– Но вы общались с ней перед ее поездкой в Нью-Йорк?

Ева отставила чашку в сторону.

– Инспектор Фаррел, это убийство, как и два других, расследую я. Вы не имеете права допра­шивать Рорка в связи с этим делом.

«Жесткая, – снова подумала Фаррел. – И тер­риторию свою блюдет. Впрочем, как и я…»

– Все трое погибших были гражданами Ир­ландии. И наш интерес к вашему расследованию вполне обоснован.

– Мне нетрудно ответить, – сказал Рорк, не дав Еве вставить слово. – Я связался с Дженни после гибели Шона. Мне хотелось убедиться, что она в безопасности.

– Именно она?

– Она и еще несколько человек, с которыми я близко общался, когда жил в Дублине.

– Позвольте, я вам объясню. – Ева решила переключить внимание Фаррел на себя. – Все началось с того, что мне позвонил некий человек, который заявил, что господь повелел ему мстить, и меня он выбрал в качестве противника. Он процитировал Библию, потом загадал мне загадку, после чего я и нашла тело Томаса Бреннена в его нью-йоркской квартире. Впоследствии я узнала, что Рорк был знаком с Томасом Бренненом, ког­да они оба жили в Дублине.

– Я говорила с его вдовой, – вставила Фар­рел. – Она сказала, что вы были к ней очень вни­мательны.

– Мы редко издеваемся над вдовами в морге, инспектор. Это портит репутацию.

Фаррел вздохнула и поглядела в окно на два туристических автобуса, выкрашенных в белый и зеленый цвета.

– Я поняла вас, лейтенант.

– Очень хорошо. На следующий день посту­пил еще один звонок, и мне было сделано не­сколько намеков, после чего я обнаружила тело Шона Конроя. Схема поведения преступника и тот факт, что второе убийство было совершено в одном из домов Рорка, указывали на то, что про­исходящее имеет некое отношение к Рорку.

– И после очередного сообщения вы нашли тело Дженни О'Лири в отеле, также принадлежа­щем Рорку?

– Именно так. Детектив из нашего компью­терного отдела пытался проследить, откуда посту­пали звонки, и все пути указывали на дом Рорка. Однако после очередного звонка удалось обнару­жить «эхо», и стало ясно, что звонили не оттуда. В настоящее время это «эхо» анализируют, и на­деюсь, нам удастся установить настоящее местонахождение звонившего.

– Насколько мне известно, сейчас главным подозреваемым является человек, состоящий на службе у Рорка. Этот человек, по имени Соммерсет, также ранее проживал в Дублине. – Фаррел взглянула на Рорка. – Мы смогли получить очень немного информации о его прошлом.

– Ваши сведения устарели, инспектор, – сухо сказала Ева. – В ходе дальнейшего расследования Соммерсет перестал быть главным подозревае­мым. Многое указывает на то, что его подставля­ли нарочно, чтобы сбить полицию со следа. И пси­хологические тесты это подтвердили.

– Однако все нити ведут в Дублин и поэтому вы приехали сюда?

– Совершенно верно. Я полагаю, что мотивом к этим преступлениям послужили события, свя­занные с изнасилованием и убийством дочери Соммерсета Марлены. Ее захватили люди, требо­вавшие от Рорка выполнения их требований. Он согласился. Однако это их не остановило. Тело Марлены, изуродованное и поруганное, было под­брошено на крыльцо дома Соммерсета, где в то время проживал Рорк.

– Это произошло здесь, в Дублине?

– Да, здесь, – сказал Рорк, – кровь льется по сей день на ваших улицах, инспектор.

– Когда это случилось? – спросила Фаррел, повернувшись к компьютеру.

Рорк назвал год, месяц, день и час преступле­ния.

– Ее звали Марлена Соммерсет?

– Нет. Колчек. Ее звали Марлена Колчек. – Рорк подумал, что никаких сведений о Василии Колчеке больше не существует, а Соммерсет по­явился через несколько недель после смерти Мар­лены. Так что его дворецкому ничто не угрожа­ет. – Не все дети носят фамилию отца.

Фаррел пристально на него посмотрела, потом отыскала нужный файл.

– Это дело расследовали, и было признано, что смерть наступила в результате несчастного случая. Вел расследование… – Она просмотрела записи и вздохнула. – Инспектор Магуайр. Вы его знали? – спросила она Рорка.

– Да, и довольно хорошо.

– Я его лично не знала, но слышала о нем. Ре­путация Магуайра не делала чести нашему де­партаменту. Ну, а людей, убивших девушку, вы знали?

– Знал. Никого из них уже нет в живых.

– Понятно. Назовите их имена, пожалуйста.

Рорк перечислил всех. Фаррел нашла нужные файлы, просмотрела их.

– Это были не самые благонадежные жители нашего города, – заметила она. – И все умерли не своей смертью. Им как будто мстили…

– Вполне возможно, – кивнул Рорк.

– Люди, которые ведут такой образ жизни, часто кончают плохо, – вставила слово Ева. – Но я предполагаю, что наш убийца обвинил в их смерти Рорка и решил отомстить ему. Посудите сами: те, кто был убит в Нью-Йорке, знали Марлену, им были известны истинные обстоятельства ее гибели. Соммерсет был ее отцом, он находится с Рорком в близких отношениях. Неудивительно, что под удар подставили именно его. В настоя­щий момент мне удалось отвлечь убийцу, но, боюсь, через день-два он нападет на следующую жертву.

– У вас есть идеи насчет того, кого он выберет следующим?

– Прошло девятнадцать лет, инспектор, – сказал Рорк. – Я связался со всеми, кого мог вспомнить. Но Дженни и это не помогло.

– Я могу получить официальную информа­цию о родственниках убитых, – сказала Ева, – но этого недостаточно. Мне нужна ваша помощь. Нужен взгляд профессионала, который знает здешних людей, знает их образ жизни, их поведе­ние. Короче говоря, мне нужен проработанный список возможных подозреваемых.

– У вас есть психологический портрет пре­ступника?

– Да.

– Тогда – за дело, – кивнула Фаррел.

– Большинство – профессиональные пре­ступники, – таков был комментарий Фаррел. Они сидели в ее кабинете у большого компьютера. – Вот, посмотрите. Это Райан. Я сама пять лет назад его арестовывала. Разбой и вооруженное нападение. Он способен на многое, но это скорее исполнитель, а не лидер. Полгода назад он вышел на свободу, но вряд ли надолго. Он не подходит под составленный портрет.

Ева раскладывала на столе фотографии – пред­полагаемые жертвы в одну сторону, возможные преступники – в другую. Фото Райана она убрала.

– Майкл О'Малли. В ночь убийства Конроя он был задержан за вождение в пьяном виде. У него вообще проблемы с алкоголем. – Фаррел про­смотрела его дело. – Нарушение порядка, пьянст­во, скандалы… К тому же бьет жену. Очаровательный человек!

– Я помню, он поколачивал даже свою девуш­ку, – вставил Рорк. – Кажется, ее звали Анни.

– Анни Мерфи. Она вышла за него замуж, и он до сих пор ее бьет, – вздохнула Фаррел.

– Хулиган, но не убийца. – Ева отложила и его фото. – А как насчет третьего номера?

– А вот этот – возможно. Я когда-то имела дело с Джеми Роуэном, он далеко не глуп, весьма сообразителен. Его мать из богатой семьи, он по­лучил хорошее образование. Имеет вкус к краси­вой жизни.

– Да и сам красавчик, сукин сын, – заметила Ева.

– О, да! И вполне осознает свои преимущест­ва. Занимается игорным бизнесом, и к тем, кто не торопится платить долги, присылает своих костоправов. В прошлом году мы допрашивали Роуэна по делу об убийстве: один из его людей прикон­чил человека. Но доказать ничего не смогли.

– А сам он кому-нибудь позвоночник переби­вал?

– Таких данных у нас нет.

– Пожалуй, мы его оставим, но мне кажется, он чересчур хладнокровен. Может только приказы отдавать. Ты его знал, Рорк?

– Как-то однажды вышиб ему пару зубов, – улыбнулся Рорк и закурил. – Нам было лет по двенадцать. Он пытался меня побороть. Не вы­шло.

– Это последняя тройка из предполагаемых подозреваемых. Так, сколько у нас теперь оста­лось? – Фаррел пересчитала фотографии. – Ров­но двенадцать. Я склоняюсь к Роуэну или Черно­му Рили. Самые сообразительные из всех.

– Значит, они пойдут в начало списка. Но де­ло здесь не только в уме, – сказала Ева. – Важен характер, умение терпеть и ждать, а главное – его религиозные убеждения.

– А что, он ревностный католик? Впрочем, все эти – тоже католики. Большинство из них обязательно ходят к воскресной мессе, правда, в субботу вечером творят, что хотят.

– Я плохо разбираюсь в религии, но однажды он послал нам кадры с заупокойной мессой. А на месте преступления он оставляет мраморные ста­туэтки Девы Марии. – Ева сунула руку в карман и вытащила талисман. – Это тоже для него значимая вещица.

– Мне такие попадались, – оживились Фар­рел. – У нас есть художница, которая так подпи­сывает свои картины: изображает четырехлистник. Считается, что он приносит удачу. – Фаррел перевернула медальон, нахмурилась. – И христи­анский символ. Рыба. Да, этот человек безуслов­но ирландец. Молится богу и надеется на удачу.

Ева сунула медальон обратно в карман.

– Как вы думаете, удастся ли нам вытащить эту дюжину на допрос?

– Эти типы, если их не дергают хотя бы раз в месяц, обижаются и думают, что о них забыли, – усмехнулась Фаррел. – Если хотите, пойдите перекусите, а мы пока начнем их всех собирать.

– Благодарю вас. Вы позволите мне присутст­вовать при допросах?

– Присутствовать – да, но не участвовать, лейтенант.

– Что ж, это справедливо.

Фаррел обернулась к Рорку:

– Но гражданским лицам я и этого позволить не тогу. Думаю, вы проведете день с большей пользой, если встретитесь со своими старыми друзьями, угостите их кружечкой-другой пива.

– Понял. Благодарю вас.

Рорк протянул ей руку, она пожала ее и загля­нула ему в глаза.

– Как-то раз – очень давно – я задержала ва­шего отца. Его страшно оскорбило то, что его арестовала женщина, – это было самое нейтраль­ное из слов, которые он по этому поводу произ­нес. Я была совсем неопытная, и он успел рассечь мне губу, пока я надевала на него наручники.

Рорк смотрел на нее холодно и спокойно.

– Мне очень жаль, – ответил он, убирая руку.

– Насколько я помню, вас там не было, – сказала Фаррел вежливо. – Новобранцы не забы­вают своих первых ошибок, поэтому я так хорошо его запомнила. Я, признаться, думала, что увижу в вас его черты. Но – ничего подобного. Удачно­го вам дня, Рорк.

– Удачного вам дня, инспектор.

Когда Ева вернулась в отель, она снова была голодна, да и голова кружилась. В номере никого не было, но она обнаружила штук шесть зашиф­рованных факсов и, налив себе кофе, стала их просматривать. Потом, зевнув так, что челюсть затрещала, позвонила по сотовому Пибоди.

– Это Даллас. Ну что, закончили осмотр белого автомобиля, который нашли в центре?

– Да, мэм. Это не наш. Был использован во время ограбления в Джерси. Я отрабатываю этот путь, но пока что большая часть времени уходит на отсев неподходящих машин.

– Макнаб выяснил что-нибудь насчет блоки­ратора?

Пибоди фыркнула.

– Говорит, что дело движется, но я ни слова не могу понять. Он отлично провел время с ком­пьютерщиков Рорка. Кажется, они полюбили друг друга.

– Пибоди, прекратите язвить.

– Сдерживаюсь, как могу. Никаких звонков не поступало – думаю, наш герой зализывает ра­ны, нанесенные его гордости. Макнаб на всякий случай будет сегодня ночевать у вас. Я тоже.

– Вы с Макнабом собираетесь провести ночь в моем кабинете?!

– Ну, если вы возражаете…

– Да нет. Только постарайтесь друг друга не прикончить.

– Я проявляю чудеса выдержки, мэм.

– Умница. Соммерсет хорошо себя ведет?

– Он ходил на занятия в изостудию, потом пил кофе со своей подругой. Под наблюдением, естественно. Судя по отчету, все было чинно-бла­городно. Он вернулся минут двадцать назад.

– Проследите, чтобы он больше никуда не вы­ходил.

– Все под контролем. А как у вас? Есть что-нибудь?

– Мы прорабатываем список возможных по­дозреваемых, половину уже допросили. Мне надо поработать с оставшимися шестерыми, – сказала она, потерев глаза. – Один – в Нью-Йорке, дру­гой должен быть в Бостоне. Завтра приеду и займусь ими. Ждите нас к полудню.

– Мы разведем огонь в очаге, лейтенант.

– Найдите этот чертов автомобиль, Пибоди! – Она отключила телефон и велела себе не психовать и не думать о том, куда запропастился Рорк.

Домой он не пошел. Глупо, бессмысленно, не­выносимо. Трущобы мало изменились с тех пор. Дешевые домишки, крыши текут, окна побиты. Цветов на улицах почти нет, но у шестиквартирного дома, где он жил когда-то, разбита крохот­ная клумба.

Цветы были яркими, но их аромат не мог за­глушить вони от мочи и блевотины. Тоски и тре­воги, разлитых в воздухе, они тоже не могли раз­веять…

Рорк не знал, что его туда потянуло, но в ка­кой-то момент обнаружил, что стоит у высокого крыльца, с которого когда-то спустил его отец за то, что он не выполнил своей дневной нормы по чужим бумажникам,

«Да все я выполнил», – вспомнил Рорк. Что такое тычки и зуботычины по сравнению с при­прятанными фунтами? Старик слишком часто бывал пьян, а порой – просто глуп, и даже не по­дозревал, что сынок может что-то утаить.

А Рорк всегда утаивал. Фунт здесь, фунт там, вот и набиралась мало-помалу кругленькая сумма.

– Да все равно он бы дал мне по морде, – пробормотал Рорк, глядя на выщербленные сту­пеньки.

Он слышал чью-то ругань, чей-то плач – в таких местах Вечно кто-то ругается, а кто-то пла­чет. Воняло вареной капустой, и Рорк уже повер­нулся, чтобы уйти, но тут увидел подростка в узких черных брюках, наблюдавшего за ним с противоположной стороны улицы. Две девчушки, прыгавшие через скакалку, остановились и тоже стали его разглядывать. Он прошел мимо них, чувствуя, что на него смотрят почти что из всех окон.

Незнакомец в дорогих туфлях – это было одновременно диковиной и оскорблением.

Паренек выкрикнул какое-то ругательство на гаэльском. Рорк обернулся и смерил его взглядом.

– Я сейчас сверну вон в тот переулок, – ска­зал он на том же языке, что, к его удивлению, по­лучилось у него легко и естественно. – Придет охота – можешь попытать удачу. У меня руки че­шутся кого-нибудь поколотить. Мне все равно, тебя или кого другого.

– В этом переулке многих замочили. Так что ты рано смеешься.

– Ну, давай, – улыбнулся Рорк. – Только учти: про меня говорят, что я пришил папашу, когда мне было в два раза меньше лет, чем тебе. Проткнул ему ножом горло – как свинье.

Мальчишка взглянул на Рорка с уважением.

– Тогда вы – Рорк.

– Может быть. Держись сегодня от меня по­дальше, тогда, может, и до старости доживешь.

– Я отсюда выберусь! – крикнул паренек ему вслед. – Обязательно выберусь. И когда-нибудь тоже буду разгуливать в дорогих туфлях. И черта с два вернусь сюда!

– Я тоже так думал когда-то, – сказал едва слышно Рорк и свернул в переулок.

Контейнеры с мусором были, как всегда, пере­полнены, кучи отбросов валялись прямо на мос­товой. Ветер трепал его пальто, волосы, а он стоял и смотрел на то место, где когда-то нашли мерт­вым его отца.

Не он всадил в него нож. Да, порой Рорк меч­тал убить этого человека – каждый раз, когда отец его лупил, он лелеял надежду ему отплатить. Но, когда его отец напоролся на нож, ему только исполнилось двенадцать, и первое убийство было впереди.

Он выбрался из этой клоаки. Выжил и даже преуспел. И вот сейчас, пожалуй, впервые, Рорк понял, как сильно изменился. Он никогда уже не будет прежним. Он стал тем, чем хотел стать. И теперешняя жизнь нравилась ему не только по­тому, что отличалась от прошлой. В сердце его жила любовь – любовь к женщине, – и она бы не зародилась, если бы душа его была тверда, как ка­мень.

Через столько лет Рорк понял, что даже воз­вращение сюда не способно потревожить призра­ков прошлого. Оно только помогло их похоро­нить.

– Черт с тобой, грязный ублюдок, – пробор­мотал он с облегчением. – Ты меня бы не сло­мил.

Рорк пошел прочь от того, что прошло, впе­ред – к тому, что суждено. Он шел, довольный и спокойный, не обращая внимания на начавшийся дождь, легкий и теплый, как слезы.