Золотой автомобиль

Сержант коварно усмехнулся. Господин Ванек радостно и простодушно улыбнулся и кивнул в ответ. Тут как раз подошел командир роты, и его взгляд задержался на кивающем рекруте:

— Рядовой!

— Да, что вам угодно? — встрепенулся спрошенный, стараясь произвести выгодное впечатление. Ротный командир раскрыл глаза пошире и растерянно отступил на шаг.

Капрал Жант, стоявший позади Ванека, зашипел:

— Олух! Перед тобой командир, отдай честь!

— Ах, прошу прощения, — спохватился рекрут. — Я еще толком не разбираюсь в чинах. — Он взмахнул фуражкой. — К вашим услугам, меня зовут Ва… Вообще-то имя есть, но это не имеет значения.

Ротный командир уставился на него так, будто увидел привидение средь бела дня.

Надо полагать, впервые в мировой истории солдат поднял кепи, дабы приветствовать старшего по званию. Сержант Вердье, очень бледный, отчаянно демонстрировал за спиной капитана уставное приветствие. Господин Ванек приподнял фуражку еще разок и, обращаясь к нему, удивленно произнес:

— Мы ведь уже встречались. Как поживаете?

— Смирно! — возопил капитан, совершенно теряя самообладание. — Что тут у вас? Сумасшедший дом?

— Я бы не сказал, — ответствовал господин Ванек.

— Смирно! Как вы стоите по стойке смирно?

— Простите, к чему все это?

— Фамилия!

— Меня зовут Ван… ван Петрович.

— Голландец?

— Кто? Я?

— Не задавайте вопросов!

— Но в таком случае невозможно общаться.

— Почему вы назвались ван Петровичем?

Господин Ванек сделал шаг вперед и жестом капельмейстера успокоил капрала, который порывался что-то сказать.

— Простите, меня зовут Горчев, все остальное я беру обратно.

У ротного командира на миг помутилось в глазах и перехватило дыхание.

— Сержант! К рапорту его! Десять суток ареста. И выбить из него эту расхлябанность! — Он смерил Ванека взглядом: — С начала основания форта вы станете первым рекрутом, наказанным в день прибытия. Стыдитесь! И вы тоже, — обратился он к младшим офицерам. — Следуйте за мной.

Молодой лейтенант, молча наблюдавший сцену, подошел к Ванеку.

— Послушайте, друг мой, вы, вероятно, слышали о породистых охотничьих собаках и особых коровах, выведенных путем тщательного отбора? Так вот: вы — чистейший экземпляр сугубо цивильного члена общества.

— Вы животновод, господин майор?

— Нет. Когда-то я занимался психологией. Понимаете, у вас крайне неудачная душевная предрасположенность. Знаете ли вы, что такое антисолдат?

— Конечно. Статуэтка Наполеона старинного фарфора.

— Вы штатский до мозга костей, — вздохнув, продолжал лейтенант. — Прирожденный штатский. Вы понимаете в военном деле примерно столько же, сколько глухой в музыке Моцарта. Мне вас жаль от всего сердца. Вы хоть меня понимаете?

— Как же, как же. Объясните только, что общего у породистой коровы со старинным фарфором?

— Бедолага, — лейтенант пожал плечами и ушел. Господин Ванек поторопился по лестнице на первый этаж и вошел в дверь, на которой висела табличка:

Штаб батальона. Майор Рибу. Вход без разрешения воспрещен. В комнате сидел майор. Ванек, натурально, взмахнул фуражкой:

— Добрый день, господин капрал. Нет ли письма на имя Горчева? Рекрут второй роты.

Майор поднялся:

— Рядовой, я вас за это… в кандалы!

— Почему все здесь такие нервные? Письмо наверняка есть, посмотрите хорошенько на букву "П": Петрович.

— Убирайтесь ко всем чертям, — майор с трудом сдержался. — Ваш унтер-офицер также будет наказан. Марш!

«С нервами здесь у всех плоховато», — подумал Ванек, спускаясь по лестнице. На плацу рекруты снова стояли навытяжку. Господин Ванек прошел перед строем, словно генерал, и орлиным взглядом окинул роту.

— Рядовой, что вы делаете? — вскричал капитан.

— Ничего, просто ищу свое место где-то между дылдой крестьянином и каким-то пареньком с рыжими усами. Ага, вот, ну-ка, потеснитесь.

— Идиот!

— Ладно, ладно, я уже на своем месте, не волнуйтесь.

— Завтра в восемь ноль-ноль к рапорту! Двадцать два дня ареста, двойной караульный наряд! Вас здесь приведут в чувство, будьте уверены! — Капитан даже расстроился — такого казуса еще не случалось.

Показался лейтенант — бывший психолог, и господин Ванек снова выступил с поднятой фуражкой:

— Добрый день.

— Что случилось?

— Я только поприветствовал вас, господин ветеринарный врач.

— В кандалы его!

Не стану обременять читателя подробностями. Достаточно добавить, что в этот день некоторым чинам старшего и младшего командного состава пришлось глотать успокоительные медикаменты. Господин Ванек из-за антисолдатского поведения сидел, как преступник, в карцере на каменном полу: запястье правой руки ему приковали к лодыжке левой ноги. С горькой иронией заключенный бросил вслед уходящему капралу:

— Прекрасно тут обращаются с людьми, ничего не скажешь!

На другой день, когда рота впервые выстроилась на полигоне, сержант Вердье сладострастно погладил усы, словно гурман, разглядывающий особенно изысканное блюдо:

— Эй, вы там, шаг вперед!

Господин Ванек после одного богатого событиями дня понял, наконец, что влип основательно. Поэтому он скромно и предупредительно выступил вперед.

— Скажите, пожалуйста, — любезно спросил его сержант, — кто я такой?

Господин Ванек прикидывал так и сяк: имя унтер-офицера всплыло вдруг в памяти, и он радостно воскликнул:

— Высокочтимый унтер-офицер Цикада! — и он с улыбкой оглянулся по сторонам, ожидая снискать общее одобрение.

— Скотина! — взорвался белый как мел Вердье. — Берите ручной пулемет, бегом на холм — займете на вершине наблюдательный пост. Вперед марш!

Даже господину Ванеку стало ясно, что здесь шутить не любят.

Высунув язык при сорокаградусной жаре, он четыре раза падал без сил, поднимался, снова бежал. На вершине холма свалился замертво, чувствуя себя опозоренным страстотерпцем. На холме нещадно палило солнце, и господин Ванек во что бы то ни стало решил приобрести где-нибудь зонт.

Так началась его выучка, и так начался его крестный путь.

Позднее к нему присоединился господин Вюрфли, вооруженный большим прожектором, господин Вюрфли — бывший владелец цюрихской балетной школы, посланный сюда тоже, вероятно, за какую-то провинность. Так и торчали они при сорока градусах в тени, если учесть, что никакая тень не касалась вершины холма.

— Отчего сержант так разозлен на меня? — чуть погодя поинтересовался господин Ванек.

— Из-за цикады. Цикада ведь вроде саранчи. А господин сержант — Лев.

— Откуда мне знать? Я только вижу, что он крупная птица.

— Для художника солдатская жизнь нестерпима.

— Надо полагать, — ответил господин Ванек, пожимая плечами. Дались ему эти художники.

— Живописцы — натуры тонкие, да и музыканты тоже.

— Равно и каменотесы и танцоры…

— Разве вы не подписались бы под этими словами?

— Чтобы подписаться, человеку надо прежде всего знать свое имя. А с этим вопросом пока не все ясно.

Когда они вернулись в роту для учебных упражнений, сержант Вердье вновь сладострастно расправил усы, словно вышеупомянутый гурман, оттягивающий звездную минуту контакта с любимейшим лакомством.

— Рядовой, — вновь спросил он секретаря. — Теперь вы знаете, кто я?

— Лев!

— Пожалуй, получше цикады. А как вы можете назвать меня иначе?

— Вы — царь зверей!

— Осел! Сам ты царь зверей. Ясно?

— Конечно. Я, Петрович, и есть лев!

— За такую наглость сообщите завтра на рапорте господину обер-лейтенанту, что вы получили десять суток ареста.

Смертельно измученный, донельзя потный и грязный притащился господин Ванек в форт. Он едва мог дождаться, пока дадут поесть и можно будет свалиться на койку.

Однако в казарме его подкарауливал капрал Жант; он издали заметил приближение негодяя, который в темноте обозвал его «братком» да еще разъяснил ситуацию с крестной матерью. Капрал от волнения проглотил слюну, но остановил Ванека внешне хладнокровно:

— Подождите, приятель. Расскажите-ка еще разок, чем отличается старая крестная мать от молоденького братка?

— Количеством месяцев, разделяющих рождение данных особей, — грациозно сформулировал господин Ванек.

— Так, — капрал рассеянно кивнул и далее продолжил холодно и веско. — И как все это соотносится с вашим «братком»?

— Он женился в Галаце. Его жена ждет ребенка.

— И как обстоит дело с крестной матерью? Господин Ванек ничего не понял, но вежливо объяснил:

— Она сейчас замужем за главным лоцманом в Галаце. Очень почтенная дама. Мой брат писал…

— Стоп! Чтобы не забыть различия между «братком» и «крестной матерью», сбегайте на склад и помогите выгрузить оборудование для второго барака. А после мы еще потолкуем.

Когда господин Вюрфли по этому случаю опять кинул невразумительную реплику насчет художников, господин Ванек схватил винтовку со штыком и попросил ему не препятствовать, пока он не искромсает Вюрфли.

— Но господин Тинторетто! — взмолился Вюрфли. — Всякий музыкант, равно как и живописец и…

— И каменотес, и танцор! А вы сами — чудовище! Но удары судьбы не прекращались.

Когда секретарь направился к складу, попался ему навстречу майор; господин Ванек вежливо поднял фуражку:

— Ваш покорный слуга, господин обер-лейтенант.

— Сержант! — зарычал майор. — Этого идиота на два дня в кандалы! Вон отсюда!

2

Когда Лингстрем и Маэстро покинули комнату, Горчев нерешительно огляделся.

Бежать? Но как? Портниф ритмично храпел, накрытый белой матросской курткой. ..

Горчев вышел в полутемный коридор: в конце дежурили люди, которые выпустили бы его только с одним из бандитов. С треском раскрылась какая-то дверь, и появился Жасмин, слегка подвыпивший. Заметив тень в коридоре, он пробурчал:

— Кто это?

— Тc-с… Это я. Червонец.

— Чего ты тут шляешься?

— Маэстро мне врезал и велел убираться. Если, дескать, найдет — пристрелит. А стража меня не выпускает. Жасмин чертыхнулся:

— Вечно с тобой всякая возня. Идем!

— А что будет, если Маэстро вернется?

— Пошли, говорю.

Он потащил Горчева по коридору, открыл дверь во двор и на ходу бросил часовым:

— Парень со мной.

Минута — и они на улице. В конце виднелась большая площадь с регулировщиком и трамвайным движением.

— Послушай, Жасмин, — обратился Горчев к бандиту, когда они дошли до сего оживленного места. — Присядем, я хочу кое-что тебе сказать по секрету…

Они уселись на скамью: Горчев элегантно-привычным жестом вставил в глазную впадину черный ободок:

— Я тебя обманул, понимаешь, моя фамилия Горчев, и это именно меня хочет укокошить Маэстро.

— Чушь! Ну и шуточки! О Горчеве говорят, что каждый его удар надо особо изучать в бандитской академии. А на тебя поглядишь…

— Брось. Я правду говорю, потому как не хочу, чтоб с тобой разделались. Ведь ты меня освободил. Маэстро уже держал авто у дверей — решил меня отправить погулять. Если б ты меня не вывел, со мной, наверное, все было бы кончено.

— Что-о! — подпрыгнул Жасмин. — Что ты плетешь? Ну-ка, пойдем обратно.

Он схватил Горчева за руку, немедля получил знаменитый хук, перелетел через спинку скамьи и ткнулся головой в лужу. Поднялся он далеко не сразу, и движения его были весьма неуверенны.

— Теперь веришь, что я Горчев?

— Нда-а… — прохрипел Жасмин, — это ведь надо так нарваться…

Жасмин последовал доброму совету и в тот же день бесследно исчез, не без оснований опасаясь беспощадной мести Маэстро. Больше его в Тулоне не видели.

Между тем Горчев поспешил в гавань, хотя совесть его зудела от мысли о судьбе Ванека. «Альфа-ромео» должен был ждать у Бельгийского причала погрузки на «Акулу». Может, еще не поздно? Горчев прибавил скорости.

В самый раз. «Акула» еще не пришла, зато машина была тут, как говорится, под брезентом. Рядом сидел неразговорчивый Другич и спал, привалившись к крылу. Его голова глухо стукнулась о мостовую, когда машина бешено рванулась с места.

Горчев не проделал и полпути до Ниццы, как вдруг, в тот момент, когда он въезжал на тротуар, чтобы не столкнуться со встречной машиной, у него в мозгу вспыхнула жуткая мысль: деньги!

Его бумажник остался в матросской куртке, которой неразговорчивый Другич накрыл пьяного Портнифа.

Без малого сто тысяч франков.

Глава тринадцатая

1

Де Бертэн, Лабу и его дочь ошеломленно смотрели на блудного «альфа-ромео».

— Как попал сюда автомобиль? — обернулся Лабу к лакею.

— Вероятно, покупатель автомобиля, месье, находится где-нибудь неподалеку.

— Вздор! Покупатель ни в коем случае не мог его вернуть.

Андре приблизился на шаг:

— У одного моего родственника был сенбернар, и, после того как он продал собаку мяснику, она дважды возвращалась домой. Разумеется, предположить такую степень привязанности у автомобиля невозможно.

— Разумеется, — отмахнулся Лабу, — чудеса в наше время существуют лишь в воображении нервнобольных лакеев.

— Прошу прощения, месье, но все прочие предположения столь же невероятны. Если автомобиль разъезжает без водителя, он на все способен. Отчего бы ему и не быть преданным, как тот сенбернар?

— Когда закончите свою тронную речь, Андре, ступайте на кухню, — ответил Лабу.

Они обошли несколько раз таинственно вернувшийся автомобиль.

— Посмотри! — воскликнула Аннет и показала на сиденье. Черный ободок монокля лежал на кожаной обивке. Лабу взял его и тут же увидел особую примету: в одном месте целлулоид треснул, обнажив проволоку. Все трое изумленно созерцали сию диковину.

— Монокль Горчева, — без колебаний определил Лабу.

— Ты же собственными глазами видел его в униформе в форте Сен-Жан. Обожди! — генерал поспешил в дом позвонить в Марсель.

Любопытно: Горчев их интересовал более, нежели чудесное возвращение четырнадцатикаратового авто. Телефонный разговор длился недолго и запутал дело окончательно.

— Дайте мне капитана Аррио… Приветствую, Аррио. Легионер по фамилии Горчев, который завербовался восемнадцатого числа в Ницце, должен давно находиться в маршевом взводе. Однако он, вероятно, сейчас здесь, в Ницце. Убедите, ради бога, себя и меня, что его ночью посадили на пароход и отправили в Африку. — Короткая пауза. — Да, я слушаю. Это абсолютно точно? Благодарю вас.

— Ну, — нетерпеливо спросил Лабу, когда генерал положил трубку.

— Ответ таков: рядовой Иван Горчев уже часов десять находится в открытом море на пути в Оран.

— А монокль? — воскликнула Аннет.

— Какая-то мистификация.

Долгое молчание. Всех троих тяготило странное беспокойство. Вошел Андре со своим всегдашним таинственно-гордым видом:

— Здесь полицейский, месье.

— Полицейский? — удивился де Бертэн. — Еще какой-нибудь криминальный случай?

— За сегодняшний день в порядке исключения не случилось ни грабежа, ни бандитского налета, — информировал Андре. — Но так как сейчас только три часа, то все еще может произойти.

— Что ему нужно?

— Он утверждает, будто автомобиль, стоящий у наших ворот, проехал прямиком через цветочные насаждения площади Мажента, и вроде бы за рулем никого не было. Когда я высказал аналогичную гипотезу, вы сделали мне выговор, месье.

— Теперь я и сам думаю, — нахмурился Лабу, — что верный автомобиль сбежал от похитителя домой. Предполагаю также, что с ним случился припадок бешенства, и он вас укусил.

Андре стоял с высоко поднятой головой и в оскорбленном своем самолюбии напоминал цветной плакат, рекламирующий качественные ликеры.

2

Стремительный герой нашего повествования приехал с первым поездом в Тулон — его беспокоила судьба куртки. Было очень небезопасно возвращаться на сборное место банды, но что делать? Ведь даже господину Ванеку не из чего оплатить «сверхурочные», кроме как из забытых в матросской куртке денег.

Только в середине дня он появился перед баром «Техас». Сначала осторожно заглянул: молчаливый Другич стоял с перевязанной головой, а хозяин как раз подносил ему выпивку. Эх, он отчаянно рисковал, но дело есть дело. Вошел.

Неразговорчивый Другич громко удивился:

— Э, да ведь это тот самый паренек — Червонец! Я слышал, тебя Маэстро вчера вышвырнул?

— Тот, которого притащил Приватный Алекс? — оглянулся хозяин. — Советую вам испариться, юноша. Если вы попадетесь на глаза Маэстро, он вас пристрелит.

— Еще и пристрелит? За что? — жалобно захныкал Иван. — Разве мало, что он меня выгнал?

— Он в бешенстве, так как Жасмин с Горчевым, которого вчера взяли, оказались в сговоре и удрали, — пояснил хозяин.

Значит, они даже и не подозревают, что Маэстро выставил Корто, не подозревают, что это его самого Жасмин вывел на улицу.

— Я сейчас уйду, — робко объявил он, — я хотел только прихватить свою куртку, которой вы укрыли Портнифа.

— А, припоминаю, — усмехнулся Другич, — но ведь Портнифа мы сегодня погрузили на «Акулу», он все еще тепленький.

— Сколько же дней он пьет?

— По меньшей мере лет двадцать. Пойдем со мной, я собираюсь на «Акулу», мы отплываем в Африку ради одного дельца с автомобилем.

— Но ведь и до сих пор вея кутерьма шла из-за этого автомобиля.

— Точно. Но теперь Маэстро выдумал такой план — ни в одном фильме не увидишь.

Теперь все будет… о-го-го…

— Но ведь автомобиль будут строго охранять.

— Скажу тебе только одно: план железный. Даже если весь флот его британского величества будет охранять «альфа-ромео», все равно старушка «Акула» вытащит его из Орана. Понимаешь?

Горчев надеялся, что здесь снова преувеличение. Он заблуждался. Другич сказал правду. Даже весь военный флот не мог бы воспрепятствовать реализации гениального плана Маэстро, а между тем причина стольких забот — машина «альфа-ромео» — пребывала в трюме солидного парохода «Республика» и плыла навстречу своей судьбе.

3

У тихого Бельгийского причала близ вытянутого мола стояла на якоре «Акула» — допотопная, отдаленно напоминающая пароход посудина. Кто бы мог поверить, что эта рухлядь станет героиней морского вояжа, о котором еще много лет будут трубить повсюду.

Команду составляли всего четыре человека, но зато ребята что надо. Опытный судья с первого взгляда влепил бы каждому лет по десять. Приватный Алекс, капитан, сознавая важность своей миссии, напялил ботинки по сему исключительному случаю, дабы не уронить свой командирский авторитет.

Горбатый Рыбец, прислонившись к мачте, играл на губной гармонике, остальные слушали. Время — восемнадцать часов.

По узкому трапу на борт взошел молчаливый Другич ; позади него шагал юноша, которого, как известно, Маэстро выставил ночью из бара «Техас». Новоприбывшие возбудили явный интерес — Приватный Алекс едва скрыл свою радость:

— Вернулся все-таки, дурья башка.

— Я прошлой ночью укрыл Портнифа его курткой, — объяснил молчаливый Другич. — И теперь он пришел ее забрать.

— Будьте добры, — жалостно попросил Горчев, — возьмите меня с собой.

Ему так и так необходимо освободить в Ораие злополучного Ванека. Почему бы не использовать для этой цели «Акулу», где он к тому же сможет следить за Маэстро?

— Чушь, — бросил Рыбед Приватному Алексу, — Маэстро его прикончит, как только заметит.

— И все из-за этого сволочного легиона! — вспыхнул капитан.

— В тени Приватного Алекса меня никакой страх не берет, — возвышенно продекламировал симпатичный юноша.

— Отлично сказано, — согласился капитан. — Погоди, мы обмозгуем дельце.

Дальнейшие события показались Горчеву кошмарным сном. Около семи часов Приватный Алекс сообщил ему, что они согласны взять его, но только с одним условием: он спрячется в кладовке, в картофельном ящике, и будет выходить, только когда Маэстро спит.

Незадолго до девяти он занял место в ящике, и резвые сороконожки затеяли с ним игру, уверовав, что общаются с огромной картофелиной. Вскорости Приватный Алекс снабдил его бутылкой водки и копченой рыбой, что скрасило, естественно, жизнь.

Около десяти часов появился Маэстро: орлиный нос, голубые глаза, седые волосы, загорелая кожа придавали ему вид полярного исследователя, который после долгих лет скитаний вернулся в большой город. За ним следовал худой, скромный по наружности молодой человек с весьма заметными ушами.

— Это месье Гафироне, — представил его Маэстро. — Он тоже поедет с нами.

— Не знаю, не знаю, — возразил Приватный Алекс. — Если только двое займут одно спальное место. «Акула» совсем даже не пассажирское судно.

— Здесь только одна каюта? Плохо.

— Гораздо хуже другое: у нас вообще нет ни одной. Маэстро прошелся по всему судну и попал наконец в кладовку:

— Я буду жить здесь, — заявил он. — Принесите мой чемодан. И он сел на картофельный ящик. Все вокруг молчали.

— Ну чего вы на меня уставились?

— Где вы будете спать?

— Здесь, на этом ящике.

Он тотчас расстелил свой плед и улегся на ящик. Что поделаешь!

4

На следующее утро Гафироне заглянул к Маэстро. Руководитель банды лежал на ящике в полусне, Горчев в ящике — полумертвый.

— Садитесь, — Маэстро привстал и потеснился. — Мы до сих пор не успели толком поговорить.

— Благодарю. Надеюсь, тур мы совершим вместе? — поинтересовался худой большеухий джентльмен.

— Нет, месье Гафироне. Вас будет сопровождать владелец машины.

Горчев задумался в своем ящике: где он мог слышать это имя?

— Почему владелец заинтересован в том, чтобы его машина побила рекорд? — Он заключил пари с одним приятелем, что туристический автомобиль способен показать хорошее время и в песках пустыни.

Месье Гафироне достал между тем маленький лакированный футляр, вынул из него ножницы, пинцет, пилку для ногтей и разложил перед собой.

— Вы не обидитесь, если я, пока мы будем беседовать, приведу в порядок ногти. Я ведь, как многие гонщики, начинал механиком. — Он щелкнул ножницами. — Понимаете, в мастерской я здорово попортил себе пальцы, а теперь моя неожиданная карьера побуждает наконец как-то облагородить ногти.

Он вздохнул и взял пилку. «Парень — псих», — подумал Горчев, пребывая в сомнительном обществе игривых сороконожек. Теперь он вспомнил, почему фамилия показалась знакомой: он слышал или читал об этом гонщике.

— Правда, мои ногти до сих пор не могут забыть пережитых ужасов. Подпиливаю, ухаживаю — все зря. Меня на этом свете удерживает только одно: рано или поздно отрастут красивые, розовые, будто у какого-нибудь бездельника-белоручки… — Он работал пилкой и даже помогал себе зубами, надкусывая заусеницу.

Пессимист по натуре, он, однако же, видел будущее своих ногтей в розовом свете.

— Если старт не состоится по моей вине, — продолжал молодой джентльмен, обрабатывая лопаточкой основание ногтей, — то я немедленно верну четырнадцать тысяч франков. Честь для меня превыше всего.

— Равно и для меня, — ответствовал Маэстро, и пол под ним не провалился.

— Но двадцать тысяч я получаю в любом случае.

— Не относитесь ко всему этому как к спортивной гонке. Ваша задача в скоростном темпе доставить машину в определенный пункт.

— В каком состоянии автомобиль?

— В наилучшем. Это «альфа-ромео» со специальным шасси, тяжелым, как у вездехода.

— Потрясающе! — Автогонщик растопырил пальцы на манер утиной лапы, после чего маленькой кисточкой прошелся по каждому ногтю, размазывая капельки лака. — В песках тяжелый автомобиль… очень даже неплохо.

— В Оране вы остановитесь в отеле «Империал». Наниматель, вероятно, встретится с вами уже на следующий день.

— Где?

— Барон Лингстрем посетит вас в отеле. От него вы получите гонорар.

— Заявляю сразу, — напыжился бывший механик, а ныне примадонна автогонок, — не берите в голову, будто вы меня купили. Если мне что не по душе, плевать мне на деньги.

— Барон Лингстрем — человек порядочный и благородный. Вы будете довольны.

Гафироне насыпал какого-то порошка на кусочек замши и начал полировать ногти, некогда подвергавшиеся незаслуженно дурному обращению.

— Здесь точная карта маршрута, — отчеканил Маэстро.

Гафироне внимательно смотрел на карту, не прерывая ни на миг своей работы.

— Короче, — Маэстро нервически вздрогнул, ибо его сильно раздражала полировка, — по этому пути, указанному черной линией, вы доберетесь до Ифириса, свободного негритянского государства. Туда вы должны доставить барона Лингстрема.

— А что означает другая линия, красная?

— По ней вы ни в коем случае не должны следовать, иначе всему конец. Она ведет к «Туфле Пророка».

— Что за опасность сулит нам эта домашняя обувь?

— «Туфлей Пророка» называют высохшее русло — «вади» особой конфигурации. Там обитает злейший враг барона Лингстрема — вождь туземцев Абе Падай. Туда ведет красная линия. Возьмите карту, месье Гафироне, и хорошенько берегите.

— Ладно. Ничего, если я заново перекрашу?..

— Месье, для чего вам красить карту?

— Я имел в виду ногти.

Гонщик открыл лакированный футляр и разложил еще несколько полезных вещиц.

Горчев тем временем заполнял спичечный коробок сороконожками и разными другими находящимися под рукой насекомыми; он словно задался целью собрать материал для научной классификации членистоногих, обитающих в ящике из-под картофеля.

— Перед высадкой на берег вы получите от меня сорок тысяч. В отеле «Империал» вас посетит Лингстрем, и вы с ним уладите остальное.

— Предупреждаю: если дело нечисто, я сразу устраняюсь.

— Успокойтесь, бояться нечего при условии, что вы будете остерегаться некоего субъекта по фамилии Горчев.

— Кто такой?

— Опасный авантюрист. Только здесь, на борту, мы ограждены от его посягательств.

— Любопытно, — удивился вдруг Гафироне. — Сколько жуков по вас ползает!

Маэстро опустил глаза, вскрикнул, подпрыгнул и, как сумасшедший, сорвал с себя костюм и рубашку.

Легионы сороконожек и разных их свойственников торопливо разбегались во всех направлениях — за воротник, в рукава, в волосы и так далее. Кусались они зверски.

В течение вышеприведенной беседы Горчев неутомимо собирал насекомых и, когда коробок заполнился, выпустил обозленных тварей в щель между досками. Как раз здесь виднелась голая кожа на щиколотках Маэстро.

Глава четырнадцатая

1

Они были недалеко от африканского побережья и от всех сюрпризов, что их поджидали в конце этого необычного плаванья. Неожиданные повороты, комические виражи судьбы готовило им дьявольское авто.

Команда «Акулы» собралась в кладовке. Маэстро устроил себе постель в другом конце судна и натер все тело каким-то средством от насекомых: он расценивал нападение сороконожек как самый ужасный казус в своей жизни — волдыри не проходили добрую неделю. Поэтому насчет Маэстро все были спокойны. Другая проблема волновала достойных членов банды — забота о беспомощном и неопытном юнце. Молчаливый Другич доставил на собрание водку из своих запасов и тут же продал приятелям по номинальной цене.

— Я верю, — начал Приватный Алекс, — раз я несчастного паренька спас от верной гибели, то мне на том свете из моего списка грехов вычеркнут истопника. — И после короткого раздумья, глубоко затянувшись трубкой, прибавил: — Может даже и письмоносца… Уж хоть бы тот почтальон деньги разносил, еще куда ни шло…

Этот паренек с грустными глазами удивительным образом пробуждал у Приватного Алекса угрызения совести по поводу давно забытых злодеяний. У других тоже. Они прямо-таки рвались отдать ему свой скудный запас человеколюбия, чтобы несколько улучшить баланс в документах беспощадного потустороннего судьи.

Железная Нога, бандит, виртуозно владевший ножом, целыми днями расхаживал взад-вперед, ломая голову, как бы помочь парню. У всех остальных тоже душа изболелась за этого недотепу Червонца — такого убогого, неприкаянного и беспомощного, с вечно испуганными голубыми

глазами.

— Давайте воспитаем из него укрывателя краденого добра, — предложил Рыбец. — Силы здесь не требуется, только чуток коммерческой сноровки, а заработать можно.

— Да нет. его запросто облапошат, — поморщился Приватный Алекс. — Он должен стать коком на корабле. Кока особо не дубасят, потому как заменить его некем. Стараются даже к нему подлизаться, чтобы половник поглубже в котел опускал.

— Хорошо сказано, — одобрил молчаливый Другич.

Когда совет достиг полного единства мнений. Рыбец достал из кармана губную гармошку.

За Маэстро наблюдали постоянно. Опасались, как бы он свою ярость на Горчева не выместил на безвинном юноше. Когда седой респектабельный гангстер показывался в поле зрения, Горчев залезал в ящик к своим друзьям-сороконожкам. Интересно, что сказали бы бандиты, узнав, что их наивный подзащитный и есть тот самый Горчев.

Этот сюрприз судьба еще приберегала для них.

Горчев оказался весьма полезен в некоторых отношениях. Вечерами распевал замечательные песни под гармонику Рыбца. Иван очень кстати припомнил несколько песен про Волгу и обучил новоявленных приятелей. Сам он исполнял баритоновую партию, Приватный Алекс гудел басом. Железная Нога заливался тенором, а молчаливый Другич — водкой. Только много лет спустя установили, что эти «песни про Волгу» не что иное, как фрагменты финского героического эпоса «Калевала», переведенные на эсперанто.

Накануне прибытия в Оран герой наш самостоятельно готовил обед, и все наслаждались горохом, тушенным с огромным куском говядины и непонятно как попавшим в кастрюлю компасом. От предложений побоксировать, однако, уклонялся всячески. Приближалась гавань Орана. Горчев смотрел в бортовой иллюминатор. Рядом курил трубку Приватный Алекс. Во время вояжа, кстати говоря, Горчев снял свою куртку с Портнифа, который в угольном бункере понемногу выздоравливал от алкогольного отравления.