Золотой автомобиль

И затем Аннет неожиданно для себя оказалась с молодым человеком на узкой крутой тропе, что вела от казино к вокзалу. Там среди деревьев притаился уютный винный погребок. Они вошли.

— Месье, — объявила Аннет, — когда мой отец узнает, в какой скандал вы меня впутали, вам придется отвечать.

— Согласен. Я тут же попрошу вашей руки… Недурная идея! Хотите стать моей женой?

Аннет изумилась до крайности. Ей, к сожалению, дьявольски нравился этот Горчев.

Но ведь он, похоже, не в своем уме!

— Вы считаете меня сумасшедшим? Заблуждаетесь! Моя серьезность оставляет, правда, желать лучшего, но я не психопат. Можете спокойно сказать «да».

— Но я совсем вас не знаю!

— Именно поэтому.

— Ну, к примеру… не сочтите любопытством, что вы делали до сих пор?

— Много чего. Родился в Париже. Мои безалаберный отец, как я уже говорил, упустил смолоду вступить в гвардию или хотя бы убить Распутина. Пришлось ему заняться мелкой торговлей.

— Какой еще мелкой торговлей?

— До того мелкой — хоть на шею вешай и с собой носи. Продавал конфеты и разные сладости. Рано мне пришлось добывать хлеб. В шестнадцать лет я стал помощником учителя в спортивной школе.

— И там вы научились фехтовать?

— Именно. Вообще умею все. Был пианистом, матросом, тренером по теннису, потрясающе играю на бирже и управляю авто. — Для большего правдоподобия рассказчик украсил глаз моноклем. Смех девушки на сей раз его почему-то задел.

Спустились сумерки. Разговаривая, они дошли до террасы позади казино. По-моему, даже поцеловались, хотя точно сказать не могу. Но, судя по всему, в неожиданной встрече родилась истинная любовь.

Такое случается с детьми человеческими. Даже на Лазурном берегу.

4

Аннет и Горчев расстались. Горчев поспешил в казино, задумав довести антрепризу до конца: разнести, сорвать, взорвать банк. Обычно для этой цели берут мелинит или динамит. Наш герой по непонятной причине решил использовать рулетку. В течение часа выиграл двести тысяч франков. Еще через час капитал сравнялся с начальной финансовой ситуацией на борту «Рангуна»: ни единого сантима. Он только присвистнул.

И что теперь? Увы, он действительно влюбился в Аннет. Но как жениться без гроша в кармане? Ведь не предложишь ей вместо комфорта и надлежащего благополучия сомнительные соблазны романтики.

На террасе по непостижимой причине высились бюсты великих музыкантов и писателей — оставалось только гадать, какое отношение они имеют к рулетке. Вдруг он заметил некоего поразительно знакомого человека. Этот некто был облачен в старый широченный фрак с белой бабочкой: очень и очень длинные брюки ложились на туфли траурными складками, полы фрака колотили владельца по пяткам. Так одевали дипломатов в добрые времена немого кино. Господи, помилуй, Ванек!

— Эй! Что это с вами?

— Здравствуйте, — досадливо бросил секретарь. — Ничего себе приключение — вздумал счастье пытать.

— Ну?

— Все. Конец всему. Дайте, пожалуйста, тысячу франков.

— Золотой мой, нет ни сантима.

— Меня зовут Ванек.

— Отлично. Мы прогорели, господин Ванек.

— Я полагал, вы миллионер.

— Чушь! Какой миллионер вас досыта накормит! Вы уволены.

— Вздор! Я получил месячное жалованье.

— Подумайте: разве нищий может держать секретаря?

— Да, если платит жалованье. Они вышли на площадь перед казино. Господин Ванек набросился на Горчева с упреками:

— Легкомысленный вы человек!

— Но господин Ванек!

— Да! Проиграть мое жалованье на следующий месяц! Играйте с вашим собственным будущим, но уважайте перспективы другого человека!

— Вы правы. Если не секрет, где вы купили фрак?

— Если уж вы непременно хотите знать, одолжил у одного боцмана. Восемнадцать лет назад он женился в этом фраке и с тех пор очень его бережет.

— Что-то не заметно.

Они подошли к дверям отеля «Де Пари», где Горчев оставил такси. К его великому изумлению, в машине сидел тот самый шофер, которого он послал в банк менять деньги; сидел и сладко дремал за рулем вновь обретенной колымаги. То ли ему снился Горчев, то ли он был телепатом, во всяком случае, он пробудился и воскликнул: «Месье!»

— Что вы орете?

— Вы должны мне за целый день. И кроме того, крыло.

— Крыло? — вознегодовал господин Ванек. — На черта вам понадобились крыло?

— Крыла я не брал, — ответил Горчев. — Оно помялось.

— Итого четыреста франков, — продолжал шофер. — Здесь 27 600 франков. И в дальнейшем попрошу вас не присваивать самовольно мое такси.

Он сердито сунул Горчеву пачку тысячных и сотенных ассигнаций — деньги, разменянные утром в банке.

Слыхали вы что-либо подобное? Гром среди ясного неба. Господин Ванек поперхнулся. Водитель включил мотор.

— Вот вам тысяча франков — рассудил Горчев. — В награду за доброе дело.

— Мерси, — кивнул шофер и уехал. Разгневанный господин Ванек повернулся к своему работодателю:

— Как всегда, швыряетесь тысячами? И не совестно? Видно, жизнь вас ничему не научила! — И он долго и нудно распекал своего шефа, — Но позвольте, господин Ванек, речь идет о находке. За это принято давать приличное вознаграждение.

— Надо сдерживать себя даже при обоснованных казусах. Подарки можно дарить при соответствующем гарантийном обеспечении.

— Полностью согласен. Прошу принять жалованье за два месяца вперед — хочу себе гарантировать ваши бесценные услуги. Впрочем, если вы полагаете, что я швыряюсь деньгами…

— Ладно, ладно, — всполохнулся господин Ванек. — Так и быть, в виде исключения.

— Очень вам признателен, — Горчев протянул восемь тысяч франков.

— Ладно, — деловито повторил Ванек и рассовал деньга. — Не раскаетесь, будьте уверены. А теперь пора ужинать.

— Вы пришли в себя после обеда?

— Полно, стоит ли говорить о таких пустяках, — провозгласил господин Ванек и оттянул воротник. Накрахмаленная, немыслимо тугая манишка, словно поджидая сей удобный момент, взлетела и коварно вцепилась в его физиономию. Фрак, жилет, манишка набросились на владельца, как дикие звери на укротителя, словно голова господина Ванека была коробкой, которую надобно накрыть крышкой. После короткого и жестокого ближнего боя господин Ванек одолел всех противников за исключением злобной и кровожадной рубашечной пуговицы — та продолжала безжалостно царапаться, решив, судя по всему, к ночи перебраться на лопатки, а потом преспокойно свалиться вниз. Горчев не мог нарадоваться на секретаря: господин Ванек в своем плачевном фраке напоминал хозяина обудайского летнего ресторанчика, у которого принц Уэльский с приближенными абонировал стол на вечер. Донельзя просторные манжеты придавали рукавам вид круглых печных труб, белый галстук переместился куда-то за ухо, носки потрескавшихся лакированных туфель загнулись кверху, редкие и длинные с проседью волосы праздновали полную анархию. Курносый нос, пенсне, анекдотические усы вполне гармонировали с костюмом. Однако секретарь был доволен своей нарядной внешностью: осмотрев себя с приятным вниманием, он спросил:

— Ну поверит ли кто-нибудь, что еще сегодня утром я нес пакет?

— Да, взглянуть на вас, так поклянешься, что вы — легкомысленный сторож паноптикума, который по ночам развлекается во фраке Бисмарка, а по утрам вновь облачает восковую фигуру государственного деятеля.

— Фрак сидит отлично, — категорически заявил господин Ванек. — Вы некомпетентны в вопросах моды. Пойдемте ужинать.

— Закажите самое лучшее, я скоро вернусь. В ресторане музейный фрак произвел должное впечатление, особенно когда господин Ванек достал очки и принялся изучать меню. Изучать основательно. Он подробно обсудил с обер-кельнером все: от закусок до десерта, от вин до минеральной воды.

— А для начала выжмите два лимона в стакан воды — я страдаю пониженной кислотностью.

— Очень хорошо.

— Ничего хорошего, но пока я не смог всерьез полечиться. Не успели подать ужин, как вернулся Горчев.

— Имея сотню тысяч в кармане, сразу чувствуешь себя по-другому. Очень повышает настроение.

— Откуда столько денег?

— Пока вы заказывали ужин, я рискнул поставить на «руж» все наличные деньги. И представьте — выиграл.

— Господи боже мой! Взывать к вашему разуму бесполезно!

— Признаюсь, поступил неразумно и впредь постараюсь вести себя достойно. Тем не менее удачно вышло: теперь я смогу ангажировать вас до октября.

— Даже это не оправдывает вашей безалаберности. Кельнер подкатил столик и принялся расставлять блюда. И господин Ванек надолго замолчал. Горчев выпил несколько бутылок пива. Несмотря на удачу, хорошее настроение пропало. Аннет Лабу — ее пленительное лицо, искренняя улыбка, красиво изогнутые брови.,.

Влюбился он основательно.

Господин Ванек ужинал, если возможно именно так назвать его действия. Не давая зубам труда, он проглатывал огромные неразжеванные куски. Вдох, выдох — он весь подобрался, нацеленный на индейку, подобно Давиду, который во время оно бросился на уцелевших филистимлян, вооруженный ослиной челюстью. Секретарь же в этой борьбе был вынужден полагаться лишь на собственные челюсти, однако держался стойко.

— Что делать, господин Ванек, если вы упадете в обморок? — заботливо поинтересовался Горчев.

Господин Ванек заглотнул вышеупомянутым способом примерно половину индейки, потом отчеканил:

«Воротник расстегнуть, вынести на свежий воздух, искусственное дыхание, шестнадцать капель кофеина или камфоры». Горчев все записал и продолжал пить пиво. Когда господин Ванек свалился под стол, Горчев протянул записку кельнеру:

— После этих процедур отправьте его в Ниццу, в отель «Средиземный».

Расплатился и вышел.

Глава третья

1

Куда?.. Искать Аннет. Он взял напрокат автомобиль и поехал в Ниццу, толком не представляя, почему именно туда.

Он увидел Аннет издали. Дело было за полночь. Она выходила из ресторана в сопровождении высокого, худощавого седого мужчины с необычно загорелым лицом.

Вместе с ними шел какой-то генерал. Они разместились в просторном, сверкающем голубым лаком «альфа-ромео». За рулем сидел негр.

Горчев в жизни не видел столь фантастической машины. Это была не серийная модель, но специальный экземпляр, изготовленный по заказу высокопоставленной персоны. Несмотря на внушительные габариты, автомобиль отличался изумительной красотой пропорций. Кузов сиял мягким эмалевым отливом, огромный капот, скрывающий могучий мотор, производил ошеломительное впечатление: конструктор, верно, задумал реализовать амбиции всех автомобильных королей и создал чудо современной техники. Воплощенная греза неслышно тронулась и поехала.

Качественные рессоры и совершенный мотор обеспечивали практически бесшумный ход.

Это напоминало решительную и вместе с тем легкую походку удалившихся от дел одиноких магнатов: так, надо полагать, они прогуливаются по упругим и толстым коврам бессонными ночами в своих старинных особняках.

Предчувствовал ли Горчев, что этот роскошный автомобиль сыграет роковую роль в судьбах многих людей и одной маленькой страны, да и определит его собственное будущее со столь грозной неотвратимостью, будто за рулем сидело само воплощенное Зло?

Вероятно, предчувствовал, ибо внимательно и долго смотрел вслед.

— Сейчас вышли два господина с дамой. Кто они? — обратился Горчев к портье, сунув пару кредиток сему церберу с иконописной бородой.

— Седой и высокий — Гюстав Лабу, полномочный министр. Дама — его дочь, а генерала зовут Огюст де Бертэн…

Горчев снова полез в карман.

— Бульвар Виктора Гюго, 72, — портье, бородой напоминающий св. Николая-угодника, взял деньги. Горчев восхищенно усмехнулся:

— Браво! Вы очень неглупый человек!

— Моя профессия требует, во-первых, ума, во-вторых, знания психологии, в-третьих, отлично ухоженной бороды. Кроме того…

Что еще требовалось для успехов портье, Горчев так и не узнал, хотя с удовольствием бы послушал. Но все его мысли занимала Аннет, и он в свойственной ему жизнеопасной манере попросту умчался прочь в направлении бульвара Виктора Гюго.

Разумней было бы остаться и побеседовать с портье: если бы Горчев предвидел события этой ночи, он, возможно, так бы и поступил. Но где и когда существовал влюбленный двадцатилетний вертопрах, проницающий время! Представьте себе общество, заполненное молодыми провидцами! Представьте астрономическое число расторгнутых обручений, разводов!..

По счастью, дар провидения редко встречается в природе, и Горчева на дороге его судьбы стимулировало простое соображение: лучше сломя голову мчаться за красивой девушкой, нежели выслушивать афоризмы бородатого портье.

Ах, какое заблуждение!

2

Молодой энтузиаст стоял в тени деревьев и следил за виллой. Поджидал, подслушивал. Зачем? Он и сам не знал… Подавленный, расстроенный, он проторчал там, должно быть, с полчаса, как вдруг заметил двух прохожих в свете уличного фонаря. Один — со злобной физиономией и по виду бродяга, другой — плотный, коренастый и одетый не столь неряшливо. Они остановились неподалеку от Горчева и, не рассчитывая, естественно, на чужое присутствие, заговорили:

— Я просто пойду и потолкую с этим Лабу.

— Зря. Испортишь все дело.

— К черту! Либо он меня выслушает, либо всажу ему нож под ребро.

— Тссс…

Садовая калитка отворилась, и вышел генерал. Надо полагать, он только проводил Аннет и ее отца и теперь возвращался домой. Густая листва заслонила свет фонаря.

Перед генералом вдруг возник тот, что напоминал по внешности бродягу.

— Не спешите, де Бертэн. Узна„те? Я Портниф.

— Что вам угодно?

— Господин генерал, — раздался хриплый голос второго субъекта, — извольте назвать место, где мы смогли бы побеседовать.

— Я не собираюсь с вами беседовать.

Мелькнула вооруженная рука Портнифа. Генерал отскочил, вытащил кортик, но бродяга перехватил его запястье, и очередной удар Портнифа пришелся в цель.

Но тут неожиданно вмешался Горчев. Бандиты не подозревали, что кто-то скрывается в тени, и нападение застигло их врасплох. Портниф получил прямой в подбородок и, захлебываясь кровью, рухнул на мостовую; коварный удар ногой отбросил его сообщника на ограду виллы.

— Помогите! — закричала женщина, очевидно Аннет.

— Полиция! — вторил генерал, прислонясь к стене, чтобы не упасть.

— Гадина! — прошипел коренастый и вновь замахнулся на Горчева, но тот ответил ослепительной оплеухой.

Торопливые шаги по асфальту — полицейский. Портниф с дружком моментально исчезли; в темноте они так и не успели разглядеть Горчева в лицо.

— Как вы себя чувствуете? — спросил генерала приятный мужской голос.

— Благодарю, ничего, но кровь заливает глаза. От ворот виллы протянулась длинная тень с пистолетом в руке: Лабу.

— Что случилось?

— На генерала напали, когда я здесь проходил, — пояснил Горчев.

— Моя фамилия де Бертэн, благодарю за ваше смелое вмешательство. — Генерал обменялся с подоспевшим полицейским несколькими фразами, после чего блюститель порядка заключил:

— На всякий случай провожу господина генерала домой…

Когда де Бертэн и полицейский ушли, Лабу повернулся к Горчеву:

— Великолепно! Так разделаться с двумя противниками!

— Ерунда! На площади Висунг в Шанхае мне пришлось иметь дело с двенадцатью шоферами.

— И вы ушли на своих ногах?

— А что было делать? Не осталось ни одного годного шофера. Лабу рассмеялся:

— Вы первоклассный парень. Я бы пригласил вас, но сейчас поздновато. Надеюсь иметь удовольствие…

— Завтра, если разрешите. Намерен просить руки вашей дочери. Лабу поднял брови:

— Как?.. Что вы сказали?

— Видите ли, мы прогуливались после обеда…

— Так это вы фехтовали с Лингстремом? — воскликнул отец Аннет. — Послушайте, молодой человек, сейчас вы вели себя в высшей степени похвально, и я ограничусь только одним замечанием — попрошу вас удалиться. — Однако…

— Я преподал бы вам достойный урок, за то что вы скомпрометировали мою дочь. Но вы защитили моего гостя, и признательность заставляет меня сдержаться, к сожалению.

Горчев поразмыслил и грустно вздохнул:

— Месье, вот что я хотел спросить: предположим, некто любит вашу дочь и стал бы ей хорошим супругом — вы дали бы отцовское благословение, если б жениху вздумалось вас слегка поколотить?

Лабу расхохотался:

— Вам хочется меня поколотить, но вы боитесь лишиться благословения? Послушайте, вы все равно не станете моим зятем, потому что вы легкомысленный тип, не внушающий доверия.

— К этой теме мы еще вернемся…

— Разумеется, — подтвердил Лабу. Его глаза засверкали, а лицо озарилось энергичной радостью.

— Успокойтесь. Если я когда-нибудь надумаю стать вашим тестем, упомянутое развлечение только увеличит ваши шансы.

— Тогда приступим, а? — глаза влюбленного тоже загорелись.

— Хочу посоветовать, — Лабу облизнул губы, словно в предвкушении желанного лакомства, — лучше убирайтесь отсюда!

— Предпочитаете беседовать или драться?

— Драться! — Седой, очень загорелый господин воодушевился. — Прекрасно. Я могу начать?

— Не здесь. Пойдемте в сад… Прошу. Оба противника были корректны донельзя.

Когда вошли в сад, Лабу предупредил:

— Пойду успокоить дочь. А вы пока располагайтесь как дома.

Чудесная душистая ночь Ривьеры. Горчев выбрал каменную скамейку меж великолепных цветников, закурил, задумался о прельстительной Аннет и о предстоящей схватке с ее отцом. Хозяин виллы вскоре вернулся, принес бутылку бренди, стаканы, и они выпили, как два старых приятеля.

— Ну, пора начинать.

— Минутку, — Горчев поднялся, снял пиджак, повесил на ветку, развязал галстук, расстегнул воротник.

— Это как понимать? — фыркнул Лабу. — Вы хотите драться или купаться?

— Видите ли, рано утром трудно заменить разорванную одежду, — ответил он, и Лабу, естественно, согласился.

— Не удивляйтесь моему нетерпению, — прибавил он растроганно и мечтательно, словно пожилая дама, вспоминающая свадебное путешествие в Венецию. — Я не дрался вот уже пятнадцать лет.

— Может, вы немного потренируетесь? Пятнадцать лет — срок приличный.

— Если вы не собираетесь снимать туфли, начнем! — воинственно взревел Лабу.

— Пожалуйста, и еще…

Он не успел договорить. Лабу в прямом смысле припечатал конец фразы к его зубам и так мощно, что Горчев полетел по красивой дуге в бассейн. Он вынырнул — точь-в-точь раздосадованный, взбешенный Нептун с картины старого мастера.

Классический, образцовый удар! Проблематичный зять встряхнулся, в голове у него гудело.

— Ну, — в нетерпении взывал противник, — сколько вы еще намерены купаться?

Горчев попытался вылезти и тут получил вторую затрещину; он снова на время исчез под водой, успев, как ныряльщик, набрать побольше воздуха.

Прежде чем его настиг третий удар, ему удалось выскочить из бассейна. Взошла луна и осветила фигуры противников.

— Поздравляю, — улыбнулся Горчев. — У вас хороший удар. Но это ведь только разминка.

— А что вы на это скажете?

Лабу провел ошеломительный хук, но с меньшим успехом, Горчев ухватил его за кисть и ловко повернул: достойный хозяин виллы поневоле свершил тур вальса и, после прямого левого, в свою очередь свалился в бассейн, где оставался, впрочем, недолго; кандидат в родственники его тотчас выудил, врезал два боковых и снова погрузил. Этот кунштюк повторился несколько раз, и со стороны казалось, будто деревенская прачка старательно полощет белье. Горчев трудился на совесть, пока нацеленная нога Лабу не угодила ему в лица; он зашатался и опрокинул плетеную мебель. После короткой рукопашной оба приятеля, сцепившись, покатились среди обломков садового реквизита.

Камердинер Андре своими бакенбардами и лакейскими манерами скорее напоминал знаменитого актера в роли камердинера. Он проснулся от шума в саду и решил спуститься. Поспешно и тщательно оделся — даже землетрясение не заставило бы его изменить хорошему тону — и поторопился в сад.

Битва продолжалась почти в полной тьме — луна тем временем успела скрыться за облаками. Партнеры убедились в обоюдной ловкости и силе, один стиснул шею другого: они катались по траве, и розы «Ля Франс», словно потеряв всякую надежду на жизнерадостный исход, осыпали их лепестками.

Горчев крепко сжал горло противника, его кулак дважды встретил рот и нос Лабу и нацелился было на левый глаз, но третьего контакта не случилось: Лабу вполне удачно заехал ему коленом в живот, Горчев опрокинулся в маленькое искусственное озеро, где дремали лотосы, и по шею погрузился в водоросли. Быстро выбравшись на лужайку, он двинул ногой в середину приближающегося силуэта и, когда силуэт, согнувшись, застонал, провел хороший апперкот. Нечто рухнуло в грядку живописных гарлемских тюльпанов и затихло.

— Ну, знаете, — послышался голос Лабу, — это никуда не годится! Что вы натворили с моим слугой?

— Откуда, черт побери, я мог видеть!.. Андре, который очень не вовремя появился на поле боя, недвижно лежал среди тюльпанов. Он зашевелился. пытаясь встать, но видно было, что он не способен поднять ни рук, ни ног.

— Хватит, я думаю. — предложил Горчев. Оба, тяжело дыша, смотрели друг на друга.

Светало. Неторопливо, крупными каплями капала с них вода. Горчев взял пиджак, соломенную шляпу, вставил в глаз пресловутый монокль, и, поскольку второй глаз был обведен черным кругом вследствие удара Лабу, казалось, будто он надел очки.

— Одно удовольствие с вами драться.

— Вот стану вашим зятем, тогда сможем драться сколько угодно, — заманчиво предложил Горчев основательно избитому будущему тестю.

— Мне и в кошмарном сне не приснится выдать дочь за такого задиру, а главное — сопляка.

— В мои годы вы были не старше меня.

— Но я прошел школу жизни… И между прочим, не на Ривьере, а в иностранном легионе.

— Вы придаете этому значение?

— Знаете что, — язвительно заметил Лабу, — вступайте-ка в иностранный легион, а когда срок службы кончится, я не стану препятствовать вашему порыву.

Горчев помолчал.

— Ну? — съехидничал Лабу. — Такого оборота не ожидали?

— Я удивляюсь скромности ваших требований. О чем говорить? Сегодня и запишусь.

— Хвастун вы все-таки.

— А вы — чванный петух. — Горчев сердито зашагал к воротам, споткнулся в темноте о ведро с известью и совсем рассвирепел.

— Бахвал! — крикнул на прощанье Лабу.

— Простите, не расслышал.

— Трепло!

Горчев схватил торчавшую из ведра солидную кисть и со всей возможной в темноте быстротой поспешил по извилистой дорожке обратно. Когда обозначилась тень оскорбителя, он без промедления ткнул кистью, разукрасив его физиономию известкой, затем принялся дубасить деревяшкой кисти, пока тот не свалился в бассейн. Обидчик выплыл, закашлялся, в горле у него клокотало; мститель бацнул его еще разок по голове:

— Кто я? Трепло? Ну, отвечай!

— Полно вам его выспрашивать, — послышался голос Лабу. — Лакей действительно не знает, кто вы.

Андре, оглушенный, повис на перилах бассейна, словно марионетка из кукольного театра после представления.

— Чтоб его! Вечно суется куда не просят! — проворчал Горчев.

— А теперь, приятель, вам лучше удалиться домой, пока слуги не проснулись.

— Я иду не домой, а в легион.

— К чему хорохориться? Думаете произвести на меня впечатление? Впрочем, дело ваше, в легион так в легион. — Он легко вскинул Андре на плечо и пошел к дому.

Горчев вне себя от злости стремглав помчался прочь.

Немедленно в легион!

3

Как сумасшедший, несся Горчев в своем автомобиле к первой попавшейся казарме.

Сбил караульную будку. дал задний ход, что едва не стоило жизни часовому. Хотели уже трубить сигнал тревоги — моторизованный штатский штурмует казарму! — когда, наконец, автомобиль остановился у ворот.

Водителя в насквозь мокром смокинге отвели в рекрутское бюро, где он предстал перед усталым инспекционным офицером.

— Фамилия?

— Иван Горчев.

— Хотите поступить в легион?

— Да.

— Имеете состояние?

— Вероятно, тысяч сто франков, правда, они, должно быть, подмокли после ночных спортивных упражнений.

Лейтенант внимательно взглянул на избитого, растрепанного, но тем не менее привлекательного юношу.

— Что побуждает вас при капитале в сто тысяч вступать в легион?

— Любовь.

Офицер серьезно кивнул. Слово, над которым в наше время столь насмехаются, для француза всегда исполнено пафоса и достоинства.

Когда Горчев подписал рекрутский бланк и отдал свои бумаги, офицер вручил ему удостоверение:

— Это железнодорожный билет, а также ваше удостоверение личности для предъявления в Марселе. Теперь вы солдат и, согласно приказу, должны отправиться к месту назначения послеполуденным поездом. Явитесь в форт Сен-Жан. В случае неявки будет отдан приказ в розыск и вас постигнет суровое наказание. Ваш отъезд будет проконтролирован, так что на вокзале предъявите это удостоверение. Ясно?

— Ясно, господин лейтенант.

— Подписав договор, вы стали солдатом французской колониальной армии. Теперь вы подлежите санкции военного трибунала, и вас могут приговорить даже к смертной казни. Будете служить под знаменем всемирно известного легиона. Выполняйте свой долг, как подобает мужчине. Желаю удачи, друг мой.

Офицер протянул руку. Минутой позже Горчев вновь стоял перед воротами, пытаясь развернуть автомобиль. Он крутанул руль вбок, дал газ, забыв при этом, что оставил включенным задний ход, и врезался в рекламный щит. Наконец ему удалось переключить машину на передний ход, и он дерзкой дугой взлетел на противоположный тротуар, а потом уже прямиком направился к берегу моря…

Глава четвертая

1

"Достоуважаемый господин Лабу! Судя по вашему отменному хуку, вы — джентльмен, в чем я, собственно, и не сомневался. После вчерашнего дружеского обмена любезностями вы обещали мне руку вашей дочери по окончании моей службы в иностранном легионе.

Разрешите сообщить, что с сегодняшнего дня я солдат легиона, о чем свидетельствует удостоверение за номером А 1172/27/1936. Когда вы прочтете эти строки, я буду уже в Марселе — форт Сен-Жан.

Исходя из того, что не только хук, но и ваш оригинальный апперкот подтверждает вашу репутацию совершенного джентльмена, я не сомневаюсь, что вы не просватаете вашу дочь за кого-либо, пока я не объявлюсь самолично по окончании службы или пока сообщение о моей героической гибели (на что, заметьте, надежды мало) не освободит вас от взятого на себя обязательства.

Прошу поставить Аннет в известность о нашем уговоре и заканчиваю письмо упованием на скорейшее выздоровление вашего камердинера Андре.

Всецело преданный вам Иван Горчев".

Генерал еще не снял со лба черной повязки. С озабоченным видом он слушал — Лабу читал письмо вслух; дело происходило на вилле Лабу после знаменательной ночи.

Наступило молчание.

— Ты действительно сказал, что отдашь ему Аннет в жены, если он вступит в легион? — наконец спросил генерал.

— Допустим. И ты веришь, будто я выдам Аннет за какого-то бродягу, только потому, что он не понимает шуток?

— А чем он тебе так уж не угодил? Он вроде бы не сделал ничего предосудительного.

— Ты его защищаешь?

— Пока что он защитил меня. Против двух гангстеров.

Генерал прошелся взад и вперед по комнате. Его молчание раздражало Лабу:

— Прошу тебя, выскажись яснее. Какого ты мнения обо всей этой истории?

— Гюстав, мы с тобой друзья уже двадцать лет… Позволь мне оставить свое мнение при себе.

— Я требую, чтобы ты откровенно все сказал.

— Это меняет дело. Итак: молодой человек, веселый, полный сил и как будто не без денег, по твоей милости вступил в легион.

— Откуда мне было знать, что он сумасшедший?

— Зато тебе хорошо известно, что такое легион.

— Слушай, — Лабу побледнел, но симулировал равнодушие, — ты принимаешь это дело чересчур близко к сердцу. — Он позвонил и нервно бросил вошедшему камердинеру: — Коньяку, Андре!

Под глазом у Андре красовался багрово-лиловый кровоподтек, губы неровно распухли — на сей раз он напоминал ведущего актера, удачно загримированного под Квазимодо. Андре наполнил рюмки и удалился с характерной миной лакея, где всегда можно распознать некоторое презрение, известную степень ущемленного самолюбия и несколько драматизированное превосходство над хозяином.

Лабу поднял рюмку, но генерал не стал чокаться.

— Я должен знать, что ты думаешь об этом деле, Гюстав. Боюсь, наши мнения насчет данного тобой слова расходятся.

Лабу вскочил.

— Андре! Велите Паркеру подать машину!

— Что ты решил предпринять?

— Едем его искать. Составь мне компанию. Может, еще не поздно!

— В холле ожидает какой-то господин, — доложил Андре.

— Никого не принимаю. И вообще, меня нет дома. Пошли! Выйдем другим ходом.

И они поспешили на поиски Горчева. Найти любой ценой! Хоть из-под земли!

Андре прошел в холл:

— Месье Лабу не находится в доме, — сообщил он посетителю. — Что передать, кто его спрашивает?

— Иван Горчев.

2

— Месье Лабу очень сожалеет, что не находится в доме.

— Дядюшка Андре, в доме не находятся, в доме живут.

— Месье Лабу не находит изъянов в моей манере выражаться.

— Находить-то находит, только вам об этом не говорит. Доложите-ка обо мне мадемуазель Лабу, — небрежно добавил Горчев, откусил кончик сигары и выплюнул; объект пролетел в миллиметре от головы Андре — лакей даже вздрогнул.