Значит, это он должен был спугнуть их оттуда. Для всех это было бы наилучшим выходом из положения. Женщина получила бы деньги, Алекс землю, а он, Лобо, со своими десятью тысячами долларов мог поскорее убраться отсюда.

Он потер затылок, пытаясь понять, что же было такого в запущенном доме или увядающем огородике, что удерживало ее от продажи. Большинство женщин взяли бы деньги и убежали со всех ног.

Хотя ее соображения не играли роли.

Решив покончить с этим делом, Лобо пришпорил лошадь и рысью поехал по дороге к ранчо.

Он услышал рев быка и испуганный вопль мальчика. Дьявол, что там еще случилось?

Он сжал коленями бока каракового, и лошадь вытянулась в галопе. В этот момент со стороны загона раздался еще один крик ужаса. Он увидел, что быку как-то удалось вырваться из загона и тот, опустив голову и выставив рога, несся на мальчика.

Мальчик бросился прочь от едва не зацепивших его рогов. Бык повернулся для нового нападения. Лобо не хотел стрелять, потому что разъяренное животное могло не остановиться даже после смертельного ранения, да и неизвестно, удалось бы ему с несущейся лошади попасть в крошечное жизненно важное место.

Отбросив такой способ действий, Лобо направил каракового бежать рядом с быком и освободил ноги от стремян. Он прыгнул с лошади на спину быку, ухватился за рога и завалился на бок, стараясь вынудить быка потерять равновесие. Он вывернулся в сторону мгновением раньше, чем бык упал, и, не отпуская рогов, прижимал его к земле. В его распоряжении было несколько секунд, прежде чем бык успел бы прийти в себя и вскочить на ноги.

— Быстрей к ограде, — крикнул он мальчику, наваливаясь на рога, чтобы не дать быку встать.

Чувствуя, как могучие мышцы напрягаются в попытке подняться и сбросить его, он видел, что мальчик добежал до загородки и вскарабкался на нее.

Лобо свистнул, и караковый сразу очутился рядом. С быстротой, поразившей и быка и Чэда, Лобо вскочил на ноги, ухватился за луку седла и уже бежал рядом с лошадью. Потом он взлетел вверх, и лошадь пошла галопом, быстро удаляясь от разъяренного быка.

Когда Лобо увидел, что бык побежал на пастбище, он повернул лошадь и не спеша потрусил к загону.

Мальчика била дрожь, на лице застыло выражение ужаса.

— В жизни не видал такого, — потрясенно прошептал он.

— Ты цел, парень?

Чэд оглядел себя.

— Я… думаю, что цел.

В голосе мальчика звучало такое сомнение, что Лобо непроизвольно ухмыльнулся. Чэд с очевидным усилием старался сдержать дрожь:

— Н-наверное старому Юпитеру не х-хватает Брэди, — сказал он.

Лобо посмотрел на него ледяным взглядом. Брэди. Брэди Томас, вспомнил Лобо. Бывший шериф. Лобо отвел взгляд и осмотрелся. Женщина — Эстелла, — не добежав до загородки, остановилась, опустив плечи, глядя на мальчика, и, очевидно убедившись, что с ним ничего не случилось, повернула обратно. Лобо строго поглядел на него:

— Здесь только вы двое?

Мальчик поднял голову.

— Я могу сам со всем управиться…

Лобо приподнял бровь:

— Вижу, — сухо сказал он.

Лицо мальчика вспыхнуло, и он опустил голову:

— Я… я снова обязан вам, — наконец произнес он, — но Уиллоу будет здорово расстроена насчет Юпитера.

— Юпитера?

— Быка.

— Что это за имя для быка?

Мальчик снова покраснел.

— Да ладно, — сказал Лобо. В этом имени было столько же смысла, как в Салли Сью, и Брунгильде, и во всем остальном здесь.

— Вы можете, я хотел сказать, поможете мне поймать Юпитера?

Лобо удивленно поднял брови. Но мальчик говорил вполне серьезно.

— Нет, — отрезал Лобо. — С ним опасно связываться.

— Но он старый, и его все любят, и Уиллоу…

— Все любят, вот как? — сказал Лобо очень мягким тоном.

Да будь у него чуточку здравого смысла, ему следовало бы просто уехать и никогда не возвращаться. Он поглядел на поле за оградой и увидел, что бык остановился и озадачено осматривается. Он снова взглянул на мальчика, который с решительным видом стал слезать с ограды, как будто собираясь пойти ловить сам, без помощи Лобо.

Лобо знал, что ему надо было сделать. Он должен пойти и убить чертову скотину и сказать мальчишке, что тоже будет и с ними всеми, если они не уберутся с ранчо.

Но он не мог сделать это. Что-то в мальчике напоминало ему ребенка, которым когда-то был он сам. Как и он, этот парнишка хлебнул лиха. Это было вроде клейма, которое Лобо распознал в первый же раз, как его увидел.

Лобо осторожно подъехал к быку и набросил на него лассо. Бык послушно и даже с благодарным видом последовал за ним обратно в загон.

Мальчик, очевидно, заметил его удивление и попытался объяснить:

— Я думаю, просто иногда он что-то вспоминает… и он скучает по Брэди. На самом деле он добрый.

— А где эта… мисс Тэйлор?

Мальчик пожал плечами:

— Обычно к этому времени она уже дома, но иногда она задерживается в школе. Она будет здорово благодарна, что вы помогли Юпитеру.

Этого не хватало. У Лобо снова что-то сжалось внутри.

— Останетесь, поужинаете с нами? — Просьба прозвучала неуверенно. — Уиллоу будет очень рада.

Будь я проклят.

— Знай, держись подальше от быка, — сказал Лобо самым угрожающим тоном, на который был способен. — Чертов мальчишка, — пробормотал он.

— Чэд.

Лобо опять поднял брови.

— Меня зовут Чэд, — повторил мальчик, очевидно предполагая услышать имя собеседника.

Лобо смерил его жестким злым взглядом, натянул поводья, и лошадь мягким танцующим шагом пошла задом. Достаточно отъехав от загородки, он сдвинул колени, и караковый взорвался галопом, оставив за собой столб пыли.

Когда Лобо уже проехал около мили, его внезапно охватил страх за женщину по имени Уиллоу. Почему она еще не вернулась? Может, Ньютон нанял кого-то другого и приказал устроить засаду?

Он повернул обратно к заросшему травой холму, напряженно вглядываясь в дорогу, про себя проклиная Ньютона, как вдруг услышал грохот колес и стук копыт. Показалась тележка, и она, такая же свежая, как накануне, ехала на сиденье, а два мальчики играли сзади.

Такая свежая, и невинная, и прелестная.

С непонятным чувством облегчения он попятил каракового, надеясь остаться незамеченным. Солнце было за его спиной, и его сияние слепило бы любого, кто смотрел в его сторону.

Он вернется в субботу, когда она наверняка будет здесь, и уговорит ее уехать. Он напомнит ей события только последних нескольких дней, чтобы она поняла, почему ей нельзя здесь оставаться — не говоря об угрозах и решимости Ньютона. Он ее убедит откровенностью и логикой.

Он смотрел, пока тележка не скрылась вдали, потом медленно направился к месту своей стоянки двумя днями раньше, видя перед собой ее образ. Как бы он желал…

Но нет. Желание — удел дураков.

Уиллоу заметила фигуру на лошади, еле различимую на фоне заката. Хотя она очень много читала, зрение у нее было отличное, и она смогла увидеть прелестную караковую лошадь и неподвижно сидевшего в седле стройного изящного всадника.

Эту лошадь она раньше никогда не видела, она бы запомнила такую заметную, броскую масть. Ей не удалось различить черты лица мужчины или его цвет волос.

На мгновение она вспомнила про наемника, но у этого человека вроде не было враждебных намерений. Тот самый незнакомец? Чэд что-нибудь говорил, как выглядела лошадь незнакомца, который выручил Салли Сью? Нет.

Совпадение, решила она. Просто совпадение. И тем не менее… Сидя там, он был похож на ангела-хранителя. На статую древнего, доброго бога.

Когда тележка подъехала к дому, оттуда выскочил Чэд.

— Он опять был здесь, — сообщил Чэд. Его глаза горели. — Вот уж я расскажу, что случилось!

Уиллоу не покидали мысли об этом человеке. Ни этим вечером, ни на следующий день. Даже на классных занятиях. Даже когда она помогала близнецам разобраться с умножением. Даже когда она рассказывала о переходе Коронадо через Нью-Мексико, и даже когда с Робертом, первым учеником, проходила латынь.

Как он выглядит на самом деле?

У нее было только впечатление, впечатление силы.

Она пробовала подробнее расспросить Чэда. У него светлые волосы, сказал тот. Ну, не совсем белые. Может, скорее песочного цвета. А глаза, ну, он раньше не видел ничего похожего. Странный цвет. Может, больше голубые, чем зеленые. Или больше зеленые.

А что он говорил?

Судя по ответам Чэда, очень мало.

Странно, как он возникал, когда приходила беда, а потом исчезал. Хотела бы она, чтобы он задержался, или сказал, как его зовут, чтобы она могла поблагодарить его. Раз он так загадочно появлялся снова через несколько дней, очевидно, он не был просто проезжим. И все же, когда она расспрашивала о нем горожан, никто не видел никого, хотя бы отдаленно отвечающего описанию.

Иногда она даже сомневалась в его существовании. Но потом перед ней возникал образ всадника, неподвижного как статуя на фоне заката, совсем как она видела его тем вечером, и сердце ее колотилось как никогда прежде.

Уиллоу было привычно мужское внимание, особенно с тех пор, как она приехала на Запад. Там выбор свободных женщин был невелик, а она, хотя не блистала красотой, была достаточно привлекательна. На Западе привлекательной была почти любая незамужняя женщина с руками, ногами и головой.

Так что, когда она впервые появились в Ньютоне, ее чуть не затоптало стадо визитеров — от ковбоя до овдовевшего банкира. Потребовалось несколько месяцев, чтобы все поняли — новая хозяйка школы чудаковата, и у нее рыбья кровь. Судя по всему, ее не интересуют мужчины или замужество.

Ни то ни другое не было правдой. Уиллоу очень хотелось бы выйти замуж и иметь собственных детей. Но ей не подошел бы кто угодно. В глубине души она понимала, что ее мечты нереальны. Она чересчур долго жила в окружении греческих и римских богов, в атмосфере их приключений и смелости, даже их недостатков. Пузатенький банкир мистер Фолли и зачастую немытые и грубые ковбои просто не могли идти ни в какое сравнение.

Уиллоу не собиралась идти на компромиссы в выборе мужа. Белый рыцарь — или никто. Она сама себе сознавалась, что «никто» представлялось гораздо более вероятным.

Конечно, еще тут сказывалось ее положение. Будучи учительницей, ей требовалось быть выше подозрений. Она служила примером, фигурой на пьедестале, и, как жена Цезаря, должна была иметь безупречную репутацию. Это ей не всегда удавалось, особенно когда она взяла к себе Эстеллу и Брэди, но за все время не возникло ни одного слуха о ее любовных связях.

Так что в свои двадцать пять лет она свыклась с мыслью, что останется старой девой, и посвятила свои нерастраченные запасы любви тем людям и животным, кто в этом нуждался. Она не ощущала, что лишена чего-то или что не живет полной жизнью. Она была преисполнена решимости насытить каждую минуту своей жизни и получала огромное наслаждение от таких простейших радостей, как ощущение свежего весеннего ветерка на коже, дымковатый привкус осени, красота заката и улыбка ребенка. Она любила возиться на огороде, радовалась довольному ржанию лошадей, когда засыпали им овес, и даже извлекала удовольствие из того, что шокировала солидных и самоуверенных горожан.

Этого хватало — до сих пор. Впервые в жизни ее переполняло жгучее предвкушение чего-то при мысли о мужчине — о всаднике на холме.

О паладине.

О защитнике.

О белом рыцаре.

Солнце уже поднялось довольно высоко, когда нерешительный паладин услышал стук копыт. Он почистил и накормил лошадь, сварил кофе и приготовил бекон, и раздумывал, как лучше провести остаток дня, когда его уши уловили звук приближающейся лошади. Едва он увидел, что на лошади сидит женщина, сердце его замерло, но тут же снова забилось, когда он узнал девушку из дома Ньютона. Он нахмурился.

Ни малейшим движением не выдавая, что он ее узнал, он налил себе чашку кофе и, только сделав глоток, посмотрел на нее, вопросительно приподняв одну бровь.

Она залилась румянцем.

— Папа думал, что вы могли уехать.

Он не спеша оглядел ее с лихо сидевшей на голове шляпки до изящных сапожек на ногах.

— Он послал вас узнать, так ли это?

Румянец на ее лице стал гуще.

— Нет.

Он глотнул еще кофе. Он почти ощущал ее озадаченность. Она, очевидно, привыкла к тому, чтобы все было так, как ей хочется.

— Могу я выпить кофе? — наконец спросила она, не желая признать его безразличие.

— Кофе кончился, — ответил он, делая большой глоток. Ему хотелось, чтобы она уехала. Он чувствовал, что она приносит неприятности, а их с него уже было достаточно. Хотя он не поднимал глаз, он понял, что она спешилась.

— Я слышала, что вас зовут Лобо, — сказала она. Он продолжал сидеть, не отвечая.

— Значит, вы остаетесь? — не оставила она своей попытки.

Он поднял глаза. Она была довольно миленькая. У нее были волосы с оттенком красного дерева и темно-карие глаза, но она его не интересовала. Она явно была очень молода, глупа и упряма. Он встречался с такими девицами раньше, и это всегда означало осложнения такого рода, каких он не желал.

Лобо уставился на нее нарочито наглым взглядом, которого обычно бывало достаточно, чтобы непрошеный гость удалился.

— Что вам надо, леди? — спросил он.

Она покраснела еще больше, и он решил, что сейчас она объявит что-то вроде того, что скажет отцу, чтобы тот его уволил. Такое раньше бывало.

Вместо этого она сказала:

— Познакомиться с вами. Я никогда раньше не встречалась с профессионалом.

— А вы не боитесь? — Вопрос сопровождался мрачной ухмылкой.

— Да, — созналась она.

— Выходит, вы сообразительная. Посоображайте еще немного. Садитесь на лошадь и проваливайте.

— Почему?

— Потому что я люблю девочек вроде вас на завтрак.

Она взглянула на немытую тарелку.

— Вы уже позавтракали.

— Но еще не наелся.

Она улыбнулась чуть дрожащими губами:

— А я и не знала, что у профессионалов есть чувство юмора.

— Его у нас нет, — ответил он.

Она стояла, изучающе глядя на него. Он ответил таким же взглядом.

— Завтра вечером, в субботу, в городке будут танцы.

— У меня нет времени для танцев.

— Я скажу папе, что вы еще здесь.

Он пожал плечами.

— Он очень расстроен.

Лобо опять пожал плечами:

— Это его забота.

— Вы уже встретились с Уиллоу Тэйлор?

Лобо напрягся. Его взгляд стал даже холодней, чем обычно. Девушка была в нерешительности.

— Я… она мне нравится. Вы… вы не сделаете ей плохо, верно?

— Так вы из-за этого приехали?

Девушка прикусила губу и медленно кивнула. Лобо потер затылок. Заковыристее работы он еще не встречал.

— Ведь нет, не сделаете? — настаивала она.

— Поезжайте домой и говорите со своим папой, а не со мной.

— Прошу вас.

— Уезжайте, — повторил он, поднимаясь и выплескивая остаток кофе в костер.

Не обращая больше на нее внимания, он оседлал каракового и вскочил в седло. Если она не хочет уезжать, то, черт побери, уедет он. Он поехал рысью, не оглядываясь.

Этой ночью он спал беспокойно, но ему хватило короткого отдыха. Он всегда ухитрялся немного вздремнуть то там, то здесь, даже на лошади, и быть таким же бодрым, как человек, проспавший несколько часов. Еще одно наследие его жизни с апачами.

Если взглянуть на эти годы объективно, то, возможно, он должен быть за них благодарен. Он был способен на то, на что были способны — или хотели — лишь немногие, но когда он лежал без сна, оценивая эти способности и вспоминая свою жизнь, он понял, что всего этого недостаточно.

Пока он не услышал смех этой женщины, Тэйлор, он не осознавал, как много теряет. Он понятия не имел, что люди могут так смеяться.

Лобо и до того слышал смех. Издевательский. Жестокий. Грубый. Но никогда такой, от которого хотелось улыбаться.

Это надо же, так он скоро начнет выть на луну.

Лобо не спеша доехал до речки огибавшей земли Ньютона и Тэйлор. Из-за засухи воды было мало, только несколько грязноватых дюймов.

Ему и до этого приходилось принимать участие в спорах из-за воды. Почему этот должен чем-то отличаться? Но разница была. И он понял, насколько она велика, когда поздним вечером увидел, что подъезжает к заросшему травой холму. Он спешился и устроился поудобнее, наблюдая за дорогой. Он увидел приближающуюся тележку, но на этот раз к задку была привязана чалая лошадь, а рядом с женщиной, держа вожжи, сидел мужчина.

Лобо отпрянул, как от ожога. В низу живота возникла непонятная резкая боль, и он ощутил в себе тянущую пустоту, которая расширилась и поглотила его.

Брэди вернулся этим вечером. Уиллоу слышала, как он подъехал сразу после того, как она потушила керосиновую лампу в своей спальне. Она быстро встала и подошла к окну. Она вспомнила, что внизу есть винтовки, но не была уверена, что сможет выстрелить в человека.

Увидев Брэди, ведущего лошадь к сараю, она издала вздох облегчения. Она хотела выйти поговорить с ним, потом решила подождать до завтра. Плечи его были опущены, и даже на расстоянии он выглядел усталым, потерпевшим поражение. А ведь он так хорошо держался все это время… Она снова легла в постель с чувством беспокойства за него.

Брэди зажег лампу в помещении для упряжи. У него так дрожали руки, что на это потребовалось несколько минут.

Он слышал о наемнике и знал, что кроме него некому защитить Уиллоу и детей. Он пять дней провел в предгорьях, практикуясь в стрельбе из своего кольта. Когда-то он был быстрым и метким стрелком. Теперь он с трудом вытаскивал револьвер из кобуры, и три выстрела из четырех шли далеко мимо цели.

Когда-то верный друг, теперь револьвер в его руках казался гремучей змеей. Он его ненавидел.

Он не дотрагивался до своего кольта четыре года с тех пор, как убил последнего из убийц своей жены и сына, хладнокровно застрелил его, когда тот молил о пощаде. Он думал ощутить удовлетворение и умиротворенность, но вышло не так. Он обнаружил, что сам был не лучше того, кого выслеживал.

Разглядывая предавшие его руки, он боролся с терзавшим его желанием выпить. Он ни на что не годился. Совершенно бесполезен. Его сгрызала ненависть к себе.

Он открыл окно, глубоко вдыхая тихий ночной воздух. Но это не помогло. Почти ненамеренно он подошел к коробке, где держал свои немногие пожитки и нащупал гладкую округлость бутылки. Она лежала здесь, нетронутая, уже несколько месяцев. Некоторое время он колебался, потом вытащил ее из коробки. Почему бы и нет? Все равно он ни на что не годился. Он поднес бутылку к губам и сделал долгий глоток, потом еще один.

Сигарета. Ему хотелось курить. В сарае он никогда не курил, но… почему бы и нет. Он будет осторожен. Он свернул сигарету и, видит Бог, руки его не дрожали. Он стряхнул табак с колен и еще раз приложился к бутылке.

Он снял стекло с керосиновой лампы и зажег сигарету от ее пламени. Он не поместил стекло обратно. Он докурил сигарету и очень старательно затушил ее, делая глоток за глотком из бутылки, и с сожалением поставил бутылку на стол рядом с лампой, когда там ничего не осталось. Вот чего ему недоставало. Просто немного выпить. Его глаза закрылись, и негромкий храп заполнил комнату, освещаемую незащищенным пламенем.

Несколькими часами позже легкий бриз зашевелил простые хлопчатые занавески в комнате, отдувая их в сторону лампы. Мерцающее пламя поползло вверх в поисках добавочного топлива. Оно нашло его в сухом дереве сарая.