— Как дела? — спросила рослая бабенка.
      — Лучше, — сказал Нико.
      — А были хуже?
      — Это как посмотреть, — сказал Нико, интригуя.
      — Что же было?
      — С войны я только что вернулся, — сказал Нико, горько усмехаясь.
      — Какой войны? Войны сейчас нет.
      С горечью покачал Нико головой. Пригубил пиво.
      — Это-то и обидно, — сказал он. — Проливаешь кровь, рискуешь жизнью, и никто об этом не знает. Есть войны явные, напоказ, и есть войны тайные, вернувшись с которых воин не имеет даже права оплакать падших товарищей.
      — Павших товарищей, — поправила рослая бабенка.
      — Правильно, — сказал Нико. — И бьешься, бьешься с этой тайной сволочью, проявляя доблесть, а дома никто об этом не знает. Обычным воинам повезло — они сражаются за честь страны. А за безопасность сражаемся мы, воины тайные. Честь — вот она, флаги да гербы, везде висят. А безопасность невидима.
      — Это точно, — сказала рослая бабенка, кладя ему руку на плечо. — Вот что, воин, понимаю я тебя очень хорошо, и готова я неблагодарность и невежество сограждан наших компенсировать щедро. Сейчас три часа пополудни, а вечером приходи ко мне, часов в восемь. Проведем с тобой время, парень. Согласен?
      — Да, — сказал Нико искренне. — Ты меня поняла. Я это уважаю. — В глазах у него стояли слезы. — А можно я друга приведу?
      — Сколько другу лет?
      — Мы ровесники, — сказал Нико, не знавший, сколько лет Бранту.
      — Недурен собой? Не хром? Не крив?
      — Ничего. Смешливый.
      — Хорошо, приходите вдвоем. Улицу Плохих Мальчиков знаешь?

* * *

      — Да говорю тебе, Брант, нормальная баба. Пойдем, чего ты боишься?
      — Я-то ничего не боюсь. Но я не люблю групповых утех, тем более таких, где мужчин двое, а женщина одна, тем более где один из мужчин — ты.
      — Да ладно тебе, — отмахнулся Нико. Не захочешь, так просто посидишь, посмотришь.
      Брант насмешливо посмотрел на Нико.
      — Хорошо, — сказал Нико, — в другой комнате посидишь, выпьешь.
      — Ладно. Где, говоришь, она живет?
      — На Улице Кривых Мальчиков.
      — Нет такой улицы в этом городе.
      — Должна быть.
      — Может, Плохих Мальчиков?
      — Может и плохих.
      — Пойдем проверим?
      — Давай.
      Брант прицепил меч, накинул легкий летний плащ, и вдвоем они вышли на темную улицу.
      По дороге им попался странный нищий, не говоривший на языке столицы. Он долго что-то пытался объяснить Бранту, идя с ним в ногу. Брант дал ему несколько медных монет.
      — Наглец, — сказал Нико, когда нищий скрылся из виду. — Я его не ударил только из уважения к тебе. Дал тебе возможность постоять за себя. Ему повезло, что он на тебя не замахнулся.
      Брант промолчал. Нищий говорил с ним по-артански.
      По обе стороны Улицы Плохих Мальчиков стояли особняки.
      — Который? — спросил Брант.
      — Что — который?
      — Дом? Который дом? Куда тебя пригласили?
      — Она сказала — таборный притон.
      Брант засмеялся.
      — Что смешного?
      — Таборный?
      — Да.
      — Притон?
      — Да. Недалеко от угла.
      — Которого? Их тут целых четыре. Только в этом квартале.
      Улица Плохих Мальчиков состояла всего из двух кварталов, но Брант был уверен, что из затеи ничего не выйдет. Нико либо обманули, либо он вообще все это придумал сам. Нико молчал, рассматривая особняки.
      — Наверное, вон там, — сказал он, указывая пальцем.
      — С чего ты взял?
      — Похоже на притон.
      — Это если в философском смысле, — сказал Брант.
      Дом принадлежал одному из членов Рядилища — Комиссионеру По Вопросам Культуры. Брант помнил этот дом.
      Брант приглядывался к фасадам. Один из них привлек его внимание. Поддерживаемый известняковыми колоннами, над одной из парадных дверей белел карниз, отражая свет четырех масляных фонарей.
      — Мраморный фронтон, — догадался Брант.
      — А?
      — Вон там она живет. Пошли.
      — Я не уверен. Откуда ты знаешь?
      — Обещаю. Не обещаю, что нас не попробуют там ограбить или убить, но даю слово, что твоя статная бабенка живет именно в этом особняке.
      Они перешли улицу.
      — Ну? — сказал Брант.
      Нико пожал плечами, взялся за висячий молоток, и несколько раз стукнул в дверь.

* * *

      Полежав в лохани с теплой водой, Рита облачилась в очень тонкое, филигранной отделки белье, причесалась, подушилась, с помощью служанки надела прозрачный пеньюар и, сев в кресло, наблюдала теперь за служанкой пока та сервировала стол, зажигала свечи в серебряных подсвечниках, поправляла цветы в вазах, и приоткрывала окна. На улице была безветренная теплая ночь.
      В дверь постучали, не два раза, как принято было, но несколько.
      — Иди открывай, — сказала Рита служанке. — Впустишь двух молодых людей, проведешь их сюда, а потом исчезнешь. До завтрашнего вечера ты мне не нужна.
      Она приняла непринужденную позу. Нико вошел, демонстрируя полное равнодушие к роскошной обстановке. За долговязым Нико проследовал молодой человек среднего роста с длинными светлыми волосами, очень хорошо сложенный. Тени от свечей играли на стенах и лицах, но Рите показалось, что черты лица у друга Нико приятные.
      — Познакомимся, — сказала Рита, не меняя позы. — Меня зовут Рита.
      — А меня Нико, — весело сказал Нико. — А это вот мой друг Брант.
      — Брант? — удивилась Рита.
      Что ж, тем лучше. Впоследствии можно будет оказать Хоку услугу. Неплохо. Время от времени надо всем нужным людям оказывать услуги. Лучше спится.
      — Угощайтесь, господа мои. Здесь все, включая хозяйку, в вашем полном распоряжении.
      Нико хмыкнул и прошел к столу, нацеливаясь на кувшин с вином. Брант помолчал, помедлил, и шагнул вперед, в свет. Хозяйка сидела в полутени и показалась ему привлекательной.
      У Риты в первый раз в жизни потемнело в глазах. Не сиди она в этот момент в кресле, пришлось бы ей опереться на что-нибудь, чтобы не упасть. Она сжала зубы и овладела собой. Взгляд ее был прикован к лицу Бранта. Брант даже слегка смутился, что не очень соответствовало его характеру, и наклонил голову вопросительно.
      А Рита вспомнила, что на ней легкомысленный пеньюар поверх тонкого белья.
      — Одну минуту, — сказала она.
      Она резко поднялась. Ее качнуло, колени подгибались. Она овладела собой.
      — Вам не помочь ли, госпожа моя? — спросил наблюдательный Брант, шагнув вперед.
      — Нет, благодарю вас. Я сейчас вернусь.
      Она быстро вышла в кабинет. Открыв один из шкафов, она схватила первое, что ей попалось под руку — тяжелый бархатный славский халат. Поспешно натянув его, она глубоко вздохнула. Потом еще раз. Приоткрыв дверь кабинета, она сказала:
      — Брант, зайдите сюда, я хочу кое-что вам сказать. Нико, не стесняйтесь пока что, угощайтесь.
      Нико не стеснялся. Он уже успел уронить две тарелки, одну с холодным мясом, другую с салатом, на пол, и разбить одну из кружек. Ничего страшного.
      — Не опрокинь стол, — сказал Брант, раздумывая. В конце концов, никто ни к чему меня не принуждает, подумал он. Захочу — уйду.
      Он вошел в кабинет.
      Рита зажгла несколько свечей.
      — Сядьте, — сказала она, указывая на кресло.
      Халат, подумал Брант. Чего это она? Засмущалась. Он сел.
      — Позвольте задать вам несколько необычных вопросов, — сказала Рита.
      — Задавайте.
      А он суровый, подумала Рита. Сухой и суровый. Это правильно, так оно и должно быть.
      Сердце ее билось часто. Даже у очень испорченных и циничных женщин есть сердце.
      — Вы никогда не жили в Артании?
      На мгновение лицо Бранта выразило не удивление, но растерянность, показав Рите, что ее подозрение оправдывается.
      — Нет, — ответил Брант спокойным голосом. — Точно — нет. По свету я много шлялся, но в Артанию не заезжал.
      — Не лгите, — сказала Рита.
      Снова растерянность. Чего хочет от меня эта баба?
      — С чего вы взяли, что я лгу?
      — Потому что я вас знаю. А вы меня нет. У вас шрам на правом плече, сзади, сразу под лопаткой.
      Так, подумал Брант. Откуда она меня знает? Ну, в Колонии Бронти она могла быть проездом (если бы жила, я бы ее запомнил, такие лица не забываются), видела меня загорающим или купающимся в реке. Но — Артания? Кто здесь вообще может знать про Артанию? Это так давно было, я сам ничего не помню.
      — Кто вы такая? — спросил он напрямик.
      — Это не имеет значения. Шрам есть, не так ли?
      — Есть, — сказал Брант мрачно.
      — Очень хорошо. Так. Что же дальше? Что-то было дальше. — Рита собиралась с мыслями. — Ах, да. В данный момент ваша жизнь в опасности. Я сейчас отлучусь часа на два. Никуда не выходите из дома и не выпускайте вашего друга. Слышите? Из дома ни ногой.
      — Ну вот еще! Зачем?
      — Позже я вам все объясню. Идите к своему другу. Если хотите, к вам придут девушки, здесь есть хороший публичный дом неподалеку. Прислать?
      — Нет, — сказал Брант. — В публичный дом я и сам могу пойти, зачем же вам трудиться.
      — А друг ваш?
      — Обойдется.
      Рита вдруг наморщила нос и нервно рассмеялась. Брант улыбнулся.
      — Ладно, — сказала Рита. — Идите к Нико. Я воспользуюсь черным ходом. Никому не открывайте. Слышите? Это очень серьезно. Никому.
      — Хорошо, — сказал Брант. — Но могу я по крайней мере знать, что происходит?
      — Узнаете через два часа.
      Брант вышел в гостиную. Рита быстро переоделась и выбежала через черный ход.
      В гостиной основательно уже пьяный Нико буянил в одиночку, кидая столовые ножи в чей-то портрет на стене (густая темпера, покрытая матовым лаком) и промахиваясь. Ножи не втыкались в стену, но стукались плашмя и падали на пол. Очевидно, квалификация все еще не восстановилась.
      Брант сел в кресло и отломил себе кусок паштета. Было очень вкусно. Он залил паштет вином, поставил кубок на стол, и замер.
      Все очень просто. Тот жилистый с приплюснутым носом, в Кронине, слышал его имя. Эта баба была либо его подружкой, либо просто шпионкой. Жилистый ей все рассказал. Возможно, жилистый произвел расследование — а он явно был шпион, и явно профессионал — и знал о Бранте больше, чем кто-либо. И рассказал этой дуре. Теперь она идет к жилистому. Приведет его сюда, возможно не одного. И его, Бранта, тут преспокойно ухлопают вместе с Нико. Не будь Нико рядом, он бы спрятался где-нибудь и посмотрел бы, чего будет. Но Нико был рядом.
      Брант поспешно встал и подошел к окну. Пустая улица. Пока что пустая.
      — Нико, — сказал он. — Сейчас мы отсюда уйдем, быстро и тихо. Завтра мы уедем на юг, к морю. Ты любишь море, Нико? Я — очень. Мы сменим имена. Ты больше не Нико, а я больше не Брант.
      — Потрясающе, — сказал Нико, которому эта идея очень понравилась. Он встал, едва не опрокинув стол, подошел к Бранту, чтобы его обнять и поздравить, и упал. Брант поднял его и повел, шатающегося, к двери.
      — Уй, — сказал Нико. — Я, кажется, изрядно пьян. Подожди.
      Он отцепился от Бранта, выпрямился, глубоко вдохнул, и ударил себя с размаху кулаком в грудную клетку.
      — Все, я трезвый, — сказал он.
      — Идиот, — сказал Брант.
      Он взял руку Нико и положил ее себе на плечо. Он не стал вытаскивать меч, поскольку меч от стрел не спасает. Они спустились по темной лестнице, вышли на улицу, и двинулись прочь от центра. В таверне остались принадлежности, уголь, холсты, эскизы, одежда — и черт с ним.
      Все деньги были у Бранта с собой. Через три часа на противной и грязной окраине Брант отыскал противную и грязную таверну. Он нанял комнату и оставил Нико отсыпаться. Сам он решил побродить по улицам. Последний раз в столице. Проверив карманы, он обнаружил в одном из них клочок бумаги. Улица Весенних Роз. А? Ах да, женщина по имени Аврора всегда бывает дома по утрам, с семи до полудня. Может, не дразнить гусей и не идти? Но ведь он не сказал ей нет. А это почти равносильно обещанию придти. В приличном обществе.
      А на юге, в гавани, стоят небось красивые суда, и старые злобные капитаны кричат страшными романтическими голосами — «Отдать швартовы! Лево руля, сука безмозглая, лево руля! Не напорись на риф, блядь!» — а в кабаках развратные красотки пьют пунш, или чего они там на юге пьют, и жеманно держат двумя пальцами жирные атасы, откусывая по малу и сразу проводя языком по передним зубам, чтобы на них ничего не оставалось. А по утрам ласковый бриз гладит пальмовые ветви. И пахнет тиной, йодом, водорослями, и вообще морем и прибоем. И можно выстроить живописную виллу на какой-нибудь совершенно безумной скале, о которую разбивается штормовая волна, и брызги оседают на перилах веранды, а веранду нужно так распланировать, чтобы ветер был не страшен — сидишь себе, пьешь неторопливо что-нибудь изящное, а кругом молнии, буря, а у тебя свеча на столе — и огонек даже не дрожит. Как бы это распланировать? Основание надо делать из камня, это понятно. Но, наверное, нужно поставить несколько двигающихся створок под разными углами, чтобы ветер в этом лабиринте терялся и немел. А от дома вниз к прибою и песку нужно будет выложить мраморную лесенку, петляющую.
      Пока он все это обдумывал и даже делал расчеты в уме, Брант не заметил, что ноги уже принесли его в центр. Причем не куда надо, т. е. на Улицу Весенних Роз, ведь до утра оставалось еще часа три, но к Храму Доброго Сердца. Он вдруг осознал, что так и не решился туда войти за все это время. А ведь думал об этом многие годы. Сейчас внутри никого нет кроме, возможно, священника. А приходить надо было вечером. А он вместо этого пошел за Нико на Улицу Плохих Мальчиков, поскольку человек слаб и глуп, и там напоролся на шпионку, почему ему и придется ехать теперь на юг одному. То есть, не одному, а с Нико. До чего же я все-таки мрачный, неуживчивый тип, подумал Брант. И, между прочим, дормер над фронтоном Храма совершенно лишний. Напутал чего-то старик Гор. Чего-то не учел.
      У алтаря горело несколько свечей. Остальное помещение не освещалось. Почти ощупью пробрался Брант по центральному проходу и сел на переднюю скамью. Он просто посидит и подумает. И помолится. И помечтает.
      Слева раздались шаги и средних лет человек в рясе до полу вышел на свет, щурясь на Бранта.
      — Вам чего, сын мой? — спросил он не очень приветливо. — Шли бы вы спать.
      — Вы невежливы, — заметил Брант. — А если я нуждаюсь в помощи Создателя, тогда что?
      — Мы все в ней нуждаемся.
      — А если я нуждаюсь в экстренной помощи и пришел ее просить сюда, в Храм?
      — Сын ной, — сказал священник устало. — Пришедших просить Создателя о помощи видно издалека.
      Помолчали.
      — Вы пойдете домой, или будете тут торчать и не давать мне спать? Я сегодня ночую в Храме, моя очередь. И я бы с удовольствием поспал, тем более что утром мне проповедь читать, а я, когда не выспался, читаю проповеди бестолково и сумбурно.
      — Никуда я не пойду, — отрезал Брант. — Выгнать вы меня не можете, не имеете права, как верующий.
      — Н-да, — сказал священник неопределенно, садясь рядом.
      — Вы давно здесь служите?
      — Двадцать лет, сын мой.
      — Вы хорошо знаете своих прихожан?
      — Да.
      — Сюда приходит одна девушка. То есть, сейчас она женщина.
      — Вы уверены, что только одна?
      — Я видел ее здесь семнадцать лет назад. И обещал увидеть еще раз.
      — Семнадцать лет назад вам было лет пять, сын мой.
      — Девять. А ей лет семнадцать. У нее еще брови такие.
      — Какие? Впрочем, я знаю, какие. А вы, стало быть, отсутствовали семнадцать лет. Лицо мне ваше кого-то напоминает. Очень знакомое лицо.
      — Никого оно вам не напоминает, и напоминать не может. Волосы у этой женщины каштановые. Глаза голубые. Конечности тонкие и длинные.
      — Да я знаю, знаю.
      — Что вы знаете?
      — Знаю, о ком вы говорите.
      — Она заходит сюда?
      — Иногда.
      — По определенным дням?
      — Нет. Когда как.
      — Днем? Вечером?
      — И так, и сяк. — Священник почему-то улыбался. Что-то его забавляло.
      — Вы знаете, как ее зовут? — спросил Брант.
      — Еще бы. А вы?
      — Нет. Скажете?
      — Нет.
      — Почему?
      — Не знаю, — сказал священник. — Не хочется. Вы из какого сословия?
      — Какое это имеет значение?
      — Для мирских, очевидно, большое, раз все они только об этом и заботятся. Так из какого?
      — Смотря для кого и как.
      — Благородных кровей, я думаю, но скрываете.
      — Да, — сказал Брант. — Я воспитывался вместе с детьми слуг.
      — О! — сказал священник. — Оказывается, я думал не в том направлении. Беда в том, что все мы сперва думаем не в том направлении, и в результате получается то, что мы видим. Дети слуг, семнадцать лет отсутствия, девять лет изначально. Сейчас, сейчас. Нет, не говорите, я сам вспомню. Змееныш? Бесенок? Тигренок? Медвежонок?
      — Волчонок.
      — Точно! Именно! Волчонок. Меня сбило с толку именно ваше лицо. Позвольте.
      Священник взял с алтаря одну из горящих свечей и внимательно рассмотрел лицо Бранта.
      — Ничего не понимаю, — сказал он. — Вы либо выдаете себя за кого-то другого, либо… нет, не знаю.
      — Почему вы так решили?
      — Видите ли, Волчонка привезли… ну, в общем, он был, по слухам, сыном какого-то артанского князя.
      — Да. И что же?
      — Вы не можете быть сыном артанского князя. В ваших чертах нет решительно ничего артанского. Обыкновенный нивериец со славскими примесями.
      — Вы видели меня, когда я был ребенком?
      — Нет. И Волчонка не видел.
      — Я — Волчонок.
      — Не думаю. Ну, это не существенно.
      — Можете вы сделать, чтобы я увидел женщину, о которой я… которую я…
      — Молодой человек, женщина, о которой вы говорите — вдовствующая Великая Княгиня. С ней хотят говорить многие. Она редко говорит с кем-нибудь.
      — Не шутите так, — сказал Брант. — Я люблю шутки, и я просто без ума от шутливых священников, но — не шутите.
      — Я вовсе не шучу. Я вам так скажу — послезавтра начинается Большой Турнир в Итанином Рынке, на котором по традиции будут присутствовать все высокопоставленные лица, включая княжеский дом. Пойдите и посмотрите на Вдовствующую Великую. Можете попытаться там же с ней заговорить.
      — Почему же не здесь?
      — Потому что Храм — не место для любовных приключений.
      — Это не любовное приключение.
      — Идите спать. Хватит, — сказал священник, раздражаясь.
      — Я обращусь к вашему начальству, — пригрозил Брант. — Скажу им, что вы отказали в помощи верующему. Вот прямо сейчас пойду к самому главному священнику и разбужу его.
      — Уже разбудили, — сказал Редо. — Я и есть Главный Священник Астафии. Идите домой.

* * *

      Слуга Хока отпер дверь и поклонился.
      — Прошу вас, госпожа моя.
      — Хозяин не спит? — спросила Рита.
      — Бодрствует. Он в кабинете. Скажите ему, чтобы он заплатил мне жалование за прошлый месяц. Он явно забыл.
      — А сам не можешь сказать?
      — Боюсь.
      Рита прошла в кабинет. Хок поднял голову от какого-то списка и поприветствовал гостью.
      — Чем обязан?
      — Хочу просить вас об одном одолжении.
      — Ради вас — все, что угодно, если это не связано со свержением существующего правительства.
      — Вы помните, в Кронине, вы собирались выпороть мальчишку по имени Брант?
      Хок помрачнел.
      — Помню.
      — Выпороли?
      — Нет. Я потерял наглеца из виду. Он теперь где-то здесь. Его видели мои люди.
      — Вы все еще сердитесь на него?
      — Естественно. Вы бы тоже сердились.
      — Я прошу вас его простить.
      — Невозможно. Он успел оскорбить меня еще раз.
      — Вы говорите, что потеряли его из виду.
      — Он назначил свидание моей любовнице.
      — Авроре?
      — Откуда вы знаете?
      — Не будьте наивным, Хок.
      — Да, Авроре.
      — Ну и что?
      — Как — что? Это, по-вашему, не оскорбление?
      — Не знаю. Он знал, что она ваша любовница?
      — А мне что за дело?
      — Это просто самодурство, Хок.
      — Возможно.
      — Она все равно вам изменяет.
      — Неправда.
      — Правда.
      — Во всяком случае, об этом никто не знает.
      — Хок, камни на дне Южного Моря знают, что она вам изменяет. Собольи муфты, в которых славские мещанки греют морозными вечерами пухлые свои руки, знают, что она вам изменяет. Что вы мне морочите голову! Мне нужен этот Брант. Это государственное дело. Мне он нужен живым и действенным.
      — Вы хотите сделать его своим любовником?
      — Представьте себе — нет.
      — Зачем он вам?
      — Будьте скромнее, мой друг.
      — Как вы возбуждены, прекрасная Рита! Я просто любопытен.
      — Смиритесь. Мне нужно ваше слово.
      — Он назначил Авроре свидание.
      — Он не придет на это свидание.
      — Вы совершенно точно это знаете? — спросил Хок, прищуриваясь.
      — Да.
      — Ну, хорошо. Только ради вас. Но если он придет…
      — Он не придет.
      — …ему не поздоровится. Поверьте.
      — Верю. Он не придет.
      Как гора с плеч. Рита шла домой быстрым шагом. Она еще не знала, что скажет Бранту. Что нужно сказать Бранту. Услать его за тридевять земель было бы самым разумным. Хоку доверять нельзя. Сегодня он делает вид, что забыл, а завтра или через год вдруг случайно вспомнит, в самый неподходящий момент. Уехать вместе с Брантом? У нее большое состояние. Глупо как-то. Неплохо было бы сначала узнать человека поближе. Десятиминутное знакомство не повод для планирования дальнейшей жизни.
      Дом был пуст. Ни Бранта, ни Нико! Идиот. Ему же велено было сидеть на месте. Где его теперь искать?
      Свидание. Он назначил Авроре свидание. Это ерунда, Аврора всегда сама назначает свидания. С семи до полудня. Он пойдет на это свидание, и там его будет ждать Хок.
      Рита взглянула на часы. Полночь.

* * *

      Улицу Весенних Роз Брант помнил хорошо. Собственно, это была даже не улица, а очень широкий сквер, усаженный деревьями. И было на этой улице только два дома — отремонтированный квартирный, для среднего сословия, и роскошный модернизированный особняк. Брант постучал. Никто не отозвался. Он постучал еще раз. Подождал. Толкнув дверь, он обнаружил, что она не заперта.
      В вестибюле горела лампа. Слуг нигде не было видно. Брант поднялся по широкой лестнице с орнаментированными перилами и выбрал самую красивую дверь. Он не ошибся — это и была хозяйкина спальня. Кровать под балдахином. Плюшевые драпировки. Прикроватный столик с двумя золотыми кубками. Сама хозяйка, в кресле, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту.
      Брант круто обернулся, одновременно выхватывая меч. Никого. Еще полоборота. Опять никого. Он повернулся бы еще раз, но тут его схватили сзади за локоть и за волосы, и он почувствовал, что падает. Кисть руки пронзила невообразимая боль, и он выронил меч. Он упал на бок и хотел было вскочить, но ему не дали. Он хотел перекатиться на спину, но у него ничего не вышло. Сидя рядом с ним на корточках, Рита одной рукой взяла его за ухо, а другой приставила к его горлу кинжал.
      — Не двигайся и молчи, — сказала она. — Лежи и слушай. Сейчас мы отсюда уйдем.
      — Никуда я не пойду, — сказал Брант, косясь на клинок. — Можете прикончить меня здесь, или подождать этого, с приплюснутым носом. В этот раз отступать некуда, и я буду с ним драться.
      — Ты не будешь с ним драться.
      — Буду.
      Он рванулся, и Рите пришлось отпустить его ухо и треснуть его по лбу. Он ударился затылком об пол и зарычал от боли и унижения. Она опять взяла его за ухо. Кинжал торчал у горла. Это было глупо. Она отбросила кинжал, отпустила ухо Бранта, и поднялась.
      Брант удивленно смотрел на нее с пола, морщась от боли в затылке и боли в запястье.
      — Вставай. Никто тебя не тронет, пока я здесь. Вставай.
      Брант сел.
      — Я, наверное, что-то не так понимаю, — сказал он.
      — Это нормально, — объяснила Рита. — Весь мир построен на непонимании. Я вот давеча как увидела твое лицо…
      — Что-то всех тут интригует мое лицо, — сказал Брант, поднимаясь на ноги.
      — Подними меч и вложи в ножны.
      — А зачем вы Аврору связали?
      Рита посмотрела на него мрачно, перевела взгляд на связанную Аврору, и опять посмотрела на Бранта, так же мрачно.
      — А?
      — Буянила она очень, — сообщила Рита. — Требования высокие. Ты будешь подбирать меч или нет?
      — Это не дело, — возразил Брант. — Нужно ее развязать.
      Он поднял меч.
      — Вложи в ножны.
      Брант сделал вид, что вкладывает меч в ножны. Неожиданно он резко повернулся. Острие уперлось Рите в живот.
      — Теперь, милочка, — сказал он, — ты мне все-все расскажешь. Стоять! Ничего не утаишь. Что к чему и зачем. Расскажешь, зачем тебе понадобилось все это, и как именно ты собиралась меня прикончить, и кто такой этот с приплюснутым носом.
      — Баран, — сказала Рита, рассердясь. — Я твоя мать. Вложи меч в ножны. Слушай, что тебе мать говорит!
      Такого поворота событий Брант не ожидал. Клинок продолжал упираться Рите в живот. Рита заложила руки за спину и закатила глаза. Брант опустил меч.
      — Ты… вы… моя мать?
      — Это бывает. У многих есть мать. И у тебя тоже. И это я. Меч вложи. Баран упрямый.
      Брант стоял столбом. Рита взяла у него меч и вложила в ножны.
      — Так, — сказала она. — Теперь я кое-что скажу этой дурочке на ушко, и мы отсюда уберемся по добру, по здорову. Понял, дубина?
      — Э…
      — Я спрашиваю, понял?
      — Да.
      Рита подошла к Авроре, вынула кляп и кинжалом разрезала веревки, которыми Аврора была привязана к стулу. Куски веревок она быстро и очень тщательно собрала и сунула в мешок. Наклонившись к уху все еще сидящей в кресле Авроры, она сказала очень тихо, чтобы не слышал Брант:
      — Нас здесь не было. Вообще никого не было. Скоро сюда явится Хок, прими его ласково и нежно. Если он что-нибудь заподозрит, я сразу об этом узнаю, и тогда я вернусь и буду очень медленно и буднично разнимать тебя на части, отвлекаясь время от времени на философские монологи. Та боль, которую ты на мгновение испытала сегодня, покажется тебе сладким воспоминанием. Ты будешь по ней тосковать, как по первому поцелую. Вон кувшин и кружки. Выпей две или три, это тебе поможет. Поняла?
      Аврора молча и быстро кивнула.
      Где-то скрипнула дверь. Аврора отчаянно посмотрела на Риту, а потом на Бранта.
      Брант успел оправиться от шока, в основном, и почти все понял. Кивком он указал Рите на открытое окно.
      Пока он вылезал на карниз и двигался вдоль стены, пока Рита ждала, чтобы он освободил ей место, Аврора шарахнулась к прикроватному столику, налила себе, расплескивая, кубок вина, выпила залпом и налила второй. При некоторых обстоятельствах, надменные становятся понятливыми, степенные действенными, распущенные строгими, а величавые кроткими. Главное — войти в ритм.
      Был восьмой час утра.
      Хок поднялся по лестнице и вошел в спальню Авроры. У него не было причин сомневаться в обещании, данном ему Ритой, и он почти не сомневался. Почти уверен был Хок, что Брант на свидание не явится. Будучи, тем не менее, человеком обстоятельным, он решил на всякий случай проверить, что к чему.
      Аврора в тонком пеньюаре возлежала на пышной постели, как зрелая томная нимфа на ложе из пьянящих трав. Хок окинул взглядом комнату.
      — Доброе утро, — сказал он. — Извини, что нарушаю наш договор.
      — Иди сюда, — сказала Аврора, томясь сладострастно. — Мне сейчас не до договоров, я хочу, чтобы ты мною овладел и был бы груб.
      С кем это она с вечера переспала, подумал Хок, отстегивая меч и сбрасывая плащ. Стерва. Вечер принадлежит мне. Договор. Капризная дура.
      Он быстро разделся и лег рядом с Авророй.
      — Будь груб, — сказала она, делая испуганные глаза. — Я тебя боюсь, ты сильный и страшный.
      Хулиганка, подумал Хок. Блядища. Сейчас мы тебе покажем.
      Брант дюйм за дюймом двигался по карнизу к углу здания, и Рита следовала за ним. Из окна спальни донеслись стоны Авроры, как раз во-время — рукоять меча Бранта царапнула стену. Достигнув угла, он осторожно обогнул его и остановился. Рита обогнуть угол не смогла.
      — Не смотри… те… вниз, — прошептал Брант.
      — Я не смотрю.
      Карниз был узкий и вмещал ступню не полностью. До земли было не то, чтобы далеко, но два с половиной человеческих роста — достаточно, чтобы сломать ногу или шею.
      — Не двигайтесь, — прошептал Брант. — Сейчас я слезу чуть ниже. Буду держаться руками за карниз. Вы встанете мне на плечи. Руками будете держаться за угол. И медленно съезжать — по мне. Плавно, медленно, не останавливаясь. Как ухватитесь руками за икры — отпустите. Приземляясь, старайтесь перекатиться влево, в сторону от угла.
      — Нет, — прошептала Рита яростно.
      Но Брант уже поставил ногу на карниз по ее сторону стены и, сжимая угол ладонями, съехал и повис на руках.
      — Быстрее, — прошипел он.
      Лицом к стене, Рита поставила правую ногу на его правое плечо, едва не потеряв равновесие. Схватилась за угол. Поставила левую ногу на его левое плечо. Крепкий мальчик, подумала она. Такую медведицу на себе держать. Сжимая угол ладонями, она скользнула обеими ступнями вниз, вдоль боков Бранта. Едва не ударившись подбородком о карниз, она съехала ниже, по тросу, бедрам, и голеням. Ноги зависли в воздухе. Сейчас свалимся, подумала она. Когда руки достигли колен Бранта, она ослабила хватку и упала вниз. Перекатилась.
      Брант качнулся назад и вперед и поймал носками сапог декоративную щель в известняке. Пользуясь щелью, он перебрался в сторону от угла, быстро, мягко передвинулся к водосточной горголе, подтянулся, встал на горголу, и с нее прыгнул на фронтон над входом. С фронтона он съехал вниз по колонне.
      — Молодец, — восхищенно сказала Рита, целуя его в щеку и оглядывая с головы до ног. — Надо же. Ну, пойдем, поговорим.

* * *

      Расслабленный, Хок развалился на кровати, глядя в потолок. Глаза слипались. Утро. Рано. Аврора со счастливой улыбкой прижималась к его плечу. Ему захотелось ссать.