Энн всегда предпочитала озеро бассейну и с удовольствием вошла в теплую зеленоватую воду. Джони последовала за ней. Несколько минут они поплавали, потом вылезли на берег и сели на траву.
Энн молчала. Смотрела на гладкую поверхность воды и на заходящее солнце. Джони уже заметила новую привычку Энн надолго погружаться в молчание.
— Ты меня простишь, если я суну нос в чужие дела? — спросила Джони.
Энн нахмурилась.
— Я-то прощу, но вот ты себе не простишь. Если я доверюсь тебе, то на твои плечи ляжет тяжелая ноша. Может, тебе лучше без этого обойтись?
— Энн, с тобой что-то не так? Случилось что-то ужасное?
Энн кивнула.
— Мне надо с кем-то поговорить. Сколько тебе лет, Джони? Тридцать один? Я могу открыться тебе, но при одном условии: ты дашь обещание ничего не говорить отцу. Или кому-то еще.
— Это мужчина? — спросила Джони, сразу встревожившись и надеясь, что речь идет всего лишь о любовнике.
— Нет. Не мужчина. Ты обещаешь?
— Обещаю, — заверила ее Джони. — Так что с тобой, Энн?
— Я умираю, Джони, — просто ответила Энн.
Стоя у бассейна и наблюдая за резвящимися в воде Лиз и Нелли, Джек увидел, как обнялись и приникли друг к другу Энн и Джони. Он улыбнулся. Его взрослая дочь стала подругой его жены.
6
Джони сдержала слово. А семейный уик-энд продолжался.
Маленький Джек, приехав из университета, с гордостью объявил, что его приняли в футбольную команду. Его так и распирало от счастья. Лиз презирала брата за увлечение этой грубой игрой.
Линда получила место микробиолога в Йельском медицинском центре и обручилась с Гаем Уэбстером, помощником старшего партнера в одной нью-йоркской юридическом фирме.
Когда молодого человека представляли гостям, он первым делом сообщал всем, что состоит в Обществе Джона Берча[111]. Джеку показалось, что он очень уж упивается собственной значимостью, ничего особенного собой не представляя. Джек никак не мог понять, что нашла в нем Линда.
Джони тоже решила, что Гай Уэбстер ноль без палочки. С такому же выводу пришла и Лиз, поделившись им с Джони.
Джек беседовал у бассейна с Джони, когда к ним подбежала Лиз.
— Что я сейчас слышала! Никогда не догадаетесь! Линда сказала ему: «Если ты еще кому-нибудь скажешь, что ты — член Общества Джона Берча, я врежу тебе по яйцам. Плохо уже то, что ты там состоишь, и я не желаю слышать, как ты этим похваляешься».
Джек улыбнулся и пожал плечами:
— Может, она все-таки знает, что делает.
— Я думаю, нам стоило бы вмешаться, — мрачно бросила Джони.
7
В августе в «Нью-йоркере» появился еще один короткий рассказ Джейсона Максуэлла.
«Из разговора, подслушанного в „Лутеке“:
— Глядя на него, ты не думаешь, что он самый сексуальный мужчина в мире?
— Дорогая, я занималась этим делом с самим Джоном Кеннеди!
— Джон Кеннеди! Он знаменитость, но не в этом. Чтобы понять, кто есть кто, надо провести ночь с мастером.
Джефферсон Ле Метр в эротике руководствовался католическими нормами. Первая жена Ле Метра, исключительно элегантная дама, сгладив острые углы, превратила его в культурного джентльмена-космополита, каким мы теперь его и видим. Только самые близкие их друзья знали, что мадам — законченная мазохистка и может получить полное сексуальное удовлетворение, лишь испытав боль. Ле Метр поначалу не хотел потворствовать ей. Но в конце концов, чтобы доставить жене удовольствие и не ставить под угрозу семейное счастье, смирился и научился шлепать ее по голой заднице до тех пор, пока она не начинала просить пощады.
Однако его католические пристрастия привели к роману с красавицей-католичкой, и в результате ему пришлось-таки развестись с первой женой.
Первая жена нашла себе другого партнера, который в их дуэте с радостью исполнял роль садиста. Они играли в жестокие игры. Иногда он подвешивал ее за руки к свисающим с потолка цепям и хлестал плетью. Как-то вечером, когда она висела на двух парах наручников, не доставая ногами до пола, у него случился сердечный приступ, и он умер у нее на глазах. Освободиться сама она не могла и провисела несколько часов, прежде чем умерла.
Джефферсон Ле Метр[112] глубоко сожалеет о трагической смерти своей первой жены. Хотя, бывает, и говорит, что умерла она по той же причине, что и Христос — от нарушения циркуляции крови в широко разведенных руках…»
8
— Мы не можем позволить себе порвать с ним, — заявила Энн.
Она лежала на диване в гостиной манхаттанского особняка. Экземпляр «Нью-йоркера» Джек только что бросил на кофейный столик. Она прочитала рассказ Джейсона Максуэлла утром, он — вернувшись с работы.
— У меня руки чешутся убить его, — пробурчал Джек.
— Нет. Мы пригласим Джейсона на ленч в «Лутек». Пусть публика увидит, что мы добрые друзья, у которых нет повода для ссоры. Таким образом, всем станет ясно, что у нас и в мыслях нет, будто он написал о нас. О тебе. А вот порвав с ним, мы признаемся в том, что он писал о тебе и нам это известно.
— Мы должны прикидываться, будто нашли рассказ забавным?
— Скорее всего. Пока о том, что Максуэлл написал о тебе, знают человек пятьдесят. Если мы выразим свое неудовольствие, об этом догадаются тысячи.
Джек тяжело вздохнул:
— Ладно. Но мне хочется найти способ всадить этому мерзавцу нож в спину.
9
Джони позвонила отцу из Калифорнии и заговорила ледяным голосом.
— Ты не мог сказать мне, как умерла моя мать?
— Тогда мне пришлось бы сказать об этом и Джону. Я считал, что вам об этом знать не следовало. Тебе было только двадцать два, Джони.
— А теперь тридцать два. Ты мог бы мне и сказать. Я предупреждала тебя насчет Джейсона Максуэлла. Сколько людей поймут, что речь о тебе?
— Мы с Энн пригласили этого говнюка на ленч. Хотим, чтобы все видели, что мы закадычные друзья и писал он, конечно же, не обо мне.
— Удачи вам. И… э… папа, я всегда знала, что ты самый сексуальный мужчина.
Глава 35
1
1967 год
Никто ничего не сказал. Хотя, разумеется, достаточно много людей поняли, что Ле Метра, изображенного Джейсоном Максуэллом, в реальной жизни зовут Джек Лир.
Мужчины, которые раньше кивали Джеку в баре «Гарвард-клаб», теперь не просто кивали, но и улыбались. На традиционном осеннем балу в «Загородном клубе Гринвича» женщины приглашали его танцевать и, кружась по паркету, торжествующе посматривали на своих подруг, наслаждаясь объятиями «самого сексуального мужчины».
Позвонила журналистка из «Эсквайра», журнал хотел сделать о Джеке большую статью. Во время ее встреч с Энн и Джеком рассказ Максуэлла не упоминался, однако по вопросам чувствовалось, что читатели хотят знать как можно больше о жизни реального Ле Метра и большинству из них известно, что Джек Лир и есть тот самый Ле Метр.
Хуже того, Джеку и Энн пришлось появиться с Джейсоном Максуэллом на публике и притворяться, будто он у них по-прежнему в друзьях. Об их совместном ленче в «Лутеке» упомянули три обозревателя светской хроники, один из которых указал, что Джек — прототип Ле Метра. Фотографов в «Лутек» не допускали, но «Пост» исхитрилась сфотографировать их троих, когда они, широко улыбаясь, выходили на улицу.
За ленчем Джейсон ни словом не обмолвился о рассказе. Точно так же, как Джек и Энн. Джейсон постарался повеселить их историей о том, как месяц тому назад горничная, прибираясь в Овальном кабинете, нашла под диваном трусики Джекки Кеннеди. «Как она узнала, что это трусики Джекки»? — полюбопытствовала Энн. «Джекки вышивала на нижнем белье свои инициалы», — пояснил Джейсон. Энн сменила тему. Поздравила Джейсона с публикацией его нового романа «Норма». Роман восторженно приняла критика, и он уже занял первую строчку в списке бестселлеров. «Это еще не шедевр», — скромно потупился Джейсон.
Джеку ничего не оставалось, как смириться с тем вниманием, которое привлек к его персоне Джейсон Максуэлл. Он злился, но не показывал виду.
2
Гарри Клейн находился в зените славы. С каждым новым фильмом его позиции все более укреплялись. Две его последние ленты получили «Оскара» в номинации «Лучший фильм».
Гарри всегда украшал свой кабинет подписанными фотографиями знаменитостей, но теперь большая их часть относилась к фильмам семи последних лет. Джони довольно улыбнулась, найдя среди фотографий и свою. А центральное место занимал фотоснимок Гарри, пожимающего руку улыбающемуся президенту Кеннеди.
Гарри, приближающийся к пятидесятилетнему рубежу, изменился мало. Если его волосы и начали седеть, то он их красил. И Гарри по-прежнему носил синий в горошек галстук-бабочку. Изменения коснулись лишь одного: очки в роговой оправе уступили место контактным линзам.
— Я слышал, «Эсквайр» готовит о тебе статью, — заметил он.
— Да. О невесте, которая так и не стала женой. — В голосе Джони слышалась горечь. — О дважды номинированной актрисе.
— Слушай, чего ты расстраиваешься? Кэри Грант не получил ни одного «Оскара», как и Тайрон Пауэр, и Боб Хоуп[113]. В киношной среде тебя все равно уважают.
— За семь лет я снялась в трех фильмах.
— А могла бы сняться в пяти или шести. Не забывай про сценарии, от которых ты отказалась.
— Гарри, я хочу сыграть Норму в фильме по роману Джейсона Максуэлла.
— Господи, Джони! Эта роль написана для Ингрид Бергман[114].
— Она слишком стара.
— Заинтересовалась и Одри Хепберн[115].
— Она слишком божественна. Зритель не поверит, что Элиза Дулиттл — Норма.
— Джони, я просто не понимаю, как мы можем дать тебе роль Нормы.
— Мне она нужна, Гарри. И это главное.
— Ты ставишь меня в чертовски неудобное положение.
Джони сладострастно улыбнулась.
— А если я встану в чертовски неудобное положение? Давай вернемся к самому началу, Гарри. Я кое о чем тебя прошу, Гарри, точно так же, как и семь лет тому назад. Чтобы убедить тебя, я готова сделать то же, что и тогда.
— Как я могу ответить отказом?
— Только помни, я идеально подхожу для этой роли. Ты не идешь на большие жертвы. Просто оказываешь мне услугу. Вот и я окажу тебе услугу.
— Одну?
— Сейчас и потом. Когда захочешь. По рукам?
Клейн протянул руку, словно для рукопожатия, но потом дернул Джони на себя, обнял и страстно поцеловал. Раздеваться они не стали. Джони опустилась на колени и извлекла из брюк хозяйство Клейна. На этот раз особо трудиться ей не пришлось. Он кончил через минуту.
3
Джек и Энн полетели в Колумбус, чтобы посмотреть, как Маленький Джек играет в футбол за университет Огайо. Лиз ехать с ними отказалась.
Принимал их менеджер местной телестанции, принадлежащей Эл-си-ай. На стадион он повез Джека и Энн через пригород, чтобы показать великолепные золотисто-желтые дубы и клены. Стадион — гигантская подкова, вмещающая восемьдесят тысяч зрителей, — гудел, как растревоженный улей. Оркестр университета — только мужчины — маршировал и играл с военной точностью. Выйдя на поле, музыканты образовали слово «Огайо».
Тренер Вуди Хейс решил, что Маленький Джек не такой уж здоровяк, как тому казалось, во всяком случае, с его габаритами он не может играть в защите. Вместо этого Маленького Джека поставили в линию. Чтобы играть на этом месте, ему хватало и массы, и скорости. За хорошую игру тренер Хейс награждал своих подопечных конскими каштанами[116] — контуром листа, который рисовался на шлеме. Маленький Джек играл в команде только второй сезон, но на его шлеме красовались уже шесть листьев. В тот день он заработал седьмой, так крепко приложив куортербека[117] Висконсинского университета, что тот выронил мяч, тут же доставшийся команде Огайо.
Те принципы игры, за которые Маленького Джека в школе осуждали, в футболе только приветствовались. Маленький Джек обожал ближний бой. Он не испытывал ненависти к конкретному человеку. Разумеется, нет. Но ему нравилось врезаться в игрока с мячом и сшибать его с ног. Футболисты университетских команд славились отличной физической формой, поэтому подобные столкновения обычно нисколько им не вредили. В такой же физической форме пребывал и Маленький Джек, который мог держать ответный удар.
Прозвище «Маленький Джек» как-то не соответствовало его габаритам, поэтому в университете оно претерпело видоизменение, сократившись до «Эль-Джей»[118]. Дважды во время игры, когда Маленький Джек особенно эффектно укладывал на траву игрока Висконсина, стадион скандировал: «Эль-Джей! Эль-Джей! Эль-Джей!»
Поскольку тренер Хейс собирался выступить в спортивной программе телестанции Эл-си-ай, он согласился уделить несколько минут Джеку и Энн. Они встретились в небольшом испанском ресторанчике неподалеку от стадиона. Родители игроков и болельщики команды ждали его в главном зале, но первый стакан тренер выпил с Джеком, Энн и Маленьким Джеком в отдельном кабинете.
— Мне нравится характер вашего сына, — говорил высокий, широкоплечий, улыбчивый тренер Хейс. — У него есть та основа, которая позволит ему добиться успеха как на футбольном поле, так и в любом другом выбранном им деле.
— Спасибо вам, — кивнул Джек. — Не знаю, сказал ли он вам, но у него был брат по отцу с точно таким же характером. Он погиб, отрабатывая ночную посадку на авианосец.
— Эль-Джей, а ты же никогда об этом не упоминал.
Маленький Джек улыбнулся:
— Не знал, что следовало.
— Разумеется, следовало. А теперь скажи нам, Эль-Джей, что ты вынес из сегодняшней игры? — Тренер повернулся к Джеку и Энн:
— Я хочу, чтобы каждая игра чему-то учила парней. Да, мы играем, чтобы выигрывать, но мы играем и для того, чтобы набираться опыта. Так чему научила тебя эта игра, Эль-Джей?
— Наверное, я еще раз убедился в важности отработки на тренировках стандартных положений.
— Абсолютно правильно, абсолютно. А теперь позволь мне сказать пару слов твоим родителям. — Когда Эль-Джей скрылся за дверью, Вуди Хейс продолжил. — Он умный игрок. Этот парень читает футбольное поле едва ли не лучше всех тех, кого я когда-либо тренировал. Как он сегодня уложил куортербека… Я не мог догадаться, что этот парень собирается сделать, а вот Эль-Джей догадался и перехватил его. Вы можете им гордиться.
4
1968 год
По решению суда Кэтлин Хорэн сменила имя и фамилию и стала Сарой Лерер.
А вот что касалось занятий с рабби, то там дела шли не так хорошо. Сара не считала себя готовой к бас мицва. В синагогу она ходила редко, а потом вообще перестала там бывать.
В июне Сара окончила Колумбийский университет и призналась Джеку, что не знает, чем ей заняться. С Энн она была откровеннее. Сказала, что больше всего на свете ей хочется пойти по стопам Джони, но по натуре она реалист и знает, что для этого у нее нет ни внешних данных, ни таланта. Энн предложила Саре поехать в Лос-Анджелес и провести несколько дней с Джони. Вдруг та подскажет ей какой-нибудь выход?
Джони с радостью согласилась принять Сару у себя, и вскоре после выпускного вечера та улетела в Лос-Анджелес.
5
Дугласу Хамфри исполнилось восемьдесят два года, и он решил отойти от дел. Хамфри сообщил Джеку, что намерен выйти из совета директоров Эл-си-ай, и попросил его прилететь в Хьюстон, чтобы обсудить вопрос о своем преемнике.
Джек прилетел в один из понедельников июля на самолете компании. Хамфри любил обсуждать дела у бассейна. Джек распаковал вещи в отведенной ему комнате и спустился к бассейну в одних плавках. Хамфри, как обычно, сидел под большим пляжным зонтом. Мэри Карсон, как обычно, плавала в бассейне.
— Я написал завещание, — сообщил Хамфри Джеку. — Практически все оставил Мэри. Ей будут принадлежать все мои акции. Она много помогала мне в последние годы и теперь разбирается в бизнесе не хуже меня.
— Она всегда производила на меня наилучшее впечатление, — ответил на это Джек.
— Мой сын погиб в Нормандии в 1944 году. Я надеялся, что он унаследует мой бизнес, но… Мэри родилась, когда мне было сорок. Она разведена и последние годы полностью уделила мне.
— Тебе в этом очень повезло, — заметил Джек.
— Как ты отреагируешь на мое предложение ввести Мэри в совет директоров Эл-си-ай вместо меня?
Застигнутый вопросом врасплох, Джек посмотрел на загорелую женщину в бикини, курсирующую от одного бортика бассейна к другому.
— Дуг, почему нет?
Хамфри улыбнулся:
— Если бы у тебя были причины, ты бы мне их назвал, не так ли?
— Полагаю, что да, но не нахожу ни одной.
— Если я проголосую своими акциями, а ты — своими, для Мэри вопрос решен.
— Хорошо. Договорились.
— Мэри, он согласен.
Мэри вылезла из бассейна, подошла к столику под зонтом, налила себе джина со льдом и подняла стакан.
6
Пока Джек находился в Техасе, Энн легла в больницу и прошла первый сеанс рентгенотерапии. Ее затошнило. Она думала, что ее вырвет прямо в кабинете, но все обошлось.
Доктор Мэннинг сделал ей укол, снимающий тошноту.
— Вы уже сказали родственникам? — спросил он.
— Знает только моя падчерица, — ответила Энн.
— Долго вам этот секрет не сохранить.
— Мне осталось не так уж много времени.
— Очень хотелось бы сказать вам, сколько именно. Иногда рентгеновские лучи приостанавливают болезнь на месяцы, даже годы. Но…
— Вы обещали мне пять лет. Три с половиной я уже прожила.
— Ваши дети выросли, не так ли?
— Мой сын, здоровенный малый, играет в футбол за университет Огайо. Дочь в этом году окончила школу и осенью начинает учиться в Принстоне[119]. Они, можно сказать, вылетели из гнезда. Кто будет нуждаться в моральной поддержке, так это мой муж.
— А кто поддерживает вас, миссис Лир? Эмоционально?
— Для Джека это будет удар. Я не хочу причинять ему лишних страданий. Пусть он узнает о моей болезни как можно позже.
7
Харрисон Уолкотт умер в июне в возрасте восьмидесяти семи лет. Джек и Энн прилетели в Бостон на похороны. Хорэны, провожавшие в последний путь Эдит Уолкотт, на этот раз не пришли.
В июле Линда приехала в Гринвич и, пока Нелли плавала в бассейне, сказала Энн, что семейная жизнь с Гаем Уэбстером у нее не заладилась. Линда принимала противозачаточные таблетки, чтобы не забеременеть от него, он же хотел ребенка.
— Не хочу я рожать от этого человека! — заявила Линда. — Я не так глупа!
— Не хочешь, не рожай, — мягко ответила Энн.
Линда долго смотрела на Энн, прежде чем заговорила вновь.
— Энн, ты худеешь. Сидишь на диете?
— Нет, у меня анемия. Из-за нее я теряю вес, и меня не покидает ощущение усталости.
Линда нахмурилась:
— Энн..
— Джони знает, — прошептала Энн. — Теперь, похоже, и ты. Это наш секрет. Скоро все раскроется. Но не сейчас.
— Энн, замуж я вышла неудачно. Я приехала сюда, чтобы спросить, как ты и Джек отнесетесь к тому, что я уйду от Гая и поживу здесь. Мне бы этого хотелось. И тебе нужен близкий человек.
Энн закрыла лицо руками и расплакалась.
— Только при условии, что ты хочешь покинуть мужа по другим причинам.
8
Энн, Джек, Линда и Нелли сидели за обеденным столом.
— Я думаю, мы… — начала Энн. — Я думаю, мы… — И подалась вперед, упав лицом в тарелку.
Джек суетился над ней, похлопывал по плечам и по спине, пытаясь привести в чувство.
Линда вызвала машину «скорой помощи».
В среду, 18 сентября 1968 года, секрет Энн был раскрыт.
Последующие десять суток Джек провел в больнице, спал урывками на кресле у кровати Энн. Он наблюдал, как она слабела день ото дня. Наблюдал за отчаянными попытками врачей затормозить болезнь. Энн становилась все более апатичной. У нее выпали все волосы. Она об этом, похоже, не догадывалась. Во всяком случае, ее это уже не могло беспокоить.
Большую часть времени Энн спала, но когда бодрствовала, всех узнавала и все понимала.
— Я пыталась как можно дольше держать тебя в неведении, — призналась она Джеку. — Знала, что ты будешь переживать. На три года меня хватило.
— Я с радостью разделил бы с тобой твои страдания, — прошептал он.
— Мы прожили вместе двадцать два года. Я заплатила бы такую цену за эти счастливые годы, даже если бы заранее знала, что меня ждет.
Когда она снова заснула, Джек разрыдался. На десятый день пребывания Энн в больнице доктор Мэннинг пригласил Джека к себе в кабинет.
— Она может вернуться домой, мистер Лир.
— Чтобы умереть, — вырвалось у Джека.
Молодой доктор потер виски.
— Мы сделали все, что могли.
Энн привезла домой машина «скорой помощи». Две медицинские сестры уложили ее в кровать. С этого момента кто-то из медсестер постоянно находился при ней.
Когда позволяли силы, Энн садилась на кровати. Просила Джека поиграть с ней в слова. Играла активно, похоже, ей это нравилось.
Джек созвал детей. Лиз приехала сразу. Эль-Джей сказал, что в субботу у него важная игра, но он прилетит в воскресенье. Джек позвонил Вуди Хейсу. Тот лично отвез Эль-Джея в университетский аэропорт и посадил на предоставленный деловым партнером Джека самолет, на котором Эль-Джей и прибыл в аэропорт Уэстчестера. Игру он пропустил. Джони и Сара прилетели из Лос-Анджелеса на самолете, принадлежащем Эл-си-ай.
Все знали, что им предстоит попрощаться с Энн.
Она настояла, чтобы ее снести в гостиную. Сидела в кресле-каталке у камина в серых брюках, скрывавших ее высохшие ноги, и темно-зеленом свитере, скрывавшем высохшее тело и руки. Надевать парик или прикрывать голову платком либо шляпкой Энн не стала. Выпив шотландского и съев тарелку супа, она настоятельно попросила детей не вставать из-за стола. Не хотела, чтобы они видели, как Джек и медсестра будут поднимать ее по лестнице.
Когда Энн заснула, Джек спустился вниз. По его щекам катились слезы. Он не выходил из дома с того дня, как Энн привезли из больницы. От горя он ничего не соображал и уж тем более не мог заниматься делами. Управление компанией взяли на себя другие люди. Мэри Карсон прилетела из Хьюстона. Ее назначили председателем исполнительного комитета, которому и поручили заниматься текущими делами до возвращения Джека. Ему не решались даже позвонить.
На следующий день Энн вновь спустилась вниз. Сидела в библиотеке, и дети по одному заходили к ней. Она сохраняла абсолютное спокойствие. Причина, возможно, заключалась в том, что Энн смирилась с неизбежным. Она сколько могла гнала от себя мысли о смерти, но в конце концов сдалась.
Энн попросила всех более не задерживаться. Она могла умереть завтра, а могла и дотянуть до Рождества. Ей не хотелось, чтобы они сидели вокруг и ждали ее смерти, вместо того чтобы жить своей жизнью. Джек вот сидит, с этим она ничего не могла поделать, и это плохо.
Все разъехались, за исключением Линды, которая жила в Гринвиче, разойдясь с Гаем Уэбстером.
В воскресенье, 10 ноября, Энн ранним утром умерла во сне. Ночная сиделка разбудила Джека, чтобы сообщить о случившемся, а затем оставила его, сотрясающегося от рыданий.
Глава 36
1
1969 год
В понедельник, 6 января, Джек наконец-то появился в своем кабинете. Он весь высох. Впервые — во всяком случае, на памяти тех, кто его знал, — костюм не сидел на нем как влитой. Джек также загорел дочерна, потому что после смерти Энн жил на Сент-Крое. Большую часть времени с ним провела Линда. Нелли до середины декабря находилась на попечении Присциллы, но прилетела на Сент-Крой, как только начались рождественские каникулы.
Эль-Джей и Лиз присоединились к Джеку на Рождество, как и Джони с Дэвидом. Сара, которая нашла работу в Лос-Анджелесе, провела с Джеком неделю до Рождества.
Все они видели, как он плакал. Сидел на берегу, глядя на накатывающие волны, и плакал.
Позвонив с Сент-Кроя, Джек назначил на понедельник, 6 января, собрание руководящего состава Эл-си-ай. На десять утра.
Все собрались в зале заседаний совета директоров.
Мэри Карсон сидела напротив Джека, на другом конце большого стола. За стол сели также Микки Салливан, Кэп Дуренбергер, Херб Моррилл, доктор Фридрих Лоувенстайн и Рей Ленфант. Остальные чиновники расселись на поставленных вдоль стен стульях, некоторые стояли.
Джек поднялся.
— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы более чем на три месяца освободили меня от всех обязанностей. В это трудное для меня время мне очень помогало сознание того, что в мое отсутствие компания находится в руках компетентных и влюбленных в свою работу специалистов. Огромное вам всем спасибо.
Хочу попросить вас еще об одной услуге. Знаю, что вы все желали бы выразить мне свое сочувствие. Я получил ваши письма и открытки и обязательно отвечу на них. Я только убедительно прошу вас больше не сочувствовать мне. Не начинать разговор с того, как вы сожалеете о понесенной мною утрате. Я это и так знаю. Но всякое напоминание о…
У него перехватило дыхание, и с минуту все смотрели куда угодно, только не на Джека, дожидаясь, пока он возьмет себя в руки.
— Дамы и господа, компания должна работать. Позвонив с Сент-Кроя, я предложил повестку дня сегодняшнего совещания. Я попрошу остаться всех сидящих за столом, а также Дэйва и Маргарет. Остальным вновь выражаю свою благодарность и признательность. Я обещаю в течение этой недели переговорить с каждым, обсудить, что делается и что надо сделать.
Прежде чем пролистнуть свою записную книжку и перейти к первому вопросу повестки дня, Джек оглядел стол. Изменения уже произошли. Но точка еще не поставлена. Пейнтера, естественно, уволили. Теперь за создание новых передач отвечал другой человек. Кэпу Дуренбергеру шел семьдесят девятый год, и он уже собирался на пенсию. Ходили слухи, что Рею Ленфанту предложили высокий пост в администрации Никсона. Он с таким восторгом воспринял избрание Никсона президентом США, что до сих пор ходил с американским флагом в петлице. Мэри Карсон уже не напоминала ту молодую женщину, которая в бикини плавала в бассейне. В строгом деловом костюме, с короткой стрижкой и в очках она выглядела куда старше и солиднее.
2
За обедом Мэри Карсон дала понять Джеку, что хотела бы принимать в работе Эл-си-ай более активное участие, чем ее отец. Выслушав высказанные ею идеи, Джек заявил, что будет рекомендовать совету директоров назначить Мэри Карсон вице-президентом компании.
Домой он приехал около одиннадцати. Его подвез Микки Салливан, а дверь он открыл своим ключом. Линда ждала его в библиотеке, смотрела телевизор и одновременно читала книгу.
Телевизор она тут же выключила, а книгу отложила. На ней был желтый халатик, не прозрачный, но совсем коротенький, выставляющий напоказ ноги и желтые трусики. Линда подошла к Джеку и прижалась к нему. Они поцеловались.
Он ей заранее позвонил, чтобы предупредить, что обедать не будет.
— Пошли наверх, — прошептала Линда.
Они не пользовались главной спальней, где Джек спал с Энн. Он перебрался в одну из спален для гостей. Главная спальня практически не изменилась с той последней ночи, которую провели в ней Джек и Энн. Даже халатик Энн оставался на стуле, куда она положила его в сентябре, перед тем как ее в последний раз увезли в больницу. Правда, Линда перенесла в спальню для гостей несколько эротических гравюр, купленных Энн для Джека. Его одежда висела в стенном шкафу. В одном из ящиков комода лежало белье Линды.
Пока Джек раздевался, Линда выбирала себе вечерний туалет. Унесла вещи в ванную и вышла оттуда в прозрачном черном пиджаке, черных трусиках, состоящих из полоски материи, в двух местах присоединенной к резинке, черных чулках с черными кружевными подвязками и черных лакированных туфлях на высоком каблуке-шпильке.
Джек, уже в одних трусах, плеснул в два бокала бренди, и они сели на маленький диванчик. Джек включил телевизор. У них вошло в привычку каждый вечер смотреть информационный выпуск, который вел Джонни Карсон, или хотя бы часть выпуска.
Джек стянул вниз ее трусики. Лобок Линда выбривала, а половые губы, красные, мясистые, выдавались вперед. Он ласкал их, а Линда постанывала от удовольствия. Потом схватилась за его пенис.
Как обычно, новости оказались гораздо менее интересными, чем их занятия. Джек с Линдой поспешили в кровать и набросились друг на друга. Однако они успели вернуться на диванчик, уже голые (на Линде, правда, остались чулки), еще до того, как Карсон пожелал своим зрителям доброй ночи.
Линда стала спасением для Джека. Провидение позаботилось о том, чтобы свести их вместе. Во всяком случае, ни у одного из них раньше таких планов не было. После смерти Энн Джек и Линда провели пять недель на Сент-Крое. Линда как могла поддерживала его. Джони хотела прервать съемки «Нормы», чтобы побыть с отцом, но Линда сказала, что ей будет проще взять отпуск за свой счет в Йельском медицинском центре.
Линда оказалась идеальной компаньонкой. Знала, когда погрустить с ним, когда улыбнуться или посмеяться, если Джек вдруг вспоминал о том, что жизнь продолжается, знала, когда оставить его одного на берегу, а когда пригласить поехать вместе на рынок за продуктами. Именно на рынке, когда он взял ее за руку, Линда в ответ сжала его ладонь. С того момента все и образовалось.
— Джек, я собираюсь уехать отсюда, — поделилась своими планами Линда.
— Господи, нет!
Она поцеловала Джека в шею.
— Нельзя нам продолжать то, что мы сейчас делаем. Надо поставить точку. Я не могу допустить, чтобы Нелли выяснила, что я сплю с ее дедом. И остальным нашим родственникам знать об этом ни к чему.
Джек потер щеки.