Любви тернистый путь

Выслушав Смит, Миген испытала облегчение, но чувство вины ее не оставило.

— Некоторые могли бы поспешно сделать из моей оговорки непристойные выводы… — пробормотала она, пытаясь выразиться как можно точнее, прочитав, что использованное ею слово «непристойные» никоим образом не может характеризовать отношения между нею и Лайоном. — Суть в том, что мы оказались близкими по духу. Думаю, в его глазах я забавна, но, несмотря на то что он поддразнивает меня, я ему приятна. Я постепенно поняла, что могу высказывать свое мнение и не буду за это выброшена на улицу. Итак, я действительно рада, что нахожусь здесь.

— Ну, тогда я счастлива, — сказала Смит, хотя и заметила, что Миген старается не смотреть ей в глаза и чувствует угрызения совести. — У вас, наверное, стало легче на душе, когда вы объяснили свое положение. Я знаю, что мистер Хэмпшир в душе этакий остроумный шалопай. Думаю, вы получили необходимую вам отсрочку перед его свадьбой.

Миген боялась, что еще несколько фраз, сказанных всуе, и Смит поймет, как складываются в единое целое отдельные элементы головоломки.

— Этого я не знаю, — нервно смеясь, ответила Миген. — Пока он считает, что я приношу ему лишь заботы, например, как на днях, когда меня бросил в темницу майор Гарднер. Я чуть не ударила Лайона по голове бутылкой с вином! — Глаза Миген лучились светом и смехом, но она тут же спохватилась, заметив внимательный взгляд Смит. — Все было именно так! — завершила Миген и сменила тему разговора:

— А что нового в особняке Бингхэмов? Я все думаю, осведомлен ли там кто-нибудь о моем местонахождении? Как вы считаете: знает ли это мисс Уэйд и волнует ли это ее?

— Наверняка не знаю. Но, по-моему, она полагает — так думала и я сама, — что вы в доме Гарднера. Два-три дня назад она упоминала ваши имена в одном ряду. Да и мистер Хэмпшир не пытался разубедить мисс Уэйд.

— Как, по-вашему мнению, мне переслали мою одежду? — поинтересовалась Миген, нахмурившись.

— Не могу сказать. Я сама упаковала ваши вещи, а чемодан отослала миссис Бингхэм. Я тогда полагала, что в дом майора Гарднера.

— Держу пари, она хорошо знает, где я нахожусь. Не могу представить себе, будто майор хранит молчание… Если только он не посчитал себя слишком униженным. — Миген ухмыльнулась. — Я довольно хорошо поработала над его тупой башкой.

Несколько минут они молчали, доедая суп, Миген не заметила взгляд Смит., — Браун спрашивал о рас. Он очень расстроен, к тому же страдает любопытством, которое только усилилось, когда я сегодня не разрешила ему отвезти меня. Полагаю, он подозревает, что я направилась повидаться с вами.

— А он слышал, что я переехала в дом Гарднера?

— Не думаю. После вашего отъезда Браун еще плохо чувствовал себя. Я видела, что Браун сумел поговорить с мистером Хэмпширом, когда тот первый раз пришел повидать меня. Я не думаю, что мистер Хэмпшир на что-то намекнул ему, но слышала, как он сказал кучеру, что вы сами найдете его, когда будете к этому готовы. Мне показалось, тон их разговора был враждебным!

Миген улыбнулась. Бедняжка Смит никак не была склонна выслушивать и передавать сплетни и явно чувствовала себя шпионкой.

— Я высоко оцениваю ваши новости, — заметила Миген. — Я знаю, что вы не любите говорить о людях в их отсутствие.

— Сейчас речь идет совсем об ином. Я хочу, если могу, помочь вам. Я против того, Миген, чтобы вам навредили… Вы напоминаете мне яркую певчую птичку, которой соблазняются голодные кошки.

— Что бы я делала без вас? Ведь у Бингхэмов меня все принимали бы за ненормальную, я бы там сошла с ума без вас.

— Нам всем нужен рядом человек, который поддерживал бы нас в трудный момент, — сказала в ответ Смит. — Слава Богу, у меня есть такой человек, который напоминает мне, что я личность. — Глаза Смит сияли. — Сначала я боялась, что в особняке Бингхэмов потускнеет вся ваша восхитительная и естественная искренность. Я рада, что вы оттуда уехали.

Миген тронули эти добрые слова. Человека более близкого, чем Смит, ей встречать до сих пор не приходилось. Ее охватило чувство признательности, и она крепко сжала руку Смит.

— О, Смит, я хочу, чтобы вы переехали сюда! Если вы относитесь к Бингхэмам так, как сейчас об этом сказали, то почему бы вам не уйти вместе с Брэмбл и не поступить на работу сюда? Я была бы рада передать вам свою должность…

По правде говоря, я не смогу остаться здесь домоправительницей, как только мисс Уэйд станет миссис Хэмпшир.

Услышав такие новости, Смит широко раскрыла глаза, но Миген поспешно продолжила:

— Я готова заключить пари, что Брэмбл гораздо охотнее примет новую должность, если именно вы убедите ее сделать это. О, как было бы великолепно, если бы и вы очутились здесь.

Вы являете для меня образец наилучших качеств. Когда вы рядом, я чувствую себя сильной и доброй.

— Миген, милая, так приятно слышать это от вас! Но будет лучше, если я не стану влиять на вас. Мы с вами разные люди, и вы должны следовать своим собственным склонностям. Кроме того, я не могу покинуть особняк Бингхэмов. Я чувствую себя там полезной. При всех тамошних недостатках — это мой дом, я стала частью его. Мне доставляет большое удовольствие убеждаться в этом, да и при всей сложности хозяйства руководить им бесперебойно.

— О, вы правы… Это действительно так! — воскликнула Миген.

— Конечно, есть и другая причина. — Щеки Смит порозовели. — Я уверена, что вам известна моя привязанность к Уикхэму.., а его ко мне. Мое место рядом с ним. Что же касается Брэмбл, то я не могу предсказать ее реакцию! Однако уверена, что она будет настолько уязвлена понижением в должности, что захочет нанести равную обиду хозяевам. Она самая надменная из женщин…

— И злорадная! — ухмыльнулась Миген.

— Это правда… Вот почему, если мистер Хэмпшир обратится к ней в подходящий момент, сразу же после того как Брэмбл узнает…

— Вы обязательно сообщите, как только ей скажут об этом?

Вы нам поможете убедить ее согласиться работать у Хэмпшира? Я знаю, что Лайон, по ее мнению, так же грешен, как и Бингхэмы.

Смит задумалась над этим, прикоснувшись к своему жесткому чепцу.

— С Брэмбл надо вести дело осторожно, ибо она очень упряма и непредсказуема. Часто она бунтует против советов, относясь к ним с подозрением. Но Я подожду и посмотрю. И конечно, сделаю все, что смогу.

Часы пробили половину второго.

— Время прошло так быстро, Миген, мне пора возвращаться. Меня могут хватиться. Кроме того, я видела, как льстиво уговаривала миссис Бингхэм мистера Хэмпшира принять приглашение на обед, поэтому у нее могут быть особые планы на этот вечер.

— Вы, кстати, ответили сейчас на один мой вопрос, — заметила Миген, неохотно поднявшись вслед за Смит. — Дело в том, что я забыла спросить хозяина, будет ли он сегодня обедать дома. — И Миген обняла новую подругу. — Я не в силах сказать вам, Смит, как много означает для меня ваш визит.

— Я вас раньше уже предупреждала, что, как только я понадоблюсь, я всегда буду рядом. Миген, не хотели бы вы что-нибудь через меня передать Брауну? Он так в вас…

— Нет! Я надеялась, что мы можем быть друзьями, хотя и должна была проявить больше осторожности. Наверное, из-за своего одиночества я нечаянно поощрила его, однако продолжать это я не должна.

— Но, Миген, вы очень юны и неопытны. Возможно, если бы дали шанс…

— Нет. Мне известно о любви достаточно, чтобы почувствовать первую искру. Это — волшебство, то самое волшебство, что освещает ваше лицо, когда вы говорите об Уикхэме.

Когда я вместе с Кевином Брауном, все очень заурядно…

— Если вы уверены… — На лице Смит было написано сожаление. — Вы, Миген, созданы для любви, переполнены теплом и радостью. Вам нужно отдать это тому, кто будет ценить и лелеять вас.

Миген изобразила кисло-сладкую улыбку, пытаясь скрыть боль, которую вызвали ей эти добрые слова.

— По-моему, вы превращаетесь в сваху! Не переживайте, Смит. Самым худшим для меня было бы разменять свои чувства. Разве не так?

— Полагаю, что вы правы. Мужчину себе можете выбрать только вы., когда вы стремитесь к звездам, пытаясь обрести волшебство, о котором так хорошо говорили. Мы в конечном счете все ужасно приземлены. Только в снах мы способны прикоснуться к солнцу или к звездам. А в снах мы жить не можем.

Глава 27

Лайон и Присцилла сидели на покрытой ковром софе в комнате для игр в карты. Рядом стоял новый ломберный стол с рассыпанными картами и расставленными вокруг него четырьмя стульями с высокими спинками. Помолвленная пара только что закончила четыре партии в пикет, безнадежно проигранные Присциллой. Она использовала всевозможные женские уловки, но не могла перехитрить Лайона. Пикет состоит из простейших комбинаций, и поэтому бессилие ее очарования повлиять на ход игры безмерно расстроило Присциллу.

"Насколько же дурно должен быть воспитан мужчина, чтобы четыре раза подряд сознательно обыграть даму в карты.

Особенно невесту, — размышляла Присцилла. — Неужели ему совершенно чужда галантность? Неужели у него не было ни капельки желания доставить мне удовольствие? Лайон не пощадил моей гордости, он играл просто безжалостно…"

Почувствовав себя оскорбленной и обиженной, Присцилла решила наказать Лайона, перестав с ним разговаривать, и была уверена, что, как только жених поймет, насколько ранил ее самолюбие, сразу попросит прощения. Возможно, даже захочет поцеловать ее.

То, что это случалось весьма редко, ранило чувства Присциллы. Правда, она обычно убеждала себя, что Лайон в своем сознании вознес ее на пьедестал чистоты и неприкасаемости.

Мысль, что он едва ли принадлежит к категории застенчивых мужчин, раздражала Присциллу, поэтому ей удобнее всего было не думать об этом.

Она искоса посмотрела на Лайона и с удивлением увидела, что тот бесстрастно читает журнал. Невеста еще больше разозлилась, но решила сдержаться и подумала: «Пусть Лайон попытается оказать сопротивление».

Опустив пониже кисейную итальянскую косынку, которая скрещивалась у нее на груди, Присцилла пододвинулась к Лайону. Она погладила гладкую кожу его пиджака, а потом, осмелев, коснулась ногой колена Лайона.

Он поднял глаза, вопрошающе высоко приподняв свои русые брови.

— Я чувствую себя так далеко, такой одинокой. — Присцилла заговорила тоном брошенной женщины и заметила отвращение, мелькнувшее на его лице. — Неужели вы не сожалеете, что победили меня в пикет?

— Разве в том, что вы не умеете играть, виноват я? Вы хотели, чтобы я сжульничал и поддался?

— Ну зачем же так! Разве вас мама не научила рыцарству?

Хэмпшир резко рассмеялся:

— Как видите, нет. Кроме того, я не так легко подвержен внушению. Ради Бога, Присцилла, ведь мы с вами взрослые люди. Разве в таких простых карточных играх мы не можем быть на равных? Или я должен ежедневно и ежеминутно обращаться с вами, как с глупым ребенком?

«Когда же я допустила в нашем разговоре опасный поворот?» — задумалась Присцилла, но тут же выпалила:

— А вот Маркус позволяет мне выигрывать!

— Маркус — лицемер.. Или, возможно, глупее вас.

Не прислушивающаяся к жениху Присцилла не заметила откровенного оскорбления.

— По крайней мере Маркус обращает на меня внимание.

Иногда даже пытается меня поцеловать!

— Это правда? — Ревности в тоне Лайона не прозвучало, лишь раздумье. — Это и есть ваше «застенчивое» приглашение мне поступить так же?

Она не уловила и значения слова «застенчивый». Изображая девичью робость, Присцилла взглянула Лайону в глаза, стараясь передать ему свое желание. Выражение их ледяных синих глубин было странно знакомым. На мгновение она вспомнила тот день, когда ждала поцелуя Лайона в вестибюле особняка «Зеленые холмы». В Хэмпшире было нечто пугающее, даже дикое. Его холодные пальцы сжали ей подбородок, и Лайон поцеловал невесту.

Так никто до сих пор не целовал Присциллу. Его губы люто впились в ее уста, а язык прижался к ее зубам и грубо проник внутрь. Она задыхалась от свирепости его атаки, а потом от шока, вызванного жадными поцелуями ее плеч и шеи.

Лайон сдернул кисейную косынку, и Присцилла почувствовала, как твердые губы впились в обнаженные груди, опалили ее соски. «Что происходит? — возбужденно старалась понять Присцилла. — Как это случилось?»

Внезапно Лайон разжал свои объятия, и от неожиданности она упала на софу. Хэмпшир молча поднялся и пересек комнату.

К удивлению Присциллы, он выглядел совершенно спокойным, даже равнодушным. Лайон налил бренди. Присцилла же дрожа, пыталась справиться с корсажем и косынкой. Глубоко внутри нее взывал о своем высвобождении пульсирующий огонь, и Присцилла не могла понять, каким недугом это было вызвано.

Лайон обернулся и уставился на невесту, безуспешно пытавшуюся взять себя в руки. Его глаза были ледяными, как океан в зимний шторм. Достав из жилетного кармана золотые часы, он холодно заметил:

— Я должен идти.

— Идти?.. — в отчаянии повторила эхом Присцилла. — Своими действиями вы меня оскорбили и уходите, даже не принеся извинения? Какое же вы животное!

Лайон медленно подошел к ней и наклонился, пренебрежительно прижав руку к самой интимной части ее тела, и откровенно усмехнулся, когда Присцилла застонала от нахлынувшего на нее страстного желания.

— Я всего лишь принял ваше не такое уж застенчивое приглашение, миледи, — произнес Лайон, выпрямляясь во весь свой немалый рост. — Прошу простить за то, что у меня нет достаточно времени, чтобы успокоить вашу страсть.

Лайон шел по улице, ощущая, как туго напряжена каждая его мышца. Прощаясь с Энн Бингхэм, он с огромным трудом сохранял хладнокровие. Хэмпшир обещал ей, что останется на обед и небольшой вечерний прием, но теперь был вынужден отказаться. Его буквально переполняли презрение и отвращение к Присцилле.

Вдыхая прохладный мартовский ветер, Лайон немного успокоился и расслабился. Злорадная улыбка играла на его жестких устах, когда он вспоминал «обольстительную» тактику Присциллы.

Придя домой, капитан стал невольно искать Миген, хотя здравый смысл и подсказывал, что ему надо избегать такой встречи. И все же, снедаемый любопытством, Лайон спросил о ней Уонга. «Не мог ли Браун увести ее? — думал Лайон. — Уж очень большой интерес к ее благополучию проявил этот самонадеянный молокосос».

Камердинер бегал взад и вперед, все время болтая, будто Миген заверила его, что хозяин обедать дома не будет. В конце концов Лайон был вынужден схватить китайца за ворот.

— О, черт побери, Уонг, вы эмоциональны, как старуха! Это вина не Миген. Правда, для меня загадка, каким образом она узнала о моих планах. Я действительно собирался обедать у Бингхэмов, но потом передумал. Не тревожьтесь. Я обойдусь супом и холодным мясом. Ну а где Миген?

— Ее давно ушел чистит библиотек.

Лайон тихо открыл дверь и отметил, что камин уже зажжен, а на спинке дивана оставлен образец обивочной ткани. Наконец Лайон увидел Миген, подобно ребенку свернувшуюся в клубочек и крепко спящую.

Ее лицо дышало прелестной невинностью. На Миген было сиреневое платье, только она добавила к своему наряду муслиновую косынку, перекрещивающуюся на корсаже и закрепленную на пояснице. Она повязала свои локоны узорчатым шелком так, что остались открытыми лишь самые непокорные завитки на висках. Ее лицо, руки и кружевная косынка были испачканы; на полу лежала перьевая кисть для удаления пыли.

Две книги лежали па коленях Миген. Ее палец покоился у отчеркнутого абзаца. Ухмыльнувшись, Лайон посмотрел на обложки: «Том Джонс» и «Здравый смысл». «Выбор столь же парадоксален, — подумал он, — как и та, кто его сделал!»

Он присел на корточки и вгляделся в любимые черты. «Какая шелковистая у нее кожа! — думал он. — Как Миген удивительно благоухает! Какую очаровательную тайну хранит это милое лицо!»

Близость Миген подобно сладкому нектару очищала и успокаивала Лайона; он провел пальцем по ее маленьким пальчикам, наклонился, чтобы прикоснуться к ее лицу. В нескольких дюймах от него лежала страница, на которой девушка остановила чтение.

Миген медленно открыла глаза, борясь с тяжелой усталостью, внезапно охватившей ее. Лайон держал в ладонях руки Миген, и она чувствовала на своих пальцах его жаркое дыхание.

Сострадание и забота терзали сердце Миген. Она притронулась к льняным волосам Лайона, и при этом легком прикосновении он вздрогнул. Их взгляды встретились: Миген видела, как в его глазах таяли осколки синего льда, и чувствовала, как весенний водоворот снова затягивает ее на дно синего-синего океана.

Лайон молча распахнул косынку, нежно поцеловал ее грудь и шею. Лазурные глаза заговорили с фиалковыми очами, и Лайон приник к губам Миген, Книги упали на пол, когда Миген обвила шею Лайона и припала к нему своим хрупким телом. Она хотела сказать, каким мрачным казался ей день, проведенный без него, как его волшебные прикосновения прогоняют усталость и уныние. «Вы мне нужны!» — рвалось из ее груди.

Много таких же мыслей, но еще не сформулированных так конкретно, владело и Лайоном. Он обнимал и целовал Миген, и казалось, что все изломанное, омертвевшее в недрах его души заполнилось теплом, излучаемым ее телом. Лайон жаждал сорвать одежды, что отделяли друг от друга их плоть. Но в его желаниях сегодня преобладала не страсть, ему просто хотелось быть ближе к Миген…

Шли минуты. Лайон и Миген лежали, сплавленные воедино. Они изредка целовались в достигнутом ими нежном взаимопонимании без слов, пока не уплыли в сон.

Первой проснулась как от толчка Миген, осознав, что кто-нибудь может зайти в библиотеку. Она ласково поглаживала шею Лайона, под которой лежала ее рука, пока, он тоже не проснулся.

— О Боже, как я измотан! — простонал он.

Они оделись, и Миген как бы между прочим заметила:

— Возможно, вчера вы плохо спали…

— О да, теперь силы возвращаются ко мне! Ну что же, я, считаю, бессонная ночь стоила того.

Разрумянившись, она шлепнула Лайона по руке.

— Грубиян!

— Нет, возлюбленная. Просто невинного парня похитила черноволосая чаровница.

— Ваше воображение, сэр, превышает вашу испорченность.

— Когда вы говорите подобные вещи, при этом обязательно улыбайтесь.

Миген улыбнулась, испытав счастье при виде того, как он вытягивает ноги и скрещивает их. Лайон погладил растрепанные локоны и поинтересовался:

— А вы, оказывается, читали?!

— Я тоже так думала, а на самом деле заснула.

— Это я понял. Но в любом случае подобным желанием надо восхищаться. — Миген почувствовала, что на его лице появилась улыбка. — А следующую неделю вы тоже собираетесь провести в библиотеке?

— Чтение могло бы немного увлечь меня. Я, конечно, не собиралась прочесть каждое слово. Я думала просмотреть и подобрать те книги, которые больше всего подходят к предстоящим долгим, одиноким ночам.

— Ну что же, понимаю. — Лайон слегка ущипнул ее руку. — Между прочим, где вы научились читать?

Сердце Миген дрогнуло: она тоже никогда не встречала грамотных слуг.

— Основам чтения меня обучил друг, а я продолжала учиться самостоятельно, пока не добилась своего.

— Между прогулками верхом? Ваше прошлое становится все любопытнее и любопытнее!

— Если говорить о любопытных событиях, — парировала Миген, — то скажите, почему вы сейчас дома? Ведь вы должны были обедать с вашей очаровательной невестой.

— Кто вам это сказал?

— Мне сегодня нанесла визит Смит.

— Я действительно собирался остаться на обед у Бингхэмов, но Присцилла меня так довела, что я чуть не совершил убийство. И ради ее же безопасности мне было лучше удрать.

Миген заставила себя скрыть злорадную улыбку.

— Вы раньше выглядели несколько мрачнее.

— У меня было отвратительнейшее настроение.

— А сейчас?

Лайон приподнял ее подбородок и бросил на Миген долгий уничтожающий взгляд.

— Глупая и дерзкая девчонка, вы же знаете мой ответ. — И так поцеловал ее, что она чуть не задохнулась. — Миген, не полагаете ли вы, что мы можем провести с вами несколько следующих недель без того, чтобы быть все время на ножах, говоря о будущем? Не могли бы вы расслабиться и побыть какое-то время со мной? А я пообещаю вам вести себя, как положено… джентльмену?

Миген улыбнулась, отметив, как Лайон запнулся на последнем слове.

— Да, мне это понравилось бы.

Он привлек ее к себе, лицо Миген расцвело счастьем, на щеках появились такие милые ямочки.

— Благодарю вас, — почти невнятно прошептал Лайон у ее виска.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

И выкради день ты один у жизни своей,

Чтобы пожить…

Эйбрехем Каули. «Ода Свободе», 1663 год

Глава 28

Наступивший день был озарен сиянием солнца и согрет его приятным теплом.

После завтрака Лайон разыскал Миген и спросил, не хочет ли она пройтись вместе с ним по кое-каким делам. Она была на ногах уже с рассвета, заставив флегматичную и заспанную Пруденс пройтись по рынку, и чувствовала себя довольно утомленной. Сейчас Миген была занята составлением меню на три дня. Но неожиданно веселое настроение Лайона оказало бодрящее воздействие, и она захотела укрепить связывающую их нить, возникшую за день до этого в минуты молчаливого взаимопонимания.

«Я и на смертном одре, — думала Миген, переодеваясь, — билась бы изо всех сил ради того, чтобы провести с ним пару часов. И он, этакий мерзавец, это знает!»

Несмотря на то что она хорошо выглядела и в сиреневом муслиновом платье, при мысли о предстоящем новом гардеробе Миген улыбнулась. Ведь Лайон видел ее в этом наряде уже тысячу раз. Сегодня его взор светился теплом, хотя и не выдавал горящего в нем желания. Лайон усмехнулся, торжественно открывая перед Миген дверь, и слегка поддержал ее под локоть.

Воздух дышал свежестью. Иссиня-черные локоны Миген сверкали на солнце и резвились на ветру.

— О Боже, какой великолепный день! — воскликнул Лайон, прервав затянувшееся молчание и заметив, что, удивившись столь необычному для него избытку чувств, Миген улыбнулась. — У вас такой вид, какой, должно быть, бывает у меня при вашем многословном описании, как говорят французы, «радости бытия»! — рассмеялся Лайон.

— Ваше поведение в прошлом было скорее несвойственно вашему характеру. Может быть, сказывается мое благотворное влияние? Глаза Миген светились лукавством: ей удалось нащупать тему для поддразнивания его. В ответ Лайон обнял Миген за талию и крепко прижал к себе. Но уже через минуту она высвободилась из его объятий.

— Неужели вы думаете, что в состоянии смягчить такого закоренелого циника, как я? — Лайон проворно схватил девушку, оторвал ее от земли, и их глаза оказались на одном уровне. — А у вас, найденыш, есть подход! Поступайте и дальше так!

— Лайон, ради Бога! Вы хотите, чтобы нас увидели? Опустите меня на землю, безумец!

Ухмыльнувшись, он подчинился, но, пока шли еще четверть мили, Лайон сиял от удовольствия, и Миген знала, что он тоже хочет установить хотя бы на этот день дружелюбные отношения.

Она легко пристроилась к шагу Лайона, радуясь теплому солнцу и соленому бризу, встретившему их в порту.

Картина там была, как и следовало ожидать, оживленной и красочной. Борт о борт тесно стояли величественные суда длиной в сотню футов, а то и больше, с грот-мачтами высотой более семидесяти футов. По докам между кипами и ящиками, канатами и едкой смолой с важным видом расхаживали моряки.

— Вон там стоит «Кантон». — Лайон повысил голос, чтобы его можно было услышать сквозь неистовый гул. — Этот корабль положил начало торговле Филадельфии с Китаем, и я сделал на нем свой первый рейс с Томасом Тракстоном в качестве капитана. Через год я уже стал судовладельцем.

Мужчины весело, но уважительно приветствовали Лайона, а он останавливался поговорить с некоторыми из них, видимо, сообщающими ему необходимую информацию.

— Я никогда не видела подобных судов! — воскликнула Миген, когда капитан снова обратил на нее внимание.

— И не вы одна! Эти суда замечательны, построенные здесь специально для торговли с Китаем, считаются самыми красивыми на морях и океанах. Вы обратили внимание на их носовые украшения? Некоторые из них вырезаны Уильямом Рашем, и уже одно это придает им особый колорит.

Лайона окликнул смуглый хорошо одетый мужчина. Попросив прощения, тот пожелал переговорить с ним. Миген наблюдала за жизнью порта, оглушенная, как и во время первого посещения рынка. Пока Лайон не взял ее за руку, Миген даже не заметила, что он вернулся.

— Не могу ли я поинтересоваться, что это был за мужчина? — спросила Миген, когда они пошли дальше по извилистой Франт-стрит. — Надеюсь, не шпион Энн Бингхэм?

— О нет. То был Мордекай Льюис, один из моих бывших спонсоров. Я обещал Уильяму Бингхэму помочь подготовить к рейсу его новое судно. В прошлом месяце мне стало известно, что Бингхэм оказался в довольно трудном положении.

Они миновали несколько гостиниц, а когда оказались рядом с трактиром «Кривой постой», Миген воскликнула:

— Лайон! Что это там такое?

По реке Делавэр между большими лодками ползло, выпуская клубы дыма, странное сооружение. Лайон, прикрывая рукой глаза от солнца, рассмеялся.

— Черт меня побери, если это только не «Безумство Фитча»! Я восхищен упорством этого парня!

Судя по выражению ее лица, Миген ничего не понимала, и капитан решил объяснить:

— Это пароход. Во всяком случае, так это называет сам Джон Фитч. Впервые я увидел его летом тысяча семьсот восемьдесят седьмого года, во время Учредительного конвента, когда обсуждался проект Конституции Соединенных Штатов.

Тогда в доках все смеялись над Фитчем. Казалось, эта проклятущая штука вот-вот взорвется! Но парень упорствовал в попытках усовершенствовать свою паровую машину. Доктор Франклин мне рассказывал, что теперь Фитч колдует над лопастными колесами. — Вспомнив эту историю, Лайон искривил губы в недоверчивой улыбке. — Как утверждает доктор Франклин, у изобретателя теперь появились спонсоры, которые хотят открыть пароходную линию по реке Делавэр.

— И вы думаете, что это когда-нибудь случится? — с сомнением спросила Миген, наблюдая, как пароход обгоняют другие суда.

— А почему бы и нет? Человек полон решимости, а это уже залог победы. За два года Фитч истратил почти пятьсот фунтов.

Неужели вы предполагаете, что он отступится и не добьется своего, превратив мечту в реальность?

— Я сказала бы, чти из его терпения и настойчивости можно извлечь урок. Правда? — Выражение глаз Миген противоречило ее спокойному тону. — Ни вы, ни я не способны быстро добиться успеха. И тем не менее нужно исходить из того, что, если поставленные цели достойны того, чтобы прилагать все усилия ради их достижения, значит, надо терпеливо ожидать результатов этих усилий. Ведь это так?

— Черт побери, да вы же настоящий философ! Неужели вы пытаетесь меня убедить? Перед такой виртуозной речью меня охватывает дрожь.

Саркастический тон Лайона заставил Миген, пожелавшую прекратить дискуссию, закусить губу. Бывали моменты, когда она в своей импульсивности упускала из виду, какими суровыми, холодно-синими вдруг могут стать глаза Лайона.

Забыв о «Безумстве Фитча», они молча повернули на Честнат-стрит. Миген с тоской вспоминала о хорошем настроении, в котором Лайон пребывал всего час назад, и злилась на свой длинный язык и упрямый характер Лайона. Чуть не плача, Миген ухватилась за его рукав:

— Лайон, остановитесь!

— Черт побери, вы когда-нибудь перестанете вмешиваться в мои решения? Присцилла то и дело придирается ко мне, а вы, Миген, просто готовы замучить меня.

Они стояли на углу, забыв о проходящих мимо любопытных, и пристально глядели друг на друга. Миген даже показалось, что Лайон сейчас ударит ее. Но внезапно в его глазах затеплилось совсем иное желание.

— Я хотел бы вести себя так, как я поступаю всякий раз, когда Присцилла начинает жаловаться. Но я этого не делаю, — тихо сказал он. — Мне приятно чувствовать, что сейчас неодолимое отвращение и скука далеки от нас. Если Присцилла раздражает меня, то я никак не могу дождаться, когда же наконец смогу уйти… Но если меня бесите вы, то я не могу дождаться одного — когда же мы с вами займемся любовью.

Миген показалось, что у нее ноги подкашиваются. Ее охватил, почти ввергая в обморок, жаркий порыв любви и желания.

Сильные руки стиснули ее в объятиях, и горячее дыхание Лайона коснулось ее уха.

— Вы так охотно принимаете мое предложение и даже готовы подвергнуться за это аресту? — Улыбка Лайона была ослепительнее полуденного солнца. — Вы же знаете, какой я слабый человек!

Они шли дальше по Третьей авеню, рука Миген, которую держал Лайон, дрожала как от озноба.

— А что будет, если нас увидят? — спросила она. — Не подташнивает от страха, что вас могут увидеть со мной?

— Сводя ответ к одному слову, скажу: нет.

— Вы просто неисправимы?

— Надеюсь, что и эта привлекательная черта моего характера вам по душе.

Миген была вынуждена закрыть глаза и подумала: «Неужели дьяволу чуждо милосердие?»

Тем временем они подошли к лавке книготорговца Роберта Белла. Висящая снаружи вывеска отвлекла их обоих: «Драгоценности и бриллианты для сентиментальных». На внутренней двери было объявление: «Поставщик для сентиментальных предложит пищу их уму. Тот, кто здесь покупает, может получить значительную выгоду, поскольку тому, кто читает много, следует знать много».

— Не правда ли, болтливый парень? — прошептал Лайон на ухо Миген, и ему показалось забавным удивленное выражение ее лица.

В этот момент появился сам Белл, чтобы вручить Лайону роман анонимного автора «Власть симпатии».

— Я хотел бы иметь возможность поболтать с вами, мистер Хэмпшир, но должен идти в редакцию журнала «Покет», чтобы заказать новую рекламу. Вы, вероятно, посетите следующий книжный аукцион? — Хотя в лавке никого, кроме них, не было, Белл, подмигивая, понизил голос до драматического шепота:

— Имя автора книги Уильям Хилл Браун, сосед Пиреза и Сары Мортон… И конечно, ее покойная сестра! Томас опасается, что его заставят прекратить издание книги, как только это станет известно, ибо Мортоны в ярости. Всяческого счастья вам и вашей суженой, мистер Хэмпшир! — И, ухмыльнувшись, он исчез, прикрыв за собой дверь.