1

Лабу нарушил короткую тягостную паузу:

— Я был потрясен, когда Аннет мне сообщила, что этот ненормальный молодой человек…

— Нет, нет и нет! — вспыхнула девушка. — Иван Горчев ответил на вызов, как полагается джентльмену!

— Дело касалось защиты мадемуазель Аннет, — констатировал барон.

— Я не просила защиты. И насколько я понимаю, наше с вами знакомство вас к этому не обязывало.

— Я пришел, Аннет, именно потому… простите, почему вы смеетесь?

— Не сердитесь. — Она, смеясь, выбежала из комнаты. Генерал и Лабу переглянулись: ну и взбалмошная девчонка. Они, слава богу, не видели, как в соседней комнате Аннет уселась на ковер, уже не сдерживая хохота: ей вспомнилось, как Горчев смущенно вертел шляпу и бормотал: «Я ему отрубил ухо… плохо… да?» Потом без всякого перехода зарыдала. Теперь он, верно, в легионе.

Милый, любимый, сумасшедший! Конечно, уже добрался до места. Шесть часов…

Господи боже, шесть часов! Тулон! Встреча у бензоколонки. Она схватила шляпу, плащ и побежала.

После ухода Аннет в салоне царила довольно холодная атмосфера. Барон Лингстрем прервал молчание:

— Поведение Аннет не внушает мне оптимизма.

— Похоже на то, — поморщился Лабу. — Этот свихнутый молодец спутал все наши расчеты.

— Вы знаете, — обратился Лингстрем к де Бертэну, — что Портниф в Ницце?

— Имел счастье его повстречать, — генерал многозначительно поправил черную повязку на лбу.

— Вы, возможно, связались с этим типом? — спросил хозяин.

Барон помолчал минуту.

— Видите ли, поскольку ваша дочь не отвечает мне взаимностью, я решил вести себя в этом деле соответственно собственным интересам.

— Понимаю. Рука моей дочери служит залогом вашего с нами союза.

— А если итак!

Лабу налил коньяка в простои стакан, выпил и, улыбаясь, посмотрел в глаза барону:

— Хотите откровенно?

— Да, прошу вас…

— Радуюсь от всего сердца, что моя дочь не выбрала вас, господин барон.

— Что вы имеете в виду?

— Послушайте, я всегда был джентльменом. Но, прежде чем стать миллионером, я прослужил несколько лет в адской Сахаре. С тех пор, знаете, в серьезных случаях я привык выражаться как легионер, без всяких салонных фирли-флю…

— Я знаю, что вы служили в легионе. Припоминаю также, что вы сторонник бескомпромиссных действий…

— Бросьте! К черту эти утонченные издевки! Нечего передо мною нос задирать, я побольше вашего знаю жизнь. Кроме стихотворений Шелли я усвоил классический хук!

— Гюстав! — пытался вмешаться генерал.

— Оставьте, господин генерал, меня забавляет провинциальная фразеология хозяина дома.

— Вы ранены и вы мой гость. Я вас извиняю только поэтому, — Лабу выпил еще стакан коньяка, словно это была просто вода. — Вы не находите странным связывать вашу помолвку с делом, к которому Аннет не имеет ни малейшего отношения?

— Появление этого господина Горчева сильно поколебало мою веру в прочность нашего союза.

— Послушайте, вы! — Лабу резко повысил тон. — Моего слова более чем достаточно для всякого союза, запомните раз и навсегда. Что касается господина Горчева — это форменный псих, лучше бы его пристрелить, а то он бог знает что еще натворит, но это парень что надо — я вам говорю, а уж перед его суингом просто снимаю шляпу. И… фехтовать он тоже, кажется, умеет.

Все просветы на заклеенном пластырем лице барона побагровели:

— Как я выяснил, этот Горчев — агент-провокатор.

— Доказательства!

— В шестнадцать лет он стал спортивным тренером, а значит профессиональным фехтовальщиком.

— Я был в армии тренером по боксу и получал особую плату за уроки. Полагаю, вы все же продолжаете считать меня джентльменом!

— В семнадцать стал матросом, — продолжал Лингстрем биографию Горчева. — Отсидел месяц в токийской тюрьме по делу о браконьерской рыбной ловле. Выдворен из всех греческих гаваней как непременный участник любой поножовщины. Позднее был аккордеонистом в Порт-Саиде в знаменитом притоне «Такелажник Боб»…

— Ну и ну! Потрясающий парень! И я еще стыдился, что он мне выбил зуб, — воскликнул Лабу.

— Теперь я не удивляюсь, что вы не считаете меня достойным вашей семьи, — Лингстрем поднялся. Его лицо горело, глаза сверкали. Распрощались быстро и холодно.

— Ты думаешь, Лингстрем теперь будет против нас? — спросил Лабу, когда они остались вдвоем.

— По-твоему, он до сих пор был с нами? — беспокойно возразил де Бертэн. — Ты ему что-нибудь говорил про автомобиль?

Лабу смутился.

— Говорил ты ему про золото?

— Конкретно ничего. Шутливо, правда, упомянул, что мой голубой «альфа-ромео»

стоит не менее десяти миллионов фунтов.

— Боже мой, ты спятил!

— Чего ты разволновался? Автомобиль стоит здесь у дома, а по ночам Паркер стережет его в гараже. Да, зря я доверился Лингстрему, хотя… хотя его отец был таким приличным человеком.

— Твой отец тоже был приличным человеком, — взорвался де Бертэн.

— Верно.

Лабу помрачнел и нажал на кнопку звонка. Явился Андре. Его левый глаз сократился до размера лесного орешка.

— Позови сюда шофера.

— Паркер не в состоянии предстать перед вами.

— Где он?

— Сидит на лестнице и плачет. Кто-то угнал автомобиль месье.

2

Когда Аннет покинула своего отца и растерзанного Лингстрема, автомобиль еще стоял перед дверью. Паркер куда-то пропал. Что делать? Извлекать из гаража спортивную машину? Терять восемь-десять минут? Она села за руль голубого «альфа-ромео», прекрасно зная, что необходимо спросить разрешения у отца. Лабу ценил хорошее воспитание, к тому же отличался сугубой щепетильностью касательно этого автомобиля; но, в конце концов, ей он вряд ли отказал бы. Автомобиль бесшумно скользил по белой магистрали меж сказочных пальм и пышных цветочных клумб. Аннет ехала по Лазурному берегу, вдыхая легкий запах рыбы и сложные ароматы субтропической флоры; влюбленная и несчастная, она преодолевала свое страдание наивной и неистребимой верой молодости: Горчев, конечно же, вернется!

Высоко над фантастической гладью светились два прожектора маяка, в быстром красно-белом кружении яркие тонкие бичи полосовали темную поверхность моря.

Горчев… Слезы застилали глаза и размывали контуры домов, пальм, эспланады — необходимо снизить скорость. Но в чем дело? Водительский инстинкт подсказывал Аннет о какой-то неполадке: отменные гидравлические тормоза, казалось, не справлялись с машиной. Ладно, главное — вперед! Необходимо прояснить ситуацию с отцом — этот оборванец-визитер даже показывал ей некое полное клеветнических намеков письмо.

Шестьдесят километров… Семьдесят… Стрелка спидометра колебалась… А ведь на таком шоссе даже новичок мог бы показать чуть не рекордный темп. Непонятно!

Скорость не шла за восемьдесят. И к тому же стрелки фиксировали необычный для такого отрезка пути расход бензина и масла.

Но сейчас не время размышлять о капризах «альфа-ромео». Впереди виднелся Тулон… Быстрее, иначе опоздает, она со всей силы нажимала на педаль и не могла выжать более восьмидесяти. Просто дурной сон — надо бежать, а ноги отказывают.

Любой паршивый «фиат» или «тополино» и то обогнал бы сей шедевр автомобильной индустрии.

Тулон! Бензоколонка. Аннет пыталась затормозить, во вопреки воле удивительных тормозов машина с пронзительным визгом протащилась еще метров двадцать, наподобие какой-нибудь заржавленной колымаги. Уму непостижимо! Оконный визитер открыл дверцу, сел рядом и прошептал: «Скорей! Второй поворот направо». Аннет снова нажала педаль, и машина двинулась.

— Далеко еще?

— Минуту. Там на площади еще раз направо. Кто-нибудь знает, что вы сюда поехали?

— Я обещала молчать; конечно, никто не знает. Чье письмо вы мне показывали?

— Потерпите и все узнаете. Тормозните перед красно-синим фонарем на углу.

Цитра и аккордеон, и женское пение — голос хриплый, пропитой. Машина остановилась перед заведением с вывеской «Техас».

— Зайдем со двора, — Портниф двинулся, Аннет последовала за ним.

Пересекли какой-то темный участок и обошли дом с другой стороны. Портниф открыл дверь, пропустил Аннет, но не вошел за ней, а, захлопнув дверь, остался во дворе. В небольшой комнате навстречу девушке поднялись двое: невысокий коренастый тип и широкоплечий высокий седой человек.

— Подойдите ближе, пожалуйста, — предложил широкоплечий. У него было интеллигентное лицо и высокий лоб, но от его спокойствия и решительности

Аннет стало не по себе.

— Я пришла, потому что мне показали письмо. Это либо ошибка, либо намеренная клевета. Я не верю ни одному слову. Мой отец — честный человек.

— Если так, зачем вы вообще пришли, — язвительно поинтересовался коренастый: на сей раз его трущобную элегантность подчеркивал яркий галстук и перстень с фальшивым камнем.

— Я пришла, так как хочу снять даже тень подозрения с моего отца. С улицы донесся шум — кто-то старался завести мотор.

— Простите, я оставила там машину, — Аннет повернулась было к двери, но седой загородил дорогу: — Вы останетесь здесь!

Аннет не заметила, как его сообщник оказался у нее за спиной, и только почувствовала, что к лицу прижимают сильно пахнущий лекарством платок.

Попыталась крикнуть и потеряла сознание.

Она очнулась в полицейском участке. Был вечер. За столом сидел усатый унтер-офицер и пил чай. Аннет приподнялась, и он спросил:

— Теперь вам лучше?

— Да, спасибо, только голова болит. Могу я поговорить с Ниццей?

— Вы и так в Ницце, — удивился унтер-офицер. В голове Аннет звенели колокольчики — вероятно, следствие наркотика.

— Тогда я поеду домой, — вяло проговорила она. — Будьте добры, вызовите такси.

— В Ницце перекрыто движение, — возразил полицейский и, заметив недоумение Аннет, прибавил: — Ищут какой-то страшно важный Альфа-автомобиль по имени Ромео.

Номер — А 126-513 ДК… Эй! Что с вами, мадемуазель? Воды!

Аннет бессильно опустилась на скамью.

3

Приблизительно в одно время с Аннет Горчев ехал в Тулон. Загадочный автомобиль начал свою игру с невинными жертвами. Когда Горчев поместил Андре под рояль, он поспешил к своей стоящей перед виллой наемной машине, чтобы поспеть на пятичасовой в Марсель. Приказ есть приказ.

Особенно приказ об аресте.

Его машина была в несколько потрепанном виде. Особенно бросалось в глаза отсутствие дверцы: по выезде из Монако он лишился ее, протискиваясь в стаде волов возле бойни. Подножку сорвало трамваем на повороте — это он помнил, но где он ухитрился так помять капот, и куда к чертям девалась фара? Ну да ладно…

Прежде всего, необходим аперитив! Машина затормозила у бистро деликатно и осторожно и даже никуда не врезалась — отчасти потому, что Горчев несколько навострился в водительском мастерстве, а главное — у бистро не стояло других машин. Дело в том, что стоянка была запрещена для всех видов транспорта, кроме автобуса: глаза прямо-таки слепил интернациональный знак — красный кружок на белом фойе. Для Горчева подобные пустяки не существовали, он радовался удачному «приземлению», хотя и не у бистро, а рядом, у кинематографа. — Один абсент, братец директор, — Горчев бросил монету на стойку, глотнул и… поперхнулся: в дальнем углу бистро он увидел злоумышленника, который напал на генерала, и перевязанного, оклеенного пластырем Лингстрема. Оба джентльмена вели серьезную беседу. Горчев прижался к стене так, чтобы занавес скрыл его от Лингстрема; второго — Портнифа — он не опасался, тот его не видел в лицо.

— С девушкой обращайтесь деликатно, Портниф. Главное для нас — авто. Когда вы будете говорить с маэстро?

— Через полтора часа, когда приеду в Тулон. У нас назначена встреча в «Техасе».

— Итак, девушку не стоит пугать. Главное — похитить машину. Доставьте ее в Канны, я буду ждать на улице, ведущей к парку… Счет!

Вон что затеял господин Лингстрем! Два прыжка — и Горчев на улице. Ну и ну!

Какое скопление транспорта! Уличное движение пришлось перекрыть, поскольку автобусы могли проехать лишь по встречной полосе, чтобы обогнуть машину Горчева. Группа полицейских проникла в кинозал, надеясь отыскать владельца машины; пришлось даже прервать демонстрацию фильма. Пытались направить поток в боковую улицу, образовалась пробка. По меньшей мере сотня столпившихся машин отчаянно гудела. Из центра выехала оперативная группа для наведения порядка.

Горчев понятия не имел, что тут произошло, да это его и не интересовало. Он торопливо сел в машину. В момент его окружили десятка два полицейских:

— Ваш автомобиль?

— Дорожных знаков не видите!?

— Какого черта здесь торчите? Горчев включил мотор и дал газ.

— Желательно, чтобы одновременно говорили не более двух взводов полицейских. Ну, в чем дело?

— Вы припарковались не по правилам.

— Это сейчас-то? Видели бы вы меня утром у кондитерской!

— Перечеркнутое "Р" означает: Стоянка запрещена.

— Помилуйте, господа, водить машину я умею, но расшифровывать ваши ребусы мне не по зубам. Писали бы на таблицах по-человечески, что можно, а чего нельзя.

Полицейский объяснил, что дело обойдется в двести франков, если он не хочет вызова в автоинспекцию. Горчев не хотел, а посему расплатился. Объезд знака, удостоверяющего наличие кинематографа, заставил его опрокинуть стол продавца конфет — восемьдесят франков. Как говорится, покупка по случаю.

До гостиницы все шло благополучно, и торможение стоило всего семьдесят франков — цена сбитого трехколесного велосипеда. Автомобиль тотчас окружили опытные прохожие: Горчева приняли за героя звездного пробега Афины-Монте-Карло, который по горам и равнинам, в снег и распутицу, по шоссе и бездорожью преодолевал труднейший маршрут. По машине сразу видно. Герой, однако, поднялся в княжеские апартаменты и направился к стенному шкафу. Господин Ванек только что кончил бриться.

— Добрый день, — приветствовал он шефа. — Вас разыскивали два господина.

— Кто такие?

— Не знаю.

— Чего они хотели?

— Не знаю.

— Вы им сказали мое имя?

— Я его не знаю.

— Как они выглядели, по крайней мере?

— Один, похоже, офицер, высокого ранга. Другой — худощавый, седой, в цивильном платье. Лицо смуглое, загорелое, глаза голубые.

— Лабу?

— Может быть. Я не разглядел.

— Черт, жалко. Ну ладно, — Горчев уселся в кресло. — Слушайте, драгоценнейший.

— Моя фамилия Ванек.

— Господин Ванек! Сейчас у вас есть наконец возможность показать себя. Вы будете лично представлять мою персону — вот как я вам доверяю!

— Будьте уверены, я…

— За один день представительства особое вознаграждение в тысячу франков. — Слушаю.

— Я записался в иностранный легион.

— Понимаю. Можете на время службы смело доверить мне ваши дела.

— Как раз наоборот. Вы должны сегодня явиться в форт Сен-Жан и заменить меня на воинском посту.

Господин Ванек подпрыгнул:

— Месье, это издевательство над репутацией легиона.

— Я вовсе не требую, чтобы вы приступили к воинской службе. Просто у меня вечером важное дело, и я не знал об этом, когда записывался в легион. Если не явлюсь в течение двадцати четырех часов, меня станут разыскивать по всей стране.

— Ваши инструкции? — господин Ванек выдвинул ящик для галстуков, потом ящик для обуви.

— Что вы ищете?

— Куда я положил свой завтрак? Ага, вот. Из встроенного ящика для туалетных принадлежностей одним нажатием кнопки появилась гребенка, платяная щетка, зеркальце для бритья и чашка чаю в тесном соседстве с гренками, колбасой и колодками для обуви.

— Итак, ваши инструкции.

— Вот вам удостоверение на мое имя. Вы поедете в Марсель, отметитесь в форте Сен-Жан, и завтра днем я сменю вас.

— А если вы не сможете приехать по независящим от вас обстоятельствам?

— Так как вас нет в списках легиона, держать вас не станут.

— Но за такой обман по головке не погладят.

— Вы штатский и не подчиняетесь военным властям, в крайнем случае — гражданскому суду.

— Хорошо.

— Вот вам билет и две тысячи в задаток, поскольку я знаю вас как джентльмена.

— Я не знаю о вас абсолютно ничего, но возьму деньги, поскольку чувствую, что я в вас не обманулся.

— Благодарю. Не бойтесь, я не рассеян и не забуду о вас.

— Рассеянность — гнуснейший из всех пороков, — изрек господин Ванек и размешал чай рожком для обуви. Несчастный! Он убежал бы сломя голову, если б хоть немного представлял, что на себя берет. Но у него не было никаких предчувствий.

4

Если мы хотим представить настроение де Бертэна и Лабу после пропажи «альфа-ромео», мы должны знать секрет.

Автомобиль Лабу состоял на две трети из четырнадцатикаратового золота. Покрытые никелем бамперы, переключатель скоростей, радиатор, панель, шасси, фары, даже пепельницы и ручки — сплошь золотые. Лучший из возможных моторов из-за огромного веса машины не мог вытянуть более восьмидесяти километров в час. И теперь это сказочное сокровище похитили. Когда Андре сообщил о пропаже, генерал, словно подобное известие может подействовать успокоительно, деловито спросил:

— Когда ты видел машину в последний раз?

— Менее получаса назад, месье. Де Бертэн набрал номер:

— Прошу центральную инспекцию… Говорит генерал де Бертэн. Полчаса назад неизвестным злоумышленником похищен голубой автомобиль марки «альфа-ромео», принадлежащий господину Гюставу Лабу. Номер А 126-513 ДК Кто его вернет или даст точные указания касательно местонахождения, получит 50 000 франков. Передайте по радио всем полицейским и жандармским постам. В машине находятся важные военные документы.

Через полчаса вся моторизованная и пешая полиция южной Франции охотилась за номером А 126-513 ДК. На виллу Лабу потекли сообщения.

19 часов: какой-то голубой «альфа-ромео» видели по дороге в Канны. Номер неизвестен.

20 часов: установлено, что автомобиль с данным номером заправлялся близ Тулона ровно в 19 часов.

Тотчас перекрыли все дороги, ведущие из Тулона, и сотни полицейских принялись прочесывать улицы и гаражи.

Лабу с генералом изредка перекидывались словом и беспрерывно расхаживали по комнате, старательно огибая друг друга.

21 час: голубой «альфа-ромео» с нужным номером около 20-ти часов отъехал от Тулона и заправился в Каннах. Тамошние шоссе перекрыты.

21 час 30 минут. Сенсационное сообщение! Некий полицейский доложил, что слишком поздно получил приказ, так как во время радиосвязи следил за подозрительным субъектом, который долго торчал в пивной. Полицейский для вида пил красное вино и неусыпно приглядывал за клиентом. Убедившись, что наблюдаемый не идентичен с подозреваемым в краже со взломом, полицейский вышел и заметил «альфа-ромео» с нужным номером на бульваре Виктуар. Автомобиль двигался по тротуару со скоростью примерно шестьдесят километров в час, сбил на авеню Мажент киоск, торгующий хрустящим картофелем, не останавливаясь, проехал по цветочным насаждениям бульвара Англез и свернул к пляжу. Особые приметы: на радиаторе шезлонг с шелковым женским кимоно — золотистые восточные узоры на черном фоне.

Генерал де Бертэн подошел к окну, бросил рассеянный взгляд и… у него перехватило дыхание.

Перед воротами стоял «альфа-ромео» с вышеозначенными приметами на радиаторе.

1

В 16 часов 45 минут Горчев на полной скорости ринулся в Тулон. В 16 часов 46 минут — дорожное происшествие: проехав ровно шестьдесят метров по шоссе Ницца-Ту-лон, Горчев вошел в клинч с мобильной паровой прачечной, что обошлось ему в сорок франков. В 16 часов 49 минут он обнаружил, что бензин на исходе.

Простоты ради гонщик врезался в бензоколонку и протащил ее метров восемь.

Разумеется, бензина не получил, зато отдал триста шестьдесят франков вместо четырехсот — сорок франков скинули за разбитую фару и клаксон.

В конце концов ему удалось запастись горючим, я погнал он с дьявольской быстротой, хотя ураганный ветер весьма затруднял управление машиной: удерживал передние колеса, затем внезапно отпускал, чтоб навалиться на ветровое стекло, и толкал автомобиль в противоположном направлении. Машину заносило из стороны в сторону. Уличный подметальщик даже перекрестился при виде такой лихой езды. Все бы ничего, если бы не прокол правого переднего колеса: звук, напоминающий пистолетный выстрел, визг тормозов… Горчев отчаянно крутит руль, но все усилия напрасны — шина лопнула, автомобиль ударился в дерево, дважды перевернулся и с треском, звоном, грохотом рухнул в канаву вместе с водителем. Конец. Наступила тишина и недвижность. Сбежались люди.

— Надо бы вызвать «скорую помощь», — распорядился банкир.

— Вперед! Осторожно приподнять, — скомандовала директриса по имени Марго.

— Необходимо организовать спасение, — заявил какой-то пышнобородый господин, преподаватель рукоделия в женском лицее. Стоявший рядом всемирно известный писатель в пижаме также дал важное указание.

Из окна опрокинутой машины тем временем показалась одна нога, потом вторая.

Наконец незадачливый водитель высвободил нижнюю часть туловища, да так и завис в окошке: он размахивал ногами, ясно давая понять, чтобы его вытащили.

— Я думаю, не надо его трогать до прихода врача, — решил учитель рукоделия.

Нога возмущенно дернулась. Никто не осмеливался подойти к водителю, который виднелся только до пояса — верхняя часть тела оставалась в разбитой кабине.

Ноги вновь задергались, штаны затрещали по швам, грозя в случае дальнейших попыток пикантным осложнением. Знаменитый писатель и некий безвестный матрос спустились в канаву, дабы предотвратить катастрофу.

Банкир предложил до прибытия «скорой помощи» чем-нибудь прикрыть ноги водителя, однако не торопился одолжить собственный плащ. Матрос и прославленный писатель общими усилиями вытащили несчастного, и тот, прихрамывая, вылез из канавы в разорванной одежде, в грязи, в бензине и даже в крови.

Врач осмотрел его и ощупал:

— Месье, это просто чудо!

— Само собой, — фыркнул виртуоз-водитель. — Где здесь можно взять напрокат машину?

— О чем вы говорите? Сейчас прибудет «скорая помощь». Не исключено внутреннее кровотечение.

— Очень-то нужно обращать внимание на такую чепуху. У вас есть свободная машина в гараже? — обратился Горчев к хозяину бензоколонки, который стоял поодаль.

— Вы не сможете в таком состоянии сесть за руль. Вы и без того похожи на покойника.

— Говори да не заговаривайся, — одернул его Горчев. Пожилой хозяин бензоколонки подошел к нему: