Глава 6

Когда Жанна была маленькой и хотела увидеть свою мать, ей обычно говорили, что Элен плохо себя чувствует.

Для маленькой Жанны будущее представлялось чем-то неопределенным, зыбким и ненадежным. «Завтра твоя мама будет чувствовать себя намного лучше. Завтра она посидит на солнышке. Завтра, малышка, она позавтракает с тобой. Ну разве это не замечательно?»

Завтра так и не наступило. Зато пришел день, когда на двери появились траурные ленты, а слуги надели черные нарукавные повязки. Вместе с отцом она проследовала за священником в часовню и молча смотрела, как отперли чугунную решетку склепа. Внутри стоял гроб красного дерева, где лежала ее красивая мамочка, но Жанна не плакала. Как сказали ей отец и Жюстина, нельзя проливать слезы даже в самые печальные дни. Она должна стоять гордо и прямо, потому что она дю Маршан. Выплакавшись ночью в подушку, утром она промыла глаза холодной водой, чтобы ее горничная не донесла Жюстине о ее слабости.

Возможно, из-за своих детских воспоминаний Жанна придавала большое значение утренним визитам Дэвиса к матери. Когда завтрак закончился, она встала, поблагодарила Хартли и протянула руку своему подопечному:

— Мы должны навестить твою матушку, Дэвис, перед началом уроков.

Мальчик кивнул. Темно-русый, с карими глазами, он был послушным ребенком, ничем не примечательным как внешне, так и по характеру. Он не блистал способностями, но и не был тупым. Всю последующую жизнь его, возможно, будут называть посредственностью, но это безопаснее, чем прослыть упрямым, необузданным и порочным.

Дэвис напоминал Жанне ее саму. Не внешностью или темпераментом, а одиночеством. Он обожал свою мать, как Жанна обожала свою, и обе женщины страдали от болезни. В обоих случаях причина была одна и та же: осложнение после родов.

Они вышли из столовой и направились на второй этаж.

Остановившись перед комнатой его матери, Жанна кивнула Дэвису, и он тихонько постучал. Спустя мгновение дверь приоткрылась, и показалась Барбара, компаньонка и сиделка миссис Хартли.

— Как вы полагаете, миссис Хартли в состоянии поздороваться с Дэвисом? — спросила Жанна.

— У хозяйки была хорошая ночь, — кивнула Барбара, отступив в сторону.

Войдя в комнату, Жанна помедлила, чтобы привыкнуть к царившему там полумраку. Миссис Хартли еще не оправилась после родов второго ребенка, сына, появившегося месяц назад. Младенец прекрасно себя чувствовал, окруженный заботами кормилицы и няньки. Если миссис Хартли и навещала свое дитя, Жанна об этом не знала.

Пропустив Дэвиса вперед, Жанна подвела его к кровати. Она не винила мальчика за робость. Комната была роскошной до крайности, с парчовым пологом и картинами фламандских мастеров на стенах. От смешения бургундского, изумрудного, золотого и сапфирового цветов рябило в глазах.

— Доброе утро. Мама, — тихо произнес Дэвис. Жанна успокаивающе сжала его руку и подтолкнула вперед. Мальчик посмотрел на нее, словно набираясь мужества, прежде чем отпустить руку гувернантки и шагнуть к кровати. Он отодвинул занавеску и улыбнулся. — Сегодня тебе лучше?

Голос, отозвавшийся из темноты, прозвучал на удивление бодро.

— Кажется, да. Я смогла съесть завтрак. Говорят, это хороший признак.

— Ты ела тосты с джемом, мама? Я ел. Кухарка обрезала для меня все корочки.

— Правда? — Алтея Хартли выглянула из-за полога.

Жанна в очередной раз поразилась ее красоте. Алтея была изящной блондинкой, казавшейся слишком хрупкой, отчасти из-за своей молодости, а отчасти из-за трех беременностей за последние три года.

— Твоя гувернантка поведет тебя сегодня на прогулку, котик? — спросила она, бросив на Жанну взгляд, в котором сквозило легкое замешательство.

Несмотря на то что миссис Хартли знала ее тетку, она никак не могла запомнить ее имя, что Жанну вполне устраивало. Чем больше о ней знают, тем она уязвимее. Ей не требовалось особых усилий, чтобы держаться на расстоянии от всех домочадцев, поскольку она была гувернанткой, а не членом семьи и не прислугой.

— Только после уроков, мама.

Алтея отодвинула занавеску и уставилась на Жанну.

— Вы из Франции, не так ли?

Жанна кивнула.

— Такие зверства. — Алтея взглянула на сына, не решаясь продолжить, и ограничилась тем, что покачала головой.

Жанна молчала. Что она могла сказать? Да, во имя свободы во Франции творились чудовищные вещи. Люди, притесняемые веками, восстали, сбросили цепи и стали хозяевами. Она знала, что такое жажда свободы. И все же французские аристократы использовали власть с большей осмотрительностью, чем восставший народ. Толпа не отличалась сантиментами.

Ей не хотелось говорить о том, что она видела, а тем более испытала. Воспоминаниям она предавалась ночами, и ей было жаль себя.

Жанна положила руку на голову Дэвиса.

— Скажи до свидания маме, — подсказала Жанна. — Сегодня мы погуляем в саду.

«Где твоя мама сможет увидеть тебя и, возможно, соблазнится прогулкой на солнце». Эта мысль осталась невысказанной — гувернантка не вправе давать советы хозяйке. Но она встретилась взглядом с Барбарой, и та кивнула.

— Это будет замечательно, — сказала Алтея, опускаясь на подушку. — Вас не затруднит, если я дам вам кое-какие поручения? — Она улыбнулась своей компаньонке. — Мне так не хватает Барбары, когда она отлучается по делам.

— Конечно, мадам, — отозвалась Жанна, присев в реверансе. Какая ирония судьбы! Когда-то она превосходила свою хозяйку по положению, обедала с королем и играла в садах Версаля. Но эти дни канули в вечность.

— Барбара скажет вам, что нужно сделать. — Голос Алтеи затих, видимо, она была еще слишком слаба.

Жанна взяла Дэвиса за руку и отошла от постели, надеясь, что Алтея Хартли скоро поправится, если не ради Себя, то хотя бы ради своего сына.

Дуглас вышел из дома и направился к карете, наслаждаясь великолепной погодой. Сквер посередине площади расцвел, и его украсили алые, розовые и желтые соцветия, покачивающиеся на утреннем ветерке. Свежий воздух бодрил, но солнце ярко светило, и день обещал быть теплым.

Зима в Эдинбурге была сырой и холодной. Последние два месяца шли дожди, и жители города с нетерпением ожидали прихода весны. Похоже, их мечты наконец-то осуществились.

Дуглас улыбнулся, чувствуя, как проблемы и заботы отступают перед погожим днем. Скоро можно будет заняться садом для Маргарет. Незадолго до этого он приобрел кусок земли к западу от дома, а неделю назад закончил работу над планами и передал их сыну человека, который творил чудеса в Гилмуре. Эфраим окружил крепость живыми изгородями, смягчив суровый облик наследственного владения Макреев, и разбил парк там, где некогда высилась английская крепость. Если повезет, его сын, Малкольм, создаст что-нибудь столь же чудесное здесь, в Эдинбурге.

Дуглас взглянул на Эдинбургский замок. Даже освещенный солнечными лучами, он, казалось, излучал мрачную ауру. В отличие от него площадь производила впечатление безмятежности и покоя, лишь изредка нарушавшееся проезжими экипажами, но буквально в квартале отсюда кипела бурная деятельность. Дуглас не переставал удивляться разнообразию Эдинбурга и его переменчивой атмосфере.

Его жизнь отличалась от жизни братьев. Каждый из них, от Алисдера до Хэмиша, был хозяином в собственной области. Что же до Дугласа, то он владел домами в Лите, кораблями и бесчисленными грузовыми повозками с надписью «Братья Макрей».

Ночью он не сомкнул глаз, однако не испытывал усталости. Распрощавшись час назад со своим гостем, Дуглас немного приободрился. Алан Мэннинг согласился выделить человека, который наблюдал бы за резиденцией Хартли и держал его в курсе происходящих там событий.

Забравшись в карету, он кивнул Стивенсу, и экипаж тронулся, направляясь в Лит, морской порт Эдинбурга.

Дуглас рассеянно смотрел в окно, размышляя о первоочередных задачах, когда увидел Жанну.

Она снова была со своим подопечным, с радостным видом шагавшим рядом с ней. Щурясь на солнце, Жанна просматривала список, который держала в руке.

Дуглас постучал по крыше кареты. В окошке, расположенном в передней стенке экипажа, появилось лицо кучера.

— Да, сэр? — спросил он.

— Остановись на углу и жди.

Стивене закрыл окошко и свернул к тротуару. Дуглас откинулся на сиденье и слегка опустил шторку, чтобы незаметно наблюдать за улицей.

Последние несколько часов он пытался примирить свои воспоминания о графской дочери с образом гувернантки. В юности Жанна была чужда условностям, бросая вызов многочисленным запретам, к немалому восторгу Дугласа. Он и сам был не прочь нарушить внушенные с детства представления. Они были необузданны, упрямы и слишком влюблены, чтобы понимать всю глупость своих попыток изменить общественные устои, казавшиеся им чересчур строгими.

Единственное, чего им удалось добиться, — так это повергнуть собственную жизнь в хаос.

Дуглас тряхнул головой, отгоняя мысли о Франции.

Слишком много произошло с тех пор, чтобы предаваться воспоминаниям, особенно нежным. Он выпрямился, наблюдая за Жанной и поражаясь, как зло может выглядеть столь прекрасным.

Глава 7

Жанна взяла Дэвиса за руку, и они пересекли улицу, направляясь к магазинам.

— Куда мы идем, мисс? — спросил мальчик.

Жанна сверилась со списком и перечислила данные им поручения.

— Нужно зайти в лавку зеленщика купить овощи для кухарки, затем к сапожнику за обувью твоего отца и к модистке для Барбары. Потом мы поищем лавку, где чинят столовое серебро.

Как только прислуга узнала, что Жанну посылают по делам, ей добавили еще несколько поручений. Она не возражала. Погода была прекрасной, и Жанна радовалась возможности отвлечься от мыслей о предстоящем разговоре с Хартли.

Дэвис кивнул, сосредоточившись на узоре из кирпичей у него под ногами. Он был послушным ребенком, даже слишком послушным. Старший из трех братьев, он тем не менее никогда не проявлял инициативы. Жанна искренне надеялась, что с возрастом это пройдет.

Она решила начать с лавки зеленщика. Убедившись, что не забыла захватить серебро, лежавшее на дне корзинки, Жанна снова взяла Дэвиса за руку.

Весенний Эдинбург был поистине чудесным местом.

Повсюду кипела жизнь: уличные продавцы расхваливали свои товары, по мостовым проносились кареты, отовсюду доносились голоса. С холмов дул свежий ветер, напоенный благоуханием, напоминавшим Жанне о цветочных рынках в Париже. Повсюду пестрели цветы, свидетельствуя о том, что наступила весна.

Кинг-стрит была запружена черными лакированными каретами, породистыми лошадьми и хорошо одетыми пешеходами. Жанна кивала мужчинам, приподнимавшим в знак приветствия шляпы, наслаждаясь кратковременной иллюзией, что она совсем другой человек. За те недолгие минуты, пока она шагала по Кинг-стрит, она вообразила себя состоятельной дамой, прогуливающейся со своим ребенком.

И кто же ее муж? Она прогнала мысль о Дугласе, но та вернулась.

Почему Дуглас решил поселиться в Эдинбурге? Как он живет? Куда отправился, покинув Париж? Сложилась ли его жизнь так, как он мечтал в семнадцать лет? Вопросы, на которые она не знала ответов.

Найти лавку ювелира оказалось совсем несложно благодаря нарядному фасаду, увенчанному деревянной вывеской с двумя переплетенными кольцами. На застекленных окнах была выгравирована надпись: «Чарлз Толбот, ювелир».

На звук колокольчика, звякнувшего, когда они вошли внутрь, из-за занавески появился мужчина. Его русые волосы были взлохмачены, словно он имел привычку ерошить их пальцами. Он поспешно натянул камзол, что выглядело довольно нелепо, учитывая, что он не снял красный фартук.

Проследив за ее взглядом, мужчина улыбнулся.

— Прошу прощения, — сказал он, — но мой подмастерье отлучился, иначе он встретил бы вас.

— У меня поручение от Хартли, — сообщила Жанна, вытаскивая серебро из корзинки. — Мне сказали; что эти предметы нужно починить. Вы могли бы это сделать?

Ювелир взял столовые приборы и внимательно осмотрел.

— Да, — сказал он. — Когда вы хотели бы получить их?

— Трех дней хватит?

Он кивнул и снова улыбнулся, но Жанна заметила, что его глаза не изменили настороженного выражения, словно он был по натуре недоверчив, даже по отношению к своим клиентам.

— Я доставлю их вам, — пообещал он.

Она оставила ему адрес Хартли, и спустя мгновение они с Дэвисом снова оказались на улице.

— А куда мы теперь пойдем, мисс? — спросил мальчик, когда дверь закрылась за ними, прощально звякнув колокольчиком.

Сверившись со списком, Жанна взглянула на Дэвиса.

— Здесь наверняка найдется местечко, где можно купить сладости, — сказала она. У нее осталось несколько монет от квартального жалованья, и она хотела вознаградить его за терпение, прежде чем вернуться домой.

— Правда? — взволнованно спросил Дэвис.

— Конечно, — улыбнулась Жанна, глядя на него сверху вниз. Неужели он будет тревожиться по любому поводу всю оставшуюся жизнь? Взъерошив пальцами его волосы, она ободряюще улыбнулась малышу.

— Очаровательная картина, — раздался голос Дугласа.

Жанна резко обернулась. Она думала о Дугласе с прошлого вечера, но сейчас отвлеклась, и он застал ее врасплох. Неужели в ее власти вызвать его силой своего желания? Если так, то лучше бы он исчез так же быстро, как появился. Ей ни к чему лишние неприятности.

Однако Дуглас не походил на человека, способного исчезнуть в любой момент.

Облаченный в элегантный костюм, с искусно повязанным галстуком, он был без шляпы, а в руке держал трость с золотым набалдашником.

Жанна помнила его юношей, учившимся в Сорбонне, с пытливым умом и живым взглядом голубых глаз.

Мужчина, стоявший перед ней, казался незнакомцем, но она не могла забыть время, когда безумно любила его.

Ей хотелось коснуться его изогнутых в полуулыбке губ, чтобы убедиться в его реальности. Может, это игра воображения? И ей только кажется, что он здесь? Но резь в глазах после бессонной ночи и ладошка Дэвиса в ее руке говорили о том, что это не сон, а явь.

— Мисс дю Маршан, — произнес он, слегка поклонившись.

— Мистер Макрей, — отозвалась Жанна, ограничившись кивком. Преднамеренная грубость, но, возможно, это ускорит его уход.

В своей крохотной келье она часто думала о Дугласе, вспоминала тепло его губ, слышала его голос во сне и просыпалась по утрам с ощущением, что он держит ее руку в ладони. Ее жизнь была бы легче, не тоскуй она по Дугласу, однако Жанна не допускала и мысли о том, чтобы изгнать его из памяти.

Ведь это было единственное, что у нее осталось.

И сейчас он стоял перед ней, улыбаясь своей неотразимой улыбкой, нежной и в то же время вызывающей.

Слегка прищуренные глаза придавали ему несколько сонное выражение, и даже в этот ранний час на его квадратной челюсти проступила щетина.

Жанна была страстной девушкой, очарованной его телом.

— Мне ужасно нравится, как ты выглядишь обнаженным, — сказала она однажды, хихикнув.

Он перекатился на живот, так что она оказалась под ним, и запустил пальцы в ее локоны. После их свиданий ей приходилось тратить много времени, чтобы привести прическу в порядок, потому что Дуглас всегда настаивал на том, чтобы она распускала волосы.

— Правда? Что же именно ты находишь таким привлекательным?.

— Твои плечи, — сказала Жанна, зная, что удивит его своим ответом. Она обвела кончиком пальца контуры его плеча. — Они такие широкие, — тихо произнесла она. — Глядя на тебя, не скажешь, что ты можешь быть настолько нежным и милым.

— Милым? — Он чмокнул ее в кончик носа. — Разве это слово применимо к мужчине?

— Лишь в том случае, если он приносит мне по цветку за каждый день, который мы не виделись, — серьезно отозвалась Жанна. — Или хочет знать содержание моих снов.

И дарит мне стихи.

Дуглас покраснел, смущенный ее словами.

— А что еще тебе нравится во мне? — поинтересовался он.

— Твоя грудь, — сказала она, распластав ладонь на гладкой поверхности его груди. Порой она забывала, насколько он был крупным. Возможно, из-за деликатности, с которой Дуглас обращался с ней. Ни разу, когда они занимались любовью, он не проявил грубости или нетерпения. В своей наивности она решила, что совокупления всегда осуществляются с нежностью.

— Прекрасная погода, не правда ли, мисс дю Маршан? — произнес он, прервав ее размышления.

Он вел себя так, словно они никогда не были знакомы, словно не было тех месяцев, когда они любили друг друга и она пожертвовала ради него всем, что имела. Словно ее жизнь не кончилась, когда он покинул ее.

— Пожалуй, — согласилась Жанна, не уступая ему в притворстве. А может, и превосходя, ибо она совершенствовала свое искусство на протяжении девяти лет.

— Непохоже, что пойдет дождь.

— Да, — коротко отозвалась Жанна, желая, чтобы он ушел.

Они посвятили друг друга в свои самые сокровенные секреты. В ее объятиях он содрогался от страсти. Она плакала на его плече, горюя о матери, чего никогда не позволяла себе прежде. Они смеялись до упаду и, ослабев от смеха, поддерживали друг друга, чтобы устоять на ногах.

— У вас найдется свободная минутка?

— К сожалению, нет. — Хотя ее голос звучал спокойно, Жанна с удивлением обнаружила, что едва сдерживает дрожь. Видимо, сказывается усталость, страх здесь ни причем.

Дуглас шагнул вперед, оказавшись совсем рядом. Со стороны они выглядели как добрые знакомые, которые случайно встретились и обсуждают повседневные дела — все, что угодно, лишь бы не молчать и не дать воли мучительным воспоминаниям.

В Париже, встречаясь с ней, Дуглас приподнимал ее подбородок и нежно целовал в губы, а Жанна, привстав на цыпочки, обвивала его шею руками в восторге, что видит его. Долгие минуты они просто стояли, глядя друг на друга, в тенистом великолепии сада, счастливые, что разлука наконец закончилась и они снова вместе.

Жанна решительно пресекла эти мысли. Одной рукой она теребила медальон на шее, за другую держался Дэвис.

— Я должна идти, — сказала она, надеясь, что ее голос звучит не так сдавленно, как ей кажется. — Нам нужно выполнить кое-какие поручения.

Дуглас непринужденно улыбнулся, но Жанна была не в силах выдавить улыбку. Они не виделись десять лет. Боже, прошла целая жизнь, а он ведет себя так, словно они едва знакомы!

Дуглас нагнулся к Дэвису.

— Сбегай к моему кучеру и попроси открыть секретную дверцу. Там найдутся для тебя леденцы, — сказал он, имея в виду белые карамельки, которые изготовлялись вручную из очищенной патоки, и указал на свою карету, стоявшую на углу.

Мальчик взглянул на Жанну, спрашивая разрешения.

Она кивнула и проводила его взглядом, когда он помчался к экипажу, борясь с желанием позвать его назад.

— Вы всегда держите конфеты в карете? — поинтересовалась она.

— Да, — сказал он. — Моя дочь их обожает. , Боль, пронзившая Жанну, была столь же неожиданной, как и его слова.

— У вас есть дочь?

Она так напряглась, что боялась сломаться от порыва ветра. Итак, Дуглас женился. Похоже, его жизнь продолжалась все эти годы. Жанна поблагодарила провидение за вспышку гнева, ибо это было лучше, чем предаваться жалости к себе.

— Да.

Жанна поправила корзинку, висевшую у нее на руке, и ослепительно улыбнулась.

— Спасибо за вашу доброту к Дэвису, — сказала она, — но мы должны закончить свои дела.

Она сделала шаг в сторону, но Дуглас коснулся ее руки.

Чуть ниже манжета и выше края перчатки, там, где виднелась полоска обнаженной кожи. Прикосновение так потрясло Жанну, что она остановилась, уставившись на его пальцы.

— Прошу вас, — сказала она, задохнувшись, — уберите руку.

«Пожалуйста, уходи. Садись в свою нарядную карету и возвращайся к своей жене. К своему ребенку. Оставь меня, прежде чем я позволю себе расплакаться в твоем присутствии. Или люби меня так, как любил когда-то».

Жанна подняла глаза.

— Прошу вас, — повторила она, поражаясь, что ее голос звучит бесстрастно.

— Извините. — Дуглас убрал руку. — Кажется, я был чересчур навязчив. Ведь я не Хартли, не так ли?

— Что вы имеете в виду?

Она потерла место, которого он только что касался.

Кожа все еще казалась теплой. Жест не ускользнул от Дугласа. Он иронически улыбнулся.

— Извините, — снова сказал он. — Я всего лишь Хотел предложить вам решение вашей проблемы.

— Какой проблемы, мистер Макрей? — спросила Жанна и тут же прокляла свое любопытство.

— Ваш работодатель строит относительно вас планы, не имеющие отношения к заботе о его детях.

— Что вы имеете в виду?

После минутного колебания Дуглас ответил:

— Если вы еще не стали его любовницей, мисс дю Маршан, то скоро станете.

— Откуда вы это знаете? — осведомилась она, пораженная не только тем, что Дуглас в курсе намерений Хартли, но и тем, что он счел нужным заговорить о них. Очевидно, нетерпеливый и дерзкий юноша, которого она знала, еще не совсем исчез.

— Из хвастливых откровений Хартли.

Шокированная, Жанна не сразу нашлась что сказать.

Впрочем, в монастыре ее излечили от этой привычки. Разговоры не просто ограничивались, они запрещались. Жанна научилась держать свои мысли при себе, но не утратила способности вести разговор.

Она взглянула на Дэвиса, который болтал с кучером, набив рот конфетами.

— Мне удалось бежать из Франции без чьей-либо помощи, мистер Макрей, — проговорила она наконец, стараясь не углубляться в воспоминания. — Я в состоянии дать отпор подобным предложениям.

— А если этого окажется недостаточно?

— Тогда придется смириться.

Лицо Дугласа вдруг словно закрылось, голубые глаза приняли непроницаемое выражение. Как ловко он научился скрывать свои мысли! Почти так же, как она.