А.Пумпур
      Лачплесис
      Латышский народный герой
      Перевевод с латышского Владимира Державина
      СОДЕРЖАНИЕ
      Введение
      СКАЗАНИЕ ПЕРВОЕ
      Собрание богов
      СКАЗАНИЕ ВТОРОЕ
      Первый героический подвиг Лачплесиса. - Лачплесис отправляется в замок Буртниексов. - Дочь Айзкрауклиса. - Чортова яма. Стабурадзе и ее дочка. Кокнесис.
      СКАЗАНИЕ ТРЕТЬЕ
      Кангарс и Дитрих. - Великан Калапуйсис. - Война с эстами. - Утонувший замок Буртниексов. - Легенды и поучения в свитках Буртниексого замка. - Ночь Велей. - Лаймдота исчезла.
      СКАЗАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      Каупо у святого отца в Риме. - Основание Риги. - Лаймдота в монастыре. - Бегство Кокнесиса и Лаймдоты из монастыря. - Лачплесис в Северном море. - Дочь зимы. - Псоглавцы. - Край Земли. - Алмазная гора. Зачарованный остров в море.
      СКАЗАНИЕ ПЯТОЕ
      В море, на зачарованном острове. - Трое йодсов. - Старая ведьма. Спидала. - Лаймдота и Кокнесис. - Встреча и счастливое возвращение на родину.
      СКАЗАНИЕ ШЕСТОЕ
      Праздник Лиго, ночь Лиго. - Собрание вождей. - Лачплесис с товарищами на собрании. - Свадьба. - Война с немецкими рыцарями. - Лачплесис в Лиелвардэ. - Кангарс и Дитрих. - Предатели. - Смерть Лачплесиса. - Конец.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      ПРЕДИСЛОВИЕ
      Андрей Пумпур, автор эпической поэмы "Лачплесис", родился в Латвии в 1841 году в семье безземельного крестьянина Лиелъюмправской волости. Окончив приходское училище, Андрей Пумпур, не имея средств для дальнейшего образования, вынужден был работать в хозяйстве отца, ходить на барщину в баронское имение, пока не получил место помощника землемера. В своих скитаниях с землемерами он встречается с латышской передовой демократической интеллигенцией, многие представители которой были деятелями так называемого периода "национального пробуждения". Эти встречи определили воззрения молодого поэта.
      В Латвии Андрею Пумпуру не удается обеспечить себе сколько-нибудь сносного существования, и он уезжает в Россию. В Москве, по совету своих друзей, он вместе с отрядом русских добровольцев отправляется в Сербию, где участвует в сербской освободительной войне. После окончания войны Пумпур уже на всю жизнь остается в рядах русской армии.
      В 1880 году Пумпур в чине штабс-капитана возвращается на родину, служит в интендантстве. По роду своей службы он много путешествовал по России, побывал также в Китае, плавал в Тихом и Индийском океанах. Скитальческая, многотрудная жизнь отразилась на его здоровье, и он после тяжелой болезни умирает в 1902 году.
      Время, когда жил и творил Пумпур, совпадает в истории латышской литературы с периодом "национального пробуждения". То были 60-80-е годы прошлого столетия. В то время бывшие латышские крепостные и оброчные крестьяне в сравнительно широких размерах, хотя и по дорогой цене, приобретают "свой уголок земли". В Латвии начался новый этап экономического и культурного развития. К этому периоду можно отнести замечательные слова товарища Сталина из его работы "Марксизм и национальный вопрос": "Ворвавшийся в спокойную жизнь оттесненных национальностей капитализм взбудораживает последние и приводит их в движение. Развитие прессы и театра, деятельность рейхсрата (в Австрии) и Думы (в России) способствуют усилению "национальных чувств". Народившаяся интеллигенция проникается "национальной идеей" и действует в этом же направлении ..." (И. Сталин. Сочинения, том II, стр. 304).
      Деятели периода национального пробуждения в Латвии и были теми людьми, которые будили в народе национальные чувства. Обращаясь к историческому прошлому, они искали там подтверждение неопровержимых прав латышского народа на самостоятельное национальное существование, что получило свое отображение в литературе того периода. Это движение нанесло первый внушительный удар по распространенному немецкими лжеисториками взгляду, что культура в Латвию пришла только вместе с ганзейскими купцами, орденом меченосцев и полчищами немецких псов-рыцарей. Целью деятелей периода национального пробуждения было доказать, что латышский народ существовал и жил своей счастливой жизнью задолго до появления немецких "просветителей", что он их не приглашал и не ждал и только после тяжелой неравной борьбы был вынужден уступить силе и подпал под немецкое иго, тяготевшее над ним затем семь столетий.
      В исторической аргументации деятелей периода национального пробуждения преобладает романтизм, в ней много необоснованных утверждений, много явного вымысла. Все это так. Но все же литературу того времени нельзя расценивать по одному лишь фактическому материалу, собранному в ней. Необходимо также оценивать те чувства и настроения, которые сумели возбудить в народе поэты того периода, призывавшие на борьбу против всего баронского, немецкого. В этом смысле Андрею Пумпуру с его эпической поэмой "Лачплесис" принадлежит среди них первое место.
      В основу своего произведения Пумпур положил сказание, слышанное им в Лиелъюмправской волости и известное также в других местностях Латвии. Герой сказания - богатырь с медвежьими ушами, свершающий ряд необычайных подвигов в борьбе со всевозможными темными силами, закабаляющими латышскую землю, но, в конце концов, гибнущий в битве с хитрым и подлым черным рыцарем. Легенда эта повторяется в различных вариантах, подчас варьируется и имя героя, но по существу он остается тем же Лачплесисом, сыном медведицы, сильным и смелым народным героем. Воплотив это великолепное поэтическое народное сказание в своем "Лачплесисе", А. Пумпур в подзаголовке назвал его народным эпосом, воссозданным по народным сказаниям. Этим подзаголовком А. Пумпур хотел подчеркнуть ту мысль, что его произведение всеми своими корнями уходит в народное творчество, что он лишь соединил воедино и привел в стройность то, что уже существовало в народе. И это, конечно, правильно. "Лачплесис" А. Пумпура глубоко народен - он народен по своим истокам, он народен и тем, что всем существом своим перекликается с вековыми мечтами, чаяниями, думами латышского народа.
      До тех пор пока "Лачплесис" был известен только по искалеченному царской цензурой и буржуазными издателями тексту, могло сложиться впечатление, что в поэме нет ничего кроме легендарной борьбы латышского силача со всякой нечистью, с целью заслужить руку знатной девицы. Недавно найденный экземпляр поэмы, отредактированный самим Пумпуром, позволяет нам дать совсем иную оценку этому произведению.
      Пумпур среди деятелей периода национального пробуждения был самым пылким и ясным мыслителем. Как офицер русской армии он большую часть своей жизни провел вне Латвии, в тогдашней России, хорошо изучил русскую культуру. Он несомненно хорошо знал русский народный эпос, былины и в первую очередь "Слово о полку Игореве", которое к тому времени было переведено на латышский язык и могло стать одним из факторов, способствовавших созданию и его эпической поэмы. Среди представителей латышской демократической интеллигенции Пумпур одним из первых постиг родственную связь своего народа со славянскими народами и словно бы предвидел грядущую совместную решительную борьбу против векового врага. Ясно говорит он об этом в своих письмах.
      В поэме "Лачплесис" Пумпур в ярких, полных жгучей ненависти словах клеймит свору немецких псов и палачей народа Именно эти строки поэмы, направленные против немецких колонизаторов, а также места, в которых более всего сказался свободолюбивый дух поэта, были изъяты царской цензурой и скрыты буржуазными издателями В настоящем издании воспроизведены все ранее изъятые места
      Заключительные строки поэмы звучат как пророчество легендарный Лачплесис схватился в единоборстве с врагом латышского народа - черным рыцарем. Оба низвергаются в пучину Даугавы Но народ не верит, что его герой, восставший против немцев, погиб В поэме говорится, что еще доныне лодочники в полуночный час видят два борющихся призрака, - то Лачплесис продолжает бороться с черным рыцарем Они подступают к обрыву и оба обрушиваются в волны Но настанет время, говорится в поэме, когда Лачплесис утопит врага в омуте, "и народ тогда воспрянет к новым дням, свободным дням" Это время наступило теперь, ибо латышскому Лачплесису утопить черного рыцаря помог великий братский русский народ
      Латышские буржуазные литературоведы характеризовали "Лачплесиса" исключительно как образец романтики Более глубокого содержания поэмы они не хотели видеть Под силу это оказалось революционному народному поэту Райнису, который, по новому озвучив старую песнь, до конца развил поднятую Пумпуром тему в своей пьесе "Огонь и Ночь", показав все идейное богатство, скрытое в произведении поэта периода национального пробуждения Вполне понятно, почему именно теперь, в советское время, "Лачплесис" Пумпура выходит в новом издании с полным текстом на латышском языке и одновременно - в русском переводе В этой поэме еще лет шестьдесят тому назад прозвучали мечты об освобождении латышского народа, стремление к свободе, к расцвету национальной культуры - к тому, что ныне стало действительностью.
      АНДРЕЙ УПИТ
      ЛАЧПЛЕСИС. СКАЗАНИЕ ПЕРВОЕ
      В своде небесном лазурном,
      В сказочном Перконса1 замке,
      Где вечный свет пребывает,
      Где радость царит и веселье,
      Балтии боги собрались
      Слушать властителя Судеб2,
      Кто дни удач и несчастий
      Дарует народам и людям.
      Перконса серые кони
      В сёдлах у замка стояли.
      Сквозь сёдла заря алела,
      В уздечках солнце сверкало.
      Патримпса3-бога коляска
      Из золотистых колосьев,
      Спицы из спелой соломы,
      Жёлты, как воск, его кони.
      Паколса4 чёрные кони
      Впряжены в санки из кости,
      Из рёбер - полозья и перед,
      Оглобли - из кости берцовой.
      Антримпса5 бурые кони
      Влажной горят чешуёю,
      Из раковин драгоценных
      Сиденье в его колеснице.
      Лиго6 и Пушкайтис7 - оба,
      Сидя в цветочных колясках,
      На быстрых конях крылатых
      Летели сквозь радуг ворота.
      Всех небожителей дети
      К замку примчались верхами;
      У них - золочёные сёдла,
      Алмазы горят на уздечках.
      Аустра, и Лайма, и Тикла,
      Светлые дочери солнца,
      В колясках из роз багряных
      Неслись на сияющих конях.
      Юные дочери солнца
      Вожжи держали златые.
      Сыпались из-под колёс их
      Влажно-сребристые блёски.
      Судеб отец седовласый
      Сидел на троне алмазном;
      Направо - Перконс и Патримпс,
      Налево - Паколс и Антримпс.
      Пушкайтис дальше и Лиго,
      И небожителей дети,
      Аустра и Лайма и Тикла8,
      И светлые дочери солнца.
      С большими богами и малых
      Множество там восседало:
      Сюда все добрые духи
      Могли собираться, чтоб слушать.
      Судеб отец седовласый
      С алмазного трона поднялся,
      В мрачных словах возвестил он
      Собранью о том, что случилось:
      "Чудо свершилось в Завечности!
      Девушка Свет породила,
      Дивный сын бога явился
      В день, что судьбою назначен.
      Мудро, прекрасно учил он
      Смертных познанию бога,
      Как жить им в правде, - бессмертным
      Подобясь величием духа.
      Злые восстали,- и смерти
      Предали этого бога;
      Но пекло не удержало
      Его в своей власти ужасной.
      Вышел могучий из пекла,
      На небо в славе вознёсся.
      Имя его вам известно:
      В подлунном зовётся он Кристус9.
      Доброе - вскоре - ученье
      Приняли мира народы.
      Но злые в новом ученьи
      Все доброе в зло обернули.
      Судьбы решили, что будет
      В Балтии10 новая вера.
      Но могут старые боги
      Над волею смертных владычить".
      Перконс поднялся и молвил:
      "Даже мы - боги - не властны
      Противиться судеб веленью.
      Но клятвенно я обещаю
      Хранить народ мой латышский.
      Слушайте, что я скажу вам:
      Христово ученье не ново,
      Возникло оно на востоке.
      Но веры носители этой
      Умысел тайный имеют
      Забрать балтийские земли
      И в рабство народ мой повергнуть.
      Я на пришельцев восстану,
      Не уступлю ненавистным!
      Как я раскалывал скалы,
      Дубы разбивал вековые,
      Так я в грядущем повсюду
      Молниями и громами
      Всех сокрушу, кто народ мой
      Начнет утеснять и бездолить.
      Я на балтийские нивы
      Дождик пошлю благодатный,
      Днем - ветер свежий навею,
      А ночью затеплю звезды
      Всюду всегда неотлучен
      Буду с народом в природе,
      Пусть он мой голос слышит,
      Пусть мое имя помнит!
      Всем вам велю я примеру
      Этому следовать твердо
      Каждый пусть так и знает
      И к делу это приложит".
      Патримпс поднялся и молвил:
      "Балтия - край урожайный
      Но дам лишь одним латышам я
      Под осень колосья златые.
      Пусть урожаем богатым
      Дарят их Балтии нивы,
      Ну, а враги свои сохи
      Пусть о пни поломают!"
      Антримпс поднялся и молвил:
      "В море янтарном Балтийском11,
      Где ветры Севера дуют,
      Где волны о скалы дробятся,
      Я корабли чужеземцев
      Стану топить неустанно,
      Пока от вражеских вёсел
      Балтии волн не очищу!"
      Паколс поднялся и молвил:
      "В пекле есть место незваным,
      Но души героев наших
      Будут над Балтией реять
      В сполохах ярких - и страхом
      Оледенять чужеземцев,
      А приходя в "Ночь умерших"12,
      Благословлять своих внуков!"
      Когда же клятву такую
      Перконсу дали все боги,
      Встала прекрасная Лиго
      И так говорила собранью:
      "Я средь богов почитаюсь
      В народе богинею младшей,
      Но судьбы предуказали
      И мне не последнее место:
      В сердце народном храню я
      Песни дар драгоценный,
      Сладко тревожа душу
      И радостью и печалью.
      И вечно жить будет имя
      Лиго в латышском народе.
      И если старые боги
      Забудутся через столетья,
      Всё же в песнях прекрасных
      Будете вы прославляться,
      Перконс и Лайма и Тикла,
      И светлые дочери солнца.
      Все имена эти в песнях
      Вновь оживут и воспрянут,
      Душу народа разбудят,
      В бой поведут за свободу".
      Кончилось сходбище вечных,
      Боги к домам собирались,
      Тут Стабурадзе явилась
      И слова себе просила.
      Молвила: "Из дому шла я
      Поведать совету бессмертных
      О том, что со мною у древних
      Омута врат приключилось.
      Пряла туманы я, сидя
      На Стабурагском утёсе13.
      Уж быстрое веретёнце
      Всю пряжу мою намотало.
      Петь петухам было время.
      Вдруг вижу двух ведьм, высоко
      Над Даугавою14 летящих
      Верхом на колодах корявых.
      Тут обе ведьмы внезапно
      На одну колоду уселись,
      Другую бросили в омут
      И быстро обе умчались.
      Я разузнать захотела,
      Зачем они так поступили,
      В омут на дно опустилась,
      К себе притащила колоду,
      И удивилась, увидя,
      В дупле дубовой колоды
      Юношу прелести дивной.
      Лежал он без чувств, недвижимо.
      На руки взяв, отнесла я
      Юношу в замок хрустальный.
      Переодев, положила
      На ложе из раковин чудных.
      В юноше признаки жизни
      Приметив едва, я помчалась
      К тебе, о Перконс могучий,
      А ты укажи, что мне делать.
      Знаю, что в омут упавший
      Смертный становится камнем;
      Из тех камней вырастает
      Мой Стабурагс выше и выше.
      Юношу в мир я могла бы
      Вывесть чрез замка ворота,
      Но там окуют его чары
      И станет он камнем навеки.
      Думаю, было бы лучше,
      Чтоб у меня он остался
      В моём хрустальном чертоге
      И там бы зажил счастливо".
      Выслушав Стабурадзе вести,
      Крикнула строгая Тикла:
      "Верно тебе надоело,
      Стабрадзе, плакать о милом,
      Устала ты мёртвые скалы
      Века орошать слезами.
      Сын человеческий нужен
      Тебе для любовной утехи".
      Стабрадзе так и зарделась,
      Выслушав Тиклы упрёки.
      "Нет, Строгая, не затем я
      Спасти его захотела!
      Ныне, я знаю, всё в мире
      Стало иным, чем бывало;
      Благословенный богами
      В бой с тёмными силами вышел!"
      В распрю их Лайма вмешалась:
      "Судьбами я управляю
      И я сама позабочусь,
      Что мне для юноши сделать!"
      "Женщины, спор прекратите!"
      Перконс всердцах им воскликнул.
      "Юноша этот прекрасный
      Назначен для цели высокой.
      Ведьмы забросили в омут
      Лачплесиса молодого.
      Стабурадзе, спасибо!
      Ты доброе сделала дело.
      К гостю домой возвращайся,
      Уход ему нужен и отдых;
      Потом, не боясь превращений,
      Веди его сквозь ворота.
      Лайма, ты позаботься,
      Чтоб он невредимым остался,
      Покуда своё назначенье
      Великое он не исполнит".
      Тут завершилось собранье,
      Разъехались Балтии боги.
      Вместе их вновь соберёт ли
      Судеб извечный властитель?
      ЛАЧПЛЕСИС. СКАЗАНИЕ ВТОРОЕ
      В землях балтийских, в древнее время,
      Где льётся Даугава в русле узорном,
      Где новь под лён и ячмень выжигали
      В счастье латышский народ жил, в довольстве.
      Там, где под брегом пенится Кегум15,
      Где Румба, в Даугаву шумно впадая,
      Ущелья в скалах прогрызла глубоко,
      Высился славных Лиелвардов замок.
      В сказочный яркий день это было,
      Когда на земле улыбается Зиедонс16,
      Повсюду очнувшись от зимней спячки,
      Весёлые звери резвятся на воле.
      Юношей, девушек смех, ликованье
      Утром сливаются с пением птичьим,
      Радостью жизни сердца их трепещут
      Бурно, привольно в Зиедонса пору.
      Лиелварды куниг17 с юношей-сыном
      В поле гулял, тёплым днём утешаясь.
      Шёл восемнадцатый год его сыну,
      Наследнику почтённого рода,
      И поучал молодого старый
      Как близко боги себя нам являют
      В могучих силах, в щедротах природы,
      В долах, лесах, в небесах и на водах.
      Так, говоря, потихоньку добрались
      Они до опушки тенистого леса.
      Уселся старый, усталость почуяв,
      На мураве под раскидистым дубом.
      Выбежал вдруг медведь из дубравы,
      На старца бросился с рёвом сердитым,
      Поздно уж было тому защищаться,
      Смерть свою видел он пред глазами.
      Но подбежал к ним юноша быстро,
      Отважно он разъярённого зверя
      Схватил за челюсти пасти раскрытой
      И разорвал его, словно козлёнка.
      Видя, какая дивная сила
      Таилась в юноше, куниг воскликнул:
      "И впрямь ты избранным витязем станешь,
      Как про тебя напророчено было!
      Лет восемнадцать с тех пор миновало...
      К берегу нашему чёлн причалил.
      Вышел оттуда старец почтенный
      Бережно нёс на руках он ребёнка.
      Юной походкой направился к замку
      И мне судьбы объявил повеленье,
      Что должен этого мальчика взять я
      И воспитать, словно сына родного.
      Вайделот18 был мой гость благодатный.
      Сказывал он, что в лесу был им найден
      Малютка этот, кормящийся мирно
      Грудью молочной медведицы дикой.
      Сказывал он, что волей бессмертных
      Ребёнок станет героем народным,
      Чьё имя ужас посеет повсюду
      Средь супостатов народа родного".
      "Мощные духи с Запада встали,
      Молвил он, - Перконса власть ненавидя,
      Чёрные демоны в шлемах рогатых
      Точат мечи, угрожая Востоку.
      Боги сразятся. Выживут боги!
      А наш народ потеряет свободу,
      Полягут славные витязи наши
      В бранях неравных с врагом чужеземным.
      Вайделем бывши, прожил я долго,
      У Кривса - в Рамовой19 роще священной,
      Много вестей и отрадных и скорбных
      Я приносил и вождям и народу.
      Ныне с последней горестной вестью
      К тебе я пришёл, Лиелварды куниг!
      И не было ни одну тяжелее
      Мне возвещать на веку моём долгом.
      Но не печалься, славный в народе!
      Пройдут столетья,- народ наш проснётся
      И вновь свободу себе завоюет,
      Подвиги предков своих вспоминая.
      Судьбы решили: я не увижу
      Ярма на шее народа родного.
      Садится солнце, меня призывает,
      Балтии солнце златое заходит".
      "Высказав это, он в чёлн свой уселся
      И вдаль умчался вниз по теченью.
      В глубоких думах, взволнованный сердцем,
      Вслед ему с берега долго глядел я.
      Глухо гремел в отдалении Кегум.
      И чёлн швыряли свирепые волны;
      Лучи последние солнца померкли,
      Скрылись и чёлн и пловец за стремниной...
      Канули в вечность быстрые годы,
      Исполнил я свято судеб веленье.
      Прекрасным юношей вырос младенец,
      Вайделем данный мне. Ты - этот юноша!
      "Лачплесис"20 будешь ты зваться отныне
      О дне великом сегодняшнем в память,
      Когда отца от погибели спас ты,
      Когда свершил ты первый свой подвиг.
      Конь быстроногий в бранном убранстве
      И меч тяжёлый тебе подобают.
      Копьё и щит и блестящие шпоры,
      И кунью шапку в цветах21 дам тебе я.
      Так, снаряжённый, в путь отправляйся
      К нашему славному Буртниекса22 замку,
      К доброму другу лет моих юных,
      К старому кунигу в Буртниекса замке.
      Ты ему кланяйся! Ты ему молви,
      Что, дескать, Лиелварда ты наследник,
      Что ты отцом сюда послан учиться
      Разуму в школе премудрости древней.
      Буртниекс любовно там тебя примет,
      Откроет он сундуки пред тобою;
      Где наши древние свитки хранятся,
      Вести в них есть о судьбе сокровенной.
      Древние свитки правде научат,
      Восточных стран расскажут преданья,
      Споют про наших латышских героев,
      Вечного неба раскроют глубины.
      Ты, семилетье там пребывая,
      Обогатишь свой разум наукой,
      Как войны надо вести, ты узнаешь,
      Как побеждать супостата в сраженьи".
      Убран, оседлан конь на рассвете
      Стоял у двери высокого замка,
      Тяжким мечом опоясался Лачплесис,
      Принял свой щит и копьё боевое.
      Куньего меха шапку надел он
      И, перед старым отцом своим вставши,
      Молвил ему: "Да хранят тебя боги!"
      Было коротким, сердечным прощанье.
      "Лиелвардов племя славно в народе,
      Сыну отец говорил, поучая.
      Героями наши прадеды были,
      Никто о них слова дурного не скажет.
      Лачплесис, сын мой, эту же участь
      Вершитель судеб тебе уготовил,
      К великой цели стремись неуклонно,
      Боги тебя охранят и поддержат.
      Мира соблазны юношей губят,
      Но сами они в том бывают повинны:
      Живи не так, чтоб тебя поучали
      А так, чтоб ходили к тебе за советом.
      Ведать всю правду - трудное дело,
      Но высказать правду ещё труднее.
      Кто эти трудности преодолеет
      Всех выше будет великой душою.
      Чти неизменно обычай народа.
      Храни ревниво отцовскую веру.
      Только льстецов крестоносных не слушай,
      Помни - они ненавидят свободу,
      Одною корыстью их души живы,
      С именем бога в устах выбирают
      Они себе жертву - приблизятся тайно
      И адским смертельным зельем отравят.
      В вольной отчизне вольный народ наш
      Досель владык наследных не знает,
      Он сам военных вождей выбирает,
      Мудрых старейшин - в мирное время,
      Лучших венчая этою честью,
      Тех, кто добыл уваженье народа,
      Славнейших мужей народ выбирает,
      Славу поёт им в песнях прекрасных".
      Серьёзно выслушал Лачплесис старца.
      От этих слов вдохновенно сердечных
      Мужеством сердце его наполнялось.
      Чуял: растут в нём дивные силы.
      Обнял отца, пожал ему руку.
      Блюсти поклялся отцовы заветы.
      Прыгнул в седло он, шапку приподнял,
      Щитом помахал отцу и умчался.
      Аизкрауклис23 за столом в своем замке
      Сидел угрюмый, в думах глубоких.
      Спидала24, старца юная дочка,
      Перебирала бусы и кольца.
      Дивной красою дева блистала,
      Так и горели тёмные очи.
      Всё ж ей той нежной красы нехватало,
      Что привлекает юноши сердце:
      Скоро обманут знойные очи,
      Опасное дело смотреться в такие.
      "Спидала,- старый дочку окликнул,
      Голову медленно приподымая,
      Всё собираюсь спросить у тебя я,
      Где ты взяла ожерелья и кольца,
      Которые ты надевать полюбила?"
      Вспыхнула Спидала, разом смутилась,
      Этот вопрос ей был неожидан.
      Но отвечала отцу она быстро:
      "Всё это дарит мне старая кума25,
      В гости к нам ходит она. У ней дома
      Много сокровищ в ларцах золочёных".
      "Доченька,- тихо старец промолвил,
      Я тебе, милая, не позволяю
      Впредь принимать от старухи подарки.
      Люди толкуют, что старая кума
      Ведьма и пукиса26 в дом свой пускает,
      Кормит его человечьим мясом.
      Всяким добром ее Пукис дарит,
      Все украшенья у ней колдовские;
      Дочке моей их носить не пристало".
      Спидала быстро к окну обернулась,
      Спрятав свои заалевшие щёки,
      Словно не слыша отцовское слово,
      Речи такие к нему обратила:
      "Гость у нас будет, видно, сегодня.
      Вот этот воин, что едет к воротам!"
      Айзкраукла замок стоял одиноко
      Вдали от Даугавы, в чаще дремучей27.
      Были медведи - замка соседи,
      Волки и филины выли ночами.
      К замку вели потаённые тропы,
      Путники редко туда заходили.
      Вот почему удивилася дева,
      Всадника видя, что, из лесу выехав,
      Прямо к их замку коня направляет.
      Айзкрауклис тоже встал у оконца,
      Гостя нежданного видеть желая.
      Въехав во двор, осадил коня Лачплесис.
      Вежливо витязь им поклонился;
      Сказывал он, что, в дороге замешкав,
      Просит теперь у соседа ночлега.
      Вышел хозяин гостю навстречу,
      Молвил, что рад он в дому своём видеть
      Славного кунига Лиелварды сына.
      Лачплесис, ловко с коня соскочивши,
      Старца приветствовал, как подобает,
      Коня усталого отрокам отдал,
      Вошёл с хозяином в горницу замка.
      И только Спидалу он увидел,
      Будто мороз пробежал по коже.
      Красы такой никогда не видал он.
      Смело глядели Спидалы очи,
      Пламя пылало в них колдовское.
      Витязю руку она протянула,
      Молвила: "Здравствуй, воин прекрасный!
      Знаю я, что ты будешь героем".
      Спуталась речь от смущенья у гостя.
      Дева, с улыбкою, ловко и быстро
      Гибкою змейкой пред ним повернувшись,
      Смело ему в глаза поглядела.
      И только тут разглядел её витязь,
      Стан её стройный, наряд драгоценный.
      Девушки облик необычайный
      Витязя ошеломил молодого.
      Когда ж старик, наконец, своей дочке
      Ужин хороший велел приготовить,
      Спидала вышла. И юному гостю
      Сразу на сердце стало полегче.
      И за столом он беседовал весело,
      Спидале отвечал без стесненья,
      С нею беседуя, он не смущался,
      Вспомнил он все наставленья отцовы.
      И не боялся тех стрел горючих,
      Как ни метали их Спидалы очи.
      Ночь приближалась. Полна беспокойства,
      Огненноокая Спидала встала,
      Молвила, что она привыкла
      Ложиться до наступленья полночи.
      Верно и гость утомился в дороге,
      Спальню ему она тотчас укажет.
      Тут пожелав старику доброй ночи,
      Следом за девой направился витязь.
      И в отдалённые замка покои,
      Она привела его в опочивальню,
      Молвя: "Герой, разорвавший медведя,
      Спать будешь, как у богинь на коленях".
      Лачплесис был изумлён несказанно:
      Постель стояла пышным сугробом,
      Простыни были белее снега,
      А покрывало - краснее крови.
      Благоуханье по горнице веяло,
      Голову юноше сладко дурманя.
      Спидала столь несказанно прекрасной,
      Столь чародейно прелестной казалась,
      Что, позабыв наставленья отцовы,
      Лачплесис руки в пылу протянул к ней.
      Тень пронеслась за окном темносиним...
      Девушка, словно виденье, исчезла...
      Полночью полчища звёзд пламенели,
      Месяц катился над лесом дремучим,
      Бледным сребром затопляя долины.
      В горнице душной дышать стало нечем,
      Витязь окно распахнул, и холодный
      Воздух полуночи жадно впивал он.
      Тут показалось ему - будто тени
      К небу взлетели под полной луною.
      "Черти и ведьмы гуляют, наверно,
      В полночь, делами тьмы занимаясь...
      Лачплесис думал: - И как же так быстро
      Спидала, словно растаяв, исчезла?"
      Старому Айзкрауклу утром сказал он:
      "Здесь хорошо у вас в замке, хозяин,
      Я бы хотел погостить недельку
      В замке большом дорогого соседа".
      Айзкраукл гостя радушно приветил
      И пригласил отдыхать сколько хочет.
      Спидала вечером тихо сказала:
      "Горницу гость наш сам уже знает.
      Спать может лечь он, как только захочет.
      Крепко заснуть я ему пожелаю!"
      Лачплесис, всем пожелав доброй ночи,
      Вскоре ушёл в свою опочивальню.
      Но не уснул он. Вышел тихонько,
      В тёмном углу на дворе притаился
      И стал он смотреть (никем не замечен),
      Кто это ночью бродит у замка?..
      В полночь без скрипа дверь отворилась.
      Спидала вышла неслышно из двери.
      В чёрном была она одеяньи,
      А на ногах золочёные туфли,
      Волнистые косы распущены были,
      Тёмные очи сияли, как свечи.
      Длинные брови земли доставали.