Я снова видела во сне тигра и снова бежала, задыхаясь от бега. Была ночь, и я могла разглядеть лишь золотистые полосы на его гладкой шкуре. Зверь не отставал, зеленые огни глаз маяками светились в окружавшей меня живой, дышащей темноте. Почему он до сих пор не схватил меня? Я почувствовала, что падаю, лечу сквозь пустоту, пронизанную тонкими лучами света, и вновь оказываюсь лицом к лицу с ним – с пылающим тигром из поэмы Блейка. Внезапно я понимаю, что уже схвачена и съедена моим тигром, так что мы теперь с ним одно целое – я и тигр вместе в одной шкуре… «Я всегда буду твоя, и ты всегда будешь мой. И если мы потеряем друг друга, то всегда найдем друг друга снова, поскольку мы можем изменяться, не изменяясь, и в то же время оставаться одним целым». Эти невысказанные слова проникали в сознание, возникали в сознании. И я знала, что всегда была тигром, а он мной.
      Я проснулась вся в поту. Я давно поняла, что временами могу постигать определенные вещи, хотя скоро научилась никому не говорить, что вижу «эти картины», как называла их, когда была моложе. В конце концов, на самом деле никто не хочет знать будущее! Люди больше боятся того, что будет, чем того, что может быть. Да и как ребенок может объяснить подобные вещи? Меня стали называть брухой, то есть ведьмой, и креститься при моем появлении, и вскоре я перестала рассказывать о своих снах, даже если об этом просили. Настолько ли я сама любопытна, чтобы поинтересоваться, что означает для меня именно этот сон? Или я это уже знала?
      Через некоторое время дрожь и головокружение, как всегда, прошли… И только тогда я заметила, что сбросила на пол все простыни и лежу, свернувшись калачиком и уткнувшись головой в колени. Нет, больше никаких капель с опиумом! Потянувшись всем телом, я расправила затекшие члены и глубоко вздохнула. Подойдя к окну, я отодвинула тяжелые шторы, открыла деревянные ставни, а затем и сами окна и вдохнула прохладный вечерний воздух. Встав на колени на скамейку у окна и выглянув наружу, я увидела оранжевые полосы света, льющиеся на зеленую траву из окон нижнего этажа. Часы пробили, и я с удивлением поняла, что еще достаточно рано. Сколько же длился этот сон?
      – И чего ты торчишь у окна? Разумеется, ты не так больна, как об этом говорят, – ты ведь вообще никогда не болеешь!
      – Мари-Клэр!
      – Прошу прощения, что не постучалась, но мне нужно тебя видеть. Как ты знаешь, мне больше не с кем поговорить, а у меня столько всего накопилось! Почему ты не пришла на ужин? Что-то сомнительно, чтобы тебя хватил солнечный удар или сбросила лошадь! Ты не хотела видеть Фернандо?
      Зажигая лампы, Мари-Клэр носилась по комнате как вихрь. Задав один вопрос, она не давала мне на него ответить, потому что тут же задавала следующий. Зная ее привычки, я оставалась там, где была, на скамейке у окна. Мари-Клэр беспокойно вилась вокруг меня – прекрасная бабочка в элегантном платье из тафты.
      – Ну что? – наконец спросила Мари-Клэр, переставив все в комнате по своему вкусу. – Должна заметить, что ты вовсе не похожа на больную! Чем ты тут занималась, пока торчала в деревне? А ты не хочешь узнать, что делала я?
      Я подумала, что скорее предпочту выслушивать рассказ о ее приключениях, чем предаваться размышлениям о своих безумных поступках, и пожала плечами.
      – Конечно, хочу! Но, знаешь ли, ты мне не давала такой возможности…
      – Знаю, знаю! Но ты ведь понимаешь, в каком я сейчас положении? Я ничего не могу поделать. Ты так и не хочешь ничего узнать? До сих пор боишься?
      – Ты говоришь так быстро, что я не могу понять и половины! Я-то почему должна бояться? Думаю, что это ты должна быть осторожна! Той ночью…
      – Да, той ночью! Это было совершенно потрясающе, я просто наслаждалась опасностью. А сегодня! Знаешь, я именно поэтому решила убедиться, что ты вовсе не больна. И я прощу тебя за то, что ты пропустила ужин, если ты оставишь свою дверь незапертой – просто так, на всякий случай! – Мари-Клэр игриво посмотрела на меня. – Правда, если ты будешь занята с Фернандо… – Поймав мой взгляд, она захихикала. – Неужели ты думаешь, что я стала бы возражать? Конечно, нет! И ты была дура, что не поощрила Фернандо, когда в ту ночь я направила его к тебе в библиотеку!
      – Подожди! – Я прижала ладони к ушам. – Мари-Клэр, я не понимаю, о чем ты говоришь. Я отношусь к Фернандо как к брату, и…
      – Но он-то относится к тебе по-другому! Думаешь, я не заметила, как он на тебя смотрит? Или ты на него? В общем, мне это все равно, хотя я, конечно, буду очень осторожна, чтобы избежать скандала. Так что… пожалуйста, Триста, ты моя единственная настоящая подруга и единственная знакомая, которая мне не завидует. Я могу тебе доверять, и ты поможешь мне – ведь правда? – Понизив голос, Мари-Клэр подошла ко мне настолько близко, насколько позволяли ее юбки с кринолином. Я могла ощущать аромат фиалок, который соответствовал цвету ее отороченного кружевами платья. – Ну пожалуйста, Триста! – канючила она так же, как всегда. – Он сейчас здесь, в этом доме. Кто знает, когда мы сможем следующий раз увидеться? Я же выхожу замуж и должна уехать в это чертово свадебное путешествие.
      – Должна уехать? – Я пришла в ярость, и у меня немедленно начала болеть голова. – В последний раз, когда мы с тобой говорили насчет медового месяца, ты сказала, что не хочешь возвращаться из Европы. Если ты нашла мужчину, который дорог тебе, то почему бы тебе не выйти замуж за него?
      – Тебе этого никогда не понять! – драматически воскликнула Мари-Клэр. – Но ты мне поможешь? – тут же другим тоном добавила она. – Скажи, что поможешь! А я спущусь и сообщу им, что я тебя разбудила и что ты чувствуешь себя намного лучше – это ведь действительно так. Я тебе обещаю, что все объясню сразу, как только смогу. И…
      – Нет! – твердо сказала я и смело посмотрела в ее изумленные глаза. – Если я не буду с самого начала знать, во что вовлечена, то отказываюсь участвовать в этой опасной интриге. Ты можешь передумать. Тебе не стоит выходить за Фернандо. У тебя же есть выбор…
      – У меня есть выбор? Что ты понимаешь! Ах, какая же ты все-таки наивная! Ты ничего не знаешь о жизни, кроме того, что написано в твоих дурацких книгах! А жизнь не всегда похожа на то, что написано в книгах, я это поняла уже давно. Я наслаждаюсь тем, чем хочу, но при этом делаю то, что должна делать. Как, пожалуй, мой папа… У него есть титул, но нет денег. Так что же ему оставалось делать, как не жениться на богатой женщине? Нужно быть практичной. Я вовсе не хочу вести нищенскую жизнь! Жизнь – это рынок: кто энергично торгуется, тот получает прибыль, а остальные… – Мари-Клэр пожала плечами и с вызовом посмотрела на меня. – Ну? Так ты мне поможешь или нет? Ответь мне сейчас же!
      В первый раз с тех пор, как мы познакомились и подружились, она была со мною так откровенна, подумала я.
      – Я помогу – ты, очевидно, это уже поняла. Но стоит ли он того, чтобы так рисковать? Что это за человек? Уж он-то, во всяком случае, должен понимать, что подвергает опасности твое будущее, кто бы он ни был!
      – Ты еще не догадалась? Ну конечно – ведь ты весь вечер проспала крепко, как ребенок! Слишком переутомилась… – Мари-Клэр коротко рассмеялась. Смех ее звучал отчужденно. – И благодарение Богу, ты была в своей постели, иначе… Кто знает, что могло бы случиться? Почем я знаю? Я хочу его… и собираюсь сохранить его даже после того, как выйду замуж за Фернандо. Наверное, я должна быть благодарна судьбе, если мой будущий муж думает, что этот человек – всего-навсего изнеженная, избалованная личность, которая пишет стихи, рисует картины и предпочитает общество мужчин обществу женщин! Это дает возможность…
      – Рисует картины? – непроизвольно повторила я. – И я знаю этот образец совершенства?
      Уже задавая этот вопрос, я знала ответ на него.
      – Конечно, знаешь! – смеясь, сказала Мари-Клэр. – Насколько я понимаю, именно он нашел тебя в бессознательном состоянии и привез сюда. Что ты о нем думаешь? Ты что-нибудь помнишь? Как он тебе? – Ее взгляд скользил по моему лицу. – Непонятно, отчего у тебя такой ошеломленный вид! Или ты смотришь осуждающе? Твое счастье, что он приехал за мной сюда. В конце концов, если бы он тебя не нашел, последствия твоего солнечного удара могли быть куда хуже! Разве тебе не кажется, что он заслуживает с нашей стороны некоторой благодарности?
      Еще никогда я не относилась к своей лучшей подруге с такой ненавистью. «Нашей стороны», – сказала она. Стало быть, он приехал сюда для того, чтобы увидеться с Мари-Клэр. Я была для него всего лишь развлечением – глупая, дешевая потаскушка, которая сама бросилась ему на шею. Я просила… нет, я почти умоляла его дать мне то, что Мари-Клэр получает без всяких просьб. И теперь мне остается винить только себя.
      Разгорающийся гнев и отвращение к собственной персоне разогнали все фантазии, которые еще продолжали бродить по закоулкам моего сознания. Мне все же хватило присутствия духа, чтобы, проигнорировав испытующий взгляд Мари-Клэр, сделать вид, что я смотрю в окно. Я думала о том, какой ответ ей дать. Да будь он проклят! Пусть убирается ко всем чертям этот лжец, лицемер и бесчувственный негодяй! То, что у нас однажды было – тем более что я сама ему это предложила, – совсем не повод для чего-то в дальнейшем. И не важно, хотелось бы мне продолжения или нет. Сейчас я ненавидела Блейза почти так же сильно, как стыдилась собственной слабости.
      – О небеса! Иногда, Триста, мне кажется, что ты вообще не способна на какие-то чувства или эмоции! Скажи же хоть что-нибудь, вместо того чтобы, отвернувшись от меня, глядеть в окно! – Нет, мне никуда не уйти от осуждающего голоса Мари-Клэр или ее взгляда. – Ну? Если ты мне не поможешь, мне все равно придется искать какой-нибудь выход – мне или Блейзу.
      – Ну раз так… Согласна, мне неплохо удается придумывать правдоподобные объяснения. – Мне казалось, что я со стороны слышу свой спокойный, почти равнодушный голос. Сейчас я даже поражалась своим актерским способностям. – Но что за объяснения мне нужно давать? И как…
      Мари-Клэр порывисто обняла меня, вся сияя от радости: ее цель достигнута!
      – Я знала, что в конце концов ты согласишься, несмотря на все твое ворчание! Ты, Триста, самая лучшая в мире подруга и единственная, кому я по-настоящему могу доверять! Мне уже нужно идти вниз, но я все-таки расскажу тебе о плане, который придумали мы с Блейзом!
      «Мы с Блейзом!» Почему это вообще имеет для меня какое-то значение? Еще долго после того, как Мари-Клэр ушла, в комнате ощущался аромат фиалок и слышалось эхо ее слов. Я цинично напомнила себе, что мне следует скорее смеяться над создавшейся комичной ситуацией, а не злиться. Тем не менее, когда я поправляла волосы, собранные в старомодный пучок, мои руки дрожали. «Мы с Блейзом…» Я надела свои любимые гранатовые серьги, которые обычно носила вместе с золотисто-коричневым шелковым платьем, – годом раньше папа привез мне его из Парижа. Собственно, я едва понимала, что делаю, даже когда сняла ночную рубашку и предстала перед зеркалом в одной сорочке, украшенной голубыми лентами.
      Зачем я поправляла волосы… надевала самые красивые серьги? Для кого? Мари-Клэр обещала, что одна из служанок принесет мне сюда поесть, и с озорной улыбкой напомнила, что ей досталась комната рядом с моей. Я-то думала, что она зашла поговорить со мной, как это бывало раньше в школе. Но сегодня тихая беседа, прерывающаяся хихиканьем, не состоится. Мари-Клэр точно знает, что эту ночь проведет с Блейзом и он будет заниматься с ней любовью – снова и снова, разными способами… Как я его ненавидела!
      Теперь я понимаю, что ненавидела тогда на самом деле самое себя и ту чувственную сторону своей натуры, которая, подавив все разумные мысли, свела меня до уровня животного, превратила в суку во время течки. Хуже того, я не могла объяснить даже себе, почему так случилось и что заставило меня так поступать.
      Тогда это казалось чем-то неизбежным и неотвратимым. Я подчинилась чему-то, что, возможно, и является моим подлинным «я». Но так ли это? Что я такое?
      Я спрашиваю себя об этом даже сейчас. Но в тот вечер, как я хорошо помню, самоанализ уступил место бесконечной злобе. По отношению к Блейзу и Мари-Клэр. Очевидно, я была для него всего лишь коротким развлечением, позволяющим убить время до встречи с ней. Он использовал меня так же равнодушно и бессердечно, как использовал бы какую-нибудь уличную девицу! Но я знаю, что теперь делать! Я посмотрела на свое отражение в зеркале. Да, так я и поступлю – почему бы нет? И приму меры, чтобы подлый негодяй не остался в стороне. О да, я точно знала, что нужно сделать! Или думала, что знаю.

      Я внезапно осмелела, отбросив в сторону все сомнения и соображения морали. Они для меня как будто больше и не существовали. Но разве я уже не стала падшей женщиной? Как моя мать. Фернандо, должно быть, почувствовал это в ту ночь, когда мы встретились в библиотеке и когда он сказал то, что сказал, и попытался сделать больше, чем я ему позволила. И в ту же ночь я имела несчастье встретиться с Блейзом Давенантом.
      С этой мыслью я принялась еще яростнее тереть лицо лепестками красной розы, отчего мои щеки приобрели лихорадочный румянец – под цвет губ. Я выглядела, как… наверно, как проститутка, ожидающая клиента. Глаза блестели, как обломки кристалла.
      Если бы я действительно была ведьмой и могла бы делать все, что захочу… Легкий стук в дверь быстро вернул меня к действительности. Это, без сомнения, Сюзи с моим долгожданным ужином. Я надеялась, что пища окажется не такой, какая предназначена для больных, – жидкая овсянка или какой-нибудь отвратительный на вкус травяной чай.
      – Ну наконец-то! Слава Богу! Я уже начала думать, что…
      Но тут у меня перехватило дыхание. В комнату вторглась отнюдь не злосчастная Сюзи. Это был человек, которого я меньше всего ожидала – и хотела – вновь увидеть сегодня.
      – Прошу прощения за то, что я отнюдь не тот счастливец, которого вы ждете с таким явным нетерпением!
      Этот вкрадчивый тон, маскирующий тигриный рык! Я хорошо научилась в этом разбираться за те два часа, что провела с Блейзом Давенантом. Я для него не значила ничего, была ничем! И теперь он смеет без приглашения входить в мою спальню, запирая при этом за собой дверь!
      – Подите вон! – Я была готова искусать и исцарапать его до крови. Мой голос возвысился почти до крика. – Как вы смеете, после того… Уверяю вас: если вы немедленно не уйдете отсюда, я буду кричать. А ведь тогда сорвется ваше долгожданное свидание с Мари-Клэр, не так ли?
      Ироническая улыбка и приподнятая бровь дали мне понять, как я выгляжу в его глазах. Ревнивая, мстительная самка, которая не может вынести мысли о том, что ее отвергли.
      – Я пришел лишь затем, чтобы спросить, как вы себя чувствуете после солнечного удара, моя дорогая! А что касается моего… как вы это назвали, свидания… ну, я должен сказать, душа моя, что нанес вам визит без всякой мысли о повторении наших с вами сегодняшних безумств. Отнюдь! Заодно я хотел взглянуть, какими дверями и окнами смогу воспользоваться в случае… если возникнет необходимость!
      Я не могла не заметить, что во время своей саркастической речи Блейз внимательно наблюдал за мной, стараясь побольнее уколоть. Наверное, именно наблюдение это дало мне возможность не пасть духом и отвечать ему достаточно уверенным тоном.
      – Раз уж вы все равно нарушили мой покой – смотрите, каким образом вы сможете бежать, если вас обнаружат! Но пожалуйста, побыстрее! Потому что – как вы уже наверняка догадались – у меня тоже свидание. – По выражению глаз Блейза, по его сжатым губам и напряженным мышцам я поняла, я почти чувствовала, как его захлестывают волны ярости. К моему изумлению, мне удалось его разозлить. Эта мысль придала мне силы, когда мы схватились уже по-настоящему.
      – Здесь также есть окна, выходящие на ту же самую галерею, что и соседняя комната – спальня Мари-Клэр. Мне провести вас туда и показать? Хотя, я думаю, такие обходные пути вряд ли потребуются. Я уже обещала, что сделаю все возможное и отвлеку на себя внимание Фернандо, пока вы будете заняты друг другом! – Я даже притворно вздохнула, а затем склонила голову якобы в знак покорности. – Прошу прощения за те неприятные вещи, которые наговорила вам. Я ведь должна быть вам благодарна за то, что вы кое-чему меня научили. Я думаю, что теперь лучше сориентируюсь в том, что мне предстоит!
      Я посмела зайти слишком далеко. Одного быстрого взгляда было достаточно, чтобы заставить меня отпрянуть от Блейза Давенанта.
      Несколько секунд он, однако, еще улыбался, но эта улыбка больше напоминала оскал приготовившегося к прыжку хищника.
      – Вы мне льстите, милая. Я вряд ли могу чему-либо научить персону, столь изощренную в искусстве играть страстями и столь развязную, как вы! Примите мое восхищение, мисс Виндхэм, столь великолепным представлением и вашими многочисленными талантами!
      Все еще улыбаясь той дьявольской улыбкой, которая всегда выводила меня из себя, Блейз отвесил нечто похожее на поклон. В этот момент я его ненавидела. Будь он проклят! Сейчас бы я…
      Должно быть, на моем лице все было слишком явно написано.
      – Нет! Я бы на вашем месте не стал этого делать, моя дорогая, – с легкой угрозой сказал Давенант.
      Не помню, то ли я попыталась ударить его по ухмыляющейся физиономии, то ли он первым схватил меня за руки. Помню только, как он с яростью прошипел: «Черт тебя возьми, ведьма!» – грубо схватил меня за талию и впился губами в мой рот. Поцелуй Блейза был дерзким, неистовым, болезненным – и безжалостным. Я чувствовала его гнев, его ярость… и его желание. Он желал меня так же, как и я желала его, и мы оба были не в состоянии с этим бороться. Я задыхалась от жадных поцелуев Блейза, от его удушающих объятий, мое тело, казалось, вот-вот окончательно вожмется в его тело и растворится в нем… но в то же время, как ни странно, мой страх прошел, я еще теснее приникала к Блейзу, вместо того чтобы пытаться освободиться. Я помню, что смотрела в его золотисто-зеленые глаза, напоминающие топи болот, и думала: «Неужели именно так чувствуют себя, когда тонут?» А потом… потом я и вовсе не думала ни о чем, кроме болота, и, не дыша, опускалась, опутанная водорослями, в его глубины…
      – Мисс! Мисс Триста, вам плохо? Я уж стучала и стучала в вашу дверь, мисс Триста, и не могла вас разбудить. Другая молодая леди сказала мне, что вы голодные, а когда я увидела, что здесь мистер Блейз…
      Я села и обнаружила, что нахожусь в постели. Это меня не удивляло до тех пор, пока Сюзи не упомянула имя Блейза и память не вернулась ко мне. Значит, «мистер Блейз»? Несомненно, он подкупает слуг в домах, где его принимают, чтобы они хранили молчание о его связях… о его бесчисленных связях! И что такого он со мной сделал, что я потеряла сознание? Может, он хотел задушить меня своими поцелуями, чтобы я не пожаловалась папе или Фернандо? Возможно, именно стук Сюзи спас меня в последнюю минуту!
      – Мисс Триста, может, у вас горячка? Я прошу прощения, но вы так покраснели! Может, снова послать за доктором?
      – Нет! – почти выкрикнула я, но тут же справилась с собой и покачала головой. – Прошу прощения, Сюзи! Я понимаю ваше беспокойство, но мне сейчас действительно намного лучше. И я очень хочу есть! Наверное, я просто… слишком крепко спала.
      Видимо, я действительно перешла из бессознательного состояния в сон или мне только приснилось то безумие, в котором я принимала участие совсем недавно? Проплывающий в дальних закоулках сознания шепот, такой же эфемерный, как кольца дыма… Это был всего лишь сон? «Триста! Ради Бога, скажи почему? Почему ты, распутная ведьма… Почему я… Почему мы должны были встретиться?»
      Сюзи смотрела на меня в тот вечер с любопытством и даже со страхом. Должно быть, я выглядела совсем не так, как обычно. Бедное создание: я заставила ее ждать, пока с аппетитом поглощала остатки того восхитительного ужина, которым все остальные наслаждались внизу. Чтобы скрасить мою трапезу, на подносе, как это ни удивительно, даже оказалась бутылка охлажденного белого вина. Как это заботливо – с чьей бы то ни было стороны!
      – Скажите, мистер Давенант, то есть мистер Блейз, он часто приезжает сюда? Похоже, что он тут знает всех и вся!
      Когда я начала задавать эти «случайные» вопросы, лицо Сюзи внезапно приняло отсутствующее выражение. Вскоре я поняла, что не узнаю от нее ничего, чего не знала бы сама. Да, он иногда приезжает. И некоторые его рисунки были напечатаны в журнале – Сюзи хорошо помнит, что их видела, но не помнит названия журнала. И именно мистер Блейз, которого Сюзи встретила на лестнице (по крайней мере так она сказала), предложил ей бутылку вина – разумеется, исключительно из медицинских соображений! Может быть, он думает, что меня можно этим купить? Или что я напьюсь так, что не замечу, сколько времени он проведет, занимаясь любовью с золотоволосой красавицей Мари-Клэр? Не смогу принять Фернандо? В одну и ту же игру могут играть и двое. И может быть, я смогу освободиться от той силы, что влечет меня к нему. Помню, как я думала: в конце концов, может быть, я такая же, как моя мать, – легкомысленна и безудержно сластолюбива? А почему бы нет – ведь я ее дочь? Пожалуй, она всегда получала то, чего желала, а затем освобождалась от этого, если желание угасало. Она была достаточно сильной, чтобы справиться со всем, с чем сталкивалась, – и в то же время жить по своим собственным правилам. Разве я не смогу так же?
      Я уже очень давно не вспоминала о своей матери и уж совершенно точно никогда не скучала по ней. Наверное, только из-за того странного состояния, в котором я находилась, я вдруг вспомнила слова, которые она сказала мне когда-то. Это воспоминание родилось как бы ниоткуда, внезапно появившись в моем сознании. Я тогда была очень мала, очень нуждалась в ее любви и участии и ходила за ней по пятам. Мне отчаянно хотелось прижаться к ней, зарыться лицом в ее юбки. В тот момент, о котором я говорю, она позволила мне задержаться около нее не больше чем на миг, затем твердо отстранила от себя, оставив стоять без поддержки на моих качающихся ножках. Между нами было расстояние, которое казалось мне тогда (как, впрочем, и теперь) совершенно непреодолимым.
      – Нет, Триста. Но я делаю это скорее ради тебя, чем ради себя, малышка. Если я позволю тебе слишком привязаться ко мне, то только заставлю тебя испытать потом ужасную боль… и себя тоже. Для тебя будет лучше, если ты научишься жить сама по себе – чтобы никогда, никогда твое счастье не зависело от кого-то другого, когда боль… когда боль станет резать тебя как ножом, а тебе придется с улыбкой идти по жизни так, как будто ничего не случилось…
      Моя тетка Нинетт тогда увела меня, а вскоре после этого повезла к Старухе. К ведьме с болота. Она мысленно разговаривала со мной, и я с ней тоже, но мне это не нравилось, а может быть, я просто не была к этому готова. Голос моей матери, сказанные ею слова сейчас с необыкновенной ясностью вновь возникли в моей памяти. Возможно, потому, что это был единственный случай, когда она приоткрыла передо мной краешек своей подлинной сущности. Во всех остальных моих воспоминаниях присутствует лишь образ красивой, довольно пустой женщины, которая могла заставить любого мужчину плясать под свою дудку. Только меня она держала на расстоянии, только я не удостаивалась ее щедрых поцелуев и объятий. И может быть, именно поэтому папа и тетя Чэрити так полюбили меня и до сих пор стараются защитить. Может быть, именно поэтому, когда она оставила нас – моя ветреная, легкомысленная мать, пута, как сказал Фернандо, – я не ощутила никакого разрывающего душу чувства потери. Вот Фернандо – кумир моего детства – тот был влюблен в нее! Он не мог устоять против ее обманчиво мягких манер, ее улыбки, ее грациозных жестов. Когда Фернандо был в плохом настроении, моя мать протягивала руку к его губам и пальцами пыталась изобразить на его лице улыбку: «Улыбнись, пожалуйста! Разве ты не знаешь, что жизнь и без того слишком переменчива, чтобы тратить время на грусть? Ну давай улыбнись, мой мрачный мальчик, ради твоей плохой, безнравственной мачехи, а?»
      О Боже! Я прижала пальцы к вискам, стараясь отогнать от себя неприятные воспоминания. Не надо больше о прошлом, раз я собираюсь кое-чему научиться!
      То ли в вино было что-то подмешано, то ли я выпила его слишком много, но я чувствовала себя очень странно – как будто освободилась от телесной оболочки. Теперь я лучше понимала собственную мать. Каждый мужчина, с которым милая Лоретта считала нужным поиграть, находил ее неотразимой. «Несмотря на то, какой она казалась, глубоко внутри оставалось что-то свое, нетронутое… Да, она играла, но, возможно, только для того, чтобы занять себя и ни о чем не думать. Что бы о ней ни говорили, при всех ее недостатках ты не должна считать ее безнравственной, Триста. Безрассудной и иногда эгоистичной – да, но безнравственной – никогда! Всегда помни об этом, сестричка!»
      Как ни трудно в это поверить, но так говорил отец Михаил – мой сводный брат, который теперь стал священником-иезуитом. Даже он не устоял перед чарами моей матери. А я – понимала ли я ее по-настоящему? Ненавидела? Или хотела быть на нее похожей?
      Именно в этот момент – хотя сейчас трудно точно восстановить ход моих мыслей – я и пришла к безрассудному решению проверить, не досталось ли мне в наследство одно из качеств моей матери…. То, что влекло к ней людей. И прежде всего ее способность повелевать, не подпадая ни под чье влияние.
      Виновато вино? Может быть. Но эта идея меня захватила, если не сказать больше!

      – Он хотел выкурить сигару в саду и вздумал, чтобы я его сопровождала. Но к счастью, моя мачеха не слышала этого, иначе обязательно пошла бы с нами. Представь себе, что она сделала, если бы хоть что-нибудь заподозрила! Во всяком случае, она уже благополучно похрапывает в постели, как и мой папа. – Мари-Клэр ворвалась в мою комнату без стука, и я заметила, что под легкой шелковой сорочкой у нее ничего нет. – Все уже спят, кроме Фернандо, так что… – Она лукаво улыбнулась и подмигнула. – Надеюсь, дорогая, что ты так же прекрасно проведешь время, как и я! А завтра, перед отъездом, мы сравним впечатления. Однако постарайся задержать его как можно дольше и помни все, о чем я тебе говорила!
      Мари-Клэр так спешит, наверное, потому, что Блейз уже лежит голый в ее постели и сгорает от желания, подумала я, когда дверь за ней закрылась. Эта мысль вновь привела меня в ярость и укрепила мою решимость действовать.
      Более не раздумывая, я без колебаний выскользнула в открытое окно на галерею. Что ж, прекрасно: теперь я узнаю, может ли другой мужчина вытравить из меня это сумасшедшее ощущение, когда внезапно погружаешься в водоворот эмоций, которые невозможно терпеть и которыми невозможно управлять. Фернандо… а почему бы и нет? В конце концов, я уже пустила на ветер свою так называемую добродетель; кроме гордости, мне больше нечего терять.
      Я помню, как шла босиком по теплому деревянному полу галереи. Слабый свет луны с трудом позволял что-либо разглядеть. Я яростно твердила себе, что прекрасно знаю, что мне нужно. Я ведь дочь своей матери, не так ли? Не имеет значения, как мужчины ее называли, они все равно продолжали ее хотеть. Как Фернандо, который дал понять, что хочет меня. Я замедлила шаги и на миг остановилась, пытаясь разглядеть внизу огонек сигары. Может, он уже вернулся в свою комнату? И почему только я почувствовала облегчение, увидев, что брошенный самой себе вызов останется без ответа?