Птица малая

      Супаари ВаГайджур остерегался оспаривать суждения Ауиджан по таким вопросам.
      - Да. Когда вернешься, прикажи Саралле выбросить какие-нибудь товары, чтобы освободить место для этих грузов, - даже если нам придется потерять на бериндже.Доставка после наступления красного света, понятно?
      Одним из многих преимуществ работы с руна, как выяснил Супаари за эти годы, было то, что джана'ата плохо видят в красном свете - в отличие от руна. Это обеспечивало секретность сделок, о которых его конкуренты, дрыхнувшие в красные и черные часы, даже не подозревали.
      Он проследил, как Ауиджан выходит во двор, собирая посыльных. Запустив эту операцию, Супаари плавно двинулся к Чайпас, женщине-ВаКашани, и приветствовал гостью на ее языке, протянув к ней обе руки:
      -  Чаллама кхаери,Чайпас.
      Наклонившись вперед, он вдохнул ее запах, смешанный с ароматом лент.
      Необычная селянка, готовая путешествовать в одиночку и вести дела с Супаари ВаГайджур напрямую, на его территории, Чайпас ВаКашани ответила на это приветствие без страха. Если не обращать пристального внимания на их облачение и глядеть издали, особо не вглядываясь, они были похожи, как близкие родственники. Супаари был массивней и чуть крупнее - впечатление, усиленное нарядом из жесткой стеганой ткани; башмаками на деревянной подошве, на ширину ладони прибавлявшими ему роста; головным убором, который делал Супаари еще выше и обозначал его как торговца, а значит, и третьерожденного ребенка. Его нынешняя одежда подчеркивала разницу в образе их жизни, но когда он хотел, то мог сойти за руна, надевая свисающие нарукавники и ботинки городского рунао. Это не было незаконным, но никто так не делал. Большинство джана'ата, даже третьих по рождению, скорее предпочли бы умереть, чем быть принятыми за руна. Но большинство джана'ата, даже большинство третьих, не были столь богаты, как Супаари ВаГайджур. Это богатство было его позором и его утешением.
      Супаари увлек Чайпас внутрь помещения, подальше от прохожих, чтобы ее ленты не были замечены другими руна до того, как он получит возможность захватить рынок. Непринужденно болтая, Супаари проследовал впереди нее через склад, показывая дорогу в свой кабинет, словно она была тут впервые, и позволил ей разложить подушки по своему усмотрению, пока готовил йасапа -чай, который, как он знал, ей нравится. Сам обслужил гостью, даже сам налил, выказывая уважение, - Супаари ВаГайджур двигался собственным путем, приносящим выгоду.
      Заняв место напротив Чайпас, он удобно откинулся на подушки, стараясь поточнее скопировать ее позу. Они дружелюбно поговорили о видах на урожай синонджа,о здоровье ее мужа, Манужаи, и перспективах решения возможного спора между Кашан и Ланджери по поводу поля к 'джип.Супаари предложил себя на роль посредника - в случае если старшие не смогут договориться. У него не было желания навязываться, а долгая и утомительная поездка в Кашан его не прельщала, но на такие неудобства стоит идти, дабы держать свой запах свежим в чужих ноздрях.
      -  Сипадж,Супаари, - сказала Чайпас, наконец подойдя к цели своего визита. - Кое-кто привез тебе диковинку.
      Потянувшись к плетеной сумке, она вынула маленький пакет, сделанный из причудливо согнутых листьев. Затем протянула его Супаари, но он с сожалением опустил уши: его руки были неспособны аккуратно развернуть этот предмет. В смущении Чайпас сама резко прижала уши, но Супаари воспринял ее жест как комплимент. Жители Кашани иногда забывали, что он джана'ата. Учитывая его стиль жизни, это высокая похвала, подумал Супаари, хотя старший его брат убил бы Чайпас за такое, а средний упек бы ее в тюрьму.
      Он смотрел, как Чайпас грациозно разворачивает упаковку своими ловкими длинными пальцами. Закончив, она протянула ему семь предметов, которые Супаари сперва принял за жуков или за необычно маленькие кинтаи.Затем, наклонившись вперед, он вдохнул.
      Эта была самая удивительная вещь, с которой Супаари когда-либо сталкивался. Он знал, что вдыхает сложный эфир, альдегиды, запах жженого сахара, но аромат был ошеломляюще сложным. И все это исходило от нескольких маленьких коричневых овальных предметов, сквозь которые был продет шнур. Супаари спрятал свое волнение с легкостью человека, зарабатывавшего на скрытности. Но даже так он вздрогнул от мысли: вот наконец то, что может заинтересовать Хлавина Кизери, Реш-тара Галатны.
      - Кое-кто возрадовался, - произнес он, подняв хвост, чтобы показать Чайпас свое удовольствие, но не желая ее насторожить. - Замечательный аромат, полный, как ты сказала, диковинного.
      -  Сипадж,Супаари! Эти кафайбыли даны кое-кому чужеземцами.
      Она применила слово руанджа, означавшее «люди из соседней речной долины», но ее глаза были широко открыты, а хвост подергивался. Здесь какая-то презабавная шутка, догадался Супаари, но позволил ей развлекаться за его счет.
      - Аскама переводит! - сказала Чайпас.
      - Аскама! - воскликнул он, в восхищении вскидывая руки и элегантно клацая когтями. - Хороший ребенок, быстрый в обучении.
      И уродливый, как белая вода в узком ущелье, хотя это неважно. Раз для корпорации Кашана переводит семья Чайпас, то у Супаари будут с новой делегацией эксклюзивные торговые отношения - если не по закону джана'ата, то по обычаю руна, а в подобных случаях гораздо важней именно обычай. Он построил свою жизнь на понимании таких тонкостей, и хотя это не принесло ему почестей, зато обеспечило многим, к чему он имел вкус: риск подкрадывания к добыче, интеллектуальный вызов и завистливое уважение среди своих.
      Они поболтали еще немного. Супаари выяснил, что маленькие кафай- лишь образец из куда большего запаса необычных товаров, привезенных чужеземцами, которые остановились в Кашане, в собственном жилище Чайпас. С нарастающим интересом Супаари слушал, что они, похоже, понятия не имеют о ценах и выгоде, отдавая свои товары за еду и кров, которые им и так положены по праву временных жителей. Хитрость, спрашивал он себя, или это какая-нибудь кочевая, оставшаяся от прежних времен группа, все еще занимающаяся бартером в старых добрых традициях?
      Отложив пакетик в сторону, Супаари дисциплинированно не позволил себе отследить и ухватить едва забрезжившую мысль: потомство и спасение от живой смерти, для которой он был рожден. Вместо этого Супаари встал и снова наполнил чашку Чайпас, спрашивая о ее планах. Она сказала, что намерена посетить торговых партнеров в районе Эзао. Возвращаться домой Чайпас не спешила. Все другие ВаКашани вскоре оставят деревню, чтобы собрать урожай корней пик.
      - А чужеземцы? - спросил Супаари.
      Мысленно он уже планировал поездку - возможно, в середине Партан, после дождей. Но сперва Китери. Все это завязано на Хлавина Китери.
      - Иногда они идут с нами, иногда остаются в Кашане. Они похожи на детей, - сказала Чайпас. Похоже, она сама была этим озадачена. - Слишком маленькие, чтобы путешествовать как взрослые, но есть только один, чтобы носить их. И он позволяет им ходить пешком!
      Если раньше Супаари был заинтригован, то теперь не знал, что и думать. Но Чайпас уже проявляла нервозность, раскачиваясь из стороны в сторону, как она часто делала, когда проводила слишком много времени в домах с призраками.
      -  Сипадж,Чайпас, - сказал он, плавно поднимаясь с подушек. По его расчетам, у Ауиджан было достаточно времени, чтобы заключить соглашения с поставщиками лент. - У тебя было такое долгое путешествие! Сердце кое-кого будет радо отправить тебя в Эзао на кресле.
      . Ее хвост приподнялся от удовольствия, Чайпас даже задрожала слегка, а ее глаза скользнули в сторону и закрылись. Это уже граничило с флиртом, и в его сознании мелькнуло, что она весьма привлекательна. Но Супаари потушил искру раньше, чем занялся огонь. Третьерожденный, он все же имел свои идеалы, которые были значительно выше идеалов тех, кто превосходил его по положению. Изысканный и изощренный во многих отношениях, кое в чем Супаари ВаГайджур оставался совершенно буржуазным.
      Он отправил посыльного за креслом и, сдерживая зевоту, подождал вместе с Чайпас во дворе, пока оно не прибыло - вскоре после второго заката. Супаари едва мог видеть гостью, когда она забиралась в кресло, но аромат ее лент был превосходен; Чайпас обладала изумительным вкусом к запахам - природная утонченность, восхищавшая Супаари.
      -  Сипадж,Чайпас, - окликнул он тихо. - Безопасной поездки в Эзао, а оттуда - домой.
      Она ответила на его прощание, хрипло засмеявшись, когда носильщики подняли кресло, качнув сиденье.
      Это была роскошь, которую немногие руна когда-либо изведали: ехать по узким улицам города, словно господин. Супаари был искренне рад устроить Чайпас вечер, который она запомнит надолго, - ее пронесут через толпы городских руна, направляющихся по своим делам в розовом свете вечера, пока джана'ата спят. Новые ленты за ее спиной перистым облаком поднимет бриз с залива, а их аромат будет восходить, точно туман над водопадом. К завтрашнему дню торговцы всего Гай-джура станут скупать ленты за любую цену, а владельцем каждого их клочка окажется Супаари ВаГаджур.
 
      Такая уж судьба выпала Софии Мендес: обогащать незнакомых ей людей. Густые черные волосы, вдохновившие Чайпас ввести новую моду, были сейчас небрежно откинуты назад, ленты, вплетенные в них Аскамой, смешались в беспорядке. В своем нынешнем раздражении София отрезала бы их не задумываясь, окажись под рукой ножницы. По привычке она заварила чашку кофе, однако он был еще слишком горячим и остывал возле ее локтя; скоро такое расточительство станет невозможным. Но в данный момент красота, украшения, богатство занимали ее мысли еще меньше, чем обычно. Ее интеллект был полностью занят задачей нахождения какого-нибудь достаточно невежливого отклика на предположение Эмилио Сандоса, что она глупа:
      - Я могу объяснить еще раз, но вряд ли вы поймете.
      - Вы несносны, - прошептала она.
      - Однако я прав, - прошептал он в ответ. - Если вы предпочитаете запоминать каждое склонение отдельно - на здоровье. Но моя схема лучше.
      - Это неверное обобщение. В нем нет логики.
      - Вы считаете, что приписывание категории рода столам, стульям, шляпам и склонение существительных на этой основе вполне логично? Язык по своей природе произволен, - сообщил он. - Если вам нужна логика, изучайте исчисление.
      - Сарказм - не аргумент, Сандос.
      Эмилио глубоко вздохнул и, не скрывая нетерпения, начал снова:
      - Хорошо. Еще раз. Это не абстрактное против конкретного. Если вы попытаетесь впихнуть этот принцип в руанджа, то постоянно будете делать ошибки. Это пространственное против невидимого или незримого.
      Стараясь не потревожить Аскаму, только что уснувшую на его руках, он потянулся к ноутбуку, стоявшему на столе между ними, и ткнул пальцем в дисплей.
      - Рассмотрим эту группу. Животные, растения или минералы - все эти слова означают что-то, что каким-либо образом занимает объем, и все они склоняются по этой схеме. Понимаете? - Он указал на другую секцию экрана. - В отличие от них, вот эти существительные не пространственные: мысль, надежда, привязанность, учеба. Эта группа склоняется по второй схеме. Пока ясно?
      Конкретное и абстрактное… проклятье! - подумала София упрямо.
      - Да, отлично. Чего я не понимаю, это…
      - Я знаю, чего вы не понимаете! Перестаньте спорить и слушайте! - Он проигнорировал ее возмущенный взгляд. - Общее правило следующее: все, что можно видеть, всегда классифицируется как занимающее объем, поскольку видимы, как вам известно, лишь пространственные вещи, - поэтому тут применяется первая схема склонения. Трюк в том, что для всего невидимого - включая вещи, невидимые по своей сути, но не ограничиваясь ими, - используется вторая схема. - Эмилио резко откинулся назад, а затем взглянул на Аскаму, с облегчением увидев что она все еще спит. - Ну? Попробуйте опровергнуть. Пожалуйста. Просто попытайтесь.
      Вот теперь он попался. С лицом, светящимся на солнце как слоновая кость, София наклонилась вперед, приготовившись нанести смертельный удар.
      - Не более чем десять минут назад Аскама сказала:« Чайпас-ру зхари и уашан», -и применила то, что вы зовете невизуальным склонением. Но Чайпас очень большой. Вне всякого сомнения, Чайпас занимает изрядный объем пространства…
      - Да. Браво! Великолепно. А теперь думайте!
      Сандос был снисходителен. Приоткрыв рот, София уставилась на него, готовая вспылить, но внезапно ей стало ясно. Уронив голову себе на руки, она пробормотала:
      - Но Чайпас ушел. Поэтому его нельзя видеть. Поэтому не используется пространственное склонение, а используется невизуальное, хотя Чайпас конкретен, а не абстрактен. - София взглянула на Эмилио, он улыбался. - Ненавижу, когда вы самодовольны.
      Его веселые темные глаза светились торжеством. Эмилио Сандос не давал обета ложной скромности. Это был отличный анализ, и он донельзя гордился собой, а лично для себя отметил, что выиграл для Софии ее пари с Аланом Пейсом. Они встретились с руна лишь семь недель назад, а Эмилио уже усвоил основы здешней грамматики. Черт возьми, я молодец, думал он, и его улыбка делалась шире, пока София глядела на него прищуренными глазами, пытаясь подобрать какой-нибудь пример, который не укладывался бы в эту модель.
      - Ну хорошо, хорошо, - нелюбезно сказала она, поднимая свой блокнот. - Я сдаюсь. Дайте мне несколько минут, чтобы все это записать.
      Они были хорошей командой. Сандос был знатоком в лингвистике, зато она гораздо лучше записывала - быстро и четко. Уже три статьи, носившие авторство «Э. Д. Сандос и С. Р. Мендес», были посланы на Землю для передачи в научные журналы.
      Кончив записывать, София подняла глаза и улыбнулась. Такую смесь острого ума и мечтательности, веселой задиристости и склонности погружаться в себя, сразу же отдаляясь, она встречала раньше - в студентах иешив, которых ее родители часто приглашали к обеду, когда она была девочкой. Голоногий и босой, Сандос загорел до цвета корицы, а вместо сутаны, нестерпимой в этом жарком климате, носил просторные шорты цвета хаки и черную тенниску, слишком большую для него. София сама была не менее коричневой, похожей на него смуглостью и стройностью, одетой столь же просто, и она могла понять, почему Манужаи поначалу решила, что София и Эмилио - «дети-одного-приплода». Когда Манужаи разъяснила пантомимой, что означает это слово, оно показалось Софии смешным и почти неприличным, но сейчас она понимала, почему рунао пришла к такому заключению.
      Аскама вздохнула, легонько потянувшись. Эмилио ожил и, округлив глаза, в тревоге посмотрел на Софию. Аскама была славной, но болтала не умолкая; а когда засыпала, как сейчас, они хоть немного отдыхали.
      - Интересно, - очень тихо сказала София, когда стало ясно, что Аскама не проснулась, - использует ли слепой рунао всегда лишь невизуальное склонение.
      - Вот это интересный вопрос, - сказал Эмилио, с уважением наклонив голову, и София ощутила терпкое удовольствие от того, что за ней вновь признали право претендовать на интеллектуальное равенство.
      Он подумал некоторое время, осторожно раскачивая кресло-гамак и поглаживая мягкий мех за ушами Аскамы. Затем на его лице опять расцвела улыбка.
      - Если можешь осязать предмет, то знаешь, что он занимает объем! Ищи что-то, что имеет контуры или форму или текстуру. Спорим на что-нибудь?
      -  Леджано,возможно, или тинквен,- предположила София. - Никаких пари.
      - Струсили! Я могу ошибаться, - весело сказал Эмилио, - хотя сомневаюсь в этом. Попробуйте сначала леджано.- Поглядев вниз, он улыбнулся макушке Аскаме, прежде чем вернуться взглядом к маленькому стаду пийанот,пасущихся на равнине за стеблями хамп ий-убежища.
 
      - Они были бы красивой парой, не правда ли? - сказала Энн, вместе с Д. У. прогуливаясь над деревней вдоль края обрыва.
      - Да, мадам, - согласился Д. У. - Что есть, то есть.
      Все остальные были заняты или спали, но им двоим не спалось. Энн предложила прогуляться, и Д. У. охотно составил ей компанию. Манужаи предупреждала их, причем не раз, не ходить по одному. «Джанада»,чем бы это ни было, мог их заполучить; поэтому они передвигались парами - больше для того, чтобы успокоить Манужаи и остальных руна, чем из страха перед хищниками или злыми духами.
      - Ревнуете? - спросила Энн. - Они оба некоторым образом ваши творения, разве нет?
      - О, черт, не думаю, что «ревность» - правильное слово, - сказал Д. У. и на секунду остановился, чтобы искоса поглядеть на Софию и Эмилио, вместе с Аскамой изображавших семью в хампий-убежище.
      Вновь повернувшись к Энн, он коротко ухмыльнулся и скосил глаза на запад, через реку.
      - Это как видеть Нотр-Дам, возводимый напротив Техасского университета в «Хлопковой чаше». Не знаю, на что надеяться.
      Одобрительно засмеявшись, Энн прижалась головой к его плечу.
      - Д. У, я люблю вас. Нет, правда. Конечно, я всегда питала слабость к парням в форме…
      Это было как брешь в стене, и, улыбаясь, он вступил в нее:
      - И вы тоже?
      - «Морская пехота ищет настоящих мужчин», - цитируя старый вербовочный лозунг, нараспев произнесла Энн, пока они шагали на юг.
      - Ну что ж. Таким я и был.
      Его глаза оставались более или менее нацеленными вперед, когда он тихо пропел:
      - Но это было давно и в очень дальней стороне.
      - Точно, - улыбнулась Энн. - Мой дорогой, ближайшая келья в четырех с третью световых лет отсюда. София знает. Я знаю. Марк…
      - … мой исповедник.
      - У Джимми и Джорджа нет ключа, но для них обоих тут нет совершенно никакой разницы, - сказала Энн. - Так что остается Эмилио.
      Д. У. плавно осел на колени, жестом велев Энн не приближаться. Осторожно двигаясь, он протянул руку, остановив ладонь над маленьким пучком пыльной бледно-лиловой листвы, и замер на несколько секунд. Внезапно его кисть упала, плотно прижавшись к грунту, а затем подняла крохотного двуногого змеешея, который, оставаясь практически незаметным, медленно пропихивался в чью-то нору, надеясь поживиться. Поднявшись, Д. У. вручил его Энн.
      - Ну разве не прелесть! Взгляните, у него пара рудиментарных передних лап, - Воскликнула она, держа зверька так, чтобы Д. У. мог рассмотреть. - Я бы никогда его не заметила. Вы молодец.
      - Когда станете взрослой, как я, мадам, многое узнаете про маскировку.
      - Еще бы, могу вообразить, - сказала Энн.
      Она поместила змеешея обратно в норку, и они продолжили прогулку.
      - Эмилио вас очень высоко ставит, Д. У. Но, по-моему, кое-что в вашей личности остается для него загадкой.
      - Еще бы, - сказал Д. У. - Я не стыжусь себя. Но если б Эмилио знал все, когда был мальцом, он бы ко мне на милю не подошел. И после стольких лет незнания какой смысл что-то говорить?
      - Чтобы снять груз. Быть принятым таким, какой вы есть. Не думаете же вы, что он станет относиться к вам хуже.
      Не глядя на Энн, он улыбнулся и одной рукой обнял ее за плечи.
      - Понимаете, Энн, загвоздка как раз в этом. Я боюсь, что станет относиться ко мне лучше. Вернее, боюсь, что этот вопрос будет в какой-то мере занимать его мысли, а сейчас я не хочу отвлекать Эмилио пустяками. Конечно, он разберется и поймет, что я все время играл с ним честно…
      - Так сказать. Д. У. рассмеялся.
      - Слабо сказано!
      Остановившись, он выковырял ногой камень из грунта и продолжил:
      - Не то чтобы я лгал ему. Просто эта тема не поднималась. Я никогда не спрашивал его, честен ли он, а он никогда не спрашивал меня, нечестен ли я. Ближе всего мы подошли к этому, когда много лет назад он спросил меня про другого парня. Я просто сказал ему: дьявольщина, разные люди выбирают разные пути.
      - И как он это воспринял? - спросила Энн, улыбаясь.
      - Хладнокровно.
      Д. У. посмотрел на горы, высившиеся к югу от них. Где-то там, по другую сторона хребта, находилась могила Алана Пейса.
      - Послушайте, Энн. Пока все идет отлично. От Эмилио мне ничего не нужно. Что творилось в моей голове много лет назад - мое дело. И это уже история.
      Она не возражала. То же самое Энн могла бы сказать о себе, если б они поменялись местами.
      - Ладно, ладно. Сообщение принято.
      - Энн, я ценю ваше мнение, и при других обстоятельствах вы могли бы быть правы. Но здесь, сейчас…
      Наклонившись, Д. У. поднял камень, который только что выворотил, и швырнул через ущелье, хлестко и точно. До противоположного края тот не долетел совсем немного и застучал вниз по откосу - к реке, бежавшей под ними.
      - Что меня заботит - это картина в целом. - продолжил он. - Вы не хуже меня знаете, что все в нашей миссии чертовски близко к чудотворству. И ключом к нему служит Эмилио. Я не хочу мутить воду! Я не хочу, чтобы он думал обо мне. Или о Мендес - по крайней мере, пока. Я не собираюсь мешать их совместной работе, поскольку они справляются отлично. Но, если честно, я затаил дыхание.
      Наступила пауза, и Энн уселась на землю, свесив ноги за край. Не настолько уверенный в прочности скалы, Д. У. некоторое время постоял рядом, но затем наконец присоединился к ней и занялся метанием камней в пустоту.
      - Д. У, я не спорю с вами. Я просто спрашиваю, хорошо?
      296 Мэри Расселл
      Он кивнул, поэтому Энн продолжила:
      - Давайте считать, что Эпоха Чудес еще не закончилась, ладно? И мы оба знаем, что Эмилио особенный человек. Но и София тоже, верно?
      - Пока нет возражений.
      - Видите ли, мне кажется, на стороне любви, секса и семьи стоят некие высшие силы. Помнится, довольно авторитетная Персона однажды сказала, что человеку нехорошо быть одному. Рим, со всеми его кельями, - Энн повела рукой, - очень далеко отсюда. Мы отсутствуем там почти два десятилетия. Возможно, священникам сейчас разрешено жениться! И в любом случае, я не понимаю, в чем Эмилио обманет Господа, если полюбит Софию.
      - Энн, вы ступили на зыбкую почву.
      Потянувшись назад, Д. У. зачерпнул горсть гравия. По его лицу пробежала судорога боли, но Энн отнесла это на счет темы разговора.
      - О черт, я не знаю. Может, это ничего не нарушит. Может, они будут счастливы, заведут кучу прелестных детишек, а Бог возлюбит их всех…
      Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к шуму реки и глядя на запад, где небо пылало красками первого заката. Похоже, Д. У. обдумывал что-то, и Энн ждала, пока он снова заговорит.
      - Отнеситесь с терпением к моим словам, поскольку я пытаюсь нащупать истину, тычась вслепую. Но, Энн, - мягко произнес он, - мне кажется, что святость, как и гениальность, базируется на вдохновенном упорстве. Это последовательное стремление к поставленной цели. Это те настойчивость и сосредоточенность, которые я вижу в Эмилио.
      - Д. У, вы серьезно? - Энн застыла, широко открыв глаза. - По-вашему, Эмилио свя…
      - Я не сказал этого! Сейчас я говорю абстрактно. Но мы с Марком обсуждали эту версию. Да, я вижу, какие возможности для нас открываются, а моя задача, Энн, обеспечить успех миссии. - Д. У. помедлил секунду, прежде чем сознаться: - Может, и напрасно, но я фактически употребил это слово в своем докладе, отосланном в Рим. Я написал, что, по-моему, среди нас находится великий подвижник, настоящая путеводная звезда. «Обручен с Господом, а в иные моменты полностью причащается к священной любви» - вот как я это сформулировал.
      Бросив последние несколько камней, он смахнул с ладоней землю и наклонился вперед, упершись локтями в колени и свесив костистые кисти между голеней, глядя, как камушки катятся вниз, стуча по откосу.
      - Чертова куча административных проблем, - произнес он после паузы. - Там, на Земле, они не спрячут это в Школе Выдающихся Иерархов.
      Энн не нашла что сказать и уставилась на облака западного края неба, похожие на взбитые сливки, расцвеченные клубникой и малиной, брусникой и манго. Ей никогда не надоедало смотреть на здешние облака.
      - Энн, - продолжал Д. У. задумчиво, - я вправду беспокоюсь о Софии. Я ужасно привязан к девочке и не хочу, чтобы она пострадала. Снаружи она сплошь воля и холодный ум, но, Боже ее храни, в душе малышки полно битого стекла. Если придется выбирать, Эмилио выберет Господа, а мне и думать не хочется, как она это примет. Поэтому не нужно поощрять ее надежды, понимаете?
      Д. У. поднялся на ноги. Энн заметила, что он выглядит слегка бледным, но следующее его замечание поразило ее настолько, что отбило всякую охоту расспрашивать.
      - Жаль, что София не втюрилась в малыша Квинна или в Робичокса.
      Тоже встав, Энн нахмурилась, сбитая с толку:
      - Ну, Джимми - пожалуй. Но Марк? Я думала, он… ну, вы знаете. Я думала…
      - Вы думали, что Робичокс гей? - Д. У. захохотал, и с полдюжины коронариев взмыло в воздух. Явно развеселившись, он обхватил тощей рукой ее плечи. - О, Боже. Не-е-ет. И близко не попали. Марк Робичокс, - сообщил Д. У, когда они двинулись дальше, - влюблен в заглавную букву П, в Природу, а женщины - это для старины Марка природа в красивейшем из ее проявлений! Он любит женщин. На свой лад Марк тоже мистик. Доказательства реальности Господа он видит во всем. Это почти исламистская теология. Робичокс не разделяет естественное и сверхъестественное. Для него это явления одного порядка, и он преклоняется перед ними. Особенно если это явление - женщина.
      Он посмотрел на Энн, все еще изумленно таращившую глаза, и рассмеялся:
      - Сейчас вы скажете про административную проблему! Архиепископ отправил старину Марка работать в мужскую школу именно для того, чтобы держать его подальше от неприятностей. Он никогда ни за кем не приударял, но он привлекательный сукин сын, а одно ведет к другому. Не способен сказать «нет», если к нему приходит женщина. И они, понятное дело, приходили. Лучший терапевтический партнер в Квебеке - вот что я слышал.
      - Буду иметь в виду, - сказала Энн, задохнувшись от смеха, но не смогла удержаться, чтобы не сказать: - Поэтому целибат - оптимальное решение.
      - Ну, в каком-то смысле, возможно, так и было - поначалу, пока Марк исправлялся. Но вернемся к Эмилио, - настойчиво сказал Д. У. - Для него разделение между естественным и сверхъестественным является базисным. Бог не повсюду. Бог не присущ всему. Бог где-то там, к Нему нужно тянуться, стремиться. И вам придется поверить мне на слово, но для Эмилио целибат - это часть сделки. Это способ концентрации, фокусирования на одной цели. И мне кажется, у него получилось. Я не знаю, он ли нашел Бога или Господь пришел и завладел им…
      Сейчас они снова видели хамрий-убежище,залитое струившимся с запада светом, похожим на расплавленную медь. Аскама все еще лежала на коленях Эмилио и, видимо, спала. София склонилась над компьютерным блокнотом. Заметив их, Эмилио вскинул руку. Они помахали в ответ.
      - Хорошо, я поняла, - сказала Энн. - Постараюсь в это не встревать. Возможно, все к лучшему.
      - Надеюсь, что да. Очень многое поставили на карту - и он, и она. Да и все мы тоже.
      Он схватился за живот и поморщился.
      - Черт!
      - Вам плохо?
      - Нет. Нервы разыгрались. Я на все реагирую брюхом. Я догадывался, что вы знаете, но произнести вслух - это несколько другое.
      - А во что верите вы, Д. У.? - спросила Энн, стоя на тропе, сбегавшей вниз по склону.
      - О дьявол! Я стараюсь совместить в своем сознании оба проявления Господа, трансцендентное и интимное. А бывают дни, - сказал он, коротко усмехнувшись, - когда я думаю, что на самом деле Бог - комедиант вселенского масштаба.
      Вскинув брови, Энн взглянула на него.
      - Энн, Господь сотворил Д. У. Ярбро католиком, либералом, уродливым, веселым, белокурым поэтом, а затем устроил так, чтобы он родился в Уэйко, штат Техас. И я спрашиваю вас: можно ли после этого заподозрить Бога в серьезности?
      Смеясь, они направились вниз по ступеням, к высеченной в камне квартире, которую они называли ныне своим домом.
 
      Объект этого разговора не подозревал, до какой степени возвышенное состояние его души привлекает внимание других. Он истекал потом, потому что Аскама, свернувшаяся на его коленях, излучала тепло, точно четвертое солнце в разгаре дня. И если бы кто-нибудь вместо предположения, будто он размышляет о славе Господней или синтезирует новую, тщательно обоснованную модель грамматики руанджа, прямо спросил его, о чем он думает, Эмилио без колебаний сказал бы: «Я думаю, как мне недостает пива».
      Пиво и бейсбольный матч по радио, чтоб слушать его вполуха во время работы, - было бы идеально. Но даже ощущая нехватку этих двух элементов блаженства, он был совершенно счастлив и сознавал это.
      Прошедшие недели были наполнены откровением. На Земле - в Судане и Арктике - Эмилио довелось увидеть, что благородство, самоотверженность, богатство души подвигают людей на великие деяния, и в такие минуты он ощущал, что близок к пониманию Господа. Зачем, спросил он себя как-то, совершенный Бог создал Вселенную? Чтобы быть щедрым к ней, полагал он сейчас. Ради удовольствия видеть, как ценятся Его безупречные дары. Может, это и означало найти Господа: понять^ чем тебя наделили, познать божественную щедрость, осознать, что все мы - Его дети…
      Чувство, будто тебя поглотило - переполнило и зачаровало, - конечно, прошло. Никто не пребывает долго в таком состоянии. Вспоминая о нем, Эмилио все еще испытывал потрясение, а иногда ощущал в глубинных пластах своей души нечто, похожее на приливную тягу. Бывали периоды, когда он не мог закончить ни одной молитвы… даже едва мог начать: слова ее были для него слишком огромны. Но проходили дни, многое становилось привычным, и даже это Эмилио ощущал как подарок. У него здесь было все. Работа, друзья, истинная радость. Временами он плакал от осознания этого, а благодарность теснила грудь.
      Самые простые вещи наполняли его блаженством. Вот как сейчас: он сидел с Софией и Аскамой внутри хам/ши-дерева, на равнине, где они могли без помех работать днем, пока другие спали. - Чайпас показала им, как сотворить чудесное, продуваемое ветром убежище, просто прорезав коридор к естественной полянке внутри деревьев. Взрослые растения имели в диаметре пятнадцать-двадцать футов и состояли из тридцати-сорока стеблей, росших кустом и вздымавшихся к зонту из листьев. Лиственный навес был настолько плотным, что к центру дерева мог пробиться только самый сильный ливень, а внутренние стебли естественным образом отмирали, оставляя снаружи круг из живых стволов. Все, что требовалось сделать, - это слегка прибраться в центре и принести сюда подушки или подвесить гамаки к ветвям, простиравшимся над головой.