Прощай, Жаннет

– Что именно? – спросила она.

– У нас излишек в один миллион ярдов синей джинсовой ткани, – сказал он. – К сожалению, мы потеряли двух крупных заказчиков, и, если нам не удастся найти им замену, мы понесем в этом году значительные убытки. До сих пор нам не удалось найти покупателей на эту ткань.

– А я чем могу помочь? – удивилась Жаннет.

– Мы тщательно изучили рынок. И считаем, что есть шанс хорошо заработать на фирменных джинсах, если продавать их по доступной цене. С нами конкурирует Сен-Лоран, но его джинсы очень дорогие, а объем производства незначителен. Мы рассчитали, что сможем поставлять на рынок добротный товар по цене двадцать пять или тридцать долларов за пару. От вас требуется имя и шесть основных моделей. Об остальном, от производства до реализации, мы позаботимся сами. Название мы уже придумали: джинсы Жаннет.

– Как это увязывается с контрактом?

– Будет отдельный пункт. Мы заплатим вам десять процентов от валового дохода с каждой проданной пары. Вы ничем не рискуете, поскольку никаких денег не вкладываете. А заработать можете прилично. По нашим подсчетам, очень даже прилично.

– Сколько именно? – спросила она.

– Трудно сказать. Ориентировочно около четверти миллиона долларов в год.

– Что-что, а уговаривать вы умеете, – улыбнулась она. – С удовольствием помогу вам. – Даже если ей достанется только двадцать пять процентов от названной им суммы, жаловаться будет не на что.

Но ни один из них не ожидал того, что случилось. Ее доля только за один год достигла почти миллиона долларов. И помогла ей как следует утвердиться в Штатах.

Появился второй щит. На нем она стояла в аэропорту у стойки французской авиакомпании, протягивая билет служащему. Она была одета в модный легкий костюм для путешествий. Слегка выделялись перчатки на ее руках, сумка на длинном ремне через плечо, изящные туфли на высоких каблуках и саквояж с ее инициалами у ног. И снова надпись крупным шрифтом: Jannette Cuir.[64] А ниже чуть мельче названия аксессуаров: Les Gants, Le Sac, Les Chaussures, Les Bagages.[65]

Эта идея возникла сразу после успеха джинсов Жаннет в Америке. Итальянец Вито Монтессори, владелец крупнейшей в Италии компании, производящей кожу, предложил ей контракт. Многие крупные итальянские производители подались на Восток в поисках дешевой рабочей силы, он решил воспользоваться случаем и создать свою марку. Он тоже просил у нее только модели или одобрение предложенных им моделей, а все остальное брал на себя, от производства до реализации. Разумеется, он не будет возражать, если она поможет ему проникнуть в магазины, принадлежащие „Кенсингтон Миллз». Жаннет могла ему в этом помочь и помогла. На этот раз ее гонорар составил 15 процентов и дал постоянный годовой доход в четверть миллиона долларов.

На третьем щите были размещены три ее фотографии. Они были сгруппированы так, что казались единым целым. На первой она лежала на боку в бикини, опершись на локоть и глядя прямо в объектив. На второй стояла, улыбаясь и подняв голову к солнцу, в облегающем костюме для подводного плавания. И, наконец, на третьей она демонстрировала цельный купальник, который держался на одном плече и не скрывал почти ничего из ее прелестей. И снова крупными буквами: JANNETTE MAILLOTS DE BAIN.[66] Внизу более мелким шрифтом было написано: Pour le Soleil, Pour la Mer, Pour la Plage.[67] А через весь щит наискосок шли слова: Pour l'Ete Eternel.[68]

Это была ее собственная идея. Купив обанкротившуюся компанию на юге Франции, она немедленно заключила новое соглашение о реализации с „Кенсингтон Миллз». Купальники, продававшиеся по таким же умеренным ценам, что и джинсы, стали сразу пользоваться огромным успехом. И она получила почти полмиллиона долларов чистой прибыли в год.

Последний щит был самым большим риском, на который пошла Жаннет. Идея опять принадлежала ей самой. Она много лет ее вынашивала, но только огромный успех Сен-Лорана с его „Опиумом» заставил ее действовать.

Тщательно изучив анализ рынка, она пришла к некоторым совершенно неожиданным выводам. Из многих видов духов, продаваемых во Франции (а их были сотни), только два были достаточно хорошо известны как духи широкому покупателю. Первые – „Шанель № 5»: их знали 88 процентов опрошенных, и „Арпеж», чуть менее известное название. Ближе всего к ним подошел „Опиум», который знали 29 процентов опрошенных, да и то только благодаря широкой рекламной компании. Был еще один интересный факт. И „Шанель № 5» и „Арпеж» появились в двадцатые годы и имели цветочный запах, а „Опиум», появившийся много позже, в 1977 году, был создан на основе восточных ароматов: „Табу», созданных Дана в 1931 году, и „Росы молодости» Эсти Лаудер, впервые появившихся в продаже в 1952 году. И хотя „Табу» стали уже классикой, ни они, ни другие духи не пользовались такой популярностью, как „Опиум». С другой стороны, когда они создавались, не было современных рыночных приемов, нельзя было воспользоваться телевидением для широкой рекламы.

Выяснилось также, что огромное значение имеет упаковка. И сам флакон и коробочка, в которой он лежит. Упаковка должна нести информацию, связанную с названием духов. Она должна быть простой, но легко узнаваемой.

Жаннет казалось, что она придумала хорошее название: „Soie». Шелк. Самая чувственная, самая интимная ткань, столь любимая женщинами. Название было явно удачным. Другая проблема была посложнее. Первоначально аромат слишком отдавал Востоком, и она опасалась, что новые духи сочтут подражанием „Опиуму». Поработав как следует с „нюхачами», как их называли в парфюмерной промышленности, ей удалось соединить цветочный аромат „Шанель № 5» и „Арпеж» с чувственностью восточных ароматов. В результате они добились запаха, который был не просто женским, но и женственным, чувственным, сохраняя при этом цветочную свежесть. Кроме того, она решила не называть их „Soiе». Пусть будет аромат, часть самой женщины, а не просто духи, которыми она пользуется.

Последний щит привлекал, пожалуй, самое большое внимание. Глядя на яркий, сверкающий флакон с пробкой в виде фигурки обнаженной девушки из хрусталя, человек не сразу замечал в тени портрет обнаженной Жаннет. Дали, который нарисовал этот портрет много лет назад, сумел подметить и выразить эротизм ее тела и характера: глубину темных глаз, выдающиеся вперед соски округлых грудей, изгиб живота, плавно переходящий в мраморные бедра. С удивлением зритель вдруг осознавал, что статуэтка обнаженной девушки из хрусталя – копия Жаннет с портрета Дали. Название вырезано на хрустале – „Soie». Пониже очень мелким шрифтом – „Жаннет». Как и на других щитах, сам рекламный текст располагался сбоку: Le plus intime. Le plus sensuel. Le vrai aromate de la femme «Soie». L'aromate de Jannette.[69]

Некоторым образом своим сегодняшним положением она была обязана именно духам. Стараясь переиграть Сен-Лорана на рынке, она потратила больше пяти миллионов долларов на рекламу за последние полгода, практически истратив все наличные деньги компаний. Только телевизионная реклама в Штатах обошлась ей почти в три миллиона долларов, а остальные деньги ушли на прессу. Никаких скидок, обычно предоставляемых оптовикам, они не получили. По их подсчетам, потребуется два года, чтобы вернуть потраченные деньги, и еще три, чтобы добиться стабильного дохода. К радости Жаннет, дела пошли намного лучше, чем они надеялись. Духи получили немедленное признание на рынке. И это сократило время, необходимое для возмещения расходов, почти вдвое.

Но этого оказалось недостаточно. Случилось то, чего никто не ждал. „Рирдон Груп» получила необыкновенно выгодное предложение – продать контрольный пакет акций в „Кенсингтон Миллз» японской компании, заинтересованной в американском рынке, – и приняла это предложение.

В любой другой момент эта сделка открывала бы для нее великолепные возможности, потому что по статье, на которой в последний момент настоял ее заботливый американской адвокат Поль Гайтлин, ей предоставлялось право выкупить свои контракты и соглашения с „Рирдон Груп» по балансовой стоимости, если эта компания решит продать свою долю в „Кенсингтон Миллз» или распорядится ею каким-либо другим образом. Вряд ли с нее запросили бы сумму, превышающую десятикратный годовой доход. Но, как бы дешево это ни было, купить Жаннет не могла. Все наличные деньги компаний были вложены в духи. И ей снова надо было искать выход, как будто ничего не изменилось. Независимость все время ускользала.

Морис встретил ее в дверях своей квартиры. Он был заметно возбужден.

– Я оказался прав, – сказал он. – Я всегда знал, что прав.

– О чем ты, черт побери? – спросила Жаннет. – Несешь какую-то околесицу.

– Деньги в швейцарском банке! – заявил он. – Теперь тебе не придется спать с греком из-за денег.

– Не понимаю, о чем ты?

– Сейчас увидишь, – сказал он, беря ее за руку и направляясь в библиотеку. – Сейчас ты все поймешь.

Когда Морис открыл дверь, молодой человек, находившийся в комнате, вскочил на ноги. Морис представил его Жаннет.

– Мсье Тьерри, моя дочь, мадам Жаннет де ла Бовиль. – Он взглянул на Жаннет и пояснил. – Мсье Тьерри работает в Швейцарском кредитном банке в Женеве.

Жаннет протянула руку.

– Рада познакомиться, мсье Тьерри. Молодой человек вежливо поцеловал ей руку.

– Большая честь для меня, мадам. Когда я собирался сюда, то и не предполагал, что мне предстоит встреча со знаменитой женщиной.

– Благодарю вас, мсье, – сказала Жаннет. – Теперь мне хотелось бы узнать, зачем я вам понадобилась.

Молодой банкир взглянул на Мориса с явным смущением.

– Простите, господин маркиз, но я получил абсолютно ясные инструкции от руководства. Я должен говорить с мадам наедине.

– Я понимаю, – быстро сказал Морис. – Разумеется. Он поспешно вышел, закрыв за собой дверь.

– Хорошо, мсье Тьерри, – сказала Жаннет, – перейдем к делу.

– Если мадам позволит, – сказал он, вынимая из кармана бумагу и проглядывая ее. В голосе появились официальные нотки. – В соответствии с указаниями вашей покойной матери, данными ею банку, мы обязаны известить вас не раньше чем через двадцать пять лет после ее кончины, что 10 октября 1944 года она сдала в банк на хранение некоторое количество сейфов. Он закончил читать и протянул ей бумагу. – Здесь два экземпляра. Пожалуйста, подпишите один, удостоверяя, что вы получили настоящую информацию. Это будет значить, что мы выполнили возложенное на нас поручение.

Жаннет взяла документ и посмотрела на него. Там было только то, что он прочел ей.

– И это все? – спросила она удивленно.

– Да, – подтвердил банкир.

– Означает ли это, что я могу получить доступ к сейфам?

– Если у вас есть ключ, разумеется. Если ключа нет, это невозможно.

– Тогда зачем потребовалось все это мне сообщать?

– Не знаю, мадам. Мы только выполняем указания.

– А у кого ключ? – спросила она. Тьерри пожал плечами.

– Согласно швейцарским банковским законам по защите анонимности вкладчика я не имею права разглашать такую информацию.

– Тогда каким образом я могу осуществить свои права на эту собственность, ведь моя мать совершенно очевидно предназначала ее мне?

– Вы можете обратиться в швейцарский суд по вопросам наследования.

– И сколько времени это займет?

– Мне очень жаль, – извинился он. – Не имею представления. Иногда это занимает годы.

– Черт побери! – воскликнула Жаннет, рассматривая бумагу. – Вы имеете представление о содержимом сейфов?

– Нет, мадам. Нас не касается, что клиенты хранят в своих сейфах. Боюсь, я ничем не могу вам помочь, к сожалению.

Она безнадежно покачала головой.

– Что же, остается только подписать.

– Да, мадам, – сказал он, протягивая ей ручку. Она быстро подписала один экземпляр и отдала ему.

– Благодарю, мсье Тьерри.

– Всегда к вашим услугам, мадам, – сказал он, протягивая ей второй экземпляр.

Она неожиданно улыбнулась.

– Уже поздно, а я еще не ужинала. Я не нарушу швейцарских банковских законов, если приглашу вас поужинать со мной?

Он тонко улыбнулся.

– Думаю, ничего страшного в этом нет. Но, боюсь, что буду вынужден отказаться. У меня назначено свидание.

Она рассмеялась.

– Так отмените его.

– Мне бы очень хотелось, мадам, но это невозможно. Моя жена ждет меня в гостинице.

Она снова рассмеялась и протянула ему руку.

– Мсье Тьерри, вы настоящий джентльмен. Надеюсь, мы еще встретимся.

Он вежливо поцеловал ей руку.

– Конечно, мадам, – сказал он, направляясь к двери. Не успел он уйти, как в комнату вошел Морис.

– Ну что? – спросил он, глядя на нее.

– Ты был прав, – Жаннет протянула ему бумагу. – Но то, что я теперь знаю, не дает мне никаких прав.

Он быстро прочел документы.

– А у кого права?

– У того, кто владеет ключом, – ответила она. – Швейцарец не сказал мне, кто это.

Морис удивленно посмотрел на нее.

– А мне и не надо говорить. Я знаю, у кого ключ. И ты тоже знаешь.

Она молчала.

– Ты должна что-то немедленно предпринять, – заявил он. – Или останешься нищенкой и шлюхой на всю оставшуюся жизнь.

Она внимательно смотрела на него.

– Тебе придется втянуть в это дело Лорен.

– Почему?

– Ты же знаешь Иоганна. Что бы там ни было, половина принадлежит ей. Он и пальцем не пошевелит, пока не убедится, что она надежно защищена. Единственный способ чего-нибудь добиться, это обратиться к нему вместе с сестрой.

– Не знаю, право, – с сомнением проговорила Жаннет. – Лорен плевать на деньги. И так было всегда.

– Ей уже двадцать три, – сказал Морис. – Пора бы ей устать от жизни на этом идиотском пляже в Калифорнии вдвоем с пятилетней дочерью.

– Ей такая жизнь по душе.

– Тогда тебе надо убедить ее, что малышка заслуживает, чтобы ей дали шанс стать кем-то, а не просто пляжной бездельницей, – предложил Морис. – Если ей самой не нужны деньги, она не имеет права отнимать их у ребенка.

– Не знаю, – повторила Жаннет. – Иногда мне кажется, что я все у нее в голове перепутала к такой-то матери.

Он засмеялся.

– Ты веришь в это не больше, чем я, Жаннет. С твоей матерью у вас одна общая черта – эгоизм. Вы обе всегда хотели получать по максимуму. – Он направился к буфету и вынул оттуда бутылку коньяку. – Ты не жалеешь о том, что сделала. Ты же получила, что хотела, верно?

Она молча наблюдала, как он разливает коньяк по рюмкам и идет к ней. Так же молча она взяла коньяк и сделала глоток.

Морис залпом выпил половину и поставил рюмку на стол.

– Одного я никогда не мог понять, – заметил он. – Зачем ты толкнула Патрика к Лорен? Не проще ли было самой выйти за него замуж?

Прежде чем ответить, она допила коньяк.

– Именно это я и собиралась сделать, когда они вернулись с Сардинии.

– Так в чем же дело?

– Она сказала, что любит его. Он с удивлением взглянул на нее.

– Но она ведь была еще совсем ребенком. Ты могла все это порушить.

– Наверное, могла, – ответила Жаннет, встречаясь с ним взглядом. – Наверное, даже должна была.

Глубоко в душе она знала, что брак сестры обречен. Когда молодые обменивались брачной клятвой в саду матери Патрика в Девоне, а он искал ее глазами поверх белой фаты своей невесты, Жаннет знала это. Она сама разрушит этот брак.

Из окна своей комнаты на втором этаже особняка Рирдонов Жаннет видела, как прибывают первые гости. Она взглянула на часы. Десять. Церемония назначена на двенадцать.

Она взглянула на небо. Чистое-чистое, ни одного облачка. Счастлива та невеста, которая освещена солнцем. Она улыбнулась этой мысли. И мысленно добавила: особенно в субботу в Англии. Вернувшись в комнату, взяла со стола список гостей.

Свадьба не была грандиозной, пригласили всего шестьдесят человек, но список выглядел как отрывок из книги „Кто есть кто» об английском высшем свете. Первыми в списке шли принцесса Маргарет и лорд Сноуден, за ними следовали многочисленные лорды и леди. Их вполне хватило бы, чтобы заполнить приемную Букингемского дворца. Лорд-мэр Лондона тоже обещал быть. Франция была представлена Comte de Paris, ее отчимом-маркизом и французским послом при дворе английской королевы. Иоганн и Хайди прилетели из Америки. Был приглашен и американский посол.

Жаннет положила список и взяла другой лист бумаги. Это было ее собственное расписание. Александр прилетел из Парижа, чтобы сделать Лорен прическу, а мадам Клод должна была одевать невесту. Если верить расписанию, они должны быть уже у Лорен в комнате.

Она натянула брюки и вышла в холл. В комнате Лорен все были заняты делом. Дверь ей открыла Хайди. Жаннет поцеловала ее в щеку.

– Ну, как невеста? – спросила она, не найдя сестру в комнате.

– Нервничает, – улыбнулась Хайди. – Но куда меньше, чем я в свое время. Сейчас она в ванной, моет голову.

– Прекрасно, – сказала Жаннет, – Значит, Александр уже здесь.

– Да, – кивнула Хайди. – С двумя помощниками. Он обещал и мне сделать прическу.

– Превосходно, – сказала Жаннет. Она взглянула через комнату, туда, где мадам Клод возилась с подвенечным платьем. – Что вы думаете о robe de mariage?[70]

– Мне ужасно нравится, – воскликнула Хайди. – Самое красивое свадебное платье, какое я видела в жизни.

Жаннет внимательно посмотрела на нее. По лицу Хайди она поняла, что та говорит вполне искренне.

– Спасибо, – сказала она. – Я и хотела, чтобы это было нечто особенное.

– Так и получилось, – подтвердила Хайди, идя за ней через комнату. – Никогда ничего подобного не видела.

Жаннет остановилась перед платьем и взглянула на мадам Клод.

– Tout va bien?[71]

– Oui, мадам, – ответила та. – Tres bien.[72] Жаннет повернулась к платью. Этим утром в Париже фотографии этого платья были переданы прессе. Завтра они появятся в половине газет мира. Такого свадебного платья никогда еще не было.

Если упростить описание, то оно состояло из трех вуалей почти прозрачного шелка с вышивкой, слоновая кость на белом. Первая вуаль падала с головы невесты до ее обнаженных плеч. Вторая составляла верх платья без бретелек, отдаленно напоминая нижнее белье и, наводя на мысль о наготе, слегка прикрывала талию. Третья вуаль была юбкой, начинающейся от талии, чуть выше второй вуали, и мягко облегающей бедра. От середины бедра она превращалась в груду вышитых оборок, переходящих в длинный шлейф. Главная идея – намек на наготу. Каждый считал, что он что-то видит, хотя на самом деле не видел ничего.

Она одобрительно кивнула.

– Позовите меня, когда начнете одеваться, – попросила она. – Хочу убедиться, что все в порядке.

– Oui, мадам, – сказала костюмерша.

Из ванной вышел Александр и, увидев Жаннет, подошел к ней и поцеловал в щеку.

– Твоя сестра очаровательна, – сказал он.

– Ты тоже очень мил, раз приехал сюда и делаешь это все для нас, cheri, – ответила Жаннет. – Я тебе очень признательна.

– Не стоит благодарности, – улыбнулся он. – Рад был оказать услугу.

– Она еще в ванной? – спросила Жаннет.

– Да, – ответил он. – Мои девочки делают ей маникюр и педикюр.

– Загляну на секундочку, – сказала Жаннет, – а потом пойдем и выпьем кофе.

– С удовольствием, – согласился он.

Лорен сидела в ванной с полотенцем на голове, поставив ноги в тазик с водой. Она подняла глаза на Жаннет и улыбнулась.

– Никто не предупредил меня, что все так будет. Жаннет засмеялась.

– Что же, надо терпеть. Как ты?

– Немножко не в себе, столько народу кругом. Сейчас бы „Харви номер шесть», хоть пару затяжек.

– А у тебя есть? – спросила Жаннет.

Лорен кивнула на портсигар, лежащий на полочке над умывальником.

– Вон там. Только мама в комнате, да и все остальные тоже. Сама понимаешь…

Жаннет улыбнулась.

– Что-нибудь придумаем. – Она обратилась к девушкам. – Не могли бы вы на минутку выйти. Мне надо поговорить с сестрой наедине.

– Oui, мадам, – ответили те и вышли. Жаннет заперла дверь.

– Видишь, как просто, – улыбнулась она, открыла портсигар и вынула косячок. Передав его Лорен, повернулась к окну. – Прежде чем закуришь, я открою окно. Не стоит, чтобы в покоях дворца Рирдонов пахло марихуаной.

Лорен хихикнула.

– Верно. Половина этого старичья и не сообразит, с чего это их так пробрало. – Она прикурила сигарету и глубоко затянулась. Медленно выпустила дым и передала ее Жаннет.

Жаннет тоже затянулась и вернула косячок сестре.

– Здорово.

Лорен согласно кивнула.

– У Харви сбоев не бывает. Он ужасно заинтересовался этой косметикой из глины. Это серьезно?

– Хочу попробовать, – сказала Жаннет.

– Я рада, – улыбнулась Лорен. – Харви славный малый. – Она сделала еще одну затяжку. – До сих пор не верю. Надо же, выхожу замуж. Как в сказке.

Жаннет посмотрела на сестру, и внезапно ей стало грустно.

– Да, – сказала она мягко. – Действительно, как в сказке.

Жаннет не пробыла в своей комнате и часа, как раздался стук в дверь.

– Кто там? – спросила она.

– Камердинер лорда Патрика.

Она приоткрыла дверь и выглянула.

– В чем дело?

– Лорд Патрик желал бы вас видеть, мадам, – сказал камердинер.

– Ради Бога, я еще не начинала одеваться, – раздражилась Жаннет. – Скажите ему, что мы встретимся внизу.

Лицо камердинера осталось бесстрастным.

– Думаю, вам лучше пойти к нему сейчас, мадам. Жаннет внимательно взглянула на слугу и кивнула.

– Одну минуту. – Она вернулась в комнату, снова натянула брюки, открыла дверь и направилась в сторону холла.

– Полагаю, нам лучше пройти с заднего хода, – поспешно остановил ее камердинер.

Жаннет последовала за ним через дверь в дальнем конце холла по длинному коридору, выкрашенному серой краской, в другое крыло дома. Слуга остановился перед дверью и открыл ее.

– Комната лорда Патрика, мадам, – сказал он.

Она вошла в небольшую гардеробную, отделявшую ванную от спальни. Патрик сидел в одних трусах, уставившись в стакан с виски, который держал в руке. Когда Жаннет вошла в комнату, он поднял глаза.

– Свадьба отменяется, – сказал он. – Скажи им.

– Ты что, рехнулся? – резко спросила она. – Почему? Патрик глотнул виски.

– Я передумал.

Жаннет некоторое время смотрела на него, потом повернулась к камердинеру.

– Оставьте нас одних!

– Конечно, мадам, – сказал камердинер и вышел. Услышав, что дверь закрылась, она подошла к стулу, на котором сидел Патрик, и посмотрела на него.

– Теперь объясни. Патрик поднял на нее глаза.

– Потому что она сразу хочет иметь ребенка. Сказала, что выбросит таблетки в день свадьбы.

– Это не повод, – заметила Жаннет.

– Для меня вполне достаточный, – сказал он. – Мне тут вовсе не нужны эти верещащие ублюдки.

– Ладно, – спокойно сказала она. Повернулась и пошла назад в гардеробную.

Он встал и направился за ней.

– Скажи им, что я заболел. Она круто повернулась к нему.

– Ничего я им не скажу, – холодно заявила она, взяла трость с подставки для зонтиков и шагнула к нему.

Он выронил стакан и попятился, пытаясь руками закрыть лицо.

– Не поможет. Ты меня не заставишь.

– Нет? – переспросила она ледяным тоном. Трость со свистом опустилась на его плечи. Он вскрикнул от боли и попытался убежать, но она следовала за ним по пятам, продолжая наносить удар за ударом по плечам и спине. На белой коже вспухли красные рубцы. Он бросился на кровать и зарыдал.

– Прекрати!

Уперевшись концом трости в его плечо, она перевернула его на спину, заставив смотреть ей в лицо. Увидела, что он уже вовсю работает рукой. В ярости она отбросила его руку.

– Я не давала тебе разрешения, раб.

– Да, – рыдал Патрик.

– Так что же ты собираешься делать? – спросила Жаннет.

Он поднял на нее глаза.

– Что мамочка скажет. Только я не хочу, чтобы она бросила меня после того, как я женюсь.

– Мамочка не бросит тебя, – пообещала она. – Она всегда будет с тобой. А теперь будь паинькой, прими душ и одевайся.

– Но я же еще не кончил, – заскулил он.

– Если будешь паинькой, я приду после церемонии и разрешу тебе кончить.

– Да, да, – сказал он быстро. – Мамочка обещает?

– Мамочка обещает, – подтвердила Жаннет. – Теперь шевелись.

Он поднялся с кровати и поплелся в ванную. Она посмотрела, как он пустил воду, и вышла в коридор. Камердинер ждал за дверью.

– Лорд Патрик принимает душ, – сообщила она. – Можете войти и помочь ему одеться.

– Слушаюсь, мадам, – сказал он. – Спасибо. – Он немного поколебался. – Свадьба состоится, мадам?

– Обязательно, – ответила Жаннет. На его лице появилось облегчение.

– Благодарю вас, миледи. Это был бы немыслимый скандал. Ведь и принцесса Маргарет здесь, и остальные.

– Конечно, – согласилась она.

– Вы найдете дорогу, миледи?

– Разумеется, – ответила она. – Идите к лорду Патрику.

Когда через полтора часа закончилась брачная церемония, Патрик взглянул на нее. Когда он поднял вуаль Лорен и наклонился, чтобы поцеловать ее, на его губах играла странная улыбка. К ним с поздравлениями подошли гости, и Жаннет отступила назад, чтобы пропустить их к молодым.

– Ты превзошла себя, Жаннет. Платье просто великолепное, – сказал по-французски женский голос у нее за спиной.

Жаннет обернулась. Это была Хиби Дорси, знаменитая журналистка из «International Herald Tribune». Загорелая рыжеватая блондинка была самой известной журналисткой, занимающейся вопросами моды, она печаталась во многих газетах и журналах. Ежемесячно она давала статью в „Vogue». Хотя Рирдоны не хотели, чтобы на свадьбе присутствовали журналисты, для Хиби, ближайшей подруги Жаннет, было сделано исключение.

– Спасибо, Хиби, – улыбнулась Жаннет.

– Откуда у тебя эта идея? – спросила журналистка. – Никогда ничего подобного не видела. Оборки на юбке просто струятся, когда Лорен идет.

Жаннет улыбнулась.

– Именно такого эффекта я и хотела достичь. Сказать по правде, эта мысль пришла мне в голову несколько месяцев назад, в Калифорнии, когда я смотрела, как Лорен занимается серфингом. Подумала, как бы уловить движение всех этих белых гребешков вокруг нее.

– У тебя есть фотография платья, которую я могла бы использовать?

– В твоей конторе ее уже, наверное, получили, – ответила Жаннет.

– Прекрасно. – Хиби некоторое время разглядывала толпу, окружившую жениха и невесту, потом снова повернулась к Жаннет. – Я неисправимый романтик, – сказала она. – Это правда, что они впервые встретились на показе твоей коллекции в прошлом году и влюбились друг в друга с первого взгляда?

Жаннет рассмеялась.

– Правда.

Хиби вздохнула, потом улыбнулась.

– Я, пожалуй, придумала заголовок для своей статьи.

– Скажи мне, – попросила Жаннет. Хиби посмотрела на нее.

– „Сказка… ставшая былью».

Лорен не знала, что и думать. Медовый месяц оказался совсем не таким, как она ожидала. Сначала все было, как в прекрасной мечте. После свадьбы они полетели на самолете Патрика на Миконос. Там их ждал вертолет, чтобы доставить на „Fantasist», яхта стояла на якоре недалеко от острова. Как в романтическом фильме! Медовый месяц в плавании вокруг греческих островов. Но, похоже, все пошло наперекосяк в тот момент, когда они сели в маленький реактивный самолет в Девоне.

Как только они взлетели, стюард принес бутылку шампанского и два бокала. Он наполнил бокалы и скрылся за занавеской, отделяющей салон от остальных помещений.

Лорен отвернулась от иллюминатора, подала Патрику бокал и взяла свой.

– За нас! – улыбнулась она. – Ну не чудесно ли?

Он даже не поднял бокал к губам, просто молча смотрел, как она пьет, потом поставил свой бокал на столик и уставился в иллюминатор.

– Эй, – сказала она. – Ты не выпил свое шампанское. Он резко, даже зло повернулся к ней.

– Я уже столько выпил этой мочи, что мне до конца жизни хватит! – Он нажал кнопку звонка. Немедленно появился стюард. – Принеси чистого виски.

– Слушаюсь, милорд. – Через мгновение стюард вернулся со стаканом виски на подносе.

Патрик взглянул на него.

– Сколько раз надо повторять, что, когда я заказываю виски, следует приносить полную бутылку? – грубо спросил он.

– Простите, милорд, – извинился стюард. – Сейчас принесу, милорд. – Он прошел на кухню и вернулся с бутылкой. Поставив ее на стол, снова исчез.

Патрик опрокинул стакан одним глотком и молча наполнил снова.

Не взглянув на Лорен, он повернулся к иллюминатору и поднял стакан к губам.

– Что случилось? – спросила она недоуменно. – Я что-то не так сказала или сделала?

Он проглотил виски, еще раз долил, прежде чем ответить ей.

– Нет, – бросил он коротко.

– Ты не выглядишь счастливым, – сказала она. Он испепелил ее взглядом.

– А что я должен делать? Танцевать чечетку на потолке?

– Ты можешь хотя бы вести себя как молодожен, – сказала Лорен.

– Мещанское дерьмо, – огрызнулся он.

– Ты же сам все это устроил, – укорила она его. – Я не просила.

Патрик допил виски и снова взялся за бутылку. Лорен наклонилась через маленький стол и положила руку ему на плечо.

– Не пей больше, Патрик, – мягко попросила она.

– А что еще делать? – спросил он грубо.

– Мы можем трахнуться там сзади на диване. Мне всегда было любопытно, как это выйдет в самолете.