Буря в песках (Аромат розы)

Обрадованная этими долгожданными словами, Анжи благодарно кивнула:

— Спасибо, Баррет. Это платье ужасно неудобное, и мне в нем жарко.

— Делорес ждет вас, — сказал он, сияя. И тут же кивнул своим телохранителям, приказывая им сопроводить жену в дом.

Там у нижних ступеней лестницы ее поджидала Делорес. Выражение ее лица было озабоченным, но Анжи не обратила на это внимания. Она могла думать только о том, чтобы подняться по лестнице, сбросить жаркий атласный наряд и переодеться в легкое летнее платье. Только сидя в наполненной прохладной водой ванне из розового мрамора, Анжи поняла, почему служанка выглядела такой расстроенной.

— Делорес, — обратилась к ней Анжи, — какое платье вы для меня приготовили?

Делорес, чей смуглый лоб пересекли озабоченные складки, появилась в дверном проеме ванной комнаты, держа в руках тончайшую ночную рубашку.

— Сеньора, я… — Она замолчала, склонив голову.

Анжи поднялась в ванне, схватив сухое полотенце.

— Что такое, Делорес? — Беспокойство охватило ее. — Где мое платье?

— Анжи, вы не должны одевать платье, вы должны…

— Делорес, мне нужно платье! Солнце только начинает садиться; праздник будет продолжаться еще несколько часов. Немедленно принесите мне платье. Ступайте в мою комнату, выберите подходящее и быстро возвращайтесь обратно. — Анжи надеялась, что если в ее голосе появятся командные нотки, ей удастся как-то поправить эту странную ситуацию.

Но в душе у нее уже шевельнулось дурное предчувствие. Она наивно надеялась, что своим приказом сможет удержать Делорес от сообщения о том, что она не сможет вынести.

Но Делорес печально прошептала:

— Вы не вернетесь на праздник, Анжи. Сеньор МакКлэйн велел, чтобы вы оставались наверху, приняли ванну и надели эту ночную рубашку.

Анжи вышла из большой ванны, обернувшись полотенцем. Ужас наполнил ее. Она все еще пыталась что-нибудь сделать, чтобы уклониться от этого.

— Делорес, я пойду спать! Или нет, я спущусь вниз к гостям. Мне нужно платье. — Она была в бешенстве, ее изумрудные глаза расширились от страха.

Покачав головой, Делорес печально сказала:

— Анжи, вы теперь новобрачная. Вы, конечно, знаете, что обычно происходит в брачную ночь между… — она покраснела. — Девочка, сеньор МакКлэйн будет здесь через несколько минут. Он хочет… он собирается…

— Нет! — Анжи бросилась от нее в сторону. — Ты не понимаешь, Делорес! Видишь ли, это все не совсем так. Нет!

Делорес последовала за обезумевшей девушкой в спальню, сжимая в смуглых руках ее ночную рубашку.

— Анжи, моя дорогая, хотя время сейчас раннее, чтобы заниматься такими… вещами, все же… вы вышли замуж за Баррета МакКлэйна, и это дает ему право…

— Дорогая Делорес. — Анжи нервно улыбнулась. Делорес не знала об их соглашении. Она ей все объяснит. — Баррет взял меня в жены только фиктивно. Это все, что он хотел от меня, и все, что я хотела от него. Он не собирается… не будет… — Холодок отвращения пробежал у нее по спине.

Негодуя при мысли о том, что лицемерный патриарх Дель Соль лгал такой доверчивой девочке, Делорес, тем не менее, была потрясена, что Анжи могла поверить в то, что ему от нее ничего не нужно. Она сказала мягко:

— Анжи, мне хотелось бы, чтобы это было именно так. Мне жаль, но вы ошибаетесь. — И Делорес тяжело вздохнула.

Анжи почувствовала, как ее спина покрылась мурашками от страха. Слишком живо встало в памяти утро, когда ее осматривал доктор. Именно Баррет приказал ему сделать это. Он хотел удостовериться, что она девственница, перед тем как овладеть ею. Почему она не поняла этого тогда?!

Делорес дотронулась до ее руки:

— Анжи, вы жена господина, и он хочет прийти к вам, чтобы разделить ложе. Не понимаю, как вы могли думать, что все будет иначе; я была совершенно уверена, что вы обо всем знали… Вы принадлежите ему; вы теперь его жена. Вы сами дали ему это право, когда вышли за него замуж.

— О, Боже, что я наделала! Что я наделала! — трагически шептала Анжи. — Я хотела обезопасить себя от… я… О, Делорес! — С расширенными от ужаса глазами Анжи в полуобморочном состоянии уставилась на балкон. — Я убегу, я… — Она повернулась и побежала через комнату к двери, ведущей в длинный коридор. — Я сама возьму платье и убегу. Я…

— О, моя бедная испуганная малышка, — простонала Делорес и кинулась за ней, схватив девушку за руку. — Аза Гранжер стоит за дверью, а Панч Добсон — у двери в покои Баррета. У вас нет выхода, Анжи. — Делорес стянула полотенце с дрожащей девушки. — Через пять минут дверь в спальню сеньора откроется, и он придет к вам. Если вы не хотите предстать перед ним обнаженной, пожалуйста, оденьте эту рубашку.

Горячие слезы потекли по пылающим щекам Анжи; она сильно дрожала и почувствовала, что слабеет. Она стояла, словно загипнотизированная, пока Делорес терпеливо натягивала шелковую прозрачную рубашку ей через голову. Она скользнула по бедрам девушки до пола, но не скрыла очертаний прелестной фигуры. Делорес лишь покачала головой, посмотрев на это юное стройное тело. Большие розовые соски гордо поднимались из-под тесного корсажа; шелковистые бедра, ягодицы и длинные стройные ноги были видны так же хорошо, как если бы на ней ничего не было надето.

— Помогите мне, — произнесла Анжи дрожащим, разрывающим душу голосом.

Слезы блеснули у нее в глазах, и Делорес пробормотала:

— Моя девочка, мне жаль, что я ничего не могу сделать. Послушайте меня. — Она взяла Анжи за вздрагивающие плечи и обняла ее. — Я знаю, вы невинны; будет больно, но недолго. Сеньор будет так возбужден, когда увидит вас, что не сможет устоять. Все произойдет быстро. Поэтому вам будет проще. Вы должны расслабиться, и…

Настойчивый стук в дверь, ведущую в комнату хозяина, прервал ее наставления.

— Нет, нет, — выдохнула Анжи и вцепилась в приземистую Делорес, дрожа от страха и ужаса.

Тяжелая дверь распахнулась, и Баррет МакКлэйн, одетый только в халат из серого атласа, вошел в комнату.

— Убирайся, — хрипло сказал он Делорес, тогда как его глаза были прикованы к жене.

— Si. — Делорес увидела страсть в его глазах. Она выпустила руки Анжи и поспешила к двери.

Анжи, не сводя расширенных от ужаса глаз с приближающегося мужа, услышала звук захлопнувшейся двери, закрывшейся за Делорес, и почувствовала, как упало у нее сердце. Обхватив себя руками, она простонала:

— Пожалуйста…

Баррет игриво улыбался, и, к своему отвращению и ужасу, она увидела, как серый атлас поднимается между его ног.

— Анжи, моя женушка, моя любовь, — хрипло бормотал он, то и дело запинаясь. — Я хочу тебя…

— Баррет! — Она обрела дар речи и начала умолять его: — Вы не можете сделать это! Это нечестно; вы обещали мне, вы дали мне слово! — Она изо всех сил пыталась прикрыть свое тело под его жадным взглядом.

Он приблизился к ней и стоял, глядя на нее:

— Моя дорогая, ты напугана. Ты теперь моя жена, и я решил превратить тебя в женщину. Тебе это ужасно понравится, хотя сначала будет немного больно. Я понимаю твои опасения. Ты девственница и не знаешь, чего ожидать. Но я уверяю тебя, Анжи, дорогая, я научу тебя всему. Я покажу тебе, что надо делать в постели. Ты быстро научишься.

— Нет! — закричала она на него. — Я не буду спать с вами! Вы говорили, что я буду для вас дочерью. Вы мне лгали, и я не хочу этого. Я немедленно ухожу отсюда. — Она повернулась, но он схватил ее за руку и развернул назад. Дикий взгляд, который отразился в его глазах, напугал ее, хотя Анжи и знала, что он сильно пьян и не в состоянии выслушивать ее доводы.

— Анжи, — сказал он, развязно ухмыляясь, — ты можешь быть мне дочерью. Ты будешь моей дочерью на людях, но сейчас мы одни. Это наше частное охраняемое жилище. Здесь мы — муж и жена. Мы можем делать все, что захотим, в этой комнате. И Господь благословит это. А теперь не глупи…

В отчаянии она старалась выиграть время:

— Баррет, это неприлично! Солнце все еще высоко в небе.

Двор полон гостей; они будут здесь еще несколько часов. Это ужасно невежливо с нашей стороны оставить их. Давайте вернемся к ним, а когда они все уедут, мы вернемся в нашу комнату. — В ее мозгу мысли сменялись с бешеной скоростью; если она сможет убедить его спуститься вниз к гостям, она сможет влить в него еще больше спиртного, затеряться в толпе, побежать к конюшням, оседлать Анжелу и умчаться прочь. Настолько далеко и настолько быстро, насколько сможет увезти ее верная кобылка. Увезти навсегда…

— Мне наплевать на наших гостей, — невнятно пробормотал он. — Я хочу того, что принадлежит мне, и я хочу этого сейчас. Солнце заходит; это прекрасное время для занятий любовью, Анжи. — Он твердо держал ее за руку, так крепко, что это причиняло ее боль. Другая рука медленно потянулась к ее полной груди.

— Нет! — закричала девушка и начала вырываться. Она была изумлена тем, с какой силой он подавлял ее. Старый МакКлэйн намотал толстую прядь ее длинных золотистых волос на свою ладонь, что лишило ее возможности двигать головой, и, держа ее лицо близко к своему, начал говорить низким настойчивым голосом такое, от чего перепуганная Анжи почувствовала болезненное отвращение.

— Дорогая, дорогая, — задыхался он, обдавая ее лицо жарким зловонным дыханием. — Дай мне объяснить. Понимаешь, малышка, у тебя между ножками есть теплая, темная, узкая, маленькая пещерка. Никто и ничто еще не проникало туда, но сегодня все изменится. У меня есть кое-что твердое, чтобы войти в тебя, и когда я это сделаю, тебе это понравится. Правда, ты скоро сама будешь умолять меня об этом. Сначала будет больно, но, как только я войду в тебя, эта боль превратится в блаженство. — При этом он улыбнулся ей.

— О, Боже, — рыдала Анжи, — остановитесь! Пожалуйста, пожалуйста, не надо. — Она открыла рот, чтобы закричать. Но у нее перехватило горло, и ее крики не выплеснулись наружу. Но они были достаточно громкими, чтобы раздразнить охваченного страстью Баррета МакКлэйна.

— Дорогая, — предупредил он сквозь зубы, — позволь мне убедиться, что ты правильно понимаешь ситуацию. Ты — моя жена. — Он потянул ее за волосы, и она застонала от боли. — Я собираюсь заняться с тобой любовью. Ты, что вполне понятно, немного нервничаешь, но я не собираюсь дольше выносить твои крики. Прямо за этой дверью Аза Гранжер и Панч Добсон охраняют наш покой. Тебе не выскользнуть отсюда, Анжи.

Если ты добровольно не дашь мне уложить тебя в постель, то я позову своих верных телохранителей, и они помогут мне справиться с моей приятной обязанностью. — Улыбка Баррета стала холодной. Он смотрел ей прямо в глаза; она знала, что он сделает то, что сказал. В ее глазах он прочел лишь страх. Больше всего Анжи боялась сейчас, что два великана будут держать ее, наблюдая, как муж займется с ней любовью.

Это окончательно сломило ее.

— Так гораздо лучше, дорогая. — Он кивнул, его рука выпустила ее волосы. — О, я обещаю тебе, со мной ты проведешь прекрасные мгновения. — Его глаза скользили по Анжи, он взял ее за руку и повел к большей постели. На негнущихся ногах и с сердцем, полным ненависти, она шла рядом с мужем, пока он продолжал говорить ей:

— Да, сладенькая, у нас целая ночь впереди, и я намерен провести большую ее часть на тебе. Девочка, я собираюсь ездить на тебе, как на необъезженной дикой кобылке. — Он захихикал, тогда как Анжи хотелось тут же умереть от стыда и отвращения.

Баррет ступил на возвышение, на котором стояла кровать. Через открытые двери балкона в комнату проникали лучи заходящего солнца, бросая блики на кровать. Улыбаясь, Баррет втащил Анжи на возвышение. Она уже мысленно покорилась своей участи. И стояла перед ним, чувствуя, как жар солнца и жар его глаз жгут ее едва прикрытое тело.

— Я не буду торопить тебя. — Он провел возбужденными пальцами по ее обнаженным плечам. — Я знаю, женщины любят, чтобы их сначала целовали.

Анжи поежилась; его руки были холодными, как лед, и в то же время липкими.

— Нет, вам не нужно… — она хотела было возразить. Анжи не могла даже помыслить о том, чтобы поцеловать его. Но ее фраза так и осталась незаконченной, потому что его губы впились в ее рот, и он прижал ее к себе. Анжи крепко сжала зубы, но его губы и влажный язык проникли в ее рот со страстью и настойчивостью. Он целовал ее долго, и все это время она, закрыв глаза, дрожала от отвращения. Когда, наконец, его рот оторвался от нее, Анжи смогла вздохнуть и подумала, что сейчас он овладеет ей, и все быстро закончится.

— Сердце мое, — протянул он тем временем. Его губы скользили теперь по ее щеке, — ты такая сладкая, такая невинная. Ты даже не знаешь, что нужно приоткрыть ротик, когда я целую тебя. — Он поднял голову и улыбнулся улыбкой собственника. — Я поцелую тебя снова, и ты на этот раз откроешь губки.

— Нет, Баррет, я…

— Что такое, дорогая? — Он лизнул ее в нос.

— Я… я… давайте не будем больше тянуть. — Она не поверила, что сама произнесла эти слова, но чувствовала, что если ей снова надо будет поцеловать его, она этого не переживет.

Ее слова воспламенили его. Он тяжело дышал, его карие глаза горели от страсти и выпитого спиртного.

— Моя дорогая, я понимаю твое нетерпение; я чувствую то же самое. Через день или два я научу тебя целоваться. Мы выкроим время для этого, и будем только целоваться. Но все это позже, так? — Он понимающе улыбнулся. — Пойдем в постель, Анжи.

Чувствуя, что слабеет, Анжи предприняла последнюю безнадежную попытку:

— Баррет, я… позвольте мне уйти, я не могу…

— Ты просто немного напугана. Ложись в постель и делай то, что я велю. Я измучен возбуждением и должен его удовлетворить.

С поникшими плечами и больно бьющимся сердцем Анжи опустилась на край кровати и услышала, как он сказал:

— Перебирайся на середину постели и ляг на спину. — Он стоял рядом и смотрел на нее.

Анжи сделала, как он велел. Она легла на спину, сжав по бокам кулаки. Девушка дрожала, и стон отчаяния сорвался с трепещущих губ, когда Баррет, ухмыляясь, склонился над ней и рванул лиф рубашки, обнажая ее груди. Она слышала, как он судорожно вздохнул и громко выразил свое одобрение:

— Ах, дорогая, что за милые спелые юные грудки. Они точно такие, как я и предполагал. Упругие, высокие, полные и сладкие.

Анжи закрыла глаза, чувствуя себя совершенно несчастной. И тут же почувствовала его ледяные руки у подола своей рубашки. Крепясь изо всех сил, она лежала не шелохнувшись. А Баррет медленно, очень медленно, тянул прозрачную рубашку вверх по ее коленям, бедрам, животу. Наконец он выпустил ее из рук, напрягся и стоял над молодой женой, глядя на ее обнаженное тело, и хрипло бормотал: — Красивая… какая красивая…

Его жадные глаза были прикованы к ее подрагивающему от рыданий животу и золотистым вьющимся волоскам между ног. Анжи повернула голову в сторону, и жаркие слезы потекли по похолодевшим щекам.

Баррет, не отрываясь, смотрел на обнаженную девушку. Улыбнулся и развязал пояс своего атласного халата. Анжи крепко сжала веки, когда он скользнул вниз, на пол. Всхлипнула, почувствовав его тяжелое тело рядом с собой, когда он опустился на кровать.

— Посмотри на меня, Анжи, — хрипло приказал Баррет.

Полные слез покрасневшие глаза неохотно открылись. Она смотрела ему в лицо, не желая видеть его тело.

— У моей дорогой женушки, — прошептал он, — красивое соблазнительное тело, и я покажу тебе все, что можно с ним делать. — Он приподнялся, полностью забираясь на кровать. К ужасу Анжи, мерзкий голый мужчина встал на четвереньки около нее. Его улыбающееся, покрасневшее от страсти лицо приблизилось к ее груди, его рот был приоткрыт, розовый язык высунулся. Похожий на голодного уличного кота, который видит перед собой миску с густой сметаной, Баррет начал жадно упиваться левой грудью Анжи, издавая ужасные чавкающие звуки, увлажняя слюной ее трепещущую от отвращения плоть. Ее напрягшееся тело покрылось мурашками, и Анжи мысленно молила Бога о смерти. Когда, наконец, жуткое хлюпанье закончилось, она затаила дыхание и ждала, молясь, чтобы все кончилось побыстрее.

— Котик, открой глаза. — Голос Баррета прозвучал у ее уха.

Полные страха зеленые глаза нервно распахнулись, и она увидела над собой его ухмыляющееся лицо. Карие глаза старика горели страстью, его губы были влажными. Из левого уголка его рта тоненькая ниточка слюны текла к подбородку. Его учащенное дыхание доносило до нее запах спиртного, сигар и чеснока. Казалось, он совершенно не замечает ее отвращения, не понимает, что ее омерзение довело Анжи до тошноты. Вновь и вновь она пыталась подавлять брезгливость, поднимающуюся в ее горле.

Открытый рот приблизился к губам Анжи. Она повернула голову в сторону и почувствовала, как язык Баррета скользит по ее губам, стараясь проникнуть внутрь. Не в состоянии найти вход, который он искал, он облизывал ее дрожащие губы, вызывая у нее стоны отчаяния, которые он принимал за вздохи страсти.

Подняв седую голову, Баррет счастливо улыбнулся и игриво укусил ее за кончик носа.

— Котик, мы с тобой будем по-настоящему счастливы. Подумай, дитя, каждую ночь я буду насыщаться твоими грудями, и… — Он помолчал, как будто новая мысль осенила его. — Нет! Не каждую ночь. Анжи, до меня только что дошло. Сиеста! Разве это не прекрасно? Ты будешь в моей постели и каждый день. Мы будем приходить сюда в дневное время, лежать обнаженными и играть. Ты рада, дорогая? Когда остальные в этом огромном доме будут спать после обеда, мы будем заниматься любовью.

Сейчас Анжи презирала этого ужасного мужчину еще сильнее, чем его самонадеянного сына. Она молча лежала рядом с этим пыхтящим лжецом и поклялась свести счеты с ними обоими. Каким образом, она еще не знала. Но она обязательно придумает, как это сделать. Даже если на это уйдет вся ее жизнь, она заставит обоих МакКлэйнов заплатить за то, что они сделали с ней. Анжи чуть не улыбнулась при этой мысли. Это облизывающееся омерзительное животное заплатит высокую цену за свою привилегию спать с нею, так же, как и его бессердечный красавец-сынок поплатится за то, что отнял у нее девственность. Желание насладиться своей местью дало Анжи желание жить и перенести этот ночной кошмар.

— Дитя мое, — тяжелый от страсти голос Баррета прорвался в ее мысли, — я бы хотел провести с тобой больше времени, но я слишком возбужден, дорогая. Раздвинь ноги, девочка, у меня для тебя есть кое-что горячее и твердое. — Он неловко взгромоздился на нее, раздвигая ей ноги и вставая на колени между ними. — Открой глаза, Анжи. Посмотри сюда, — сказал он, ухмыляясь, и обхватил рукой свой поднявшийся член. — Я собираюсь вонзить это в твое влажное теплое местечко, маленькая моя. Боль будет острой, как бритва, так что можешь плакать и кричать, если хочешь.

Без дальнейших слов Баррет МакКлэйн склонился над испуганной молодой женой. Рыча от возбуждения, он приближался к ней. Глаза Анжи закрылись, и рыдания сорвались с ее губ, перерастая в вопль, когда его жесткая плоть коснулась ее. Крик Анжи был последним, что услышал пьяный Баррет МакКлэйн. Тяжело упав, он потерял сознание до того, как войти в нее.

Довольно долго Анжи лежала под ним совершенно неподвижно, не осмеливаясь дышать и не понимая, что случилось. Секунды шли, и его тело становилось все тяжелее, а громкий храп вырвался из его открытого рта. Осторожно открыв глаза, она посмотрела на мужа. Его голова лежала на ее правой груди, щекой прижимаясь к соску. Рот был широко открыт, его горячее дыхание обдавало жаром ее лицо. Напуганная, она скорчилась и толкнула его изо всех сил. Сдавленные рыдания вырвались у нее из горла.

Довольно долго Анжи не могла высвободиться из-под неимоверно тяжелого тела, распростертого на ней. Затем, собрав все свои силы, она, наконец, сбросила его с себя. Отвратительный старик развалился рядом, все еще придавливая ей одну руку. Отчаянно желая убежать подальше от этой кровати и пьяного храпящего человека, она дергала свою руку с таким отчаянием, что, казалось, она вот-вот оторвется.

И все же у нее ничего не получалось. Чувствуя, что с удовольствием отрезала бы собственную руку, если бы от этого зависело ее освобождение, Анжи вонзила свои острые зубы в голое плечо старика и изо всех сил укусила его. Баррет не проснулся, но застонал и немного отодвинулся, отрывая плечо от кровати. Анжи этого было достаточно. С криком радости она царапнула его по спине, стараясь сделать больнее. Освободив руку, тут же вскочила с кровати, расширенными и дикими глазами глядя на распростертое перед ней обнаженное тело мужа.

Натянув на себя серый атласный халат Баррета, Анжи попятилась назад. Она боялась, что в любую секунду это похотливое чудовище может проснуться и вновь взгромоздиться на нее. Ее взгляд был прикован к нему до тех пор, пока она не уперлась спиной в дверь. Повернувшись, Анжи выбежала вон из комнаты. Сердце тяжело стучало в ее груди, она тщетно пыталась запереть дверь. Но замка на ней не было. Баррет МакКлэйн распорядился, чтобы замки на двери между двумя комнатами — его и ее — были убраны за сутки до свадьбы.

Ее перехитрили. Анжи быстро соображала, что делать. Прежде всего, она должна вымыться. Сбросив халат на пол, она пробежала по толстому дорогому ковру к высокому комоду. Дрожащими руками вылила воду из фарфорового кувшина в находящийся рядом таз. Икая от рыданий, нашла мягкую ткань и погрузила ее в воду. Сожалея, что у нее нет куска щелочного мыла, она взяла с полки квадратный, пахнущий хвоей мыльный брусок.

Не менее получаса несчастная молодая женщина терла свое обнаженное тело, надеясь смыть со своей кожи следы слюны, оставленные ее отвратительным стариком-мужем.

Еще долго после того, как ее кожа порозовела и зашелушилась от сильного трения, Анжи продолжала тереть свое тело. Когда она устала до изнеможения, Анжи бросила ткань и воду и прошла через комнату к большому дубовому столу Баррета МакКлэйна. Не удивилась, найдя там то, что искала. Полупустая бутылка крепкого виски находилась в нижней полке стола. Анжи достала ее, открыла и поднесла к губам. С гримасой отвращения она прополоскала рот огненной жидкостью и выплюнула ее в таз. Потом еще раз набрала виски в рот и держала его там до тех пор, пока не начала задыхаться; затем вновь выплюнула обжигающую жидкость в таз. Анжи никогда еще до этого не пробовала виски. Она подумала, что его вкус ужасен; но он гораздо лучше отвратительных поцелуев Баррета МакКлэйна, которые она хотела во что бы то ни стало стереть со своих губ. Удовлетворенная тем, что с ее тела исчезли, наконец, его следы и запах, Анжи поставила виски на место и начала осматриваться в поисках какой-нибудь подходящей одежды.

Какой-то документ лежал поперек стола, и ее имя в самом его начале привлекло внимание Анжи. Она не почувствовала укора совести, когда взяла этот документ и начала читать. Она прищурилась, чтобы лучше видеть, и села в обитое дорогой тканью кресло, обхватив пальцами ног его полированные деревянные ножки. Анжи прочитала все, что там было написано.

Наконец она положила бумагу на гладкую поверхность стола и села совершенно неподвижно, размышляя. Теперь она знала, что ей делать. Еще меньше часа назад она была во власти отвратительного человека, которому вручил ее родной отец; человека, который обещал, что никогда не прикоснется к ней, что они будут мужем и женой только юридически, а на самом деле она будет ему дочерью, и никем больше. Лежа в его кровати, она мысленно поклялась, что найдет способ поквитаться с ним. Тогда она думала, что на это уйдет много времени, возможно, годы.

А сейчас Анжи улыбнулась. Это была печальная, холодная улыбка. Она медленно поднялась с кресла и неторопливо направилась к тяжелому бюро Баррета. Она потратила совсем немного времени, чтобы найти его безвкусно сделанную бриллиантовую булавку. Анжи опять улыбнулась, когда вынула украшение из футляра. Зажав булавку большим и указательным пальцами, она, все еще обнаженная, отворила тяжелую дверь и вновь вошла в комнату, где мертвецки пьяным сном спал ее муж.

Анжи направилась прямо к постели и поднялась на возвышение. Подняла сверкающую булавку в правой руке и вытянула левую ладонью вверх. Холодно улыбаясь, резко проткнула кончик пальца острой иглой застежки. Тут же на коже выступили капельки крови. Зажав булавку зубами, Анжи сжала свой пораненный палец и надавила на него. Потом она очень осторожно повернула его, склонилась над крепко спящим мужчиной и резким движением смахнула капельки крови на белую скомканную простыню, как раз туда, где находились недавно ее обнаженные ягодицы.

Для того чтобы все выглядело до конца правдоподобным, Анжи поднесла палец к правому бедру Баррета. Она терпеливо ждала, пока большая темная капля крови упадет на его увядшую кожу. Смотрела, как завороженная, как эта капелька медленно стекает вниз, к покрытой волосами плоти меж его ног. Ее глаза сузились, Анжи посмотрела на его спокойное лицо, повернулась и сошла с возвышения.

Молодая женщина вернулась в соседнюю спальню и положила бриллиантовую булавку на место. Чувствуя себя совершенно опустошенной, хотя и на удивление спокойной, она поняла, что познала один из уроков жизни. Мир вокруг нее был холодным и жестоким. И чтобы выжить, очевидно, тоже надо быть холодной и жестокой. Таким был ее отец. Таким был Пекос. Таким, определенно, был и Баррет МакКлэйн. Ну что ж, она будет еще холоднее и тверже. МакКлэйны полагают, что могут использовать ее, как игрушку, бесчувственную вещь. Но у нее другие планы. У нее теперь в руках все козыри, и она мудро поведет свою игру.

С окаменевшим сердцем Анжи подняла серый атласный халат с пола и надела его. Подошла к пустой кровати, которая была заранее застелена служанкой. Тяжело вздохнув, распростерлась на мягких шелковых простынях и стала безучастно смотреть в высокий потолок. Измученная физически и душевно, она вскоре заснула, несмотря на все то, что случилось этим вечером. Ее последняя мысль была о документе, который она увидела, и о гневе Пекоса, когда он узнает обо всем. Анжи глубже погрузилась в перину, и ее мягкие губы искривились в усмешке.

И эта усмешка была холодной и жестокой.

Глава 23

Пекос смотрел, как жаркое сентябрьское солнце садится за горизонт. Он вздохнул, протер усталые глаза и закинул ногу на ногу. Монотонный стук колес поезда, мчащегося по пустыне, раздражал и без того натянутые нервы. Он хотел, чтобы это скучное длинное путешествие в Пасо дель Норт, наконец, подошло к концу. Твердо решив не думать о событиях минувшего утра, Пекос все же не мог отогнать от себя видение: красавица Ангел поднимается по ступеням церкви, чтобы стать миссис Баррет МакКлэйн.

Пекос громко застонал. За окном быстро сгущались сумерки. Очень скоро Ангел и его отец будут… они… Пекос резко поднялся с жесткого сиденья. Рванул на себя дверь купе и вышел в узкий коридор. Решительно направившись в конец несущегося поезда, он вышел на открытую платформу и вздохнул с облегчением, увидев, что там никого не было. Стоя в одиночестве, он вцепился в железные поручни и склонился над ними; его серые глаза скользили по высохшей земле. Ее знакомый монотонный пейзаж радовал и успокаивал глаз.

Несмотря на события минувшего дня, Пекос знал, что вернется на эту прекрасную землю, которая была его домом. Брак отца никак не сможет изменить того, что Дель Соль была частью его самого — и всегда будет. Соблазнительная потаскушка в один «прекрасный» день может унаследовать приличную часть богатства. Дай Бог, чтобы Баррет МакКлэйн не оказался слишком жесток по отношению к сыну и не оставил ей все. От этой мысли у Пекоса перекосилось лицо. Еще лет двадцать может пройти, прежде чем он и его стройная мачеха станут компаньонами и совладельцами ранчо. Он старался представить, какой тогда будет Ангел. В тридцать восемь лет ее соблазнительная красота уже поблекнет; совершенное сейчас тело расплывется от излишнего увлечения сладостями и, вполне возможно, после родов. В первый раз эта мысль мелькнула у него в голове.

Пекос скрипнул зубами, а его пальцы сильнее сжали поручень. Как наивно было с его стороны не подумать об этом. Ангел, возможно, приложит все усилия и наплодит целый выводок, тогда у нее будет больше шансов заполучить большую часть наследства МакКлэйна. Воображение Пекоса тут же услужливо нарисовало образ толстой женщины с младенцем у налитой молоком груди, с другим на коленях и двумя или тремя у ног. Вообразив все это, он развернулся и поспешил назад, к бутылке бурбона в купе. Да, конечно, он выбросит ее из головы, если напьется до потери сознания.

… Пекос был совершенно пьян, когда поезд, пыхтя, подошел к Пасо дель Норт. Он спотыкался на ступеньках, напевая какую-то непристойную песенку. Невысокий темнокожий проводник подхватил его под локоть, чтобы помочь спуститься на землю.

— Миста Пекос, вуй, не хотите ли вы идти в отель? — Глаза старика блеснули, и он снисходительно улыбнулся. Пекос был его пассажиром множество раз с тех самых пор, как в Марфу провели железную дорогу, и проводник испытывал нежную привязанность к этому привлекательному молодому человеку.

— Не представляю, о чем ты, Вилли. — Пекос умолк и подмигнул негру. — Тем не менее, если кто-нибудь позаботится о моей лошади, я буду очень обязан. — Он громко икнул.

— Конечно, миста Пекос. — Вилли кивнул головой и пообещал молодому МакКлэйну, что его лошадь отведут на платные конюшни.

Шатаясь на деревянной платформе, Пекос неуклюже пытался нашарить деньги в кармане узких брюк.

— Мой Бог, Вилли, меня ограбили прямо в поезде железной дороги «Сазерн Пасифик»! — Он попытался изобразить удивление в своих серых глазах.

— Нет, миста Пекос, вас не ограбили. Вы потеряли все наши деньги, играя в карты, да. — Вилли осуждающе покачал головой.

Пекос вытащил руки из пустых карманов и положил их на плечи проводника.

— Так и было. Так и было. Вилли, я разорен.

С готовностью вытащив несколько банкнот из кармана, низкорослый негр улыбнулся и протянул деньги Пекосу:

— Я дам вам небольшой заем, миста Пекос. Вы отдадите мне его, когда в следующий раз приедете в Марфу.

Пекос наклонился к лицу Вилли:

— Я никогда не вернусь в Марфу, Вилли.

— Ну что ж, вы все равно когда-нибудь снова поедете этим поездом. Я вам доверяю, да.

Пекос выпустил плечи проводника и хрипло сказал:

— Вилли, ты классный парень. — Его пальцы сжали пачку денег. — Я возьму их, но обязательно верну долг, мой друг. Не беспокойся; я верну тебе деньги, даже если это будет последним поступком в моей жизни. Ты думаешь, я позволю твоим малышам голодать, потому что я взял весь твой заработок, и…