Тайни выволок Бранта, с трудом удерживающегося в реальности, если вообще город эльфов можно было считать реальностью, на улицу. Посмотрев по сторонам, эльф заметил на одном из углов троих в белых камзолах.
      — Эй! — крикнул он. — Охрана! Эй!
      Стражи порядка приблизились.
      — Вот, — сказал Тайни. — Заходил, буянил, повалил лампу, всех пугает.
      Бранта взяли под руки и повели, а Тайни вернулся в таверну.
      Брант подумал, что это только кажется, что здесь никто не обращает внимания на чужеродных-приезжих. Сволочь хозяин наверняка все просчитал, и, возможно, даже с охраной поделился, не зря же они так удачно на углу околачивались.
      Сил еле хватало на то, чтобы идти в ногу со стражей. О сопротивлении было глупо даже думать. Его втолкнули в карету. Двое стражей сели с ним, третий вскочил на облучок.
      Его подвезли к внушительному прямоугольному зданию, стоящему у реки на окраине, с решетками на окнах. После долгой волокиты, во время которой разных видов эльфы-клерки заполняли какие-то бумаги и задавали несуразные вопросы друг другу, Бранта определили в камеру на третьем этаже, с двумя откидывающимися к стене, если надо, деревянными полками на цепях, заменяющими кровати.
      В камере уже присутствовал еще один ее обитатель — толстый мрачный эльф средних лет.
      Как только стражники вышли и заперли дверь, Брант подошел к окну и потрогал решетку. Пять железных прутов, каждый толщиной в руку, прочно сидели в кладке.
      — Ты кто? — осведомился эльф.
      Не отвечая, Брант передвинулся к откидывающейся кровати и потрогал цепи. Прочные. Даже если удасться один конец выдрать из дерева, второй конец из стены не выдерешь.
      — Э, — сказал эльф. — Ты! Ты кто?
      — Я кондитер, — объяснил Брант. — Специалист по пряникам и атасам. Хотел попробовать местный атас, а меня сзади по башке. Ну и нравы.
      Эльф некоторое время обдумывал сказанное.
      — А за что тебя сюда? — спросил он.
      — Вот за все тоже самое.
      Эльф выдержал еще одну паузу.
      — А зовут тебя как?
      — Петер, — ответил Брант. — А тебя?
      — Клифф. А не замышляешь ли ты чего-нибудь против правительства, Петер?
      — Нет.
      — А против общества?
      — Тоже нет.
      — А против традиций?
      — Нет.
      — Вот и хорошо.
      Клифф удовлетворенно лег на полку ближе к окну, закинул руки за голову, и замолчал.
      Брант осмотрел кованую дверь.
      Побеги из тюрьмы делятся на две категории — с задействованием персонала и без. Вторая категория не подходила — на перепиливание одного из прутьев решетки, продалбливание дыры в стене или в полу, подпиливание дверных петель ушли бы годы. Оставалась первая категория.
      План такой. Сперва надо подлечиться и набраться сил. Затем следует подождать, пока тюремщик или тюремщики зайдут в камеру. Выключить их всех, переодеться в одежду одного из них, и выходить в коридор и на лестницу. Дальше предстояло импровизировать.
      Брант лег на полку.

* * *

      Нико и Лукреция провели день весело. В Речных Садах взяли напрокат лодку и переместились на продолговатый остров посреди реки, поросший густым лесом. После прогулки они зашли в театр, где Нико начал было объяснять про влияния и течения в драматургии, но Лукреция его перебила и сообщила, что судьба главной героини похожа на ее, Лукреции, судьбу, и судьба второй героини тоже похожа. А судьба третьей героини почти ничего общего с судьбой Лукреции не имела, и об этом Лукреция тоже высказалась несколько раз. После ужина в чистом, дорогом заведении, Нико все-таки решил съездить проведать Бранта, и Лукреция поехала, разумеется, с ним.
      Хозяин таверны сразу узнал Нико.
      — Нет, — сказал он. — После того, как вы вышли, он заехал вещи забрать, и с тех пор не приходил. Я уж и комнату вашу сдать успел.
      Нику это показалось вполне резонным. Лукреция сразу определила, что хозяин врет, но ничего не сказала.
      — Налей-ка нам вина, — сказал Нико. — Самого лучшего.
      Хозяин пошел за вином. В этот момент из соседней комнаты где, как и в некоторых тавернах Кронина, помещалась бильярдная, вышла та самая девушка, которую Нико видел раньше, возможно дочь хозяина. Быстро подойдя к Нико и Лукреции, она скороговоркой отрапортовала:
      — Ваш друг вернулся в одной рубашке, весь избитый. Тайни вывел его на улицу и сдал охранникам. Его отвезли в тюрьму. Это все, что я знаю.
      Она круто повернулась и пошла обратно с намерением игнорировать возможные вопросы. Вопросов не было. Это ее слегка удивило, но она не остановилась.
      — А где здесь тюрьма? — спросил Нико.
      — На окраине, у реки, — ответила Лукреция.
      — Надо его вызволить, — подумал Нико вслух.
      Лукреция ничего не сказала.
      — Есть несколько способов вызволения человека из тюрьмы, — изрек Нико.
      — Да, но давай ты не будешь их все здесь перечислять, — остановила его Лукреция. — Давай сначала выйдем отсюда.
      — Давай.
      Лукреция оставила на стойке золотую монету.

* * *

      Наутро тюремщик принес завтрак — пряные листья в кружке, залитые кипятком, и два атаса. Клифф, поев, пришел в благодушное настроение. Брант решил, что время расспросов наконец-то наступило. Ранее он искал случая поговорить с кем-нибудь из местных по поводу внутреннего лаза. Теперь случай представился.
      — Клифф, ты никогда не слышал о внутреннем лазе?
      — Слышал, — ответил Клифф, сидя на полке и болтая ногами. — А зачем тебе?
      — Просто интересно. Я вот тоже слышал, но мне сказали, что все это сказки. И еще я слышал, что есть такой Волшебник.
      — Есть, — согласился Клифф. — Только все это очень опасно.
      — И все-таки. Ты знаешь, где этот лаз?
      — Знаю. Много наших там полегло. Зайти — заходят, а обратно не возвращаются. Когда-то мы хотели наладить быстрые поставки контрабанды из Замка в Город. А то в обход шесть месяцев идти нужно, и это только туда, а обратно все восемь, поскольку зима. Но ничего не получилось.
      — А что за контрабанда?
      — Да так, мелочи.
      — И все же?
      — Замок очень любит золото. А Город очень любит Дурку.
      — А что это такое — Дурка?
      Клифф недоверчиво посмотрел на Бранта.
      — Шутишь?
      — Нет.
      — Ты не знаешь, что такое Дурка?
      — Нет.
      Клифф пожал плечами.
      — Меня взяли с поличным, — сказал он мрачно. — Прямо из Дурки. Кто-то донес. С тех пор сижу здесь. Приговор — смертная казнь. Но меня не казнят до тех пор, пока я с ними сотрудничаю. Выявляю заговоры против правительства, общества, и традиций. А всего ничего — четверть фунта. Год и два месяца пути. Зимой мерзнешь, летом за тобой гоняются патрули. Мне бы этот лаз. Я вот не верю, что это лаз наших ребят покосил. Это наверняка особи Дюка. Наверняка. Они этот лаз монополизировали, и теперь охраняют.
      — Зачем?
      — Что — зачем?
      — Монополизировали — зачем?
      — Для тех же целей. Это тебе любой ребенок скажет. Если есть лаз, контрабандисты найдутся.
      — Четверть фунта.
      — А?
      — Ты привез четверть фунта, и тебя взяли.
      — Да. Гады.
      — Четверть фунта чего?
      Клифф презрительно посмотрел на Бранта, встал, и прошелся по камере, от двери до окна и обратно.
      — Сволочи, — сказал он. — Замену мне готовят. Негодяи неблагодарные.
      — А?
      — Подослали тебя ко мне. Думаешь, я сразу не понял? Еще как понял. У меня большой опыт. Как только ты вошел, я сразу догадался. И твои дешевые трюки, типа, ты примериваешься, как бы отсюда сбежать — такая неумелая показуха, такая туфта! Надоел я им, стало быть. Ну, что ж, я так и предполагал. Три года здесь мыкаюсь, пора и честь знать.
      Он продолжал жаловаться и злиться. Брант напряженно думал.
      — Ну вот что, — сказал Брант резким тоном. — Поговорил, и хватит. Хлебало свое закрой, теперь моя очередь.
      Клифф сразу сник и сел, ссутулившись, на полку.
      — Охрана порядка бывает разных категорий, — наставительно сказал Брант, вставая перед Клиффом, поднимая одну ногу и ставя подошву на ребро полки, рядом с бедром Клифа. Несмотря на то, что нога была босая, она произвела на Клиффа должное впечатление. Он еще больше съежился и не посмел отодвинуться.
      — Есть категории низшая и средняя. Их ты видишь каждый день на улице и здесь. А есть категория высшая. Тайная. Совсем тайная. Мы — воины на тайной войне, которая ведется постоянно. Мы не раскрываем заговоры — мы пресекаем их на корню. Мы не сражаемся в чистом поле среди бела дня, не лезем толпой под арбалетный залп. Мы сражаемся на улицах, в темноте. У нас свое командование, свои законы, свои устои и приемы. (И еще мы уходим змейкой, подумал он, но не произнес вслух). Нас не интересуют собственно дела и собственно поступки и преступления. Это не наш профиль, это все — сфера средней и низшей категории. Нас интересуют мысли. И даже не конкретные мысли, но общий образ мышления индивидуумов, на основе которого мы делаем свои выводы и действуем. Ты, Клифф, попал в наше поле зрения. Попавшие в это поле выбора не имеют. Либо ты нам поможешь, либо. Ты понял?
      Клифф кивнул.
      — Мне нужно знать твой образ мыслей, Клифф, — сказал Брант. — Сейчас ты мне все расскажешь. Как ты попал в Замок, как вернулся в Город, что именно ты привез, как тебя взяли, где находится лаз, и кто такой Дюк. Все это мне известно, до мельчайших деталей. Но мне нужно услышать это в твоем изложении, дабы смог я проникнуть в разум твой и взглянуть на мир глазами твоими, о Клифф. Понял ли ты меня, о Клифф?
      — Да, — сказал Клифф и сглотнул слюну.
      — По порядку. Что такое Дурка, Клифф?
      — Ты… вы… не знаете?
      — Я-то знаю, — сказал Брант. — Более того, я знаю даже, что это такое на самом деле, а ты нет. Но меня, как я уж объяснил тебе, не интересуют знания. Меня интересует твое отношение к этим знаниям. Отвечай. Что такое Дурка?
      — Такое заведение.
      — Продолжай.
      — Ну, что ж… Ну, Дурка.
      — Опиши Дурку.
      — Дурку-то? Ну… — Клифф задумался. Привычные понятия оказались трудны в описании. — Ну, стало быть, вход, вышибалы, один на входе, другой в помещении. Заходишь, налево — платежный прилавок, за ним приемщик, направо лестница и комнаты.
      — Дальше.
      — Что дальше?
      — Ты зашел внутрь. Что ты делаешь дальше?
      — Что делаю? Ну…
      — Что ты делаешь, если ты пришел, как посетитель?
      — Ага. Ну, плачу, стало быть, приемщику, он дает кубик, я себе спокойно беру ключ и иду в комнату.
      — Дальше.
      — Ну, что… Ну, захожу, запираю дверь. Свечу гашу, а кубик давлю.
      — Как давишь?
      — В кулаке. Вот так, — Клифф несколько раз сжал и разжал кулак. — Пока он, значит, не засветит.
      — Дальше.
      — Ну, как только он, падла, засветился, кладу его, гадость такую, на пол. И сажусь или ложусь рядом. Тут все и начинается.
      — Что именно начинается?
      — Да все. Всякое. По-разному.
      — Например?
      — Не знаю. Ну, ты, к примеру, большой человек, правитель, расправляешься с врагами. Или баб тебе привели, и все твои. Или например ты орел, летишь себе над лесом, и видишь зайца, и, значит, сверху на него сигаешь.
      — Ладно, оставим это. Сколько стоит удовольствие?
      — Один золотой.
      — Я не об этом спрашиваю, — сказал Брант. — Я и сам знаю, что один золотой. Как ты считаешь — это много или мало?
      — Мало.
      — Почему?
      — Если бы стоило дороже, поставщикам бы больше платили. С другой стороны, если бы стоило дешевле, приходило бы больше народу, больше бы потребляли, и поставщикам, опять же, больше бы платили.
      — Вот, это уже кое-что. Где находится Дурка?
      Клифф недоверчиво посмотрел на Бранта.
      — Там, — сказал он.
      — Словами, пожалуйста.
      — Вдоль реки, две улицы отсюда.
      — А лаз?
      — Чего — лаз?
      — Где находится лаз?
      — Известно где. Сразу под Дуркой, в подвале. Потому я и знаю, что особи Дюка там обосновались.
      — Хорошо. Что именно ты доставляешь из Замка в Город?
      — А…
      — Мне не название нужно, мне нужно понять, как ты думаешь. Опиши, как оно выглядит и как, по-твоему, работает.
      — Выглядит как обычный порошок. Бурый такой, сыпчатый. Кидаешь туда кубик, и он, значит, впитывает. Порошок впитывает.
      — И что же?
      — И заряжается.
      — А потом?
      — Что — потом?
      — Вот ты помял в кулаке заряженный кубик. Что происходит потом?
      — Ну, видения. Ощущения.
      — Я не об этом. Откуда возникают видения?
      — Из кубика.
      — Дурак, — сказал Брант, качая головой.
      — А разве нет?
      — Нет, конечно. Но это не важно. Важно, что ты об этом думаешь. Теперь я это знаю. Понял, как мы работаем? Ладно. Сколько тебе платят за порошок?
      — Один золотой за унцию.
      — Как долго работает заряженный кубик, как ты думаешь?
      — Пять или шесть раз.
      — Какова продолжительность каждого сеанса?
      — Сеанса?
      — Ты подавил кубик и он, якобы, заработал. Сколько он будет работать?
      — Час.
      Брант улыбнулся и снова покачал головой.
      — Дольше? — спросил Клифф, изображая подобострастие.
      — Тупой народ, — сказал Брант, усмехаясь. — Кубик вообще не работает, ни час, ни четверть часа, нисколько.
      — А что работает? Порошок?
      — Порошок имеет значение, но не такое, как ты думаешь.
      — Так что же работает?
      — Не твое дело. Хорошо, ты едешь в Замок, или идешь. И там приобретаешь порошок. У кого?
      — Как это — у кого?
      Брант пожал плечами и развел руками.
      — Каким образом у тебя появляется порошок?
      — Я его выкапываю, естественно. В окрестностях Замка. Там много.
      — А кто его туда закапывает?
      — А его закапывают?
      Брант рассмеялся.
      — Наивные какие все, — сказал он. — А еще контрабандисты.
      Он убрал начавшую затекать ногу с полки Клиффа и подошел к окну. Стало быть лаз под Дуркой, а Дурка в двух кварталах, у реки. Дело за малым — сбежать, найти Нико… или не искать, пусть здесь подождет, если не может выполнить элементарную просьбу и остаться в таверне до прихода друга!.. и попробовать использовать лаз, выйти к Замку, и найти там Волшебника. После чего нужно будет найти… эта… внешний лаз… наверное, именно так он и называется. Вернуться в Астафию. Увидеть Фрику. Выкрасть ее из дворца и увезти на юг, к морю, там построить виллу с лесенкой до самого прибоя, и жить себе в свое удовольствие, и так далее.
      Дверь открылась.
      — Эй, — сказал один из стражников. — Ты! К судье.
      Брант подумал, не оказать ли сопротивление, и решил, что рано. Ребра ныли меньше, но голова болела очень.
      Его провели по узкому коридору, спустились на один уровень по лестнице из семнадцати ступенек, каждая семь дюймов высотой, свернули направо, двенадцать шагов, затем налево, восемь, и оказались перед дверью. Брант зашел, и дверь за ним закрыли и заперли.
      В небольшом помещении была еще одна дверь, скамья, стол, и два стула. Окон не было.
      Брант сел на стул и стал ждать. Через четверть часа в помещение вошли два эльфа, один в обычном камзоле, в руках перо, чернильница, и стопка бумаг, другой в мантии. Эльф в камзоле примостился на краю скамьи, а второй, солидный, в мантии, сел напротив Бранта, глядя на него через стол.
      — Ну-с, я судья, — сказал эльф в мантии. — Разбирается дело о… о чем дело?
      — Нарушение порядка, бунт, повал лампы, — отрапортовал эльф в камзоле.
      — Ну, — судья усмехнулся, — бунт сразу отбросим, это понятно. Нынче всем лепят бунт. Возможно, охране просто это слово нравится. Нарушение и повал — это да, это серьезные обвинения. Ну-с, что я вам могу предложить, молодой человек… без всякой волокиты, вы признаете нарушение сами, и мы будем смотреть на повал сквозь пальцы. Получите свои пятьдесят розог и пойдете домой. Согласны? Конечно, согласны. Пиши, он согласен.
      — Нет, я не согласен, — сказал Брант.
      — Это почему же?
      Брант поводил головой и почувствовал, что она меньше болит. Это было очень кстати. Напрягая правый, а затем левый бицепс, он ощутил прилив сил. Это было нелогично — слишком рано. Возможно, действовало ощущение реальной опасности.
      — Вон скамья, — объяснил Брант. — Для присяжных. И должен быть прокурор, без прокурора нельзя. И защитник.
      Судья недовольно посмотрел сначала на Бранта, а потом на клерка, будто они сговорились сегодня испортить ему настроение.
      — Для присяжных, значит, — сказал он. — Что ж. Я выйду и выпью что-нибудь прохладительное. А вот он, — он кивнул в сторону клерка, — объяснит вам про присяжных.
      Судья поднялся и вышел. Клерк положил письменные принадлежности на скамью, встал, потянулся, и присел на край стола, интимно наклоняясь к Бранту.
      — Что ты, парень, по болоту граблями? — спросил он риторически. — Какой прокурор, какие присяжные? Зачем?
      — Так положено по закону, — парировал Брант, напрягая поочередно мускулы ног.
      — А если бы по закону было положено клопов не бить, ты бы не бил? Ты уверен, что все законы знаешь? Иногда ведь просто подумать полезнее, а? Что будет, если мы сейчас присяжных позовем, судилище тут устроим, прокурора пригласим? На это недели две уйдет. Ты все это время будешь тут торчать и за содержание свое платить. И это еще не все. А ну-ка присяжные тебя на казнь осудят? Ты об этом подумал?
      — Присяжные не выносят приговор, — сказал Брант.
      — А что же они делают, по-твоему?
      — Слушают показания и решают, виновен подсудимый или нет.
      — А кто же выносит приговор?
      — Судья.
      — Ну вот видишь!
      — Но только в том случае, если присяжные нашли подсудимого виновным.
      — Ты уверен?
      — Да.
      — Что-то не так, — сказал клерк, почесывая затылок. — Ну, хорошо, А прокурор?
      — Прокурор предоставляет показания против обвиняемого. Защитник предоставляет показания в защиту обвиняемого.
      — Ну, вот, а я о чем? Сложно-то как все! А потом прокурор будет влиять на мнение присяжных, и защитник будет влиять, но со своей стороны, и суд отменят, и будут набирать новых присяжных.
      — Почему же отменят?
      — Потому что прокурор и защитник повлияли на их мнения.
      — Насколько я знаю, в этом состоит основная обязанность защитника и прокурора, — заметил Брант.
      — Влиять на присяжных?
      — Ну да. А что же им еще делать? В шахматы играть?
      Клерк задумался.
      — Ну хорошо, — сказал он. — Я где-нибудь это посмотрю. В справочнике.
      — В каком еще справочнике! — возмутился Брант. — Есть свод законов!
      — Да? — спросил клерк с сомнением.
      — Совершенно точно, — заверил его Брант.
      — Ну ладно. Свод так свод. Но вот, предположим, пришли присяжные и прокурор. Ты знаешь, какой тебе может выйти приговор в этом случае?
      — Нет.
      — Вот. А так — тебе сказали пятьдесят розог. Некоторые от пятидесяти розог умирают, но ты не умрешь, ты молодой и сильный, только рожа в синяках. А если придут присяжные, они тебя и к смерти могут приговорить.
      — Присяжные не приговаривают. Приговаривает судья.
      — Да. И если ты будешь морочить ему голову месяц, со своими присяжными и прокурорами, он приговорит тебя к казни.
      — За что? За нарушение порядка?
      — Нет. За повал лампы.
      — За повал лампы?
      — Да.
      — Не понимаю. Это что, тяжелое преступление?
      — Ты, парень, с Периферии прибыл, да? — сказал клерк, усмехаясь. — Кентавры да ведьмы? Эх, темнота. Повал лампы приравнивается к поджогу. А за поджог у нас всегда казнили, и сейчас казнят. А так — пятьдесят розог. Ну, давай, не тяни время, соглашайся.
      Клерк был ростом примерно с Бранта, но худее и легче. Шея болит, подумал Брант. Жалко, если ничего не выйдет. Но голова, вроде, не кружится. Надо попробовать.
      — А куда это судья пошел? — спросил он.
      — В столовую. Подождем, пока он доест и допьет, а потом я его позову. Но ты согласен, да?
      — А столовая на первом этаже?
      — На втором.
      — А он всегда без охраны ходит? Непорядок.
      — А зачем ему охрана? — удивился клерк. — Заключенные по лестнице свободно не ходят в этой половине здания.
      — А в столовой?
      — Кто же их в столовую пустит. Охрана есть у меня. За дверью стоят. Чтобы ты не убежал и меня ненароком не прибил, — клерк улыбнулся саркастически.
      — Ладно, тогда так, — сказал Брант. — Чтоб мне был тут суд присяжных. Требую.
      — Не имеешь права требовать.
      — Имею. Посмотри в своде законов.
      Клерк насупился и стал слезать со стола. Брант неожиданно вскочил и хрястнул его по шее ребром ладони.
      Клерк упал торсом на поверхность стола. Брант стащил с него сапоги, штаны, и камзол, жалея, что нет головного убора. Клерк сделал попытку очнуться, и Бранту пришлось ударить его по голове еще не надетым сапогом.
      Штаны и сапоги были впору, зато камзол затрещал и врезался в подмышки. Брант приоткрыл дверь и быстро вышел в коридор. Двое охранников переговаривались и обратили внимание на изменившийся цвет волос и лица клерка не сразу. А потом было поздно — клерк налетел на них и был не очень разборчив в приемах. Один охранник ударился плашмя в стену и завалился, другого Брант сначала уложил на пол и только после этого выключил ударом сапога. Боль и истома прошли по телу пугающей волной, в глазах заискрило, и Брант вынужден был облокотиться о стену и постоять неподвижно несколько мгновений — голова кружилась.
      Сбежав по узкой лестнице на второй этаж, Брант очутился в широком, светлом коридоре. Окна коридора выходили на улицу. Высота показалась Бранту непомерно для его состояния большой. Он наугад выбрал дверь и нырнул в какую-то контору. Три клерка оторвались от бумаг и с удивлением на него посмотрели. Брант не знал, есть ли у тюрьмы второй выход, для персонала, и охраняется ли он, и решил не рисковать. Распахнув окно, он встал на подоконник и соскочил в реку. На его счастье, течение в реке было быстрое, а время сбрасывания утренних отходов закончилось два часа назад. Брант проплыл два квартала по течению, заметил ржавое кольцо, торчащее из наклонной стены набережной, ухватился за него, и вылез по уступам на берег.
      В кармане штанов клерка обнаружены им были четыре золотых с профилем Жигмонда. В одной из наемных комнат ближайшей таверны, хозяин которой получил золотой, Брант снял с себя одежду, выжал ее, и развесил перед камином.

* * *

      Ночь Нико провел у Лукреции. Наутро она опять, ворча, что все ее используют, приготовила вкусный завтрак. Поедая омлет и вытирая время от времени руки о скатерть, Нико обратил внимание на забавного серебряного слоника на каминной полке.
      — Интересный слоник, — сказал он.
      — Да, — откликнулась Лукреция. — Их всего три таких, во всем мире.
      — Здорово. А где ты его купила?
      — Не купила, а украла. На ярмарке.
      — Украла?
      — Раз мир ко мне плохо относится, я имею полное право на компенсацию, — заявила Лукреция надменно.
      — А если бы тебя арестовали?
      — Посмели бы они. Мой отец — глава охраны.
      — Какой охраны?
      — Всей. Городской охраны.
      — Ага, — Нико уважительно кивнул.
      После завтрака Лукреция спросила Нико, бескорыстно проявляя заботу, куда бы он хотел сегодня с нею пойти. Нико, глотая горячий напиток, который, как объяснила Лукреция, назывался тчай, осведомился серьезным тоном, что интересного есть в городе. Лукреция подумала и сказала, что в Замке Науки сегодня лекция — модный ученый будет говорить на модные же темы, но вряд ли Нико будет интересно.
      — Почему же, — возразил Нико. — Наука меня всегда интересовала. Я люблю научные лекции. Они чем-то похожи на театр, но менее профессиональны. Хотя и в открытом дилетантстве что-то есть.
      Лукреция не поняла, о чем он, но согласилась. Лекция начиналась в полдень.
      — Я когда-то спала с сыном этого профессора, — сообщила она, когда они ехали в ее карете к Замку Науки. — С самим профессором я тоже спала. Он мне давал частные уроки математики. Вообще, среди профессуры много бывших моих любовников.
      Замок Науки оказался просто большим прямоугольным домом с двумя свирепыми каменными тиграми у входа, олицетворявшими, надо думать, силу знания. Внутри было много разных коридоров и помещений, а по центру располагался амфитеатр-лекторий. Входя, Нико оглянулся, пытаясь сориентироваться на местности и почему-то заподозрив, что Замок Науки построен там, где в городах обычно строятся храмы. Прохладно относящийся к храмам Нико был в этом случае прав — Замок Науки стоял на возвышенности, и если бы над ним высился характерный для храмов шпиль, он был бы виден из любой точки города.
      Большинство мест в амфитеатре было уже занято. У Нико и Лукреции не было выбора кроме как сесть в первый ряд. Модный профессор вышел энергичной походкой к подиуму и легко на него запрыгнул, вызвав аплодисменты.
      — Приветствую всех! — провозгласил он задорно. — Тема сегодняшней лекции — Произрастает или же Синтезируется?
      Лукреция очень скоро начала скучать, поскольку вопреки смутным ее ожиданиям, профессор говорил не о ней. Нико же заинтересовался не на шутку, что, по мнению Лукреции, было с его стороны проявлением дичайшего эгоизма.
      Профессор не зацикливался на цифрах, но планомерно доказывал, что все, потребляемое нами в пищу, не растет, как предполагали ранее, на полях, не рождается в море и реке, не бегает по горам и лесам, не откладывает яйца, а потом летает в небесах, пока не убьют, но именно синтезируется. Путем сложных эволюционных ходов зерновые, развиваясь одновременно с млекопитающими, вошли в стадию синтезирования самих себя (в помолотом виде) и самодоставки в житницы. Нико вспомнил, что имел недавно дело с людьми, которые тоже не знали, откуда у них появляется еда но, в отличие от эльфов, не желали строить по этому поводу теорий. Наверное, боялись спугнуть. А эльфы смелее.
      — В старое время, — сказал профессор, бывший любовник Лукреции, — все свалили бы на Высший Разум. — В зале раздались смешки. — Но мы, здраво рассуждающие, этого делать не будем. Мы опираемся только на факты. Мы ничего не принимаем на веру.
      Он хотел выдержать эффектную паузу, чтобы дать публике осознать значимость сказанного, но именно в этот момент Нико решил возмутиться вслух.
      — Это несерьезно, — сказал он.
      Сидел он как раз напротив подиума. Как оказалось — удачно. Голос его был слышен в самых дальних рядах.
      — Что — несерьезно? — спросил профессор, делая недовольное лицо.
      — Принятие на веру есть неотъемлемая часть мыслительного процесса, — сказал Нико. Эту фразу он вычитал в свое время у какого-то драматурга. — Вы утверждаете, что все в этом мире сотворил не Разум, но Случай. То есть, вы просто верите в Случай, а Разум отрицаете. На небольшом участке времени это — просто более практический метод, свойственный фанатикам гербарического подхода. — Возможно, он имел в виду алгебраический подход. — Если воспользоваться воинской терминологией, это просто путание стратегии с тактикой. Как бывалый воин, говорю вам это со всей ответственностью.
      Профессор явно растерялся. Можно было бы позвать охрану, но в данный момент каким-то непостижимым способом Нико удалось заинтересовать аудиторию, и вызов охраны был бы равносилен признанию поражения.
      — А вы где учились? — спросил профессор, снисходительно улыбаясь. Вот! Выведем дурака на чистую воду, обезвредим мелкого завистника.
      — В Кронинском Университете, — не моргнув глазом парировал Нико.
      — Это где же такое заведение находится? — саркастически спросил профессор, и тут же осознал свою ошибку, но было поздно.
      Нико встал в полный рост и шагнул к подиуму. Лукреция не останавливала его — ей стало интересно. У подиума Нико повернулся к залу в профиль.
      — Вы даже не знаете, — сказал он профессору, — что такое Кронинский Университет! Я не понимаю, как вы вообще можете заниматься наукой!
      Большинство присутствующих мужчин привели на лекцию своих жен, для представительности. Все симпатии женской части аудитории были на стороне Нико. Низенький, округлый профессор явно проигрывал длинному Нико с кажущимися на расстоянии идеально правильными чертами лица. Симпатии по крайней мере половины мужчин тоже были на стороне Нико, поскольку драматический конфликт интереснее, чем заумные лекции, на которые приходишь только для того, чтобы поддержать престиж. Таким образом, большинство присутствующих болели за Нико, и профессор это почувствовал.
      — Я знаю, что такое Кронинский Университет, — соврал он. — Я просто не очень уверен, что вы там учились.
      — То, чему учат у вас, в Кронинском Университете давно пройденный этап, — наставительно сказал Нико.
      — А чему же там учат? — и тут профессор понял, что разговор в этом тоне — еще б ольшая ошибка с его стороны.
      — Например, — сказал Нико, — сейчас там работают над теорией жабежбеж. Слыхали о такой? Нет? Я так и думал.
      Пытаясь спасти положение, профессор снисходительно улыбнулся.
      — Куда уж нам, неучам, — сказал он с едким сарказмом. — Мы не знаем даже, с какой стороны подойти к теории жабежбеж. Это же абсолютно никому неизвестная теория, не правда ли.
      Он надеялся, что в зале засмеются, но там молчали.
      — Я не специалист по жабежбеж, — сказал Нико, — и от науки я вот уже три года, как отошел, но то, что обсуждаете здесь лично вы — просто детский лепет, основанный на заблуждениях. Жабежбежная жабежбеж открыта полвека назад! Возведение науки в культ, подмена религии наукой — давно в прошлом. Каждой образованной особи из плеяды… — Нико забыл, что такое плеяда. — Каждой образованной особи известно, что наука есть просто сфера деятельности, как искусство, агрикультура, и жабежбеж.
      — Наука несет особям знание! — крикнул профессор, отчаиваясь. — Религия не дает народу того, что он хочет. Наука есть честь и заслуга народная и принадлежит всему народу, и освободит народ в конце концов! Наука есть главное народное достоинство, самое главное.
      Нико не очень понял, о чем речь, но слова народ и достоинство вытащили из его памяти еще одну фразу какого-то драматурга, смысл которой был расплывчат, зато звучание — музыкально и хлестко.