— Нет уж, пробовать буду я.
— Брант, вы очень храбрый и ловкий.
— Ну а то.
— Но к Фалкону я вас не пущу. Если с архивами не получится, то есть еще один способ.
— Какой же?
— Через неделю возвращается из поездки по стране некий Базилиус.
— Что-то знакомое.
— Тот самый, предсказавший Год Мамонта.
— Да, помню.
— Мы поедем с вами к нему. Меня он помнит и не откажет.
— Зачем?
— Он знает, где находится лаз в страну Вантит.
— Вы уверены?
— Все колдуны и предсказатели так или иначе связаны с Вантитом. Либо сами оттуда, либо общаются.
Брант поразмыслил и решил, что ничего плохого в этом нет, пока что. Пусть попробует архив — не посадят же Вторую Наследницу в тюрьму! Потом съездим к этому Базилиусу. А меж тем я буду думать о других путях. Самый простой и верный — подстеречь и убить Фалкона. Причем, наверняка ведь целая куча народу этому обрадуется, так он, Фалкон, всем надоел. И напьются от счастья, как свиньи. Беда в том, что прежде чем радоваться и напиваться, они сперва схватят и четвертуют того, кто их от Фалкона освободил. Такой порядок. Испокон веков так было.
— Ладно, — сказал он. — Сегодня ночью я буду у вашей матушки. Пожалуйста, не суйте туда свой нос.
Шила потрогала свой уткообразный нос и задумчиво, как-то неопределенно, сказала, — Да, разумеется.
— Нет уж, отнеситесь к моей нижайшей просьбе со всей серьезностью, — попросил Брант. — И про Вантит ей ничего не говорите. Кстати, откуда вам лично все это известно, включая заклятие?
— У меня есть связи, — веско сказала Шила. — У многих людей нет никаких связей, а у меня вот как раз есть. В артистических кругах всегда все знают.
Брант пожал плечами.
— Знают, но в большинстве случаев знают неправильно.
Она презрительно хмыкнула.
— Как мне отсюда выйти?
— Я вас выведу. К матушке, конечно, через потайной ход попадать собираетесь?
— А вы откуда знаете? И что вам за дело?
— Я знаю то, что я знаю, — парировала Шила, надевая другие башмаки и оправляя на себе охотничий костюм. — И мне до всего есть дело. Берите деньги, а то ведь забудете. Все-таки у нас с Фрикой очень маленькая разница в возрасте. И это еще ничего. Вот в старые времена девки в тринадцать лет уже рожали. Этакая милая перспектива — стать бабушкой в двадцать шесть. Да. Теперь вот чего — нам нужно где-то встречаться, чтобы обмениваться данными. Вы знаете таверну, которая называется «Дикость Какая!»?
— Где это?
— У Кружевного Моста, на набережной.
— Найду.
— Завтра. Скажем, в три часа пополудни.
— Договорились.
Она вывела его из дворца. Стражники нехотя вытянулись.
— Вот, кстати, — сказала Шила, протягивая Бранту бумажный прямоугольник.
Это было приглашение во дворец, подписанное Великим Князем Буком.
— Благодарю вас, Шила.
— Не за что. Кстати, если вы сможете увезти мою матушку, обо мне не беспокойтесь. Я здесь как-нибудь проживу.
— Э… нет, — сказал Брант. — Если получится, то нужно будет вас тоже увезти.
— Почему?
— Потому что если ваша матушка уедет, а вы останетесь, Фалкон женится на вас.
Шила задумалась.
— Нет, не похоже, — сказала она. — Он меня не любит.
— А вашу матушку?
— Там дело принципа. Когда-то у него была к ней страсть. Теперь это просто вопрос честолюбия. А любви не было никогда.
— Вы уверены?
— Я вижу Фалкона чуть ли не каждый день. Этот человек не способен любить. До завтра.
Брант зашагал к Храму.
Рабочие в количестве десяти человек разбили на крыльце Храма настоящий пикник.
— Где священник? — спросил Брант.
— Внутри, — сказали ему. — Благодарит Создателя, что тот ему нас послал, людей, знающих свое дело.
— Ага, — сказал Брант. — Предводитель у вас есть, знающие люди?
— Я, — сказал плотный мужчина, лысый, с козлиной бородкой.
— Пойдем со мной. Остальные пусть жрут. А чего столько хрюмпелей? — спросил он, глядя на огромную бадью, наполненную хрюмпелями. — Вы же лопните, если все это съедите.
— А очень вкусно, — объяснили ему.
— А вы кто такой? — спросил предводитель.
— Я одновременно ваш казначей и зодчий, — сказал Брант.
— О! — предводитель удовлетворенно кивнул. — Понятно. Без зодчего мы бы обошлись, я сам кое в чем разбираюсь, но казначей — самый необходимый в нашем деле человек.
Редо сидел на второй от алтаря скамье и то ли молился, то ли размышлял.
— Пойдем в кабинет, святой отец, — сказал Брант.
Редо вскочил, словно очнувшись, и тряхнул головой.
В кабинете Брант грохнул на стол мешок с золотыми монетами, большую часть которых составляли для быстрого счета десятинки (вот что значит иметь дело с ювелирами — очень практичный народ), и, сыпанув из мешка на поверхность стола, отсчитал ровно три тысячи. Отсчитав, он сгреб золото себе в карман.
— Материалы будете покупать? — спросил Редо.
— Мне это не к лицу, — сказал Брант. — Я зодчий. У каждого свои обязанности. Материалы купит он, — он ткнул пальцем в предводителя. — После того, как я ему скажу, что купить. И исполнит все в точности, иначе лишится премии и будет с позором выгнан вон.
— А что же вы тогда… — начал было Редо.
— Это моя плата, — объяснил Брант. — Три тысячи.
— А в мешке осталось девять?
Брант пожал плечами.
— Вы, как я понимаю, человек, далекий от арифметики, — сказал он. — И все же вы должны бы, вроде, понимать, что если из девяти тысяч вычесть три, то останется не девять тысяч, а меньше.
— Но вы сказали, что ремонт будет стоить восемь тысяч, плюс три тысячи на непредвиденные расходы.
— Да, и расходы будут, не сомневайтесь.
— Но если вы берете три тысячи себе, то получается не одиннадцать тысяч, а только восемь.
— Да. И что же?
— Но в таком случае на непредвиденные расходы ничего не останется!
— Почему же? Все включено.
— Но вы же забираете себе…
— Мои три тысячи. Это оплата моего труда. А вы думали, что лучший зодчий столицы будет работать для вас бесплатно?
— Но мы же в Храме! Вы же верующий! Вы же ремонтируете Храм!
— Правильно. Поэтому и беру три тысячи, а не шесть. Учитывая бедственное положение Храма и наглое пренебрежение им его прихожанами. И хватит об этом. Предводитель!
— Да! — откликнулся развеселившийся от всех этих объяснений предводитель.
— Твоим рабочим задаток — сто золотых каждому. По окончании работ, которые займут месяц, они получат еще сто пятьдесят. Не обидятся?
— Что вы! Это вчетверо больше, чем обычная плата. Я думаю, нельзя им столько…
— Рассуждаю здесь я. Ты им скажешь, что тебе лично заплатили триста. Они заподозрят, что тебе заплатили пятьсот. На самом деле, ты сейчас получишь пятьсот задатка, и по окончании работ еще тысячу, но только в том случае, если сделаешь все, как я скажу. Дело в том, что, возможно, через неделю мне придется на некоторое время уехать.
— Куда это? — поинтересовался предводитель.
— К чертовой бабушке, — объяснил Брант. — И неизвестно, сколько я там пробуду. Так что есть шанс, пусть и небольшой, что работы тебе придется заканчивать без меня. Деньги я отдам на хранение одной особе. Если ты по любой причине отступишь хоть на дюйм от моих инструкций, эта особа наденет твою мошонку тебе на голову и скинет тебя в речку с якорем на ноге. Если же не отступишь — заплатит всю сумму и, возможно, от себя прибавит. И, кстати, если ты вздумаешь убежать, она найдет тебя где угодно, и произведет с тобой все вышепречисленное. Надеюсь, дальнейшие разъяснения излишни! Перейдем к плану.
Он схватил лист бумаги и перо и начал быстро чертить и разъяснять. Предводитель и Редо смотрели и слушали, первый подобострастно, второй с интересом и удивлением.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ
Нико шел по улице, наклоняя торс вперед и волоча по мостовой обрывок цепи с замком. Цепь на ноге слегка затрудняла ходьбу и гремела. Длинная рубашка Нико не была заправлена в штаны и свисала до колен, сальные волосы растрепались, но настроение улучшалось от квартала к кварталу, ибо с каждым кварталом Нико приближался к своему любимому месту — к окраине. Прохожие таращились на странного человека, будто беглого раба, шагнувшего в их мир из каких-то древних времен. Нико обаятельно улыбался в ответ.
Чем ближе к окраине, тем непосредственнее люди. На каком-то углу Нико спросили, что означает его внешний вид, и он драматически ответил, что только что сбежал из страшного славского плена и просит его никому не выдавать и не разглашать военную тайну, ибо народу вменяется думать, что никакой войны в данный момент нет. Спрашивавшие удивились и осведомились, не от самой ли Славии он таким образом прибыл, волоча цепь. Нико загадочно ответил, что с его специальной подготовкой никакие переходы не страшны. Он бы объяснил подробнее, если бы спрашивавшие не потеряли вдруг интерес и не удалились по каким-то своим неотложным, первой степени важности, делам, гораздо важнее, чем война со Славией.
На пути к юго-восточной заставе Нико набрел на узкий канал, в котором пришвартованные стояли старые прогнившие лодки. Берега канала соединялись мостом. Позади Нико послышался стук копыт. Нико посторонился слегка, не теряя достоинства, но давая всадникам себя обогнать. Их было пятеро, и на них были белые плащи с эмблемами. Очевидно, они имели какое-то отношение не то к Рядилищу, не то к княжескому дому. Переехав канал, они остановились у таверны, еще не окраинной, но уже без столичного блеска, и спешились. Никто не выбежал им навстречу, и привязывать коней им пришлось самим. Всадники не выразили ни удивления, ни раздражения. Стали привязывать.
Нико перешел мост и приблизился к всадникам, чтобы получше их рассмотреть. Лицо одного из всадников показалось ему знакомым. Он подошел еще ближе и вдруг закричал:
— Петич! Эй, Петич! Это же я, Нико!
Всадники обернулись.
— Эй, Фокс, по-моему, это к тебе, — сказал один из всадников другому, улыбаясь иронически.
Фокс нахмурился, затем мрачно улыбнулся, и тихо сказал:
— Я сейчас, — и поспешил навстречу Нико.
— Здорово, друг! — восхищенно сказал Нико, громче, чем было принято в столице. — Как дела, как живешь!
— Здравствуй, Нико, — тихо сказал Фокс.
Нико попытался обнять Фокса, но Фокс, оглянувшись на товарищей, придержал его, выставив ладонь.
— Я при исполнении, — сказал он.
— Понимаю, понимаю, — заговорщически зашептал Нико. — Ты молодец. Помнишь, как мы того купца охраняли? А сколько мы тогда выпили вдвоем!
— Помню, — поспешно сказал Фокс. — Смешной был купец. Да… И, сколько я помню, его все-таки ограбили, несмотря на нашу охрану. Да и какие мы с тобой были тогда охранники…
— Петич, просто не верится, что это ты! — радостно улыбаясь, сказал Нико. — Ну, какой ты стал. Представительный. А это твои друзья?
— Сослуживцы. Вот что, Нико, у меня сейчас совсем нет времени, у нас там важное дело. На, держи. Выпей за меня, только не в этой таверне. Как-нибудь свидимся.
Нико почувствовал, что ему вложили в ладонь монету. Фокс-Петич хлопнул его по плечу и вернулся к своим спутникам.
— Брат или лучший друг? — насмешливо спросил один из них.
— Да так, — сказал Фокс уклончиво. — Старый знакомый. Юность. С какими только людьми не общаешься в юности.
Всадники зашли в таверну.
Идти на окраину почему-то расхотелось. Нико, глупо улыбаясь, рассматривал золотую монету, которую ему дал Петич. Монета была обыкновенная, с профилем Великого Князя Бука. Если разменять на медяшки, можно провести несколько часов в окраинном кабаке, ни о чем не думая, лакая пиво.
Волоча цепь, Нико пошел в обратном направлении, к центру. Несколько раз его окликали, но он не обращал внимания. Время от времени он останавливался и подолгу рассматривал монету. И глупо улыбался.
Прибыв к дому Риты, он нашел дверь запертой. Нико постучался. Заспаная служанка отодвинула засов.
— А, это ты, — сказала она мрачно. — Не пущу я тебя в дом, вот что. Ты весь дом перевернешь. Хватит с меня. Сиди, жди хозяйку.
И захлопнула дверь.
Нико сел на крыльцо, облокотился о перила, вынул монету, и снова стал ее разглядывать.
Надо бы отсюда свалить, вот что, подумал он. А то скоро станет холодно, а я, хоть и переношу холод запросто, все-таки я из Беркли, да и подготовка, тем не менее не очень его люблю. А на юге я еще не был. Много слышал про море и пальмы, но не заезжал, как-то не приходилось. Месяца три-четыре займет переход. Зато там всегда тепло. Вот только я плавать не умею, и воды боюсь, честно говоря. В школе драконоборцев учат плавать, а меня вот так и не научили. Ну так буду сидеть на берегу и смотреть на горизонт. А может меня возьмут матросом на какое-нибудь судно, и я буду путешествовать по морям и увижу весь мир. В мире есть много занимательного. Я много читал о дальних плаваниях. А еще на кораблях требуются повара, то есть не повара, а коки, как они их называют, и я буду кок. Буду готовить жратву матросам. Готовить я научился, когда шлялся по западным территориям. Не знаю, как моряки относятся к хрюмпелям. Если они не знают, что это такое, вот я их удивлю! Пожрут, аж за ушами будет трещать, а потом скажут — душевный ты парень, Нико. Спасибо тебе. Мы и не знали, что бывает такое на свете — хрюмпели, мы только рыбой питаемся. Очень вкусно.
И еще, наверное, можно устроится пиратом. Навыков и умений у меня для этого достаточно. А что? Раз человечество меня отвергает, чего мне его жалеть? Ну его, человечество. Будем ходить по морям под черным флагом, петь дикие пиратские песни, нагоняя страх на проходящие мимо ладьи и галеры, а по вечерам гулять в каком-нибудь портовом кабаке, где много развязных женщин и веселых моряков. И все тебе рады.
— Чего ты тут торчишь? — спросил Брант, подходя.
— А, привет, — откликнулся Нико. — Может, выпьем?
— Может и выпьем, — сказал Брант, стуча в дверь.
Стучать пришлось долго, но служанка все же явилась, отодвинула засов, ругаясь, и открыла дверь.
— А, это вы, — сказала она сердито. — Я думала, это он стучит тут. Я ему велела сидеть тихо.
— Простите, как? — сказал Брант.
— Вот этому. Он весь дом перевернет.
— Мы с ней поругались, — объяснил Нико. — Чего она ко мне липнет, я не знаю. Я понимаю, что не будь меня, век бы ей не видать настоящего драконоборца. Но очень въедливая баба.
— Закрой рот, хамье, — сказала въедливая баба.
— Отойдите, — сказал Брант, отстраняя служанку. — Нико, вставай, пошли в дом.
— Не хочу, — закапризничал Нико.
— Хочешь, не хочешь — надо.
В столовой, разлив по кружкам пиво, Брант спросил:
— Мне тут скоро надо будет уехать на некоторое время. Поедем вместе?
— Давай, — согласился Нико. — На одном месте сидеть — все равно толку не будет. Пора бы уж развеяться. Надоела мне Астафия. Трудно настоящему ниверийцу в Астафии.
— Возможно, через неделю.
— О! Я думал, прямо сейчас.
— Нет уж, неделю потерпи, пожалуйста.
* * *
Какая-то враждебно настроенная чернь пыталась первые три ночи подпилить леса и побить витражи в Храме, но четверо головорезов, из того же сословия, нанятые Брантом (оплата входила в общую сумму ремонта) зорко следили за порядком вокруг и не допустили негодяйства.
Базилиус вернулся из турне на четыре дня раньше, чем предполагали, и тем же вечером Брант оседлал коня и сказав Рите, что он — недалеко, проследовал к северной заставе. Там его ждала Шила, в охотничьем костюме, на красивом и стройном белом скакуне. Вдвоем они проехали заставу и поскакали галопом. Шила оказалась очень умелой наездницей, но говорила, что не любит ездить верхом — после поездки одежда, как правило, пахнет конским потом, а женщине это шарма не добавляет.
Дом Базилиуса, уже знакомый читателю, нисколько не изменился за семнадцать лет. Сам Базилиус тоже изменился мало. Правда, у него была теперь семья — жена и трое детей. Базилиус принял гостей не очень радушно, в пещеру идти отказался, и вместо этого усадил их в столовой за стол и налил всем журбы в серебряные кубки. По-ниверийски он говорил теперь значительно лучше, чем раньше.
— Нет, — сказал Базилиус. — Я не знайу, где лаз. Зашем вам лаз. Далась всиэм эта Страна Вантит. Год Мамонта на носю, а людьи говориат о всиаких глупостиах.
— Как выглядит лаз? — спросил Брант.
— Выглядит? — Базилиус усмехнулся. — А как вы думать?
— Не знаю, — сказал Брант, — но уверен, что это не ворота с калиткой, а сверху надпись — «лаз».
— Нет. — Базилиус задумался. — Там соединяютсиа два мира, и влияйут друг на друга. Кроме того, когда из Вантита выезжайут, это всегда оставлиает след.
— Какой след?
— По-разному. Листиа опаленные, пепел на землие.
— Позвольте, — сказал Брант.
Он мучительно стал вспоминать, где он видел именно такой пейзаж. Я еще притворялся спящим, а сам подглядывал… из окна. Какого окна? Из окна кареты. Лет мне было мало тогда. Что за карета? В Славии? Нет.
— Я помню такое место, — неожиданно сказал он. — Я, наверное, даже знаю, где оно.
— Лазы на месте не стойат, — сообщил Базилиус.
— Перемещаются?
— Да. Медленно.
— Дракон, — сказала вдруг Шила.
— А?
— Позавчера один актер вернулся из Теплой Лагуны, — сказала она. — Там ходят слухи, что неподалеку от города объявился дракон. Деревья опалил, пепел на земле лежит.
Базилиус вдруг заинтересовался.
— Ню ка, ню ка, — сказал он. — Подробнее, да?
Шила рассказала подробнее. Было похоже на массовый гипноз, когда половина населения города только и говорила, что об этом драконе, а другая половина отмахивалась, а потом один парень сунулся туда, где дракон по слухам обитался, и, вернувшись, принес в мешке пепел, который, как он уверял, он подобрал с земли. На поверку оказалось, что это просто пепел от костра. Четверо вызвались идти проверять, дошли до места, которое указал им парень, ничего особенного не нашли, вернулись, и набили парню морду за дезинформацию.
— Надо проверить, — твердо сказала Шила.
— А сколько до Теплой Лагуны ходу? — спросил Брант, что-то прикидывая.
— Если быстро ехать, четыре дня.
— Я съезжу, — сказал Брант.
— Я пойеду с вами, — неожиданно откликнулся Базилиус.
— Зачем?
— Я лиубопытен, — объяснил Базилиус уклончиво и густо покраснел.
* * *
— Ты совсем озверел! — возмутилась Рита. — Не знаю, по каким таким делам ты едешь, но мне это очень не нравится и я поеду с тобой.
— Я беру с собой Нико.
— Разбойников отпугивать?
— Я хотел тебя кое о чем попросить, но если ты будешь орать и выпучивать глаза, я попрошу еще кого-нибудь.
Рита сложила губы бантиком и нахмурила бесцветные брови.
— Ну? Проси.
— Дело в том, что в настоящий момент десять рабочих ремонтируют Храм.
— Да, я слышала.
— А по ночам четверо горлохватов сторожат, чтобы не было беды.
— Тоже слышала.
— Официально, никто не против, чтобы Храм был отремонтирован и действовал. Неофициально ведется какая-то безумная подпольная кампания.
— А тебе-то что до этого?
— Я — зодчий.
— Ну и что?
— Меня нанял Главный Священник Редо.
— А? Зачем?
— Чтобы Храм был отремонтирован, как положено.
— Ты? Ты тот самый зодчий?
— Не понял. Что значит «тот самый»?
Рита прикусила язык. О некоем зодчем говорили весьма нелестные вещи в доме Фалкона. Ничего особенно угрожающего, но все равно неприятно. Она и сама пошутила разок по этому поводу, мол, надо бы дать этому зодчему по жопе. А это, оказывается, Брант!
— Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Вот в этом мешке остаток денег. Надо сохранить. Предводителю рабочих даны подробные инструкции, и он должен все их выполнить вне зависимости от того, присутствую я там или нет, и уложиться в срок. Ему причитается одна тысяча золотых, и каждому рабочему по сто пятьдесят. Если через месяц я не вернусь, выплати им все. И раз в день нужно проверять, не было ли ночью эксцессов. И если были, принимать меры. Через месяц Храм должен быть как новенький. Редо за всем следит, и ему я тоже дал инструкции, но он иногда бывает очень наивен в этих вопросах. Я выезжаю завтра на рассвете. Возможно, быстро вернусь, возможно нет. Не знаю.
— Ты бы хоть сказал, куда едешь, где тебя потом искать, если что.
— В Теплую Лагуну.
Поскольку Рита точно знала, что Хок уехал в Кникич, она немного успокоилась.
— Только ты и Нико?
Брант помялся.
— Едет еще один человек.
— Кто?
— Не могу тебе сейчас сказать. Мы его, в общем, не приглашали, он сам навязался.
— Кто это «мы»? Ты и Нико?
— Я и Шила.
— Какая Шила? Княжна?
— Да.
— Ты знаком с княжной?
— Да.
— Ты в нее влюблен?
— Нет.
— Она к тебе неравнодушна?
— Рита, бестактный вопрос.
— Но она с тобой не едет.
— Нет.
— Я наведу справки.
— Умоляю тебя, не надо. Я тебе сам все расскажу, когда вернусь.
— Это не опасно?
— Совершенно безопасно.
— Ладно, — сказала Рита, не веря. — Иди спать.
— Я еще выйду погулять.
— Каждую ночь гуляешь. Что за распущенность. А потом спишь до полудня.
— Иногда и до вечера.
— И что же в этом хорошего?
Она явно входила во вкус. Роль матери ей очень нравилась.
* * *
Этой ночью Брант так и не решился ничего рассказать Фрике. Под утро, когда Фрика сладко спала, он вышел в гостиную и тихо постучал в дверь Шилы. Никто не открыл. Тогда, найдя на столе перо, бумагу, и чернила, он при свете луны написал Шиле записку и сунул под дверь. Вернувшись в спальню, он, поцеловав спящую Фрику, вышел из дворца потайным ходом.
* * *
Нико неплохо сидел в седле, и все же Бранту пришлось несколько раз его проинструктировать, чтобы не натягивал поводья, не сжимал колени, не сидел как попало, и щадил коня. Несмотря на все это, к вечеру Нико натер себе оба паха, жопа его превратилась в один огромный синяк, спина болела, и в придорожную таверну его пришлось вести, поддерживая с двух сторон, а конь его просто возненавидел. Базилиуса, который тоже был наездник не ахти, Нико очень развлекал.
— Не привык я к обычным седлам, — сказал Нико на следующий день. — У нас в школе драконоборцев седла были особые, специально для ближнего и дальнего боя.
С постели он подняться не смог, но уверял, что прекрасно поедет дальше, вот только еще четверть часа полежит как следует. Брант, посмотрев в сморщенное от боли лицо, махнул рукой и велел Нико лежать дальше. Ванной залы в таверне не было. Вообще на юг от Астафии о моде на гигиену ничего не слышали. Неподалеку был какой-то ручей, и во второй половине дня Брант понес к нему Нико, закинув к себе на плечо. Базилиус следовал за ними, с интересом следя за происходящим и время от времени что-то изрекая, глубокомысленное, по привычке.
Брант велел Нико забраться в ручей и помыться, и помылся сам. Базилиус, потрогав воду, нашел, что она слишком холодна для его астрологической кожи.
Следующим утром Нико чувствовал себя лучше и морщился меньше. Брант подсадил его в седло, и весь дальнейший путь Нико, делая вид, что знает все сам, свято следовал давешним указаниям Бранта по поводу сидения в седле. На пятый день они прибыли в Теплую Лагуну.
От ратуши отъезжал какой-то важный экипаж, окруженный охраной. Сидящий в экипаже приказал кучеру остановиться. Дверь открылась, и небольшого роста толстый человек вышел наружу и приблизился к трем всадникам, внимательно смотря маленькими, заплывшими жиром глазками, на Бранта. Вдруг он широко улыбнулся.
— Слезайте, — сказал он. — Слезайте, не бойтесь. Не узнаете старого знакомого? Ай-ай-ай, как нехорошо. Слезайте, слезайте.
Брант спешился. Толстяк действительно показался ему знакомым.
— Мы как-то с вами путешествовали в карете, а потом я вас навещал раз в месяц в одном небезызвестном доме. Вы тогда были немой. Вы и сейчас немой, ну да что поделаешь. Вы узнаете меня?
— Я не немой, — сказал Брант.
— О! Вы меня помните?
— Да.
— Сердитесь?
— Нет.
— Не сердитесь. Отойдем в сторону.
Нико и Базилиус следили, как толстяк и Брант идут к набережной. Нико недоверчиво посмотрел на охрану. Охрана тоже следила за странной парой.
— Я ничего о вас не знаю, — сказал Комод, — и, скорее всего, знать мне не нужно. Так лучше. А то у нас с этим строго. Вы тогда сбежали, и с тех пор о вас никто не слышал. Кто вы такой нынче? Чем занимаетесь?
— Я зодчий, — сказал Брант.
— О! Весьма уважаемое занятие. Поздравляю. Женаты? Есть дети?
— Холост, детей нет.
— Какие у вас тут в Теплой Лагуне дела? Может, нужна моя помощь? Я с удовольствием посодействую, если, конечно, вы сюда не прибыли с целью составить заговор против правительства.
— Даже в мыслях не было, — ответил Брант. — Я нынче в отпуске, приехал с друзьями на воды. Говорят, здесь какой-то дракон безобразничает, хотелось бы посмотреть.
Комод засмеялся.
— Суеверия, сколько суеверий! — сказал он. — Но каждый всегда сомневается — а вдруг правда? Люди — такие забавные. Ну-с, вон дорога, видите? Вдоль набережной, а потом чуть налево?
— Да.
— Прямо по ней, мимо дюн, а потом она сворачивает и уходит в лес. Вот как раз в том лесу, по слухам, завелся этот самый дракон. Человек сто туда уже ходило, ничего не нашли, но слухи все равно ходят. Вы бываете в Астафии?
— Я там теперь живу.
— О! Замечательно. Вам знакома таверна «Дикость Какая!»?
— Да.
— Там прекрасно готовят, прекрасно. Уверяю вас, таких шавичей больше нигде нет, а глендисы — верх кулинарного искусства. А на десерт пряники и атасы, но это не просто пряники, и вовсе не ординарные атасы. Особенно рекомендую попробовать атас с персиком. Всем атасам атас. Я повару всегда говорю, чтобы мне больше десяти атасов не приносили, как бы я не умолял, иначе я просто лопну. Вот такой величины атас, — он развел большие пальцы на расстояние примерно семи дюймов. — А легкость какая! Воздушность! Так вот, я в «Дикости Какой» каждую среду, ближе к вечеру. Заходите, не пожалеете. Как вас зовут нынче? Не говорите, если чего-то опасаетесь.
— Меня зовут Брант, и я ничего не опасаюсь.
— Тем лучше. Ну, очень приятно было повидать вас, Брант. А вы точно меня помните?
— Я помню, что кличку Волчонок придумали мне именно вы.
Комод хохотнул.
— Да. Вы и были тогда волчонок. Насупленый, сердитый. Ну, не буду вас задерживать. Обязательно заходите в «Дикость Какую», я вас таким обедом накормлю, вы такого никогда не ели! Мне готовят специально. К примеру, те же глендисы в прейскуранте вообще не значатся. Их нужно четыре часа к ряду готовить потому что, и это не дешевый процесс, и ингредиенты особые, поэтому им не выгодно. Но для меня они очень всегда стараются. И даже журба у них особенная — по очень старому, якобы утерянному рецепту. В нее, помимо высшего сорта вишен, что-то такое добавляют, какое-то экзотическое растение, не помню названия. На вкус получается — как десертное вино. Заходите, когда вернетесь. По средам.
Комод пошел было обратно к карете, но вернулся.
— Я надеюсь, вы не питаете ко мне… не держите…
— Нет, нет, — сказал Брант, улыбаясь. — Очень приятно было вас повидать, очень. Честное слово.
Комод протянул ему руку. Брант пожал мясистую ладонь.
Нико следил за встречей, ожидая, вероятно, что сейчас Комод сунет в руку Бранту золотую монету. Но нет, не сунул.
Комод сел в экипаж, и экипаж тронулся.
— Кто такой? — спросил Нико у Базилиуса, пока Брант возвращался, задумчивый, медленным шагом.
Базилиус внимательно посмотрел на Нико.
— Второй человьек в государствии, — сказал он.
Нико понимающе кивнул, хоть ничего и не понял.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ. ВАНТИТ
Солнце светило бархатно и с пониманием, как и положено на юге в начале осени. Брант, Нико и Базилиус проехали вдоль дюн. Нико очень хотелось свернуть в дюны и потрогать рукой морскую воду, но он не подал виду. Настоящему драконоборцу чужды все эти мелкие прелести и красоты.
В лесу было много паутины и отчаянно активных комаров. После двух часов езды остановились размяться. Привязав коня к дереву, Брант отошел от своих спутников на некоторое расстояние, углубляясь в чащу. Косые лучи солнца бликами освещали стволы и начинающую желтеть зелень. Паутины здесь было больше. Брант оступился и посмотрел под ноги. Под ногами лежал обгорелый лист. Брант поискал глазами и вскоре увидел еще один. Передвинулся. И еще один. И еще. Брант зашагал напрямик через чащу. Количество обгорелых листьев увеличилось. Вскоре он вышел на поляну. Половина поляны была покрыта пеплом. Странно! По свидетельству Комода в лесу побывало около ста человек, и никто не нашел этой поляны.
Брант бегом вернулся к спутникам.
— Временной прыг, — объяснил Базилиус. — Бежиим.
Зачем нужно было спешить, Брант не знал толком, но чувствовал, что надо. Нико несколько раз упал, стараясь не отстать.
Увидев листья и пепел, Базилиус вдруг задрожал всем телом. Оглянувшись по сторонам, он поднял шишку, и швырнул ее в центр поляны. Шишка пролетела и упала. Он поднял другую и швырнул вправо от первой. Брант хотел было спросить, чего это он кидается шишками, как вдруг шишка исчезла. Летела себе, летела — и исчезла. Просто растворилась в воздухе. Базилиус указал туда пальцем. Дико посмотрев на спутников, он сказал:
— Надо взиать за рука. Ты одна рука, я другайа рука.
Зачем это было нужно — неизвестно, но Брант не спорил. Он взял Базилиуса за правую руку и кивнул Нико, чтобы тот взял его за левую. Взявшись за руки, они втроем пошли к тому месту, где исчезла шишка. Базилиус все вертел головой, будто пытаясь что-то вспомнить. Один раз они даже из-за этого остановились. Базилиус морщил лоб, прикрывал глаза, кусал губы — но так и не вспомнил.
