Буря в песках (Аромат розы)

… Любовные мечтания Анжи закончились вместе со звуком ломающейся кости. Он наполнил ее уши, и она отчаянно закричала, когда большое изумленное животное повалилось вниз, перебрасывая ее через голову.

Глава 28

Дневной поезд, пыхтя, подъезжал к Марфе. Его колеса скользили по холодным, мокрым от дождя рельсам. Пекос МакКлэйн в пальто с поднятым воротником и своем вечном стетсоне, низко надвинутом на лоб, сошел на деревянную платформу. Он направился прямиком в Первый государственный банк Марфы, возвышающийся на главной городской улице. В обтянутой перчаткой руке он держал небольшой саквояж.

Холодный завывающий ветер дул ему прямо в лицо. Пекос стиснул зубы. Он приехал домой, чтобы получить заем от банка Рэндольфа Хаффа, и не предвкушал особого удовольствия от перспективы переговоров с банковским президентом, человеком не особо приятным. Пекос занимал деньги в банке Марфы множество раз. И хотя всегда получал требуемую сумму, этот приземистый коренастый человек с красными щеками и свиными глазками каждый раз недовольно цокал языком и делал Покосу выговоры, словно он был капризным непослушным ребенком. Это мучило молодого МакКлэйна.

Он подошел к стеклянной входной двери банка, глубоко вздохнул и вошел в душное, переполненное людьми фойе. Его серые глаза тут же скользнули по направлению к застекленному угловому офису Рэндольфа Хаффа. Лысеющий банкир сидел за внушительным дубовым столом, скрестив на груди руки и глядя прямо на Пекоса. Тот снял свой стетсон и кивнул.

Рэндольф Хафф величественно поднялся. Пекос прошел через вестибюль к его конторе.

— Входи, мой мальчик. — Президент банка смотрел на замерзшего молодого мужчину, вежливо улыбаясь. — Ты, кажется, замерз.

— Рэндольф, — Пекос протянул через стол руку маленькому снисходительно улыбающемуся человеку, — у меня к тебе дело.

— Снимай пальто и садись. — Рэндольф Хафф опустился в кожаное кресло, внимательно глядя на Пекоса. — Что принесло тебя в Марфу в такой холод?

Пекос поставил свой саквояж на пол. Пальто он не снял, расстегнул лишь две верхние пуговицы.

— Я здесь, чтобы занять денег, Хафф. — Он сел и закинул ногу на ногу и вытащил сигару из нагрудного кармана.

— Понимаю, понимаю. — Блестящие глазки смотрели ласково. — Не везет на шахте, да, сынок?

— Везение имеет мало общего с шахтерским бизнесом, Хафф. — Пекос твердо решил не позволять этому раздражающему его человеку насмехаться над ним.

— Действительно? А я думал, что именно благодаря везению ты с самого начала заполучил Лост Мадр. Насколько я помню…

— Хафф, я устал и замерз, и хотел бы выехать на Дель Соль до того, как разыграется буран. Давай заполним бумаги.

— Так ты собираешься на ранчо? — Кустистые брови насмешливо поднялись.

— Разумеется. Тетушка надеется, что я навещу ее, раз уж я здесь, в Марфе.

Рэндольф Хафф откинулся в кресле и закинул руки за голову, поглаживая пухлыми пальцами гладкую лысину.

— Только твоя тетушка? А как насчет очаровательной вдовы МакКлэйн?

— А что вдова? — Пекос почувствовал, как на виске у него набухла жилка.

— Держу пари, она тоже будет рада повидаться с тобой, Пекос.

— Хафф, мне нужно… пятнадцать тысяч. Давай займемся этим прямо сейчас, и…

— Прости, — сказал Рэндольф Хафф и опустил руки на стол. — Я не могу сделать этого, Пекос.

— Какого дьявола? Я занимал здесь деньги с восемнадцатилетнего возраста!

— Знаю, знаю. Но ведь теперь все изменилось, ведь так?

Пекос почувствовал, как сжалась его грудь.

— Изменилось?

— Боюсь, что да. Ты больше не имеешь кредита в этом банке, Пекос.

— Господи Иисусе, я выплатил десятки тысяч…

— Знаю, знаю, и мне очень неприятно отказывать тебе, но существуют определенные банковские правила, и я не могу их нарушить. — Хафф встал и засунул руки в карманы коричневых брюк, которые чуть не лопались на его круглом животе. — Тебе придется обратиться к… — проблеск удовольствия блеснул в его глазках, — к своей мачехе.

— Забудь об этом. — Пекос поднялся с кресла.

— Погоди, — коротконогий человечек вышел из-за стола. — Я слышал, что у новой миссис МакКлэйн проблемы с управлением Дель Соль. Ты ведь знаешь, прошлое лето было очень засушливым. А потом, не успев как следует наладить дела, твой отец умер, — упокой, Господи, его душу, — а ты уехал в Мексику. У нее были трудности с большинством вакеро, как я слышал, и… ну, судя по тому, как холодно, мы переживаем ужасную зиму.

— Твоя забота обо мне очень трогательна, Хафф. А теперь, если позволишь, я пойду. — Пекос поднял с пола свой черный саквояж и направился к двери.

Рэндольф Хафф последовал за ним, в его глазах мелькал злой огонек.

— Постой, Пекос, я знаю, что хорошенькая молодая вдовушка заполучила все наследство, но, — он потрепал пухлой рукой по плечу Пекоса, — полагаю, ты бы мог отхватить немного, если бы…

— Хафф, можешь сделать мне одолжение? — прервал его Пекос, сбрасывая с плеча руку банкира.

— Конечно, сынок. А в чем дело?

— Возьми этот банк и засунь его в свою грязную толстую задницу. — Пекос ушел, оставив негодующего покрасневшего банкира выкрикивать ему в спину оскорбления.

— Пекос! Пекос! — Он повернулся и увидел, как Рено Санчес бежит за ним по деревянному тротуару. Неприятный эпизод в банке мгновенно вылетел у него из головы. Пекос улыбнулся и поспешил навстречу старому другу. Когда ему удалось, наконец, вырваться из крепких объятий сияющего мексиканца, который сопровождал их восторженными воплями, они зашагали бок о бок.

— Мы теперь богаты, si? — Рено выжидающе улыбнулся.

— Нет, амиго. — Пекос покачал головой. — Именно поэтому я и приехал. Мы на грани банкротства. А что ты делаешь в городе?

— Я приехал, чтобы купить продукты, пока не разыгрался буран. Пойдем, я отвезу тебя на Дель Соль.

Во время поездки на ранчо Пекос рассказал, что те десять тысяч, которые он выиграл в сентябре, уже почти истрачены, и он приехал в надежде получить ссуду в банке. Стиснув зубы, он объяснил Рено, что единственный способ получить деньги — это предоставить вексель, подписанный его мачехой. Без этого он не получит ни цента.

— А почему бы тебе не обратиться прямо к ней? — Рено не видел в этом ничего страшного.

Пекос так и сверкнул на него глазам:

— Господи Иисусе, неужели ты думаешь, что я стану просить у нее денег!

— Не вижу ничего…

— Рено, я не попрошу у Ангела денег, даже если буду подыхать от голода. Я могу быть банкротом, но моя гордость все еще при мне.

— Прости, Пекос, я не хотел рассердить тебя. Я просто подумал… ну, я говорил с ней сегодня утром, и она спрашивала о тебе, и я…

Сердце Пекоса гулко забилось в груди.

— Не шути, — сказал он спокойно. — И что же Миссис Вдова МакКлэйн говорила обо мне? — Он бросил на Рено взгляд, в котором сквозило безразличие.

— Она спрашивала, нет ли у меня известий от тебя, — пожал плечами Рено. — Она интересовалась, не собираешься ли ты приехать домой, когда родится жеребенок от Диаболо. — Он весело усмехнулся. — Но ей не придется ждать, ведь ты уже приехал.

— Да, я приехал, но сомневаюсь, что безутешная вдовушка будет рада видеть меня. Ладно, хватит о ней, у тебя есть какая-нибудь наличность, Рено?

— Немного. Но ты можешь взять, сколько тебе нужно. На этот раз я поеду с тобой в Мексику. Когда ты уезжаешь?

— Завтра. Я не собираюсь здесь задерживаться, только повидаю тетю Эмили. Если у тебя достаточно денег, возможно, нам снова повезет, и мы сможем увеличить наш капитал.

— Si, но все же не понимаю, почему бы тебе не обратиться к Анжи…

— Черт тебя побери, Рено, ее зовут Ангел. И повторяю, я никогда не возьму от нее денег!

Какое-то время они ехали молча, но потом к Пекосу вновь вернулось хорошее настроение. И к тому времени, когда они подъехали к высоким воротам Тьерра дель Соль, он рассказывал смешные истории, а его друг-мексиканец раскатисто хохотал.

Однако смех застрял у Рено в горле, когда Пекос сказал:

— Знаешь что, амиго, отвези-ка меня в конюшню. Хочу взглянуть на Диаболо. А потом поедем к дому, и я помогу тебе разгрузиться. — Пекос заметил, что Рено, услышав его слова, закусил губу и опустил голову.

Он смотрел на друга выжидающе. Рено, наконец, поднял на него глаза и сказал с сожалением:

— Мы не можем этого сделать, Пекос.

— Почему, Рено? Где, черт возьми, моя лошадь?

Рено пожал плечами.

— Ничего страшного. Анжи… она хотела покататься на Анжеле, но та плохо себя чувствовала, и я…

— Ты не мог разрешить ей взять моего коня. — Серые глаза Пекоса сузились от гнева.

— Анжи поехала кататься на Диаболо, — выпалил Рено. — Это моя вина, она никогда бы…

— Святой создатель! — вырвалось у Пекоса. — Идиот, у тебя не хватило мозгов, чтобы… — Взбешенный, он посмотрел на темнеющее мрачное небо. И тут же леденящий ужас закрался в его сердце. Ангел была где-то на Диаболо, уносясь прямо в начинающийся буран.

— Мне не следовало позволять ей ехать, но…

Глаза Пекоса вновь обратились к расстроенному Рено.

— Отвези меня в конюшню. Я оседлаю какую-нибудь лошадь, а ты быстро поезжай к себе и привези мне одеяло и еду. Я поеду искать эту кретинку.

— Я поеду с тобой, Пекос, — сказал с надеждой Рено.

— Нет, не поедешь. — Пекос был непреклонен. — Я сам привезу ее назад. Не представляю, куда она могла поехать.

— Но, Пекос, я с радостью… Я чувствую себя так… и я…

— Я сказал, что сделаю все сам. А ты можешь ехать к дому. Скажи тете Эмили, что я приехал и отправился на поиски Анжи. Скажи, чтобы она не беспокоилась, если мы не появимся к вечеру. Я знаю, где нам укрыться от непогоды.

— Ты думаешь, вы не сможете добраться до ночи домой, и вам придется где-то переждать буран? — ужаснулся Рено.

— Посмотри вокруг, дружок. — Голос Пекоса несколько смягчился. — Ты знаешь, что теперь творится в горах? — Он опять посмотрел на тяжелое свинцовое небо и повернулся к побледневшему мексиканцу. — Не волнуйся, Рено, я привезу их назад. Скажу тебе только одно — если бы я не беспокоился о Диаболо, я бросил бы эту маленькую сучку замерзать в горах.

Но Рено не поверил ему.

Анжи покатилась по мягкому, только что выпавшему снегу. Тут же вскочив на ноги, она бросилась назад к Диаболо и ее сердце забилось от страха. Испуганный конь смотрел на нее большими дикими глазами, пытаясь подняться на ноги, хотя Анжи и упрашивали его оставаться на земле.

— Нет, Диаболо, — кричала она, подбегая к коню, — не надо, ты же не можешь. — Но большое сильное животное взвыло и поднялось с земли. Его правая передняя нога была сломана в двух местах. Красавец-конь вновь беспомощно повалился на землю, не в состоянии понять, что же с ним случилось. Он замотал большой головой и опять встал, невзирая на то, что Анжи молила его лежать. Слезы ручьем лились по заледеневшим щекам молодой женщины.

— Диаболо, Диаболо, прости, — рыдала она горестно, ослабляя подпругу под его большим тяжелым животом. Конь тихо стоял, пока она снимала с него седло. Когда Анжи опустилась на колени в снег и ласково прикоснулась к его сломанной ноге, тихие отрывистые звуки донеслись из его горла. Осознание того, что она натворила, огромной тяжестью легло на хрупкие плечи Анжи. Она задрожала от страха. Как же доставить его назад в конюшни, чтобы помочь бедному животному? Как сможет она заставить его лечь, чтобы не повредить еще сильнее ногу? Как может она защитить больное животное от быстро надвигающегося снежного бурана?

Более часа Анжи стояла на коленях перед раненым конем, глупо бормоча извинения и клянясь большеглазому доверчивому животному, что она не покинет его. Тем временем снегопад продолжался, и температура быстро понижалась. Горизонт исчез за пеленой кружащегося снега. Но Анжи по-прежнему оставалась рядом с Диаболо.

Словно прося ее оставить его и найти какое-нибудь убежище, конь уткнулся в холодное несчастное лицо молодой женщины и потерся бархатистым носом о ее ледяную щеку.

Мягкие утешающие звуки донеслись из его горла, и Анжи обняла большую голову животного, прижимая ее ближе к себе, и зарыдала:

— Диаболо, Диаболо, прости меня.

Она поцеловала гладкую черную морду и поднялась с колен на негнущихся ногах. Теперь Анжи стояла, глядя в его большие глаза. Диаболо заржал и мотнул мощной головой, словно прощаясь с ней. Анжи отвернулась, рыдания душили ее. Она оставила за спиной красивого гордого Диаболо и медленно поплелась по направлению к горной пещере, в которую привел ее Пекос как-то прошлым летом. Она прошла всего несколько ярдов, но, повернувшись, обнаружила, что огромный черный конь был уже не виден из-за плотной завесы падающего снега. Заплакав от жалости и стыда, Анжи, наконец, забралась в сырую темную пещеру. Промокшая до костей, со стучащими от холода зубами, она упала на колени и чуть не ползком начала пробираться в густую темноту — дальше и дальше, пытаясь нашарить лампу. Серные спички в большом коробке лежали возле лампы. Она зажгла ее и поставила стеклянный колпак над небольшим пламенем. Тени запрыгали на темных скалистых стенах пещеры и над печальным, залитым слезами лицом молодой женщины, кутающейся в промокшую одежду. Сначала Анжи подумала, что может сбросить ее, но потом Анжи отказалась от этой мысли. Лампа не давала тепла. В одежде или без нее, она все равно может замерзнуть до того как закончится буря. Прижав заледеневшие колени к груди, Анжи слепо уставилась на слабое пламя лампы и погрузилась в свои печальные мысли.

Пекос, мчащийся по следам Анжи, сидел верхом на огромном скачущем жеребце, направляя его на север. Его серые глаза сузились от гнева. Он был в ярости из-за этой высокомерной глупой гусыни. Она взяла его лучшего коня, коня, которого он сам поймал и объездил, будучи еще мальчишкой. Если бы Диаболо не был в опасности, он оставил бы эту безмозглую красотку пропадать в снежной круговерти.

Вдруг Пекос почувствовал, как сжалось сердце в груди. Все же он беспокоился об Ангеле. Если она не поехала к его тайной пещере, как он надеялся, тогда она была в большой опасности. Эта мысль была мучительной для него. И от этого никуда не денешься. Кем бы она ни была, он нуждался в ней.

Он хотел ее, как не хотел никогда ни одну женщину. В который уже раз он напоминал себе, что эта красивая золотоволосая Ангел была проституткой. Но все было бесполезно. Она была в его крови, в его мыслях, и он хотел обладать ею и сделать своей навеки. Сила этого желания испугала его. Мысль о том, что она может замерзнуть до смерти в снежных горах, была страшной.

Пекос снова пришпорил коня, ему не терпелось поскорей достичь горного хребта и найти Диаболо и Ангел. Кружащийся снег затруднял видимость. Он поморгал, стараясь вглядеться в густую белую пелену перед собой. Впереди, среди слепящей белизны снега, мелькнул черный силуэт. Его сердце подпрыгнуло от радости.

— Ангел, — позвал он с надеждой, — Ангел, это Пекос! — Он натянул поводья, кричал и молил Бога, чтобы услышать ее отклик. Но его не было. Ни звука, ничего, кроме воя бушующего зимнего ветра, не было слышно. Он вновь помчался вперед легкой рысью, направляясь к большому сугробу. Затем он увидел его.

Диаболо с поникшей головой неподвижно стоял в двадцати ярдах впереди. Черный красавец гордо поднял голову и заржал, увидев приближающихся коня и всадника.

— Слава Богу! — выдохнул Пекос сквозь сжатые зубы и спешился. — Нет! — застонал он, подбежав к верному старому другу. — Нет, нет, — тупо повторял он, присев у ног замерзшего раненого животного.

Некоторое время он сидел, раскачиваясь на пятках взад и вперед и рассеянно похлопывая по заиндевевшей гриве и шее Диаболо. Конь ткнулся черной головой ему в плечо, и Пекос медленно поднял на него глаза и встал. Его правая рука потянулась к холодной кобуре кольта сорок четвертого калибра, который висел у него на бедре. Медленно вытащив револьвер, он сказал:

— Мой друг, я делаю это только потому, что люблю тебя. — Он посмотрел в глаза коню, поднял кольт, целясь между больших печальных глаз, смотревших прямо на него, и нажал на курок…

Пекос медленно опустил револьвер и внутренне сжался, увидев, как умирающее животное рухнуло перед ним на колени. Диаболо жалобно заржал, и его блестящие глаза закрылись. Он умер. Пекос стоял над ним с поникшими плечами, печальные слезы текли по его холодным щекам. Замерзшая земля хранила зловещее молчание, сильные завывания ветра походили на горестные стоны.

Один среди гор, где никто не мог быть свидетелем его горя, его непреодолимой душевной боли, Пекос МакКлэйн стоял, глядя на своего любимого коня, и плакал. Когда слезы иссякли, он торжественно поклялся:

— Я вернусь, чтобы похоронить тебя, мой верный друг. Я буду скучать о тебе, Диаболо. Ты был самым лучшим.

Пекос вложил револьвер в кобуру, висевшую на бедре, и отвернулся. Затем вскочил в седло и помчался по белому сверкающему снегу, направляясь к горам.

Назад он ни разу не оглянулся.

Анжи услышала одинокий выстрел и вздрогнула, чуть не опрокинув лампу. Сердце ее отчаянно забилось под холодной влажной блузкой, и она бросилась к выходу из пещеры. Молодая женщина стояла, дрожа на ветру, ожидая появления того, кто пристрелил Диаболо. Да, она сразу поняла, что означает этот выстрел. Наверное, кто-нибудь с ранчо отправился их искать и обнаружил коня со сломанной ногой. Вакеро тщательно осмотрел ногу и принял решение избавить бедное животное от мучений. Анжи выжидала, спрашивая себя, не следует ли ей закричать. Но всадник вскоре появился и остановил коня прямо у пещеры. Анжи открыла было рот, чтобы заговорить с ним. Но он наклонился, и Анжи тут же узнала его.

— Пекос, — выдохнула она, не веря своим глазам.

Он холодно посмотрел на нее. И тут же, грубо схватив за локоть, втолкнул назад в пещеру. Усадив ее на пол, он повернулся и пошел назад, чтобы расседлать коня. За все это время он не сказал ни слова. Анжи была смущена. Что Пекос здесь делает? Как он узнал, где она? Простит ли он ее когда-нибудь за то, что случилось с Диаболо? Ее зубы стучали от холода и страха, когда она посмотрела на него. Он вернулся назад, перекинув седельную сумку и одеяло через правое плечо.

Сбросив все это на пол у ее ног, он по-прежнему продолжал хранить молчание. С громко стучащим в груди сердцем Анжи забормотала:

— Пекос, я… я так виновата… я бы все отдала, чтобы спасти его. Я знаю, что ты должен… Мне жаль… я не могла…|

Его ледяной взгляд пресек все ее попытки объясниться. Он резко отвернулся от Анжи и прошелся по пещере, собирая ветки, старую бумагу — все, что могло гореть.

Она следила за ним испуганным взглядом, пока он, опустившись на корточки, разжигал огонь. Через несколько минут костер взметнулся вверх, согревая холодную сырую пещеру. Пекос резко поднялся и посмотрел на нее. Взгляд его глаз был по-прежнему жестким и чужим.

— Раздевайся, — нетерпеливо велел он.

— Я… нет, — она смотрела на него, испуганно моргая.

Он наклонился, схватил ее за руку и резко поднял.

— Я сказал, раздевайся, черт тебя побери. Я не дам тебе замерзнуть до смерти, чтобы люди говорили, будто я тебя убил.

Тон Пекоса не терпел никаких возражений, а пальцы больно сжали ей руку.

— Хо… хорошо, — выдавила Анжи, — я все сделаю.

Пекос отпустил ее и вновь присел на корточки у костра.

Негнущимися дрожащими пальцами Анжи сняла пропитанное влагой пальто из оленьей кожи и начала расстегивать свою мокрую блузку. Пока она боролась с пуговицами, Пекос поставил одну ее ногу себе на бедро; она положила руки на его широкие плечи, чтобы не упасть, а он стащил с нее сапожки и чулки, и опять отвернулся, уставившись на огонь.

Анжи повернулась к Пекосу спиной и сняла блузку. Она послушно стянула узкие мокрые брюки и стояла, дрожа, в одной только кружевной сорочке и атласных панталонах. Робко повернулась к Пекосу. Не поднимая головы, он отрывисто сказал:

— И это тоже! Сними все.

Она опять отвернулась и стянула с себя белье. Обнаженная, робкая, она стояла, борясь с холодом и стыдом. И вдруг почувствовала, как теплое грубое одеяло легло на ее вздрагивающие плечи. Всхлипывание готово было сорваться с похолодевших губ, и Анжи зажала их руками.

— Спа… спасибо, — благодарно прошептала она.

— Сиди здесь у огня, — приказал Пекос, и она тут же опустилась на колени рядом, закутавшись в одеяло.

Постепенно Анжи согрелась. Но чувствовала себя уставшей и была голодна. И полна раскаяния.

— Пекос, я знаю, ты никогда не простишь мне того, что случилось с Диаболо. Я не виню тебя; он был таким замечательным конем! Его тебе никто не заменит, но я… я хочу заплатить тебе за…

Темная голова Пекоса повернулась к ней, и ярость в его серых глазах заставила ее замолчать. На мгновение Анжи подумала, что он ударит ее от злости. Она увидела, как жилы набухли на его гладком лбу, но он лишь молча отвернулся и уставился на огонь. Некоторое время они сидели, не говоря ни слова. Только ветер завывал у входа в пещеру, и ночь надвигалась на горы.

— Ты можешь ехать назад прямо сейчас, Пекос, — несмело предложила она. — Я… я могу подождать, пока просохнет моя одежда, и потом… — Его холодный взгляд заставил ее замолчать.

— Я не оставлю тебя здесь. Черт, ты прекрасно понимаешь, что я не смогу так поступить. — Он покачал головой, словно испытывал к ней отвращение. — У меня там еда в сумке, бери, если ты голодна.

— Нет, спасибо.

Вновь воцарилось молчание. Через некоторое время Анжи опять попыталась заговорить:

— Пекос, я бы хотела, чтобы ты знал, что я… Я так переживаю из-за Диаболо, правда. — Она опустила голову и заплакала.

Несколько минут прошло в молчании, раздавались только звуки потрескивавшего пламени и всхлипывания Анжи. Пекос тяжело вздохнул. Не глядя на нее, он сказал устало:

— Диаболо стал слишком стар. Он уже не был таким сильным и быстрым, как раньше. Возможно, все это и к лучшему. — Он слабо улыбнулся, и его белые зубы сверкнули в мерцающем свете костра. — Возможно, он и сам хотел бы этого. В конце концов, какой жеребец не хотел бы обрести смерть в пустыне, которую он так любил, и с красивой женщиной верхом.

Анжи почувствовала, как его слова больно ранят ее, и, хоть и старалась изо всех сил, но не смогла сдержать слез. Она сидела рядом с этим большим сердитым человеком, вцепившись в одеяло, и слезы текли у нее из глаз, а сердце разрывалось на части. Но даже сейчас она не смела винить Пекоса за его гнев. Она совершила непоправимую глупость, и случилось самое худшее. Она погубила единственное существо, которое так любил Пекос, Она очень грустила. Не из-за себя — из-за него.

Правильно это было или нет, глупо или умно, но она любила его. Она любила его с той самой первой ночи, когда он поцеловал ее в темном коридоре на Тьерра дель Соль. И она будет любить его до последнего своего дня. Она будет бороться с этим чувством всегда, потратит, возможно, всю жизнь на то, чтобы доказать всем и себе, в первую очередь, как она ненавидит его. Но здесь, в этой маленькой пещере, у входа в которую бушевал снежный буран, Анжи плакала оттого, что причинила боль человеку, которого любила всем сердцем.

… Пекос сидел, согнув колени и положив на них руки. Он смотрел на огонь, но слишком отчетливо чувствовал близость этой худенькой беспомощной красавицы, которая навзрыд плакала рядом с ним. Сквозь опущенные ресницы он искоса посмотрел на нее и увидел, как слезы текут по ее освещенному светом костра лицу. Пекос закусил губу. Он был самым большим дураком во всем Техасе. Эта прекрасная молодая женщина завладела его сердцем, как никто другой прежде. Она могла заставить его простить ей все. Тоненькая, укутанная в одеяло женщина-ребенок, сидевшая у его плеча, украла его сердце и душу; и он любил ее страстно, самозабвенно. С той роковой ночи в темном коридоре на Дель Соль, когда он обнял ее и поцеловал, Пекос уже не был прежним. И никогда не будет. Если бы это чувство не было так всепоглощающе, так мучительно, так бесповоротно, он бы посмеялся над ним. Но — не мог. В конце концов, судьба сыграла с ним злую шутку. Он полюбил проститутку. Вдову своего отца. Воровку, которая украла у него Дель Соль.

Пекос медленно повернул голову и посмотрел на Анжи. Ее худенькие плечи вздрагивали под одеялом. Он знал, что она сдерживается изо всех сил, чтобы не зарыдать в голос. И его сердце сжалось от любви к ней. Пекос медленно поднял руку, слегка прикасаясь к ее плечу. Ее печальные изумрудные глаза посмотрели на него, и она медленно подняла голову.

— О, девочка моя, не надо, — успокаивающе пробормотал Пекос и наклонил к ней голову. Его губы были около ее рта. Он отбросил мокрую прядь золотистых волос с ее залитой слезами щеки и нежно прошептал:

— Не плачь, любовь моя.

Его губы легко и нежно коснулись ее мягкой нижней губы. Пекос стал убирать поцелуями слезы с лица Анжи. Затем поднял голову и посмотрел на нее.

Рыдания застыли у нее в груди. И тогда Пекос поцеловал маленькие руки, крепко вцепившиеся в одеяло. А потом ласково вытянул одеяло из ее пальцев, поднял руки Анжи и положил их к себе на плечи. Не отрывая глаз от ее лица, Пекос медленно распахнул одеяло, и оно упало вокруг ее округлых бедер. Она не сделала ни одного движения, чтобы остановить его, лишь продолжала плакать, а ее руки скользнули по его голове, и Анжи в который уже раз начала вымаливать его прощение.

— Пек… Пекос, — шептала она, — я не хотела… я…

Нежно скользнув руками по ее обнаженной груди, Пекос прошептал:

— Ш-ш-ш, дорогая. Все в порядке, я здесь, сердце мое. — Он легко посадил ее на колени, целуя и бормоча ласковые слова. Анжи прильнула к нему, наслаждаясь прикосновением его сильных надежных рук и звуками глубокого убаюкивающего голоса, который шептал нежные слова ей в волосы.

Постепенно поцелуи Пекоса стали более страстными, желание охватило его целиком. Этот огонь передался Анжи, и ее прекрасное обнаженное тело затрепетало в его руках. Она приникла к своему возлюбленному и страстно целовала его губы, а руками нащупывала пуговицы на рубашке. Не отрывая от него свой пылающий рот, Анжи нетерпеливо стала расстегивать эти пуговицы. А Пекос на ощупь расстелил одеяло на жестком каменном полу.

Наконец Анжи удалось распахнуть его рубашку, и она стала жарко целовать теплую шею Пекоса. Он нежно приподнял ее и уложил на одеяло. Через несколько секунд сбросил с себя всю одежду. Движимые любовью и слепящей страстью, они соединились в крепком объятии. Его сильное тело овладело ею, и через несколько мгновений оба вознеслись на вершину блаженства. Анжи закричала в экстазе, когда ее возлюбленный выпустил горячую струю любви в ее трепещущее тело.

Глава 29

Пекос задрожал от возбуждения, его красивое лицо потемнело от страсти. Он застонал от наслаждения, его глаза закрылись в экстазе. Анжи смотрела на него, затаив дыхание. В любую секунду эти огромные серые глаза могут открыться, и он посмотрит на нее. Что увидит она на его лице? Недоверие? Сожаление? Отвращение?

Она обнимала его спину и ждала, испуганная, что и на этот раз все будет по-старому. Пресыщенный, он снова может холодно оттолкнуть ее, словно она была нечистой, отвратительной. Будет ли он сожалеть о том, что случилось? Будет ли жалеть, что снова коснулся ее? Будет ли оскорблять и унижать?

Его густые черные ресницы медленно поднялись. Пекос смотрел на Анжи. Сердце ее сжалось от радости. Нескрываемая нежность читалась в его глазах и смягчала черты его красивого лица. Анжи страстно хотелось покрыть его поцелуями и засмеяться, как счастливый несдержанный ребенок. Но она побоялась сделать это. А Пекос — нет.

— Мой Бог, ты такая сладкая, такая сладкая, — пробормотал он восторженно, покрывая теплыми поцелуями ее пылающее лицо, и легкий смех вырывался из его широкой груди. — Детка, ты доставила мне такое наслаждение. — Он ущипнул ее за мочку уха и весело засмеялся. — Ты сделала меня таким счастливым, что я не могу удержаться, чтобы не засмеяться. — Его открытый рот вновь стал играть ее губами.

Анжи крепко обняла его. Она смеялась с ним, счастливая, потом удовлетворенно вздохнула и убрала густую прядь волос, упавшую ему на лоб: — Пекос, мой дорогой, ты такой милый. Сейчас ты выглядишь, как маленький мальчик. — Ее рука скользнула к его губам.

Игриво укусив ее за пальчики, он простонал.

— Милый? Котенок, меня по-всякому называли, но милым? — Медленно он стал было отклоняться от нее, но Анжи не хотела его отпускать. Безотчетный страх охватил ее, когда Пекос разжал объятия. Но этот страх улетучился через мгновение. Он протянул руку к своему тяжелому пальто, снова повернулся к ней и накрыл их обоих. Улегшись поудобнее на спине, он опять притянул к себе Анжи. Его мускулистая рука была ей подушкой, и Анжи прильнула к нему, чувствуя себя совершенно счастливой. Тепло и умиротворение охватило Анжи, и она глубоко набрала в легкие воздух, вдыхая запах своего возлюбленного. Восторг от их пылкой любви поблек в сравнении с благодатным покоем, который она ощутила теперь. Молодая женщина наслаждалась этим чувством, и оно действительно было восхитительно. Пекос поцеловал ее волосы.

— Детка, ты в порядке? Тебе не холодно? — Он плотнее подоткнул полы пальто сбоку от нее. — Я не сделал тебе больно, нет? — Он крепче обнял ее.

Анжи томно улыбнулась. Ее рука покоилась на его груди, а колено — на его плоском животе. Она поцеловала теплую шею Пекоса и нежно, мягко пробормотала:

— Мне тепло, хорошо, и я счастлива.

— Чудесно, — сказал он, целуя ее в нос. — Я не мог забрать тебя отсюда. Я должен был подождать, пока мы…

Анжи теснее прижалась к нему.

— Я так рада, что ты именно так и поступил.

Пекос улыбнулся и погладил ее упругое бедро.

— Господи, я так волновался за тебя. Радость моя, зачем ты поехала кататься в бурю? Ты могла погибнуть.

— О, Пекос. — Жестокая реальность нахлынула на нее. — Никогда не прощу себе того, что случилось с Диаболо. Жаль, что я не погибла вместо него. Если бы я могла хоть что-то изменить…

Пекос остановил ее. Его рука повернула лицо Анжи к себе. Желваки яростно перекатывались на его скулах, а глаза сверкали гневом.