Глава 12

На рассвете холодного воскресного утра Берт Вернет стоял на вершине мыса. Густой туман клубами поднимался с темной поверхности океана. Порывы ветра ерошили тщательно расчесанные черные волосы Берта и приятно холодили грудь.

Он стоял лицом к океану, засунув руки в карманы выцветших джинсов и прищурив от ветра глаза. Носки его стертых ковбойских ботинок находились в дюйме от края мыса, а внизу, в сотне футов под ним, желтела полоска песка вдоль моря.

Туман был такой густой, что Берт не видел океана, но он и так знал, что начался утренний прилив. Он слышал, как волны с грохотом обрушиваются на берег и разбиваются у подножия утеса.

В такое утро, как сегодня, на мысе было небезопасно. Один неверный шаг по скользким камням, одно небрежное движение – и все будет кончено.

Внезапно Берту показалось, что именно сегодня знакомое место таит опасность. Он боялся не за себя, а за ту, которую ждал.

– Берт, ты здесь? – раздался теплый голос. Берт повернулся на звук.

– Сабелла, оставайся там, где стоишь, – встревоженно предупредил он. – Не делай ни шага! Я приду к тебе сам.

Но Сабелла, бесстрашная, как и он, не послушалась и через несколько секунд появилась из тумана.

Выхваченная внезапно появившимся лучом солнца, прорвавшим густой серый туман, она казалась существом с другой планеты, ангелом, слишком близко подлетевшим к земле.

На – мгновение у Берта замерло сердце, затем вновь гулко забилось в груди. Он улыбнулся, искренне восхищаясь ее красотой.

Сабелла взглянула на высокого смуглого мужчину, стоящего перед ней, и прочла на его красивом лице неподдельный восторг.

Она улыбнулась в ответ:

– Ты рад? Я сделала все, чтобы прийти сюда до рассвета.

Берт, улыбаясь, поднял руку и мизинцем убрал с ее лица блестящую на солнце прядь золотистых волос.

– Ты еще не поцеловала меня.

Сабелла, смеясь, положила руки ему на грудь, встала на цыпочки и быстро и легко поцеловала его в губы.

– Можно тебя кое о чем спросить? – сказала она.

Он коснулся руками ее щек, затем провел по плечам и, остановившись на талии, осторожно привлек ее к себе.

– Можешь спрашивать меня о чем угодно.

– Ты всегда улыбаешься? Ты когда-нибудь бываешь печальным?

Берт пожал плечами.

– У меня нет времени, чтобы быть печальным, кроме случаев, когда это совершенно необходимо.

Его улыбка стала еще шире, и он добавил:

– Когда-то давно я дал себе обещание прожить жизнь счастливо, и пока это удается.

Сабелла кивнула.

– О, такой мужчина мне по душе.

– Я так и думал. Что же, посвятим сегодняшнее утро развлечениям? – Он вопросительно поднял черную бровь.

Руки Сабеллы медленно скользнули по его груди вверх.

– Разве мы оба не для этого сюда пришли? Берт радостно кивнул:

– Конечно.

Он это и имел в виду.

Эта красивая женщина, похоже, рассматривает предстоящую любовную связь примерно так же, как и он: как приятную, веселую игру, приключение, которое не будет иметь продолжения. Еще одно короткое, мимолетное увлечение, думал он, целуя Сабеллу во влажные от тумана губы, никому и ничему не повредит.

Пока они целовались, стоя на вершине скалистого мыса, туман рассеялся, и солнце превратило холодные, мертвенно-стальные воды Тихого океана в жаркое расплавленное золото. Оторвав наконец губы от Сабеллы, Берт схватил ее за руку и увлек вниз по тропе. Они добежали до того места, где он оставил чалого жеребца. Отвязав его и ослабив поводья, Берт вскочил на него и сверху улыбнулся Сабелле.

Ее щеки порозовели, а губы припухли и горели от поцелуев. Большие карие глаза призывно светились.

– Мне не следует брать тебя с собой, – то ли в шутку, то ли всерьез сказал он. – Тебя нужно оставить здесь.

– Ты абсолютно прав. Но ты этого не сделаешь.

– Ты слишком уверена в себе, мисс Риос.

– Нет. – Ее веки с густыми ресницами чуть прикрыли бездонные карие глаза. – Я слишком уверена в тебе, мистер Бернет.

Берт засмеялся. Затем нагнулся и, подхватив Сабеллу, усадил в седло перед собой.

– Что мне с тобой сделать?

– Можешь снова поцеловать меня.

Он поцеловал ее так страстно, что у Сабеллы перехватило дыхание. Ей не легко будет устоять перед таким решительным и опытным в любовных делах мужчиной. Но она устоит. И сегодня, и в любой последующий день, пока не станет его женой.

Церковный, колокол звал горожан на службу, когда Берт и Сабелла отправились в уединенное место на побережье. В старой церкви падре наставлял паству «не поддаваться искушению», а в это время на берегу Берт склонял Сабеллу к «греховной любви», как сказал бы священник.

В это теплое весеннее утро они лежали на одеяле, расстеленном» в нескольких ярдах от кромки океана, и предавались пока невинным любовным утехам: смеялись, целовались, тихо вздыхали, касаясь друг друга.

Когда взошло солнце, Сабелла вдруг оттолкнула сгорающего от страсти Берта.

– Мне пора.

Она виновато улыбнулась и встала. Длинными пальцами Берт быстро схватил Сабеллу за лодыжку.

– Останься.

Он властно погладил изящную ногу Сабеллы.

– Я не позволю тебе уйти. Во всяком случае, сейчас. Берт ласково провел большим пальцем вокруг ее коленки.

– Останься. Пожалуйста. Сабелла решительно покачала головой.

– Мы только обнимаемся и целуемся. Если я останусь, ты обещаешь, что мы хотя бы немного поговорим?

– Конечно, дорогая.

Пальцы Берта крепче сжали ее ногу, вынуждая медленно опуститься рядом с ним. Внезапно он сел и, обняв Сабеллу, прижался лицом к ее мягкой, скрытой розовым платьем груди. Его жаркое дыхание проникало сквозь тонкую материю и щекотало кожу. Сабелла задрожала.

Обхватив руками его голову и запустив пальцы в густые, черные как смоль волосы, она предупредила:

– Ты обещал. Ты сказал, что если я останусь, мы будем разговаривать.

– Да, моя сладкая, – пробормотал Берт. – Мы поговорим о том, как заняться любовью.

– Ах, вот ты как! – Она с силой оттолкнула его, вскочила на ноги и убежала.

К концу этой головокружительной недели, начавшейся с воскресенья, Берт точно знал, что он пропал.

Прекрасная, неуловимая Сабелла Риос вошла в его плоть и кровь. Она сделала его почти безумным, завладела всеми его мыслями и чувствами. Ни одну женщину он так страстно не желал, как Сабеллу Риос.

Неудовлетворенное желание лишь разжигало его страсть. Берт забросил дела на ранчо и проводил длинные весенние дни и теплые звездные ночи с Сабеллой, придумывая для Джины нелепые объяснения своего постоянного отсутствия. Огонь в его крови разгорался все жарче. Но Сабелла была непреклонна.

Ее не ослепила ни страсть, ни любовь. Искусные, долгие поцелуи Берта заставляли ее пульс биться чаще, а тело пылать, но сердце Сабеллы всегда оставалось холодным, и она никогда не забывала о своей главной и единственной цели.

За неотразимым очарованием и мужественной красотой этого человека Сабелла видела лишь коварного обманщика, бессердечного вора, презренного врага.

– Позволь мне, – Берт прижимался жаркими губами к ее шее, – позволь мне, малышка.

– Нет, Берт, нет, – Сабелла вновь повторила эти столько раз сказанные слова.

За последние несколько дней она произнесла их по меньшей мере тысячу раз.

Снова наступило воскресенье. Прошла целая неделя с того туманного рассвета, когда они встретились на мысу.

Они стояли, обнявшись, на вершине горы, покрытой бархатистой зеленой травой. Светило солнце. До ближайших домов было далеко – несколько часов пути.

Берт был до пояса обнажен. Сброшенная рубашка лежала на земле у его ног. Белая блузка Сабеллы, под которой у нее не было ни сорочки, ни лифчика, расстегнулась, ее длинные полы выбились из обтягивающих кожаных брюк.

Она сказала «нет» и сделала отчаянную попытку застегнуть блузку, так умело расстегнутую Бертом. Пока жаркие губы Берта блуждали по ее лицу, Сабелле удалось застегнуть несколько пуговиц.

Целуя се щеки и глаза, он взволнованно прошептал:

– Ах, Сабелла, только сними блузку, и все. – Он легонько куснул ее верхнюю губу. – Больше ничего. Только блузку.

Он так жарко поцеловал ее в губы, что Сабелла Почувствовала, как почва уходит из-под ног.

Она обвила вокруг его шеи слабеющие руки, а ее язык смело нырнул ему в рот, даря удовольствие и возбуждая. Сабелла почувствовала, как трепет прошел по его телу, и ее собственное тело невольно затрепетало в ответ.

Со дня их первой встречи они целовались десятки, сотни раз, но этот поцелуй отличался от всех предыдущих. Здесь, в прекрасном, уединенном месте у подножия Шоколадных гор, куда, казалось, не ступала нога человека, им представлялось, что они остались вдвоем на всем белом свете. Этот скрытый от всех, потаенный уголок первозданной красоты обострил их чувства.

Сабелла прикрыла глаза и тихо вздохнула; она почувствовала, как волшебное тепло разливается по всему ее телу.

Но не великолепие этого дикого рая и не только жаркие губы Берта были повинны в том, что лихорадочный огонь охватил ее. Блузка, которую она так старательно пыталась застегнуть, расстегнулась, и ее обнаженная грудь прикоснулась к груди Берта. Соски, опаленные жгучей болью, превратились в две огненные точки, и единственным спасением было прижать их к крепкой мускулистой груди Берта, загасить их пламя в густых, жестких волосах его обнаженного торса.

Сабелла невольно выгнула спину и прижалась набухшей грудью к жаркой груди Берта. Его руки под расстегнутой рубашкой скользнули у нее по спине, и Берт прижал Сабеллу еще крепче. Кровь стучала у него в ушах, он застонал от наслаждения, ощутив алмазно-твердые соски Сабеллы. Еще несколько минут, и он вопьется в них губами, покроет поцелуями нежную кремовую кожу. Они здесь одни и могут делать все, что захотят, не таясь и не опасаясь, что их кто-нибудь увидит. Один бог Солнца станет свидетелем их утех.

Их уста наконец разомкнулись, и Берт, тяжело дыша, опустился на землю, увлекая Сабеллу за собой.

– О малышка, – хрипло пробормотал он. – Пожалуйста.

Глава 13

– Берт... ооо, Берт.

Берт крепче прижал ее к себе. Он затаил дыхание, каждый мускул его стройного тела напрягся. Пылающей щекой Сабелла прижалась к груди Берта и, повернув голову, поцеловала то место, где бешено колотилось его сердце.

– Нет. Нет, мы... не можем.

Она вырвалась из его рук так поспешно, что он, растерявшись, не успел схватить ее. Сидя на корточках к нему спиной, она поспешно застегивала блузку.

Наступило долгое молчание.

– Боже мой! – Берт откинулся на спину, зажав руками пульсирующие виски. Мышцы живота так напряглись, что выцветшие джинсы стали свободны ему и обнажили пупок.

Эта женщина пробудила в нем дикие, неведомые ему самому чувства, в отчаянии он готов был схватить Сабеллу, сорвать с нее одежды и взять ее, хочет она того или нет.

Сабелла, словно прочитав его мысли, вдруг, не оборачиваясь, сказала:

– Ну давай, если посмеешь. – Ее большие темные глаза глядели испуганно, как у ребенка. – Ты больше меня и сильнее. Я не смогу бороться с тобой.

Берт стиснул зубы. В серых глазах появилось холодное, жесткое выражение. Конвульсивно он сжимал и разжимал кулаки.

– Я не насилую женщин, мисс Риос. Даже таких золотоволосых ведьм, которым нравится искушать и мучить мужчин.

– Ты думаешь, я этого хочу?

Сабелла села ближе к Берту и положила руку ему на живот. Берт невольно вздрогнул.

– Нет, я так не думаю. – На его подбородке нервно задергалась мышца. – Я знаю это наверняка.

Сабелла изобразила оскорбленную невинность. Ее пальцы перебирали густые, черные волосы на его животе.

– Тогда почему же я так бессердечна и жестока?

Берт прикрыл глаза от прямых лучей заходящего солнца и чтобы не видеть соблазнительницу, так безжалостно играющую с ним.

– Это ты должна сказать мне, дорогая, – резко произнес он. – Может, потому, что ты женщина? Когда-то во времена Римской империи один мудрый человек по имени Ювенал написал, я цитирую:

«Жестокость в природе женщин. Они мучают своих мужей, колотят слуг, получают удовольствие, забивая до смерти рабов». Конец цитаты.

Сабелла некоторое время молчала, гадая, неужели он что-то заподозрил, неужели узнал, что у нее в действительности на уме. Затем она почувствовала, как живот Берта под ее рукой расслабляется, и увидела, что уголки губ изогнулись вверх в знакомой непринужденной улыбке.

В мгновение ока Сабелла вскочила на колени, перекинула ногу через его поверженное тело и села верхом.

– Поскольку у меня нет мужа, слуг и рабов, мне остается мучить только тебя, – сказала она, улыбнувшись.

Берт засмеялся.

– Это, по крайней мере, честно. Наклонившись, Сабелла поцеловала Берта, но он остановил ее:

– Для одного дня пыток уже достаточно.

– Тогда поговори со мной. Расскажи мне о себе, о твоей семье, вашем ранчо, землях.

– Милая, я не в состоянии думать, пока ты сидишь на мне верхом. Если ты хочешь услышать от меня что-нибудь, кроме стонов, тебе придется слезть с меня.

Сабелла проворно соскочила с него и села рядом. Берт сел и, положив руки на колени, сказал:

– Женщин полагается пропускать вперед. Ты приехала в Капистрано, чтобы что-то разузнать о наследстве.

Это все, что я о тебе знаю. Расскажи мне о своей семье, как ты жила в Аризоне, на какой стороне постели ты спишь, какие любишь яйца на завтрак: вкрутую или всмятку, – откуда у тебя эти золотые волосы и карие глаза. – Он остановился и положил подбородок на руку. – И скольких любовников ты свела с ума. Расскажи мне обо всем.

Сабелла рассмеялась и, прежде чем начать рассказ, сорвала травинку, потерла между большим и указательным пальцем и дунула.

– Я родилась и выросла в Аризоне, – начала она. – Мои родители умерли.

– Мне очень жаль. Это действительно тяжело.

– Мой отец, – продолжала она, словно Берт ничего не сказал, – испанец, по имени Тито Риос, работал на маленьком скотоводческом ранчо/ которым владели Виктор и Кармелита Ривьера. Кармелита – моя подруга и компаньонка – сейчас здесь со мной, в Капистрано.

– Понятно. – Берт разглядывал красивое лицо Сабеллы.

– Моя мать, Тереза, осиротела, когда ей было десять лет, и ее отправили в женский монастырь. Когда ей исполнилось восемнадцать, она поселилась на ранчо у Ривьеров. Там она встретила моего отца, они полюбили друг друга, поженились, и меньше чем через год родилась я. Светлые волосы достались мне от отца: он был светловолосый и голубоглазый, а карие глаза и смуглая кожа – от матери. А сплю я на середине постели и не ем яиц. – Она улыбнулась и пощекотала травинкой его обнаженную руку. – И уже давно сбилась со счета, скольких любовников свела с ума. Берт ухмыльнулся.

– У тебя куча младших братьев и сестер?

– Нет, я единственный ребенок.

– А, так вот почему ты так избалованна.

– Я? – Сабелла сделала обиженное лицо. – А как насчет тебя? Мне и не придется спрашивать, есть ли у тебя братья или сестры.

– Почему?

– Потому что и так ясно. Ты нахальный, требовательный и упрямый. Скажи мне, ты всегда получал все, что хотел?

Берт добродушно засмеялся.

– Всегда, до тех пор, пока не появилась ты. – Он положил руку ей на колено. – Расскажи мне о...

– Да мне, собственно, нечего рассказывать. У меня есть только Кармелита. Она вдова. Это и есть моя семья. Я уже говорила, мы приехали сюда, чтобы выяснить возможность получения наследства и...

– Чем я могу помочь тебе? Отец – адвокат. Конечно, он уже много лет не практикует, но...

– Нет, спасибо. Теперь расскажи о себе. Ты всегда жил в Южной Калифорнии?

– Я родился прямо здесь, на Линдо Виста, – кивнул Берт, а его указательный палец медленно заскользил вверх по шву ее брюк. Сабелла сжала его руку. – И провел здесь всю жизнь за исключением четырех лет, пока учился в университете.

– Прямо здесь... А эта гора, где мы сейчас сидим, – часть твоего ранчо?

– Да.

– Но это же так далеко от... – Она огляделась. – У вас, должно быть, очень большое ранчо.

– Тридцать три квадратных лье. Он высвободил руку из ее ладоней.

– Тридцать три квадратных лье? – Ее изящные брови поползли вверх.

– Сто сорок шесть тысяч акров, – улыбаясь, уточнил он. – Poso mas о menos. Чуть больше или меньше.

– Оно просто гигантское.

– Одно из самых больших в Калифорнии. В лучшие времена в Линдо Виста держали тысячу голов скота, а лошадей вдвое больше.

– Должно быть, трудно составить точную карту для таких владений, – вслух размышляла Сабелла.

– А ты знакома со старыми картами испанской Калифорнии?

– Немного. Твои предки испанцы?

– Нет.

– Я думала, что большинство земель в Южной Калифорнии переданы испанской короной по дарственным документам испанским семьям.

– Так и есть. Большая часть Линдо Виста – двадцать два квадратных лье – когда-то принадлежала аристократическому испанскому семейству.

– А ты не помнишь, как их звали? – как можно небрежнее спросила Сабелла.

– Конечно, помню. Карилло. Эта земля много лет назад была дарована дону Паскалю Антонио Карилло, а он, в свою очередь, передал ее своим потомкам. В сорок восьмом, после войны, мы купили ранчо у наследников Карилло и уплатили тогда баснословную по тем временам цену. В том же году отец женился на моей матери.

Берт не замечал, как сузились глаза Сабеллы.

– Как только они поженились, отец привез молодую жену в Линдо Виста, и они поселились в гасиенде – испанском доме на ранчо, который был построен в 1830 году старшим Карилло. Я родился год спустя после свадьбы.

– Значит, старый дом сохранился?

– Милая, это же особняк. Он построен навечно. Большой, красивый, старый дом с прекрасной мебелью.

Берт рассказывал так, словно ему нечего было скрывать. Во время страшной засухи шестидесятых годов большинство владельцев ранчо в Калифорнии разорились, и именно тогда Бернеты добавили к обширной империи Линдо Виста земли, купленные по смехотворно низкой йене.

Во время рассказа серые глаза Берта горделиво блестели. Он любил эту землю и собирался всю жизнь прожить здесь.

– В Линдо Виста есть все географические зоны, – продолжал он. – Вдоль западной границы тянется несколько миль нетронутого побережья, затем к югу – берег реки Санта-Маргарита, на севере каньон Трабуто, а на востоке – огромная долина, расстилающаяся до гор Санта-Ана и дальше – к жарким пустыням.

То воодушевление, с которым Бертон, молодой, богатый и самоуверенный владелец Линдо Виста, рассказывал о своем ранчо, Сабеллу сердило и одновременно причиняло боль.

Ну, что ж, ее план осуществится именно благодаря его невероятной самоуверенности. Бертон Дж. Бернет привык получать все, что ему захочется, привык, когда красивые женщины сами бросаются к нему на шею, а в Сабелле он видит всего лишь одну из тех, кто мечтает провести в его объятиях несколько волшебных ночей. Избалованный и пресыщенный, он никогда не знал горя, у него не было даже просто неудачных дней. Что ж, она подарит ему все это.

Сохраняя беззаботный вид, Сабелла осторожно выспрашивала новые подробности жизни на Линдо Виста. Берт рассказал ей, что его отец уже стар и очень болен, а мать оставила их, когда он был совсем мальчиком.

– Твоя мать бросила тебя? – искренне изумилась Сабелла. Она никогда не встречала в газетах упоминаний о жене Рейли Бернета и полагала, что она умерла.

– Моя мать была намного моложе отца. Когда они познакомились, ей было около двадцати, а отцу сорок два.

Заходящее солнце окрасило гладкие смуглые плечи Берта в кирпичный цвет. Не мигая глядя на закат, он сказал:

– Мать была молодая, красивая аристократка из Сан-Франциско. У нее были самые рыжие волосы, зеленые глаза и белая кожа, какие только возможны в природе. Отец боготворил ее, умолял стать его женой.

– Ему долго пришлось уговаривать ее?

– Недолго. Они поженились через несколько недель после знакомства. Он привез ее в Линдо Виста и дал ей все, что она хотела.

Берт потянулся к лежащей на земле рубашке и достал из нагрудного кармана сигару и коробок спичек. Сабелла взяла спички, чиркнула и поднесла пламя к кончику сигары.

– Но она не была счастлива? – Сабелла глядела прямо в его серые глаза.

Берт пустил кольцо дыма.

– Очевидно, нет. В то лето, когда мне исполнилось шесть лет, мать, ее звали Дейна, поехала на месяц в Сан-Франциско, а отец и я остались на ранчо. Там на вечеринке в Ноб Хил она познакомилась с красивым мексиканцем. – Берт выпустил новое кольцо дыма и откинулся на руку. – Должно быть, это была любовь с первого взгляда. Мать тут же развелась с отцом, вышла замуж и уехала в Мехико.

– Не может быть!

– Увы! И разбила сердце отцу. Он от этого так никогда и не оправился. – Берт вдруг усмехнулся. – После этого отец прогнал с Линдо Виста всех, у кого были испанские или мексиканские имена: старых compadres, много лет работавших на него; целые семьи, жившие в глиняных домиках на ранчо; детей, которые здесь родились; десятки vacueros, лучших ковбоев во всей Южной Калифорнии. Всю прислугу из дома. Кухарок, горничных, дворецких. Всех.

– Но это несправедливо, – сказала Сабелла, хотя она не была удивлена этой жестокостью, зная, каковы они оба: и отец, и сын.

– Да, конечно, – согласился Берт. – Несправедливо. Нелогично. Глупо. Но когда людям плохо, они иногда делают бессмысленные вещи. Кто знает, как бы мы вели себя в таких обстоятельствах.

Сабелла молчала.

– И, наверное, то же самое можно сказать и о матери. Люди осуждали ее, но, может, она иначе не могла?

– Как могла мать оставить шестилетнего сына?

– Я думаю, из-за любви. – Берт пожал плечами. – Как сказал поэт: «Любить и сохранять рассудок невозможно».

– Но поэт также сказал: «Удовольствие любви длится лишь мгновение, боль и горечь от любви помнятся всю жизнь».

– Я буду иметь это в виду. А что касается разговоров о любви... – Он ловко уложил Сабеллу на спину и лег сверху: – Давай лучше займемся любовью, чем говорить о ней.

Прежде чем она успела увернуться, он поцеловал ее и, продолжая целовать, стал расстегивать белую блузку.

Они целовались, освещенные последними лучами заходящего солнца, а в это время одетый в черное мексиканец с каменным лицом, скрытый тенью скалы, сидеть на краю обрыва и в мощный полевой бинокль наблюдал за обнявшейся парой.

Тонкие губы его под густыми черными усами медленно расплылись в довольной улыбке. Шрам на правой щеке натянулся, и от нарастающего волнения у него зачесались руки.

– Si, si, – беззвучно подбадривал Франко. – Ну, давай, Бернет. Займись любовью с этой прекрасной senorina. Я не скажу Джине.

Его улыбка стала зла и похотлива.

– Mi palabra de honor. Даю слово.