— Но ведь надо что-то делать. Где эта ферма?
— Тут рядом. Да что толку? Сегодня по дороге сюда я зашел на ту ферму. Так вот, ее там не оказалось. Место отутюжено бульдозерами и залито бетоном. Похоже, там скрытые камеры, и они видели, что мне удалось скрыться. Хитрые заразы. Хитрые, как…
— Лисы, — сказал я.
Такова история нищего. То есть коммивояжера. Впрочем, нищий рассказал ее лучше. Не могу сказать, насколько она достоверна, но точно знаю, она не была бы достоверной, если бы ее рассказал коммивояжер, поскольку коммивояжеры не путешествуют автостопом. Но если она достоверна, то могла бы объяснить, что случилось с Билли. Хотя, как я потом узнал, то, что случилось с Билли Барнесом, оказалось гораздо более страшным.
Причина, по которой исчезновение Билли заставило меня взяться за расследование дела о саквояже вуду, заключается в следующем.
Мамаша Билли дружила с моей мамой, и вскоре после исчезновения Билли мамаша Билли пришла к моей маме на чашку чая, и моя мама сказала ей, чтобы она переговорила со мной.
Я тогда только что открыл свое первое частное сыскное агентство. Обстановка у меня была так себе: стол да стул в ангаре, но зато мне не терпелось взяться за какое-нибудь серьезное дело. Розыск пропавших как раз был моим коньком, поэтому когда миссис Барнес постучала в дверь моего ангара, я был более чем обрадован.
Я проводил ее внутрь и усадил на полмешка слежавшегося цемента, служившего «стулом для посетителей».
— Итак, — обратился я к миссис Барнес, — чем могу быть полезен?
— Мой Билли, — проговорила обезумевшая от горя женщина. — Он пропал.
— Да, я читал об этом в газетах. Вы хотите, чтобы я занялся его поисками?
— Нет, спасибо, — сказала миссис Барнес.
— «Нет, спасибо»?
Миссис Барнес тряхнула сеткой на волосах.
— После его исчезновения у меня как камень с плеч. Правда. Но я хочу, чтобы мне вернули саквояж.
— Билли взял ваш саквояж?
— Ну что вы! Билли исчез на две недели раньше. Но пришло время, и саквояж исчез тоже.
— Не вполне вас понимаю, — сказал я.
— Это саквояж вуду, — сказала миссис Барнес. — Он принадлежал моей матушке.
— А что такое саквояж вуду?
— Это объект поклонения.
— Как, например, святые мощи?
— Что-то вроде того. В религии вуду существует целый пантеон богов, или духов. Папа Легба, самый добрый из них, охраняет ворота. Дамбалла Уэддо — самый мудрый и могущественный, его символ — змей. Агу — дух морей. Локо — дух лесов. Еще есть страшный и кровожадный Огун Бадагрис и Метрессе Эзиле — воплощение святой Девы Марии.
— Первоначально саквояж принадлежал ей?
— Да. Метрессе Эзиле. Хорошим людям он помогает, плохим — совсем наоборот.
— Именно этот саквояж и принадлежал вашей матушке?
— Не настоящий, конечно. Копия. Из гипса.
— И он представляет собой ценность?
— Только для тех, кто знает, как им пользоваться.
— Понятно, — сказал я, хотя ничего не понял.
— Это transitus tessera, буквально: билет на проезд. Тот, кто владеет саквояжем и разбирается в его особенностях, может путешествовать из одного места в другое.
— Вы уверены, что ваш Билли не захватил сто с собой?
— Уверена.
— Как выглядит этот ваш саквояж вуду?
— Около двадцати дюймов в высоту, форма — обычная для саквояжей, сверху — черепа. Узнаете, когда увидите.
— И вам так уж важно его вернуть?
— В этом мире для меня нет ничего более важного. Понимаете, в саквояже заключена сила, огромная сила. Когда я сказала, что можно путешествовать из одного места в другое, то не имела в виду обычные места. Саквояж позволяет путешествовать между миром живых и царством мертвых. С его помощью можно посетить обитель духов и вернуться невредимым.
— Хм, — сказал я.
— Ты мне не хмыкай, молокосос.
— Я разве сказал «хм»? Я хотел сказать «да».
— Саквояж находился в нашей семье в целости и сохранности на протяжении четырех поколений. Мы его хранители.
— По-моему, вы говорили всего лишь о копии.
— Послушайте, пусть это будет всего лишь копия, но отнеситесь к ней как к потерянной драгоценности.
— Вы уверены, что эта ваша драгоценность украдена? Может быть, вы ее просто переложили в другое место?
— Саквояж пропал, вот и все. По поводу исчезновения Билли ко мне приходил некий инспектор Кирби. Он заинтересовался саквояжем, и после этого тот исчез.
— Вы хотите сказать, его стащил инспектор?
— Нет. Он просто исчез.
— Ну, раз вы так считаете… Хотя я решительно ничего не понимаю.
Миссис Барнес вздохнула.
— Хорошо, — сказала она. — Расскажу вам все. Но предупреждаю, мой рассказ не для слабонервных. Вы услышите об отвратительных и наводящих ужас вещах. Как только вы узнаете все, то поймете, почему саквояж должен быть возвращен моей семье. Кроме того, вам предстоит узнать такое, о чем знает очень мало ныне живущих, а уж охотников до этих знаний и того меньше.
— Я весь внимание, — сказал я.
— Тогда я буду говорить шепотом. И она заговорила шепотом.
А я стал слушать.
Она все шептала и шептала.
А я слушал.
Затем она прошептала еще кое-что.
И я свалился со стула.
— Кошмар, правда? — спросила она. Я согласился.
Затем она снова зашептала. Кончила.
— Вот и все, — сказала она.
— Слава богу, — откликнулся я.
После этого она взяла с меня торжественную клятву, что я ни с кем и словом не обмолвлюсь о том, что она только что мне рассказала.
— Доверьтесь мне, — сказал я. — Ни одна живая душа не узнает.
Разумеется, я сдержал обещание.
Неуклюжий Мэл
Вдоль торгового ряда,
Суясь, куда не надо,
Пугая детей с родителями,
Скалясь в глаза водителям,
Мэл неуклюжий.
Ничейный, ненужный
Промышляет удачу.
Прямо по огородам,
Девок дразня мимоходом,
Дерзя и бранясь
Так, что искры из глаз,
Мэл неуклюжий,
Ничейный, ненужный
Промышляет удачу.
Вверх и вниз, вверх и вниз,
Глазки кровью налились,
Топает,
Хлопает,
Тащится
И лопает.
Идет, Бредет,
Спотыкается,
Орет,
Запинается,
Распинается,
Валится,
Катится.
Мэл неуклюжий,
Ничейный, ненужный
Промышляет удачу.
6
Качество сверхъестественности всегда высоко.
Боб Рикард. Достоверная история Билли БарнесаРебенок, действительно отличающийся от других детей, почти всегда выглядит, как все. Животные в стаде инстинктивно не хотят быть «чужими» и сохраняют чистоту вида. То же самое происходит с людьми. Дети рано научаются подражать толстым, или худым, или рыжим сверстникам. Нет, их этому не учат, они делают это инстинктивно, не отдавая себе отчета. И ребенок, на самом деле отличающийся от других детей, настоящая личность, которая в один прекрасный день, став взрослой, изменит общество и поведет за собой стадо, часто имеет защитную окраску. Такой ребенок часто выглядит, как все остальные дети.
То есть он не отличается от них.
Билли Барнес выглядел, как все. Темными бровями он слегка походил на Дейва Родуэя, а вздернутым носом — на Нормана Крука. У него были плечи Питера Лорда, колени Нейла Кристиана, размер ноги такой же, как у Питера Грея, и так далее, и тому подобное. В общем, он был похож на кого угодно, только не на себя, и описать его было очень трудно.
Однако он отличался от других.
Но все отличия у него были внутренними.
Билли Барнес был настоящим вундеркиндом. Он был самым ярким ребенком в классе и, наверное, в школе, но старался не демонстрировать свои таланты. Время от времени, правда, его ум выплескивался наружу, как в известной истории с человеком в глубине пустыни, что вызывало к нему презрение одноклассников и на время делало изгоем. Впрочем, скоро он уже не отличался от серого большинства, и его принимали обратно.
Билли был утонченным манипулятором. Всегда что-то замышлял, но никто не знал, что именно.
Ну что ж, он ведь отличался от других.
И у него вечно были дела на стороне.
Ныне существует более сотни веб-сайтов, посвященных Билли Барнесу. Кем только его там не представляют. На одних сайтах рассказывается о его интересах в сфере управления ресурсами, социотехники, внемирового развития. На других он предстает единственным источником мирового зла.
Сегодня лицо Билли Барнеса — самое известное лицо на планете, но все равно его нелегко выделить среди множества похожих лиц.
Никто никогда не давал исчерпывающего объяснения или подробного описания того, как Билли Барнесу удалось взять в свои руки управление всем и вся. Ходили слухи, что неофициальная биография, выставлявшая Билли в качестве гения криминального мира, извращенца и скользкого типа, была изъята после выхода в тираж и уничтожена во время Великого Оздоровительного Очищения 2001 года вместе с другими книгами, газетами и печатными материалами. Но это только слухи, и человек, который их распространял, давно мертв, стал жертвой странного нечастного случая, в котором не обошлось без наручников и электрической дрели.
Итак, что мы на самом деле знаем о Билли Барнесе?
В общем, не так много.
Мы точно знаем, что в возрасте двадцати трех лет он пропал, а десять лет спустя, в возрасте тридцати трех лет (что может иметь значение, а может и нет) объявился вновь и быстро взял в свои руки бразды правления миром.
Но подавляющее количество вопросов остается без ответа.
Примечательно, что люди, знавшие Билли в школе, помнят его только как мальчика, ответившего на вопрос о «человеке в глубине пустыни». Стоит заметить, что в биографиях всех пророков есть неизвестные годы и что каждый из них странствовал по пустыне. Уходил как человек, а возвращался как Сын Божий.
Так что же произошло с Билли?
Давайте вернемся в прошлое и посмотрим.
Если вы войдете в Брэмфилд со стороны пустыря, то поверните направо по неширокой проезжей дороге, минуйте ресторанчик, который все никак не обретет постоянного хозяина, бар под началом жирного типа с серьгой в ухе, газетную лавку, где торгуют скучными поздравительными открытками, и вы окажетесь у памятника жертвам войны.
Памятник очень маленький, поскольку был построен на добровольные пожертвования, а добровольцы оказались прижимистыми. Но если вы приглядитесь, то обязательно его обнаружите. От того, места, где вы его обнаружите, надо взять влево, и вы окажетесь в переулке, где жил Билли.
В этом переулке нет таблички с названием. Старейшинам показалось, что название не удовлетворяет их изысканному вкусу, и они табличку сняли. А называется этот переулок Колин-Риджис-Лейн.
Как вы, возможно, знаете, слово «Риджис» входит в название тех городков, где некогда на ночь останавливались король или королева и гостеприимством которого они были довольны. Кто такой был Колин, теперь остается только гадать, но очевидно, что он получил королевское благоволение.
Следуя по переулку, справа от себя вы увидите несколько славных домиков в григорианском стиле. Среди них будет Люггер-Вью, где живет Тим, Стоукерс-Фолли, где живет Том, и Барнет-Вилла, резиденция Ника. Там еще есть Колинз-Энд, но в нем никто не живет. Затем вы минуете огороды и увидите грязный пруд. Грязный пруд вообще-то называется прудом Тинкера, но мы его зовем грязным, потому что на его поверхности плавает много грязи.
Грязный пруд содержится на добровольные пожертвования.
Напротив грязного пруда расположился большой красивый дом. Вокруг него — высокая стена. Сам дом построен в тюдорском стиле и называется Гумфорт-Хаус.
В нем-то и жил Билли.
Он жил в Гумфорт-Хаусе со своей матушкой и бабулей. Папа Билли с ними не жил. Он жил где-то в другом месте и приезжал лишь время от времени, чтобы вручить подарки и рассказать Билли о том, что видел. Билли не был близок со своим папой, но он не был близок ни с кем.
Билли отличался от других.
А отличаться и одновременно быть близким трудно.
Матушка Билли не отличалась. Она была такой же. Очень даже такой же. Такой же, какой она была всегда, сколько Билли ее помнил. Билли любил ее такой, хотя иногда ему казалось, что небольшие изменения не повредили бы.
Как, например, сегодня.
Сегодня, то есть во вторник.
Во вторник Билли всегда завтракал на веранде в задней части дома. Несмотря на погоду и время года. Такова была традиция семьи Барнесов. Традиция, правило или что там еще.
Утром именно этого вторника Билли закусывал рольмопсом из селедки и пил горько-сладкий чай. Его матушка вкушала то, что она обычно вкушала на завтрак.
Когда Билли ел, он сидел практически неподвижно. Двигалась лишь его челюсть — медленно и ритмично. Двадцать три движения в минуту. Матушка Билли, напротив, была очень оживленным едоком, склонным к размахиванию руками и гортанным звукам. К отрыжкам и метеоризму. К расшвыриванию еды и громыханию столовыми приборами. Они дополняли друг друга, что естественно для матери и сына.
— Здесь говорится, — сказала мамаша Билли, читая вслух «Дейли-Скетч», — что усы у него стали такими, что без скипидара не обойтись.
Билли проглотил хорошо пережеванный кусок селедки и посмотрел на мать. Славная женщина. Крупная. Не обделенная природой. С пышными формами. С голодухи, наверное, будешь есть ее месяца два, не меньше, конечно, при наличии морозильника для хранения излишков мяса.
— Ой, — сказала мамаша Билли, — я не то прочла. Скипи — имя чревовещателя. У кретина нет усов.
Билли сделал едва заметное движение головой — достаточное лишь, чтобы жидкость из чашки полилась меж губ. Билли только пригубливал горько-сладкий чай, не глотая.
— Эта Африка для тебя, — сказала мамаша Билли. — Могила для белых и родной дом для черных. Кстати, ты покормил бабушку?
Билли опустил веки. Конечно, он покормил бабушку. Он всегда кормил бабушку. Кормить бабушку его обязанность. Ему это очень нравилось. В конце концов он ее любил.
Билли держал бабушку в чемодане.
Чемодан был большим, с просверленными в крышке дырками. Нет, ни о каких изуверствах и тому подобное речь не идет. Просто экономия места. Когда-то бабушка Билли занимала очень много места. Ее кровать была самой большой в доме и самой удобной. Теперь Билли делил ее с мамой.
А бабушка жила в чемодане под кроватью.
По выходным Билли вытаскивал бабушку, мыл и переодевал. Не каждый мальчик был так внимателен к своей бабушке, как Билли.
Но и не у каждого мальчика была такая бабушка, как у Билли.
В молодости она танцевала мамбу с Фредериком Аустерлицем, играла на сцене вместе с Сарой Бер-нар, блистала на приемах и светских раутах.
Теперь она состарилась, ослабела и высохла, потеряла способность говорить и двигаться. Оглохла и ослепла. Ее ела моль и грызли крысы.
Но Билли всегда находил для нее время, хотя и не сострадал ей.
— По-видимому, — продолжала мамаша Билли, тряся газетенкой, — у валлийцев нет никакого представления о Velcro. Однажды мы с твоим отцом были в Северном Уэльсе. Твой отец высокий человек, а валлийцы очень низкорослы. Прямо пигмеи какие-то. Словом, карлики. Твоего отца они просто боготворили. Мэр Гарлеха подарил ему пару подтяжек, которые мерцали в темноте. По-моему, что-то связанное с минералами.
Билли сделал глоток горько-сладкого чая, его адамово яблоко заколыхалось.
— Тебе бы понравился Уэльс, Билли, — сказала его мамаша. — Много места для мебели и никакого Velcro, путающегося под ногами.
Билли улыбнулся одними глазами. Раздался звонок в дверь.
— Это, наверное, почтальон, — сказала мамаша Билли. — Его манера.
Она плеснула себе в чашку кофе, плюхнула молока и энергично помешала ложечкой. Шлеп, шлеп, шлеп, затопали ее большие ноги по кафельному полу веранды. Нет, она не встала — откинулась на спинку стула и громко пукнула.
В дверь снова позвонили. Затем еще. Потом стихло. Очевидно, почтальон обходил дом, чтобы зайти через сад.
— У меня пакет для мистера Уильяма Барнеса, — сказал почтальон. — Необходимо расписаться.
Билли посмотрел на маму. Крупная женщина тяжело заерзала на плетеном стуле. Она обычно не питала симпатии к служащим, особенно теперь, будучи голой. Но у нее всегда находилось время для почтальона или носильщика, пока их ногти на руках оставались чистыми.
Мамаша Билли стыдливо расстелила «Дейли-Скетч» у себя на коленях и махнула рукой служителю королевской почты.
Служитель королевской почты был немногословен.
— Это для вашего сына, — сказал он. — Расписаться должен он.
Билли повернул голову на двадцать три градуса и произнес свои первые за сегодняшний день слова:
— От кого?
Почтальон посмотрел на пакет.
— От«НекрософтИндастриз», — сказал он. — Из Брентфорда, Мидлсекс.
Билли задумчиво кивнул и поднялся на ноги. Он перепрыгнул через перила веранды, выполнил сальто с кувырком и замер перед почтальоном.
— Ручку, — сказал Билли, протягивая руку. Почтальон вручил Билли пакет, повертел в руках дощечку и ручку.
— Вашей матери не следовало бы, — пробормотал он.
Билли расписался над пунктирной линией и вернул ручку с дощечкой почтальону.
— Пошел ты… Письмоносец ретировался.
Билли вернулся на свое место на веранде и сел. На ветках щебетали птички, среди роз гудели шмели, а солнце разливало на всех свою благодать.
Наверху, в чемодане под кроватью, бабушка Билли сосала свои беззубые десны и грезила Фредериком Аустерлицем.
— Ты думал над тем, чтобы найти работу? — спросила мамаша Билли во время обеда, который по случаю вторника проходил в оранжерее.
Билли посасывал суп через соломинку. Не думал он ни о какой работе.
— У тебя прекрасное образование, сынок, — сказала одетая в цветастый фартук мамаша. — Имея школьный аттестат и университетский диплом, сидишь затворником. А ведь тебе уже двадцать три. Ты нигде не бываешь, подружек у тебя нет. А в школе тебя так хвалили. Ты ведь мог себя показать. Неужели нельзя найти работу по душе?
Билли поднял брови. Тема «работа» всплывала каждый вторник. Вот почему он считал, что небольшие изменения в маме во вторник не повредили бы.
— Так что, сынок? — не отступала мамаша Билли.
— Нет, — ответил Билли. — У меня важные дела.
— Опять «в другом месте»?
— Ну да.
— Но если у тебя дела в другом месте, почему ты никогда туда не ходишь?
Билли постучал костлявым пальцем себе в правый висок.
— Другое место может быть ближе, чем ты думаешь, — ответил он.
Во время чая, который по случаю вторника проходил в буфете под лестницей, мамаша Билли спросила:
— Что было в пакете, который принесли сегодня утром?
— Не знаю, — ответил Билли. — Я его еще не вскрывал.
Во вторник вечером Билли и его матушка никогда не ужинали вместе. В такие вечера она всегда надевала свой лучший твидовый костюм и куда-то уходила. Билли не знал точно, куда, но подозревал, что, наверное, туда же, куда всегда отлучался и Энди, владелец «Веселого садовника».
Хотя куда конкретно, Билли и понятия не имел.
А если Билли наплевать, то зарасти все травой.
Билли сидел за кухонным столом один. Перед ним лежал вскрытый пакет. Под коричневой оберткой оказалась какая-то непонятная штуковина из белой пластмассы и несколько страниц напечатанного текста.
Билли бережно отложил пластмассовую штуковину в сторону и взял верхнюю страницу.
Серфинг по паутине?
А любому доступно! Разве не круто?
Там с усопшими встретиться? Вопросов нет:
А поможет Некронет.
Нет ничего проще.
А сделать нужно пустяк:
Зайти в базу данных человеческих душ,
Отвернув влево с информационного суперхайвея.
Вы на месте. В стране
Ее виртуальных мертвецов.
Так сделайте свой выбор.
Билли отложил эту страницу и взял следующую.
Уважаемый мистер Барнес.
«Некрософт» хотела бы сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. «Некрософт» — быстро развивающаяся организация на основе передовой компьютерной технологии. Наши цели высоки, задачи определены.
«Некрософт» намеревается установить новый мировой порядок. Нет, не в политическом смысле. Мы хотим добиться того, чтобы каждый жил в мире, гармонии и счастье.
Наша задача — в течение следующих пяти лет полностью искоренить смерть.
Невозможная затея?
Ничего подобного.
С помощью наших новейших нейросетевых сканеров мы получили возможность заносить память и личные свойства любого индивидуума в Некронет.
Некронет — безграничный и абсолютно доступный виртуальный мир. Занесенные в него люди обретают бессмертие. Их дети, внуки и самые отдаленные потомки получают возможность поддерживать с ними контакт.
Вы обретаете возможность прожить долгую жизнь?
Нет. Вы обретаете возможность прожить множество долгих жизней.
И все это за небольшую плату.
Билли скомкал лист и швырнул на пол. Осталась одна страница. На всякий случай Билли прочел и ее.
ЗАРАБОТАЙ КРУГЛЕНЬКУЮ СУММУ
Как? Смотри ниже.
С вами живет инвалид или немощный старик? Вы любите его и ухаживаете за ним каждый день? Подумайте о возможности отправить его в путешествие длиною в жизнь. Расходы мы берем на себя, а вы получаете денежное вознаграждение. Заманчиво?
Обращайтесь к нам по телефону…
Некоторое время Билли сидел, уставившись в пустоту. Пальцы сами собой нащупали на столе пластмассовую штуковину. На ощупь она была приятной — теплой и эластичной. Он знал, что так будет. Так или примерно так. Письмо или звонок по телефону. Шанс на долгую жизнь в той или иной форме. Но чтобы сегодня…
Впрочем, очень даже неплохо.
На работу Билли не устраивался, хотя и получал много предложений. Он ждал, когда представится Шанс. Он следовал Закону Хьюго Руна: наиболее реальный шанс должен представиться наименее наиболее очевидным способом. А наименее наиболее очевидный способ найти работу — это оставаться дома и ничего не предпринимать.
Билли улыбнулся. В «Некрософте» для него работа найдется. Плюс немалое денежное вознаграждение, когда он отдаст бабушку. Билли хорошо умел читать между строк. Очевидно, «Некрософт» ищет престарелых, а то и немощных людей, которые никому особенно не нужны. Они необходимы для исследований и усовершенствования технологии нейросетевого сканирования. Управляй Билли этим процессом сам, он бы действовал точно так же.
— Скоро я сам буду управлять процессом, — сказал Билли, снимая трубку телефона.
Тайна Восточных Моголов
Шикарную тачку я видел вчера:
Вся в золоте — арабские номера.
Шейх за рулем — бурнус, борода.
С потрохами он купит нас, господа.
И девок у них, будто блох у пса;
Им — яхты, отели, дома и леса.
Толчок золотой, золотой телефон —
И хавают бочками Eau de Cologne.
Урок преподал мне один сосунок.
Богатого папы безбедный сынок:
«Ты внаглую прись, коль кишка не тонка».
Попробовал — тут же намяли бока.
7
Бог, должно быть, очень любит рабочий класс — в том смысле, что он у Него получился таким многочисленным.
Антон ЛавэйЯ очнулся с ужасной болью в голове.
— Как вы себя чувствуете, шеф? — осведомился Барри.
— Хуже некуда. Кто меня ударил?
— Вас ударил Дэнни, шеф.
— Дэнни?
Я потер голову и огляделся. Я лежал в переулке. Самом что ни на есть обычном. Черный ход в бар под неоновой вывеской, пожарная лестница с нижней выдвижной секцией, грязные куски бумаги и картона крутом. Я прислушался.
— Он ушел на обед, — сказал Барри.
— Кто? Дэнни?
— Саксофонист, шеф. Тот самый, который всегда играет у открытого окна, и его унылая музыка придает особую атмосферу таким переулкам, как этот.
— Прекрасно. Но…
— Я здесь, — сказал Дэнни, наклонившись ко мне.
— Не дыши на меня, — сказал я ему. — И отстранись слегка.
— Не слышу благодарности, — сказал Дэнни.
— За то, что вырубил меня?
— За то, что спас тебе жизнь.
— Шутишь или как?
— Нет, шеф, не шутит. Лучше послушайте, что он скажет.
— Я спас тебе жизнь, — сказал Дэнни.
— Ты шутишь или как?
— Вы это уже говорили, шеф.
— О, прошу прощения!
— Я следил за тобой, — сказал Дэнни, слегка отстранившись. — Надоели побои Сесила. Я взял и смылся.
— Крылья из перьев?
— Нет. Я попытался представить себе наименее наиболее вероятный способ побега, но потом понял, что если бы мне удалось представить наименее наиболее вероятный способ побега, то он не был бы наименее наиболее вероятным, потому что очевидно…
— Честно говоря, мне наплевать. Зачем ты меня ударил?
— Я же сказал: чтобы спасти тебе жизнь.
— Шутишь или как?
— Шеф, это уже не смешно.
— Извини, Барри… Дэнни, продолжай, только дыши в сторону.
— Как-то в баре я встретил одного нищего, и он рассказал мне одну историю про тех, кто путешествует автостопом. Короче, есть целый парк автофургонов «фольксваген», и они…
— Слышал, — сказал я.
— О том, как они перерабатывают бездомных?
— Слышал, слышал.
— А слышал похожую историю про бабу, которая прикидывается медсестрой и околачивается у психбольниц в ожидании беглых пациентов?
— Э-э… Нет.
— Так вот. Она отвозит их на машине к себе домой, они входят внутрь, и…
— Дальше не надо. Мне все равно. Спасибо, что вытащил меня.
— Не стоит благодарности, — сказал Дэнни. — Ради меня ты бы сделал то же самое.
— Едва ли.
— Но ты ведь рад, что выбрался оттуда?
— Еще бы.
— В том смысле, что сколько бы ты выдержал?
— В мясорубке? Думаю, не слишком долго.
— Я не о мясорубке. Я про другое. Я про нее.
— Про нее? А она еще хуже?
— В этом-то и штука. Я слышал, что эта чертова баба мурыжит свои жертвы по три месяца.
— Три месяца?
— И делает это с ними снова, и снова, и снова.
— Делает что?
— Трахает их. Заставляет заниматься с ней сексом утром, днем и вечером, словно рабов.
— Не бейте его, шеф.
— Поздно, Барри. — Я хорошенько двинул Дэнни в челюсть справа. Удар отшвырнул его на картон.
— Безмозглый ублюдок!
— Есть и светлые стороны, шеф.
— Какие светлые стороны?
— Если бы вы провели три месяца в качестве исполнителя ее сексуальных прихотей, вы бы никогда не закрыли свое дело.
— Ты прав. — Я с трудом поднялся на ноги, подошел к Дэнни и хорошенько его пнул.
— Этого вычеркиваете, шеф?
— Да, Барри, да.
— Здорово. Куда теперь?
Я кивнул на неоновую вывеску.
— Она ни о чем тебе не говорит? — поинтересовался я.
— На ней написано «выход», шеф. А как еще прикажете понимать?
— Проснись, Барри. Здесь я выступаю как Ласло Вудбайн, в конце главы получивший по голове и очнувшийся в переулке. Вудбайн появлялся лишь в четырех местах, помнишь? Так которое следующее по списку?
— Бар, шеф, где вы проводите время в непринужденных беседах. Этого у вас не отнимешь.
— Последнее замечание я пропускаю мимо ушей. А насчет бара ты прав. Может, угадаешь название?
— Наверное, бар Фанджо, шеф?
— Как всегда, не так ли?
Как всегда. По крайней мере в рассказах о похождениях Ласло Вудбайна. Лучшим приятелем Вудбайна был бармен по имени Фанджо. Вудбайн всегда ходил в его бар, проводил время в непринужденных беседах и выслушивал обстоятельства дела очередной клиентки. Серьезность таких дел не всегда бросалась в глаза, но непременно обнаруживалась впоследствии. Клиентки, как это часто бывает, сначала стеснялись его, но в конце концов он добивался их симпатии, и они помогали ему раскрыть дело. Где бы он ни был, Вудбайн всегда оставался на высоте.
— Так идемте же, — сказал Барри. — Не будем нарушать традицию.
Я толкнул входную дверь и оказался в мрачном коридоре, а оттуда — в не менее мрачном баре.
Я сказал «в не менее мрачном», но это мягко сказано. В баре царила гнетущая атмосфера. То есть в ней не было жизни. Внутри было безрадостно, неуютно и тоскливо… Скорбный, печальный, мрачный и даже траурный бар. Бар, навевавший хандру и уныние, меланхолию и печаль. Бар, вызывающий горечь. Пивная слез. Кабак скорби. Забегаловка…
— Заходи, — сказал Фанджо. — Я недавно сделал ремонт.
Я покосился на толстяка. Он стоял за стойкой, здоровый как боров, и улыбался, как перееханная автомобилем кошка. Фанджо был необъятен, то есть…
— Я сказал, заходи.
— Извини, Фанджо, — сказал я. — Я просто подумал вслух.
— Если это прикол, то отстойный. Мы расхохотались.
Впрочем, не помню, почему. Фанджо пригласил меня к стойке, и я сел прямо напротив него.
— Новые стулья, — заметил я.
— Сорт что надо.
Мы снова расхохотались. Потом перестали.
— Не понимаю, чего мы так веселимся, — сказал Фанджо.
Я снял фетровую шляпу и поправил края.
— Думаю, все дело в игре слов и юморе от сортира, — объяснил я. — Ты сказал «отстойный», я сказал «стул», ты сказал «сорт», как в слове «сортир», и мы засмеялись.