Открытие Вселенной - прошлое, настоящее, будущее

      Есть, конечно, и любопытная специфика. Скажем, древние японцы отвергали идею первичного хаоса, мир начинается у них не с действия антропоморфного творца, а с самозарождения некоего элементарного порядка. Первичные боги - ками, возникающие одновременно, весьма абстрактны, только последующие поколения ками олицетворяют конкретные стихии.
      Для западных индонезийцев характерно представление о первичности верхнего и нижнего миров в трехслойной картине мироздания. Средний, то есть земной, мир возникает в борьбе богов неба и океана.
      Древние чеченцы и ингуши считали первичной плоскую безводную и безжизненную Землю, которую оплодотворила огромная белая птица.
      У южноамериканских индейцев тоба первичны небо и земля, но сначала они расположены наоборот. Обычный мир появляется благодаря тому, что небо и земля меняются местами.
      Такого рода моментов можно отыскать немало. Интересны, однако, не только различия в теоретических, так сказать, взглядах, но и в астрономической практике.
      Общеизвестна, например, тесная связь монументальных сооружений древности с результатами многовековых астрономических наблюдений.
      Пирамида Хеопса - гигант высотой почти 147 метров, построенный из 2,3 млн. каменных блоков общим весом более 5,8 млн. тонн,- имеет туннель, строго ориентированный по первому ежегодному восходу Сириуса. Взгляд знаменитого Сфинкса из Гизы направлен на восход Солнца в первый весенний день, а ось между луксорскими храмами Амона-Ра и Ра-Гарахты смотрит прямо в точку восхода Солнца в день зимнего солнцестояния.
      В 15 городах майа на пирамидах есть специальные площадки с системами трех священных столбов. Для наблюдателя в определенной точке площадки эти столбы фиксируют направления на точки восхода Солнца в дни равноденствий, летнего и зимнего солнцестояний. Аналогичная система встречается и у инков.
      Во всех этих случаях сооружения играют роль огромных астрономических приборов. Нужно полагать, их создателям потребовался очень солидный запас наблюдений, чтобы выполнить работу как следует.
      Один только факт строительства пирамиды Хеопса или шумерских зиккуратов в начале 3 тысячелетия до н. э. указывает на то, что систематическая наблюдательная практика древних египтян и месопотамцев должна уходить корнями в гораздо более ранние времена, видимо, предшествующие городской цивилизации.
      Взаимодействие строительства и астрономии в древнейшие времена земледельческих культур задолго до образования крупных государств воистину глубокая проблема. Чем вызывались крайне трудоемкие постройки, требующие усилий больших человеческих коллективов при самой примитивной технике,- чисто культовыми соображениями или необходимостью долговременной фиксации суммы астрономических знаний? Или здесь осуществлялся какой-то сложный синтез обеих этих целей?
      Оставляя пока в стороне недостаточно проверенные гипотезы (типа соответствия расположения знаменитых статуй острова Пасхи форме созвездий), обратимся к факторам, существенно повлиявшим на наши историко-научные представления.
      Речь пойдет о так называемых мегалитических сооружениях.
      Давным-давно археологи столкнулись с обилием огромных камней (мегалитов) на территории Европы, особенно в северо-западной ее части. Камни со следами обработки использовались для создания крупных могильников и площадок более или менее понятного ритуального назначения. Однако в последние десятилетия окончательно выяснились и другие функции многих из них - астрономические.
      Древнейшая постройка этого рода - Нью-Грейнджский коридорный могильник в полусотне километров от ирландской столицы Дублина. За 3300 лет до нашей эры люди уложили около 200 тыс. тонн камня, отдавая должное памяти предков, однако в конструкции могильника реализовано и кое-что другое. Оказалось, что именно в дни зимнего солнцестояния лучи, пробиваясь сквозь специальное "слуховое окошко", освещают длинный коридор и должны попадать даже на заднюю стенку погребальной камеры.
      Только на Британских островах расположены сотни мегалитических объектов, подозрительных в плане их астрономической эксплуатации. Самый известный из них - Стоунхендж (буквально "каменный сарай") в графстве Уилтшир неподалеку от города Солсбери.
      Начало строительства этой уникальной обсерватории каменного века относят к 2800 году до н. э., то есть в смысле древности он вполне выдерживает конкуренцию с пирамидами и башнями средиземноморских цивилизаций. Стоунхендж возводился более тысячелетия*, и современная археология выделяет 3 основных этапа этой работы. Первый этап - сооружение земляного вала (шириной 6 м, высотой - 1,8 м) и рва кольцеобразной формы. Диаметр этого древнейшего кольца - 97,5 м. На втором этапе, который относят примерно к 2100 году до н. э., внутри старого вала появилось так называемое сарсеновое кольцо диаметром около 30 м - оно составлено из обработанных глыб песчаника-сарсена, расположенных воротиками (два камня вертикально плюс горизонтальное перекрытие). Наконец на третьем этапе - к 1600 году до н. э.- уже за сарсеновыми камнями было создано кольцо голубых камней и подкова из пяти трилитов. Трилиты (три крупных камня в форме очень узких ворот) - самые массивные элементы Стоунхенджа, высота вертикальных камней превышает 5 метров, а вес доходит до 50 тонн. В центре подковы лежит так называемый Алтарный камень почти пятиметровой длины.
      *Джеральд Хокинс и Джон Уайт в своей книге "Разгадка тайны Стоунхенджа" полагают, что завершающий этап создания собственно обсерватории занял около трех веков, и оценивают Стоунхендж общей трудозатратой не менее полутора миллионов человеко-дней.
      Открытый конец подковы обращен к входу в Стоунхендж - десятиметровой прорези в старом вале, точнее, ориентирован на вертикально расположенный 6-метровый Пяточный камень (Менгир). Зная эту ориентацию, древний наблюдатель мог убедиться, что с центральной площадки он увидит восход Солнца в день летнего солнцестояния строго над Менгиром. Это обстоятельство было открыто еще Уильямом Стьюкли в 1740 году, и с тех пор Стоунхендж стал объектом пристального интереса. Впоследствии были найдены и многие другие выделенные направления. Оказалось, что в архитектуре Стоунхенджа как бы записаны точки восхода Луны и Солнца для всех четырех времен года. Возможно, ряд простых операций позволял превращать этот гигантский каменный календарь в своеобразную вычислительную машину для предсказания солнечных и лунных затмений.
      В целом проблема обсерваторий каменного века таит в себе еще немалое число загадок. Мы как-то привыкли к тому, что древнейшая астрономия вышла из лона имперских цивилизаций Древнего Востока, и не слишком ясно представляем себе, чего могли достичь в этом отношении земледельческие племена, не обладающие развитой государственностью и письменностью. Разумеется, их астрономические взгляды, основанные на более примитивной социальной и хозяйственной практике, могли быть не столь обширны, как в Древнем Египте или в Месопотамии. Но процесс создания календаря, неизбежный для каждой достаточно стабильной земледельческой культуры, должен был их затронуть, а такой процесс требовал формирования особой астрономической практики и специальных методов фиксации добытых знаний, особенно в условиях отсутствия письменности. Этим целям и служили мегалитические обсерватории-календари.
      Интерес к данной проблеме возрастает. Достаточно сказать, что издается специальный журнал "Археоастрономия", различные бюллетени и сборники, проводятся конференции. И надо надеяться, что в ближайшее время мы станем свидетелями новых открытий.
      Мегалитические обсерватории поставили перед археоастрономами очень глубокую задачу. Имеем ли мы дело с иными стартовыми вариантами цивилизации? Племена, которые одновременно с Египтом и шумерами рванулись к астрономическим знаниям, добились немалых успехов в строительстве. Что их остановило? Почему эти варианты к середине 2 тысячелетия до н. э. оказались нежизнеспособны и не привели к созданию чего-то самобытного и сопоставимого по масштабу с государствами Древнего Востока?
      А может быть, мы просто столкнулись с уровнем астрономической и строительной культуры, предшествующим тому, что происходило в Египте и Месопотамии 5000 лет назад? И под известными слоями древневосточных цивилизаций не должно ли скрываться нечто в духе мегалитических обсерваторий? Действительно, не на могильниках же почти полуторастометровой высоты в духе пирамиды Хеопса оттачивалось строительное искусство египтян, и вряд ли они учились астрономической ориентации, укладывая сразу миллионы гигантских каменных блоков...
      Решение этих проблем, несомненно, заставит нас пристальней всмотреться в композиции памятников ранних земледельческих культур в самых разных районах планеты.
      НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ И ПРОБЛЕМЫ
      Предыдущий раздел недаром был завершен сплошными вопросами. Хотелось подчеркнуть, что наши представления о древней астрономии находятся в не слишком удовлетворительном состоянии. Не столь уж и отдаленная эпоха каменных календарей, необходимых земледельческим обществам, то есть интервал от примерно 8 до 4 тысячелетия до н. э., выглядит весьма туманно.
      Разумеется, есть проблемы, не сводящиеся к рамкам неолита.
      Схема, по которой мы строили обсуждение древних взглядов на Вселенную, довольно проста и основана на предположении, что космологические идеи, скажем, австралийских аборигенов, неплохо воспроизводят нечто характерное для охотников и собирателей, обитавших повсеместно 15-20 тыс. лет назад. В этом подходе на основе изучения культур разного уровня социальной и хозяйственной организации можно выстроить эволюционную лесенку, вдоль которой видна и смена космологических представлений и вообще эволюции мышления.
      Однако стоит обратить внимание на иные возможности.
      Ныне люди Земли относятся к одному биологическому виду, но это не значит, что на планете не существовало иных очень близких видов. Современные скорее свидетельствует о том, что наши давние предки развивались в сильной конкуренции, и последние параллельные ветви исчезли лишь во времена появления Homo sapiens.
      Тем не менее, иногда слишком уверенно мы выстраиваем в линейку социальные организмы - от локальных охотничьих групп до атомно-электронных суперцивилизаций 20 века. На самом деле ситуация может быть намного сложней - не исключено, что некоторые реликтовые культуры развивались по особому пути и при благоприятных условиях их цивилизации не слишком напоминали бы изученные европейские и азиатские образцы. Конечно, контакты нивелируют многие особенности, приводят фактически к отбору социальных организмов, но в древности, когда объем контактов был невелик, многообразие могло играть гораздо большую роль.
      Я не уверен, что современный уровень исторических исследований достаточен для четкого выделения различных линий социальной эволюции, для реконструкции сколь-нибудь ясного облика несостоявшихся параллельных цивилизаций. Понятно, что сам образ цивилизации выглядит несколько по-разному относительно, скажем, Европы, Индии и Китая, но гораздо менее понятно, какого уровня эти различия, в чем их корни и главное последствия. Что сталось бы, например, с индейской Америкой, если бы там за должное число веков была бы освоена железная металлургия, открыт порох и изобретен телескоп, а Колумбу и иже с ним пришло бы в голову заниматься чем-нибудь попроще мореплавания? Или свершились бы там открытия, толкающие цивилизацию вообще не по пути быстрой технологической эволюции. Тут есть над чем задуматься...
      Пока же попробуем кратко подвести итоги нашего путешествия по очень давним временам и идеям. Видимо, вступление в эпоху земледельческих культур характеризует качественный сдвиг в мировосприятии. Магико-тотемическое мышление достигает своеобразного апогея, наделяя небо и светила максимумом магической силы. Но развивающаяся социальная иерархия тут же дает старт новому типу мышления - религиозному. За 4-5 тыс. лет, потребовавшихся для перехода к цивилизациям, религиозное мышление вбирает в себя лучший опыт предыдущего уровня и становится доминирующим. За этот период земледельцы должны были справиться с решением важнейшей задачи - созданием календаря. Нет сомнения, что к моменту возведения египетских пирамид или шумерских зиккуратов они имели хорошие сельскохозяйственные календари и обширные астрономические познания. Хотя европейские мегалиты и многому учат в этом отношении, трудно утверждать, что мы знаем все или даже большинство методов фиксации соответствующих знаний в дописьменный период. Однако трудно сомневаться в том, что регистрация и хранение календарно-астрономической информации стали сильнейшими стимулами в создании письменности.
      Вероятно, уже в первое тысячелетие существования цивилизаций более стабильные и благоустроенные условия наблюдения и облегчение регистрации данных позволили довести календари почти до предела точности, в которой нуждалась практика земледельческих циклов. Знание расположения созвездий, конечно, играло свою роль и в мореходстве, но в те времена мореходство преимущественно было прибрежным и вряд ли могло обеспечить заказ на значительное улучшение точности астрономических данных.
      Фактором, который подталкивал и ускорял развитие астрономии, становились астрологические проблемы. Религиозно-магическая сверхидея о "небесном руководстве" не только сельскохозяйственными работами, но всем земным миром, включая судьбы людей и царств, оказалась объективно полезной. В ее рамках греческая натурфилософия впервые сумела поставить задачу об отыскании универсального механизма небесных движений. Но об этом подробней пойдет речь в одном из разделов следующей главы.
      Здесь же будет полезно немного остановиться на завершении античного периода, когда философия как бы стала терять интерес к космическим проблемам, активно уходя в социально-этическую сферу. Это явление характерно для большей части эллинистической эпохи (после завоеваний Александра Македонского). Иногда вызывает удивление тот факт, что за огромный промежуток с 3 века до н. э. до 5 века н. э. в развитых эллинистических государствах, где ученые превосходно знали о достижениях греков и, казалось бы, имели условия для дальнейших шагов, не было сделано ни одного принципиально важного шага*. Особо любопытно в этой связи положение Рима, крупнейшей и самой мощной цивилизации поздней древности, которая дала немало поводов историкам науки позлословить относительно ее мизерного вклада в сокровищницу естественнонаучных знаний.
      *Не считая системы Птолемея, которая, впрочем, во всех принципиальных пунктах опиралась на достижения Гиппархова периода.
      Мы сталкиваемся здесь с одной из очень сложных историко-научных и общеисторических проблем и разумеется, ее нельзя решить походя. Можно только яснее очертить ее контуры и отметить ряд достаточно очевидных факторов.
      Мне кажется, что сама постановка проблемы во многом связана с неправомерным, хотя и весьма укоренившимся разделением прогресса в этико-социальном и научно-техническом направлениях. Эпоха позднего эллинизма как нельзя лучше подчеркивает это обстоятельство. И тут стоит обсудить положение немного подробней, поскольку эпоха выхода цивилизаций на космический уровень - то, что послужит предметом дискуссии в III части книги, делает такое деление вообще бессмысленным.
      Видимо, из всех великих достижений греческих мыслителей античности самым впечатляющим следует считать открытие социальных структур, точнее закладку первых камней в фундамент будущей социологии*. Демократические полисы оказались почти идеальной лабораторией для такого шага. Их масштаб в силу ряда факторов оказался превосходно приспособленным к деятельности личности. Человек мог не только свободно обсуждать свои политические идеи, но и при должной активности проводить их в жизнь. И это давало ему возможность впервые взглянуть на социальные силы, на весь механизм функционирования общества как на естественное явление - естественное в силу хотя бы того, что на него можно воздействовать. Ничего подобного нельзя было и вообразить в рамках первобытного общества или древневосточных деспотий. Вместо неведомой силы мана или богоподобного монарха открылось нечто поразительное - разумный и грамотный человек, честно и безбоязненно советуясь с подобными себе, может успешно направлять действия общества в целом.
      *Почти одновременно такой же процесс протекал в Индии и в Китае, но, разумеется, с иными представлениями и последствиями.
      История всех областей знания приводит немало примеров костров, изгнаний и прочих притеснений, впечатляюща и галерея великих еретиков от космических поисков. Но в области социальной ситуация неизмеримо трагичней.
      Социальный организм - совершенно особый объект в смысле изучения. Он реагирует на любую идею по поводу своего состояния в настоящем, прошлом и будущем, не говоря уж об экспериментальном подходе. Физикалистские мерки тут полностью отказывают. Атому безразлична сколь угодно вычурная атомная модель, велосипед безропотно встретит миллион проектов собственной реконструкции, но к социальному организму подойти на этой основе вовсе не просто. Он способен защищаться от реальной или мнимой опасности, причем теми средствами, которые несоизмеримы с ресурсами отдельной личности или очень малого коллектива. Только очень высокая стадия развития позволяет крупной социальной структуре самоосознаваться, то есть поощрять индивидуальную критику и проекты оптимальной эволюции.
      В этом плане не следует переоценивать уровень полисной демократии. Судьбы многих мыслителей (Аристотеля, Демокрита, Пифагора, Сократа, Анаксагора, Аристарха и других) демонстрируют довольно ограниченные рамки свободы слова*. Тот же Сократ, выдвинувший гениально простую идею о том, что обществом должны управлять люди, хоть немного разбирающиеся в этом искусстве, вынужден был выпить знаменитую чашу цикуты...
      *Между тем, именно судьбы ученых и мыслителей крупного масштаба исторически оказываются своеобразным зондом уровня развития, если угодно, разумности соответствующей цивилизации. В сущности, чем бы привлекли историка культуры Абдеры, не живи там Демокрит, завершивший жизнь самоубийством.
      Но познание такими средствами не остановишь, и вряд ли стоит удивляться тому, что греческие философы набросились на интереснейшую проблему поиска идеальных схем общественного устройства. Можно лишь восхищаться их подчас незаурядному мужеству.
      Очень важно, что в те времена социологией занимались крупнейшие натурфилософы, которые строили модели Вселенной и общества, еще не полностью отдавая отчет, в сколь трудную и опасную область втянуло их познавательное любопытство. Этим прославились Пифагор и Аристотель, но, пожалуй, самый замечательный баланс в социальных и естественных исследованиях был достигнут Платоном - наряду с красивейшей моделью космоса, он построил первую классификацию государств и даже предложил свою картину идеального общества.
      Эллинистический период философии практически целиком проходят под знаменем социально-этических исследований. Убедившись в трудности решения проблем переустройством общества, философы напряженно искали хотя бы рецепты разумного взаимодействия человека с конкретными формациями. Так развились знаменитые школы киников и стоиков. Психосоциальная конституция человека была безусловно более безопасной темой во время крушения полисной системы, и в ней античные ученые достигли немалых высот. Запрос на советы о путях к личному счастью и благополучию во все эпохи был велик, но теперь эти советы давались на новом уровне - пусть со смутным, но уже осознанным представлением о социальной природе личности.
      В рамках религиозного мышления вырабатывались по сути идеи индивидуального "спасения" - понимание того, что оно во многих случаях невозможно без определенной трансформации общества в целом были еще впереди. С одной стороны, эта программа нанесла страшный урон национальным религиям - становилось ясно, что добрые местные боги и пальцем не шевельнут ради спасения своего вроде бы разумно и богобоязненно живущего полиса или целого народа. Но она же стала своеобразной философской подоплекой для грядущего христианства, той дорогой, по которой шла в него наиболее образованная часть эллинистического общества.
      Философы эллинизма, включая и великолепных римских мыслителей конца республики и первых веков империи, построили, если допустима такая аналогия, что-то вроде простейшей модели отношения индивид-общество, сводя последнее к абстрактному божеству и наделяя личность частицей этого божества - душой. Более схематично можно сказать, что здесь хорошо был угадан определяющий всякую личность отпечаток на ней социальной структуры (социальная в основном природа индивидуального разума), а законы функционирования общества, сквозь линзу которых человек воспринимает Вселенную, нашли свое отражение в образе некого эффективного Суперразума. Законы общества и природы воспринимались как Законы, установленные этим Суперразумом.
      Эти идеи были подхвачены и глубоко развиты в следующий исторический период, к обсуждению которого мы сейчас переходим. В нем сливаются три линии - греческой натурфилософии, библейского монотеизма и эллинистической "космической юрисдикции". В конце этого пути маячит грандиозный взлет религиозной картины мира и ее эволюции в картину научную.
      ЧАСТЬ I: В ГЛУБИНАХ ВРЕМЕНИ
      Глава 4: ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ ПОТЕРЬ И ВЗЛЕТА
      И увидел я новое небо и новую Землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали...
      Апокалипсис Иоанна
      СРЕДНИЕ ВЕКА - ЭПОХА ОБЩИМ ПЛАНОМ
      Сейчас мы переходим к описанию очень сложного периода истории Средневековья. Нередко оно ассоциируется с чем-то необычайно мрачным и в смысле развития познания застойным.
      Одна из книг прославилась тем, что истории средневековых научных достижений в ней было посвящено две совершенно чистых страницы. Мне кажется, что туда можно было вписать кое-что интересное. Космологические представления - не просто сумма новых фактов, но и система мышления определенного уровня. По части новых фактов Средневековье и вправду небогато, но в области преобразования мировоззрения оно добилось вполне серьезных успехов.
      Так что реальная картина сложна, и для понимания ее следует прежде всего освежить в памяти некоторые исторические моменты.
      Начало Средневековья обычно определяется датой падения Западной Римской империи (23 августа 476 года), когда находившийся на службе у римлян скирский военачальник Одоакр поднял мятеж, устранив фактического правителя Ореста, а его подростка-сына Ромула Августула, последнего из 115 римских императоров, отправил в ссылку. Формально Одоакр подчинился Константинопольскому трону, и конец эпохи выглядел благопристойным объединением империи. Фактически же Рим, потеряв все свои колонии и испытав вторжения вестготов и вандалов, давно и полностью утратил свою мощь.
      Варвары, воцарившиеся на огромной имперской территории, в известной степени успели впитать в себя важнейшие элементы римского уклада жизни и многие принципы римской государственной организации. Прекратив реальное существование, Римская империя успешно продолжала "загробную жизнь" в качестве легендарного образца.
      Культурной ассимиляции варваров способствовала воспринятая у римлян христианская религия, которая после подписания Константином Миланского эдикта в 313 году была защищена от гонений и повсеместно оттесняла другие культы.
      Христианство, зародившееся на территории Иудеи в 1 веке нашей эры, в результате двухвековой борьбы стало государственной религией Рима и после 1-го Вселенского собора в 325 году начало наступление на остальной европейский мир. Уже в 4-5 веках новое вероисповедование приняли готские и франкские племена, а к 9-10 веку христианизации подверглись германцы и славяне. Светская власть уходила из Рима, но религиозное его влияние непрерывно усиливалось. В середине 5 века особым императорским эдиктом была подтверждена верховная роль римских епископов, что и оформило институт папства.
      Укрепление и активная экспансия западного христианства как раз в период краха Западной империи позволили ему надолго стать достаточно самостоятельной наднациональной силой, что, несомненно, оказало сильнейшее воздействие на ход европейской истории.
      В противовес этой тенденции христианские патриархи Восточной империи (Византии) с самого начала попали под жесткий контроль все еще мощной императорской власти. Это особенно сказалось после схизмы (раскола церквей) в 1054 году и очень специфически повлияло на становление Древней Руси, воспринявшей именно византийский вариант.
      Будущая Европа рождалась в мучительных процессах преодоления раздробленности и повсеместного произвола. Резкое разрушение мощнейшей социальной структуры римского образца, основанной на изжившем себя рабовладении, привело к длительным потрясениям и культурным потерям.
      В середине 7 века на мировой арене стремительно возникает новый фактор - арабский Халифат, который за полстолетия становится империей, по масштабу вполне сопоставимой с римской. Халифат несет новую религию ислам,- зародившуюся среди скотоводов-кочевников Западной Аравии в период перехода к земледельческому укладу.
      Начало ислама связано с деятельностью проповедника Мухаммеда в Мекке и в Медине. Хиджра (бегство Мухаммеда из Мекки в 622 году) определяет начало мусульманской эры. Надо полагать, очень простые и доступные каждому ритуальные действа новой религии, ее исключительно сильный теократический дух, выражающийся в фактическом отождествлении исламской морали с юридическими нормами, пришлись по нраву правителям западно-аравийских княжеств*.
      * Несколько вульгаризируя ситуацию, можно сказать, что ислам - это сложный конгломерат иудаизма, христианства и древнеарабских культов. Так, исламский единый Аллах имеет бесспорные черты иудейского Яхве, наряду с Мухаммедом мусульмане признают библейских пророков Адама, Ноя, Авраама, Моисея и христианского Иисуса. Однако Мухаммед считается главным, а 114 сур Корана, продиктованные ему ангелом Джебраилем,- основным законом, не требующим обращения к Библии.
      Во всяком случае, через год после смерти Мухаммеда (632 год) они жестоко расправились с антиисламским восстанием пророка Мусейлины и, захватив весь Аравийский полуостров, в течение двух десятилетий покорили Сирию, Палестину, сасанидский Иран, Египет, Закавказье и двинулись дальше. Византия, ослабленная четвертьвековой войной с Сасанидами, не смогла противостоять захвату своих территорий. В начале 8 века войска Халифата захватили все африканское побережье Средиземного моря и вторглись на Пиренейский полуостров, оккупировав его почти целиком. Эта экспансия затопила бы всю Западную Европу, но продвижение арабов в Галлию было остановлено знаменитой победой Карла Мартелла под Пуатье в 732 году. В дальнейшем Халифат вынужден был ограничиться захватом ряда крупных средиземноморских островов (Крита, Мальты, Сицилии и Сардинии).
      Краткосрочное равновесие между европейцами и арабами, впрочем, весьма относительное и кровопролитное, сменилось новыми волнами военных бедствий норманнскими завоеваниями. Скандинавские викинги обрушились на южных соседей всей мощью своей боевой выучки и храбрости. Захватив в 10-11 веках северо-западное побережье Франции и Англию, они обогнули Пиренейский полуостров и вторглись в Средиземноморье. Здесь их завоевания привели к образованию Королевства обеих Сицилии (объединившего остров Сицилию с частью южной Италии).
      В известном смысле еще большим бедствием стали крестовые походы, вызванные беспримерным обнищанием и разорением европейского населения, религиозными и экономическими амбициями феодальной верхушки.
      Официальная цель этих походов - религиозный реванш, отвоевание у мусульман Иерусалима. 1 Крестовый поход в 1096-99 гг. достиг цели - в Палестине было образовано Иерусалимское королевство, однако вскоре оно погибло и лишь на несколько лет восстановилось в результате 6 Крестового похода. Из 8 походов 5 окончились полной неудачей, крупнейшее их последствие - окончательная конфронтация христианского и исламского мира. Внешне эффектный 4 Крестовый поход в 1202-1204 гг., завершившийся взятием и разграблением Константинополя и образованием Латинской империи, привел к теперь уже бесповоротному отделению православной церкви. Впрочем, в 1261 году Константинополь был отвоеван Михаилом VIII Палеологом, а Латинская империя пала. Сама же Византия, изолированная от западного христианства, менее чем через два столетия (в 1453 году) была покорена турками. В итоге получилось так, что Крестовые походы объективно принесли гораздо больше вреда христианскому миру, нежели исламу.
      На этом беды Средневековья отнюдь не завершились - в начале 13 века Европу и Азию потрясло грандиозное монгольское нашествие. Чингисхан и его преемники в течение столетия захватили Сибирь, Китай, Среднюю Азию, Русь, Венгрию, Иран. Опустошительные завоевания монгольских ханов были приостановлены лишь к началу 14 века.
      Эта экспансия, сыгравшая крайне неблагоприятную роль для развития Восточной Европы (прежде всего русских княжеств), Средней Азии и Китая, стала отчасти полезной для Европы Западной. Столкновение арабов с монголами ослабило взаимодействие отдельных халифатов и упростило задачи Реконкисты вытеснения арабов из Испании*.
      * Этот затянувшийся до 15 века процесс привел к колоссальному усилению католичества в Испании (Реконкиста велась под знаменем религиозной войны) и тесному его сплочению с королевской властью.
      Наряду с этими глобальными факторами обстановка в Европе во многом определялась и почти непрерывными внутренними войнами - столкновениями государств и междоусобицей феодалов. Исключительная социальная нестабильность и стремление папского престола к общеевропейской гегемонии ужесточили действия церковных властей. Так на рубеже 12-13 веков сложился особый институт преследования еретиков - печально известная Инквизиция.
      Однако к концу Средневековья в Западной Европе начинает складываться новый тип хозяйственной практики, и ситуация несколько стабилизируется.
      В ином ключе проходила эволюция двух других древних центров цивилизации - Индии и Китая, где как раз в первые полтора тысячелетия нашей эры сработали некоторые факторы, обусловившие их технологическое и научное торможение.