— Ездила на виллу «Марквуд». А теперь я должна привести себя в порядок до возвращения мисс Уэйд. Не могу представить себе, что их так задержало.

Миген поспешила переодеться, а Смит продолжила свой обход, зажигая свечи и размышляя, откуда новой горничной известно название старой виллы.

В своей комнате Миген налила теплую воду в таз и начала мыться. Сбросив платье перед мутным зеркалом, она пристально вгляделась в свои обнаженные руки и плечи: казалось невероятным, что какой-нибудь час назад ее тело горело под ласками Лайона.

Миген медленно вынула шпильки из спутавшейся прически и будто загипнотизированная, наблюдала в зеркале уже за иной Миген, безжалостно долго расчесывавшей волосы. Наконец она начала скручивать сверкающий цветом черного янтаря поток волос и закрепила его на затылке.

Вдруг она увидела это. Синяк у корней волос, в нескольких дюймах от затылка. Он был розовый, как цвет поцелуя, если только такие бывают. Сердце Миген заколотилось, подбородок задрожал, и она зажмурилась, стараясь сдержать обжигающие слезы. Затем осторожно притронулась пальцами к отметке, оставленной Лайоном. Ее охватило воспоминание о его сильных, нежных руках, о дурманящем аромате его бронзовой кожи, о горячих поцелуях, о его удивительных объятиях, в которых ее хрупкое тело сливалось с его стройным, жилистым, мускулистым…

Миген уже не пыталась остановить слезы. Горестные рыдания вызвали у нее безысходную тоску, которая, казалось, медленно разливалась по всем клеточкам ее тела. Миген наконец обратила внимание на жгучую боль между ногами, которая красноречивее всех слов напоминала о случившемся…

Но вот поток слез иссяк. Миген привстала, чтобы снова посмотреться в зеркало, и, взглянув на себя, почувствовала, как к ней постепенно возвращается ее прирожденное жизнелюбие.

«Разве я допускала раньше, чтобы кто-нибудь обидел меня-? — критически размышляла она. — Пусть даже мать или отец… С детских лет я научилась в поисках счастья ни на кого не надеяться. Так есть ли причина, по которой я позволила такому.., такому варвару, как Лайон Хэмпшир, причинить мне подобные муки?»

Силы внезапно вернулись к ней, и она стала быстро одеваться. «Я совершила ужасную ошибку, дурочка! Но нет никаких оснований и дальше вести себя так же глупо. Впредь я должна, как всегда, сама заботиться о себе. Мне ничего не нужно ни от Лайона, ни от Присциллы!»

Ее глаза снова заблестели, как аметисты, и она уверенно повязала поверх черного платья белый хрустящий фартук.

«Я просто убегу из этого города, — решила она, — и отправлюсь куда глаза глядят. Надо все начать сначала — вот что мне нужно! Как только я смогу…»

В дверь постучали. В коридоре стояла высокая чопорная служанка с кухни.

— Мисс Уэйд вернулась? — спросила ее Миген.

— Да, Саут. Она обедает. У госпожи не было времени переодеться, но пока она о вас не спрашивала. Вы должны пойти в зеленую гостиную. Там они пьют вино и…

Миген поспешила, слегка прихрамывая, в парадную часть дома…

В зеленой гостиной Лайон Хэмпшир стоял у камина, опершись локтем на мраморную каминную полку, и лениво оглядывал комнату, Уильяма, Энн и Присциллу.

Его невеста в изумрудно-зеленом платье выглядела особенно красивой: пышная грудь, тонкая талия. Кружевная ленточка украшала длинную шею, золотисто-каштановые локоны были причесаны по последней моде — распущенные вдоль щек и заплетенные в косу на спине.

Присцилла заметила, что Лайон наблюдает за ней. Пытаясь изобразить кокетливую улыбку, она слегка склонила голову, показывая ему свой точеный профиль.

Лайон вздохнул, когда Присцилла пересекла комнату, так и не дождавшись, что он первый сделает шаг навстречу ей. Несмотря на красоту, которая теперь начинала рискованно напоминать красоту Энн Бингхэм, в Присцилле было нечто, вызывающее в нем какое-то презрение. Его невеста была жеманной, пустой И тщеславной.

Лайон сделал большой глоток бренди. Перед ним всплыло очаровательное личико Миген, и Лайон снова почувствовал страстное желание, к которому теперь примешивалось чувство вины.

"Миген, — рассуждал он, — конечно, не заслужила такого обращения. Правда, пока не увидел о многом свидетельствующую кровь, я не понимал, что Миген серьезно влюблена в меня.

Довелось ли кому-нибудь слышать о такой привлекательной служанке, как Миген, которая оставалась бы при этом еще и девственницей?" Лайон и подумать не мог, что Джеймс Уэйд уложил бы ее в постель. Эта уверенность почему-то принесла ему облегчение. Он хорошо понимал, что не должен испытывать К горничной никаких чувств, особенно в своем нынешнем положении жениха.

Но как она необычна! Лайон вновь испытал жалящее чувство вины, когда вспомнил, какой была Миген в том сумраке, — слезы, сверкающие в ее фиалковых глазах, а во взгляде — надежда и любовь.

«Я завел Миген в глубокую воду с головой и бросил ее, — горько признался он себе, выпив еще бренди. — Но черт побери, откуда я мог знать, что девушка до этого момента так глубоко никогда не плавала?»

— Заявляю, мистер Хэмпшир, что сейчас вы в тысяче миль отсюда! — Слова Присциллы звучали довольно резко. — Я рядом уже целую минуту!

— Целой минуты пройти не могло! Миледи, нижайше прошу прощения. — Тон Лайона опровергал его слова, и Присцилла подозрительно посмотрела на него.

— Вы для меня, Лайон, загадка. Я никогда не знаю, что и подумать…

— Моя дорогая, я всегда точно такой, каким выгляжу. Не изобретайте тайн, коль их нет. — Он отхлебнул глоток бренди, взглянув поверх бокала на входившую в комнату Миген.

Сейчас она уже не была бледной, плачущей девушкой, с которой он простился на окраине города. Заметив в глазах жениха нескрываемый интерес, Присцилла проследила, куда он смотрит.

Увидев Лайона, Миген ощутила, будто ей дали сильную пощечину, и на мгновение запнулась. Он никогда еще не был так красив, и, как всегда, уже само присутствие Хэмпшира действовало как возбуждающий фактор.

Она сделала глубокий вдох и спокойно посмотрела Лайону в глаза. Щеки Миген зарделись. Уязвимость в ее взоре сменилась враждебностью. От удивления Лайон приподнял выгоревшие брови и подумал: совершенно ясно, что негодница должна была выпить много спиртного, чтобы заглушить память о нем! Миген его игнорировала. Служанка обращалась исключительно к Присцилле, которая сообщила, что нынешним вечером они едут в театр и что нужно подготовить ее платье абрикосового цвета.

— Придешь в мою спальню в половине девятого, — закончила она отрешенным тоном.

Миген слегка, в знак безмолвного протеста, вздернула подбородок, присев в реверансе и глуповато кивнув головой. Лайон только усмехнулся и не обратил внимания на настороженный взгляд наблюдательной Энн Бингхэм.

Миген прислонилась к стене, ожидая, пока утихнет охватившая ее дрожь. Она была не в силах ни сдержать, ни осознать свое страстное желание прикоснуться к Лайону, прижаться лицом к его широкой, сильной груди, почувствовать крепкие и нежные объятия. «Днем, — думала она, заливаясь слезами, — Лайон наслаждался мной, и ему потребовалось так мало времени для того, чтобы облачиться в свой лучший костюм, отобедать со своей невестой, а затем сопроводить ее в театр!» : , Миген, поборов слезы, выпрямила спину, сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. «Злобный трусишка! Я не допущу, чтобы ты победил! Я буду бороться, какой бы дьявол ни управлял моими эмоциями. Лайон Хэмпшир может завладеть своей драгоценной Присциллой, но меня ему не видать больше. А еще говорил, что я его друг! Какой идиоткой я была!»

Миген увидела стройного темноволосого Брауна. Его плутовская улыбка согрела ее и сняла напряженность. Она почувствовала, что рада отвлечься от тяжелых мыслей и поболтать с кучером.

— Привет, Браун! Чему вы так радуетесь? — Миген удивилась, заметив, как он покраснел.

— Возможности увидеть вас, мисс. Позвольте мне сказать, что сегодня вечером вы необычайно красивы.

— А почему бы и нет? Спасибо. Я не верю вам, но милый комплимент всегда приятен. И вы не должны обращаться ко мне «мисс», будто я не работаю, а живу здесь! Меня зовут Миген.

— Мне будет приятно называть вас Миген. Если вы меня снова простите, то я скажу, что вы воспитаны лучше самых богатых женщин. — Браун пустил в ход свою обескураживающую улыбку, в глазах появился охотничий блеск. — Я славлюсь тем, что говорю правду, а потому вы обязаны верить мне.

Миген рассмеялась, обрадовавшись тому, что горькая боль в груди начала таять.

— Вы слишком любезны.

— Для меня будет честью, если вы станете называть меня по имени — Кевин!..

— Это имя бойких ирландцев вам подходит.

— Мне давно так не говорили.

— Правильно, ведь теперь, насколько я понимаю, вокруг вас всегда целый хоровод девушек.

Они медленно направились к кухне, но Браун при ее словах остановился и театрально приложил руку к груди.

— Это не правда! Перед вами одинокий мужчина! Кто распространяет такие сплетни?

— Вы что, забыли? Это… — Имя, которое она собиралась назвать, и улыбка застыли на ее устах.

Браун увидел в ее глазах настоящую боль и пришел в замешательство. Но постарался сменить тему разговора:

— Ну а как прошла сегодня ваша верховая прогулка?

Миген с трудом ответила хриплым шепотом:

— Я бы выпила чашку чая.

Ошеломленный и встревоженный, Браун повел побелевшую Миген на кухню и усадил ее там у плиты на стул с плетеной спинкой. Несколько минут она не двигалась, подобно статуе, затем на побледневшем, как бумага, лице появился легкий румянец, а в глазах мелькнули прежние задорные искорки. Почувствовав облегчение, он пошел за чашкой чая, а когда вернулся, то увидел, что Миген протянула руки к огню и уже совсем весело улыбается.

— Спасибо Кевин, — сказала она, беря слегка дрожащими пальцами чашку. — Простите, не знаю, что со мной сталось.

Внезапно я почувствовала жуткий холод…

У Брауна хватило разума не упоминать больше о дневной прогулке верхом и не обсуждать, имело ли это отношение к странному поведению Миген. Кевин увел ее в уголок столовой для слуг, и Они уселись там в стоящие напротив друг друга в резные деревянные кресла.

— Ну и… — начал он с деланной веселостью. — Я хочу знать, просили ли вы выходной. Я уж не спрашиваю, как это Смит разрешила вам улизнуть!

— Ну что же… — засмеялась Миген.

— Ага! Я так и думал, что вы с ней это не обсуждали. Вы же распоряжаетесь своим временем сами. Ведь ваша госпожа приходит и уходит, когда ей заблагорассудится, — на балы, к портным и модисткам, в театр… Мне в таком случае пришлось бы солгать. Я же только кучер! А вы заслуживаете хоть чуточку отдыха от работы. Я узнал, что завтра во второй половине дня будет званый прием у мэра Пауэла и поэтому Бингхэмы и мисс Уэйд уйдут из дома. Поскольку прием состоится в соседнем здании, мне не надо везти их туда, и у меня выдается свободное время. Я буду рад, если вы проведете этот вечер со мной.

Миген размышляла над тем, что сегодня вечером Лайон будет с Присциллой в театре, завтра — у Пауэла! «А я, — сокрушалась она, — останусь дома с вывихнутой лодыжкой и ощущением одиночества и боли…»

— Что вы имеете в виду? — спросила она Брауна.

Тот улыбнулся, будучи совершенно уверенным в своем обаянии:

— Поскольку вы новичок в нашем городе, я думаю, что вам было бы интересно посмотреть музей Пила. Вы что-нибудь слышали о нем?

Миген посмотрела на Брауна с пренебрежением:

— Мы, виргинцы, не такие уж невежды. Я не только Слышала о нем, но случайно знаю, что генерал Вашингтон послал мистеру Пилу, этому борцу за независимость, французских фазанов, которые он получил от маркиза Лафайета, тоже сражавшегося за независимость в звании американского генерала. А эти фазаны, кстати, передохли один за другим.

Она говорила не просто самодовольно, но с явным налетом этакого снобизма. И это было то, чего Браун не выносил у своей ровни. Его улыбка погасла, а Миген стала ненавистна самой себе. «Я сейчас напоминаю Энн Бингхэм», — подумала она.

Брауна, как и Лайона, интересовало, что же на самом деле представляет собой Миген. Он наклонился к девушке, внимательно посмотрел ей в глаза и тихо рассмеялся:

— Вы уверены в том, что вы горничная при леди? Больше похоже на то, что вы леди по отношению ко мне.

— О, Кевин, простите меня… — — Но, тут же, услышав с улицы колокольный перезвон, спросила:

— Что это такое?

— Это «колокола сливочного масла». Они звонят вечерами накануне перед открытием рынков.. Дважды в неделю… Ах, Миген, филадельфийский рынок — это, надо сказать, зрелище!

— О, я совсем забыла, что завтра утром должна идти на рынок вместе со Смит и Брэмбл!

— Тогда вам надо лечь пораньше, — рассмеялся Браун. — В эти дни Брэмбл поднимается до пяти утра, ведь ларьки открываются перед рассветом.

Миген застонала:

— В таком случае мне лучше пойти в спальню мисс Уэйд. Я должна проветрить вечернее платье, она рассчитывает, что я начну помогать ей наряжаться.

— Подождите! — Браун положил ей руку на плечо. — Лучше я, спрошу вас о главном. Мне доставит огромную радость, если вы пообещаете завтра во второй половине дня пойти со мной в музей Пила — художника, политика и ученого.

Это по-настоящему интереснейшее место. В нем полно скелетов и чучел животных самых различных видов. Там выставлена даже восковая фигура самого Пила. Ну, что вы ответите на мое приглашение?

Его искренность заставила Миген улыбнуться.

— Я бы хотела принять ваше предложение, и сделать его с вашей стороны было весьма любезно… Но я не знаю, разрешат ли мне.

Браун фыркнул:

— Я решусь пойти настолько далеко, что скажу: я полагаю, вам разрешат чуть ли не все, что вы попросите. Ведь мистер Бингхэм строго приказал обращаться с вами предупредительно. — Браун внимательно наблюдал за Миген, и поверил в ее искреннее удивление.

— Что вы имеете в виду?

— По правде говоря, я надеялся, что это объясните мне именно вы! Больше мне ничего не известно. Мистер Бингхэм без обиняков предупредил, мол, никто не должен нахально ухаживать за вами или плохо с вами обращаться. Такое предупреждение в отношении любой служанки и горничной показалось странным. Ни об одной мистер Бингхэм этакого никогда не говорил.

— Но я, по сути, даже не знаю этого человека! Он почти не разговаривал со мной!

— Может быть, в этом замешан капитан Хэмпшир? ; — после некоторой паузы предположил Браун.

Миген побледнела и быстро опустила глаза, внимательно рассматривая вязаный ковер на дубовом полу. Когда она подняла голову и встретила пронизывающий взгляд Брауна, к ее щекам предательски прилила кровь.

— Эта мысль кажется мне еще абсурднее, — решительно возразила она. — Я склонна допустить, что произошла какая-то ошибка.

— Возможно, — согласился, широко ухмыльнувшись, Браун и тем самым разрядил обстановку. — Но ошибка или нет, а я все равно держу пари, что если вы попросите, то свободный вечер вам предоставят. Подождите только момента, когда сможете обратиться с такой просьбой к самому мистеру Бингхэму.

— Ну хорошо, — заметила рассеянно Миген. Больше всего ее озадачило то. Что Лайон поступил так, когда она только приехала сюда и считала их отношения лишь дружески-деловыми.

— Кевин, не напрашиваетесь ли вы на неприятности, пытаясь стать моим другом?

Он весело рассмеялся:

— Надеюсь, очаровательная, что пока я в безопасности. И разве я повинен в «нахальном ухаживании» или в «плохом обращении» с вами?

Миген ответила на его ухмылку улыбкой, как она считала, ироничной, поскольку единственным человеком, повинным в этих проступках, был Лайон.

Браун поднес ее руку к своим губам, и она не воспротивилась. Но потом из коридора раздался смех, и ее лицо и сердце словно закоченели. Смех Лайона звучал необычайно счастливо.

К горлу неожиданно подступила тошнота, и кожу болезненно стал покалывать озноб, охвативший все тело. Это ощущение быстро прошло, а Браун все еще держал ее руку.

Миген подумала о том; что прикосновение этого мужчины не пробуждало в ней ни Огня, ни волшебного трепета…