Но Таня ошиблась. Жаннет не стала дожидаться ее объяснений. Вместо того чтобы идти к себе в комнату, она выбежала на улицу, взяла такси и ночным поездом вернулась в школу, в Лугано.

– Понадобится два года, – сказал Иоганн. – В будущем году ничего не выйдет. Вся наша продукция уже запродана нашим постоянным клиентам.

Таня взглянула на лежащий перед ней отчет и кивнула.

– Может, это и хорошо. У нас будет больше времени для работы над этикеткой и рекламой.

– У меня есть интересное предложение, – сказал Швебель. – Сейчас продаются два небольших предприятия, занимающихся розливом по бутылкам. Можно было бы заполучить их сравнительно недорого.

– Разузнай все и сообщи мне.

– Еще одно, – продолжил он. – Мне кажется, нам не стоит ориентироваться на внутренний рынок. Нам придется пробивать себе дорогу, конкурируя с известными виноделами, а ты ведь знаешь французов. Снобизм, традиции – и никаких перемен. Мне кажется, мы должны нацеливаться на Америку. Винный рынок там еще только начинает складываться, и мы в состоянии выдержать конкуренцию где-то в среднем диапазоне – в смысле цены. Там французская этикетка – сама по себе реклама.

– Разумно.

– Есть уже несколько заинтересованных крупных оптовиков из США. Обещают хорошие деньги и хорошую рекламу. Я даже думаю, что мы сможем получить у них достаточно большой аванс, чтобы заплатить за заводик, о котором я тебе только что говорил – Нам не нужны их деньги, – сказала Таня.

– Верно, – согласился Иоганн. – Но всегда лучше использовать чужой капитал, а не свой собственный. Кроме того, у нас будут деньги, чтобы приобрести Maison de couture[22] и финансировать его. Я не знаю ни одного прибыльного, они все только теряют деньги, даже Шанель.

– Она возвращает все сторицей на духах. И еще прибыль имеет. Мы это знаем. В конце концов, мы даже не в состоянии поставить ей все необходимое сырье для производства духов. Рано или поздно этим займутся все кутюрье. Я хочу быть первой.

– Я не уверен, – возразил Иоганн. – Убытки, которые несут дома моделей, огромны. И все, с кем бы я ни говорил, только за использование их имени готовы содрать с нас три шкуры.

– Есть тут у меня на примете одна фирма, которая нам по карману, – заметила она. – Шики.

Швебель широко раскрыл глаза.

– Японец? Да его показы стали самой большой сенсацией сезона. „Vogue» и „L'Officiel» ни о ком, кроме него, и не пишут. Даже газеты утверждают, что он нечто.

Таня рассмеялась.

– Уж эта мне пресса. Его модели ужасны, газеты от них в восторге. Но его одежду никто никогда носить не будет. Она совершенно непрактична, никто ее не купит. Жак Шарелли говорил, что дела у него идут паршиво и он по уши в долгах.

– Тогда зачем он нужен тебе? Она улыбнулась.

– Имя. При хорошей рекламе может получиться. Немножко причешем его. И не забывай, что приносит настоящие деньги. Коко Шанель это хорошо знает. Духи. Если мы будем выпускать 25 процентов Шанель № 5, хорошо заработаем. А потом, кто знает, можно заняться и косметикой. – Она перевела дыхание и взглянула на него. – Как это глупо, быть женщиной. Столько дел, и вот вам: я беременна.

Он сочувственно покачал головой.

– Еще всего два месяца.

Она молчала, размышляя. Потом тяжело вздохнула. – Я волнуюсь.

– Не о чем беспокоиться, – поспешил успокоить ее Иоганн. – Все будет отлично.

– Как знать, – покачала головой Таня. – Я уже не так молода, могут быть осложнения.

Он молчал.

– Я никогда не составляла завещания, – сказала Таня. – Если со мной что-нибудь случится, что будет с Жаннет? А с малышом? Я до сих пор замужем за Морисом. Он постарается заполучить все.

– По французским законам, – сказал Иоганн, – дети имеют особые права наследования.

– Им потребуется опекун или доверенное лицо, пока они не достигнут совершеннолетия. Иначе Морис официально удочерит Жаннет и будет законным отцом второго ребенка. Всем покажется естественным, если он будет контролировать не только свою долю, но и доли детей. Я этого не хочу.

Швебель вопросительно взглянул на нее.

– Ты единственный, кому я могу доверить детей, – сказала Таня. – Ты будешь моим душеприказчиком, если я умру?

– Разумеется. Но мы оба знаем, что все будет в порядке.

– Слишком многое поставлено на карту, – сказала она. – Не хочу рисковать. Приведи сюда завтра утром адвоката. Хочу навести порядок в делах.

– Сделаю, – пообещал он. Потом взглянул на нее. – Одно только не даст мне покоя. Как быть с твоей идеей открыть Дом моделей с молодым человеком, который работает у Диора?

– Ты говоришь об Иве Сен-Лоране?

– О нем.

– Я отказалась от нее по двум причинам. Первое, Диор и Боссак его не отпустят. Второе, он еще не сделал себе имени, и может потребоваться целое состояние, чтобы он стал достаточно широко известен. Я говорила о нем с Жаком. Несмотря на то, что мальчишка талантлив, он сначала должен выбраться из тени Диора. Худо-бедно, а Шики знают все.

– Хорошо, – сказал Иоганн, все еще сомневаясь. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Таня улыбнулась.

– Я тоже надеюсь. Я потратила три года, чтобы втереться в доверие к Шиапарелли и кое-чему у него научиться. Может, он и жадноват, но сезон за сезоном угадывает победителя.

– А какой ему интерес?

– Будет директором по связям с общественностью. И получать будет в пять раз больше, чем может заработать и украсть у своего паршивого газетного синдиката.

Иоганн рассмеялся.

– Ты обо всем подумала.

– Это совсем просто, – сказала она. На ее лице вдруг появилось растерянное выражение. – Куда труднее понять Жаннет…

– Ты с ней так и не разговаривала? Она отрицательно покачала головой.

– Даже не отвечает на мои телефонные звонки.

– Она смягчится, когда родится ребенок. Вот увидишь.

– Не знаю, не знаю, – заметила Таня задумчиво. – Жаннет – странная девочка. Отстраненная какая-то. Мне иногда кажется, что я ее совсем не знаю.

Маленький японец был в стельку пьян, да к тому же под кайфом. В одной руке он держал бокал с вином, в другой сигарету с гашишем.

– Шиапарелли, Бальмен, Мэгги Руфф – у всех кризис жанра. Ведь они до сих пор шьют бальные платья для богатых вдовушек, которые стары даже для савана. Диор – и тот в тупике, признает, что автор доброй половины его коллекции – Ив. Женщины сегодня хотят одеваться броско. Новый мир на пороге, и они не хотят опоздать.

Хозяин, Хуан Дельдаго, был при полном параде. Его длинное платье от Шиапарелли волочилось по полу.

– И именно ты собираешься ввести баб в этот новый мир? – спросил он насмешливо.

– Да, черт побери! – ответил Шики.

– Перестань болтать! – бросил Хуан. – У тебя нет денег даже на метро.

– Это только доказывает, что ты ни черта не знаешь, – высокомерно заметил Шики. – Не далее как сегодня, я подписал бумаги, которые сделают меня независимым до конца моих дней.

– Ври, да не завирайся, – заржал Хуан.

– Я тебе докажу, – вспыхнул Шики, оглядываясь по сторонам. Он увидел Мориса и Джерри, стоявших около бара. – Пошли.

Хуан последовал за ним через комнату. Шики остановился перед Морисом.

– Хуанито не верит, что мы заключили сделку. Скажи ему.

– Какую сделку? – удивился Морис. Дельдаго развеселился.

– Ну, я же говорил, что ты заврался. Он даже не понимает, о чем ты. Видать, ты совсем обкурился.

– Я никогда не перехожу границу, – сказал Шики, стараясь принять горделивую осанку, разумеется, насколько это позволяли его четыре фута и девять дюймов роста. Он снова повернулся к Морису. – Я сегодня подписал бумаги с вашим человеком, неким Швебелем. С одной из ваших компаний. Духи „Таня» или что-то вроде того.

– Это одна из компаний моей жены, – бросил Морис. – Я не имею к ней никакого отношения. Она ведет дела самостоятельно. – Он с любопытством взглянул на Шики. – Так говоришь, бумаги подписывал Швебель? А где Таня?

Шики удивился.

– Я думал, ты знаешь. Вчера вечером ее увезли в больницу, рожать.

– Вчера? – недоверчиво переспросил Морис. – Ей же еще пара недель до родов.

Тут вмешался Дельдаго. Он повернулся к присутствующим и громким голосом возвестил:

– Наш дорогой друг маркиз скоро станет отцом, а жена даже не поставила его об этом в известность. – Он помолчал. – Впрочем, зачем бы она стала это делать? Не сказала же она ему, что заделывает этого младенца, трахаясь с американцем?

– Ах ты, сукин сын, – разозлился Морис. – Почему бы тебе не заткнуть пасть моим членом?

Хуан упал перед ним на колени и сложил перед собой ладони, как в молитве.

– Благодарю тебя, Господи, – сказал он, закатывая глаза к потолку. – Ты только что позволил осуществиться моей самой заветной мечте.

Морис оттолкнул его, и он, смеясь, откатился в сторону. Морис и Джерри быстро вышли из комнаты.

Когда машина остановилась перед зданием небольшой частной клиники, было уже два часа ночи. Они прошли по дорожке и позвонили. Морис нетерпеливо подергал дверь. Она была заперта. Он нажал на кнопку и не отпускал до тех пор, пока заспанный консьерж не открыл дверь.

– Мсье, мсье, – запротестовал он. – Терпение. Здесь ведь больные. – Он взглянул за их спины. – Где она?

– Она? – переспросил Морис. – Кто?

– Пациентка, – ответил консьерж. – Тут родильный дом. Только мужья рожениц так трезвонят ночью.

– Моя жена уже здесь – сказал Морис. – Я хочу ее видеть.

Консьерж попытался закрыть дверь.

– Невозможно, мсье. Посещения заканчиваются в десять. Приходите утром.

Морис придержал дверь.

– Я хочу видеть ее сейчас. Я настаиваю. Я маркиз де ла Бовиль.

– Да будь вы хоть Шарль де Голль, – рассердился консьерж. – Приходите утром.

В руке Мориса появилась банкнота.

– Я прошу вас только позвать старшую сестру, – сказал он уже спокойнее. – Я был бы вам очень признателен.

Банкнота исчезла в кармане консьержа так же быстро, как и появилась.

– Если мсье соблаговолит подождать… Я вернусь через секунду.

Дверь захлопнулась, оставив Мориса и Джерри стоять на крыльце.

– Может, и в самом деле лучше прийти утром? – спросил Джерри.

– Нет. Мы увидим ее сегодня, – упрямо сказал Морис. Дверь снова открылась. На этот раз рядом с консьержем стояла седая сестра в накрахмаленном халате.

– Простите, мсье, – принялась объяснять она, – но по правилам…

Морис не дал ей договорить.

– Я знаю правила, сестра. Но пожалейте беднягу, который только что приехал в Париж и мечтает хоть одним глазком взглянуть на жену и ребенка.

Вторая банкнота исчезла в кармане накрахмаленного халата.

– Ну что же, мсье, – сказала женщина, впуская их в холл. – Но, пожалуйста, очень тихо.

Они пошли за ней по коридору, пахнувшему лекарствами, и остановились у дверей. Она повернулась и взглянула на них.

– У госпожи маркизы были очень трудные роды. Мы дали ей большую дозу снотворного, и она спит. Вы мажете заглянуть в дверь, но, пожалуйста, не входите.

Морис кивнул. Сестра открыла дверь. В комнате была полутемно. Он заглянул. Таня лежала на кровати с закрытыми глазами. Даже при таком слабом освещении он заметил, как она осунулась и побледнела. Он сделал шаг назад и повернулся к сестре.

– А ребенок? – прошептал он. Сестра осторожно прикрыла дверь.

– Следуйте за мной, мсье.

Они прошли весь коридор, свернули направо и остановились перед большим окном с двойной рамой. Через окно были видны семь или восемь колыбелей на колесиках. В каждой лежал младенец.

Морис посмотрел на сестру.

– Который из них мой?

– Одну минуту, – сказала сестра. – Я войду в комнату и приподниму ребенка, чтобы вы смогли ее разглядеть.

– Ее? – в голосе Мориса звучало неподдельное изумление. – Вы хотите сказать, что это девочка?

Сестра улыбнулась.

– Да, мсье, прелестная маленькая девочка. Золотые локоны цвета солнца и голубые глаза, которые блестят, как аквамарины, и останутся голубыми на всю жизнь. Одну минуту, сейчас сами убедитесь.

Сестра вошла в детскую. Но когда она подошла к окну с ребенком на руках, их уже не было.

Морис, как сумасшедший, гнал по пустынным улицам.

– Вот сука! – ругался он. – Надо же, какая сука! Даже здесь не могла не напортачить.

– Наплюй, – посоветовал Джерри. – А то убьешь нас обоих.

– Уж сына-то она могла мне родить, – все еще злился Морис. – Чтобы сохранить имя. Так нет, еще одна гребаная потаскуха. К тому же блондинка с голубыми глазами. За семь столетий существования нашего рода в нем не было блондинов или блондинок с голубыми глазами!

– Ну какая тебе разница? – спросил Джерри. – Все и так знают, что это не твой ребенок.

– Тем хуже, – ответил Морис. – Всем прекрасно известно, что я не развелся с ней только в надежде на сына.

Он промчался по небольшому мосту через Сену и по узеньким улочкам подъехал к своему дому. Вылез из машины и со злостью захлопнул дверцу.

– Сука! – снова выругался он. – Она мне заплатит за это. Вот увидишь.

В палату вошел доктор Пьер. Он остановился около кровати и посмотрел на Таню.

– Как вы себя чувствуете? – улыбнулся он.

– Устала, – ответила Таня. Он пожал плечами.

– Это нормально. – Он быстро послушал ей сердце, проверил пульс и смерил давление. – Все в порядке.

– А как ребенок? – спросила она.

– Прекрасно, – ответил врач. – Лучше и быть не может. Вы ее утром кормили?

– Да.

– Хорошо. В обед мы покормим ее смесью. Несколько дней будем кормить ее этой смесью через раз, пока не привыкнет, а потом совсем отнимем от груди.

– Сколько понадобится времени?

– Три-четыре дня.

– Не хотелось бы, чтобы грудь чересчур увеличилась, – сказала Таня.

– Не беспокойтесь, – улыбнулся Пьер. – Я назначу вам уколы, которые остановят приток молока и приведут вашу грудь в норму в самый короткий срок.

– Как долго я здесь пробуду?

– С неделю. Потом сможете отправиться домой.

– У меня много дел, – сказала она.

– Дела подождут. Здоровье важнее. Но уже сегодня днем вы можете немного походить. Только не перенапрягайтесь. – Он закрыл свой чемоданчик. – Я еще зайду вечером, перед сном.

– Спасибо, Пьер.

Сразу после его ухода вошла ночная сестра.

– Bonjour, госпожа маркиза. – Она улыбнулась.

– Bonjour, soeur.[23]

– Зашла посмотреть, как вы.

– Все в порядке, благодарю вас.

– Да, кстати, вам говорили, что приходил ваш муж? Таня удивилась.

– Нет. Когда это было?

– Два дня назад, ночью, около двух часов утра. Я не могла сказать вам раньше, потому что у меня вчера был выходной.

– Он видел ребенка?

– Нет. Забавно, я пошла, чтобы показать ему девочку, а он ушел не дождавшись.

Таня молчала.

– Вы не волнуйтесь, – заметила сестра, стараясь утешить ее. – С мужьями такое часто случается. Французы всегда расстраиваются, если рождается дочь, а не сын. Но все обойдется, вот увидите.

Таня через силу улыбнулась и кивнула. Сестра взглянула на часы.

– Надо пойти немного вздремнуть. Увидимся вечером.

– Спасибо.

Дверь за ней закрылась. Таня оглядела комнату. Цветы, стоящие на столике, прислал Иоганн. В другой вазе стоял букет роз от Жака. Значит, Морис приходил сюда. Странно, что он не попросил ничего передать. Правда, она не ждала от него особого внимания. Снова раздался стук в дверь.

– Entrez.

В комнату вошел Иоганн, за ним Жак. Оба с цветами. Улыбаясь, они подошли к кровати.

– Ты выглядишь замечательно, – сказал Жак.

– Не надо, – попросила она. – Я знаю, что выгляжу ужасно.

– Да нет же, – возразил Иоганн. – Ты чудесно выглядишь.

– Вы оба необъективны. – Таня рассмеялась и взглянула на них. – Что привело вас сюда так рано?

– У нас две проблемы, – сказал Иоганн. – Нам надо знать твое мнение, прежде чем мы что-то предпримем.

– Bien.[24] Начните с первой. Жак стал объяснять.

– Нам необходимо публично объявить о сделке с Шики. Он требует, чтобы мы это сделали немедленно. Но я бы подождал хоть месяц по следующим причинам: первое, ты к тому времени будешь в форме и сможешь появиться вместе с ним на пресс-конференции. Я считаю, надо сразу подчеркнуть твою роль в концерне. Второе, до осеннего показа останется меньше времени, и, следовательно, интерес к тому, что мы подготовили, будет большим.

Голос Тани был тверд.

– Я с тобой согласна. Скажите Шики, что мы объявим о сделке немного позже. Что еще?

Мужчины обменялись взглядами, и Иоганн заговорил.

– Снова Морис. Жак узнал, что он по всему Парижу распространяет слухи, будто подает на развод из-за супружеской измены.

Она посмотрела на Жака. Он кивнул.

– Это то, что я слышал. И не единожды. Она немного подумала.

– Плевать. Я давно хотела развестись. Если он подаст на развод, то получит его.

– Сейчас все сложнее, – заметил Иоганн. – Он утверждает, что ты представила ему сфальсифицированные отчеты о доходах компаний и обманным путем заставила стать владельцем компании но производству минеральной воды.

– Ты говорил с юристами? – спросила она. Иоганн кивнул.

– Доказать ему ничего не удастся, но кое-какие проблемы могут возникнуть. Твоя репутация…

Таня повернулась к Жаку.

– Ты сможешь с этим справиться?

– От прессы нам не отбиться, – ответил тот. – Но. думаю, мне удастся опубликовать в нескольких газетах материалы, опровергающие его россказни. В конце концов, у него у самого та еще репутация! Если мы дадим ему понять, что собираемся покопаться в его грязном белье, может, он и одумается.

Таня кивнула.

– Ладно. Постарайся, чтобы он узнал о наших намерениях. А пока пусть мои адвокаты подготовят встречный иск о разводе – на основании того, что он педераст, – и подадут одновременно с его заявлением.

Жак посмотрел на нее.

– Это необязательно. У тебя и так дел хватает.

– Тут уж ничего не поделаешь. Так сложилась жизнь.

– Наверное, ты права, – согласился он. – Ты разговаривала с Жаннет?

Таня отрицательно покачала головой.

– Она все еще не отвечает на мои звонки. Я передала через ее подружку, Мари-Терезу, что у нее появилась сестра.

– Ты уже решила, как назовешь ее?

– Да, кивнула она. – Я назову ее Лорен.

– Лорен? Странное имя.

– Так звали мою бабушку. Маму отца. Она была американкой, и мне всегда нравилось ее имя. Когда я была маленькой, я себя так называла.

Мари-Тереза вошла в комнату.

– Директриса хочет тебя видеть. Жаннет подняла голову от книги.

– Зачем?

– Она не сказала. Но поторапливайся.

Жаннет захлопнула книгу и отложила ее в сторону.

– Пойду узнаю, что хочет эта старая перечница, и сразу вернусь.

Жаннет постучала в дверь кабинета и вошла. Директриса сидела за столом. Напротив нее, спиной к двери, сидел мужчина. Услышав звук открываемой двери, он поднялся и повернулся лицом к Жаннет.

– Bonjour, Жаннет, – сказал Морис.

Жаннет какое-то время смотрела на него, потом сделала реверанс, как того требовали школьные правила.

– Bonjour, papa.

Директриса улыбнулась. Она суетилась, как всегда, в присутствии родителей.

– Твой отец приехал забрать тебя в Париж, чтобы ты могла навестить мать и познакомиться с маленькой сестричкой. Правда, чудесно?

Жаннет посмотрела сначала на нее, потом на Мориса.

– Я не поеду. Мне надо заниматься.

– Но твоя мать хочет тебя видеть, – сказал Морис. – Она до сих пор в больнице.

– Я не хочу ее видеть, – упрямо ответила Жаннет.

– Не годится так разговаривать с отцом, – резко сказала начальница.

– Я не поеду, – упрямилась Жаннет.

Быстрое движение руки Мориса – и ее щека запылала от резкой пощечины. Она на секунду встретилась с ним взглядом и тут же опустила глаза, почувствовав, как краснеет щека и тело охватывает жар. Она стояла абсолютно неподвижно.

– Иди наверх, собери вещи и через десять минут будь готова, – приказал Морис.

Она не подняла головы, сказала с опущенными глазами.

– Да, – повернулась и вышла.

Морис повернулся к заведующей и виновато улыбнулся.

– Простите мне этот урок, мадам, но нынешним детям нужна жесткая рука. Когда мы были детьми, все было совсем по-другому.

– Я понимаю, господин маркиз, – поторопилась одобрить его заведующая. – Вы не поверите, как мы с ними мучаемся.

Кондуктор проверил билеты и вернул их Морису.

– Все в порядке, господин маркиз, – сказал он. – Вагон-ресторан начинает подавать ужин в шесть часов. Если я могу сделать ваше путешествие более удобным, пожалуйста, я к вашим услугам.

– Merci, – бросил Морис, давая ему чаевые.

Кондуктор ловко спрятал деньги и ушел, осторожно закрыв дверь их купе. Они сидели на диванчиках друг против друга и смотрели в окно. Морис взял газету и посмотрел на Жаннет.

– Можно устроиться и поудобнее, – заметил он. – Раньше полуночи мы в Париж не приедем.

Жаннет посмотрела в окно. Поезд начал подниматься в гору. Хотя было всего три часа дня, уже смеркалось. К тому же небо было покрыто тучами, ч время от времени шел дождь. Она потянулась за книгой, открыла ее и начала читать. Но взгляд перескакивал через строчки, смысл прочитанного ускользал. Через какое-то время она перестала читать, а только делала вид.

Почти час они просидели молча. Наконец Морис отложил газету и встал. Он пошел к небольшому туалету и открыл дверь. Не дав себе труда прикрыть дверь, он поднял сиденье унитаза и помочился.

Жаннет подняла голову от книги. На внутренней стороне двери находилось зеркало, а дверь была приоткрыта под таким углом, что она могла видеть, как струя жидкости с шумом вырвалась из него, как из огромного шланга. В этот момент он повернулся и встретился с ней в зеркале глазами. Жаннет почувствовала, что краснеет. Она упорно смотрела в лежащую на коленях книгу. Он вернулся и сел напротив.

Молча он достал из золотого портсигара сигарету, прикурил, не отрывая взгляда от Жаннет. На ней все еще была школьная форма – белая блузка и синяя юбка. Наряд довершали белые гольфы и черные туфли. В тусклом свете купе ее наряд казался нелепым. У нее была фигура взрослой женщины, и создавалось впечатление, что она пытается скрыть это под детской одеждой.

– Жаннет, – резко спросил он, – ты носишь белье, которое я тебе подарил?

Она не подняла глаз.

– Нет.

– Почему? – спросил он. – Разве я не велел тебе, чтобы ты всегда носила его в моем присутствии?

– В школе это запрещено.

– Сейчас ты не в школе, – сказал он. – Должна была надеть.

Она взглянула на него.

– У меня не хватило времени. Вы же дали мне всего десять минут.

– Белье у тебя с собой? Она кивнула.

– Да, в саквояже.

– Надень.

– Сейчас? – спросила она.

– Сейчас, – подтвердил он.

Она встала, сняла саквояж с полки и открыла его. Быстро достала черное шелковое белье и направилась к туалету.

Морис остановил ее.

– Нет, я хочу, чтобы ты переоделась здесь, в моем присутствии.

Жаннет молча посмотрела на него, потом перевела взгляд на открытое окно купе.

Он понял.

– Можешь задернуть занавеску. И запереть дверь. Девушка не двигалась.

Он угрожающе поднял руку, тогда она поспешно опустила занавеску и закрыла дверь. Потом повернулась к нему.

– Давай, – приказал он.

Она медленно расстегнула пуговицы блузки, сняла ее. Потом расстегнула юбку. Юбка соскользнула на пол. Она перешагнула через нее. Подняв одежду с пола, все аккуратно сложила и положила в саквояж. Повернувшись к нему спиной, она принялась расстегивать лифчик.

– Повернись и смотри на меня, – рявкнул он.

На секунду встретившись с ним взглядом, она снова опустила глаза, сняла бюстгальтер, а потом и трусики. Молча надела черный кружевной лифчик и прозрачные шелковые трусики. Наклонилась, чтобы взять блузку.

– Это не все, – сказал он. – А где пояс и шелковые чулки?

Она молча достала то и другое из саквояжа. Застегнула пояс на бедрах, села, чтобы надеть чулки. Немного погодя начала пристегивать резинки. Опять потянулась за блузкой.

– Нет, – сказал он. – Иди и сядь на свое место.

– В таком виде? – спросила она.

– В таком виде, – коротко бросил он. – Я скажу, когда можно будет одеться.

– Холодно, – пожаловалась она.

– Ничего, привыкнешь, – сказал он.

Жаннет молча опустилась на сиденье напротив него. Морис затянулся сигаретой, лениво выпустив дым через нос, продолжая разглядывать ее.

– Тебе этот лифчик уже маловат, – заметил он как бы между прочим. – У тебя тело шлюхи, как у твоей матери.

Она ничего не ответила.

– Раздвинь ноги, – резко приказал он.

Она машинально раздвинула коленки. Почувствовала, как тонкий шелк сдвинулся в сторону и опустила руку, чтобы прикрыться. Он ударил по руке, отбросил в сторону.

– Я тебе этого не позволял. – Неожиданно он рассмеялся. – А она у тебя большая и мохнатая, как у настоящей шлюхи. Или как у твоей матери.

Она почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Она крепко сикала губы, слезы катились и катились по щекам.

– Никак слезы? – насмешливо спросил Морис. Она молчала.

Он наклонился и внезапно сунул ей руку между ног. От неожиданности она вскинулась, но тут же ощутила горячую волну оргазма и, ослабев, откинулась на спинку сиденья. Он выпрямился и захохотал.

– Ну, совсем, как мать. Мокрые глаза и мокрая… Прозвучал первый звонок, приглашающий к ужину. Он встал, пошел в крошечную туалетную комнату и стал методично мыть руки.

Через плечо он посмотрел на ее отражение в зеркале.

– Теперь можешь одеться, Жаннет, – сказал он спокойно. – Я хочу есть, а в этих чертовых поездах всегда лучше поесть пораньше. Если не поторопиться, все съедят.

В Париж поезд прибыл с опозданием на полтора часа из-за проливного дождя. Их встречал Джерри. Было два часа ночи, когда он остановил машину около дома на Иль Сен-Луи.

– У меня есть холодные закуски, если ты голодна, – сказал Джерри, пока они поднимались в маленьком лифте на пятый этаж.

– Я не голодна, – сказала Жаннет. Потом взглянула на Мориса. – Почему вы не отвезли меня домой?

Морис залепил ей звонкую пощечину.

– С тобой никто не разговаривает, – сказал он. – Будешь говорить, когда я разрешу.

Она молча смотрела на него. Лифт остановился, и они вышли на площадку. Джерри достал ключи и открыл дверь. Роскошь в квартире поразила ее. Снаружи нельзя было и заподозрить, насколько богато она обставлена. Великолепная мебель, ковры, даже новейший американский кондиционер.

Морис прошел через гостиную, столовую и спальню и привел ее в маленькую комнату, находящуюся между его собственной и комнатой Джерри. В комнате стояла только небольшая кровать, стул и умывальник в углу. Совершенно определенно, это была комната прислуги.

– Поставь вещи, – распорядился Морис.

– Когда я увижу маму? – спросила она. Он взглянул на нее.

– Когда я захочу. – Он повернулся к Джерри. – Я хочу есть.

– Сейчас достану что-нибудь из холодильника, – сказал Джерри.

– Нет, – ответил Морис. – Покажи ей, где что лежит. Пусть она все приготовит.

– Я устала, – сказала Жаннет. – И хочу спать. Морис ударил ее по лицу так, что она упала на постель.

– Это тебя разбудит, – сказал он. – Теперь сними эту идиотскую школьную форму и накрой на стол.

– Но мне больше нечего надеть, – воскликнула она.

– Ты будешь ходить в том, в чем ехала в поезде, – сказал он. – Ничего больше тебе не понадобится. Он повернулся к Джерри. – Подожди ее. Потом покажи, что делать. Я хочу переодеться и принять душ. А то весь пропитался поездной вонью.

Когда Морис вышел, она встала с постели. Джерри стоял рядом и наблюдал за ней.

– Отвернись, – сказала она.

– Зачем? – усмехнулся Джерри. – Все равно скоро тебя увижу.

Она стояла не двигаясь.

– Морису не понравится, если я его позову, – заметил он.

Повернувшись к нему спиной, она быстро разделась. Он присвистнул.

– Морис был прав, у тебя фигура, как у матери. Она уставилась на него.

– Так ты тоже видел мою мать?

– Да, – подтвердил он. Немного помолчал, потом повернулся к двери. – Пошли.

Она прошла за ним на кухню. Она едва успела накрыть на стол, как вошел Морис в черном шелковом халате и шлепанцах.

Он взглянул на стол.

– А где свечи?

– Забыл совсем, – быстро сказал Джерри. – Сейчас достану. – Через минуту на столе горели свечи. Он выключил электрический свет.

Морис открыл бутылку вина.

– Мы выпьем по бокалу, пока ты переодеваешься, – сказал он, обращаясь к Джерри. Джерри вышел, а он разлил вино и протянул ей бокал. – Пей.

Она покачала головой.

– Я не хочу.

– Я тебя не спрашиваю, – сказал Морис. – Пей! Она взяла бокал, поднесла к губам, отпила немного и хотела поставить его на стол.

– До дна, – прикрикнул Морис.

Она снова подняла бокал и выпила терпкое красное вино, чувствуя, как тепло разливается по телу. Поставила бокал на стол.

Морис налил ей еще.

– Так-то лучше, – сказал он. – Делай, что я велю, и все будет хорошо. – Он начал накладывать себе на тарелку холодную ветчину, язык, паштет и сыр. Отломив кусок хлеба, начал жадно есть. – Неплохо, – заметил он. – Почему ты не ешь?

– Не хочется, – сказала Жаннет. – Я просто устала.