– Вы ее любите? – резко спросила тетя Клара, впиваясь в него глазами и ловя малейшие оттенки выражения его лица.
Он грустно улыбнулся.
– Скажу не колеблясь – да. Я люблю се слишком сильно, чтобы желать ей какого-либо вреда, но причиняю только боль.
– Тогда предоставьте ей самой сделать выбор. Она окончательно отложила вышивку.
Остин кивнул, признавая ее мудрость. Он посмотрел на престарелую тетушку Обри с уважением и признательностью.
– Когда речь заходит об Обри, ваши суждения совпадают с моими. Обоим нам повезло, что у нас есть вы.
Щеки Клары порозовели, и она замахала рукой, отпуская его.
– Тогда идите. Если эта девчонка не предпочтет вас отцу, мои суждения ничего не стоят.
Остин поклонился и отправился в отведенные им комнаты, перешагивая через ступеньки. Он давно хотел поговорить с Обри о трудной ситуации, в которую попал. Лучшей возможности никогда не представится, а слова ее тети придали ему уверенности, в которой он так нуждался. Он не собирался противостоять семье Обри или ссорить ее с ними, но леди Клара была права. Выбор принадлежит Обри.
Он тихо постучал в ее дверь, не желая будить, если она уже уснула. Не получив ответа, он почувствовал, как на него тяжело навалилось разочарование, и не смог удержаться, чтобы не убедиться, что она спокойно спит. Он приоткрыл двери и удивленно уставился на пустую кровать. Нетронута. Ночная сорочка одиноко лежала поперек кровати.
Остин выругался про себя и только потом подумал, что нужно установить ее местопребывание. Быстрым шагом он устремился по коридору, избрав черную лестницу как кратчайший путь, и чуть не сбил с ног служанку. Она усмехнулась его торопливости. Вид графа, сбегающего черным ходом, даст пищу для кухонных пересудов.
Остин почти бежал по неосвещенной садовой дорожке. Голые ветви скребли по стене, окружавшей сад, и раскачивались на ледяном ветру. Летом здесь был укромный уголок, зеленый и тенистый, но сейчас только отдельные упрямые листья продолжали цепляться за деревья и кусты, но мороз уже оставил следы на их жилках.
В конце аллеи мерцал слабый огонек, и Остин направился к нему.
Конюшня Саутриджа не была так ухожена, как в аббатстве. Летом она утопала в зелени сада, но сейчас ее темная громада выделялась на фоне зимнего неба, и только слабое пламя свечи в окне говорило о продолжающейся жизни.
Остин помедлил у приотворенных ворот, не желая мешать обитателям конюшни. Опершись о дверной косяк, он подождал, пока успокоится сердце, затем заглянул и с тихой радостью увидел внутри свою жену.
Обри сидела на соломе у первого стойла, держа на коленях котят, карабкавшихся по ее юбке и плечам, игравших с бахромой ее шали и кувыркавшихся друг через друга. Это были не породистые сиамские коты, которых она оставила в Девоне, а обычные сельские, полосатые, привыкшие жить в амбарах. Кошка сидела рядом, настороженно поводя хвостом, но не протестовала против вторжения. Сияние свечи озарило золотые локоны Обри, когда она отклонилась, чтобы освободить перепуганный комочек, запутавшийся в шали.
Когда она вновь подняла голову, то гостеприимно улыбнулась Остину, тенью маячившему в дверях. Она не видела его лица, но широкие плечи в немодном кашемировом сюртуке и длинные, вечно выпрямленные ноги принадлежали ему. Она прижала к щеке урчащего котенка и знаком пригласила его войти.
– Вы искали меня? – мягко спросила она. В полутьме глаза ее мерцали.
Кошка встревожено вскочила, когда Остин вошел в стойло и опустился на копну сена, но затем, не заметив агрессивности, успокоилась, забралась к нему на колени и свернулась калачиком. Остин с отсутствующим видом почесывал ее голову, глядя на Обри. Как можно собираться обсуждать какие-нибудь вопросы, сидя в такой мирной обстановке?
– Вам лучше?
Он оттягивал разговор, стараясь запечатлеть в памяти безмятежное выражение ее лица.
– Все хорошо, – вежливо ответила она.
– Ваша тетя Клара сказала мне, что я ошибся, пытаясь защитить вас. Она считает, что вы достаточно сильны, чтобы принимать самостоятельные решения.
Это вызвало в больших зеленых глазах вспышку интереса, по лицо сохраняло невозмутимость.
– Вы только что прояснили свою точку зрения. Вы считаете, что я слишком молода. Каждый имеет право па свое мнение.
Все, чего ему хотелось – это сжать ее в объятиях и держать крепко, нашептывая на ухо слова любви, но Остин не мог позволить себе этой маленькой роскоши. Он слишком сильно обидел ее и теперь должен за это расплачиваться. Только осторожность может помочь ему не потерять всего.
– Вы молоды, – согласился он, – и в некоторых вещах я могу быть опытнее вас, но только вы знаете, что чувствуете или чего хотите. Я не имею права решать это за вас.
Обри обхватила котенка руками и с подозрением встретила его взгляд.
– Не слишком ли поздно вы это обнаружили? Пропустив ее слова мимо ушей, Остин продолжал:
– Ваш отец привез ордер на мой арест, Обри. Если он обнаружит, что я здесь с вами, он может предъявить мне обвинения в контрабанде и упрятать в тюрьму.
Она не казалась удивленной, только слегка нахмурилась от гнева.
– Зачем моему отцу добиваться вашего ареста?
– Вы не слышали, что я сказал, Обри? Я контрабандист, в глазах закона – уголовный преступник. В довершение ко всему прочему вы замужем за бандитом.
Остин изо всех сил старался заставить ее взглянуть на ситуацию всерьез.
– Я знаю это, – спокойно ответила она. – Я не совершенно наивна. Кем еще может быть тот, кто уплывает на полгода на корабле в поисках удачи? Любой может стать моряком, если ему это по плечу. Я поняла это, когда моряки привезли Адриана и сказали, что должны вернуться, чтобы задержать контрабандиста. Но если вас не было на борту, как вас можно арестовать?
Остин слушал эту речь, переходя от изумления к веселью и облегчению. Она восхитительно наивна, но далеко не глупа.
– Говорил я вам когда-нибудь, как я вас люблю? – ответил он невпопад.
Обри чуть не упала от потрясения и бросила на него недоверчивый взгляд в поисках издевки. Полуночные глаза смотрели без насмешки, и их сияние прожгло дорогу к ее сердцу. Она сглотнула и принялась лихорадочно искать ответ.
– Вы озадачиваете меня, – пробормотала она, глядя в сторону.
– Нет, – твердо ответил Остин. – Осмелюсь сказать, что полюбил вас с первого момента, как увидел. Не могу понять, почему я свалял такого дурака и пригласил на танец зеленую девчонку. Но я никогда всерьез не задумывался об этом, пока вы не прислали той злополучной посылки с вашими волосами. Я почти умер. Я был уверен, что вы совершили что-то ужасное. Отправились на корабле в Индию, или на верблюде на Восток, или Господь знает что. Я должен бы высечь вас за то, что вы так меня напугали, но не уверен, что еще имею на это право. Я хотел дождаться момента, когда получу право просить вас стать моей женой… Я не богат, Обри, но аббатство отстраивают за мои деньги, а не за ваши. Все, чего я хочу – чтобы вы могли отложить ваши деньги в фонд для ваших детей. Сейчас вы знаете обо мне худшее, Обри. Хотите ли вы быть моей женой?
Пока он говорил, она медленно укладывала котят в корзину одного за другим, и кошка оставила свое место, чтобы последовать за ними. Обри раздумывала над словами, которые никогда не чаяла услышать, и не верила, что слышит теперь. Многое оставалось невысказанным, многое нужно было объяснить, но почему-то ничто из этого больше не казалось важным. Он просил ее верить ему, а она любила его слишком сильно, чтобы отказать. Если она не поверит ему, она никогда никому и ничему не сможет больше поверить.
Наконец она посмотрела ему в глаза. Когда-то она хотела услышать, как он попросит ее стать его женой, и сейчас ей было интересно, как же он это делает. Никогда не представляла, что это может случиться на конюшне, в соломе, но хотела запомнить этот миг. Казалось, его глаза не видят ничего, кроме нее, она улыбнулась при виде этой одержимости.
– Я никогда не переставала хотеть быть вашей женой, Остин, но я хочу быть женой, которая всегда с вами рядом. – Она быстро опустила голову и посмотрела на свои руки. – Я знаю, что слишком молода, и у меня нет опыта, который вы предпочитаете в женщине, но я хочу учиться. Остин, я…
Прежде чем она смогла продолжить, Остин встал перед ней на колени и обнял, заставив ее поднять голову и встретиться с ним взглядом.
– Не говорите мне, что мне нравится, – яростно прошептал он. – Я хочу вас и никого другого.
Руки Обри обвили его шею, и когда он, наконец, обнял ее так, как ей хотелось, слезы наполнили ее глаза. Она чувствовала голод его поцелуев, но также и любовь, и желание, и она отвечала полной мерой. Ее пальцы приникли к отвердевшим мышцам на его спине, когда он крепче прижал ее к себе, и она почувствовала, как рядом с ее сердцем бьется его.
– Я так давно люблю вас, Остин, – бессвязно прошептала она, когда его губы оторвались от ее губ и последовали дальше, целуя щеки и волосы. – Иногда я думала, что вы даже не знаете, что я существую.
– Глупышка.
Он нырнул рукой в ее спутавшиеся волосы и откинул ей голову назад. Его улыбка омывала ее лицо, пока он смотрел на нее.
– Зная все, что я сделал, вы все еще согласны быть моей женой?
Обри улыбнулась его сомнениям.
– Пока смерть не разлучит нас, милорд, а может быть, и позже. Я бываю очень упрямой, когда что-то приходит мне в голову.
Остин усмехнулся, но затем посерьезнел.
– Очень возможно, что я найду свой конец в Тауэре, моя любовь. Пока я не улажу дела с вашим отцом, вам, возможно, лучше будет остаться здесь с вашей тетей. Я не боюсь тюрьмы, но не хочу втягивать вас в еще один скандал.
– Как вы собираетесь убедить моего отца порвать ордер на ваш арест – это ваше дело, но хочу ли я рисковать скандалом или нет – это мое дело. Вы уже предупреждали меня, чтобы я не вмешивалась в ваши дела, но, кажется, я имею такое же право протестовать, если из-за этого вы отсылаете меня прочь от себя, – напомнила она ему.
Остин поднялся и помог ей встать на ноги. Он держал ее, боясь отпустить.
– Возможно, нам удастся прийти к пониманию. С этой минуты мы ничего не будем друг от друга скрывать, предоставляя каждому принимать самостоятельные решения, основанные на знании всех фактов. Договорились?
– Договорились. – Осмелев, Обри коснулась пальцами его загорелого лица и погладила вздувшиеся желваки на скулах. От ее прикосновения они расслабились, и она привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. – А теперь не хотите ли сообщить все факты?
– Ведьма. – Остин схватил ее и крепко расцеловал, прежде чем опустить на землю. – Давайте поищем для разговора местечко потеплее. Ваш нос скоро станет изумительного голубого оттенка, если мы не поспешим.
Она показала ему язык и, подняв юбки, побежала к дому, уверенно ступая по расшатанным камням садовой дорожки. Остин задержался, закрывая конюшню, и догнал ее, когда они уже почти добрались до дома. Ее смех возродил его надежды сильнее, чем слова страсти. Слова могут солгать, но смех идет от души. Он взял ее на руки и пронес мимо пораженного лакея в их покой.
Была уже глубокая ночь, когда Обри узнала все факты о конфискации корабля Остина и его отчаянно смелом похищении из-под носа у моряков. Теперь, когда исчезло главное доказательство, арест становился сомнительным, но Остин опасался худшего, несмотря на то, что у него еще было время найти с герцогом общий язык.
Хит с беспокойством смотрел на темные круги под глазами Обри. Он не решался идти с ней в постель, пока она не поймет всю глубину проблемы. Если, как она говорит, она не беременна, было бы лучше, чтобы им вообще не предоставлялось такого шанса. Обри может решить, что может жить с рецидивистом, но их ребенок такого выбора лишен. Он уселся в кресло у камина, а Обри свернулась у него на коленях, сонно склонив голову ему на плечо.
– Опасность потерять аббатство еще есть, моя любовь, и я могу провести остаток своих дней за решеткой или еще хуже. Вы должны понять, что для меня было бы разумнее сначала убедить вашего отца, что подхожу на роль вашего мужа.
Бремя последних месяцев исчезло, и Обри испытывала облегчение. Она не думала, что сможет вырваться из его объятий, если захочет, но она и не хотела. Чувство, которое она познала, было с ней, но сейчас оно притаилось под покровом сопливости и благополучия. Может быть, ей следовало сказать ему о своих подозрениях, но момент казался ей неподходящим. Она зевнула и плотнее прильнула к нему.
– Если мой отец до этого не отвечал на ваши письма, он не ответит и сейчас. Вы можете застать его в замке Эшбрук, если захотите туда проехаться, но я не представляю себе, как без меня или аббатства вы докажете свою состоятельность. Раз уж время сняло с вас обвинения в гибели Бланш, вы отстраиваете дом и избавились от корабля, не вижу, как он сможет противиться нашему браку. Мы упорхнем в Америку, если он будет упрямиться. Будем жить в домике на берегу…
– Вы тоже этого хотите? – Остин поцеловал ее в бровь и поднял на руки, прежде чем встать с кресла. – Представляю, как вы будете делать из индейцев лакеев, и учить индианок говорить по-английски. – Она мягко засмеялась, когда он встал и понес ее в постель. – Но сейчас вам лучше с таким решением и уснуть. Я не уйду, пока вы не будете готовы.
– Я хочу домой, – пробормотала она, когда он уложил ее в постель.
– Тогда сделаем так, как вы хотите.
Он поцеловал ее в веки и поторопился выйти из комнаты, пока самообладание не покинуло его.
Глава тридцать шестая
Они встали и встретились в саду рано утром, когда весь дом казался еще спящим. Иней на траве захрустел под их ногами, когда они медленно пошли по тропинке к дому священника, выдыхая клубы пара.
Обри прильнула к руке мужа, когда морозный утренний воздух заставил их идти быстрее. Все следы вчерашнего недомогания исчезли, и ее глаза вспыхивали от радости, встречаясь с глазами Остина. Она остановилась, не смущаясь, обвила ею шею руками и встала ему на носки, чтобы поцеловать.
Остин крепче прижал к себе ее хрупкое, напрягшееся тело, и на душе у него потеплело от ее любви. То, что она таким вот образом обратилась к нему, было новым и восхитительным ощущением, чтобы упустить хоть мгновение. Но когда он отпустил ее, его лицо помрачнело.
– Вы уверены, что викарий не будет против?
– Нет! С чего бы? Он обожает пышные церемонии. Л если вы думаете, что у меня были какие-то задние мысли, значит, вы плохо меня знаете.
Поскольку именно так он и думал, Остин одарил ее смущенной улыбкой и зашагал снова. Он знал ее достаточно хорошо, с этим все было в порядке, он просто не мог поверить своему счастью. Он хотел кричать об этом на весь мир. Он еле сдерживал желание побежать по улице, крича во все горло: «Она меня любит!» За всю свою жизнь он никогда не чувствовал себя таким юным и глупым. И он любил се.
Обри ослепительно улыбнулась Остину. Его глаза были полны синевы жаркого лета, которую она так любила, а когда он перехватил ее взгляд, на фоне загорелого лица свернули ослепительно белые зубы. Последние остатки горечи исчезли с его лица, и он снова радостно засмеялся, подхватив ее на руки просто ради удовольствия сделать это!
– Я люблю вас, госпожа Этвуд, – прошептал он ей на ухо, прежде чем опустить на землю.
– Фи, сэр, как вам не стыдно шутить над бедной девушкой. – Обри сделала реверанс – Прошло достаточно времени после того, как вы дали мне свое имя, и весь мир узнал, какой вы порочный человек.
Она увернулась, когда он попытался ее схватить, и, смеясь, побежала по тропинке.
Отец Алекс выглядел совершенно обескураженным, когда слуга ввел в его кабинет смеющуюся графиню и ее мужа, но с готовностью согласился на их просьбу. Почему бы парочке и не повторить клятв, данных при венчании? Это для многих послужит прекрасным примером. Возможно, он даже прочитает об этом проповедь. Ему много раз хотелось прочесть проповедь разбитной леди Обри, поэтому он противился предоставленному случаю не больше, чем сталь магниту.
И граф, и графиня Хитмонт предстали у алтаря в маленькой деревенской церкви перед сельским викарием, чтобы повторить клятвы, произносимые при венчании, которые когда-то не собирались исполнять.
Когда слова «Готов ли ты любить, заботиться, почитать и беречь ее в болезни и в здравии, блюсти себя для нее одной до конца ваших дней?» эхом отдались в крохотной церквушке, на ресницы Обри навернулись слезы. Она не могла вынести блеска в глазах Остина, когда они встретились взглядом с ее глазами, и мощное «Да!» покатилось под сводами. На этот раз, повторяя вслух клятвы, они не сомневались друг в друге. Что бы ни готовила им судьба, они встретят это вместе.
В конце викарию захотелось поговорить, но пара смотрела только друг на друга, и викарий, неохотно приняв от графа щедрый дар, отпустил их. А затем долго смотрел, как они удаляются. Гораздо медленнее, чем пришли. Торжественность случившегося произвела впечатление даже на эту неукротимую пару.
Ио когда они подошли ближе к уютному Саутриджу, мысли Остина приняли другое направление, и он жадным взглядом окинул вновь обретенную жену. Укутанная в темно-золотую шерстяную накидку на меху, тщательно скрывавшую все линии ее прекрасного тела, Обри продолжала выглядеть самой привлекательной женщиной, какую мог себе представить любой мужчина. А озорной огонек в ее глазах, когда она посмотрела на него, подсказал, что их мысли не разошлись.
– Как жаль, что ваша тетя, должно быть, уже встала и ждет нас, – с сожалением пробормотал Остин.
Обри кивнула, мысли ее были заняты другим.
– И что ваш сын перепутал день и ночь и оставляет меня в покое только по утрам.
Остин ошеломленно остановился и развернулся, чтобы посмотреть на нее. Его глаза расширились и излучали изумление.
– Мой… кто?
Вспомнив, что она еще не сообщила ему об этом, Обри лукаво посмотрела на Остина. Выражение искреннего изумления на его аристократическом лице было отрадно видеть.
– Конечно, может быть, и дочь, но я считаю, что первым должен быть сын. С мальчиками всегда чертовски трудно, вы знаете, и я предпочла бы на время сосредоточить внимание только на нем. Вы не согласны? – невинно спросила она.
– Черт, что вы говорите! – яростно произнес Остин. – Обри Элизабет, вы сказали мне…
Он запнулся, не в силах сообразить, что именно она сказала. Совершенно обескураженный, он запустил руку в волосы и смотрел на нее с растущей надеждой.
– Я ошиблась, – радостно сообщила она ему. – Я думала об этом и думала, но ответ может быть только один. Дейст-ви-тель-но, – она произнесла это слово мучительно медленно, – если я правильно все подсчитала, – а я никогда не дружила с цифрами, – кажется, вы можете стать отцом в… – она посчитала в уме, загибая пальцы, – …в июне. Вы знаете, что это значит, не так ли?
Совершенно ошеломленный и не способный сообразить простейшее, Остин смущенно тряхнул головой. Июнь! Во имя Юпитера, июнь! Отец! В июне. От удивления у пего голова пошла кругом. Он обратил лицо к небу и радостно засмеялся, прижимая к себе Обри. Июнь! Значит, все случилось в самый первый раз. Совершенно невозможно. Абсолютно неприлично. Нелепо и абсурдно. И прекрасно.
Но когда он лег рядом и прижал ее к своему теплому телу, страх растворился в желании того действа, которому он ее научил. Она нетерпеливо поцеловала его, шаря руками по его спине, пока Остин все крепче прижимался к ней. Он терзал ее своей медлительностью, заставляя ожидать, стонать и молить о большем, открывая ей, что ее желание так велико, что, казалось, она может от него умереть.
А когда он вошел в нее, она содрогнулась от громоподобного ритма его страсти. Ни одного мгновения своей жизни она не запомнила так отчетливо, как это. Его красота и сила поднимались в ней до тех пор, пока она не ощутила вспышки, слившей их воедино, и испытала сладостное блаженство, которое нельзя удержать навеки, а нужно каждый раз достигать заново.
Повторные толчки были так же прекрасны, и Обри умиротворенно улыбнулась, когда Остин снял с нее тяжесть своего тела, продолжая заботливо обнимать.
– Как я жил без вас, любовь моя? – в восхищении пробормотал Остин.
– Очевидно, с большим трудом.
Обри куснула его за ухо и маняще прижалась, наслаждаясь производимым эффектом. Остин застонал и извернулся так, что она оказалась на нем в самой компрометирующей позе.
– Вижу, что мои трудности только начинаются. Вы станете ненасытной, алчной ведьмой, если я не предприму серьезных шагов, чтобы удержать вас в узде.
– Тогда Этвудскому аббатству никогда не будет грозить нехватка наследников, – пробормотала она, ощутив, как он напрягся под ее бедром.
Остин взял ее за бедра и крепко держал, входя в нее.
– Надеюсь, наш сын будет умнее. Я потерял слишком много времени, занимаясь этим поспешно. С его стороны так спешить – большая оплошность.
Обри прикусила губу, чтобы не закричать от вожделения, когда он стал страстно ласкать се руками. Ее беспокоило, что его взгляд с восхищением покоится на ее груди, и она стада медленно краснеть.
– Через несколько месяцев я стану настолько тяжеловесной, что вы потеряете ко мне всякий интерес, – вызывающе заявила она.
Улыбка искривила четко очерченные губы Остина, когда его синие глаза прошлись по торчащим грудям, точеной талии и изящным бедрам. Теперь он знал о ней все, но хотел узнать еще больше. Больше всего его радовал вид ее живота, где был его ребенок. Он хохотнул и поднял ее с себя.
– Не рассчитывайте на это, миледи, – пробормотал он, еще раз глубоко входя в нее.
Обри вскрикнула от удивления и радости, и вскорости одеяла полетели на пол, когда кровать заходила ходуном от их забав.
* * *
Леди Клара смотрела, как они спускаются по лестнице, и радость переполняла ее сердце оттого, что она прочла в их глазах. Когда Обри подошла поцеловать ее в щеку, она крепко обняла ее, а затем обернулась к Хиту, чтобы проделать с ним то же самое.
– Спасибо, мой мальчик. Я знала, что ты сможешь ее понять.
Остин обнял ее и, обернувшись к Обри, вопросительно поднял бровь.
– По-моему, это случилось не так, моя леди. Она сама поверила, без моей помощи.
Клара сделала шаг назад и внимательно всмотрелась в лицо Обри, отметив тихую радость в ее глазах и зрелость, появившуюся в манере держаться. У этой молодой хватит духа, чтобы стать настоящей леди, к тому же она будет хорошей женой. Это, пожалуй, самое главное. Клара понимающе кивнула.
– Хорошо. Теперь ваш отец не сможет возражать против вашего брака. Я сейчас же напишу ему и скажу, что я отправила тебя домой, чтобы ты была с отцом своего ребенка. Посмотрим, не заставит ли это его приехать.
Обри и Хит смотрели вслед поразительной леди, пока она решительно шла к столу. Затем, глупо улыбнувшись друг другу, пошли следом. Если весь свет сможет так же легко понимать их тайны, им нечего будет скрывать.
Когда этой ночью они отправились в постель, Обри уютно свернулась калачиком в объятиях Остина. Теперь, когда она получила то, что хотела, у нее появилось время задуматься о последствиях. В ней рос ребенок, и эта ответственность тяжкой ношей легла на ее плечи. А если ее отец будет продолжать злиться на Хита и добьется его ареста, как она вынесет новую разлуку с ним?
Она теснее прижалась к нему, и легкий вздох вырвался из ее груди.
Остин устроил ее поудобнее на своем плече и накрыл ее живот ладонью.
– Он так рано начал доставлять хлопоты?
Обри улыбнулась, обнаружив, с какой нежностью он заботится о ней. Она с самого начала знала, что он добрый человек, вопреки обманчивой внешности. Все, чего хотел Остин – дом и семья, точно так же, как и она. Она молилась только об одном – чтобы мир оставил их в покое. Если удастся замять все скандалы в его прошлом, он остепенится и станет отличным отцом и любящим мужем.
– Он учится, как нужно себя вести. Думаю, я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы утром отправиться в путь.
– Вы уверены? Мы можем остаться здесь, сколько потребуется, чтобы прошла тошнота.
Остин был встревожен. Она слишком молода, чтобы носить его ребенка. Он никогда себе не простит, если с ней что-то случится. Он никогда больше не коснется ее. Но, лежа как сейчас, обнявшись, он понял, что больше никогда ее не отпустит.
– Тошнота может держаться неделями, а может завтра исчезнуть. Нет, я хочу домой, хочу увидеть моих любимцев, узнать, что вы сделали с аббатством, хочу дать вам возможность рассказать новости вашей матери. А потом мы вернемся к свадьбе Алекс. Ваш сын научится вести себя, я не собираюсь его баловать.
– Я не думаю, что все эти прогулки пойдут вам на пользу, – нахмурился Остин.
– Мое решение помните? – сонно прошептала она ему на ухо.
– Так вот о чем вы думаете, мадам…
Но ее ласковый смех оставил вопрос открытым.
Глава тридцать седьмая
Облака низко нависли над землей, когда Обри верхом отправилась в поместье Сотби, но, несмотря на пронизывающий ветер, на ее губах играла улыбка. За последние недели она все больше проникалась уважением к сварливому старику и предвкушала новую встречу с Анной и Марией. Хотя она еще не обо всем сказала Остину. Они тщательно готовились ко второму дню Рождества, дню раздачи подарков слугам, арендаторам аббатства и соседям. Оставалось украсить подарки и объявить о своих планах сегодня вечером, когда Сотби приедут на обед. Остин может себе сомневаться, но Обри была преисполнена уверенности, что его друзья и соседи с радостью его поддержат.
В конце аллеи стояла привязанная к дереву лошадь, и Обри с любопытством на нее посмотрела. Гости обычно подъезжали к дому, и парень с конюшни мог уберечь их лошадей от холода. Оставлять лошадь привязанной к дереву было признаком плохого тона, хотя, возможно, этот визитер спешил. Слуги у Сотби часто бывали небрежны, а Анна была слишком добросердечной, чтобы как надо отчитывать их.
Грумы аббатства были заняты, и, поскольку Обри собиралась только навестить Сотби, ей в спутники отрядили маленького Майкла. Покинув неряшливый дом, он подрос и превратился в красивого стройного мальчика, обожествлявшего Обри. Но когда они подъехали к дому, он почему-то не спешился, чтобы помочь ей.
Обри обернулась и увидела, что он смотрит па странного коня с тревогой и подозрением. Она нетерпеливо спешилась и передала поводья загипнотизированному мальчику.
– Отведи Звезду на конюшню, Майкл, и погрейся, пока я не пошлю за тобой. Я могу задержаться.
Он посмотрел на свою повелительницу и, энергично тряхнув головой, отказался принять поводья.
– Нет, миледи. Не ходите туда. Он там.
– Кто? – недоуменно спросила Обри.
– Сквайр, миледи. Он нехороший человек. Пожалуйста, не ходите туда. Мы можем вернуться.
– Хорошо, если он плохой человек, я прогоню его. Анна хорошо умеет отваживать незваных гостей.
Бросив обеспокоенному парню поводья, Обри решительно развернулась и зашагала к дому.
Дверь распахнулась от легкого прикосновения руки, и Обри мгновение помедлила на пороге. Что-то здесь было не так. У Сотби не было армии слуг, но обычно на стук выходила служанка. Казалось очень странным, чтобы в середине декабря дверь была не заперта.
Но потом она услышала громкие голоса, спорившие о чем-то в гостиной, и отбросила сомнения. Наверное, такому старому слепому человеку, как господин Сотби, порядком надоели невоспитанные гости. Вряд ли он когда-нибудь еще встанет со своего кресла. Болезнь сделала его раздражительным, но это не оправдывало его поведения.
Сжав затянутой в перчатку рукой стек, Обри вихрем ворвалась в дом, ориентируясь по звуку голосов. Она была достаточно хорошо знакома с домом и поняла, что голоса раздаются из той комнаты, где обычно собиралась вся семья. Этим утром они наверняка ожидали ее. Она тихо отворила дверь гостиной и вызывающе посмотрела на нарушителя домашнего спокойствия. Высокий смуглый мужчина со шрамом, обезобразившим половину лица, обернулся, чтобы взглянуть на нее. Его глаза озарило неожиданное облегчение, которое, однако, не изменило угрожающей манеры поведения.
– Беги, Обри, – торопливо выкрикнула Мария, прежде чем кто-то успел вымолвить хоть слово.
Но было уже поздно. Обри поняла это еще до того, как пришелец заговорил. Дьявольский блеск пистолета, нацеленного в седую голову господина Сотби, сказал ей все. Вид служанки, скорчившейся на полу в углу, подтвердил это. Она не сможет убежать от бандита.
– Я не советовал бы этого, леди Обри, – назидательно произнес незнакомец, жестом приказывая ей закрыть за собой дверь. – У меня и в мыслях нет причинять кому-нибудь вред, но на карту поставлена моя жизнь, и я не могу допустить, чтобы опрометчивый поступок девчонки отправил меня на виселицу. Входите, садитесь и расскажите своим друзьям, как глупо они поступают.
Обри медленно, не отрывая глаз от оружия в его руке, подчинилась. Господин Сотби со спокойным достоинством слушал эти угрозы, и только побелевшие костяшки его пальцев предательски дрожали. Любое резкое движение могло заставить налетчика спустить курок.
– Не думаю, что мы представлены друг другу, – спокойно заметил он, садясь рядом с Марией и непринужденно беря ее за руку. – Прошло так много времени с тех пор, как я нуждался в хороших манерах, что совершенно их позабыл. Простите меня. Я кузен Джеффри, Гарри Эверсли. – Его улыбающееся лицо превратилось в злобный оскал. – Я немного тороплюсь, так что если вы убедите ваших друзей поступить разумно, мы исчезнем с вашего пути.
Он поглядел на Анну, которая, казалось, окаменела рядом с отцом. Яркая копна волос была откинута со лба, лицо побелело и заострилось, когда она взглянула на человека с пистолетом.
– Я уже говорила вам, – Анна говорила так тихо, что в напряженной тишине ее слова почти не были слышны, – что выйду за вас замуж, но не вижу, зачем впутывать сюда моего отца и Марию. Позвольте им вместе с леди Обри уйти, и я сделаю то, чего вы хотите.
– Никогда! – взревел господин Сотби, вцепившись в подлокотники. – Ни одна из моих дочерей не выйдет замуж за чудовище. Застрели меня, Эверсли, моя жизнь, ничего не стоит.
