— вопила она, хотя сын прекрасно знал, что ей пошёл сорок четвёртый год. — Я ещё не старая женщина! Мне что, прикажешь ложиться и помирать, дорогой сыночек? Рановато ты меня решил похоронить… Я хочу ещё пожить, я люблю Эдика, он любит меня, нам хорошо вместе… Ты уже взрослый, в моей опеке не нуждаешься… Так чего же ты лезешь в мою личную жизнь? У нас, как-никак, две комнаты, только благодаря мне в однокомнатной не оказались или вообще в коммуналке… Так что всем места хватит… Дача есть, у тебя со временем будет своя машина, деньги, и все, между прочим, благодаря мне… Сколько мне трудов стоило все это сохранить, скольких людей пришлось подмазать, один этот проклятый Сидельников в такую копеечку обошёлся… И тебе могла бы вообще ничего не дать…

— Я представляю, сколько ты оставила себе, — сузил глаза Михаил.

— А вот это не твоё дело, сынок, — глаза матери стали совсем уже злыми и опасными. — Ты живёшь как у Христа за пазухой, а тебе все мало… Жадный ты очень, балованный… Нет, сыночек дорогой, не буди лихо, пока тихо…

На время Михаил заткнулся, затаив лютую ненависть к наглому Эдику. Его безумно раздражало присутствие в квартире этого красавчика с масляными глазами. А один раз он просто застал Эдика на матери.

— Стучаться надо! — закричала мать, махая раздвинутыми в стороны ногами.

Эдик лишь обернулся и поглядел на вошедшего юношу своими чёрными, как смородины, глазами и сально улыбнулся. Михаил в жуткой досаде захлопнул дверь спальни.

Через некоторое время Эдик вышел из спальни, облачённый в отцовский голубой махровый халат, и чинно прошествовал в ванную. Включил там воду и долго мылся. А потом вышел оттуда, закурил ароматную сигаретку, похлопал Михаила по плечу, подмигнул своим чёрным масляным глазом и снисходительно произнёс:

— Такие вот они, старичок, дела…

Михаил позеленел от злости и осознания собственного бессилия. Он понимал, что обязан был мощным сокрушительным ударом сбить мерзавца с ног, но он не сделал этого. Даже ответить ничего не смог. Он просто пошёл и напился. Пришёл домой вдребезги пьяный, а затем они пили водку на кухне с Эдиком, хлопали друг друга по плечу и даже целовались. А мать наблюдала эту позорную сцену с нескрываемым одобрением.

— Жизнь течёт, старичок, куда денешься? Живым жить, — бубнил Эдик.

— Все путём, старик, все путём, никаких проблем, — отвечал шестнадцатилетний Михаил и тянулся за очередной рюмкой.

— Давайте жить дружно, — елейно улыбаясь, произнесла мать, и при этих словах Михаила вырвало прямо на пол кухни.

…Так прошло два года. И наконец Михаил принял решение.

— Я, пожалуй, сниму себе квартиру, — пробасил он, стараясь не глядеть в глаза расцветшей за это время, румяной и пышной матери.

— Да? — заблестели радостью глаза матери. — А что? — поглядела она на него внимательно. — Снимай, Миша, снимай. Не так уж это дорого. Деньги у тебя есть… Дело доброе… А подобрать вариант я помогу. Есть у меня ещё добрые знакомые.

Подобрать вариант оказалось делом и впрямь нелёгким. Рынка аренды квартир тогда ещё не было. Но мать действительно помогла. И в 1987 году восемнадцатилетний Михаил стал жить отдельно от матери.

Жить отдельно ему понравилось. Сначала он снимал квартиру в Орехово-Борисове недалеко от матери, потом перебрался в Ясенево. Домом же он не считал не только съёмные квартиры, но и ту, в которой был прописан, слишком уж разительно отличались они от их прежней четырехкомнатной. О той жизни напоминала только дача, но теперь там все лето торчал весёлый Эдик, устраивавший со своими не менее весёлыми друзьями бесконечные пикники и шашлыки. Так что и там ему было не очень сладко…

У Михаила было постоянное ощущение, что вся эта жизнь какая-то временная, что обязательно наступят дни, когда он снова переедет в центр, снова почувствует себя хозяином жизни, станет наслаждаться этой жизнью, как наслаждался в детстве. Почему бы и нет? Ему нет и двадцати. Он поступил в Плехановский институт, тот самый, который в своё время окончил и его отец, он получил водительские права и стал ездить на отцовской «девятке» вишнёвого цвета, у него ещё остались деньги. Что остаётся делать? Только жить да радоваться… И ждать своего часа, который обязательно наступит…

И он стал радоваться… Стал вести весёлый распутный образ жизни, тем не менее институт он не бросил и успешно сдавал сессию за сессией. Он верил, что образование пригодится ему и что лучшие времена у него впереди…

А пока наслаждался молодостью и беззаботностью. От девушек не было отбою… Пока не встретил одну… Ему казалось, он любит её. Связь с ней продолжалась около года с перерывами на бурные ссоры, заканчивающиеся трогательными примирениями и новыми взрывами страсти… Потом она забеременела от него. А вот это в его планы никак не входило. Он стал уговаривать её сделать аборт. Она не хотела, ей хотелось ребёнка, хотелось замуж. О женитьбе же Михаил думал с чувством панического ужаса. Связывать себя в двадцать один год?! Какой бы это было глупостью, каким безрассудством! Посоветоваться было не с кем, друзей практически не было, а мать давно уже стала для него чужим человеком, да у неё и самой появились серьёзные проблемы, которыми она стала делиться с сыном. Её распрекрасный черноглазый Эдик, за её счёт ездивший на её «Волге», замечательно погуливал с молоденькими телками и даже время от времени приводил их в её двухкомнатную квартиру, когда она была на работе. Но она безумно любила его, боялась расстаться с ним, выгнать его вон была не в состоянии… Так и тянулась эта позорнейшая связь, прожирались и отцовские денежки, и зарабатываемые ею… А ей было уже под пятьдесят… Эдик был лет на двадцать моложе её, чего ожидать? Все в порядке вещей… И Михаила это не касалось, его заботили свои проблемы…

… — Мне только двадцать один год! Я не могу обременять себя ребёнком! — злобно кричал Михаил той, которой ещё два месяца назад клялся в вечной любви и с которой проводил такие сладкие часы. — Ну потом, потом у нас обязательно будет ребёнок, только не сейчас, я ещё не кончил институт, ты вот кончила, а я нет… Ну сделай аборт, дорогая, я тебя прошу, — менял он тональность этого мучительного разговора.

— Будь ты проклят! — сказала наконец она и хлопнула дверью его квартиры.

Михаил почувствовал, что на сей раз она ушла навсегда, и вздохнул с облегчением… Жизнь начиналась сначала… А по ней можно было погрустить, попереживать в одиночестве… Куда лучше, чем недосыпать от детского плача и тратиться на всякие там коляски-кроватки-распашонки… Бр-р-р… Кошмар какой… Какой бы это был кошмар! Разве о такой жизни он мечтал?.. Ну ладно, кажется, проехало…

Потом он понял, что ему не хватает её, что он не может без неё существовать. И он, выждав время, поехал к ней домой.

Отец мрачно поглядел на него, но в квартиру впустил. В её комнате слышались весёлые женские голоса. Михаил робко постучал.

«Войдите!» — крикнула она.

Он вошёл. Увидел там её, румяную, весёлую, нарядно одетую. С ней сидели ещё две девушки.

«Подсаживайтесь к нам», — томно глядя на него, произнесла одна, высокая, с распущенными белокурыми волосами.

«Нет, он не будет к нам подсаживаться, — рассмеялась его бывшая любовь. — Мишеньке пора домой, Мишенька у нас ещё маленький. Пошёл вон, Мишенька, и пожалуйста, сделай одолжение, больше сюда не приходи…»

Оплёванному Михаилу ничего не оставалось, как повернуться и уйти. Большой букет роз он так и унёс с собой, как дурак…

Когда он садился в машину, белокурая девица окликнула его. Он понравился ей, она ему тоже, он посадил её в машину. И между ними завязался роман. Жизнь шла своим чередом…

И все было бы распрекрасно, если бы не одно «но». Постепенно подходили к концу отцовские денежки…

Он наконец-то закончил Плехановский. Шёл роковой, переломный 1991-й год… Он категорически отказался от предложенной ему матерью работы. Разве для этого он заканчивал институт? Судьбоносный момент в жизни страны, основываются частные предприятия, люди делают деньги. А он будет прозябать экономистом в какой-то гнусной конторе…. Нет, он дождётся своего часа… Михаил был по природе оптимистом, он был абсолютно уверен в том, что его час наступит, надо только подождать. И он станет богатым, всемогущим человеком, у него будет все — шикарная квартира в центре, «Мерседес» или «БМВ» последней модели, загородная вилла, отдых на лучших мировых курортах… Все будет у него, надо только выждать, не торопить события…

Его новая подруга оказалась женщиной весьма практичной и пробивной. Она все время хотела найти ему хорошую работу, но пока ничего не получалось.

…Выпив пива, Михаил пришёл домой, развалился в кресле и листал рекламную газету.

От этого занятия его отвлёк телефонный звонок.

— Мишенька, — крикнула в трубку белокурая подруга. — Я нашла тебе работу! Это именно то, что нужно. Открывается малое предприятие «Гермес». Учредитель — Фонд афганцев-инвалидов. Как раз сейчас идёт набор сотрудников. И требуются мужчины от двадцати до тридцати пяти лет с высшим образованием (желательно экономическим) или молодые люди, отслужившие в армии, ну, это для охраны и тому подобное. Но там есть место менеджера. Будешь получать в твёрдой валюте. И недалеко от тебя — Тёплый Стан, улица академика Варги, дом… Завтра же поезжай туда. Там коммерческим директором назначен бывший афганец Кондратьев Алексей, заместителем у него Олег Никифоров. Запиши телефон. А я уже поговорила о тебе с кем нужно. Они будут торговать продуктами питания, поставки из Китая… Золотое дно, не тяни, а то пожалеешь потом. Я так тебя расписала — молодой специалист, грамотный, толковый, моя двоюродная сестра по отцу там секретаршей работает, её Аллой зовут… Все. Пока. Целую…

«А что? Поехать поглядеть, что ли, что это за „Гермес“ такой? — подумал Михаил. — Рядом же совсем, в Теплом Стане. И как раз для меня. Чем я не подхожу? Двадцать два года, образование высшее экономическое. Завтра же и поеду, оденусь как следует, на тачке подкачу… Пусть видят…»

Он позвонил по указанному телефону, рассказал о себе. Разговаривали с ним очень любезно и предложили приехать прямо сейчас. Он вежливо отказался, сославшись на занятость, проклиная себя за то, что выпил пива. «Ещё не хватало ехать устраиваться на работу с таким выхлопом…» Тогда ему предложили приехать завтра с утра…

— Приезжайте, Михаил Гаврилович, такие люди, как вы, нам очень нужны, — произнёс спокойный мужской голос.

У Михаила сразу же поднялось настроение, он просто воспрял духом, веря в то, что это и есть начало его головокружительной карьеры преуспевающего бизнесмена.

Но на следующий день ему не удалось поехать туда. Утром позвонила мать и дрожащим от волнения голосом попросила приехать к ней на Каширское шоссе.

— Не могу я, мам, — с досадой сказал Михаил. — На работу, понимаешь, еду устраиваться… Хороший вариант. И неподалёку тут…

— Мишенька, он избил меня! Понимаешь ты, избил! Ты мне сын или нет? Этот подонок, этот нахлебник поднял на меня руку! Замахивался и раньше, а этой ночью… Он избил меня! Кто, кроме тебя, родного сына, может за меня заступиться? — зарыдала мать. — Что же мне, за братьями в Ярославль ехать? Тебе-то потом не стыдно будет?

— Хорошо, я приеду, — проворчал Михаил.

Хотя ехать ему совершенно не хотелось. Ещё не хватало ввязываться в драку с этим мерзавцем. Эдик был человеком цветущим, далеко не слабого сложения, к тому же к нему и на квартиру и на дачу порой приезжали люди весьма сомнительные, с явно выраженной уголовной внешностью… Но делать ничего не оставалось. Не отказывать же матери? Стыдно, не стыдно, все это пустая болтовня, зато он знал, что у неё осталось ещё немало деньжат, не так уж она глупа, чтобы все разбазарить с этим подонком… А если он не приедет, черта с два ему что перепадёт. Работёнка эта и высокая зарплата ещё вилами на воде писаны, а мамашины деньги живые, настоящие…

И он сел на машину и поехал к матери… На развилке Варшавского и Каширского шоссе, печально известном всем водителям месте, попал в чудовищную пробку, и его машину поцарапал какой-то грузовик. Михаил выскочил из машины и с истерическим криком бросился к водителю грузовика, намереваясь вступить в драку. Но открылась дверца «КамАЗа», и оттуда вылез парняга в куртке. С блинообразной рожи с конопушками глядели на Михаила оловянные глазёнки. А кулаки были больше, чем голова. Драться с ним было равно самоубийству. Михаил сразу сник и бросился искать гаишника.

Инцидент был исчерпан только через час, парняга, глупо улыбаясь, обещал возместить ущерб, и Михаил на поцарапанной машине продолжил свой путь. Но тут же убедился в справедливости пословицы, что нет худа без добра… За время, пока Михаил выяснял отношения с конопатым парнягой, мать успела помириться с Эдиком. А точнее, Эдик с ней, вовремя сообразивший, что перегнул палку и ссориться с богатенькой вдовушкой ему совершенно ни к чему.

— Он извинился, — шепнула мать, открывая сыну дверь. — Он горяч, но отходчив…

У Михаила отлегло от сердца. Вступать в конфликт с Эдиком уже было не нужно. И это мигом подняло ему настроение, упавшее из-за инцидента на дороге и отвратительной вмятины на левом крыле «девятки». Он так вдохновился, что стал для виду разыгрывать роль сурового материнского заступника. Нахмурил свои чёрные брови и сделал решительный шаг в комнату, постаравшись придать своему лицу максимально грозный вид.

За столом перед традиционной бутылкой коньяка сидел черноволосый Эдик в белой футболке. Своим чёрным, как смородинки, глазёнкам он умудрился придать виноватый блеск.

— Что тут у вас происходит? — мрачно спросил Михаил.

— Да так… — развёл волосатыми руками Эдик. — Понимаешь… Я был не прав… Я просто невыдержанный человек, неврастеник, Миш, — ослепительно улыбнулся он белыми зубами и тут же потупил глаза. — Я очень люблю твою мать, дорогую нашу Верочку… Мне с ней так хорошо. И ей тоже со мной хорошо… — Он томным взглядом одарил годящуюся ему в матери любовницу. — Но мы оба очень нервные, вспыльчивые… Я сам не знаю, как все это могло получиться… Ну прости меня, Верочка, говорю в который раз, теперь при твоём родном сыне… Как я мог так поступить, до сих пор не пойму…

— Ладно, проехало, — махнула рукой мать, снисходительно улыбаясь. — Выпьем мировую… Я на бюллетене, сынок, отдыхаем сегодня после стресса. Садись с нами.

— Вас не разберёшь, — пробурчал Михаил, довольный тем, что не пришлось связываться со скользким как змея и вызывающим опасения Эдиком. Радость просто-таки распирала его впалую грудь. Михаил был довольно труслив от природы, дрался плохо и страсть как не любил никаких конфликтов… И больше всего на свете боялся попасть в такую ситуацию, что будет вынужден защищать близкого человека… И пока бог миловал, пронесло и на этот раз…

— Давай, Миш, садись, я налью тебе, — проворковал Эдик, и Михаил, продолжая мрачно глядеть на обоих, снизошёл и сел.

Пьянка получилась грандиозная… Ехать на машине уже никуда было нельзя, и Михаил остался ночевать. Наутро они стали опохмеляться. Мать постоянно целовалась с Эдиком, ходила полуголая и вела себя крайне непристойно. Но Михаилу было просто противно, никакой обиды и ревности он не испытывал.

— Мой Эдичка такой хороший, — ворковала мать, сидя у любовника на коленях и пытаясь дотянуться губами до его могучей шеи. Эдик плотоядно улыбался, громко сопел и, не стесняясь Михаила, откровенно лапал её.

Михаил оставил машину около материного дома, взял такси и поехал на свою квартиру отсыпаться. А на следующее утро вернулся за машиной и сразу же отправился в Тёплый Стан в офис малого предприятия «Гермес».

Офисом оказалась обычная трехкомнатная квартира на улице академика Варги. «Малое предприятие „Гермес“, — прочитал он вывеску на двери…

Михаил нажал кнопку звонка.

Открыла миловидная девушка в коротком платье. Это, очевидно, и была Алла.

— Вы к кому? — спросила она, приветливо глядя на Михаила, высокого, стройного, в жёлтой обливной дублёнке и с непокрытой головой, крутящего на указательном пальце ключи от машины.

— Я Михаил Лычкин… По поводу работы… Я звонил… позавчера… Меня просили приехать… А я, понимаете, как назло, заболел. Простудился… Вы, я так понимаю, Алла? Мне вообще-то нужен Кондратьев Алексей Николаевич…

— Алексей Николаевич скоро будет. Пройдите сюда, пожалуйста.

Михаил прошёл в хорошо отремонтированную и обставленную офисной мебелью большую комнату. Сел на кожаный диван. Девушка села за письменный стол и стала печатать что-то на электрической машинке. Михаил заложил ногу за ногу, расстегнул дублёнку и искоса поглядывал на симпатичную молодую девушку… Та порой тоже отрывалась от машинки и бросала мимолётный взгляд на него. Так прошло примерно минут пятнадцать.

— Как дела, Аллочка? — раздался из передней густой бас. — Кто звонил?

— Звонил Олег Ильич из Харбина, Алексей Николаевич. Сказал, что договорился о новых поставках. Он перезвонит вам. Потом звонили из налоговой инспекции, из Пенсионного фонда. Звонили Левенберг и Юшин, оба сказали, что все продукты распроданы. Просят ещё товар.

— А вот это хорошо, Аллочка, это очень хорошо. — В комнату вошёл высокий седой человек лет тридцати пяти в китайской куртке и кожаной кепочке. — Надо же, только два часа отсутствовал и столько звонков. И все мной интересуются, и Пенсионный фонд, понимаете ли, и налоговая инспекция. — Он подмигнул Михаилу, словно старому знакомому. — Вы ко мне?

— Здравствуйте, — поднялся с места Михаил. — Да, к вам.

— Здравствуйте, — протянул ему руку вошедший. — Я Кондратьев, директор «Гермеса». Вы по какому вопросу по мою душу?

— Моя фамилия Лычкин. Михаил Гаврилович Лычкин. Я вам звонил позавчера.

— Ну, во-первых, не позавчера, а третьего дня. Мы ждали вас позавчера. Что же вы не пришли?

— Я заболел. Неожиданно поднялась температура, — промямлил Лычкин.

— Позвонили бы. Понимаете, в чем дело, господин Лычкин. Место, которое я хотел предложить вам, уже занято.

— А что это за место?

— Хорошее место, — открыто улыбнулся Кондратьев. — Место менеджера, Михаил Гаврилович. А свято место, как известно, пусто не бывает.

От досады Михаил прикусил губу. Вот тебе и карьера бизнесмена. Черт бы побрал мамашу с её волосатым Эдиком!

— И что же теперь? — пробубнил Михаил.

— А теперь придётся обождать. Вообще-то вы нам подходите по всем показателям. Но… опоздали. Вчера я оформил на это место другого человека. Вакансия занята…

— Ладно, я пошёл, — покрутил на пальце ключи от машины Михаил и направился к выходу.

— Послушайте, — остановил его Кондратьев. — Я могу пока предложить вам место… грузчика.

— Грузчика? — вспыхнул Лычкин. — Но я закончил Плехановский институт.

— Ну временно, временно. Поработаете, войдёте в курс нашего дела. Да и зарплата будет немалая. В свободной валюте, между прочим.

— Да? — воодушевился Лычкин.

— Да, да. Для начала двести долларов в месяц. Соглашайтесь, а потом разберёмся. Очень не хотелось бы терять такого работника, молодого специалиста. Мы же только начали работать, правда, довольно успешно. Возим продукты из Китая, и все разбирают, привозить не успеваем. Но сейчас у нас первая цель — рассчитаться с банком за кредит. Преодолеем это, дальше все пойдёт как по маслу! А грузчиками и мы ещё пару месяцев назад наработались всласть, и я, и мой заместитель Никифоров. Только вот Аллочку бережём от такой работы, — подмигнул он девушке. — Ну? Как вы? Согласны?

Михаил подумал с полминуты, а затем махнул рукой:

— А, была не была! Что мне терять? Согласен!