1

Пассажиров золотого автомобиля и их сопровождающих, по всей вероятности, постиг бы трагический конец, если б Андре не позаимствовал в Оране у шеф-повара Будуана список рецептов для коктейлей.

Когда машину перевернуло, книжка с рецептами покатилась вперед, и лакей, сидевший на заднем сиденье, покатился следом, поскольку, чувствовал ответственность за уникальный манускрипт.

И так случилось, что Андре вместе с манускриптом закатился под шоферское сиденье, затаился там и ускользнул от внимания нападающих. Когда бандиты ускакали, неожиданно появился Андре со списком рецептов под мышкой, с подобающим камердинеру достоинством, с разбитым, правда, носом и в порядком изодранной одежде.

— Если господа не имеют возражений, я освобожу их от пут.

С разных сторон послышались возгласы и стоны. В результате поздним вечером измученная компания добралась до Азумбара. Администрацию оазиса составляли два арабских жандарма. Телеграфные провода были перерезаны. Что делать? Прежде всего, уложить в постель горящего в лихорадке Лабу.

— Судьба против нас, — мрачно констатировал де Бертэн.

Аннет молчала. Она думала иначе. Она думала о божьей каре. И, в высшей степени утомленная, пожелав доброй ночи, удалилась в отведенную ей комнату. Равным образом удалился и де Бертэн.

Лабу лежал с открытыми глазами в глухом пространстве меж глиняных стен. С потолка на него глядела ящерка-мухоловка. Кровь пульсировала у горла, в душной ночи оазиса время от времени вскрикивала какая-то птица. Ики-виви… Пауза.

Ики-ви-ви…

В глазах у Лабу мутилось. Ему казалось, что желтые, в плесени, стены смыкаются над ним… Горчев! — простонал он едва слышно и, когда дверь отворилась, он прекрасно знал, кто войдет.

Ики-виви…

2

И вошел, конечно, Горчев в разорванной и пропыленной униформе. За ним следовал лев — ленивый и сонно моргающий.

— Добрый вечер, — улыбнулся Горчев. — Ведите себя достойно, господин Вендринер.

Перед измученным взором больного расплывался и призрак, и на редкость крупный, туда-сюда снующий лев. Страха он не испытывал.

— Вид у вас не блестящий, месье Лабу, — заметил призрак. — Похоже, драться мы сегодня не будем.

— Зачем вы умерли? — прошептал больной.

— Я? — ужаснулся призрак.

— Неужели я всегда буду видеть… эти глаза… это лицо?

— Ну и что? По-вашему, я так безобразен? Послушайте, Лабу, я еще раз доставил вам ваш автомобиль.

— Вы это сделали и в прошлый раз, — с трудом проговорил Лабу. — Я видел вас в тумане…

— Правда? Любопытно. Фу, господин Вендринер! Терпения не хватает с этой старой бестией, — отвлекся Горчев, потому что зверь принялся обнюхивать свисающую с кровати руку больного. — Он вас не тронет. Это старый цирковой артист и, по-моему, вегетарианец. Представьте: у ворот он дочиста вылизал банку с зеленой краской.

— Нет… нет, — стонал больной, — это невозможно…

— Я тоже удивился. Но он, верно, подумал, что это шпинат.

Лабу, несмотря на высоченную температуру, готов был рассмеяться при виде комического зрелища — солдат и ручной лев… Но тут ему представилась могила на кладбище легионеров.

— Горчев, скажите, что такое смерть? Что происходит с человеком, когда он перестает жить?

— Его, по возможности, хоронят. Что за вопросы у вас? И как это вас угораздило расхвораться?

— Малярия.

— Послушайте меня!.. Я больше не оставлю вам автомобиль, иначе банда снова его угонит. Я отвезу его этому Далай Пале или как там его, к Шлепанцу пророка. Но у меня нет карты.

— О, если б вы это сделали! Это место совсем недалеко. А карта с маршрутом в моем пиджаке.

— Где?

Горчев подошел к стулу, достал из кармана пиджака бумажник и нашел карту.

— Эй, господин Вендринер! Только не спать! Вы еще не видывали такого ленивого актера, — в сердцах произнес он, обращаясь к Лабу. — Завалился дрыхнуть, будто мой дедушка.

Он слегка пнул ногой льва. Господин Вендринер устало поднялся и выжидательно посмотрел на него.

— Горчев, простите, что я вам отказал в руке моей дочери.

— Уж этого я вам не прощу. Стыдитесь, месье!

— Моя дочь сказала… что никогда… не выйдет замуж.

— Выйдет. Именно за меня. В один прекрасный день или в одну прекрасную ночь я приду и заберу ее.

Лабу с широко раскрытыми глазами сел в постели.

— Нет, — прошептал он в ужасе. — Господи сохрани.

— Да почему, черт побери? Что вы лезете на стенку от одной мысли, что я женюсь на вашей дочери? Прокаженный я, что ли?

— Нет! Скажите, что вы не заберете ее, — хрипел Лабу. Глаза, его чуть не вылезли из орбит. — Прошу вас… простите меня… и скажите, что вы не заберете ее!

— Нет, заберу!

— Я не хочу!

— Ну и крик подняли!.. Пойдемте, господин Вендринер, и выплюньте, пожалуйста, туфлю. Воспитанные львы так не поступают. А вы? Жрете салат, краску, разные тряпки.

— Горчев, простите меня!

— Никогда! Я приду за вашей дочерью и заберу ее, старый вы болтун!

Больной собрал все силы и надрывно закричал, дабы прогнать видение. Потом, дрожащий и обессиленный, упал на подушки…

Де Бертэн и Аннет вбежали в комнату.

— Что случилось?

— Папа!

Лабу судорожно втягивал воздух пересохшим ртом.

— Он был здесь… я говорил с ним…

— Кто?

— Горчев.

Аннет вздрогнула, а де Бертэн вздохнул:

— Прими хинин.

Больной насилу успокоился.

— Он был здесь, в этой комнате… вместе со львом. Он обещал доставить авто Абе Падану.

— Ну хорошо, хорошо, постарайся уснуть.

— На самом деле! А лев унес мою комнатную туфлю…

Аннет медленно подошла к двери и распахнула ее. Она печально смотрела в ночь: в лунном свете слабо шевелились вялые пыльные пальмы…

— Возьми себя в руки, старина, — повысил голос де Бертэн. — Тебя мучают воспоминания о Горчеве. Где Андре? Андре!

Вместо Андре появилась Аннет, очень бледная.

— Странно. Вот что я нашла за дверью.

Она протянула изжеванную туфлю. Ики-виви, — кричала птица. Душная, тягостная ночь.

— Куда девался Андре? Эй, Андре! Наконец его обнаружили в соседней комнате под кроватью.

— Я уже успел отвыкнуть от этого, но ничего, постепенно войду в форму, — произнес он виноватым тоном.

— Что с вами? У вас губа в крови.

— Меня разбудил крик, я бросился к месье и с кем-то столкнулся. Потом получил удар, дальше не помню.

— Кто это был, вы не заметили?

— Нет, но судя по удару, чувствуется рука покойного господина Горчева.

Де Бертэн чертыхнулся было, но брань застряла в горле. На полу он увидел металлическую пуговицу. От униформы легионера.

— Надо идти спать, — охрипшим голосом пробормотал он. Но никто не уснул этой ночью.

3

Когда Горчев пришел в себя, его мотало и качало, как на корабле. Ничего не видно и не слышно — его закрыли то ли одеялом, то ли еще чем. Что это? Жив я или нет?

Он задвигал коленями и локтями, чтобы освободиться, но тут же получил толчок под ребра.

— Эй, парень!

Кто-то снял покрышку. Горчев не был похоронен, совсем наоборот. Он лежал в грузовом фургоне, и его опекуны, которые время от времени охаживали его первым попавшимся предметом, устроили ему полную темноту. Приватный Алекс повернул кинему свою диковатую, но дружелюбную физиономию. Рядом сидел молчаливый Другич и пил водку из садовой лейки.

— Слушай, — прошептал Приватный Алекс, — мы едем в грузовом фургоне. Маэстро не знает, что ты тут, мы тебя прикрыли всяким тряпьем, лежи только тихо. Он с Лингстремом едет в другой машине, шофером — Альду. Сейчас обе машины едут рядом, и они запросто могут сюда войти. Мы тебе прорезали дырки в одеяле — смотри, наблюдай. Потерпи, они скоро обгонят нас и поедут впереди.

Он хотел еще что-то сказать, но молчаливый Другич запахнул одеяло, словно он был ближайшим родственником дорогого усопшего, поставил ногу на грудь сокрытому в тряпье и отпихнул его к борту. Горчев только подивился, как это Другич не врезал ему лейкой по голове — видать, стареет. Кроме целесообразных надрезов, были в одеяле и естественные дыры, так что Горчев мог хорошо видеть происходящее в грузовом фургоне.

В клетке рядом он опять увидел льва; Вендринер поразил его тусклой, в складках, шкурой и мудрыми усталыми глазами: лев лежал, положив огромную свою морду на вытянутые лапы. У него не осталось ни единого зуба.

Нечто поразительное представляла собой клетка напротив; на ней красовалась табличка со следующим текстом: РОЗЕТТА ВЕНДРИНЕР. ОСОБА ИЗ СЕМЕЙСТВА ШАКАЛОВ И БАЛЕРИНА. ВОЗРАСТ ШЕСТЬ С ПОЛОВИНОЙ ЛЕТ.

Горчев вгляделся пристальней: особу из семейства шакалов и балерину представлял знаменитый автогонщик господин Гафироне: он сидел в клетке в высшей степени угнетенный и, разумеется, полировал ногти. В третьей клетке лежала большая стальная сеть для охоты на крупных хищников. Табличка гласила: ГЕРМАН ВЕНДРИНЕР, БЕРКУТ.

Интересней всего смотрелась четвертая клетка. Табличка так рекламировала

ее обитателя: ТЕОДОР ЭМАНУЭЛЬ ВЕНДРИНЕР. КОРОЛЕВСКИЙ ТИГР И СПЕЦИАЛИСТ ПО УСТНОМУ СЧЕТУ (ПОЙМАН В БЕНГАЛИИ. НЕ ПРИРУЧЕН).

Этот хищник выглядел куда спокойней, нежели возвещала табличка. Теодор Эмануэль Вендринер — королевский тигр и специалист по устному счету, — сколько Горчев в него ни всматривался, являл собой обычного жареного поросенка с лимоном под пятачком. Горчев никогда не слышал об удивительных артистах из семьи Вендринеров. Но ведь и ни в одном томе Брема не найти упоминания о часто встречающихся в Африке Вендринерах — млекопитающих, теплокровных и живородящих, которые держат лимон во рту.

Не дай бог его узнает автогонщик Гафироне! Он, конечно, поставлен в известность о том, что таинственный солдат, арестовавший его, не кто иной, как Горчев: в таком случае друзья-опекуны его просто-напросто растерзают, как Аладар Вендринер или тем более Теодор Эмануэль в светлые дни своей юности, делясь по-братски, разрывали грациозную газель. Какое счастье, что он спрятан под тряпьем! А сейчас, когда вблизи не маячили Маэстро и Лингстрем, бандиты даже снизошли до разговора с ним.

— Ну ты, кукленок сахарный, небось до сих пор очухаться не можешь!

— Что это за машина? — глухо вопросил он из-под одеяла, как дух земли в драме.

— Маэстро купил у Гагенбека, — пояснил Приватный Алекс. — С первоклассным снаряжением для отлова зверей.

— Вы умеете ловить хищников?

— Я лично нет, — засмеялся Алекс, — но Другич наверняка где-то обучался этому делу: в оазисе Амба он отловил целого жареного поросенка.

— И кто такой Вендринер?

— Здесь все Вендринеры. Вендринер был первым укротителем у Гагенбека и дал любимым хищникам свою фамилию. Льва он даже наградил собственным звучным именем — Аладар.

— Льва?

— Он старый, бедняга. Ни дать ни взять живой коврик у кровати.

— Куда вы меня тащите? — раздался жалобный голос, очевидно, Гафироне.

— Вы поведете «альфа-ромео», а я буду вас понукать. Увидите, какой рекорд нам удастся поставить на пару, хотя бы и ценой вашей жизни.

— Это противозаконные действия! Живого человека не запирают в клетку.

— Но простите, месье, — расшаркался Железная Нога. — Стоит вам слово сказать, и мы вас с удовольствием пристукнем. Так что из-за этого пусть не портится ваше самочувствие.

— Вам наплевать, что мне здесь скучно?

— Может, привесить вам беличье колесо, или, может, вы предпочитаете птичье корытце? Тью, тью… гадкая, Розетточка… тью-тью…

— Уберите к черту этот ваш железный прут!

Лев не раз обнюхивал тряпье, под которым лежал Горчев, словно чувствовал инстинктивно, что у этого человека есть сердце и этот человек его поймет. Старым, утомленным и кротким стал циркач Вендринер — он пугался каждого толчка на дороге и начинал икать.

Под вечер гонщик заснул у себя в клетке, и Горчев смог наконец подняться. Фургон стоял в песках пустыни. Бандиты вышли размять ноги.

— Они на маленькой машине уехали вперед и будут ждать нас у мертвого города недалеко от Абу-дира.

— И как же вы собираетесь поймать их?

— Сетью, парень, сетью. Удивлен? Башка у Маэстро… прямо гениальная!

И Горчев про себя согласился. С тяжелым чувством созерцал он пустыню, где на желто-розовую волнистую поверхность песка ложились бледные отсветы вечернего неба. Опять восторжествует зло. Генерал де Бертэн — храбрый и умный воин, но против гангстеров и аферистов бессилен. Те вольны действовать как угодно, а он — джентльмен и останется джентльменом. И это большой недостаток в данном случае.

Вдали показались яркие точки, постепенно приближающиеся к костру… Протяжно выли шакалы, гиены и прочие Вендринеры…

— Гонщику тебя видеть тоже ни к чему, — решил Приватный Алекс. — Будем тебя прятать от него.

— Может, лучше гонщика закрыть? — предложил Иван.

— Точно, — согласился Рыбец, пошел в фургон и навесил покрывало на клетку Розетты Вендринер.

Гафироне крепко спал и улыбался. Наверняка ему снились изящные, длинные, розовые ногти.

— Чего ради вы все-таки работаете на Маэстро? — спросил Иван.

— Глупый вопрос. За монету, конечно. Если удастся сплавить Дизару золото, каждый из нас получит по пятьдесят тысяч.

— А если не удастся?

— Тогда пятьдесят франков за день.

Вблизи показались фары, но это была не машина Маэстро, а грузовики легионеров.

За ними с легким гудением, бросая мощную полосу света, проследовало четырнадцатикаратовое авто.

Аннет! Он увидел ее за рулем. Стоило протянуть руку, и Горчев коснулся бы ее.

Какая бледная, как печально смотрит перед собой! Что с ней такое? Больна?

Разве мог Горчев представить, что девушка скорбит о нем?..

4

Могучий грузовой фургон пожирал километры, часы и дни. Примечательное само по себе и примечательно снаряженное общество собралось в фургоне.

Горчев чувствовал, что его дерзкое и головоломное предприятие на полной скорости этого автоколосса приближается к решающему повороту. Все проблемы висели в воздухе, воля схлестнулась с волей, финал был неизбежен. Пошел последний раунд ожесточенной борьбы, когда ни одна сторона не дает пощады и не ждет ее для себя, ибо на карту поставлено все. Горчев чувствовал, что история золотого автомобиля близится к роковому концу, к схватке не на жизнь, а на смерть, но он и не подозревал, какой сюрприз с невероятной скоростью подкинет ему судьба.

Первые два дня протекли относительно спокойно. Прямо-таки увеселительная экскурсия, если бы не беспрерывное нытье Гафироне, который так и пребывал в завешенной клетке. Горчев находился в фургоне один — бандиты в ближайшем оазисе держали совет с Маэстро и Лингстремом. Первым делом он дал льву напиться; Вендринер лизнул ему руку и дружелюбным кивком поблагодарил за внимание.

Горчев тоже очень подружился со старым артистом; своим грустным взглядом и широким носом тот невольно напоминал ему господина Ванека. А Горчев, по всей вероятности, напоминал льву клоуна-эксцентрика из Теплип-Шенау. То было поэтическое время его скитальческой жизни, когда зверский аппетит и мощные челюсти не страшились любой порции конины; в день своего бенефиса клоун-эксцентрик купил для Аладара Вендринера целую лошадь, и лев запомнил своего благодетеля навечно. И теперь он чуть не прослезился, когда Горчев поставил перед ним свежую воду.

Какой чуткий артист! Ибо в понятии господина Вендринера все живые существа делились на две большие группы: цирковых артистов и… билетеров.

— Знаете, господин Вендринер, по-моему, ваш контракт с этим циркомпродлится недолго.

Господин Вендринер печально замотал головой, что, скорей всего, означало: «Кому вы это говорите?»

Около семи под брезентом проснулся Гафироне.

— Алло, — закричал он. — Зачем вы прикрыли мою клетку? И кроме того, я хочу есть.

— Автогонщика в клетке кормить запрещается, — ответил Горчев глухим, измененным голосом.

— Кто это говорит?

— Лев.

— Бросьте шутить. Как вас зовут?

— Аладар Вендринер, цирковой артист и хищник. Уж раз вы попали в клетку, должны понимать язык зверей-Давайте побеседуем.

— Вы не можете убрать эту дурацкую занавеску?

— Угадали. Не могу.

Послышался тонкий скрежет маникюрной пилочки.

— Вы и в темноте умудряетесь ухаживать за ногтями? — поразился Горчев.

— Конечно. Тренировка делает мастера. А кто это со мной разговаривает?

— Теодор Вендринер — жареный поросенок из Бенгалии, хотя, по-моему, жареному поросенку родина безразлична.

— Оставьте глупые шутки! Кто вы, почему вас завезли сюда?

— Сами должны понимать, — ответил Иван и пододвинул льву миску с водой.

Лев шевельнул хвостом и благодарно поморгал красными от бессонницы глазами.

— Одним словом, разумного ответа от вас не дождешься! — автогонщик звякнул ножницами.

— Господин Гафироне, я хочу вам дать совет: исчезните и побыстрей с дорожки, которая ведет вас к пожизненному заключению.

— Как это понимать?

— Во всяком случае столько дают за шпионаж, если, правда, вам не повезет с виселицей.

— Послушайте, месье, так даже в шутку не говорят.

— Я хочу довести до вашего сведения, что в одной из клеток хранятся важнейшие военные секреты, и ваша задача — вывезти их на «альфа-ромео» за пределы страны.

— Господи, сохрани и помилуй! Кто вы такой?

— Розетта Вендринер — пятнистая гиена.

— Оставьте, наконец, ваши насмешки!

— А вы, господин Гафироне, оставьте в покое мое инкогнито и послушайтесь доброго совета. С вашей помощью хотят передать иностранным агентам секретные телеграфные коды, касающиеся сосредоточения войск на колониальных аэродромах.

— Я так и чуял недоброе! Но что же мне делать?

— В нужный момент я освобожу вас, и вы с максимальной скоростью помчитесь на этом фургоне к северу.

— Все сделаю с радостью, только освободите меня! Но ответьте все-таки, кто вы?

Только не вздумайте сказать, что вы — Герман Вендринер, беркут, иначе мне трудно будет воздержаться от грубостей.

— Почему я не могу быть гордым повелителем облаков по кличке Герман?

— Не можете, потому что беркут теперь я, — торжествующе воскликнул гонщик. — Сегодня утром по моей просьбе на моей клетке сменили унизительную табличку.