— Постарайся запомнить, Мэгги, — ласково говорил Дуглас, — что ночные кошмары не могут причинить тебе вреда.
Девочка с восторгом смотрела на отца, словно он был для нее центром вселенной.
— Но он гонится за мной, и мне приходится убегать.
Почему?
— Не знаю, — сказал Дуглас, улыбнувшись. — Кошмары не имеют смысла. Когда я был маленьким, мне снился бык. Он перепрыгивал через изгородь и несся за мной прямо в гостиную моей матушки.
— Бык? Но это же глупо, папа. Бык не может войти в дом.
— И волк тоже.
— Да, но у него такие большие зубы, — настаивала девочка.
— Его здесь нет. Хочешь, проверю?
Маргарет нерешительно улыбнулась:
— Да, пожалуйста.
Дуглас устроил целый спектакль, заглядывая под кровать и в шкаф. Он заметил Жанну, но ничего не сделал, чтобы привлечь внимание Маргарет к ее присутствию.
— Никакого волка нет, Мэгги.
Кивнув, девочка скользнула под одеяло.
— Ты не мог бы остаться, пока я не засну?
— Конечно, — отозвался Дуглас. — А потом, если хочешь, с тобой побудет Бетти.
В этот момент Маргарет бросила взгляд в сторону двери, и Жанна чуть не ахнула вслух. Она никогда не видела таких красивых глаз. Голубые, как у Дугласа, они были намного светлее, чем у отца, что в сочетании с бледной кожей и черными локонами делало ее похожей на сказочную принцессу. На портрете она выглядела иначе. Впрочем, едва ли нашелся бы художник, способный запечатлеть красоту ребенка.
— Кто это, папа?
Дуглас взглянул на Жанну.
— Твоя гувернантка, Маргарет. Мисс дю Маршан.
Жанна не знала, стоит ли ей войти в комнату. Маргарет сама положила конец ее колебаниям, выскользнув из постели.
Распахнув дверь настежь, она присела в реверансе:
— Как поживаете, мисс дю Маршан? Меня зовут Маргарет Макрей. Вы действительно моя гувернантка?
Жанна переглянулась с Дугласом.
— Да, — сказала она.
— У меня никогда раньше не было гувернантки. Папа говорит, это потому, что я была слишком маленькая. Но я умею читать. Правда, я учусь сама, а это не правильно.
Пораженная, Жанна улыбнулась:
— Пожалуй.
— Вы знаете латынь?
— В общих чертах, — призналась Жанна.
— Я бы очень хотела изучить латынь. И географию.
Понимаете, я наследница и должна узнать как можно больше, прежде чем стану богатой.
— Потерпи до завтра, Маргарет, — вмешался Дуглас. — У тебя еще будет возможность оценить свою гувернантку. — Он похлопал по матрасу, и девочка без лишних слов забралась в постель.
Дуглас нагнулся и поцеловал дочь в лоб. Она доверчиво улыбнулась, глубже зарывшись под одеяло. Сердце Жанны болезненно сжалось.
— А теперь спи, малышка.
— Ты сказал, что посидишь со мной.
— Конечно, но вначале мне нужно кое-что сделать. Я скоро вернусь.
— Она очень умна, — заметила Жанна, когда они оказались в ее комнате».
— Вся в мать, — уронил Дуглас.
Гордость удержала Жанну от вопросов об этой безымянной и безликой женщине.
— Я не хотела мешать, — сказала она., — Просто не могла заснуть.
— Совесть замучила? — поинтересовался он, не отрывая от ее лица пристального взгляда.
— Возможно, — сказала она. — Или воспоминания.
Дуглас только улыбнулся, никак не отреагировав на эту реплику.
— Моя невестка рекомендует китайский чай в качестве средства от бессонницы. Приготовить немного для тебя? — Не успела она сказать, что не хочет, чтобы из-за нее беспокоили слуг, как он добавил:
— Я и сам собирался выпить чаю.
— Ну, если это никого не затруднит.
— Ничуть, — сказал Дуглас.
Какая изысканная вежливость! Жанна последовала за ним к лестнице и помедлила, глядя, как он спускается вниз. Темно-голубой цвет халата подчеркивал голубизну его глаз, наводя на мысль, что ткань выбирала женщина.
— Ты больше не должен приходить ко мне в комнату, — сказала Жанна. Она не собиралась говорить это вот так, на ходу, но рано или поздно придется расставить точки над i.
Дуглас оглянулся через плечо:
— Почему? — И, не дожидаясь ответа, двинулся дальше.
Раздосадованная, она уставилась ему в спину:
— Потому что твоя дочь в доме. Неужели ты думаешь, что я буду твоей любовницей и ее гувернанткой одновременно?
Дуглас не ответил.
Остановившись внизу, он подождал, пока она спустится. Жанна помедлила на нижней ступеньке, не желая, чтобы он возвышался над ней. Дуглас с улыбкой наблюдал, как она плотнее запахнула халат и туго завязала пояс, словно тонкий материал мог служить преградой для его желаний и ее потребностей.
В тишине звуки разносились далеко, и Жанна перешла на шепот.
— Ты не должен приходить ко мне в комнату. — Даже ее слух уловил в этих словах тоскливые нотки, возможно, потому, что Дуглас положил ладонь ей на талию и скользнул вверх, к ее горлу.
За последние несколько часов они любили друг друга дважды. Но хватило одного прикосновения, чтобы ее тело снова пришло в готовность.
— Ты действительно этого хочешь, Жанна?
— Да, — ответила она, досадуя, что ее голос звучит недостаточно твердо.
— Значит, так тому и быть, — небрежно уронил он. — Я не приду в твою комнату без твоего приглашения.
Жанна предпочла бы, чтобы он не был таким красивым и таким обаятельным без всяких усилий с его стороны. Сейчас Дуглас напоминал ей юношу, которого она знала когда-то, дерзкого, бесшабашного, необузданного.
— Пожалуйста, — сказала она, не совсем уверенная, о чем просит. Дуглас, очевидно, почувствовал ее смятение.
В его глазах мелькнуло сочувствие, словно он знал, как она беззащитна перед ним, и ему было жаль ее.
Протянув руку, он подождал, пока она вложит в нее свою ладонь, и зашагал по темным коридорам, увлекая ее за собой. В особняке Хартли ночью всегда дежурил лакей на тот случай, если кому-нибудь из членов семьи что-то понадобится. У Дугласа все слуги удалялись на ночь на третий этаж, где располагались их комнаты.
Войдя в кухню, Дуглас закрыл за ними дверь и направился к буфету за свечами. Он зажег одну, воспользовавшись тлеющими углями и жгутом из скрученной бумаги, хранившимся в ящичке рядом с плитой. Прежде чем вернуть чугунную крышку на место, он раздул пламя. Затем наполнил небольшой чайник и поставил на огонь.
Расположившись в конце стола на своем обычном месте, которое она занимала, обедая с прислугой, Жанна с любопытством наблюдала за его уверенными действиями.
— Ты неплохо ориентируешься в кухне, — отметила она не без удивления.
— Я не требую от слуг, чтобы они выполняли все мои капризы, — отозвался он, смягчив свои слова улыбкой.
— Ты и готовить умеешь?
— Простые блюда. — Дуглас поставил на поднос две чашки с блюдцами и вышел из кухни. Чуть погодя он вернулся, неся графин, который она видела в библиотеке. Вытащив хрустальную пробку, он плеснул понемногу янтарной жидкости в каждую чашку.
— Я никогда не пила виски, — призналась Жанна.
— Это поможет тебе заснуть.
— Надеюсь, ты не потчуешь Маргарет этим лекарством?
Дуглас покачал головой, очевидно, не сообразив, что она шутит.
— У нее часто бывают кошмары?
— Довольно часто, — отозвался он. Тон его изменился, словно он не хотел отвечать на вопросы о своей дочери. Столь явное желание защитить Маргарет поразило Жанну и вызвало зависть, заставившую ее устыдиться.
С чего бы ей завидовать ребенку? Или это нечто другое? Может, она завидует ее матери, той безымянной и обожаемой женщине, которая подарила Дугласу ребенка и умерла?
Внезапно Жанна поняла, что не желает, чтобы эта давно умершая особа омрачала ее воспоминания о тех днях в Париже. Сомнения с новой силой нахлынули на нее.
Любил ли ее Дуглас? Может, он лгал, говоря о любви?
И все эти годы она обманывала себя, вообразив то, чего никогда не было?
— Расскажи мне о ее матери, — сказала она. Почему-то эта просьба так поразила Дугласа, что он обернулся и молча уставился на нее.
— Зачем тебе это знать? — осведомился он после долгой паузы.
— А что, есть нечто, чего мне не следует знать?
— Она была избалованной и своенравной. Временами очень жестокой, когда что-то шло вразрез с ее желаниями. Ты это хотела узнать?
Судя по выражению его глаз, эта женщина до сих пор обладала достаточной властью, чтобы вызывать в нем ярость, гнев и даже отвращение. Когда он говорил о ней, лицо его омрачилось, а в голосе появились жесткие нотки.
— И тем не менее ты любил ее.
Дуглас поднял поднос, сжав его так крепко, что побелели костяшки пальцев, и, подойдя к столу, опустил его на исцарапанную поверхность.
— Извини, — сказала Жанна, обескураженная его молчанием. — Мне не следовало этого говорить.
— У тебя удивительная способность находить мои самые чувствительные точки. Впрочем, так было всегда.
Ее бросило в жар, затем в холод, когда она осознала Значение этих слов.
— Я все гадала, когда же ты заговоришь об этом, Дуглас. — Потянувшись за одной из чашек, она заметила, что ее рука дрожит. — Или ты только что вспомнил меня?
— Я мог бы задать тебе тот же вопрос, — отозвался Дуглас, заняв место рядом с ней и наблюдая, как она разливает чай. Глядя на них со стороны, никто бы не догадался, что оба подошли к краю пропасти, что за беспечным тоном кроются вещи, столь же важные, сколь и опасные для обоих.
Сердце Жанны бешено колотилось, ей стало трудно дышать. И тем не менее она с невозмутимым видом разливала чай, изображая хозяйку. Чтобы сделать ситуацию совсем уж нелепой, не хватало только, чтобы в кухню вошел ее отец.
Мысль была настолько абсурдной, что Жанна ощутила внезапный приступ веселья. После стольких дней ожидания предстоящий разговор казался запоздалым и почти ненужным.
— Я никогда тебя не забывала, — тихо произнесла она. — Никогда.
— Даже в монастыре?
— Это было бы непросто, учитывая, что меня наказывали даже за мысли о тебе.
Он опешил.
— Видишь ли, я покаялась, — сказала она. — Наверное, я поступила опрометчиво, но однажды призналась монахиням, что видела тебя во сне. Они начали наказывать меня утром и вечером, чтобы мои сны оставались добродетельными.
Секунду Дуглас молчал. Когда он заговорил, его голос звучал тихо и нерешительно.
— И что же ты сделала?
Жанна рассмеялась, благодарная за вопрос и неожиданную вспышку веселья.
— А что я могла сделать? — Она вынесла все, потому что у нее не было выбора, как нет его и сейчас.
— Ты очень изменилась.
— Прошло девять лет. — Она пожала плечами; — Не мог же ты рассчитывать, что я останусь такой же, как раньше. Если уж на то пошло, ты тоже изменился.
— Я стал более циничным, — сказал Дуглас, не отрывая глаз от ее лица. Что он пытается разглядеть?
Разговор принимал опасный оборот. Жанне казалось, что она стоит на краю обрыва — одно неловкое движение, и она полетит в бездну. Она не желала ни в чем исповедоваться и вместе с тем хотела, чтобы он знал о ней все.
— Пей свой чай, — сказал Дуглас тем же тоном, каким разговаривал с Маргарет.
Жанна подняла на него удивленный взгляд. Похоже, Ночь откровений еще не наступила. Несколько успокоившись, она отпила сдобренный виски чай.
— Не слишком горячо?
— «Нет, в самый раз.
— Виски не очень крепкий?
— Нет, — ответила она.
— Ты не голодна?
— Нет, спасибо.
Молчание затянулось, но Жанна не испытывала неловкости. Они сидели в кухне почти как друзья или любовники, внезапно обнаружившие, что в прошлом их связывало нечто общее.
— Маргарет ждет. — Дуглас поднялся из-за стола и направился к двери. — Я обещал посидеть с ней, пока она не заснет.
— Ты очень хороший отец, — заметила Жанна, ничуть не удивившись. Она всегда считала, что на него можно положиться. Правда, он так и не приехал за ней. Но он не предаст своего ребенка.
Как она, Жанна, невольно предала свою дочь.
Она сидела в пустой кухне, прихлебывая чай, полная решимости не позволить печали испортить ей остаток ночи.
Глава 22
Не прошло и недели, как круг обязанностей Жанны в качестве гувернантки окончательно определился. Утро начиналось с уроков в небольшой комнатке наверху, затем они с Маргарет отправлялись на прогулку, за которой следовали занятия танцами, музыкой и рисованием.
В бальном зале, где они практиковались в танцах, даже в самое жаркое время дня царила относительная прохлада — как и в комнате, которую Дуглас предложил использовать для уроков рисования. Порой казалось, что весь дом отдан в распоряжение Жанны с единственной целью сделать дочь Дугласа счастливой.
Маргарет оказалась не по годам развитым ребенком.
Окружающий мир вызывал у нее живейший интерес, а каждый день воспринимался как приключение. Она обладала способностями к языкам и легко запоминала итальянские фразы, которым научила ее Жанна. Самым большим ее увлечением, однако, являлось рисование, и было очевидно, что девочка талантлива. Маргарет требовалось больше, чем могла предложить Жанна, и она решила обсудить этот вопрос с Дугласом.
Интерес Дугласа к жизни дочери поражал. Он следил за ее диетой, упражнениями и планом уроков. Именно он высказал пожелание, чтобы Маргарет изучала греческий.
— При условии, что ты согласишься преподавать его, — добавил он. — Или латынь, если хочешь.
— По-твоему, это может пригодиться ей в жизни?
— А ты считаешь, что учить нужно только тому, что приносит конкретную пользу? Насколько я помню из твоих рассказов, твое образование нельзя было назвать практичным.
— Для монастыря, во всяком случае. — вырвалось у Жанны, прежде чем она успела придержать язык. — Я научилась независимости ума и духа, Дуглас, и выросла в убеждении, что мир полон добра и справедливости. Это не принесло мне ничего, кроме разочарований.
— Если любопытство заведет ее туда, куда не следует, мудрость поможет ей не наделать глупостей.
— Ты считаешь, что образование не может быть бесполезным? — уточнила Жанна.
Дуглас улыбнулся:
— Хороший учитель просто обязан так думать.
Она не ожидала от него такой широты взглядов. Дуглас явно не страдал предрассудками и не испытывал предубеждения относительно женского пола. Он ни разу не выразил разочарования или недовольства, что его единственный ребенок — девочка. Вдобавок у Жанны сложилось отчетливое впечатление, что Дуглас нанял гувернантку исключительно для того, чтобы способствовать образованию Маргарет, а не для того, чтобы повлиять на ее личность.
В отличие от отца Жанны, который занимался ее образованием, чтобы продемонстрировать собственный вкус и эрудицию, Дуглас считал Маргарет совершенством, которое нужно беречь и пестовать.
Жанна не знала, какой окажется дочь Дугласа, но не ожидала такой ярко выраженной индивидуальности. Маргарет отличалась от Дэвиса, как бабочка от камня. Девочка оказалась на редкость сообразительной и все схватывала буквально на лету.
Сегодня они изучали историю империи — предмет, столь же новый для Жанны, как и для Маргарет. Ни одна из них не испытывала особого интереса к этой теме, являвшейся тем не менее обязательной частью образования ребенка.
Жанна сидела за небольшим письменным столом в классной комнате, а Маргарет расположилась за столиком напротив. Лил дождь, и Жанна распахнула оба окна, чтобы впустить свежий воздух, а также открыла дверь, так что по комнате гуляли сквозняки. Но время тянулось медленно из-за явного равнодушия учительницы и ученицы к предмету занятий.
— Как вы думаете, мисс дю Маршан, Бога можно увидеть? — спросила вдруг Маргарет. Подперев рукой подбородок, она смотрела в окно. На затянутом облаками небе не было ни проблеска. Казалось, дождь будет лить весь день.
— А почему ты спрашиваешь? — Жанна подняла голову и взглянула на девочку.
Маргарет пожала плечами, не отрывая глаз от окна.
— Вряд ли, — сказала Жанна. — Считается, что в Бога нужно верить, не видя его.
Маргарет такое объяснение явно не устроило.
— Вы верите в Бога?
— Да, — коротко отозвалась Жанна, надеясь, что Маргарет не станет выяснять, насколько крепка ее вера. Годы, проведенные в монастыре, отвратили ее от излишней религиозности.
— А небеса тоже невидимы?
— Ты думаешь о своей матери? — ласково спросила Жанна и затаила дыхание в ожидании ответа.
Маргарет покачала головой:
— Нет, о моей кошке.
— Кошке? — переспросила Жанна, опешив. — Я не знала, что у тебя была кошка. — Не успели эти слова слететь с ее уст, как она вспомнила портрет в кабинете Дугласа и котенка, изображенного на картине.
— Она умерла, мисс дю Маршан, — терпеливо пояснила Маргарет, взглянув на нее.
— Извини, Маргарет. Я не знала.
— Конечно. Это произошло год назад.
Жанна сложила руки на груди, выжидающе глядя на девочку.
Маргарет не обманула ее ожиданий:
— Как вы думаете, на небе есть отдельный рай для кошек, для собак и для людей?
— Думаю, этот вопрос тебе лучше задать твоему отцу, — заметила Жанна в растерянности.
— Он сказал, чтобы я спросила вас.
С него станется.
— Не думаю, что небеса невидимы, — твердо сказала Жанна. — Во всяком случае, не для обитателей рая. Но живые их, конечно же, не видят. А что касается животных, наверняка Бог достаточно милосерден, чтобы открыть врата тем, кого мы любим, будь то люди или животные.
Маргарет несколько смягчилась:
— Папа так и сказал.
— Знаешь, ты не должна так делать, — заявила Жанна, раздраженно постукивая пальцами по столу.
— Как?
Ее не обманула невинная улыбка, которой одарила ее девочка.
— Задавать каждому из нас вопрос и выбирать ответ, который тебе больше нравится.
Маргарет не успела ответить, потому что дверь приоткрылась и на пороге появился Дуглас.
— Вы должны гордиться оказанным вам доверием, мисс дю Маршан, — улыбнулся он, входя в комнату.
Они не виделись несколько дней, и, как обычно, при виде Дугласа Жанна ощутила стеснение в груди.
Его одежда была дорогой, но неброской. Вокруг горла и запястий пенилось белое кружево, башмаки украшали серебряные пряжки, черный камзол был расшит серебряной нитью. Наряд завершали рыжевато-коричневые бриджи. Он олицетворял собой процветающего джентльмена, обаятельного и целеустремленного.
С того момента как она поставила свое условие, Дуглас ни разу не посетил ее, за что Жанна была ему безмерно благодарна. Она пыталась внушить себе, что он всего лишь отец ее ученицы — иллюзия, которая могла длиться несколько часов кряду. Пока она не встречалась с Дугласом или пока Маргарет не заговаривала о нем, что случалось довольно часто. И тогда все ее притворство рушилось как карточный домик.
Она скучала по нему. Так сильно, что просыпалась по ночам и лежала, уставившись в потолок и вцепившись в простыни руками. Однажды, пробудившись от особенно чувственного сна, Жанна пришла в такое неистовство, что выкрикивала его имя в подушку и колотила кулаками по матрасу.
— Я пришел, чтобы пригласить вас в порт, — обратился он к Маргарет. — Ожидается прибытие корабля с Востока. Уверен, вам будет любопытно взглянуть на сокровища собственными глазами.
— Правда? — Девочка вскочила со стула, устремив на Жанну умоляющий взгляд. — Пожалуйста, мисс дю Маршан, соглашайтесь. Мы могли бы провести там весь день.
Жанна сложила на груди руки, борясь с соблазном.
— Вам следует посетить владения Макреев, мисс дю Маршан, — сказал Дуглас. — Заглянуть в наши кладовые, набитые золотыми слитками.
— О, там не только золото, — подхватила Маргарет, подойдя к отцу. — Вам нужно побывать на складе, мисс дю Маршан. Это самое удивительное место в мире. Давайте пойдем, пожалуйста.
Жанна взглянула на Дугласа, не сводившего с нее вызывающего взгляда. Неужели он думает, что она настолько безрассудна — или настолько одинока, — чтобы принять его вызов. Какая самонадеянность! Учитывая, что ей приходилось грозить кулаком самому Богу, она вполне способна отказать Дугласу Макрею. , — Мы не закончили уроков, — негромко произнесла она.
Пусть прикажет. И она выполнит его приказ. У нее просто не будет выбора. Но Дуглас хранил молчание, предпочитая мучить ее, вместо того чтобы воспользоваться своим правом.
Разочарованная, Жанна повернулась к Маргарет.
— Мы должны закончить урок истории, — сказала она.
Дуглас посмотрел на хмурое личико дочери.
— Ничего, Мэгги, отложим это на другой раз. — Он взглянул на Жанну. — Так и быть, оставляю вас с вашими занятиями, — сказал он, положив ладонь на голову дочери. Он делал это часто — благословляющий жест, ласковый и почти бессознательный, словно он хотел убедиться, что она рядом. Маргарет, в свою очередь, всегда поднимала голову и улыбалась отцу.
Типично семейная сценка, заставлявшая сердце Жанны сжиматься.
Он вышел, и комната потускнела, словно дождь усилился, а сумрачное небо стало еще темнее.
Жанна повернулась к Маргарет:
— До ленча остался час. Давай проведем это время с пользой. — Она заставила себя лучезарно улыбнуться.
Маргарет ответила недовольной гримасой, но вернулась на свое место и взялась за грифельную доску.
— А ведь вам хотелось пойти, мисс дю Маршан, — заметила она спустя мгновение.
Жанна бросила на нее удивленный взгляд.
— Вы совсем как моя кошка. Я давала ей кусочек рыбы, а она притворялась, будто не хочет есть. Папа сказал, что это задевало ее гордость. Ей хотелось самой ловить рыбку.
Жанна безмолвно уставилась на девочку, не в состоянии решить, что хуже: быть уподобленной кошке или тот факт, что ребенок оказался на редкость проницательным.
Лестница была узкой и темной, пропитанной запахом нечистот и помоев.
Николя, граф дю Маршан, зажал нос платком.
— Неужели нельзя было придумать что-нибудь получше, Толбот? — осведомился он, обращаясь к мужчине с фонарем, шагавшему впереди.
Ювелир обернулся, изобразив извиняющуюся улыбку:
— Где еще, по-вашему, я мог найти человека, который взялся бы за ваше поручение, граф?
— Вы меня чрезвычайно обяжете, — сказал Николя, крепче прижав платок к носу, — если не будете использовать мой древний титул как кличку.
Толбот лишь ухмыльнулся, двинувшись дальше по скользким ступенькам.
— Мэри-Кинг-стрит известна с семнадцатого века, ваше сиятельство, — насмешливо произнес он. — Титул постарше вашего, осмелюсь предположить.
Предки Николя участвовали в норманнском вторжении в Англию, но он не счел нужным просвещать ювелира.
Низина, куда они спускались, представляла собой несколько улочек, которые по какой-то необъяснимой причине погрузились в землю вскоре после того, как их вымостили булыжником. В темноте мерцали фонари, слышался смех.
— Не бойтесь, ваше сиятельство. Это не призраки.
Николя мрачно глянул на своего спутника, пожелав тому свалиться со ступеней и сломать себе шею. Вряд ли его тело когда-нибудь обнаружат в этой клоаке.
— Не болтайте глупостей, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Я не ребенок, чтобы бояться темноты.
— Здесь водится кое-что похуже темноты, — сказал Толбот. — Говорят, в этих стенах замурованы больные чумой. Их крики слышны до сих пор.
— Оставьте ваши мерзости, — сухо заметил граф. — Неужели вам больше не о чем говорить?, — Что, кишка тонка, ваше сиятельство? — Смех Толбота отдался эхом от закопченных стен.
Шагнув вперед, граф ткнул набалдашником трости в спину своего провожатого.
— Вам известно, Толбот, что внутри моей трости спрятан клинок? Одно движение, и вы покойник. — Он огляделся по сторонам. — Думаю, немало трупов осталось валяться здесь за долгие годы.
Толбот оглянулся через плечо:
— Прошу прощения, ваше сиятельство, если я позволил себе непочтительность. — Прежде чем граф успел ответить, он скрылся в темноте. — Не наступите на старые кости, — донесся его насмешливый голос, усиленный эхом.
— . Дю Маршан осторожно последовал за ним, касаясь ладонью покрытой слизью стены и нащупывая ногами уходившие вниз ступеньки. Свет фонаря внезапно исчез, оставив его в непроглядном мраке.
Граф услышал шуршание и писк, и его передернуло — он терпеть не мог крыс.
— Вы не заблудились, ваше сиятельство? — поинтересовался Толбот, появившись внизу ступенек в кружке света.
— Неужели нельзя было обойтись без посещения этого… — он поколебался, не в состоянии подобрать подходящее слово, — места?
— Дальше будет легче, ваше сиятельство.
Дю Маршан угрюмо улыбнулся. Только бы получить рубин, тогда ему больше не придется встречаться с этим типом.
Почва у него под ногами внезапно пошла под уклон, и граф на секунду растерялся, вглядываясь в размытое пятно света впереди. Подойдя ближе, он понял, что Толбот вошел в таверну.
Пригнув голову, чтобы не задеть низкую притолоку, он шагнул в задымленный зал. Возле бочонка, установленного на стойке бара, хлопотал тучный мужчина в засаленной рубахе с закатанными рукавами. Подняв глаза, он окинул вновь прибывших настороженным взглядом, прежде чем кивнуть Толботу. Граф крепче сжал набалдашник трости, утешаясь мыслью, что он небезоружен.
Он не был склонен недооценивать ситуацию, в которую попал. И не верил в добродетельную природу человека. В сущности, только цинизм помог ему выжить в эти годы, когда общественный порядок, который он считал незыблемым, рухнул, оставив после себя анархию и власть толпы.
У стойки бара расположилось несколько мужчин разбойничьего вида. Облокотившись о дощатый прилавок, они сжимали в ладонях щербатые кружки, пряча лица под низко надвинутыми шапками и многодневной щетиной.
От их одежды разило такой вонью, что граф дю Маршан снова прижал к носу платок, сожалея, что не захватил с собой лавандовую воду.
Толбот шепнул что-то на ухо хозяину, и тот указал подбородком в сторону зала. Граф последовал за ювелиром к столику в дальнем углу, за которым сидел одинокий мужчина. При виде Толбота он подтолкнул ногой стоявший рядом с ним табурет и сделал приглашающий жест.
Ювелир сел, и граф последовал его примеру. Сложив ладони на набалдашнике трости, он окинул незнакомца оценивающим взглядом.
Одутловатое лицо мужчины было испещрено шрамами и угрями. Кожа на подбородке обвисла. Налитые кровью карие глаза свидетельствовали либо о пристрастии к выпивке, либо о болезни. Руки, сжимавшие кружку, были крупными, с мясистыми пальцами и на удивление чистыми ногтями. Большинство зубов отсутствовало, а те, что сохранились, напоминали коричневые пеньки.
Он выглядел именно так, как полагалось выглядеть человеку, способному на похищение или убийство — в зависимости от уплаченной суммы.
— Я слыхал, будто у вас есть работенка, — проговорил мужчина с таким резким шотландским акцентом, что граф с трудом разбирал слова.
— Да, — ответил он и, подавшись вперед, объяснил, что ему нужно.
Когда он закончил, мужчина уставился в свою кружку, затем медленно кивнул:
— Ладно.
— Сколько?
Когда он назвал сумму, граф задумался. Его средства на исходе, но, похоже, у него нет выбора. Будь его дочь послушной девушкой, как раньше, ему не пришлось бы прибегать к подобным методам. Он кивнул, соглашаясь.
Чтобы скрепить сделку, Толбот заказал каждому по кружке эля. Николя счел неблагоразумным отказаться, однако не собирался ничего пить в этом грязном притоне.
Чуть позже, сообщив наемному убийце все, что требовалось для выполнения порученного ему дела, граф поднялся, тщательно скрывая свое отвращение. Не стоит озлоблять тех, кто тебе нужен.
Он вышел из задымленной таверны и двинулся вверх по ступенькам, испытывая облегчение, словно только что вырвался из ада.
Глава 23
— Мой папа считает вас очень красивой, мисс дю Маршан, — сказала однажды Маргарет.
Как гувернантке, Жанне следовало бы отру гать девочку за подобные замечания и объяснить, что невежливо высказывать мнение о чьей-либо внешности. В конце концов, душевные качества важнее красоты. Вместо этого она изумленно уставилась на свою подопечную:
— Почему ты так решила?
— Он сам сказал, — отозвалась Маргарет, погруженная в изучение книги, лежавшей на столе. На ее губах играла легкая улыбка, и Жанна подозрительно прищурилась, гадая, не подшучивают ли над ней. Но девочка заговорила снова, сменив тему:
— Завтра придет портниха, мисс дю Маршан. Мне велели передать вам, что в полдень я должна быть свободна. — Ее лицо приняло серьезное выражение. — Вы не могли бы сказать папе, что мне нельзя прерывать занятия?
— Но зачем? — озадаченно спросила Жанна. Это был не первый раз, когда девочка приводила ее в замешательство. — Зачем, Маргарет? Тебе не нравится портниха?
— Нравится, мисс дю Маршан. Просто я терпеть не могу примерки. — Маргарет тяжело вздохнула. — Вот было бы здорово щелкнуть пальцами — и одежда готова, а не стоять часами, пока тебя измеряют и втыкают булавки Это так нудно, мисс дю Маршан.
— Ты должна радоваться, что у тебя есть отец достаточно богатый, чтобы обеспечить тебя красивыми платьями Глядя на Маргарет поверх очков, Жанна попыталась вспомнить, что она чувствовала на примерках придворных нарядов. Часы казались годами. Но с возрастом время ускоряется: месяцы пролетают как недели, а недели как дни — Это потому, что у вас только три платья, мисс дю Маршан? Вы были бедная в детстве?
Поистине у малышки удивительная способность лишать ее дара речи.
— Нет, — произнесла она после небольшой паузы Мой отец был очень богат. Но обстоятельства меняются.
Маргарет, и нужно быть благодарной за то, что имеешь Девочка кивнула.
— Мне кажется, я могла бы потерпеть, если бы вы пошли со мной, — сказала она. — Вы не хотели бы иметь несколько новых платьев? Папа не будет против — Зато я против, — отрезала Жанна. — Мне не нужны подачки.
— Но вы могли бы заплатить из своего жалованья. возразила ее подопечная, улыбнувшись гак невинно, что Жанна насторожилась.
— Надеюсь, ты не говорила с ним на эту тему?
Маргарет пожала плечами.
— Маргарет Макрей, — строго сказала Жанна — Он говорит, что вы красивая, мисс дю Маршан Понимаете? — Маргарет вздохнула с таким драматическим видом, что Жанна с трудом сдержала улыбку — Это очень мило с его стороны, но не отменяет того факта, что ему не следует покупать мне одежду Я в состоянии приобрести ее сама.