Босс

— Завтра не получится. В среду или в четверг.

— Под мою ответственность… — промурлыкал Джек. — Я бы хотел, чтобы тот, кто отправится домой, оставался в тюрьме, пока его не увезут в аэропорт.

— Решать вам, полковник.

— Тогда я уже решил. А Кертиса Фредерика, если не возражаете, я заберу с собой.

Таким пристыженным и подавленным Кертиса Фредерика Джеку видеть не доводилось. Когда его вывели из камеры, пахло от него не перегаром, а блевотиной. Красный как рак, со всклокоченными волосами, он взглянул на капитана Харви, которого знал, на капитана Дуренбергера и молча последовал за Джеком к автомобилю, за рулем которого сидела Сесили.

Только в машине он решился спросить: «А как же Уиллард?»

— На этой неделе его самолетом отправят в Соединенные Штаты, — сквозь зубы процедил Джек. — До отлета он останется в тюрьме.

Больше Фредерик ничего не сказал и забился в угол, надвинув шляпу на лицо.

Какое-то время спустя Джек, сидевший рядом с Сесили, повернулся к Фредерику.

— А как же Бетси? — резко спросил он.

— Она же ничего не знает.

— А я вот знал. Меня предупреждали. Но я не поверил.

— Бетси ни о чем не подозревает. — Голос Фредерика дрожал.

— Давай определимся с этим раз и навсегда, Кертис. С этого момента подозревать будет нечего. Твой дружок возвращается не в Бостон, а в Вашингтон. Его предупредят, что путь в Бостон ему заказан и что он должен держаться от тебя подальше. Дуренбергер все ему разобъяснит. Если он нарушит приказ, его отделают бейсбольной битой.

— Право же, Джек!

— И тебя тоже, Кертис. Можешь не сомневаться. Так что лучше собери чемодан Уилларда. Дуренбергер его заберет. Наверное, ты захочешь дать ему денег. Они у тебя есть?

— Да.

— На тебя мне наплевать, Кертис. А вот Бетси мне дорога. Если ты причинишь боль Бетси, я тебя убью. Ты это понимаешь?

— Не понимаю, но я тебе верю.

— Тогда позволь выразиться более понятно: я сын Эриха Лира.

Глава 14

1

1944 год

Генерал Дуайт Эйзенхауэр прибыл в Британию командующим операцией, получившей название «Оверлорд». Работал он круглые сутки, не считаясь со временем. А в редкую свободную минуту любил поиграть в бридж. За стол к генералу приглашались только лучшие игроки. Кто-то сказал ему о полковнике из Американской информационной службы, которого знает весь Лондон. По указанию Эйзенхауэра полковника Лира включили в постоянный список. Лично с генералом Джеку удалось сыграть лишь раз, но он частенько садился за стол с самыми известными военачальниками Англии и США.

В январе Джеку сообщили о том, что его произвели в бригадные генералы. Несколькими днями позже сам Эйзенхауэр, улыбаясь, поздравил его с новым званием. Потом за столом для бриджа другие офицеры отсалютовали Джеку бокалами с шампанским.

А Сесили сказала ему в постели: «Вот уж никогда не думала, что буду лежать под генералом!»

С Сесили Джеку повезло. Она с энтузиазмом удовлетворяла все его плотские желания, требуя взамен самую малость. Джеку нравилась ее компания, Сесили делала все, что он хотел, и не помышляла о том, чтобы в чем-то ему перечить.

А вот письма от Кимберли никакого удовольствия ему не доставляли.

«Один мужчина, вернувшийся после короткого визита в Лондон, говорит, что у тебя репутация крепко пьющего человека. Если и есть на земле место, где существует возможность утвердиться в статусе джентльмена, так это Лондон. Если ты не упустишь этого шанса, если найдешь достойных друзей, вместо того чтобы коротать вечера с бутылкой, по возвращении в Бостон все увидят, что ты изменился в лучшую сторону и будут тебе завидовать…

Два красивых костюма прибыли от твоего лондонского портного. Но я не могла не заметить, что в талии ты прибавил целый дюйм. Право же, Джек!»

2

В январе 1944 года Кертис Фредерик, который не был дома с 1940 года, попросился в отпуск. Джек оплатил ему все расходы.

В Бостоне Бетси встретила его с распростертыми объятиями. Она ничуть не изменилась, осталась все той же любящей женой.

Через несколько дней после возвращения Кертис рассказал ей о сентябрьском инциденте.

— Этого не случилось бы, если бы я была с тобой, — услышал он в ответ.

— Могло случиться. Видишь ли, Уиллард…

— Я всегда знала, кто такой Уиллард, — прервала его Бетси. — Всегда. Знала я и о твоей… ориентации. Даже до того, как мы поженились.

— Бетси… — прошептал Кертис.

— Я это терпела. Считала, что ты того стоишь. Когда Уиллард улетел в Лондон, я знала, в чем причина. Из-за постоянных бомбардировок ты боялся подвергнуть опасности мою жизнь. А вот им мог и пожертвовать. Мне это понравилось.

— Да. Я выбирал не между… Ты абсолютно права. Я не хотел рисковать тобой. — Кертис замолчал. Глаза его наполнились слезами. — Ты самый дорогой для меня человек, Бетси. Я всегда так думал, только до этого момента понятия не имел, как много ты знала и сколько вытерпела.

— Ты можешь поставить на этом точку?

— Да.

— Если ты вернешься в Лондон, я поеду с тобой.

Кертис глубоко вздохнул.

— Я у Джека не в фаворе.

— У святого Джека? Если он захочет читать мораль, пусть найдет другого слушателя. Джек и я прелюбодействовали до того, как мы с тобой познакомились. Спал он и с Конни.

— Между нами говоря, и в Лондоне у него есть подруга. Мне очень жаль Кимберли.

— Не жалей ее. Она спит с Доджем Хэллоуэллом. Думает, никто не знает, но об этом известно всем.

Кертис выдавил из себя улыбку.

— И все-таки я замолвлю словечко за Джека. Его особенно разъярила мысль о том, что я могу причинить тебе боль… если ты узнаешь. Он сказал, что убьет меня, если я причиню тебе боль.

Бетси было заулыбалась, но тут же стала серьезной.

— Ладно, а теперь послушай меня. Именно благодаря тебе радиовещательную компанию Джека знает вся страна. Так что вы квиты по всем пунктам.

3

Кертис уехал в Англию в 1940 году, поэтому, естественно, у него не было книжечки с талонами. А без красных и синих бумажек Бетси не могла купить ни мяса, ни другой еды. Более того, без талона на обувь она не могла купить ему пары ботинок. Поэтому в четверг Кертис появился в местном отделении Управления снабжения и попросил выдать полагающиеся ему талоны. Сотрудники постоянно слушали его репортажи, поэтому Кертис незамедлительно получил все, что хотел.

Выйдя на улицу в пальто и шляпе, в которых он прилетел из Лондона, Кертис огляделся в поисках такси, не нашел его и решил пройтись пешком.

— Керт!

Он оглянулся и увидел Уилларда.

— Давно не виделись, друг мой. — Уиллард чуть не плакал.

— Да. Давненько.

— Но теперь ты дома!

— На чуть-чуть.

— Ну… тогда… мы можем…

— Нет, Уиллард, не можем.

Уиллард шумно вздохнул.

— Наверное, не можем… раз уж ты не писал. Поэтому… хочу задать тебе один вопрос, Керт. Они выпустили тебя из той чертовой тюрьмы. Ты не мог сделать так, чтобы они выпустили и меня?

Кертис покачал головой:

— Тогда я вообще ничего не мог.

— Они держали меня в маленькой холодной камере, а потом отвезли в аэропорт в наручниках!

— Мне очень жаль. Я бы помог тебе, если б что-то мог сделать.

— Мне недоставало тебя. — В голосе Уилларда слышалась тоска.

— Ты же с кем-то живешь?

— Да! Не могу ведь я оставаться один!

— Нет, конечно. Береги себя, Уиллард!

Он взял Кертиса за рукав.

— Мы по-прежнему друзья?

Кертис улыбнулся, кивнул:

— Конечно.

— Ты не мог бы одолжить мне немного денег? В память о прошлом? Я на нулях. Или ты не видишь?

Кертис дал Уилларду пятьдесят долларов и записал на клочке бумаги его адрес, пообещав прислать еще.

4

Как только Додж Хэллоуэлл понял, чего хочет Кимберли, он с энтузиазмом откликался на каждое ее желание.

На чердаке дома на Луисбург-сквер они свили любовное гнездышко. Лиры держали там мебель, оставшуюся от прежних хозяев. Кимберли и Додж как следует все пропылесосили, вытерли десятилетиями скапливавшуюся пыль, отполировали металл и дерево, и вскоре в свете двух торшеров от «Тиффани» старая софа и кресла блестели как новенькие. Простой деревянный пол они прикрыли вытертым восточным ковром.

Окно занавесили портьерой красного бархата, в тон обивке софы. Второй портьерой отделили нишу, в которой стояли два деревянных стула. Там они переодевались.

Лестницу на третий этаж и коридор второго разделяла дверь. Ее можно было бы закрывать на простой крючок, но Додж поставил на дверь крепкий засов, который гарантировал, что им никто не помешает, и врезал в дверь замок, ключи от которого были только у него и у Кимберли. Они никого не хотели видеть в своем любовном гнездышке, даже в их отсутствие.

Никто, кроме служанки, не догадывался о том, что они приспособили третий этаж для своих нужд. Если гувернантка, миссис Джимбел, о чем-то и задумывалась, то держала свои подозрения при себе.

Конечно, зимой на третьем этаже, по существу, на чердаке, было холодно, летом — жарко, но особого внимания на температуру воздуха они не обращали. Третий этаж полностью удовлетворял их основному требованию: там им никто не мешал.

Как-то в марте, когда еще стояла холодная погода, Додж решил согреть Кимберли легкой разминкой. Она разделась догола, руки ее за спиной сковывали наручники, шею обтягивала веревочная петля. Додж стоял посреди комнаты, держа в левой руке конец веревочной петли, а в правой — кнут. Кимберли бегала по кругу.

Не просто бегала, но высоко подбрасывала колени. Ее груди болтались из стороны в сторону, чего ему и хотелось. Если она недостаточно высоко поднимала колени или замедляла бег, Додж вытягивал ее по заднице кнутом.

Кимберли отмеряла круг за кругом, пока ее тело не заблестело от пота. Воздух с шумом вырывался из ее груди.

Она бросила курить. Но сколько Кимберли ни мылась, запах табака не отлеплялся от ее тела, а у Доджа был обостренный нюх. Если он улавливал запах табачного дыма в ее дыхании, тут же брался за хлыст, причем не сдерживал силы удара.

Кимберли похудела на семнадцать фунтов и заверила Доджа, что это не предел. Чтобы не набирать вес, она ограничивала себя в еде и в спиртном. Много ходила пешком, увлеклась верховой ездой. Додж принес на третий этаж весы, и каждый раз, раздевшись, Кимберли взвешивалась, зная, что он высечет ее, если она набрала лишний фунт. Они также поставили на третьем этаже большое зеркало, чтобы Кимберли могла видеть, как меняется к лучшему ее фигура. И действительно, Кимберли становилась стройной, как молоденькая девушка.

— Достаточно. — Додж разомкнул наручники и положил их на кресло. — Возьми полотенце и вытрись.

5

Когда пришла весна и согрела Англию, на Лондон начали падать самолеты-снаряды. Это было страшное оружие. Пилоты немецких бомбардировщиков получали приказ бомбить тот или иной объект. Перед самолетами-снарядами такая задача не ставилась. Они просто падали на Лондон. И летели быстрее любого боевого самолета. Англичане, правда, научились сбивать их с курса и направлять на окрестные поля. Многие уничтожались огнем зениток, но хватало и тех, что достигали цели.

Как-то ночью, когда Джек и Сесили лежали в постели, один из таких снарядов взорвался так близко от их отеля, что в спальне зазвенели стекла. Сесили задрожала всем телом и прижалась к Джеку.

Поначалу он подумал, что она прижимается к нему из страха, но потом Сесили зашептала, и Джек понял, что причина в другом.

— Наше время истекает, Джек. Война скоро закончится, и ты уедешь домой.

Он уже думал об этом. Прикидывал, а не слетать ли ему в Бостон и не развестись ли с Кимберли, чтобы потом жениться на Сесили.

Но Джек знал, что из этого ничего не выйдет. Во-первых, встал бы вопрос о детях. И право опеки наверняка получила бы Кимберли. Кроме того, он не мог не отдавать себе отчета в том, что Сесили — простенькая толстушка. Она родила бы ему детей (в этом он не сомневался, ей только тридцать четыре года), окружила бы его любовью и заботой. Но она никак не встраивалась в те планы, которые он намеревался реализовать после войны. Более того, она стала бы помехой в реализации этих планов.

Иногда, когда Сесили засыпала, Джек думал о тех ночах, что он проводил с Кимберли. В последние месяцы перед отъездом в Лондон она сильно разнообразила их сексуальную жизнь. Он не мог не сравнивать ее с тем существом, что сейчас тихонько посапывало рядом. Он говорил Конни, что может одновременно любить нескольких женщин. Да, он, безусловно, любил Сесили. Но любил и Кимберли.

Она доставила ему много неприятных минут, часто позорила его перед людьми, но он не переставал ее любить.

«Эта проклятая война смешала все карты», — мрачно думал Джек. Но рано или поздно она закончится, и тогда ему придется вернуться домой.

Глава 15

1

Май 1944 года

На последнем этапе подготовки операции «Оверлорд» генерал Эйзенхауэр перевел свою штаб-квартиру в Саутуик-Хауз, на шестьдесят миль к юго-западу от Лондона. Там он работал по восемнадцать часов в день, но если находил время, чтобы расслабиться, с удовольствием играл в бридж с достойными партнерами. Джека Лира четыре раза вызывали в Саутуик-Хауз, но в эти дни генерал не смог выкроить даже нескольких минут для бриджа.

Однако именно в Саутуик-Хауз Джек встретился с Энн, графиней Уэлдонской, вдовой английского офицера, которого знал и уважал генерал Эйзенхауэр. В бридж Энн играла очень агрессивно, и, как и Джека, ее иногда приглашали за стол генерала.

Джека она покорила с первого взгляда.

Даже в мешковатой униформе Вспомогательной территориальной службы (это подразделение вооруженных сил комплектовалось исключительно женщинами), она оставалась стопроцентной аристократкой. Благородство, порода чувствовались в каждом ее движении, каждом слове, не оставляя сомнений в том, что это личность незаурядная.

Высокая, стройная блондинка с высокими скулами и чуть заостренным подбородком, Энн практически не пользовалась косметикой и прическу носила самую простую, требующую минимального ухода.

Конечно же, в день встречи она и Джек играли в бридж. Игра шла постоянно, чтобы генерал Эйзенхауэр, если у него появлялись свободные полчаса, мог с ходу включиться в нее, заменив одного из партнеров. По мере приближения дня высадки в Нормандии поиграть ему удавалось все реже. Теперь он просто стоял за спинами игроков, курил и наблюдал, как мужчина или женщина распоряжаются имеющимися у него или у нее на руках картами. Гостям генерала очень нравились эти вечера. Они пили виски, закусывали, а играли для удовольствия, не на деньги.

Вот и в тот раз генерал Эйзенхауэр в полночь вышел на одну минуту, чтобы сказать, что, к его глубокому сожалению, он не сможет принять участие в игре. Кэй Саммерсби спросил, все ли смогут добраться до Лондона. Когда графиня ответила, что у нее нет машины, Саммерсби предложил ей поехать с генералом Лиром.

На обратном пути, хотя за рулем сидела Сесили, Джек не мог оторвать взгляда от Энн, графини Уэлдонской. Из разговора он кое-что узнал о ее жизни, но не так много, как ему хотелось бы. Джеку никто не сказал, что Энн — вдова, поэтому он предположил, что ее муж служит в армии. Когда Джек провожал Энн к двери ее квартиры на Йорк-Террас, очень престижном районе, он понял, что это не только аристократка, но и хорошо обеспеченная женщина.

Джек не мог ее забыть. Две недели спустя, случайно встретившись с капитаном Харви, тем самым морским офицером, что помогал ему вызволять Фредерика, в разговоре Джек упомянул про графиню. Капитан ее знал. Вдова, пояснил он. Ее муж, граф Уэлдонский, пал в бою шесть месяцев тому назад.

2

Джек поручил своему снабженцу, капитану Дуренбергеру, выяснить все, что возможно, об Энн, графине Уэлдонской. Как всегда, Дуренбергер не подвел. Его отчет оказался куда более подробным, чем рассчитывал Джек.

Бригадный генерал сэр Бэзил Флеминг, девятый граф Уэлдонский, погиб в Италии в январе 1944 года. Ему было тридцать девять лет. Его вдове, Саре Энн Элен, графине Уэлдонской, только исполнился тридцать один год. Она предпочитала, чтобы ее звали Энн.

Хотя у отца Энн титула не было, он вел свой род от одного из младших сыновей первого герцога де ла Уэрр. Энн приходилась дальней родственницей Сэквилл-Уэстам, поэтому по голубизне крови ее род, пожалуй, превосходил род сэра Бэзила. Помимо того, ее отличала утонченная красота, и за ней ухаживали никак не меньше дюжины очень известных холостяков.

Энн вышла замуж за сэра Бэзила в 1935 году. Их свадьба стала событием года, затмившим все остальное. Бэзил еще не унаследовал свой титул, а потому был членом палаты общин. Церемония бракосочетания прошла в церкви Святой Маргариты, примыкающей к Вестминстерскому аббатству, — церкви палаты общин, в которой в 1908 году венчался Уинстон Черчилль. Сам Черчилль присутствовал на церемонии, также как и Дэвид Ллойд-Джордж, Энтони Иден, Дафф Купер и многие другие английские политики.

Когда восьмой граф Уэлдонский умер в 1938 году, Бэзил унаследовал титул и больше не мог оставаться в палате общин. И хотя они оставили за собой лондонский дом, а Бэзил иногда заседал в палате лордов, они с Энн начали проводить все больше времени в своем загородном поместье в Берфордшире. Бэзил серьезно увлекся сельскохозяйственным менеджментом, твердо решив превратить поместье в доходное предприятие. Его усилия оборвал сентябрь 1939 года.

Никто не спрашивал, хотя многие удивлялись, почему Энн не забеременела. После смерти Бэзила титул графа перешел к его брату, хотя Энн, разумеется, осталась графиней Уэлдонской, вернее, графиней-вдовой Уэлдонской. Вот эту приставку она ненавидела.

3

Джек позвонил Энн и спросил, не пообедает ли она с ним. Она согласилась.

Вечером пятого июня, в понедельник, они встретились в обеденном зале отеля «Ритц». Джек прибыл во фраке. Энн — в светло-зеленом шелковом платье, которое шло ей куда больше, чем эта ужасная форма.

— Я рада, что вы пришли в штатском, генерал.

Он улыбнулся:

— И я рад, что вы не надели форму.

Энн рассмеялась.

— Только прошу вас, пожалуйста, не зовите меня генералом. Звание у меня временное.

— Мистером Лиром?

— Нет, Джеком. Так меня зовут. Для меня Джек — не прозвище Джона[52].

— Хорошо. Тогда я — Энн.

— Вам, наверное, придется даровать мне свое прощение. По профессии я журналист, поэтому навел справки о вас и вашем прошлом. Неприлично, наверное, так поступать, но сделанного не вернешь.

— Отчего же неприлично? У меня тоже есть источники информации. Вы — Джек Лир, сын владельца американской компании по переработке вторсырья Эриха Лира и брат кинопродюсера Роберта Лира. Вам принадлежит сеть радиостанций в Америке, вы женаты с тысяча девятьсот тридцать первого года, и у вас двое детей.

Он кивнул:

— Это я, сознаюсь.

Энн улыбнулась, и Джек подумал, что это улыбка истинной аристократки.

— Более того, у вас интимная связь с этой милой английской толстушкой, которая возит вас. Это означает, что такая женщина, как я, то есть женщина, появляющаяся с вами в обществе, может не опасаться, что взыграют ваши, скажем так, плотские инстинкты. О них позаботились.

— Вам действительно нечего опасаться, Энн. Даже без Сесили в моей компании вам ничего не грозит.

Она рассмеялась:

— Да перестаньте, Джек! Даже с Сесили ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности, оставшись с вами наедине. Такая уж у вас репутация.

— Господи, за что?

4

У Джека неожиданно возникла проблема: как незаметно для Сесили попасть к Энн? Он начал сам садиться за руль. Конечно, навыки левостороннего движения да еще по затемненным улицам давались ему с трудом, но он оставлял Сесили в отеле, а сам ехал на Йорк-Террас, где Энн, графине Уэлдонской, принадлежала роскошная квартира.

Оставаясь наедине, Джек и Энн целовались. Дальше поцелуев они не заходили. Разве что со временем поцелуи Джека становились все более страстными. Энн их принимала.

— Я ездил на базу королевских ВВС в Кент, — рассказывал он ей как-то вечером. — Бомберы практически не встречают сопротивления. Ни истребителей «люфтваффе», ни зенитного огня. Наши самолеты могут бомбить любые цели. Война закончена, Энн. Мы победили.

Она кивнула:

— Для многих победа пришла слишком поздно.

Он обнял ее. На Энн было простенькое кремовое льняное платье.

— Я знаю, Энн. Знаю, о чем ты. И до окончательной победы погибнут еще очень и очень многие. Господи, когда я видел то наступление в Бельгии в тысяча девятьсот сороковом году…

Она поцеловала его, прошлась влажными губами по его губам.

— Почему вы не могли помочь нам раньше?

— Господи, мы хотели! Я хочу сказать, Рузвельт хотел. Я хотел. Энн… — Он оглядел ее уютную, со вкусом обставленную гостиную. — У тебя есть бренди? Я бы принес бутылку, но…

— Бренди предостаточно. Мы еще долго не выпьем то, что ты уже принес.

Джек сел на диван, Энн разлила бренди.

— Очевидно, мы должны радоваться, что война закончилась или скоро закончится. Но ведь все будет как и после той войны. Проблемы мира окажутся ничуть не проще тех, что нам приходится решать сейчас.

Энн протянула ему бокал.

— Я чувствую, что ты говоришь не о политике, а о личной жизни.

Джек пригубил бренди.

— По тебе война ударила. По мне — нет. Но после войны нам обоим будет одинаково скучно. В военное время мы точно знаем, кто мы, где и что должны делать. Обстоятельства принимают решения за нас. Но после войны нам придется принимать решения самим, а это непросто.

— Какие же решения ты собираешься принимать, Джек?

— Прежде всего в бизнесе. Я многое запустил с сорок второго года. Потом… личные.

Энн накрыла его руку своей.

— Проблемы у тебя серьезные. Так же, как и у генерала Эйзенхауэра. Любопытно будет посмотреть, как вы с ними справитесь.

5

Воскресенье, 18 июня 1944 года

Поздно вечером Джек лежал в постели своего «люкса» в отеле «Парк-лейн». Он слушал Би-би-си и пытался сопоставить названия городов с их местонахождением на карте, которую держал перед собой.

По сообщениям радио, части Седьмой американской армии под командованием генерала Брэдли взяли портовый город Барнвиль. Это означало, если сообщение соответствовало действительности, что полуостров Котантен рассечен надвое и крупный порт Шербур отрезан от немецких позиций.

Джеку хотелось бы связаться с Кертисом. Последний раз тот позвонил ему из французского города Карентана, расположенного неподалеку от Барнвиля. У Кертиса наверняка есть важные новости.

Но Сесили нарушила ход мыслей Джека. Она уже исцеловала его мошонку и теперь добралась до основного органа.

Джек закрыл глаза, карта упала на пол.

С Энн у него все было по-другому.

Обычно он приезжал к ней в воскресенье, во второй половине дня, когда заканчивалась ее смена во Вспомогательной территориальной службе. Сесили это время проводила у родителей. Джек сам подвозил ее, придумывал себе важное дело, а вечером вновь заезжал за ней.

Вот и 18 июня он высадил Сесили между станциями подземки «Элефант» и «Кастл», к югу от Темзы, и сразу поехал на Йорк-Террас.

У Энн были гости. Мужчина и женщина. Артур, новый граф Уэлдонский. и его жена. Ленч, на который пригласила их Энн, уже подходил к концу. Джек, естественно, заметил, что его появление удивило гостей Энн. Они то и дело бросали взгляды на пакет с сырами и мясными закусками, который он принес с собой. Конечно же, им хотелось знать, какие отношения связывали Энн и этого американского генерала, фамилию которого они слышали впервые. Задержались гости ровно настолько, насколько требовали приличия, и скоренько отбыли.

В отношениях Джека и Энн было много нежности, влюбленности, но напрочь отсутствовала эротика.

Джек перебрался на диван, где сидела Энн, и обнял ее. Их губы слились в страстном поцелуе. Вообще большую часть времени, проведенного в квартире на Йорк-Террас вдвоем, они сидели на этом диване и целовались. Иногда Джек очень осторожно касался ее груди или ноги, но всякий раз Энн твердо, хотя и без особой спешки отводила его руку. Он не настаивал, опасаясь, что она откажет ему от дома.

В этот день Лондон вновь подвергся атаке самолетов-снарядов. Энн разлила виски и вместе с Джеком вышла на южную лоджию, чтобы посмотреть на происходящее. Люди стояли и на соседних лоджиях. На их лицах читались ожидание дурного и любопытство.

«Фау-1» приводился в движение пульсирующим реактивным двигателем, поэтому каждый самолет-снаряд возвещал о своем приближении грохочущим ревом. Система противовоздушной обороны встречала самолеты-снаряды плотным, но малоэффективным зенитным огнем. Джек и Энн увидели в небе яркую вспышку: зенитчики поразили одну цель. Однако остальные самолеты-снаряды уже шли к земле. Загремели взрывы, в небо поднялись желтые столбы дыма и пыли.

Энн взяла Джека за руку.

— Все отдано на откуп случая, — прошептала она. — Где от них спрячешься? Как я понимаю, эти снаряды достаточно мощные, чтобы уничтожать бомбоубежища.

— Я пытаюсь убедить Бетси вернуться в Бостон. Здесь она в большей опасности, чем Кертис во Франции.

Энн сжала руку Джека.

— Одно время я даже жалела, что бомбардировки прекратились. Я думала пойти на берег реки, чтобы меня там и убило. Но теперь я не хочу умирать. Это уже в прошлом.

— На мою долю не выпало таких переживаний, — ответил Джек, — но, думаю, я могу тебя понять.

— Пойдем в комнату. По крайней мере мы будем в объятиях друг друга, если один из снарядов залетит к нам.

В гостиной Джек прижал Энн к себе и страстно поцеловал.

— Если такому суждено случится, ты бы хотела, чтобы в этот момент я обнимал тебя? — хрипло прошептал он.

Энн кивнула.

6

В пять сорок вечера в дверь Энн позвонили. Открыв дверь, она, к своему изумлению, увидела Джека. Он уехал от нее полчаса тому назад.

Джек прошел в холл, остановился и повернулся к Энн:

— Сесили больше нет!

Энн обняла его и почувствовала, что он дрожит.

— Джек! Как это случилось?

— Одна из этих чертовых летающих бомб. Погибла вся семья Сесили и две или три соседские. Подъезжая к ее улице, я услышал взрыв. А на месте ее дома дымилась воронка. Там же только жилые дома, ни одного военного объекта! Что же это за война?

— Ты знаешь, что это за война, — ответила Энн. — Ты видел, как расстреливали бельгийских беженцев. Ты знаешь, что творилось в Лондоне во время бомбардировок. Какие там военные объекты?! Бомбили Букингемский дворец, здание палаты общин, Оксфорд-стрит, где нет ничего, кроме магазинов. Ни одного завода в радиусе нескольких миль. Я как-то вышла на лоджию и обнаружила на ней серый пепел: ветром принесло с пожарищ. Такая вот война. И… извини, Джек, что прочитала тебе целую лекцию. Бедная Сесили.

Энн взяла Джека за руку, привела в гостиную, где он плюхнулся на диван, обняла и не отпускала, пока его тело сотрясали рыдания.

Налила ему виски. Вновь села рядом и обняла.

Два часа спустя он еще сидел на ее диване, сгорбившись, поникнув головой. За это время он не произнес и десяти слов.

— Джек, я хочу тебе что-то сказать.

Он вскинул голову, посмотрел на Энн.

— Спасибо, что пришел ко мне.

7

22 июля 1944 года

Джек сидел рядом с Энн на диване в ее гостиной. Они собирались пообедать в городе, и он заехал за ней. Сунув руку в карман, Джек достал письмо и протянул Энн.

БЕЛЫЙ ДОМ,

ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ.

Джеку Лиру,

Бригадному генералу.

Американская информационная служба,

Лондон, Великобритания.

Дорогой генерал Лир!

Прежде всего позвольте выразить Вам глубокую признательность за плодотворную работу, которую Вы проделали на посту руководителя Американской информационной службы. Ваши радиопередачи, которые транслировались на Великобританию, обеспечили выполнение всех поставленных нами целей.

Именно благодаря их успеху мы считаем вашу миссию завершенной.

В течение нескольких дней Вы получите приказ Министерства обороны о прекращении деятельности Американской информационной службы, после чего Вам надлежит вернуться в Соединенные Штаты и демобилизоваться.

Я знаю, что Вам очень хочется вернуться к гражданской жизни, к семье, к управлению вашим бизнесом, поэтому приказ Министерства обороны наверняка станет для Вас хорошей новостью.

Еще раз позвольте выразить Вам личную благодарность за Ваши усилия в достижении общей победы.

Подписал письмо Франклин Делано Рузвельт.

— Этого я и боялся, — тяжело вздохнул Джек.

— И это тоже влияние войны. — В голосе Энн слышалась грусть. — Мы уже не можем жить без нее. А с этим… Тут мы ничего не можем поделать.

— Я боялся, что мне придется ехать домой и оставить здесь Сесили. А теперь…

— У нас не было ни единого шанса, Джек. И мы только заблуждались бы, думая, что это не так.

— А что же нам теперь делать? Разойтись как в море корабли?

— Предложи альтернативу, — прошептала Энн.

Он наклонился, поцеловал ее.

— Я отправляюсь домой без одного удивительного воспоминания, которое надеялся забрать с собой.

Она вздохнула.

— Не… не обязательно, наверное, лишаться его. — Она посмотрела на дверь спальни. — Я не возражаю против того, чтобы ты увез с собой это воспоминание. Так что… не обязательно ли.

Джек решительно мотнул головой.

— Обязательно.

Сказал как отрезал.

Глава 16

1

Сентябрь 1944 года

Кимберли подняла голову и обворожительно улыбнулась Доджу Хэллоуэллу. Тот приставил ногу к ее подбородку и легонько толкнул. Она, конечно, не удержала равновесия и повалилась набок. Да и не могла удержать: руки ей завели за спину и приковали правое запястье к левой лодыжке, левое к правой. Наручники позволяли Кимберли разве что подняться на колени, а когда ей это удавалось. Хэллоуэлл легким движением вновь сбивал ее на пол.