– Я бы хотела взять вас с собой, Обри. Нам будет грустно без вас, – пробормотала Эмили, тщательно затягивая петлю на вышивке.
– А Остин?
Обри глянула на собеседницу, и огоньки заплясали в ее глазах.
Ее золовка пожала плечами.
– Мой брат слишком самоуверен. Не представляю, как приличный человек умудрился связаться с таким множеством подонков. Он никогда не покинет аббатство.
Обри удивилась такой характеристике человека, за которого вышла замуж. Смыслом жизни Остина было возрождение аббатства и его владений, но методы достижения цели иногда выглядели довольно странно. Она улыбнулась, вспоминая, как он по виноградным лозам забрался к ней в окно. Эмили ничего не знала о чопорности, если думала, что ее характеристика подходит Остину. Как-нибудь она представит золовку Алвану…
Эти мысли напомнили ей о другом, и она поспешила затронуть новый вопрос:
– Анна и Мария! Я совсем забыла… Они очень хотели увидеть вас, прежде чем вы уедете. Мы ожидали получить приглашение к обеду на сегодняшний вечер. Вы видели его?
Эмили бросила на Обри изумленный взгляд при столь странном повороте разговора, но отрицательно покачала головой.
– Я его не получала. Не могли бы мы пригласить их сюда? Мне хотелось бы вновь повидаться с ними, и уверена, что им хотелось бы повидать детей.
Обри издала сдавленный вздох.
– Если бы это было так просто… Джефф сказал, что мистер Сотби мог бы смягчиться по отношению к Хиту. Я надеялась…
Проблеск понимания появился в глазах Эмили.
– В самом деле, спустя годы он не может считать Остина виновным. Луиза всегда была дикой. Почему Остин…
Обри торопливо прервала ее:
– Вот и Харли. Давайте спросим его. Мы не можем идти, если мы нежеланны.
Она помахала молодому джентльмену, торопливо шагавшему в их сторону.
– Леди Обри! Эмили! Как хорошо хоть на время увидеть вас вне этого мрачного дома. – Он тепло пожал им руки, его открытое лицо выражало облегчение, когда он смотрел на них. Его пылающие локоны стали еще ярче в солнечных лучах. – Во имя Юпитера, Эмили, я все еще не могу поверить, что позволил проклятому американцу увезти вас.
Эмили засмеялась и указала на резвящихся детей.
– Вы бы быстро запели по-другому, если бы подольше побыли в обществе этой парочки. Кроме того, вы гораздо больше интересовались войной, чем мною, если я правильно припоминаю.
– Я был дураком, – согласился Харли. – Не могли бы вы отделаться от этой скучной парочки и прогуляться со мной?
– Наши мужчины говорят о Политике, кораблях и фермерстве. Если вы собираетесь говорить о чем-то подобном, мы с вами не пойдем. – А вот если вы хотите поведать нам, как мы сможем повидаться с Анной и Марией, добро пожаловать, присоединяйтесь к нам.
Обри подобрала юбки, чтобы гость смог усесться между ними на садовой скамье.
– Они напуганы тем, что вы вернетесь в Лондон, а Эмили в Америку; прежде чем они встретятся с вами. Я был почти уверен, что они приедут сюда, как я. К сожалению, они довольно застенчивые создания.
Пока Эмили отчитывала Харли за такое отношение его сестер, Обри раздумывала над его словами. Харли ничего не сказал о том, что их ожидают к обеду, а слова о гневе его отца отнюдь не свидетельствовали, что господин Сотби наконец смягчился. Но к чему бы Джефф стал плести такую чушь? Ее охватило неприятное предчувствие.
– Как я поняла, Джефф и сквайр Эверсли обедают с вами этим вечером, – рискнула вставить Обри в возникшей паузе.
Харли выглядел озадаченным.
– Кто мог вам такое сказать? Джефф забавный парень, но я предупредил девочек, чтобы они не слишком его поощряли. Он не пустоцвет, вы сами знаете, но, хотя и претендует на титул баронета, его семья не является ни древней, ни хорошо известной в этих краях. А что до Эверсли… Если вы простите мне мой язык, леди, он распутник и подлец. В юности, как я понял, он считался довольно красивым и приятным, но в моем представлении это скотина с манерами старьевщика.
Потрясенная этим открытием, Обри не могла говорить, мысли летели быстрее слов, и ее охватила нервная дрожь.
– Не пустоцвет? Не понимаю… – Она поколебалась, роясь в памяти. – Как я полагала, он унаследовал поместья где-то к северу отсюда. И он всегда одет как щеголь с Бонд-стрит. Здесь какая-то ошибка.
Харли разглядывал ее с любопытством и терпением.
– Хит прав. Вы наивная маленькая гусыня. И вы поверили, что этот красавчик сам по себе богат и владеет имением и титулом, только потому, что носит украшенные драгоценностями табакерки и принят при дворе? Половина Лондона живет в кредит и, могу поклясться, вторая половина живет за счет госпожи Удачи. Как, по-вашему, почему Джефф провел лето здесь? Его кредиторы грозят ему Ньюгетской долговой тюрьмой, и его кузен предоставил ему свободную комнату и стол. Я знаю, вы симпатизируете несчастным, но вам пора учиться реальной жизни, девочка моя.
Сконфуженная и смущенная, Обри залилась краской. Она пыталась найти различные причины пребывания Джеффри в такой глуши месяцами. Даже зиая, что на него нельзя полагаться, она позволяла ему продолжать делать из нее посмешище.
– Я помню Эверсли, – вмешалась Эмили, не дождавшись ответа Обри. – Мама не позволила мне с ним танцевать. Мы были на балу в Эксетере, кажется. Он говорил, что его не приветствуют в приличном обществе. Это меня не очень поразило, раз уж там не приветствовали моего, отца, сколько себя помню. Но что мне запомнилось, так это неприятный взгляд, который он на меня бросил, отходя. Раньше никто никогда на меня так не смотрел. Я почувствовала себя червяком, которого он с радостью бы раздавил. Даже теперь, когда возвращаюсь к этому эпизоду мысленно, я верю, что он был совершенно пьян.
– Когда это было? – внезапно спросила Обри.
– О, я только выехала в свет, так что это должно быть около года после гибели Луизы. Остин уехал на войну, и мы сидели без денег, так что Эксетер был верхом моих мечтаний… – Эмили вдруг осеклась и внимательно посмотрела на Обри, поняв странность ее вопроса. – Почему вы об этом спрашиваете?
Харли тоже посмотрел на Обри, и ему не понравилось то, что он увидел. Золотая девочка минутой раньше, она побледнела, смеющиеся глаза потемнели и стали тревожными.
– Обри, с вами все в порядке? – Вспоминая слухи, бродившие по деревне, он почувствовал смутную тревогу. Он не имел дела с беременными женщинами. – Вас отвести домой?
Обри раздраженно посмотрела на него.
– Со мной все в порядке, благодарю вас. Я просто не переношу, когда мне лгут, и не нахожу для этого никаких оправданий.
Харли встряхнул головой, чтобы прояснить мысли, и удивленно нахмурился.
– Вы обвиняете меня в том, что я вам солгал?
– Эмили, по-моему, дети залезли на дерево, – заметила Обри, меняя тему разговора.
– Ох! – всполошилась Эмили и стрелой помчалась к отважной парочке, оставив Обри наедине с Харли.
– Но если все начнут мне врать, как мне добраться до правды? – спросила Обри. – Это очень трудно.
– Обри, голубушка, вы говорите вещи, лишенные смысла. Вы не слишком долго пробыли на солнце, случаем? Я знаю, что жители солнечных мест все сумасшедшие.
– Скажите это Адриану. Он клянет наши туманы и дожди со всей страстью. – Она одним глазом приглядывала за Эмили, чтобы успеть высказаться до ее возвращения. – Джеффри, вот кто ведет себя странно. Он сказал мне, что Эмили и я приглашены вами на обед этим вечером, и что он заедет, чтобы нас отвезти.
Зачем бы он стал говорить такие вещи, как не для того, чтобы похитить нас отсюда?
Харли не выглядел таким встревоженным, как она. Он пожал плечами.
– Это на него похоже. Если бы он приехал с вами за компанию, у нас не было бы шансов выставить его. Он наверняка подумал, что необычность такого происшествия приведет общество в замешательство, и никто не заметит противоречий. И он совершенно прав. Вы хотите сказать, что вы действительно приедете на обед, если мы пришлем приглашение? Я сейчас же еду домой, чтобы его отправить.
Она тряхнула головой.
– Он говорил, будто ваш отец мог бы смягчиться. Я начала строить фантазии… Нет, Харли, что-то не так. Я это знаю, но не могу понять, что именно. Однако как я расскажу Остину о моих страхах? Он соберет весь свой холод и высокомерие и посоветует ехать с Джеффри, если я так решила.
Харли поглядел на ее озабоченное лицо и прочел больше, чем хотел бы. Он единственный из всех знал подробности брака Остина и ухаживаний Джеффри. Ему не нравилась роль, которую он в этом сыграл, и поэтому чувствовал себя в большом долгу перед Остином за ту несправедливость, которую тот терпел много лет. Как-то этот вред нужно исправить.
– Позвольте мне разобраться с этим, леди. Я бы не советовал вам рисковать с Джеффри, так что оставайтесь вечером дома. Это предотвратит любые неожиданности. Но поблизости, ради предосторожности, будет лишняя пара глаз.
– Но если вы лжете… – пригрозила она.
– Я сам вырву себе язык, – усмехнулся он.
Глава двадцать восьмая
Убедившись, что Обри относится к разводу так же, как он, Остин стал строить планы на будущее с большей уверенностью. Разговоры с Адрианом показали, как много можно сделать, чтобы в короткий срок улучшить свое финансовое положение. Оставалось только восстановить свою репутацию, но это уже не выглядело столь бесперспективным, как раньше. Больше всего Остин боялся, что молодая жена может стать такой же надоедливой и сварливой, какой была его первая супруга. За исключением этой единственной проблемы, все остальные решались.
Это будет нелегко. Ее отец уже поднял тревогу, но Остин чувствовал уверенность, что сможет разобраться с жалобами герцога. Он знал, что Обри намерена остаться, несмотря ни иа что. Деньги нужно найти, чтобы увеличить штат прислуги и сделать главные помещения Этвудского аббатства вновь пригодными для жилья: Еще была загадка смерти Бланш, а также, случайности, которые, как он был совершенно уверен, имели целью разорить его, но он подозревал, что обе эти проблемы можно решить, подготовив западню для злоумышленника. Никогда раньше он не утрачивал надежды все исправить, но теперь у него появились веские причины попытаться что-то предпринять. Но для начала необходимо хоть на время утихомирить тревогу, поднятую герцогом.
Остин вновь почувствовал себя школьником, когда отправился вниз искать свою жену. До сих пор он не позволял себе задумываться над тем, чтобы оставить Обри здесь в качестве жены. Было слишком много препятствий, мешавших этому, но слова, – сказанные ею ночью, смели их напрочь с силой урагана.
Она будет рядом всю жизнь, будет веселить, и освещать его дни, согревать ночи, разделять его замыслы, а однажды родит детей – величие этой мечты одухотворяло его.
Не найдя Обри внизу, Остин поволок ногу по лестнице наверх. Ему все еще приходилось соблюдать осторожность при движениях, но он чувствовал, как с каждым днем крепнет колено. В мечтах он уже кружил свою златоглавую жену в вальсе на паркетном полу, и весь мир смотрел на них. Однако он хотел бы удостовериться, признает ли мир его притязания.
Он усмехнулся про себя, подумав, какое зрелище они наверняка собой представят, если вторгнутся в высший свет. Обри, без сомнения, захочет, чтобы их сопровождали разные зверьки, а он будет проводить вечера, ступая на цыпочках и выискивая животных под креслами или где-нибудь похуже.
Остин нашел ее в спальне, задумчиво смотрящей в окно на задний двор. Ее настроение так отличалось от его, что он заколебался, думая, а не приснилось ли ему все, что произошло между ними. Он не осмелился сделать ни единого намека по поводу своих чувств и надежд из страха перед препятствиями, которые могут помешать, и которых он не мог предвидеть. Обри, прекрасно понимавшая животных, лишенных дара речи, наверняка видела его трудности и терпеливо ждала, пока он избавится от прошлого.
В молчании Остин пересек комнату и обвил руками хрупкую фигуру Обри. Они в совершенстве подходили друг другу: ее голова свободно отдыхала на его щеке, ее бедра плавно изгибались по форме его ног. Она расслабилась в его объятиях, и он издал вздох облегчения.
– Только половина восьмого. Неужели вам надоели обязанности хозяйки, что вы так рано покинули наших гостей?
Обри прильнула спиной к его телу и позволила удовольствию от его прикосновений прогнать прочь все страхи. Рука Остина поползла вверх, чтобы обхватить ее грудь, и она улыбнулась при мысли о том, какое возбуждение вызывает эта легкая ласка.
– Наоборот, но каждый выглядит настолько погруженным в свои дела, что мое присутствие кажется лишним. Адриан и Эмили ведут себя как новобрачные, а ваша мать рассказывает детям сказки на ночь. Я посчитала, что вы и Джои нашли себе новое занятие.
Он поцеловал ее волосы, глубоко вдыхая аромат сирени. В такой позе невозможно вести практические разговоры. По его расчетам, должно пройти лет двадцать, прежде чем он сможет связать две мысли воедино, когда Обри будет отдыхать в его объятиях, как сейчас.
– Есть дела, которыми я должен заняться, если я намерен связать свою жизнь с вами, как я хочу. Мне не хотелось бы думать, что вы провели эти часы в одиноких раздумьях.
Под слоями муслина и шелка, отделявшими его руку от ее тела, Остин различил вершину ее груди, напрягшуюся от его прикосновения. Невольный знак того, как ее тело реагирует на него, необычайно обрадовал Остина.
Радость охватила Обри от его слов, и она повернула голову, чтобы лучше разглядеть загорелое лицо человека, который похитил ее сердце, ничего не дав взамен. Она знала, что он считал ее слишком молодой для невесты, знала, что его гордость не позволит принять ее богатство, но если бы ей удалось добраться до его сердца, она победила бы его. Улыбка-иа его устах усилила ее надежды.
– Я никогда не была одинокой с тех пор, как попала сюда, милорд. Я могу сделать очень много, если вы только позволите.
– Вы глупышка, и мне кажется, что вы заслужили свою судьбу.
Голубизна его глаз была как безоблачное небо в солнечный день, когда он произнес свой вердикт. Он наклонился и поцеловал морщинки у се губ. Этот поцелуй говорил о большем, чем желание, и Обри радостно ответила на него.
Остин был человеком большого ума, человеком, не похожим ни на кого из тех, кого она знала, и она ставила его мнение выше мнения своего отца. Завоевать его уважение и добиться согласия принять се в качестве жены было целью, о которой она никогда не решалась говорить вслух. Она все еще была не уверена в его решении, понимая только, что получила отсрочку.
Когда его поцелуи покрыли ее щеки, Обри обхватила его руками, словно решила никогда не отпускать. Ее глаза распахнулись, она впилась в его лицо взглядом и спросила:
– Вы не отошлете меня прочь? Остин поцеловал кончик ее носа.
– Думаю, на время вам нужно уехать. Пегги нуждается в вас, как и ваш отец, независимо от того, понимаете вы это или нет. Я хочу, чтобы у вас было время подумать и утвердиться в своем решении. Боюсь, что вы можете быть слишком юны, чтобы знать, чего на самом деле хотите.
Он одновременно и успокаивал ее и волновал. Любил ли он ее? Действительно ли хотел, чтобы она осталась? Или просто решил иметь жену, а она ничем не лучше других? Обри не решалась углубляться в эти мысли. В прошлом ее так часто отсылали прочь, что она научилась не предаваться сомнениям. Она должна идти вперед и верить, что ее чутье не позволит сбиться с пути. Предчувствие говорило ей сейчас, что он защищает ее себе в ущерб. Это может показаться пустой тратой времени, но если это доставит ему удовольствие и ускорит дела, ей придется смириться.
– Остин, я здесь не случайная гостья, но сделаю все, что понадобится, чтобы успокоить тебя. Это должно случиться скоро? – спросила она тоскливо.
Он усмехнулся и сдвинул руку ей на живот.
– Если судить по последним ночам, лучше поскорее, или вы раздуетесь, как куропатка, и выбора не останется. Я предупреждал вас, что может случиться, если мы пойдем таким путем.
Обри не ответила на его улыбку, а серьезно посмотрела на него.
– Что случится, если уже слишком поздно? Вы будете неприятно поражены?
Загорелые черты лица Остина не выказали ни малейшего признака неудовольствия, когда он поцеловал ее бровь.
– Луиза и я не были благословлены этим за два года супружества, так что это очень вероятно, моя любовь. Вы и без слов знаете ответ на свой вопрос.
Она поняла, и ее глаза осветились изнутри, когда он наклонился, чтобы поцелуем прервать дальнейшие вопросы. Она прочитала ответ по жадности его губ и жгучим ласкам рук, скользнувшим вниз с ее грудей, выдавая желание использовать ее тело для того, для чего оно предназначено. Она не могла себе представить, что позволила бы кому-то еще использовать ее таким образом, и всем сердцем захотела носить дитя Остина в пустоте, разверзшейся сейчас внутри нее.
Почувствовав силу ее желания, Остин развернул ее, чтобы внимательно вглядеться в ее лицо.
– Обри?..
Ее желание ослепило его, не оставив мыслей ни о чем, кроме решения отправиться с ней в постель прямо сейчас.
Но тревога, приведшая ее сюда вначале, еще не совсем покинула ее, и когда Обри открыла глаза, чтобы ответить на его вопрос, они натолкнулись на ужасное зрелище.
– Огонь! – выдохнула она, не совсем поверив в истинность дьявольских бликов в темноте за окном.
Остин поднял голову, чтобы, выглянуть в окно на зрелище, приковавшее к себе взгляд его жены. Прежде чем он успел отреагировать, Обри вывернулась из его объятий, сорвала с кровати одеяла и выскочила в дверь.
– Конюшни! – услышал он ее крик. – Они подожгли конюшни!
Он захромал следом за ней, но куда ему было тягаться с юркой Обри. В ответ на крики Обри уже открывались двери, и растерянные голоса раздавались на дороге. На лестнице его обогнал полуодетый Адриан, и Остин поспешил следом, хватаясь за перила, чтобы поспеть за своей бесстрашной женой.
– Остановите ее, черт возьми! – закричал он, когда слуги высыпали в холл внизу. – Она побежала к конюшням!
Не понимая толком, какую беду это могло предвещать, все кинулись выполнять приказ, и Остин обнаружил себя в последних рядах, когда челядь высыпала на дорогу к мощеному конному двору.
К тому времени, когда они добрались до угла дома, запах дыма стал таким густым, что объяснений не потребовалось. Кто-то начал звонить в огромный железный колокол на стене аббатства, и звучные тревожные звуки разносились в ночной прохладе, оповещая жителей об опасности, как когда-то созывали к заутрене.
Отчаянно ругаясь, Остин поспешил к конюшне. Жуткий свет вырвался из черного входа наполовину каменного, наполовину деревянного строения, верхний этаж которого был забит только что собранным сеном, и этот свет уже отбрасывал тени на фигуры, сновавшие внизу.
Джон вышел, ведя перепуганных упряжных лошадей, их испуганное фырканье вызывало тревожные отклики у животных, оставшихся внутри. Скакун, услышав рев в своем стойле, бил копытами по древним дубовым стенам, ему вторили тихое ржание и блеяние других животных, попавших в западню.
Дым поднимался от прогнивших бревен крыши, когда тонкая фигура Обри появилась из черной дыры входа на конюшню. Рядом с ней, облепленная плотными одеялами, наброшенными на голову, осторожно вышагивала Балерина.
Поняв ее мысль, Остин распорядился принести еще одеял. Тут же образовалась живая цепочка с ведрами от насоса к конюшне. Он приказал одной цепочке поливать фасад здания, в то время как другая занялась невыполнимой миссией тушения тыла. Вознося благодарения чудаку архитектору, разместившему черный двор с легковоспламеняющимся гумном поодаль от главного здания, Остин намочил одеяла и пошел за Обри.
Он не собирался гнаться за ней. Помогая Джону успокоить скакуна с дико расширившимися глазами, чтобы остудить его и ослепить мокрым покрывалом, Остин заметил ее, выводившую очередную лошадь. Когда он вывел скакуна, она вновь исчезла. Перепуганный Майкл, вцепившийся в морских свинок, когда его спросили о местопребывании Обри, указал на вход в конюшню.
Подавляя тревогу, Остин приказал парню отнести животных на кухню и убедиться, что все коты и собака остались внутри. Он легко представил себе, как Обри возвращается назад за каким-нибудь пропавшим животным, рискуя своей жизнью.
Во двор начали съезжаться соседи, завидевшие пожар и поспешившие на помощь. Телеги и экипажи останавливались на широкой лужайке, и прибывшие тотчас присоединялись к тушению пожара. В толпе Остин заметил свою сестру, несущую ведра с водой вместе со слабоумной Пейшенс, и торопливую француженку-кухарку своей матери, замачивавшую домашние простыни и передававшую их тем, кто выводил животных в безопасное место, но нигде не видел Обри.
Ему передался азарт Адриана, нырнувшего обратно в горящую конюшню. Языки пламени еще только потрескивали на задворках, но дым стал таким плотным, что забивал дух. Он поискал в темноте бледное муслиновое платье Обри, по не мог ничего различить дальше вытянутой руки.
Приказывая всем проходящим удержать Обри снаружи, если увидят, Остин подошел настолько близко к огню, насколько смог, по пути распахивая дверцы стойл и заставляя перепуганных животных рысью бежать к спасению. Рабочие лошади, быки, пони и прочая скотина больше следовали инстинкту самосохранения, чем породистые кони, когда их подталкивали к дверям.
Чувствуя, что его легкие будто залили кислотой, а приступ кашля вырывает из них куски плоти, Остин поспешил из конюшни.
Снаружи воздух был ненамного лучше. Прохлада остудила его, но все было затянуто дымом пожарища. Теперь языки пламени выбивались через крышу. Еще немного, и пламя полностью охватит здание, и оно обрушится.
Остин поискал глазами Обри. Столпотворение во дворе достигло горячечного размаха, и мало кто прислушивался к его сиплым вопросам. Он машинально отметил множество прибывших экипажей, но сейчас было не до них. Увидев Джона, собиравшегося вновь нырнуть в ад, разверзшийся в конюшне, хотя весь скот, казалось, разбежался по двору и его постепенно сгоняли на задворки, Остин схватил грума за рубашку.
В ответ на крик Остина Джон указал на вход в конюшню. Маленькая белая фигура промелькнула в клубящемся дыму и мгновенно исчезла.
Никогда раньше Остин не испытывал такого ужаса. Он встречал наступающие бригады французских солдат со страхом фаталиста, смотрел, как Луиза бросилась навстречу своей гибели, с ужасом, которого он никогда не хотел бы вновь испытать, но вид Обри, шагнувшей в адский огонь, поверг его в ужас, доводящий до безумия.
Объединенные общим чувством страха, люди обернулись как раз вовремя, чтобы заметить Обри, исчезающую в облаке дыма. До тех пор, пока рев ярости и муки Остина не перекрыл какофонию криков, они в полной мене не осознавали опасности.
Бревна задней части конюшни начали потихоньку трещать и покачиваться, посылая в ночь снопы искр. Какая-то женщина закричала, когда Остин ринулся вперед, расталкивая людей, пытавшихся удержать его от безрассудства.
Из только что подъехавшего экипажа выскочил мужчина, но Адриан перехватил его на полпути.
.– Не делайте этого, Харли. Мы ничем не сможем помочь, остается только молиться.
Парализованные ужасом, они смотрели, как Остин исчез в пылающем здании.
– Мой Бог, я никогда не думал, что они нанесут удар так близко, – прошептал Харли в ужасе.
– Мы все ошиблись. Ступайте, уведите вашего отца от опасности. Мы зальем пожар водой прежде, чем он распространится.
Под крики и проклятия Адриана люди вновь взялись за насос, на этот раз, сосредоточив усилия на пылающих бревнах вблизи двери.
Хриплый крик вороны и поток нечеловеческих проклятий донесся из-под пылающих бревен на крыше. Черная тень вынырнула с пылающего чердака и уселась на ветке дерева неподалеку. Тайный смысл этого знамения стал яснее, когда птица обрушила на головы стоявших внизу потоки ругани.
Но вопреки всем дурным предзнаменованиям, ворона явилась добрым вестником. Когда бревна задней части постройки затрещали, переломились и рухнули в неиспользуемый овечий загон, из задымленного входа появилась мужская фигура, несшая на руках безжизненное тело.
Крик восхищения пронесся в толпе, когда Остин на ощупь стал пробираться сквозь дым и толпу.
Ничего, не говоря, Мэгги передала свое ведро и побежала к дому, опережая медленно бредущего Остина. Бригада с ведрами взялась за работу с новым усердием, передавая друг другу по цепочке шепотом о каждом движении раненого графа с телом беспомощной молодой жены на руках.
Крик боли раздался неожиданно, когда один из вновь прибывших проложил себе дорогу меж столпившихся людей и скота.
– Обри! – этот вопль вылетел из горла Джеффри. – Мой Бог, что они с ней сделали? Будьте прокляты, вы обещали мне… – Бессвязно крича, хорошо одетый джентльмен пытался протиснуться сквозь толпу, чтобы добраться до пары, исчезавшей в направлении дома.
Мгновенно насторожившись, Адриан и Харли бросили свои занятия и стали проталкиваться, чтобы перехватить пришельца. Однако прежде чем они смогли до него добраться, из-за экипажей появилась тень и ухватила Джеффри за ворот. Джеффри отчаянно сопротивлялся, не обращая внимания на предупреждающий шепот.
– Будьте вы прокляты, пустите меня! Я никогда не прощу вам этого! Никогда! Мой Бог, она может умереть, и это вы ее убили!
Последнюю фразу он пронзительно выкрикнул, когда тень оставила свои уговоры и скрылась среди карет.
Но было уже поздно. Из одного из экипажей высунулась трость и огрела незваного гостя по голове, заставив растянуться на булыжной мостовой.
– Харли! Придержите этого негодяя и скажите мне, кто он. Пусть заговорит погромче. Мне хочется услышать его голос.
Ворчливая команда донеслась из глубины экипажа Сотби, но Харли уже и так появился рядом вместе с Адрианом. Они схватили Джеффри, прежде чем он смог догнать Остина, и Адриан удерживал его, пока Харли склонился, чтобы взглянуть на человека, распростершегося на земле. Начала собираться небольшая толпа, окружившая ландо Сотби.
– Это Эверсли, – объявил Харли с отвращением, усаживая сквайра на землю. – Что, черт возьми, вы здесь делаете?
– Заставь его заговорить, парень. Мне кажется, я слышал его голос минутой раньше. Эверсли, кто вы?
Престарелый джентльмен в экипаже наклонился вперед, будучи не в состоянии преодолеть окружавшую его тьму. Его затуманенные глаза различали только следы угасающих языков пламени.
– Кто это такой любопытный? – раздраженно прокаркал хриплый голос.
– Черт возьми, я знаю вас с тех пор, как вы воровали у меня из сада яблоки. Встаньте и говорите как мужчина.
Эверсли сбросил с плеча руку Харли и встал, презрительно отряхиваясь. Его сюртук распахнулся и порвался, а лосины из оленьей кожи пропахли хлевом. Он бросил на своего франтоват того кузена многозначительный взгляд.
– Не представляю, о чем нам говорить. Моей ноги не было у вас с тех пор, как вы выбросили меня из своего сада, когда я был всего лишь голодным парнем.
Ярость придала старику сил.
– Не лги мне, молокосос! Может, я и слеп, но не глух! Харли, позови шерифа! Этот человек убил твою сестру!
Потрясенный вздох прокатился по собравшейся толпе, кто-то побежал за шерифом. Эмили подошла к экипажу и осторожно помогла разъяренному старику выбраться из него, пока Адриан и Харли остолбенело смотрели друг на друга поверх голов своих пленников. По толпе пронесся шепот, переросший в возмущенное бормотание.
– Думаю, нам лучше отвести их в дом, – решительно произнес Адриан, приступив к действию. Указав Эверсли в сторону аббатства, он знаком направил туда же Харли с франтоватым Джеффри.
В толпе образовался проход, и люди смотрели, как они удалились в том же направлении, что и граф несколько минут назад. Подозрения толпы нашли себе новую жертву, но она пока хранила молчание.
Тлеющие уголья сгоревшей конюшни посылали в безоблачное небо пылающие искры. Оставшиеся на дворе люди продолжали заливать последние угасающие языки пламени, пока остальные загоняли уцелевший скот в изгородь на задворках.
Этвудское аббатство вновь собрало вместе всех разобщенных жителей деревни и прилегающих мест. Но какой ценой?
Глава двадцать девятая
Слезы ручьями лились по измазанному сажей лицу, пока Остин нес свой безжизненный груз к лестнице. Обри не шевелилась в его руках, и он не мог различить, дышит ли она. Казалось, всего секунду назад она была такой теплой и дрожала в его объятиях, сейчас она лежала холодной и неподвижной, и он не мог до конца осознать беду, обрушившуюся на него. Судьба не может быть так жестока, чтобы разрушить его мир, когда в нем только-только забрезжил рассвет:
Мэгги вскрикнула от ужаса, увидев исчерченное слезами лицо графа, кладущего свою ношу на кровать. Если бы он не двигался, она решила бы, что он так же мертв, как и женщина, которую он принес. Черты его лица стали холодными и отрешенными, и слезы оросили лицо служанки, когда она поняла, какую муку он сдерживает.
Слабое движение на кровати вызвало горячечный блеск надежды в потемневших глазах, и Остин выхватил у Мэгги холодную влажную ткань. Когда он нежно отер ее лицо, то был вознагражден сдавленным вздохом и последовавшим продолжительным натужным кашлем. Он чувствовал, как его сердце рвалось из груди с каждым ее сдавленным вдохом, но не мог ничего поделать. Оставалось только держать ее в объятиях и молиться.
Прошло немного времени, прежде чем жесткий кашель утих, и длинные ресницы взметнулись вверх. Зеленые глаза посмотрели на почерневшее, в грязи и паутине лицо, залитое слезами, и только знакомый блеск голубых глаз подсказал, кто перед ней. Облегченно вздохнув, Обри снова закрыла глаза.
– Вы спасены, – невнятно пробормотала она.
От радости Остин теснее прижал ее к себе. Кашель продолжался, но для его ушей он был музыкой. Ничто другое значения не имело.
Сдержав вздох облегчения, Остин рявкнул служанке:
