Глава 14

Лупа распахнула дверь маленькой, бедно обставленной хижины, которую она делила со своей сестрой Джорджиной. Взяла Пекоса за руку и повела его по узкому проходу мимо закрытой двери, из-за которой раздавался громкий храп, вырывающийся из открытого рта спящего Рено Санчеса.

— Иисус, надеюсь, он не обрушит дом на наши головы, — хрипло пробормотал Пекос.

Лупа хихикнула. Вцепившись в руку Пекоса, она провела его в свою маленькую спальню. Дверь скрипнула, когда она закрыла ее за ними, и Пекос, слегка покачнувшись, тоже засмеялся.

— Где эта чертова кровать, Лупа? Ты ее передвинула? Поднялась луна, и ее яркий свет проник через открытые окна в неприбранную спальню Лупы.

— Она на том же самом месте, глупый ты мужчина, — засмеялась Лупа и обвела его вокруг кресла, на котором лежал ворох измятой одежды. У кровати она прошептала:

— Садись, Пекос, — и подтолкнула его в широкую грудь. Он тяжело упал на постель, покрытую ярким покрывалом в желтые и зеленые цветочки, и повалился на спину. Кровать жалобно заскрипела под ним.

— Иди сюда, женщина, — хрипло пробормотал он и протянул руку к Лупе.

— О, si, любовь моя, — счастливо сказала она и не стала противиться, когда Пекос притянул ее к себе своими ногами и повалил к себе на грудь.

— Поцелуй меня, Лупа.

Вдавливая его все глубже в скрипящую кровать, Лупа положила обе руки на лицо Пекоса и жадно прижалась к нему губами. Порывисто вздохнув, она шире приоткрыла рот и страстно поцеловала его, а ее груди при этом тяжело прижались к нему. Наконец, глотнув воздуха, она подняла голову и бесстыдно пробормотала:

— Ты хочешь, чтобы Лупа занималась с тобой любовью, Пекос? — В ее темных глазах вспыхнул огонь, и она начала торопливо расстегивать пуговицы на его рубашке.

— Конечно, малышка, — ответил он. Его серые глаза немного потускнели, а голова кружилась от обильной выпивки.

— Это будет очень хорошо, Пекос, — уверенно заявила молодая женщина и распахнула края белой рубашки, чтобы можно было целовать его покрытую вьющимися волосками мускулистую грудь. Приподнявшись, Лупа раздвинула колени и села на него верхом, пробормотав:

— Ты так долго был вдали от Лупы, мой прекрасный возлюбленный. Я скучала о тебе. Ты останешься со мной на всю ночь, si?

— Конечно, Лупа… — Ее нетерпеливый рот остановил его, и она наклонилась, захватив ладонью горсть его иссиня-черных волос и прижав пылающий рот к его губам.

— Лупа знает, как сделать тебе приятно.

Она снова поцеловала его, игриво покусывая полную нижнюю губу Пекоса. Он же с досадой почувствовал, что ему приходится сознательно прилагать усилия, чтобы помочь страстной женщине возбудить его и доставить ему удовольствие. Он обхватил ее руками и жарко поцеловал. Восхищенная тем, что ее желание быстро возрастало и стало почти болезненным, Лупа была уверена, что и ее любовник чувствует то же самое.

После страстного поцелуя Лупа приподнялась, проворно расстегнула белую блузку и нетерпеливо распахнула ее. С трудом сосредоточившись, Пекос взглянул на смуглые качающиеся над ним груди и внезапно совершенно протрезвел. Спрашивая себя рассеянно, не сошел ли он с ума и не утратил ли мужественности, Пекос повернул голову, когда Лупа прильнула к нему. Целуя его в шею, она возбуждающе начала водить бедрами из стороны в сторону и пробормотала:

— Что случилось, Пекос? Ты не хочешь Лупу? Ты не хочешь даже посмотреть на меня?

Но Пекос, закрыв глаза, видел другую девушку. Прекрасную тоненькую девушку с золотистыми волосами и молочно-белой кожей. Девушку, которая еще сегодня ранним утром лежала полураздетой в его спальне. Это была Ангел. Он хотел, чтобы она сейчас сидела на нем; она, которой он страстно мечтал обладать; она, чьи совершенные белые, словно фарфоровые, груди он жаждал ласкать. Это была Ангел, с которой он хотел заниматься любовью этой лунной ночью.

— Лупа, малышка, — извинился он, — должно быть, я выпил слишком много виски. — Он открыл глаза и поцеловал ее в щеку, проведя рукой по спине. — Сердце мое, боюсь, ничего путного со мной этой ночью не выйдет. Прости.

— Это неправда! — Она подняла голову и посмотрела на него. — С тобой всегда все было в порядке. — Она снова настойчиво прильнула к нему губами. Но не получив ответа, ее губы, в конце концов, выпустили его рот. Она села чуть в стороне, и ее обнаженные груди затрепетали от быстрого дыхания, а темные глаза сузились. — Это другая женщина! — выпалила она ядовито.

— Черт, вовсе не…

— Это другая женщина! — повторила она, и ее голос стал пронзительным. — Никогда раньше ты не забирался в постель Лупы без того, чтобы не сделать ее счастливой! — Она легла рядом и посмотрела на его пах, печально покачав головой.

— Я сказал тебе, котенок, я выпил слишком много, чтобы…

— Вздор, — возражала она с сарказмом. — Ты бывал здесь даже слишком пьяный, чтобы говорить, и все же ты был в состоянии оставаться мужчиной! — Она посмотрела ему в глаза и положила руку на грудь, наматывая густые волоски на пальцы. Наклонившись ближе, прошептала:

— Почему бы тебе просто не лежать здесь, закрыть глаза и позволить Лупе посмотреть, может ли она… — Ее рука дразняще начала двигаться вниз по его плоскому животу.

Но Пекос поймал ее руку и сел. Поднеся ладошку к своим губам, он ласково поцеловал ее и покачал головой:

— Котик, ты самая сексуальная девушка в мире, но это бесполезно. Я устал, Лупа. Ты понимаешь?

Вырвав руку, она отвернулась и начала застегивать блузку, ругаясь по-испански. Пекос устало застегнул свою рубашку и прикусил губу, чтобы сдержать усмешку. Он говорил по-испански, и она знала это. Он понимал каждое слово из ее гневной тирады. Он уверял ее, что все, что она говорит, — неправда. Положив руку ей на шею, Пекос ласково притянул рассерженную женщину в свои объятия.

— Послушай меня, Лупа, — его щекотал ее теплый затылок, — дело не в другой женщине. Ты должна понять…

— Ложь! — настаивала она. — Лупа не тупица! Она видела, как ты смотрел на ту бледную девушку с золотистыми волосами. — Лупа спрыгнула с кровати и встала напротив него, уперев руки в бедра и наклонившись ближе к лицу Пекоса. — Ты просто истощил свои силы в ее кровати!

— Господи, Лупа, не говори глупостей. Эта девушка должна стать женой моего отца, я говорил тебе это. — Пекос вздохнул и провел рукой по своим взъерошенным волосам.

Покачав пальцем перед его носом, Лупа холодно сказала:

— Мне плевать, чьей женой она будет. Если ты не спишь с ней, то страстно этого хочешь; это все равно, что спать с ней. Я думаю, что…

Слишком близкие к правде слова Лупы вонзились в грудь Пекоса как острый нож. В гневе поднявшись с кровати, он крепко схватил ее рукой за талию и сжал так сильно, что она вздрогнула.

— Лупа! У тебя слишком горячая кровь, и ты думаешь, что и у других так же. Неужели с тобой никогда не случалось, что ты ни с кем не хотела заниматься любовью?

Вырвавшись из его объятий, она стремительно пробежала через комнату и распахнула дверь.

— Убирайся, гринго. Тебе не удастся одурачить меня! Ты хочешь эту худосочную маленькую блондиночку! — Она отбросила волосы с лица и злобно засмеялась. — Это очень забавно, Пекос! Ты желаешь девушку, которая проведет свою жизнь в постели твоего отца!

Сжав зубы, Пекос пошел к двери, сдерживая желание свернуть смуглую шею Лупы.

— Увидимся в другой раз, Лупа, — сказал он отрывисто и пошел обратно по узкому коридору наружу.

Немедленно раскаявшись в содеянном, Лупа поспешила за ним.

— Пекос, Пекос, — молила она, обвивая руками его шею, — прости меня, я не хотела тебя обидеть. Пожалуйста, любовь моя, не покидай меня. Останься здесь, и я…

Ласково, но твердо расцепив ее руки, Пекос ответил:

— Лупа, уже поздно. — Он поднял седло с крыльца и пошел к своему коню.

И вновь она бросилась за ним, в отчаянии цепляясь за его талию.

— Нет! Лупа не хотела говорить такие глупые вещи. Не сходи с ума, не уходи. Я не вынесу, если ты уйдешь. — Она стояла, вцепившись в него, пока он седлал коня.

Повернувшись, Пекос приобнял ее и поцеловал в щеку.

— Я вернусь, Лупа. Ты знаешь, я вернусь, но сегодня я поеду домой. Мне надо поспать. — Он улыбнулся ей, и Лупа, готовая расплакаться, подняла руки и сжала ладонями его красивое лицо, точеные черты которого купались в серебряном лунном свете. Наклонив голову своего возлюбленного, она в отчаянии поцеловала его, прижимая горячий влажный рот к его губам. Но Пекос, к которому она прижималась так страстно, был непреклонен. Наконец Лупа печально оторвалась от его рта, и ее руки упали, а голова поникла.

— Доброй ночи, Лупа, — сказал он мягко и поцеловал макушку ее опущенной головы. Отступил от нее и вскочил на коня. Слезы потекли по смуглым щекам молодой испанки, и Лупа молча смотрела, как он пришпоривает коня и уезжает прочь.

— Я вернусь, — бросил ей Пекос через плечо, но оба знали, что этого не будет.

Длинная дорога и свежий ночной воздух протрезвили молодого МакКлэйна окончательно. К тому времени, когда он подъехал к высоким воротам Тьерра дель Соль, Пекос почувствовал, что очень устал и смертельно хочет спать. Было поздно; на гасиенде не светился ни один огонек. Пекос тихо пробрался в свою комнату через дверь, выходящую во внутренний двор, и сбросил в темноте одежду. Шлепая босыми ногами к своей большой кровати, он вдруг наступил на что-то острое. И тут же разразился потоком проклятий. Прыгая на одной ноге, он потер раненую подошву, нащупал и вытащил оттуда колючку. Нахмурившись, осторожно опустил ногу на пол и нагнулся около кровати.

В лунном свете хорошо была видна увядшая и раздавленная им роза. Пекос осторожно поднял растоптанный цветок. Благоухание сохранилось, сладкий аромат живо напомнил ему образ прекрасной девушки. Вновь она стояла перед ним, и ее длинные прекрасные волосы сияли в солнечном свете утра, а роза была заколота над ухом. Вновь она была здесь в своем новом розовом платье, расстегнутом до талии, а ее прекрасные груди, трепещущие и теплые, были так близко к его горящим глазам и страстному рту.

Вновь он слышал ее чудный голос, в котором звучала мольба: «Ты позоришь меня, Пекос. И себя».

Пекос устало поднялся и сжал розу в руке. Зная, что ведет себя глупо, он откинул покрывала на кровати и ласково положил розу на подушку. Медленно залез под прохладные простыни, перевернулся на живот, а руку положил на подушку, ласково прикасаясь к бархатным лепесткам чудесного цветка.

— Ангел, — пробормотал он, и грудь его сжалась от чувства, которого он не мог до конца понять.

Глава 15

Недели, пролетевшие после торжественного открытия здания окружного суда, были для Анжи спокойными. К ее удивлению, постоянные поддразнивания Пекоса ослабли. Но в душе она была этим расстроена. Девушка видела его только во время трапез, но и тогда он держался непривычно молчаливо и подчеркнуто вежливо. Его учтивое равнодушие и невозмутимые манеры терзали Анжи почти так же сильно, как и его язвительные насмешки в недавнем прошлом.

Однажды во время прогулки ранним утром на своей любимой Анжеле в сопровождении Роберто Луны Анжи увидела на горизонте одинокого всадника. Ее сердце забилось сильнее, когда она узнала огромного черного жеребца Диаболо. Она знала, что никто другой, кроме Пекоса, не отважится сидеть верхом на этом породистом животном.

Тщательно следя за тем, чтобы ее голос был обычным и спокойным, Анжи повернулась в седле и обратилась к ехавшему рядом наставнику:

— Роберто, вы можете возвращаться в конюшни. Я должна поговорить с мистером МакКлэйном. — Она легко улыбнулась.

— Si, сеньорита. — Роберто немедленно развернул свою каурую лошадь и поехал прочь. — Я позабочусь об Анжеле, когда вы вернетесь.

Анжи не ответила. Ее сердце часто билось под белой блузкой. Зеленые глаза были прикованы к большому черному коню, галопирующему по огромной пустыне по направлению к горам Дэвиса.

Анжи пришпорила кобылку и ласково скомандовала ей ехать вперед. Анжела, казалось, так же страстно желала догнать гнедого жеребца и всадника, как и Анжи. Девушка улыбнулась, вспомнив, что этот Диаболо был, в конце концов, любовником Анжелы, отцом будущего жеребенка. Кобыла тем временем перешла на легкую рысь, вздымая пыль и дробя своими острыми копытами известняк.

Приближаясь к Пекосу, Анжи хотела было окликнуть его, но передумала. Он продолжал скакать впереди. Внезапно почувствовав, что ведет себя глупо, она решила повернуть назад. Возможно, Пекос катался здесь один, потому что хотел этого. Что заставляло ее гнаться за ним? С того дня, как она приехала на Дель Соль, она ничего не хотела так сильно, как положить конец приставаниям молодого мужчины. Ее желание исполнилось; и вот теперь она скачет за ним, явно навлекая на себя новые неприятности. Она должна повернуть назад и оставить этого опасного человека в покое.

И все же Анжи пришпорила кобылу, понуждая ее бежать быстрее, пока, наконец, не догнала Пекоса и Диаболо. Пекос гибко повернулся в седле и улыбнулся ей. К удивлению девушки, на его лице не было больше той язвительной улыбки, которую она так часто видела совсем недавно. Он улыбался тепло и дружелюбно, словно ждал ее приезда.

— Доброе утро, — сказал он. Его техасский выговор ласкал ей ухо.

— Доброе утро, Пекос, — она ненавидела свой хриплый от волнения голос и то, что как-то глупо пыталась теперь объяснить свое присутствие. — Я… подумала, что… что я…

— … хотели бы проехаться до подножия гор вместе со мной? — закончил он ласково.

Анжи обрадовалась! Не в состоянии дать внятный ответ, она лишь закивала золотоволосой головой и улыбнулась, когда он спросил:

— Тогда чего же мы ждем?

Его черный жеребец понесся вперед, и Анжи направила свою кобылу вслед за ним. Вскоре они ехали колено к колену, и ветер трепал их волосы, не давая возможности поговорить. Выше и выше взбирались они по неровному подножию высоких холмов, замедляя бег лошадей, чтобы осторожно пересечь скалистую безлюдную местность. В прохладной тени гранитной вершины Пекос натянул поводья и жестом показал Анжи, что дальше ехать не следует. Спешившись, он бросил поводья и помог ей спуститься с седла.

Уверенная, что он воспользуется тем, что они совершенно одни, Анжи крепилась, взволнованная дразнящим прикосновением сильного тела Пекоса. Но он быстро отпустил ее, и девушка была даже немного разочарована, когда он поставил ее на землю, тщательно избегая прикасаться пальцами к ее рукам. Как только ее ноги коснулись земли, он опустил руки и отступил назад.

Галька поскрипывала под его хорошо вычищенными сапогами, когда он, проворно, как кот, начал взбираться вверх по отвесному скалистому выступу. Его длинные ноги шагали уверенно быстро, преодолевая все препятствия. Анжи, стараясь не отставать, последовала за ним. Торопясь, она ступила на большой скользкий валун и чуть не упала. Через мгновение Пекос оказался рядом и поддержал ее, обхватив сильной рукой за талию. Непроизвольно уцепившись за него, Анжи взглянула в глаза Пекоса и задрожала.

Они были глубоки и непроницаемы. В них сквозила какая-то тайна, которая влекла ее к этому мужчине с почти бесконтрольной силой. Его губы, которые так хорошо знали, как зажечь огнем женщину, были приоткрыты, но не улыбались. Его тело было твердым, как камень.

Он резко отпустил ее, разрушая чары. Анжи была так уверена, что он собирается удержать ее в своих объятиях, прижать ее к себе и страстно поцеловать! Именно этого она и хотела, это было сейчас ей необходимо. Пекос МакКлэйн разрушил в ее душе все преграды, которые годами возводились благодаря строго религиозному воспитанию. У нее не было ни тени сомнения, что этот высокий чувственный мужчина был опытным любовником из ее эротических сновидений.

Анжи облизнула пересохшие губы и направилась вслед за Пекосом на ослабевших вдруг ногах. Он остановился, обернулся и посмотрел на нее. Когда он заговорил, его голос был мягким и низким, а глаза скользили по пустынному пейзажу, окружающему их.

— Я люблю приходить сюда. — МакКлэйн поднял голову и посмотрел на открывшееся перед ними пространство между скалами. — Я нашел это место сразу после того как заполучил Диаболо. Мы с ним часто приезжали сюда и прятались здесь. Он опустился на скользкую отвесную скалу, достал сигару из нагрудного кармана и прикурил.

— Могу я присоединиться к вам? — Анжи было не по себе, она робела и чувствовала себя навязчивой.

Взгляд Пекоса обратился к ней. Молодой человек зажал сигару в зубах и протянул руку ладонью вверх. Девушка положила руку на его ладонь, и тепло его тела пронзило ее как электрическим током. Он осторожно усадил ее на скалу перед собой. Анжи подогнула ноги и мысленно прокляла себя за то, что не села рядом с ним. На возвышении, на котором она сейчас находилась, Анжи была слишком уязвимой. Очарование его красоты лишало ее сил. Они сидели лицом к лицу, и Анжи вынуждена была немного повернуть голову, чтобы не смотреть постоянно на это красивое лицо и широкую мускулистую грудь под белоснежной рубашкой. Она находилась так близко от этого человека, что стоило ей протянуть руку, и она наткнулась бы на его плоский живот, гладкий кожаный ремень и сверкающую серебряную пряжку.

Ее щеки вспыхнули румянцем. Анжи ожидала, что насмешливый глубокий смех Пекоса наполнит утренний воздух, и она увидит знакомый взгляд язвительных глаз, как будто он читает ее мысли и хочет воспользоваться ситуацией и обнять ее. Но к ее удивлению, когда она взглянула на него, он лишь пристально смотрел поверх ее головы на долину.

Пекос выбросил сигару, глубоко вдохнул сладкий утренний воздух и сказал:

— Знаете, я немного попутешествовал за последние несколько лет. Я провел какое-то время в Мексике в Лост Мадре. Также был в Сан-Франциско, в Вирджинии, Сент-Луисе, Филадельфии и даже в Нью-Йорке. — Он положил руку на колено. — Эти места были восхитительны, и я радовался каждому дню, проведенному там, но, как ни странно это звучит, эта… эта дикая, бесплодная пустыня… — Он замолчал, и его выразительные глаза остановились на Анжи. — Это мой дом. Понимаете? Это дом моей матери. Земля, где находится Дель Соль, принадлежит моей семье со времен конкистадоров. И я люблю эту землю больше всего. Я люблю Техас и, особенно, эту часть Техаса. Я объехал милю за милей всю эту бесплодную пустыню, и знаю ее как свои пять пальцев. Никто не знает ее лучше, поверьте. — Пекос потер щеку и лениво откинулся назад на локте. — Сзади меня находится моя потаенная пещера. Только Диаболо знает о ней. — Впервые Пекос улыбнулся. — Господи, не могу сказать, сколько раз я прятался здесь, спасаясь от неминуемой порки. — Улыбка исчезла с ее лица, и он посмотрел на Анжи, словно хотел, чтобы она что-нибудь сказала.

— Вас пороли? — спросила она мягко.

— Баррет МакКлэйн провел больше времени, хлеща меня по обнаженной заднице, чем за клеймением скота, — сказал Пекос со вспыхнувшим холодком в глазах.

— Но почему, Пекос?

Взгляд его серых глаз смягчился, и он беззаботно вымолвил:

— Если вы еще не обратили внимания, то скажу вам: моему дорогому старому отцу нет никакого дела до своего единственного сына. И это прекрасно; я не возражаю, я не возражал с того самого дня, когда немного повзрослел, и меня нельзя уже было выпороть. С того дня меня мало волнует, как он ко мне относится.

— Сколько вам было тогда лет, Пекос?

Он засмеялся:

— Одиннадцать. Он поднял свой кнут, чтобы ударить меня, а я решил, что с меня хватит. Я устал от своих бесполезных попыток завоевать его любовь, устал от постоянных порок. Я вырвал кнут из его руки и заявил, что если он еще когда-нибудь прикоснется ко мне, я его убью.

Анжи вздрогнула.

— Пекос, я не понимаю той пропасти, которая разделяет вас. Он так добр ко мне, и потом, ведь он любил вашу мать, и, раз она вышла за него, значит…

Пекос снова сел, близко наклонившись к ее лицу. Его глаза потемнели от гнева.

— Когда моя мать была прекрасной молодой девушкой, эта земля была дикой и одинокой. Здесь было всего несколько мужчин, достойных того, чтобы ухаживать за ней. В 1854 году был открыт Форт Дэвис, а весной 1855 года Баррет МакКлэйн был послан армией в новый форт. У моего деда Йорка был контракт с армией на поставку говядины для солдат. — Пекос глухо засмеялся. — Везучая Катрин Йорк! Она поехала с дедом в форт однажды солнечным апрельским утром, и Баррет МакКлэйн увидел ее. Она была красива, но ее физическая красота была не самой привлекательной ее чертой.

Анжи покачала головой:

— Пекос, вы становитесь несправедливы. Я уверена, что…

Внезапно он схватил ее за руку, его глаза сверкали, почти молили:

— Послушайте меня, Ангел, вы думаете, что я говорю все эти вещи потому, что я… — Также внезапно, как он схватил ее за руку, он выпустил ее. Взгляд его глаз изменился. Он улыбнулся и сказал лениво:

— Не слушайте меня… — Он медленно поднялся и встал перед ней во весь рост. — Почему бы мне не показать вам мою горную пещеру?

Спрашивая себя, что он хотел этим сказать, Анжи отчаянно хотела услышать продолжение его истории. Она знала, что бесполезно его просить об этом, момент откровения прошел. У входа в пещеру Пекос взял ее за руку и повел внутрь. Они зашли в полумрак. Анжи нервничала сильнее, чем хотела показать. Она никогда не была в пещерах и слышала страшные истории о летучих мышах, грызунах и змеях. Яркий солнечный свет быстро поник у них за спиной, когда они медленно углублялись в прохладную узкую пещеру.

— Ангел, — сказал Пекос над ее ухом, — сейчас я выпущу вашу руку. Стойте тихо и не двигайтесь, хорошо?

— О, пожалуйста, Пекос, не оставляйте меня, — взмолилась она, вцепившись в него.

Он ласково обнял ее за плечи и мягко пробормотал, обдавая горячим дыханием ее висок:

— Сердце мое, я не собираюсь играть в прятки. Здесь есть лампа. Если память мне не изменяет, она всего в нескольких футах у левой стены. Думаю, что смогу найти ее.

Анжи держалась за его рубашку.

— Пекос, возьмите меня с собой, пожалуйста. Не уходите.

— Конечно, Ангел, — сказал он вкрадчиво, на мгновение прижимая ее голову к груди. Она услышала, как бьется его сердце, и это успокоило ее. — Я не брошу вас, — пообещал он, взяв ее маленькую ручку в свою руку. Наслаждаясь теплом и твердостью его крепких мускулов, Анжи держалась за него обеими руками и шла рядом, все углубляясь дальше в темную пещеру. Когда Пекос нашел лампу, он выпустил ее руку, наклонился и чиркнул спичкой по фитилю. Накрыв огонек стеклянным колпаком, улыбнулся Анжи: