Троецарствие - Год Мамонта

      — Преступления каждого отдельного народа, — провозгласил Нико, — настолько многочисленны и чудовищны, что говорить о достоинствах просто стыдно.
      Фраза произвела впечатление. Аудитория молчала, осмысливая.
      — Наука вовсе не религия! — крикнул профессор. — Это способ познавания Вселенной!
      Нико приблизился к Лукреции и подал ей руку. Лукреция с достоинством встала.
      — Ваше невежество позабавило бы меня, — сказал Нико, оборачиваясь к профессору, — если бы вы не навязывали его другим.
      — Заткнись! — закричал профессор.
      Зал засмеялся.
      — Негодяй! — крикнул профессор, багровея.
      Нико поднял руку, восстанавливая тишину.
      — Рекомендую вам, — сказал он, обращаясь к профессору, — прочесть «Происхождение Видов». Автор — Велимир, кажется. Эта вещь даст вам начальное представление о том, что такое наука сегодня. Изложено популярным языком, трудностей при прочтении, надеюсь, не будет.
      Он прошел к выходу, галантно поддерживая Лукрецию, под аплодисменты аудитории.
      «Происхождение Видов» была одна из трех пьес Велимира, в которых славский автор опустился до откровенной порнографии. Нико посчитал, что никто здесь об этой пьесе не слышал, и был прав.
      Несколько эльфов и эльфих, эльфих больше, выбежали за ними с восторженными лицами, но Нико быстро открыл дверь кареты, подсадил звонко смеющуюся Лукрецию, запрыгнул сам, и захлопнул дверь. Карета тронулась с места.
      На этот раз они поехали за город на природу, к озерам и холмам. День выдался относительно теплый. Топая по опавшим листьям и поддерживая Лукрецию, Нико вдруг вспомнил о друге.
      — Слушай, — сказал он. — А твой отец знаком с особью, в чьем ведомстве находится тюрьма?
      — Настолько, насколько особь может быть знакома сама с собой, — ответила она замысловато, но Нико понял.
      — Ага, — сказал Нико. — А ты бы не могла с ним поговорить?
      — Терпеть не могу с ним говорить. О чем?
      — Чтобы Бранта освободили.
      — А, ты об этом. Вообще-то можно было бы, как-нибудь. Но он очень упрямый.
      — Все равно, надо с ним говорить. Лучше бы сегодня.
      Лукреция нахмурилась.
      — Может завтра или послезавтра? Смотри, какой день хороший.
      — Нет, — сказал Нико. — Сегодня.
      — Ну вот. Как всегда, меня используют. Ничем ты от других не отличаешься.
      — Отличаюсь, — сказал Нико. — На свете не так много особей, закончивших школу драконоборцев и участвовавших в войнах. А Брант — мой друг, и я обязан ему помочь.
      — Хорошо, — сказала она. — Мы сейчас поедем, и я с ним поговорю. С моим отцом. Но за это ты должен будешь кое-что для меня сделать.
      — Ты же знаешь, я для тебя на все готов.
      — Ты должен будешь пойти со мной сегодня на одну вечеринку. Там будут почти все мои бывшие любовники, которые меня бросили. Чтобы они видели. Понял?
      — Ну, конечно.
      Нико подумал, что будет прекрасный случай подраться и показать, на что он способен.
      Лукреция велела кучеру ехать в ратушу. Нико, перебирая в памяти события, зазевался и чуть не забыл подать ей руку, чтобы она села в карету, за что и был награжден злобным взглядом, на который он по обыкновению не обратил внимания.
      Когда карета остановилась у ратуши, Лукреция сказала:
      — Но ты запомни. Если ничего не получится, ты все равно ведешь меня на эту вечеринку.
      — Раз обещал, значит, так и будет. Ниверийские воины — люди слова.
      Пока она отсутствовала, Нико произнес перед кучером монолог о современной драматургии, о том, как сегодняшние драматурги любят пользоваться заготовками, натасканными из старых пьес и тысячу раз апробированными публикой, и как невежественна публика, которая этого всего не замечает. Кучер ничего не понял и решил, что новый любовник Лукреции просто очень скучный человек.
      Через полчаса Лукреция вышла из здания с непроницаемым лицом. Нико помог ей влезть в карету.
      — Ну? — спросил он.
      — Может, ты как-то проявишь, ну, не знаю, уважение какое-то? Дашь мне понять, что ты со мной не потому, что меня можно использовать в твоих делах?
      — Это как?
      — Тебе лучше знать. Но один поцелуй, думаю, дела не испортит.
      Нико поцеловал ее.
      — Не так. Нужен настоящий поцелуй.
      Нико поцеловал ее длинно. Она прижалась к нему и некоторое время они целовались. Наконец удовлетворенная степенью уважения к ней, Лукреция отстранилась и сказала:
      — Ничего не вышло. Я это предвидела, как ты помнишь. Он очень упрямый.
      — А ты хорошо его просила?
      — Что же мне, нож ему к горлу приставлять?
      — Ты все это время его упрашивала?
      — Ну да.
      По абсолютной непререкаемости ответа Нико понял, что она врет. Женщин он знал лучше, чем мужчин.
      — Ладно, — сказал он.
      — Теперь, конечно, ты никуда со мной не пойдешь, ни на какие вечеринки. Ведь так? Скажи, так?
      — Почему же, — возразил Нико. — Обещал, значит сделаю.
      Они заехали к ней домой, где Лукреция переоделась сама и, поперебирав вещи сбежавшего мужа, заставила Нико облачиться в темные вечерние тона. Оглядев себя в зеркале, Нико решил, что выглядит он очень здорово в этих тряпках.
      Вечеринка проходила в особняке таких размеров, что его запросто можно было спутать с дворцом. Везде горели свечи и лампы, отражаясь в белом мраморе. В каждой второй зале играли музыканты. Слуги разносили на серебряных подносах стеклянные рюмки с вином. Нико никогда раньше не видел стеклянных рюмок и в короткое время, просто из любопытства, воспользовался тремя. С четвертой в руке, ведя Лукрецию через залу, он остановился полюбоваться старинным двуручным мечом, висящим в виде украшения на стене.
      Триумфальная улыбка светилась на лице Лукреции. Многие из гостей засматривались на эффектную пару — камзол был так искусно сшит, что плечи Нико не казались узкими, а толстая платформа на одном из туфель скрывала хромоту Лукреции, и вдвоем они выглядели очень даже импозантно. Нико был на голову выше любого эльфа, и бледная, по местным стандартам, кожа лица и рук его придавала ему вид романтической загадочности. У высоких мужчин степень чистоты волос менее заметна, и шатенистые локоны Нико тоже произвели впечатление на окружающих. Некоторые эльфихи пытались втихаря строить ему глазки, но всегда смущались, наткнувшись взглядом на холодную триумфальную улыбку его спутницы.
      А потом был скромный ужин на пятьдесят персон. Слуги быстро, почти незаметно втащили в залу длинный стол, и также почти незаметно и оперативно его сервировали. Было много разговоров, ни один из которых не заинтересовал Нико. Съев кусок летавшей в небе и убитой этим утром утки, закусив седлом барашка и паштетом, он залил все это большим кубком вина, и на этот раз, соединившись с первой, до-трапезной дозой, и поощряемое обильной жирной пищей, вино ударило ему в голову. Нико встал, качнулся, извинился изыскано и нарочито подчеркнуто, отошел от стола и сделал то, что хотел сделать с того момента, как впервые оказался в этой зале — снял, удачно ухватив, двуручный меч со стены.
      Меч был тяжелый, гораздо тяжелее любого оружия, которое Нико когда-либо держал в руках, но Нико не показал виду. Настоящий воин не обращает внимания на мелкие трудности и никому не позволит даже заподозрить, что трудности есть.
      Тишина в зале стала абсолютной. Все взгляды были устремлены на Нико.
      — Неплохое оружие, — сказал Нико, поводя мечом из стороны в сторону и делая тренировочный выпад. — Не ниверийской плавки, конечно, но неплохое.
      Он положил клинок плашмя себя на плечо и, разбежавшись, запрыгнул на стол. Он едва не упал, но скрыл это, сделав вид, что припадает на одно колено и это просто один из старых ниверийских приемов, когда имеешь дело с двуручным мечом.
      — Все мне нравится в этом городе, — возвестил Нико, выпрямляясь и шествуя по столу, отодвигая ногами блюда и вазы, что стояли у него на пути. — Только население мне не нравится. Какие-то вы, эльфы, неприятные, все до одного. Что мужчины, что женщины. Тяжело настоящему ниверийцу в городе, названия которого я не знаю и даже, простите меня за ниверийскую прямоту, знать не хочу!
      Он поставил меч вертикально, острием в стол, положил руки на эфес — гордая поза древних ниверийских рыцарей, в его представлении — и презрительно оглядел присутствующих.
      — Ибо что же это за порядки такие, пеньки вы обгорелые, ежели человек только в город приехал, а его сразу в тюрьму! И хозяин таверны, мерзавец, темнит что-то! И Петич… Нет, Петич не отсюда… И эта сука… вот эта вот! — он указал острием, какая сука, и Лютеция рывком отодвинулась от стола вместе с креслом. — Говорит, что все ее используют. Не знаю. Вы бы мне рассказали, которые все, как ее, суку, можно использовать? А? Ежели и на улице, и в постели она всегда думает только о себе? А? А?!
      — Ты… — сказала Лукреция.
      — А?! — заорал Нико. — Что? Ты что-то сказала, мерзавка?!
      Он замахнулся на нее мечом. Гости ахнули и синхронно отодвинулись от стола. Нико презрительно улыбнулся, крутанулся на месте, прошел печатным шагом по столу, спрыгнул с торца, приблизился к открытому окну, вскочил на подоконник и, зацепив мечом одну из створок и разбив в ней стекло, спрыгнул в сад. Обогнув особняк, он вышел на улицу и замаршировал куда глаза глядят, иногда поводя мечом из стороны в сторону и делая тренировочные выпады. Прохожие шарахались.
      Как всегда, его влекло к окраине. Не часто мог он точно определить, где север, где запад, созвездий не знал, не был абсолютно уверен, что солнце встает на востоке, а хоть бы и вставало именно там — связь этого факта с розой ветров Нико все равно не улавливал. Но где находится окраина никогда не было для него загадкой. Возможно, это объяснялось тем, что если человек, особенно настоящий нивериец, находится в городе и идет в любом направлении по прямой, рано или поздно на окраину он попадет.
      Дорогу преградила река. Моста не было, а плавать Нико не умел, поэтому он просто пошел вдоль реки, справедливо рассчитывая, что найдет либо мост, либо сразу окраину.
      Миновав здание тюрьмы, Нико вышел к какому-то скверу с тремя фонарями и фонтаном. Пересекая сквер, он услышал позади грубый голос:
      — Эй! Ты куда это! А ну стой!
      Нико посчитал окрик невежливым и не остановился. За ним побежали. Он взмахнул мечом и повернулся на сто восемьдесят градусов. Двое преследователей, оказавшись охранниками, вытащили мечи, но не решались напасть — двуручное оружие Нико было в полтора раза длиннее их жалких эльфовых клинков.
      — Ну, чего надо? — грубо спросил Нико.
      — Не положено. Бросай оружие.
      — Ничего не выйдет, — сказал Нико. — Я вам не Брант. Меня вы в тюрьму просто так не упрячете, эльфы буромордые.
      Он присел и поднял меч горизонтально до уровня глаз. Стало тяжело, и Нико пришлось опустить меч, чтобы дать рукам отдохнуть. В этот момент один из стражей порядка изловчился и наступил на царапающее землю лезвие ногой. Нико выпустил рукоять. Стражи облегченно замахнулись на него мечами и почти одновременно упали, оглушенные двумя короткими ударами сзади.
      — Пойдем, — сказал Брант. — Дело есть.
      — Брант! — обрадовался Нико. — Как хорошо, что ты сбежал! Я искал тюрьму, шел тебя освобождать. А тут ты зря вмешался. Я выпустил меч, чтобы ввести этих дураков в заблуждение. Они бы на меня кинулись, тут и был бы конец их мерзким жизням.
      — Где это ты такой кладенец себе выискал? — осведомился Брант. — Может, лучше оставить его здесь, а то он внимание привлекает?
      — Не могу я его оставить, — сказал Нико, подбирая меч. — Это мой трофей. Отнял у эльфов. На меня напали, не знаю, человек десять сразу. Трусы. Ну и нравы у них тут. Ну я их быстро успокоил. Куда идем?
      — А вон видишь здание справа? Нарочито асимметричное? Зодчий — кретин, такое здание долго не простоит. Вот туда и идем.
      Над входом в Дурку висел огромный транспорант, изображавший волосатого слона. За платежным прилавком помещалась красивая толстая эльфиха средних лет.
      — Цены сегодня повышенные, — предупредила она приятным меццо. — Год Мамонта на носу.
      — Нам нужно видеть особей Дюка, — объяснил Брант. — Это очень срочно. Нам необходимо им кое-что передать.
      — Вы от Клиффа? — спросила дама рассеянно, смотря на Нико.
      Брант усмехнулся.
      — Мы разве похожи на особей Клиффа?
      — Это ничего не значит, — заметила дама также рассеянно, и лучезарно улыбнулась. — Впрочем, я могу дать вам адрес.
      — Не надо, — сказал Брант. — Мы хотим видеть особей Дюка, которые здесь, в нижнем помещении.
      — Здесь нет нижнего помещения. Друг ваш тоже хочет видеть особей Дюка?
      Нико стоял, положив руки на эфес, в позе древнего рыцаря.
      Дама повернулась к нему и просияла.
      — Хотите? Видеть хотите?
      — На это я вам скажу две вещи, госпожа моя, — изрек Нико и опустил голову, погрузившись в мысли.
      Дама засмеялась ласково.
      — Ладно, — сказала она. — Сегодня все равно клиентов нет. Я сейчас запру заведение. Вы пойдете к особям Дюка. А друг ваш подождет вас здесь, под моим присмотром.
      Брант скосил глаза на Нико, а потом перевел взгляд на даму. Не расскажи ему Клифф про кубики и порошок, он бы решил, что заведение — обыкновенный публичный дом.
      — Иди, иди, — сказал Нико. — Драконов там нет, я тебе пока что не нужен.
      Оставлять Нико одного Брант давно уже не боялся. Нико принадлежал к категории редких людей, которых охраняет сама судьба и, возможно, случись неожиданно Всемирный Потоп, Нико не понадобился бы даже ковчег, чтобы уцелеть — сразу после потопа он лежал бы где-нибудь под деревом, невредимый и не очень голодный, и рассуждал бы на отвлеченные темы. Возможно Создатель, задумывая безалаберного Нико, пожалел его и наделил подсознательным умением нейтрализовывать непредсказуемые ситуации с помощью собственной непредсказуемости. Так, во всяком случае, думал Брант. А Нико по этому поводу вообще ничего не думал.
      Приемщица задвинула засов главного входа, открыла овин, вытащила из него кувшин с вином и два стеклянных стакана, поставила все это на платежный прилавок, и кивком указала Бранту на небольшую дверь в углу. Брант снова посмотрел на Нико, и Нико ему подмигнул.
      — Скоро вернусь, — сказал Брант.
      Дама хмыкнула.
      За дверью оказалась винтовая лестница, ведущая вниз. Света было мало, и непонятно было, откуда он, свет, поступает. Некоторое время Брант стоял на лестнице, обдумывая положение, а затем вернулся в приемную. Дама и Нико стояли у платежного прилавка близко друг к другу и пили вино.
      — Я не помешаю, мне только факел нужен, — сказал Брант, снимая один из факелов со стены. Дама недовольно на него посмотрела, а Нико опять подмигнул.
      Лестница оказалась длинной. Виток за витком спускался Брант в подземелье, считая ступени. Когда она наконец кончилась, Брант покачал головой. По его подсчетам, нижний уровень находился на глубине около семидесяти футов. Обычным подвалом не назовешь. Брант вступил в узкий коридор, который вскоре начал петлять — не коридор, но тоннель какой-то, ни одной двери. Брант считал шаги, определяя градусы поворотов, строил в уме треугольники и прикидывал длину гипотенузы. На расстоянии примерно одной мили от винтовой лестницы коридор кончился. Брант очутился в огромном зале. Помимо факела в руке Бранта, освещения не было. Брант шагнул вперед и сразу увидел на цементном полу человеческий скелет. И еще один. И еще.
      Отступать не хотелось. Брант, обливаясь холодным потом, зашагал через залу напрямик. Чьи это были скелеты, он не знал — может, особей Дюка, может неудачливых контрабандистов, может, дюковых конкурентов. У Бранта не было с собой ни меча, ни кинжала. Хоть бы нож захватил в таверне, подумал он мрачно. Вот Рита говорит, что я дурак и, наверное, так оно и есть. Иду неизвестно куда, неизвестно зачем. Внутренний лаз, видите ли, а на другом конце естественно ждет уже радушный Волшебник, стол накрыт, глендисы дымятся. Фрику хотите от заклятья освободить? Извольте, извольте, рад вам услужить, я уж давно вас тут жду, извелся весь.
      Вообще странно мы, люди, устроены, подумал он, чуть не наступив на очередной череп. Чего-то все время делаем, что-то получается, а что-то нет, и совершенно неизвестно почему, и при этом отношение к Создателю — как к въедливым родителям, мол, без вас разберемся, нам лучше знать.
      Вот нашел я — и Вантит, и кентавра Хевронлинга, мудрость коего я оцениваю задним числом, и ведьму видел, и с драконом дрался, и все получилось, хотя объяснений этому, почему получилось, нет никаких. И вот я топаю себе через темную залу с костями, надеясь, что скоро будет лаз, а откуда мне знать, что этот внутренний лаз вообще существует? Потому, что мне Клифф так сказал? Я тоже много чего ему сказал, и он тоже всему поверил.
      В конце зала зиял проем. Когда-то здесь висела дверь, теперь остались только петли. Брант прошел насквозь и оказался в следующем зале. Слева по ходу был еще один проем, и из этого проема струился свет.
      Брант пошел на свет.
      Помещение оказалось относительно небольшим. Никаких предметов, ни костей, ни мебели, ни мусора, в помещении не было. Четыре лампы, привинченные к стенам, ненавязчиво и уютно горели, освещая пол, потолок, стены, и две двери, а посреди помещения сидела скрестив ноги и грустно смотря на широкое блюдо с хрюмпелями огромная жутковатая данность. Хрюмпели были явно несвежие. Данность подняла голову и посмотрела на Бранта. Бранта передернуло.
      — Не бойся, — сказала данность. — Я тебя не сразу съем. Поговорить надо сначала, а то мне тут не с кем. Раз в год кто-то сунется — и то благо. Хочешь хрюмпель?
      — Меня зовут Брант, и я против того, чтобы меня тут ели, — сказал Брант.
      — А наше с тобой мнение никого не интересует, — сказала данность. — Сказано, да будет съеден. Вот и будешь съеден.
      — Кем это сказано? — спросил Брант.
      Бежать надо. Добежать до винтовой лестницы, зайти в Дурку, взять двуручный меч у Нико, и вернуться сюда, и тогда мы точно выясним, кто будет съеден, а кто нет. Он оглянулся.
      — Ой не беги, — сказала данность, качая головой. — Ой догоню, ой хуже будет. Бегущего вменяется есть живьем. Пока бежит.
      — Кем вменяется?
      — Инструкциями.
      — Кто же это такие инструкции составляет?
      — А вот! — данность переместилась и вытащила у себя из-под зада толстенный фолиант. — Делать нечего, так я на досуге читаю, читаю. Тут много разного. — Данность открыла фолиант и полистала страницы. — К примеру, вот. «А ежели ему лень в обход двигаться, а возжелал он пути легкого да скорого, то никчемен он и пуст». Это про тебя. Захотелось тебе в Замок, значит, так надо было — котомку на плечо, и шагай себе, ать-два. А ты сюда пришел.
      — У меня время ограничено, — сказал Брант.
      — Ой не ври.
      — Честно.
      — Ничего не знаю, — отрезала данность. — Время, время. Все нынче время экономят. А вот еще. «Ежели Инструкциям не следует он, и что велят ему делать не делает, а токмо ради утешения своего ничтожного разговоры разговаривает, то будет он наказан жестоко, как и подобает ему». Это про меня.
      — Но сам Волшебник ведь ходит этим ходом? Лазом?
      Помолчали.
      — Ходит, — сказала данность нехотя. — И никак я его поймать не могу, больно верткий.
      — Так это он писал Инструкции?
      — Нет.
      — А кто же?
      — Никто. Инструкции всегда были.
      Все у них тут берется неизвестно откуда, подумал Брант. Например, почти весь город кирпичный, но что-то я не видел ни одного кирпичного завода. И никому нет дела.
      — Слушай, — сказал он. — Может, не будешь меня есть, а? Мне правда очень нужно к Волшебнику. А там, — он указал рукой, — меня Нико дожидается, так он, если его надолго одного оставить, обязательно в какую-нибудь историю влипнет.
      — Нико? Какой Нико?
      — Друг у меня есть такой.
      — Великий Нико?
      Брант уже слышал это словосочетание раньше.
      — Не просто великий, — сказал он. — Грандиозный. Колоссальный прямо-таки Нико.
      — Это совсем другое дело! — сказала данность восхищенным басом. — Что же ты раньше не сказал?
      — Случая не было.
      — Тогда, конечно же, иди к Волшебнику, к волхву, ко всем чертям, и вообще куда хочешь! Ну! Избавитель наш явился! Скоро, скоро выйду я на белый свет! О! Оно, по моим расчетам, на тридцать лет раньше получается, ну так я об этом убиваться не буду, не на того напали!
      — На тридцать? — спросил Брант, не очень понимая, но чувствуя некоторое облегчение.
      — Где-то так. Вот, посчитай сам. — Данность полистала Инструкции. — «А через два раза по двенадцать лет, и еще через семь, от Года Мамонта считая, придет Нико Великий и отпустит на свободу тех, кто в рабстве». — Данность радостно оскалилась, обнажая несколько рядов огромных и острых как кинжалы зубов и клыков. — «И станет у двери, а друг его с факелом пойдет далее.» Вот! — Заорала данность. — Он там, у двери! А ты вот, и вот факел, и иди себе далее, и плевал я на остальные Инструкции! Всех Инструкций все равно не выполнишь, их специально штук двадцать лишних дают, чтобы было потом, к чему придраться! Как тебя зовут, бишь, заморыш?
      — Брант.
      — Брант, друг ты мой, никогда не забуду! Никогда! Иди! Иди далее! Вон та дверь, слева, туда не ходи, там яма с саблезубыми тиграми, я их подкармливаю иногда особями корыстными, а вон та справа, туда тебе как раз и надо, понял? Иди! Иди!
      Брант с опаской обошел данность и приблизился к двери справа.
      — А эта… — начал он.
      — Иди, ой иди, а то ведь передумаю, ой беда тебе выйдет, — сказала данность.
      Брант толкнул дверь.
      Свет ударил в глаза. На мгновение Брант зажмурился. Вокруг была долина, напоминающая пограничье Ниверии и Славии, в местах, где сорок лет существовала Колония Бронти, а прямо перед ним высился огромный замок, сложенный, как с удивлением понял Брант, подходя, одновременно из кирпичей, базальта, известняка, мрамора, и гранита. Подъемный мост через ров находился в опущенном состоянии, а решетчатые ворота были подняты. Все это выглядело красиво, но как-то бездушно, не было здесь ни каприза, ни величия.
      Брант потушил факел и бросил его на траву.
      Перейдя мост, он спокойным шагом проследовал в замок. Уверенность, что ничто его больше не остановит, появилась сразу после выхода из лаза, и с тех пор выросла, заполнив собой всю Вселенную. На пути было много счастливых совпадений, и были трудные моменты, но присутствовала во всем этом непонятная, но прочная логика, ведущая человека к цели. Ураганы, землетрясения, вражеские армии, драконы, ведьмы и волшебники могли сколько угодно ему препятствовать, но не могли нанести ему вреда. Он шел сюда драться за любовь, и он победил. Как бы ни повел себя теперь Волшебник, он заставит его снять заклятие. У Волшебника не будет выбора.
      Он пересекал одну залу с рвущимися ввысь сводами за другой. Мускулы работали в строгом ритме, ноги пружинили. Переполненному энергией, ему казалось, что стоит положить ладонь на стену Замка и слегка надавить, как стена рухнет. И на ее месте он в полторы, максимум две недели, соберет новую с капризом и величием.
      То, что случилось дальше, заняло так мало времени, что Брант не успел ни осознать, ни почувствовать ничего. Вообще ничего. Его схватили сзади и в следующее мгновение он был уже прикован железными кольцами к стене. Невозможно было двинуть ни рукой, ни ногой. Голову сдавливал стальной обруч.
      Брант крикнул, и крик его эхом прокатился по залу. Никто не откликнулся. В зале вообще никого не было. Возможно, весь Замок был пуст. Кто знает.
      Все же Брант решил, что раз его приковали, скоро с ним придут говорить. Кто-нибудь. Иначе зачем же было приковывать.
      Прошел час, а потом второй, но никто не приходил. Логика похода, симпатизировавшая Бранту, завершилась.

* * *

      Красивая толстая эльфиха располагала в Дурке богато обставленными апартаментами. Ее округлые мягкие формы и лучезарная улыбка так возбудили Нико, что он даже забыл на какое-то время о непочатых кувшинах с вином. Простыни были чистые, пуховая перина нежная, и было в спальне тепло, даже жарко. Нико и эльфиха бодрствовали всю ночь и все утро, и даже когда она, уставшая и очень томная просила его дать ей поспать, он не послушался. Он не припоминал случая, когда ему было так хорошо с женщиной. К полудню, сам уставший и еле двигающий конечностями, он оставил даму свою в покое и спустился вниз подобрать одежду. Одевшись, он решил, что немного погуляет, а потом вернется. Отодвинув засов, он вышел из Дурки.
      Светило теплое полуденное солнце. Дверь за Нико закрылась. Он присел на ступеньки, облокотился спиной на дверь, и подумал, что немного посидит и отдохнет, а уж потом пойдет гулять, и сразу уснул.
      Когда он проснулся, обнаружилось, что он лежит, свернувшись, на крыльце, а солнце стоит низко. Нико встал, потянулся, и насторожился.
      Город эльфов был подозрительно тих. Скоро вечер, пора бы им выходить на улицы. И почему не мотаются туда-сюда их дурацкие кареты?
      Карет на улице не было. Вообще.
      Река текла по левую руку, следовательно, центр был по правую. Наверное. Нико соскочил с крыльца и замаршировал, наклоняя торс вперед, к центру.
      Ни одного пешехода. Ни одной кареты. Лавки и таверны пусты. Город не был брошен — не было характерной плесени на булыжнике, стекла домов отражали голубизну неба, мусор был обыкновенным вчерашним мусором, а не первым слоем археологической пыли. Но даже птицы не летали над домами.
      Нико испугался и пошел быстрее. Центр города, с бульваром и Замком Науки, был тот же — но недвижный и тихий. Нико постучался в наугад выбранный особняк. Толкнул дверь — она открылась. Зашел. Дом был пуст, и чтобы в этом удостовериться, не нужно было подниматься в спальни или спускаться в погреб. Дом был равнодушен к Нико. Нежилые дома не реагируют на нежданных гостей.
      Нико прошел по пустому бульвару несколько кварталов. Стояло полное безветрие — листья на деревьях не шевелились. Он свернул с бульвара и снова направился к окраине.
      Он пытался напевать в такт шагам, но у него ничего не вышло. Он побежал, но не смог долго выдержать непрерывный бег — не хватало подготовки и привычки, и сказывалось выпитое за последние годы. Он снова перешел на шаг. Он несколько раз крикнул «Ого-го!», чтобы услышать эхо, но даже эхо покинуло город.
      У реки он свернул, как вчера ночью, налево, пересек знакомый сквер с фонтаном, и снова вышел к Дурке. Он толкнул входную дверь и бегом рванулся в апартаменты гостеприимной эльфихи — они были пусты. Он прекрасно помнил ее запах — он кинулся в спальню и припал лицом к простыням. Он узнал запах собственной кожи, но запаха эльфихи не ощутил. Он потрогал и понюхал подушки. Тоже нет. И подушки были холодные.
      Он снова спустился вниз и открыл дверь, через которую давеча ушел Брант. Из подземелья не пахло даже сыростью.
      Нико вышел на воздух и присел на крыльцо. Он осознал наконец, что жители города исчезли для него навсегда — и подлый хозяин таверны, и Лукреция, и дураки и дуры на вечеринке, и чудики, пришедшие послушать лекцию о Синтезации, и полная красивая любвеобильная эльфиха, с которой он только что провел удивительную ночь, и даже Брант. Даже Брант! Нико осознал, что ни эльфихи, ни Бранта больше не будет. Он не понимал, откуда у него эта уверенность, но всем своим существом ощутил, что это так. За ощущением пришло понимание. Он один.
      А город молчал. Город не собирался ни одобрять, ни осуждать Нико. Город без людей был к Нико и его мыслям совершенно равнодушен.
      Тогда Нико прислонил голову к каменному уступу у двери и заплакал.

* * *

      Брант не имел понятия, сколько часов он провел, прикованный к стене. Понимание, что ни над чем он не властен, пришло и ушло, и сменилось апатией, а апатия горечью и тоской по Фрике. Он мог, наверное, спрятать ее где-нибудь в Астафии. Спрятать и никого к ней не пускать. Сторожить вход. Или действительно пойти и проломить Фалкону череп. Мог, но не захотел. Вместо этого он пустился в опасную и совершенно бессмысленную авантюру. И что же? Получил по заслугам. Загордился — и вот стоит, прижатый стальными кольцами. А враг все не появляется. А зачем ему появляться? Он, поди, и врагом-то Бранта не считает! Так, мелкая букашка, назойливая. Может, и до букашки время дойдет, а может и нет — какая разница.
      Раздались шаги. Брант поводил глазами по зале. Никого, вроде, не было, а шаги раздавались все ближе.
      Волшебник появился перед Брантом как-то сразу, плавно но очень быстро материализуясь из воздуха. Это было невежливо, но кто же в Стране Вантит думает о вежливости?
      Брант смотрел на Волшебника, а Волшебник смотрел на Бранта.
      — Деньги есть? — спросил Волшебник.
      Брант ожидал чего угодно, только не этого.
      — Деньги? — В горле было сухо. Он откашлялся. — Деньги?
      — Да. Деньги.
      — Один золотой где-то был, — сказал Брант.
      Волшебник чуть повернул голову, и Брант почувствовал, что правая рука свободна. Она не затекла — затекло все тело. Он поводил плечом и рукой.
      — Давай сюда, — сказал Волшебник.
      — Зачем?
      — Не твое дело.
      Брант пощупал рукой правый карман. Пусто. Он потянулся к левому и долго и неудобно выдирал из него монету. Волшебник протянул руку.
      — Золото, — сказал он задумчиво. — Великая вещь. — Он повертел монетой перед носом Бранта. — Знаешь, сколько всего заключено в одной монете, а? — Он пригляделся к монете сам и улыбнулся. — За эту вот монету, именно за эту, несколько человек погибло. Она была как раз в мешке, за который они дрались. Там были другие монеты тоже, каждая со своей историей. Эта же монета участвовала в девяти сделках — девять женщин продали за нее свое тело, и только две из них были профессиональными проститутками, а почти все остальные были уважаемые девушки, ставшие в результате сделки уважаемыми дамами. Какой-то делец продал целиком свою душу, и эта монета участвовала в торгах. И кто-то властолюбивый забрал себе эту монету после того, как разделался с ее предыдущим хозяином, свел старые счеты. Двадцать шесть нищих с вожделением смотрели на эту монету, но так ее и не получили. Кто-то заплатил ею за пачку чужих писем. Кто-то пожалел ее и не купил на нее своему ребенку игрушку, ибо солидное счастье обладать монетой показалось родителю более важным, чем мимолетное счастье ребенка. А ведь эта монета относительно молода. Я собираю монеты. Покупательная их способность мне не нужна. Мне нужны души и чувства людей, связанные с монетами. Чем больше этих чувств, тем сильнее моя власть над реальностью. Ты зачем сюда пришел?