Так до нее дошло, что их соглашение должно оставаться в силе, чтобы они действительно смогли положить конец их браку. Если она, конечно, не решит, что брак без любви лучше, чем одиночество. Если бы она была взрослее, опытнее, она бы смогла заставить Остина ее полюбить, но она не представляла, с чего начать. В конце концов, она действительно знала его слишком мало.
Мучаясь бессонницей, Обри босиком соскользнула вниз по галерее, направляясь в библиотеку. Хорошая книга отвлечет ее от бесплодных раздумий. Громкий голос Хита, доносящийся из кабинета, остановил ее. Она услышала свое имя, и хотя не могла вмешаться, но на мгновенье помедлила. Хит редко повышал голос, но сейчас его было хорошо слышно.
– Это нечестно по отношению к Обри, сэр, – горячо протестовал он. – Ей нужно воспользоваться шансом, сохранить положение в обществе. Она слишком молода, чтобы заживо похоронить себя в чужом для нее месте, лишив комфорта, к которому она привыкла. В крайнем случае, позвольте ей побыть с тетей, пока я не сделаю аббатство пригодным для обитания. Я действительно не могу взять ее с собой, вам это должно быть ясно.
Сердце Обри замерло, и она поспешно вернулась назад, не услышав ответа отца. Он уже собирался от нее отделаться! Она надеялась, что они стали друзьями, и что он, наверное, мог бы взять ее как жену, если она поощрит его, но нет! Он спихнет ее на друзей и родственников, а сам в одиночестве вернется домой, как всегда делал ее отец. Как он посмел! Он обещал защищать ее, пока она не вступит в права наследования, а сейчас хочет бросить всем на посмешище!
Обиженная, униженная и взбешенная открытием, что Остин хочет освободиться от нее, Обри ворвалась в свою комнату и задвинула засов. Пусть этой ночью посещает другую комнату для ночлега. Может, ее отец позволит ему спать с ним, они же такие добрые друзья!
Она слышала, как хлопнула дверь, когда Остин выбежал в ночь, наверняка взбешенный отказом ее отца позволить ей остаться в Лондоне. Слезы гнева и жалости к себе упали на подушку, когда она подумала, что ее не хотел ни один мужчина в жизни, а только мгновением раньше она была так горда своей ролью жены.
Позднее, в этот же вечер, Хитмонт заколебался, разглядывая темное, полированное дерево запертой двери, противившейся его нажиму. Сбитый с толку, он не мог определить причину столь внезапной отставки. Он только начал привыкать думать об Обри как о единственной союзнице во враждебном ему мире, но и она отвернулась от него.
Обескураженный новым поворотом событий и собираясь не уступать ни герцогу, ни его дочери, Хитмонт пошел искать слугу. С максимальным достоинством, которое он смог придать себе в такой ситуации, Остин вознаградил молчание слуги после того, как дверь была снята с петель. Слуга кивнул и исчез, а Остин продолжил прерванный путь, отомкнув дверь и установив ее на место. Оскорбление, нанесенное ему этой властной семейкой, требовало отмщения, а его голова была достаточно ясной, чтобы найти разумное решение.
У него оставался последний шанс расставить все на свои места. Он начнет с того, что научит заблудшую жену ее обязанностям. Он больше не потерпит унижений от женщины, особенно от такой испорченной, упрямой соплячки.
Он поднял свечу, чтобы разглядеть спящую в шезлонге Обри. Подойдя ближе, Остин споткнулся о низкий край кровати и почти выронил свечу. Его рука наткнулась на что-то мягкое и податливое, и это что-то тотчас начало извиваться и визжать.
Свеча погасла, и комната погрузилась во мрак. Хит отставил свечу в сторону и поспешил прекратить возню под собой.
Обри закричала и попыталась уклониться от тяжести Хита, навалившегося на нее, но запуталась в простынях. На крики Обри сбежался бы весь дом, если бы он не прекратил их. Понимая, что ему нечего терять, Остин нагнулся, чтобы заглушить их единственным способом, который пришел ему на ум.
Поцелуй заставил ее задохнуться от гнева. Обри разъярилась и принялась изворачиваться и сопротивляться, колотя его своими кулачками, но в то же время начала таять от тепла его тела, прижавшегося к ней, и от страсти, с которой его губы жадно требовали ответа. Она не могла понять, он ли был причиной того, что происходило у нее внутри, или она сама поддавалась ему.
Когда же, наконец, ее руки стали скорее льнуть к нему, чем отталкивать, Остин почувствовал, что может без опаски продолжить, покрывая поцелуями губы, мочки ушей и виски. Мучительно ощущая податливость тела, распростершегося под ним, Остин жаждал дать выход переполнившему его напряжению и почти не осознавал, что делает. Его рука спустилась к соблазнительной округлости ее груди, прижатой к нему, и он почти задохнулся от изумления, обнаружив больше плоти, чем ожидал найти. Безобразное батистовое платье-«рубашка», которое она упорно надевала все эти ночи, никогда не скользило в его руках с такой легкостью.
Прикосновение горячей руки к ее груди вернуло Обри к реальности, и когда он отодвинулся, чтобы с недоверием взглянуть нанес, она отреагировала с неожиданной яростью. Одним движением она вырвала свою руку и изо всей силы ударила его, но губам, а затем выскользнула из своей шелковой тюрьмы.
Даже в тусклом лунном свете Обри смогла прочитать потрясение и ярость, отраженную на лице мужа, и тщетно пыталась найти какую-нибудь защиту. Она выскользнула не в ту сторону, и не могла убежать через дверь, его фигура возвышалась перед ней, отрезая все пути к бегству. Когда он начал надвигаться на нее, Обри схватила со столика щетку для волос, чтобы использовать ее как оружие.
– Убирайтесь отсюда, чудовище, – испуганно прошептала она, плотнее кутаясь в простыню и угрожающе выставив перед собой жалкое подобие оружия.
– Не раньше, чем ты усвоишь урок, соплячка!
– Я буду кричать, – пригрозила она, когда он вырвал у нее щетку и бросил на пол.
– А я закрою вам рот так же, как сделал только что.
Пятясь, она достигла подоконника. Отступать было некуда.
Остин стоял перед ней, его гнев и боль искали выхода, пока она крепче запахивала простыню под его пылающим взглядом. Он схватил простыню, вырвал из рук и впился взглядом в обнажившееся прекрасное тело.
В свете луны ее кожа серебристо мерцала, скрываемая пеной зеленого шелка. Она надела платье, которое он ей подарил для первой брачной ночи, – и Остин вдруг ощутил себя полным идиотом. Он снова все испортил своей поспешностью.
– Вы заперли дверь, – заявил он.
Покрывшись гусиной кожей под его ледяным взглядом, лишенная защиты простыни, Обри собрала остатки мужества.
– Вы выродок! – воскликнула она и, не пытаясь поднять простыню, решительно направилась к двери.
– Только коснитесь этой двери, и я доберусь до вас раньше, чем вы сообразите, что случилось, Обри Элизабет, – предупредил он.
Она остановилась и обернулась, чтобы увидеть, как он спокойно бросил на стул сюртук и потянулся к галстуку.
– Вы не посмеете!
– Не посмею что, моя дорогая? – вежливо осведомился он, бросая галстук поверх сюртука. – Рискнуть разыграть сцену погони за вами в ночной сорочке? Посмею.
Она совсем не это имела в виду, и он это знал. Обри беспомощно посмотрела на него.
– Вы же не ожидаете, что я останусь здесь после того, как вы на меня напали? Вы нарушили данное вами обещание.
Бросив сорочку на кучу перепутанной одежды, Остин умышленно осторожно направился к ней. В тусклом сиянии лунного света Обри могла видеть только темный силуэт его бронзового торса на фоне окна. Один вид его наготы испугал ее сейчас сильнее, чем то же зрелище при свете утра после их брачной ночи. Она шагнула к двери.
– Нам повезет, если весь дом не узнает, что вы этой ночью закрылись от меня в нашей спальне, – принялся он увещевать, остановившись прямо напротив ее дрожащей фигуры. – Вы ожидали, что я поищу ночлег на чердаке?
Он шагнул к ней, обнял за талию и притянул к себе.
– Вы… – обмерла Обри.
Его рука нашарила соблазнительный изгиб ее груди и чувственно провела по соску, напрягшемуся под гладким шелком. У Обри перехватило дыхание, и она почти заплакала от потрясения, охватившего ее от умелой ласки. Она прильнула к нему, раз уж его рука доказала ей невозможность сопротивления.
– Остин, вы обещали… – прошептала она на его груди сквозь слезы.
Он провел между ними ладонью, легко прикоснувшись к ее плоскому животу и окружности бедер, и задержал руку у средоточия ее страстей. Он легко провел по шелку и удовлетворенно услышал легкий вскрик удивления. Со временем она всему научится.
– Никаких обещаний я не нарушу. А теперь отправляйтесь спать, пока я не пожалел об этом.
Он легко поднял ее и отнес на кровать. Обри в страхе уставилась на него, когда он уложил ее на простыни, но он ничего не предпринял, а просто лег рядом, заложив руки за голову.
Обри вздрогнула, когда он заговорил.
– Я дал вам слово джентльмена, что не прикоснусь к вам, Обри, но временами я отрекаюсь от любых притязаний на то, чтобы быть джентльменом. Берегитесь, чтобы ваши действия не вынудили меня к этому, любовь моя.
После этого он смолк, но Обри была в напряжении, пока его дыхание не стало ровным, и она не поняла, что он заснул. Ее тело продолжало болеть и трепетать от потрясения, вызванного его действиями, и эти ощущения отнюдь не уменьшались оттого, что причина их неподвижно лежала у нее под боком.
* * *
Когда поутру Обри проснулась, Остин уже ушел, но Мэгги и несколько служанок с остервенением упаковывали вещи, используя, наверное, все сундуки, нашедшиеся на чердаке. Обри взирала на них из-за занавесей, отчаянно пытаясь унять нервную дрожь.
Как только она собралась с духом, чтобы встать с кровати, в комнату вихрем влетел Остин, на ходу отдавая распоряжения служанкам. Копна каштановых кудрей была подстрижена и приведена в некоторое подобие порядка, но его шевелюра продолжала выглядеть по-модному взъерошенной. Обветренные черты лица явно контрастировали с элегантно повязанным белым галстуком, но коричневый кашемировый сюртук и желтовато-коричневые верховые брюки казались недостаточно изысканными и более подошли бы в деревне. Обри вызывающе встала перед ним.
Игнорируя ее, Хитмонт продолжал отдавать короткие распоряжения, а затем, обращаясь к Мэгги, потребовал:
– Проследите, чтобы через полчаса графиня была готова. Все, что останется, можно потом отправить вместе с вами на телеге.
Наконец-то заметив присутствие жены, Остин невольно смягчил голос.
– Пора ехать домой, дорогая. Экипаж будет ожидать вас через полчаса. Мне бы хотелось проделать это путешествие побыстрее. Пожалуйста, будьте готовы, когда я приду за вами.
С этими словами он повернулся на каблуках и исчез так же стремительно, как и появился, оставив Обри изумленно смотреть ему вслед. Дом? Их дом. После прошедшей ночи эта мысль внезапно ужаснула ее.
Ей не дали времени на размышления. Мэгги освободила ее от ночной сорочки и облачила в дорожное платье серовато-голубого цвета, украшенное у горла кружевами. Соответствующие накидка и шляпка ожидали у дверей, пока Мэгги укладывала тяжелые золотые волосы в подобие шиньона. Несколько непослушных локонов выбились из прически, обрамляя бледное лицо Обри, но, удовлетворенная результатом, Мэгги отправила свою подопечную вниз наскоро позавтракать.
Прежде чем Обри осознала, что происходит, ее отец уже поцеловал ее на прощание, а Остин посадил в раскачивающееся новое ландо, украшенное гербами и запряженное четверкой ретивых гнедых. В руках у нее оказалось его пальто. Она вопросительно посмотрела на него по поводу такой экстравагантности, но Остин только беспечно пожал плечами.
– Дорога предстоит долгая, и я не собираюсь гонять вас через полстраны на спине лошади.
Он закрыл за ней дверцу экипажа и отошел прочь.
Из дома высыпали служанки, неся собранные в последнюю минуту свертки. Лошади били подковами о мостовую, а скакун Хитмонта ржал, выражая неодобрение затянувшемуся безделью. Кудри Мэгги энергично подрагивали, пока она сновала взад-вперед по лестницам особняка, руководя укладкой корзин с провизией и чистых простыней на тот случай, если в пути придется останавливаться в гостиницах.
Герцог в бобровой шапке и с тростью на мгновение возник на пороге, но крики толпы уличных мальчишек заставили его быстро ретироваться.
Под ржание великолепных гнедых ландо покатилось по улице, грум Остина держал поводья, а один из слуг герцога прилип на запятках. Телега, везущая багаж, животных и слуг, следовала за каретой. Остин скакал бок о бок с каретой, удерживая поводья своего ретивого скакуна.
Обри подняла руку и помахала слугам, выстроившимся на ступенях. Они замахали в ответ, к лицам взметнулись передники, чтобы утереть непрошеные слезы. Даже мужчины незаметно утирали повлажневшие глаза еще долго после того, как карета скрылась из вида.
Глава тринадцатая
Обри откинула побитую молью штору на окне парадной гостиной Этвудского аббатства и посмотрела на запущенный двор и подъездную дорогу, сбегавшую к тракту. За неделю, прошедшую после ее приезда, на этой дороге не показался ни один из соседей, и ей хватало ума не ожидать посетителей. Она высматривала, не приехал ли с верфей в Эксетере Остин, но было слишком рано.
Обри отвернулась и содрала с какого-то обломка мебели прошившую обивку. Сейчас она поняла, почему Остин не хотел привозить ее сюда. Когда-то великолепное готическое здание Этвудского аббатства за долгие десятилетия небрежения превратилось почти в руины. Все хорошие предметы обстановки, картины, некогда украшавшие стены, гобелены и канделябры – все было продано, чтобы покрыть огромные долги. То, что осталось, едва ли годилось для использования, за исключением вещей, которые были слишком велики, чтобы их можно было вывезти, как, например, массивную кровать времен короля Якова в покоях Остина. Точнее, в его бывших покоях.
Обри задумчиво засунула палец в прогрызенную мышами дыру в некогда прекрасном кресле времен королевы Анны. Мать Остина очень огорчилась, когда узнала, что ее сын намерен иметь со своей женой раздельные спальни, но после того, как ее попытка помешать его планам провалилась, она хранила благоразумное молчание.
Обри улыбнулась, вспомнив о своей первой встрече с вдовствующей графиней. Вдохновленная своей новой ролью графини, она попыталась подобающим образом нарядиться, избрав для этого платье из тонкого желтого муслина, которое, по заверениям портного, было последним криком моды, а затем самостоятельно отправилась на поиски завтрака.
Она без труда отыскала столовую по запаху подгоревшей ветчины. Обри взглянула на тарелку с яйцами всмятку, почерневшими ломтиками мяса и поежилась. Когда она подняла взгляд, на пороге стояла леди Хитмонт. Ее веселые глаза посмеивались над выражением отвращения на лице невестки.
– Надеюсь, моя девочка, вы умеете вести хозяйство. Мой сын прискорбно невежествен по этой части, но не совсем по своей вине, должна признать. Я посоветовала бы вам выпить чаю, и думаю, вам повезет, если удастся поджарить гренок. Только Остин может считать едой такие помои.
Обри с благодарностью последовала совету. Вдова присоединилась к ней за чашкой чая и с интересом наблюдала, как Обри рассматривала затянутые паутиной потолки и застиранную скатерть на столе. Оловянный чайный сервиз и ложки не потрясли ее, но вот мышь, выскочившая из-под буфета, заставила ее помертветь.
Обри уронила чашку на блюдце и недоверчиво уставилась на грызуна. Леди Хитмонт успокаивающе потрепала ее по руке.
– Я рада видеть, что от таких вещей вы не лезете на стену. Было бы немного затруднительно привести этот дом в порядок, если бы нам приходилось постоянно стаскивать вас с потолка. Вы выглядите доброй, чувствительной натурой. Надеюсь, ваши слуги скоро приедут?
Обри кивнула, не отрывая взгляда от места, где только что сидела мышь.
– У меня только моя служанка с племянницей и племянником. Их сил наверняка не хватит, чтобы привести в порядок дом. Есть здесь еще кто-то, кроме грума Остина и этой твари на кухне?
Леди Хитмонт сделала легкий презрительный жест.
– Была Бланни, но Остин отправил ее отсюда перед вашим приездом. И совершенно правильно сделал. – Она не стала распространяться. – В Дауэр-Хаус есть повар и служанка, но они отказываются работать у Остина. Упрямые создания. Мне бы следовало уволить их, но других никогда не найти. Однако вы можете остаться со мной и позволить этому дому окончательно разрушиться. Я вовсе не собираюсь осуждать вас за ваш выбор.
Поток информации захлестнул Обри, но любопытства не удовлетворил. Кто такая Бланни и почему Остин избавился от нее? Почему слуги из Дауэр-Хаус не работают в аббатстве? В самом ли деле графиня собирается позволить аббатству превратиться в руины?
Но эти загадки недолго волновали Обри. Было слишком много других вещей, требующих заботы.
Матильда с близнецами должна была вскоре прибыть, но даже полк не управился бы с задачей уборки тонн паутины и грязи. Обновление прогнивших потолков и пола потребовало бы усилий армии плотников. Обри удрученно глядела на лохмотья пыльной паутины, свисавшие с массивной люстры. Как ей могло прийти в голову, что она сможет спасти эту комнату от разрушения?
Ни за какие деньги никто из местных не пошел работать в аббатство. Остин прислал одного из своих корабельных плотников из Эксетера заделать мышиные норы, но он один не мог справиться со всеми необходимыми работами.
Обри приложила тряпку к грязному стеклу, заботливо прикрытому деревянными ставнями. Если бы она могла поговорить с Остином, то, возможно, не чувствовала бы себя столь беспомощной. Но после последней ночи в Лондоне он тщательно соблюдал дистанцию между ними, и она не могла ее преодолеть, как ни старалась. Она считала, что не смолсет добиться ничего более, и, как ни тяжело было это признавать, она его потеряла.
Он пообещал позволить ей сохранить ее зверей и даже остановился в Саутридже, чтобы она смогла захватить своих морских свинок, ручного ворона и любимую кобылу, но общества ее любимцев ей было мало. Как можно выжить и не сойти с ума, не разговаривая ни с кем, кроме Мэгги и близнецов?
Уставившись в глубокую синеву стекла, Обри внезапно вспомнила глаза Остина, когда он смотрел на нее сверху вниз, прежде чем обнять и поцеловать. Воспоминание о мускулистых руках, обнимавших ее, заставляло ее трепетать, и она принялась за уборку с новыми силами. Никогда он не узнает, что сделал с ней тем поцелуем.
* * *
Ее щеки раскраснелись от верховой прогулки, предпринятой перед обедом, волосы спутались и в беспорядке разметались по плечам. Обри повернула скакуна на дорогу, ведущую домой. Туман рассеялся, и солнце начало выбираться из-за туч. Ей хотелось заехать дальше, но Остин мог, вернулся раньше, чем она ожидала, и она повернула домой.
Крик и топот подков позади заставили ее придержать кобылу и оглянуться через плечо. Огненно-рыжий молодой человек на сером жеребце скакал к ней, и у нее перехватило горло. В самом деле, это же… Она придержала кобылу, чтобы лучше рассмотреть его лицо. Обри не хотела оскорблять соседей Остина, но когда всадник приблизился, она ни могла не узнать тяжелую квадратную челюсть и решительное выражение лица. Они намертво отпечатались в ее памяти с того момента, как эти сильные руки стащили ее с коня и засунули в карету, которая увезла ее навстречу беде.
С глазами, расширившимися от ужаса, Обри хлестнула Балерину, пустила ее в галоп и рванулась по дороге к дому. Неожиданно ей очень захотелось, чтобы Остин оказался уже дома.
Рядом не было никого, чтобы защитить ее. Топот копыт приближался, крики стали громче, когда она безошибочно направила лошадь к низкой каменной стене, отделявшей аббатство от дороги.
С легкостью преодолев стену, Обри направила кобылу по запущенной дороге между разросшимися деревьями и кустами. Ветви деревьев хлестали ее, но она без приключений добралась до конюшни.
Только для того, чтобы застать там поджидающего ее преследователя. Он потерял шляпу, пылающие волосы упали ему на лоб, но это ничуть не уменьшило решительности на его лице.
– Леди Обри…
Он потянулся к поводьям, но Обри хлестнула его кнутом.
– Больше вам это не удастся, – прошипела она, пытаясь зайти ему за спину, ближе к дверям. Если ей удастся войти внутрь….
Он поспешно отдернул руку.
– Я должен извиниться, пожалуйста, если бы вы только дали мне возможность… – умолял он, придерживая скакуна, чтобы снова не обратить ее в бегство.
– Извиниться? – закричала Обри. – Извиниться за то, что умыкнули меня с помощью банды головорезов и грабителей и на корню загубили мне жизнь? Убирайтесь отсюда, сэр, или я позову шерифа!
– Бога ради, надеюсь, они не причинили вам вреда? Он поклялся, что вы будете в хороших руках. Пожалуйста, леди Обри, вы должны мне поверить. Я сделаю все, чтобы исправить зло, которое вам причинил.
Обри с недоверием посмотрела на него и направила коня к конюшне. Он не был вооружен, но она уже убедилась в его силе. Нужно быть готовой защищать свою жизнь.
– Вы опоздали, сэр, – холодно сообщила она, ногой нащупывая подножку. – Я посоветовала бы вам уехать прежде, чем вернется лорд Хитмонт. Ему будет нелегко стерпеть ваше присутствие.
И вновь выражение истинного огорчения исказило его подвижные черты.
– Действительно ли он не держит вас в заточении? Если он дома, я должен с ним поговорить. Я не могу оставить вас здесь, не зная, как отразилась на вас моя опрометчивость. Я заберу вас отсюда, только попросите. Не нужно ничего, кроме вашего согласия.
Обри нашарила подножку и поспешно соскочила вниз, сжимая хлыст и располагая Балерину между собой и молодым человеком. Он не выглядел сумасшедшим, но его слова и предыдущие поступки заставляли думать о нем именно так. Однако сейчас он казался безобидным.
– Я хочу, чтобы вы немедленно уехали, – твердо ответила она в надежде, что он послушается.
В его глазах по-прежнему сквозило выражение озабоченности, он спешился и направился к Обри, протягивая руку.
– Я не могу оставить вас здесь, не зная, что вы в безопасности и в надежных руках. Хитмонт опасен, но если он причинит вам какой-нибудь вред, он ощутит гнев тех, кто сильнее его. Пожалуйста, разве вы не хотите поговорить со мной?
Когда она окончательно поняла, на чем основаны его бредни, Обри почувствовала желание истерически расхохотаться. Переход от паники к успокоению был слишком велик. Он что, действительно думал, что спасает ее от Хита, когда грубо запихивал в ту карету? Ей следовало привести его в чувство, но она знала, что Хит уже пытался выполнить эту благородную работу.
Харли посмотрел на девочку с недоверием, когда увидел, что уголки ее рта расплылись в улыбке, а в глазах заплясали черти. Он прибыл, чтобы предложить спасение убитой горем деве, или, еще хуже, изнасилованной леди, но никак не мог предположить, что его усилия будут осмеяны.
– Сэр, мы никогда не были представлены, но вы доставили мне проблем больше, чем я могу с готовностью забыть. Если Остин не вырвал вам сердце, тому должна иметься причина, поэтому я не хочу карать вас за вашу глупость, но советую скрыться, прежде чем у него появятся основания изменить свое мнение.
Он стоял перед ней, ощущая смятение, недоверие и растущее чувство облегчения. Но прежде чем он смог ответить, знакомая высокая фигура лениво появилась из конюшни, и лицо молодого человека вытянулось.
– Уже немного поздно для этого, моя дорогая, – донесся ясный голос Хита из-за спины Обри.
Она с облегчением обернулась, и Остин обнял ее за талию достаточно фамильярно, чтобы возразить тем самым непрошеному посетителю. Он не спускал глаз с Харли, продолжая говорить с женой.
– Он потревожил тебя? Приказать, чтобы и ноги его больше здесь не было?
Что-то в его интонации подсказало, что он говорил всерьез, но Обри внимательно изучила лицо Остина, прежде чем ответить. Его рука, обнявшая ее, подавала какие-то сигналы, противоречившие его словам, но она не могла их понять. Окончательно убедившись, что в его словах нет ничего тревожного или угрожающего, она улыбнулась.
– Не так уж часто галантные рыцари прибывают, чтобы спасти меня. Может, я оставлю его?
Хит удержался от смеха при виде тревоги на лице Харли.
– Как одного из ваших зверьков? Поставишь его в сарае? Ему там будет лучше, чем в доме.
Окончательно раздавленный шутливым диалогом, молодой человек попытался протестовать.
– Теперь я понимаю, что свалял дурака. Что же, я готов принять то, что суждено, как подобает мужчине.
Сохраняя серьезное лицо, Хит подтвердил:
– Харли, вы сваляли дурака. У вас есть, что к этому добавить, дорогая?
Он повернулся к Обри, приподняв бровь.
Чувствуя жалость к этому человеку, Обри качнула кудрями.
– Думаю, я предпочту объяснения и знакомство. Он только что заставил меня опасаться за мою жизнь, и я хочу узнать о нем побольше.
Харли сглотнул и нервно поправил галстук, когда испытующий взгляд проницательных синих глаз Хита впился в него.
– Я хотел всего лишь извиниться, но она бросилась наутек. Я не представлял, что вы не объяснили… – выдавил он.
Остин посмотрел на него тяжелым взглядом.
– Мою жену нелегко испугать. Если вы только хоть чем-то навредили ей…
Обри нетерпеливо прервала его:
– Наоборот. Это я ударила его хлыстом. Мы должны осмотреть его руку. А сейчас, если кто-то удовлетворен объяснениями, я хотела бы заняться чем-то более приятным, чем смотреть, как вы сцепились, будто два барана на мосту.
Двое мужчин недоверчиво посмотрели па нее, губы Хита расплылись в улыбке, и напряженность рассеялась.
– Ваши метафоры оставляют желать лучшего, – с улыбкой сообщил ей Остин. Прежде чем она успела спросить, почему, он мягко продолжил: – Я счастлив, представить вам Харли Сотби. Полагаю, вы знаете мою жену, леди Обри!
Молодой человек осторожно склонился над ее рукой, с опаской косясь на мужа леди.
– Я более чем счастлив, леди, встретить вас, и я должен извиниться перед вами за весь нанесенный ущерб.
Обри увидела широкую полосу на замшевой перчатке в том месте, где хлыст ударил его.
– Наверное, вам лучше снять перчатку, господин Сотби, и позволить мне взглянуть на вашу руку. Я не хочу быть ответственной ни за рапу, ни за инфекцию.
Харли посмотрел на графа и, обнаружив на его лице усмешку, беспомощно промямлил:
– Рука в порядке, миледи. Ущерб невелик, уверяю вас.
– Хорошо. Тогда вы должны пройти внутрь и пообедать с нами. Возможно, я сумею получить от вас обоих больше разъяснений, чем вы мне дали сейчас.
Обри подобрала юбку и приготовилась провести их в дом, но Хит удержал ее за руку. Она обернулась и увидела, как мистер Сотби залился краской от смущения, а Остин смотрит на нее со смешанным чувством разочарования и насмешки.
– Сожалею, леди Обри, но я должен вернуться домой. Я прибыл сюда только чтобы убедиться в вашей… – Он поймал взгляд Хита и поспешно поправился: – Чтобы принести свои извинения. Но я не счел бы свою миссию законченной, если бы не пригласил вас к нам домой. Мои сестры, я полагаю, почти одного возраста с вами, и они хотят встретиться. Надеюсь, вы примете приглашение.
От осознания, что поблизости были люди, с которыми она могла бы подружиться, Обри заметно оживилась, но когда речь джентльмена стала нервной, у нее возникло странное подозрение. Когда он закончил, она холодно поблагодарила его.
– Я была бы не менее счастлива, познакомиться с вашими сестрами, господин Сотби. Если мой муж окажется так добр, чтобы однажды отвезти меня к ним, я буду счастлива, навестить вас.
Харли с волнением посмотрел на бесстрастное лицо Хита.
– Хорошо, но, видите ли, мой отец стар и придерживается своих правил на этот счет. Было бы лучше, если бы я приехал за вами. Возможно, его сиятельство сможет пояснить…
– Не нужно ничего объяснять, сэр, – ответила Обри с обманчивой мягкостью. – Я не хожу туда, где не принимают моего мужа. Передайте вашим сестрам мои извинения…
Она повернулась и отправилась прочь, но отрывистый возглас Остина остановил ее гневный уход.
– Не глупи, Обри. Мария и Анна очень интеллигентные и приятные молодые леди. Тебе понравится их общество.
Она гордо вздернула голову.
– Тем более я сожалею, что у меня не будет возможности повстречаться с ними. Доброго дня, сэр.
Она царственно кивнула, отпуская рыжего молодого человека, и не оборачиваясь, зашагала прочь.
Остин с благодарностью посмотрел ей вслед и повернулся, чтобы пожать плечами в ответ на недоуменный взгляд Харли.
– Если вы еще не заметили, она крайне щепетильная молодая женщина, – пробормотал он в оправдание.
– Она права, и вы это знаете, – примирительно предположил Харли. – Однако я надеялся… Кажется, это будет чертовски трудно, Хитмонт, – закончил он почти со злостью.
– Такова Обри. – Хит усмехнулся и протянул молодому человеку руку. – Это не ваши проблемы, Сотби. Я ценю ваше участие.
Харли взглянул на протянутую руку и с внезапной решимостью крепко пожал ее.
– Я должен извиниться перед вами, сэр. Очень трудно изменить сложившуюся ситуацию, но я намерен исправиться.
Хит устало пожал плечами.
– Осмелюсь заметить, что вы без Особых трудностей испортите свою репутацию. Сожалею, что вы не смогли пообедать с нами. Доброго вечера.
Харли посмотрел вслед уходящему графу. Его хромота стала заметнее. Он предоставил Хитмонту возможность жестоко отомстить, но граф великодушно не пожелал поминать старое. Он не мог считать его трусом, особенно после того, как он так отчаянно сражался, думая, что женщина в опасности. Скорее, его можно считать джентльменом до мозга костей, вопреки всем слухам, утверждающим обратное.
