешать женщин. Он растерянно стоял перед ней.
      — Ты действительно меня любишь? — спросила она, плача.
      — За три года можно было, кажется, догадаться, — сказал он мрачно.
      — Ты мне никогда об этом не говорил, — сказала она, продолжая плакать.
      — Не было случая.
      — А теперь вот представился.
      — Как видишь.
      Она еще немного поплакала молча, а потом сказала:
      — Докажи.
      — Каким образом?
      — Сделай так, чтобы их не арестовали. Объясни им все. Пусть разойдутся по домам, пусть бегут из города.
      — Ты с ума сошла, — сказал он.
      — Вот видишь, — сказала она, плача. — Все это только слова.
      Хок кусал губы и думал, что делать. А ведь правда — только слова. Я ее вытащил из… вот с этой улицы я ее вытащил… и я же дал ей свалиться обратно… я ее напугал! Лично я. В то самое утро. Я заподозрил, что Брант… опять Брант… там был, и она видела, что я заподозрил, но ничего не сказала. Потом я… выяснил, что там была Рита, и Аврора видела, что я выясняю… и ничего не сказала. Надо было тогда ее успокоить, но мы приучены к таинственности, к умолчанию, к секретам. Мы из всего делаем тайну. Мы всех пугаем неизвестностью. Сто человек держат в подчинении четвертьмиллионный город и многотысячную армию. Но она-то тут при чем? Зачем я ее-то пугал? Мало ли, с кем она спала! Я чего, клятву верности с нее брал, когда в свет ее вводил? Может, и брал. Но ведь это вообще не честно — хочешь выбраться из грязи, изволь быть мне верной. Ведь это та же грязь, это покупка, а не избавление. И вот — на тебе. В первый раз в жизни — в первый! — она предъявила требование. И я сразу отказываюсь. Я, мол, ничего ей не должен. А ведь должен. Вот она сидит и плачет.
      — Хорошо, — сказал Хок. — Сделаю все, что в моих силах.
      — Поклянись.
      — Еще чего! — сказал он раздраженно. — Я сказал, что сделаю, значит так оно и будет. Сиди здесь и не высовывайся. Вообще. Пока я за тобой не приду. Я к ним сейчас выйду, а ты запри дверь на засов. Понятно?
      — Ты меня обманываешь.
      — Даже если это так, — сказал он, — выхода у тебя все равно нет. Но я тебя не обманываю.
      Он поправил перевязь, перекинул через руку плащ, и вышел в гостиную.
      — Здравствуйте, господа мои, — сказал он.
      Прения по поводу структуры власти прекратились мгновенно. Некоторые из заговорщиков вскочили, хватаясь за мечи.
      — Мир вам, мир, — сказал Хок. — Господа, я пришел не арестовывать вас, но помочь вам. Выслушайте меня. Я буду краток. Судя по выражению некоторых из ваших лиц, вы меня узнали.
      Да, они его узнали. На некоторых лицах было выражение ужаса.
      — Вы недооценили Фалкона, — сказал Хок с укором. — Фалкон — страшнейший фантазер, но Лжезигварда придумал не он. Его вообще никто не придумывал, он есть на самом деле. Я только что из Кронина, и я знаю, что говорю. Но зато — Фалкон придумал вас.
      Некоторые переглянулись.
      — Что вы имеете в виду?
      — Этот заговор — от начала и до конца дело рук Фалкона, — объяснил Хок. — Он его создал. Это у него хобби такое, заговоры против себя создавать. А я ему помогал. Но больше я ему не помогаю. О всех ваших планах, и о вашем присутствии здесь, Фалкону известно, ибо он сам эти планы составлял. У вас нет никаких шансов. В особняке Фалкона и во дворце вас уже ждут. Камеры в Сейской Темнице готовы вас принять, я видел, я только что оттуда. Время вашего выступления — три часа утра — подсказал Фалкону Фокс. Сперва Фалкон хотел назначить выступление на полночь, но Фокс его отговорил. Сейчас Фокс явится сюда и приведет человек тридцать охраны. Но вам повезло, ибо среди вас есть я. Теперь я скажу вам, что вам следует делать.
      В комнате стояла зловещая тишина. Кто-то смотрел прямо перед собой, кто-то боялся поднять глаза. Возбужденные ранее действием и приготовлениями, рассчитывавшие взять власть без особых усилий, заговорщики вдруг осознали всю нелепость и весь ужас своего положения. Опьяненные ранее близостью власти, они вдруг начали мыслить рационально и вспомнили, что в Ниверии заговоры составляются только с ведома Фалкона и только при его активном содействии. Ни один из них не был человеком простым и доверчивым, им всем прекрасно были известны примитивные но действенные механизмы системы этой власти — власти над сердцами людей. Они смеялись над сообщениями глашатаев и речами лояльных ораторов на Форуме, они прекрасно помнили, что заговоры — три года назад, пять лет назад, и даже грандиозное почти-восстание пятнадцатилетней давности — были от начала до конца спланированы, продуманы, и приведены в действие самим Фалконом и его помощниками, они помнили, что осведомители — и платные, и добровольные — существуют повсюду, но присутствие в их числе Великого Князя Бука и страстного, красноречивого Боара сбило их с толку. И даже сейчас им не пришло в голову, что в стране, где самое невинное недовольство боятся высказывать соседу, с которым вместе выросли, открыто фрондирующий Боар, прибывший месяц назад из Кронина и моментально составивший себе репутацию в столице, дважды выступив на Форуме со скандальными речами есть аномалия. Фалкон, любивший порой парадоксы, мог сделать вид, что не заметил первого выступления Боара, но между первым и вторым выступлением на Форуме прошло две недели, и о втором было известно заранее, за четыре дня — и Фалкон не арестовал Боара ни до, ни даже после выступления, в котором Боар называл Фалкона душителем, узурпатором, растлителем душ, бездарным правителем, убийцей — и непостижимым образом ничегоне сказал об этническом происхождении Главы Рядилища, хотя предположить, что Боар, учившийся подбирать факты для полемики у лучших кронинских преподавателей, не знало славско-артанских корнях Фалкона, было невозможно.
      Им вспомнилось вдруг, что Великий Князь Бук до самого недавнего времени подписывал и оглашал эдикты Рядилища, то есть Фалкона, что он предал некогда, ради спокойной и сытой жизни во дворце, память своего отца и великого прадеда, и что за последние полгода в жизни этого бездельника, бабника и пьяницы не произошло решительно ничего такого, что могло бы сподвигнуть его измениться.
      И еще некоторым из них пришло в голову, что в связи с Лжезивардом, настоящим ли, мифическим ли, с ними теперь церемониться не будут — времени нет — и сразу припишут им сговор с кронинскими мятежниками.
      Лжезигварда нет — это провокация Фалкона.
      Заговора нет — это придумка Фалкона.
      Нет ни врагов, ни друзей, ни Создателя — есть Фалкон.
      — Почему мы должны вам верить? — спросил кто-то.
      — А у вас выхода нет, — объяснил Хок. — Если я пришел сюда от имени Фалкона, значит, Фалкону все известно, и вас ждет колесо. Если же я пришел от своего имени, колесо вас все равно ждет, но у вас есть шанс его избежать. Благодаря мне.
      На улице и на лестнице раздались шаги.
      — Вот, рекомендую вам, — насмешливо сказал Хок, — Фокс и его боевые собутыльники.
      Несколько человек поднялось с мест.
      — Слушайте внимательно, — сказал Хок. — Вон то окно видите? Правильно. Там широкий карниз. Вылезайте по одному. Не торопитесь. Идите по карнизу к углу. На углу вы заметите, что крыша противоположного двухэтажного дома достаточно низкая, чтобы прыгнуть на нее, не сверзившись на мостовую. С этой стороны люди Фокса пока что не следят. Оказавшись на крыше, вы пойдете вдоль кромки к дальней стене дома, и там вам придется еще раз прыгнуть. На крыше следующего дома вы увидите дормер. Дом нежилой. Через дормер вы попадете в мансарду. Из мансарды вы спуститесь на первый этаж и найдете желтую дверь, там только одна такая. Она ведет в подвал. В подвале есть забытый всеми подземный ход. Он длинный, поэтому рекомендую захватить с собой несколько свечей. Ход этот выведет вас к Итаниному Рынку. Остальное — на ваше усмотрение. А я вас здесь постараюсь прикрыть, сколько смогу. Князь, вы останетесь со мной.
      — Зачем? — спросил Бук.
      — У Фокса наверняка есть приказ брать вас лично живым, так что за свою жизнь можете не опасаться. По поводу остальных такого приказа нет.
      Кто-то уже открыл окно и заступил на карниз. Раздался стук в дверь. Стук повторился.
      Заговорщики спешили, вылезая по одному. Безусловно, они боялись упасть — три этажа! Но Фокса они боялись больше, и потому спешили. И — не успевали.
      — Откройте! — крикнули на лестнице. — Именем Рядилища!
      Хок понял, что дальше будет хуже. Подойдя к двери, он отодвинул засов. Человек шесть заговорщиков все еще теснились у окна, и Боар среди них. Можно было взять его заложником, но будут ли люди Фокса радеть за жизнь осведомителя? Осведомителей защищают в последнюю очередь. Сегодня он осведомил тебя, завтра осведомит еще кого-то, возможно о тебе самом. Хок распахнул дверь, встав справа от косяка таким образом, чтобы не привлечь внимание вошедших. Двое охранников шагнули в комнату и кинулись к группе у окна с обнаженными мечами. Еще двое хотели было войти за ними и тоже кинуться, но Хок ударил открытую дверь ногой, и она ударила хотевших. Один из них успел закрыться рукой, другой упал, и Хок вторым ударом ноги захлопнул дверь — и сразу задвинул засов.
      Двое успевших кинуться круто обернулись.
      — Бросайте оружие, господа мои, — сказал Хок. — А то беда может приключиться.
      Они его узнали. Репутация его была им известна. Опальный командир охраны стоял перед ними в своей излюбленной расслабленной, вовсе не боевой, позе с опущенным мечом. Об этой его позе среди охраны и астафских забияк ходили легенды. На людей знающих поза наводила ужас.
      Один из охранников оказался знающим и выронил меч. Второй решил спасти честь. Он бросился на Хока, выставив перед собой клинок. Он не понял, каким образом Хок оказался у него за спиной, и почему выставленный вперед клинок куда-то пропал, и почему вдруг пол ушел у него из-под ног — все произошло слишком быстро для понимания. Он понял, что попал в обещанную Хоком беду, лишь когда увидел стремительно приближающуюся к нему оконную раму. Он проломил ее головой и плечами и инстинктивно попытался поймать — рукой, ногой, зубами — карниз, но именно под этим окном карниза не оказалось. Бук, решивший воспользоваться тем, что внимание Хока переключилось на охранников полностью, скользнул было к открытому крайнему окну, намереваясь вылезти на карниз, но остановился — перед самым его лицом в раму вонзился брошенный Хоком кинжал.
      Хок повернулся к знающему.
      — Мне нужно поговорить с Фоксом с глазу на глаз.
      В дверь все это время ломились, и она грозила слететь с петель.
      — Я…
      — Пойди и позови Фокса. Арбалет отдай мне.
      Охранник снял с плеча арбалет и покорно протянул Хоку. Дверь треснула.
      — Стойте, стойте! — закричал охранник. — Стойте же, леший вас загрызи! Я сейчас отопру дверь! Не ломитесь!
      Хок поставил один из канделябров, освещавших помещение, у самой двери, а остальные два выбросил в пробитое окно. Охранник отпер дверь.
      — Здесь Хок, — сказал он.
      — С заряженным арбалетом, — донесся голос Хока из одного из темных углов.
      Собиравшиеся ворваться в комнату оценили и полумрак, и тени, и голос, и сообщение, и остановились.
      — Он требует Фокса, — сказал охранник.
      После короткой паузы кто-то поспешил вниз к спокойно стоящему на улице Фоксу.
      Фокс оказался в дурацком положении. Отказать Хоку значило признать себя трусом и потерять часть авторитета. Не отказать значило вести переговоры с мятежниками. Профессиональная гордость победила. Фокс взбежал на третий этаж, прыгая через три ступеньки, и вошел в комнату с обнаженным мечом. Он не ожидал увидеть того, что увидел. Подсвечник на полу освещал только пространство возле двери, но чувствовалось, что в комнате пустовато. Пятнадцать человек! Может, они в спальне? Фокс поводил мечом из стороны в сторону.
      — Дверь закрой, — сказал Хок из темноты дальнего угла. — А то ведь простудимся, сквозняк. Кстати, в руке у меня заряженный арбалет.
      — Где заговорщики? — спросил Фокс.
      — Я скажу тебе, где они, если ты закроешь дверь. — Ему вспомнилось донесение одного из ухарей, которым помешали поколотить Главного Священника Редо. — Считаю до одного. Раз.
      Фокс закрыл дверь. Глаза начали привыкать к темноте. Хок был в левом углу. Кто-то еще был в правом.
      — Тебе нужны заговорщики, а мне нужен пропуск. Услуга за услугу.
      — Какой еще пропуск?
      — Я хочу покинуть столицу. Мне нужно развеяться. Я переутомился на службе у Фалкона. Двадцать лет без отдыха — не каждый выдержит. Вон там на столе перо и бумага. Пропуск на двоих, чтобы показать на заставе. Пиши.
      — Не имею права.
      — Ты ведь теперь начальник охраны. У тебя и печать есть на перстне, не так ли?
      — Назначение не обнародовано.
      — Не ври. Фалкон не мог дать приказ меня задержать, не назначив нового начальника охраны.
      — Куда ты собираешься ехать?
      — Я не обязан давать тебе отчет. Ты стал начальником, но я не стал твоим подчиненным.
      — Ничего я тебе писать не буду.
      — Слушай, Фокс, дело такое. Фалкон настолько уверен, что заговорщиков можно взять голыми руками, что он очень рассердится, когда узнает, что они не взяты. И совершенно не важно, кто преградил тебе путь — я, волосатый слон, сборщик налогов, пьяная домохозяйка — он тебе это припомнит. Мне он искал замену много лет. Тебе он найдет ее за неделю.
      — Далеко они уйти не могли, — подумал вслух Фокс.
      — Уйдут, — сказал Хок. — Чем дольше ты будешь тянуть, тем дальше они смогут уйти.
      — Я отдам приказ оцепить квартал.
      — Я держу тебя под прицелом. В таком положении трудно отдавать приказы.
      — Где гарантия, что после того, как я напишу тебе пропуск, ты мне все расскажешь, а не выстрелишь?
      — Даю слово.
      — Можно ли верить твоему слову?
      — Я не Фалкон, — сказал Хок, и аргумент опять подействовал.
      Склоняясь над столом, Фокс написал пропуск, затем обмакнул перстень в чернила, тряхнул им несколько раз, и приложил к бумаге.
      — Они ушли через подземный ход, — сказал Хок. — Они выберутся как раз возле Итаниного Рынка, с правой стороны, около дороги. Там будка стоит деревянная, давно брошенная. Знаешь место?
      — Знаю.
      — Если вы туда поскачете очень быстро, вы сумеете их всех переловить.
      — Сомнительно все это, — сказал Фокс.
      — Он говорит правду, — донесся голос из правого дальнего угла. — Он сам давал им здесь точные указания, как туда добраться.
      Фокс вздрогнул. Ошибиться было невозможно — голос Бука.
      — Хватит с тебя? — спросил риторически Хок. — Все. Иди.
      Фокс поколебался, но все-таки вышел из комнаты. Сапоги его застучали по лестнице.
      — Вы их предали, — сказал Бук.
      — Не говорите глупости, — откликнулся Хок, направляясь к двери в спальню.
      Он постучал. Никто не отозвался. Тогда он отступил на два шага и выбил дверь ударом ноги.
      Сидя на корточках возле стены, Аврора плакала.
      — Убийца, — сказала она, плача. — Предатель. Я тебе поверила. Твое слово ничего не стоит.
      — Иногда стоит, — заверил ее Хок. — Не будь дурой. И вам, князь, не советую. Тоннелей, соединяющих центр с окраиной, не существует. Даже брошенных.
      — А? — сказала она, переставая плакать.
      — Желтых дверей тоже, — добавил Хок. — Эти дураки спустятся на первый этаж, но желтой двери не найдут. Поэтому они просто выйдут на улицу из заброшенного дома и пойдут себе куда-нибудь. Остальное — их дело. Я дал им шанс сбежать, а охранять этих подлецов, я не обязан. Собирайся. Оденься потеплее. Мы едем на Северную Дорогу, а там снег.
      — То есть… — начал было Бук.
      — А вы, князь, едете с нами, — сообщил Хок.
      — Зачем?
      — Чтобы я в случае вашего отказа вас не убил.
      Когда Аврора была готова, Хок осторожно сложил пропуск, написанный Фоксом, вдвое, и сунул его себе за пазуху, после чего он вытащил меч.
      — Нас ждут, — предупредил он. — Вы двое держитесь за мной, не очень близко, но и не очень далеко.
      Он распахнул дверь и сразу отошел за косяк, дав двум ждавшим на лестничной площадке выстрелить и промахнуться, после чего он выстрелил сам, бросил арбалет, и скрестил меч с мечом уцелевшего охранника. Сватка была короткой, охранника перебросили через перила и он упал в пролет.
      Тут же раздались шаги и на темной лестнице засветились факелы. Хок ринулся вниз. Когда его увидели, было поздно — он налетел на них, четверых, мешавших друг другу, и в яростной короткой схватке вывел их из строя — двое упали в пролет, двое остались лежать на лестнице. Хок вложил меч в ножны и подобрал горящий факел и арбалет.
      У входной двери он остановился и дал знак Авроре и Буку остановиться тоже.
      — Направо до угла, и там тоже направо. Там стоит карета, в которую вы сядете. Бук, если вы вздумаете еще раз попытаться бежать, я сделаю вашу насильственную кончину целью моей жизни.
      Бук опустил глаза.
      — Вам понятно?
      — Да.
      Хок затушил факел и приоткрыл дверь. Изначально, операция задумывалась как пустая формальность и хорошо бы было, если бы Фокс не озаботился бы запустить троих или четверых стрелков в дом напротив. Хок выскользнул наружу и оглушил охранника слева от двери ударом арбалетного приклада. Больше на Улице Святого Жигмонда никого не было — проститутки попрятались. Хок распахнул дверь и кивнул Авроре и Буку. Они вышли и зашагали к углу, а Хок отстал, зорко поглядывая по сторонам. У самого угла навстречу Авроре и Буку вышел охранник. Они остановились. Охранник выхватил меч, и тут же арбалетная стрела вонзилась ему в глаз, и он упал навзничь.
      Бук оглянулся. Хок бегом бежал к ним, жестом подсказывая, что им следует идти дальше, и поживее. Сам он остановился возле убитого охранника и поднял упавший с плеча последнего колчан арбалетных стрел.
      Убедившись, что Аврора и Бук уже в карете, Хок вскочил на облучок и хлестнул лошадей. Карета лихо покатилась к реке, пролетела по набережной до Променадного Моста, пересекла реку, миновала Променад, и через десять минут была у Северной Заставы. Охранники вышли, приняли из рук Хока пропуск, осмотрели его, нашли правильным, вернули его Хоку и пропустили карету, не заглянув внутрь.
      Пропуск, выписанный на троих, обязательно привлек бы внимание.
      Когда миновали предместья, Бук перестал отодвигать занавесь на окне кареты и откинулся на сиденье. В темноте можно было различить только верх светло-голубого платья Авроры. Лица ее не было видно. Она укрылась пледом — пледа тоже не было видно.
      — Я так и не понял, — сказал он, — на чьей стороне вы были.
      Аврора не ответила.
      — От Фокса информации не допросишься, но, по всей видимости, вы испугались, и он использовал ваш испуг. А что делал тот, кто сейчас гонит лошадей во весь опор, рискуя сломать нам обоим шеи, я не знаю. Предполагаю, что между ним и Фоксом произошла размолвка, и Фалкон принял сторону Фокса. Тогда понятно, почему Хок отсутствовал, когда все началось. Непонятно, почем вдруг в самом разгаре событий он оказался в вашей квартире. Также непонятно, куда он нас везет.
      — Почему же, — откликнулась наконец Аврора. — Это как раз понятно. В Кронин.
      — Зачем?
      — Зачем он везет туда меня — долго объяснять. А вас он туда везет, чтобы сдать вас новому правителю.
      — Чтобы я заявил прилюдно, что новый правитель — мой отец?
      — Возможно.
      — Нет, хватит с меня, — сказал Бук мрачно. — Лимит предательств исчерпан, дальше продолжать — люди будут смеяться.
      — А зачем вам кого-то предавать?
      — Не кого-то, а что-то. Память об отце. Признать отцом Лжезигварда значит…
      — Никакой он не Лжезигвард. Странно, что вы этого не понимаете. Он и есть ваш отец. Будь он самозванцем, никакой паники в Астафии бы не было. Послали бы в Кронин человек сто, и они бы Лжезигварда арестовали, а кронинцы стояли бы и смотрели, да еще бы думали, как на этом заработать.
      — Мой отец…
      — Вам много про него рассказали, и вы всему поверили.
      — Этого не может быть.
      — Но это есть. Я была бы вам очень благодарна, если бы вы помолчали немного.
      — Вам нужно подумать?
      — Мне нужно поспать.
      Она протянула руку под сиденье, пошарила там, и выволокла сразу два дополнительных пледа, в которые тут же укуталась.
      Бук только сейчас сообразил, что в карете очень холодно. Сразу к северу от Астафии намечалась следующая климатическая зона.
      Болтает, подумал он. Не может быть, что Лжезигвард — мой отец. В голове не укладывается.
      Когда Бук снова отодвинул занавеску, ему стало не по себе. Карета, оказалось, свернула с мощеной Северной Дороги на какую-то окольную тропу, и теперь подпрыгивала, катясь по тронутой заморозками грязи.
      Что ж. Если его решили здесь прикончить, как собаку, по крайней мере, он разгадал замысел и будет ко всему готов. Он пошарил под скамьей, ища что-нибудь тяжелое, и к своему удивлению вытащил оттуда хорошо отточеный боевой меч. Сперва это привело его в смятение, а затем он засомневался. Если такой человек как Хок задумал его убить, в то, что он оставит ему хоть какое-то оружие, поверить было трудно. Если, конечно, Хок не задумал сойтись с ним, Буком, в поединке. Вряд ли. В романтике многолетнего слугу Фалкона заподозрить было никак нельзя. Чего же он хочет? Что за дорога?
      Бук вздохнул, набрался храбрости, и высунулся в окно.
      — Эй!
      Мгновенного ответа не последовало, но вскоре карета остановилась, и Хок спрыгнул с облучка.
      — Ну? — сказал он.
      — Во-первых, я замерз, — сказал Бук. — Во-вторых, мне скучно. Аврора спит, говорить не с кем.
      — Садитесь ко мне на облучок, — сказал Хок. — Я дам вам плед. В карете есть печка, но лучше ее сейчас не зажигать.
      Бук подумал-подумал и решил, что, в общем, надо подсесть к Хоку и вывести его на разговор. Хок предложил ему свою флягу и Бук охотно приложился к ней.
      — Вот ведь незадача, — сказал он, когда карета снова тронулась. — Я совершенно не понимаю, куда мы направляемся.
      — В Кронин.
      — Почему по этой дороге?
      — Северная Дорога кишит воинами и шпионами — два типа людей, к которым у меня стойкая неприязнь, с раннего детства, — объяснил Хок. — А эта дорога пользуется плохой репутацией, поэтому мы наверняка никого на ней не встретим. К утру мы прибудем в поселение, где знакомый мне фермер сдаст нам на день свой дом. Я хотел бы выспаться — я третьи сутки без сна.
      — А что мы будем делать в Кронине?
      — Присягать вашему отцу.
      — Я не верю, что он мой отец.
      Хок улыбнулся и пожал плечами.
      — А зачем Аврора?
      Хок помолчал, бросил недружелюбный взгляд на Бука, приложился к фляге, и в конце концов сказал:
      — Вы действительно хотите знать?
      — Ну да.
      — А вам не кажется, что это сопряжено с какой-нибудь тайной, вас не касающейся?
      Бук поразмыслил.
      — Знаете, нет, — сказал он. — За эти две недели я хорошо узнал Аврору. Я стал ее другом.
      — И как друг вы, конечно же, позаботились, чтобы она не осталась без средств и для обеспечения постоянного дохода поставили ее под фонарь на Улице Святого Жигмонда, поскольку сами стеснены в средствах.
      — Она и раньше…
      — Да, с той разницей, что раньше под фонарь ее поставили не вы, но кто-то другой.
      — Вы забываете…
      — Я никогда ничего не забываю.
      — …вашу роль во всем этом.
      — Какую еще роль?
      — Осведомителем Фалкона меня сделали именно вы.
      — Вы могли отказаться.
      — Нет, не мог.
      — Могли.
      — Я считал сначала, что так нужно для блага страны.
      — Князь, мы не во дворце и не в Рядилище, и мы с вами взрослые люди.