– И не факт еще, что время внутри Школы и за ее стенами течет равномерно, – заметила я. – Чем быстрее ты найдешь описание нужного обряда, тем больше у тебя будет шансов сбежать из Школы.
      – У меня? А ты? Разве не собираешься сбежать вместе со мной? – удивился Ролум. – Ты ведь тоже хотела поменять Властителя? Ристи, неужели ты передумала? Что случилось?
      – Ничего, – тяжко вздохнула я.
      Оборотень, конечно, был мне другом, но рассказывать парню свои сердечные тайны как-то не хотелось. И почему я увлеклась Байроном, а не Ролумом? Шикарная грива серебристо-платиновых волос, яркие, серые глаза, впечатляющая звериная ипостась… чем не мужчина мечты? Но мне нравился Байрон. Потрясающе красивый парень с факультета воинов. Он великолепно владел всеми видами оружия, прекрасно разбирался в тактике и стратегии ведения войн и сражений, да и вообще был весьма примечательной личностью. Жаль только, что меня Байрон не замечал. Совершенно. Я для него просто не существовала. Не помогали ни создаваемые мной монстры, ни тщетные попытки хоть как-то улучшить свою внешность. Единственное, что вызывало у Байрона интерес к жизни – существование достойного противника, с которым можно было скрестить меч. В его темно-синих глазах тут же загорался азартный огонь, длинная челка убиралась за ухо и удерживалась заколкой, тело плавно перетекало из позы ленивой небрежности в агрессивную готовность, а губы медленно растягивались в чувственной улыбке, обнажая ослепительно белые зубы. Если бы Байрон хоть раз мне так улыбнулся – я бы вымерла от счастья.
      Однако Байрону было не до глупостей в моем лице. Он усердно готовился к тому, чтобы выйти в мир. Причем в ближайший месяц. Если учесть, что вскоре я должна была оказаться там же, причем в качестве Источника, становилось ясно, почему мне не хотелось никуда сбегать. Не то, чтобы я надеялась привлечь к себе внимание красавца-воина, но… отказываться от мечты не хотелось. Я тоскливо вздыхала и провожала Байрона влюбленным взглядом. Ну и что? Рассказать об этом Ролуму? Да он меня засмеет! Разве парень сможет понять всю полноту нежных девичьих чувств?
      Всю силу первой влюбленности? Раньше, конечно, мне тоже нравились некоторые мальчики, но до такой степени я еще никогда никем не увлекалась. Глупые чувства мешали спать, отвлекали от учебы и заставляли расстраиваться из-за собственной внешности. Ну, мелкий у меня рост, и округлостей нужных нет, ну и что теперь, утопиться в дырявом тазике? Жить можно. Мало того, можно даже жить хорошо. Если не зависать на таком образце совершенной мужской внешности, как Байрон. Все равно превратиться в прекрасную принцессу я никак не смогу.
      Впрочем, тоскливые мысли мешали спать не только мне. Как-то раз, выйдя ночью на кухню чтобы выпить воды, я застала там Ролума. Оборотень сидел за столом в одних бриджах, подперев кулаком щеку, и отрешенно следил за догорающей свечкой.
      – Блин, Ролум, тебе что не спится в ночь глухую? – буркнула я.
      – Сон мерзкий приснился. О том, как я умирал, – передернул плечами оборотень.
      – А ты что, помнишь это? – искренне удивилась я.
      – Всё. До мельчайших подробностей. Боль, страх, безнадежность, отчаяние… словами не расскажешь. Со временем сны о прошлой смерти стали посещать меня все реже и реже. Одно время я даже стал надеяться, что они исчезли совсем.
      – Ужас! – впечатлилась я. – Не хотела бы я видеть такие сны…
      – Ты никогда не спрашивала меня, как я погиб, – каким-то чужим, отстраненным, тихим голосом сказал Ролум, упорно разглядывая что-то на скатерти.
      – Мне это представлялось не самым удачным поводом для беседы. Но если ты хочешь рассказать… – растерялась я.
      – Не знаю, Ристи, – вздохнул Ролум. – Может быть, так будет лучше. Но говорить об этом мне совершенно не хочется. Лучше я дам тебе одну вещь… – оборотень ненадолго исчез в своей комнате, а затем вернулся с мятым, обожженным по краям листком бумаги.
      – Что это? – удивилась я.
      – Когда-то это был мой дневник. Эта страница – все, что от него осталось после моей смерти. Да и она уцелела совершенно случайно. Я выдернул ее, чтобы переписать. Здесь самое начало. Ты знаешь, когда я оказался в Школе, я хотел восстановить прошлые записи, но… не смог. Не потому что забыл, нет. Просто вспоминать это оказалось слишком больно. А может, я просто вырос из того возраста, чтобы вести дневники.
      Оборотень сунул мне в руки обожженный листок и, чтобы отвлечься, поставил на плиту чайник. Я расправила лист и с интересом погрузилась в чтение. …"Меня зовут Ролум, мне 14 лет, а еще я галактический преступник. Вот так-то.
      Вчера по мою душу собрался Планетарный суд, и меня приговорили к смертной казни.
      Забавно, правда? Планетарный суд, который все считают чуть ли не досужей выдумкой скандальных журналистов, собрался в полном составе, чтобы осудить 14-летнего пацана. Нелепо звучит? Только до тех пор, пока не вникнуть в суть дела.
      А суть заключалась в следующем: помимо имени Ролум у меня есть еще одно имя, известное всей сети космотернета – Рол. И история моя началась в тот самый знаменательный день, когда мне исполнилось 5 лет, и отец подарил мне компьютер.
      Следующие пять лет своей жизни я посвятил изучению и многочисленным переделкам своего друга, сочинил несколько игр и, наконец, решил элементарно разбогатеть.
      Словом, последние четыре года своей жизни я занимался тем, что переводил чужие деньги на собственные счета, причем настолько удачно, что вычислить меня так никто не смог. Разумеется, я не ждал, что Планетарный суд будет ко мне снисходительным. Они по моей милости лишились такой астрономической суммы денег, что готовы были уничтожить меня собственными руками, лапами, щупальцами и вообще всем тем, что у них было. А я стоял перед ними, выслушивал смертный приговор, и мне было все равно. Абсолютно. Потому что я попался. И мне даже не надо было задавать вопрос – как им удалось меня выследить. Я слишком хорошо знал ответ.
      Причина моей поимки находилась тут же, в зале. Только одета она теперь была не в светлое платье, пахнущее ромашками, а в военную униформу. И, кажется, гордилась тем, как ловко меня обманула. А я слушал список обвинений и смотрел на нее. Не испытывая ни ненависти, ни даже зла. Она была слишком прекрасна, даже в военной униформе. И у меня было целых три дня до исполнения приговора, чтобы ее вспоминать. Светлые волосы, трогательную улыбку, тонкие руки, родинку на шее и маленький белый шрам на запястье правой руки. Он-то ее и выдал. Я слишком долго сидел в космотернете, чтобы не знать, откуда берутся такие шрамы.
      Когда мы познакомились, она сказала, что ее зовут Мирца. Теперь я даже не знаю, было ли это имя настоящим. А тогда… тогда я просто влюбился в нее. Намертво.
      Вдребезец. Влюбился до такой степени, что не хотел без нее существовать. Нежная кожа, пахнущая ромашками, губы со вкусом спелой смородины, узкая, гладкая спина, по которой рассыпались тяжелые волны белокурых волос. Слишком прекрасная и слишком искушенная, чтобы перед ней смог устоять 14-летний мальчишка. Первая любовь и первая женщина. Я был настолько ослеплен Мирцей, что разглядел шрам только через пару недель после нашего знакомства. Это было даже не потрясение.
      Удар. Прямой удар в солнечное сплетение. Мне показалось, что сердце остановилось.
      И, если бы Мирца не спала, она бы поняла, что я ее расколол.
      Когда я в первый раз наткнулся в космотернете на информацию о существовании специального разведывательного планетарного корпуса, занимающегося поиском преступников, я не обратил на это особого внимания. Да и не было во мне ничего настолько особенного, чтобы за мной охотиться. Почти. Но о моем изобретении еще никто не знал. Или мне это только казалось? Шрам на правой руке Мирцы был настолько характерным, что перепутать его со следом обычного пореза было проблематично. Звездочка, перечеркнутая тонкой линией. След от съемного чипа. У разных видов межпланетных войск они отличались формой, видом и размерами, так что я не мог ошибиться. В моей постели лежала не обычная женщина, а один из офицеров планетарной разведки. Смириться с данным фактом было трудно.
      Практически невозможно. Но я сделал над собой усилие, спокойно поднялся с постели подошел к компьютеру и вынул одну деталь. Всего только одну деталь, изобретение которой вполне могло принести мне Глобелевскую премию. Или пожизненное заключение на какой-нибудь военной базе. (Разумеется, во славу человечества). Однако ни того, ни другого мне было даром не нужно. Я слишком любил свободу.
      Мирца ушла из моего дома рано утром. Не разбудив меня и не попрощавшись. А уже к вечеру за мной пожаловала полиция. Даже странно… почему они не арестовали меня сразу же, как только выследили? Надеялись, что я проболтаюсь Мирце о своем секрете? Я был настолько влюблен в нее, что вполне мог это сделать. Но я даже не подозревал, что ей это может быть интересным. Когда она исчезла из моего дома, я понял, что ее миссия закончена. И потому, когда за мной пришли, я не сопротивлялся. Я был настолько потрясен тем, что Мирца оказалась офицером разведки, и была послана за мной следить, что мне не хотелось жить, и я сам себе подписал смертный приговор.
      Мирца пришла ко мне в камеру на следующий день. В униформе, со свеженьким орденом в петличке. Холодные серые глаза, военная выправка и снисходительное презрение к пацану, которого оказалось так легко обвести вокруг пальца.
      – Ролум, 14 лет, осужденный, приговор – смертная казнь. Приняв во внимание ваши несомненные таланты в области компьютерного программирования и ваш юный возраст (в постели она о нем, почему-то, ни разу не вспомнила) Планетарный суд счел возможным предложить вам альтернативное наказание. – Я удивленно на нее воззрился. Так меня что, не будут казнить? – Вам предлагается служба в рядах Тюремного легиона в качестве системотехника корабля. Необходимые двухнедельные курсы вы пройдете на базе Планетарной тюрьмы. Срок обдумывания предложения – ровно сутки.
      Если честно, я даже слегка опешил. Судя по тому, что обвиняли меня только в многочисленных кражах на большую сумму, до моего изобретения Планетарный суд так и не добрался. Однако если он захотел бы выпытать эту тайну, никуда бы я не делся. Так почему судьи этого не сделали? Решили, что я, в конце концов, выдам себя сам, когда меня принудят к тому обстоятельства? Или хотели посмотреть, как я буду этим изобретением пользоваться? (А искушение это сделать возникнет не раз и не два, тем более, если мне будет грозить смертельная опасность). Однако объяснять мне свои поступки Планетарный суд (разумеется) не стал. Он решил проблему проще – отправил меня в Тюремный легион. Проявил, так сказать, гуманность Разумеется, те, кто читает официальные газеты, скажут, что мне повезло. Потому что по всеобщему мнению Тюремный легион – это нечто вроде исправительной службы.
      Но в космотернете вы можете найти куда более правдоподобные сведения. Отправка в Тюремный легион означала все тот же смертный приговор. Просто растянутый во времени. По крайней мере, я не слышал ни одного случая, когда команда легиона вместе со своим кораблем сумела просуществовать более года. В космосе всегда полно задач, которые можно решить только с помощью грубой военной силы. А кто лучше преступников, приговоренных к смертной казни, годился на роль козлов отпущения? Плюс ко всему в Тюремный легион посылали не просто людей, а людей очень талантливых в своих областях. Им давали практически неразрешимые задачи и на них, как на кроликах, проводили эксперименты, используя их гениальные, нестандартные разработки для последующего применения в армии.
      В общем, я согласился. Может быть, потому, что уже отошел и не столь сильно хотел умирать, а может потому, что из вредности хотел продержаться в Тюремном легионе три года. Стандартный срок, после которого снимаются все обвинения, и которого еще никто никогда не достиг. В принципе, я понимал, что достичь его нереально, но желание было велико. Я подписал измененный приговор, отправился на курсы и даже попросил разрешения взять с собой свой талисман – плюшевого медвежонка, оставшегося сидеть в моей квартире на компьютерном столике. Мою просьбу уважили, и ровно через месяц я уже поднимался на борт космического корабля с игрушкой под мышкой и рюкзаком за спиной. Честно говоря, я опасался, что по поводу моего возраста, да еще и вкупе с игрушкой, услышу много нелестного.
      Однако меня приняли совершенно спокойно. Скорее всего, потому, что во-первых, я был единственным человеком на борту, а во-вторых, все прекрасно знали, что нормальные подростки в Тюремный легион не попадают".
      – Что, Ролум, это все?! – разочаровано возопила зачитавшаяся фантастической эпопеей я. – А где продолжение?
      – Продолжение сгорело, Ристи, – криво ухмыльнулся Ролум.
      – Значит, расскажешь мне все сам. Что это такое ты изобрел, что тянуло аж на Глобелевскую премию? И что это за талисман у пацана в виде мягкой игрушки?
      – Бедного медвежонка Планетарный суд выпотрошил до последней нитки, – зло рассмеялся Ролум. – Но должен же я был отвлечь хоть на что-то их внимание! И попасть в свою квартиру. Разумеется, за мной следили. Но я сумел обвести их вокруг пальца и унести одну деталь. Очень маленькую деталь, которая помогала моему компьютеру быть разумным. И которая сделала разумным наш корабль.
      – Ничего себе! – восхитилась я. – И как к этому отнеслась остальная команда? Ты, вроде, сказал, что был единственным человеком на борту.
      – Остальные не принадлежали даже к гуманоидной расе. А к моему изобретению… нормально они отнеслись. Особенно после того, как оно спасло нам жизнь. И делало это не раз и не два. Мы стали единственной командой за всю историю существования Тюремного легиона, которая смогла продержаться условленных три года. Однако оставлять нас в живых никто не собирался. Нас объявили бунтовщиками, Ристи.
      Предателями, изгоями, бог весть еще кем и выслали против нас пять кораблей планетарного флота. Это была бойня. И откровенное убийство. Разумеется, выжить в такой мясорубке никто не смог. И я тоже. Я помню кровь, пожар, нехватку воздуха и взрыв… в себя я пришел уже в Школе, где из меня начали готовить воина.
      – Нда… поменять межпланетные перелеты на темное средневековье приятного мало, – глубокомысленно посочувствовала я оборотню. – Слушай, Ролум, может, тебе все-таки стоит поискать на факультете магов хотя бы более-менее приличного специалиста?
      Ну хоть чтобы от снов поганых тебя избавил?
      – Ищу.
      Подходящего мага Ролум действительно искал весьма активно. И не столько из-за своих снов, сколько из-за неистребимого желания сбежать. Причем причину, по которой он ни в какую не желал служить Таштену, объяснить Ролум не мог. А может быть, и не хотел. Все-таки оборотень был весьма загадочной личностью. И совершенно непредсказуемой. Поскольку активные поиски мага закончились весьма неожиданным образом. Ролум… влюбился. И тут же прибежал ко мне за советом, как ему лучше всего произвести на девушку впечатление. Вот ведь… а я со своей влюбленностью в Байрона стеснялась изо всех сил… зря, оказывается.
      – Ты проверил, на ней точно нет никаких подозрительных шрамов? – уточнила я, когда Ролум насел на меня со своей новообразовавшейся проблемой.
      – Смеешься? – приготовился насмерть обидеться влюбленный оборотень.
      – Да ни в одном глазу! – сделала я честные глаза.
      А чего Ролум меня от еды отвлекает? Правда, как раз именно сегодня повар Школы превзошел самого себя – обед был даже отвратительнее, чем обычно, но тем не менее… другого времени что ли найти не мог?
      – Ладно, – снизошла я до надувшегося на весь мир оборотня. – Пойдем, познакомишь меня с предметом своей любви.
      – Ристи, да я сам с ней еще не знаком! Она новенькая! Я ее только три дня назад первый раз увидел. Легкая, изящная, светловолосая… она не шла по коридору, а скользила. Я любовался ей, замерев на месте. А когда она мне улыбнулась, я понял, что пропал. Окончательно.
      – Какой же ты, оказывается, влюбчивый, Ролум! – поразилась я. – С первого раза и такой эффект! А ты точно уверен, что твоя великая любовь, длящаяся уже целых три дня, не пройдет примерно через неделю?
      – Ты все-таки издеваешься! – окончательно обиделся Ролум и отвернулся. – А я-то думал, что ты мой друг…
      – Да ладно тебе, – виновато вздохнула я, постучавшись в напряженную спину. – Я же не отказываюсь тебе помогать. Наоборот. Предложила пойти и познакомиться. Ну или покажи мне ее хотя бы. Интересно же!
      Девушка, избранная Ролумом в качестве объекта вечной любви, была действительно прехорошенькая. И совсем не манерная. Невысокая (с меня ростом), изящная, легкая, она походила на хрупкую фарфоровую статуэтку. Впрочем, все волнующие изгибы у Лилины были на местах, а грива длинных, вьющихся, блондинистых волос заставили бы посинеть от зависти всех производителей шампуней. Нежная кожа, прозрачные голубые глаза, длинные ресницы, лукавая улыбка… ну, понятно, почему Ролум так резко потерял голову. И превратился из вполне серьезного, вдумчивого молодого человека в восторженного щенка. Да… любовь умеет ломать людей лучше, чем любой, даже самый выдающийся инквизитор. Ролум, которого за все время нашего общения я даже нечаянно ни разу не заподозрила в стеснительности, стоял в сторонке, тяжко вздыхал и молча смотрел на предмет своего обожания. Идти знакомиться пришлось мне самой. Интересно, я выглядела так же глупо, когда пялилась издалека на Байрона? Должно быть. Жаль, но выяснить этого я уже не смогу. Окончивший свое обучение Байрон покинул стены Школы и отправился покорять мир.
      Кстати, я вообще была удивлена Школьной программой. У меня складывалось полное ощущение, что она составлялась для каждого индивидуально. Причем по каким параметрам – оставалось одному только Властителю известной загадкой. Я должна была пройти полугодовые курсы, Ролуму досталось почти десятилетие, а Байрон (как я выяснила) вполне удовольствовался всего тремя годами. Причем странности в обучении проявлялись не только на сроках, но и на содержании уроков. Лекции так часто смешивались, что деление на факультеты казалось весьма условным. И индивидуальным (по наиболее яркой способности человека). Интересно, кстати, какие способности есть у понравившейся Ролуму Лилины? Кроме магических? И насколько она сильный маг? Хотя бы в потенциале? Не знаю уж, сложатся ли у нее с оборотнем отношения, но помочь ему сбежать Лилина вполне сможет. Если, конечно, Ролум найдет все-таки в библиотеке описание нужного обряда.
      – Ну? Что она сказала? – напал на меня оборотень, как лиса на колобок, стоило мне только отойти от Лилины.
      – Она сказала, что ее зовут Лилина. И была весьма удивлена тому факту, что я решила с ней познакомиться, – сообщила я. – Ты знаешь, Ролум, я бы тоже удивилась, если бы меня начала осаждать незнакомая девица. И заподозрила бы ее в чем-нибудь. Все-таки, лучше было бы, если бы ты сам к ней подошел. Эффективность была бы больше. К тому же, за все время нашего разговора, Лилина несколько раз кинула взгляд в твою сторону. Но ты старательно делал вид, что нас не видишь. И упустил неплохой шанс.
      – Правда? – искренне расстроился Ролум. – Может, это и к лучшему. Зачем мне с ней знакомиться? Что я могу ей обещать, если у меня самого пока нет будущего? Я даже не могу ухаживать за ней, как положено. Могу лишь вовлечь ее в беду.
      – Спокойно, Ролум, спокойно, – одернула я чересчур увлекшегося самобичеванием оборотня. – О каком будущем ты говоришь? Ты эту магичку три дня назад первый раз увидел! Может, она стерва каких поискать. Или храпит по ночам.
      – Лилина не такая! – тут же взвился оборотень.
      – Ты это нюхом чувствуешь? – ехидно уточнила я. – На расстоянии? Давай ты с ней повстречаешься… хотя бы года два… а потом начнешь говорить о вашем совместном будущем.
      – У меня нет столько времени! – безапелляционно заявил оборотень. – Ристи, ты учишься в Школе последний месяц, а я должен найти способ сбежать от Таштена.
      – Настырный ты, Ролум, как баран! – упрекнула я друга. – Ну чего тебя тянет неизвестно куда? Ты уверен, что там будет лучше, чем у Таштена? Что другой Властитель будет более талантлив? Или хотя бы более к тебе лоялен?
      – Ненавижу, когда на меня давят!
      – Главное, логично… – вздохнула я, сдаваясь. Спорить с упертым Ролумом было попросту бесполезно.
      Однако если я думала, что бзик оборотня по поводу побега – это его самый сильный загон, то вскоре поняла, что жестоко ошибалась. Влюбленность оказалась гораздо злее. И все бы ничего, если бы Ролум страдал молча! Но он же меня доставал постоянно со своей любовью! И нет, чтобы поступить, как все нормальные парни – подойти к предмету своей любви, познакомиться, пригласить на чашечку кофе переночевать… оборотень решил пойти своим путем!
      Сначала Ролум решил объясниться с Лилиной в стихах. Намерение похвальное, конечно, кто спорит. Но стихи-то надо еще писать уметь! А те "день-пень", "кровь-любовь-морковь", и "розы-слезы-грезы", которые с усилием выползали из-под пера оборотня, вызвали бы отвращение даже у самого последнего графомана. Даже у фаната Кати Лель! А ведь с сочинением стихов Ролум мучался долго. Дня три. Однако критик ему в моем лице попался абсолютно неблагодарный. Я разносила его "творчество" в пух и прах до тех пор, пока оборотень, наконец, не сделал вывод, что к стихам у него (по всей очевидности) таланта нет.
      – Ну что ты терзаешься? – не выдержала я. – Подойди уже, наконец, и познакомься с ней! Ох, уж эти мужчины… ну хочешь, я с тобой пойду? Поддержу тебя морально?
      Ролум, давай! Встречаемся сегодня после уроков у ее комнаты.
      – И что мы ей скажем? – нервничал Ролум. – Что мы водопроводчики?
      – Угу. Еще скажи, что мы пришли собирать макулатуру. Или ищем материал о героях гражданской войны. Заодно поинтересуемся, не служила ли она в Первой Конной.
      – Что? – не понял Ролум моего юмора.
      – Ничего! Подойди к ней, скажи, что она тебе понравилась и спроси ее имя! Всё просто, как дважды два! – злилась я.
      Однако до исторического момента знакомства оборотня с его зазнобой прошло еще целых три дня. Прошло бы и больше, но я не выдержала, и познакомилась с Лилиной от его лица. Сама. Девушка, конечно, удивилась, но я бы не сказала, что слишком уж сильно. Наверняка настырный Ролум ей уже глаза намозолил. Короче, когда оборотень вернулся после последней лекции в мансарду, мы вдвоем с Лилиной уже пили на кухне чай. Я познакомила голубков и нагло сбежала, оставив их разбираться между собой в своих отношениях. Ну что как дети, на самом деле?
      Сколько можно кругами ходить?
      Знакомство с Лилиной оказало на Ролума весьма благотворное воздействие. Он перестал меня доставать, окончательно бросил писать стихи и… решил увлечься скульптурой. Такого издевательства моя психика перенести просто не могла.
      – Ролум, ты больной! – убеждала я оборотня. – Ты, наверное, на последней тренировке головой обо что-нибудь стукнулся! Причем сильно!
      – Ничего ты не понимаешь, Ристи! Вот, гляди! – оборотень выудил из кармана какую-то небольшую железяку.
      – И что это такое? – подозрительно поинтересовалась я, с тоской замечая, что в глазах Ролума уже загорелся знакомый мне фанатичный огонек.
      – Думаешь, если у меня не получилось прославить стихами красоту Лилины, то я сдамся? Ну уж нет! Что такое стихи? Так, слова. Вот скульптура – это вещь.
      Представляешь – бронзовый монумент!
      – А монумент ты собрался ваять из этой железки? – обреченно поинтересовалась я, все больше и больше убеждаясь, что у Ролума на почве влюбленности поехала крыша.
      – Ну, монумент, может, и не сотворю, а вот небольшую скульптуру попробую, – заявил Ролум, влюбленно оглядывая неказистый железный огрызок.
      – И какое же бессмертное произведение искусства ты собираешься создать? – уточнила я.
      – Лилину!
      – Ты собираешься выпилить из этой железки скульптуру Лилины? О, боже… Ролум, после этого она точно не захочет иметь с тобой никакого дела.
      – Ристи, да ты послушай сначала, а потом будешь глаза к потолку возводить! – почти обиделся непонятый мною Ролум. – Ты знаешь, какую я скульптуру собираюсь делать? Абстрактную. Потому что главное – это не похожесть. Главное – это идея.
      – Ну, ну… – тяжко вздохнула я, не ожидая от этой самой идеи ничего хорошего. – Посмотрим.
      Ждать, чтобы посмотреть, пришлось недолго. Всего пару дней. Ближе к вечеру торжественный, как парадный смокинг, Ролум принес свое творение на мой суд. Ну… подставка у него получилась вполне приличная. Ровная, гладкая и вполне цивилизованная. А вот что к этой самой подставке было прикручено, определить казалось довольно сложным. Больше всего скульптура была похожа на расплющенного надвое таракана, воздевшего к небу сведенные последней судорогой конечности.
      – И это – твой абстрактный взгляд на изображение Лилины? – убилась я. – Умоляю тебя, Ролум, не дари это магичке, она обидится. Я бы точно обиделась. Насмерть.
      Если бы кто-нибудь сказал мне, что этот ужас – моя скульптура. Пусть даже абстрактная.
      – Ты ничего не понимаешь в искусстве! Это не изображение Лилины. Моя скульптура называется "Полет"! – с гордостью заявил Ролум и пошел дарить магичке свой извивающийся кошмар.
      Я пошла следом. Пропустить такое шоу я не согласилась бы ни за какие блага в мире. Ну и потом. Когда моему единственному другу двинут его скульптурой в физиономию, кто-то должен же быть рядом, чтобы его утешить! Ролум подошел к Лилине и протянул ей коробку со своим произведением искусства. Она порозовела, улыбнулась и полезла смотреть. Ну, все. Сейчас она оборотня убьет. И это в лучшем случае. Однако Лилина, выудившая из коробки скульптуру, не стала ни убивать Ролума, ни смеяться над ним. Она поставила ее на ладонь и внимательно на нее посмотрела.
      – Какая прелесть, – улыбнулась Лилина и благодарно поцеловала оборотня в щеку.
      Я закатила глаза к потолку и сделала однозначный вывод – эти двое идеальная пара.
      Они нашли друг друга. Я даже подумала – не зря ли я выкидывала поэтические потуги Ролума? Может, Лилина и от его "браков-мраков" в восторг бы пришла? Мало ли… вдруг я и в поэзии ничего не понимаю? Равнодушна же я к Велемиру Хлебникову. А некоторые прямо-таки тащатся от его авангарда. Нда. Похоже, придется признать печальную истину. Ролум был прав. Я ничего не понимаю в искусстве. Нет, немного не так. В его искусстве. Что ж… хорошо, что оборотень встретил собрата по разуму. Причем в лице любимой девушки. Такое не каждому дано.
      Я бы даже больше сказала. Такое очень редко бывает – что бы наши любимые с таким пылом разделяли все наши вкусы. Или это просто любовь? Причем, похоже, взаимная?
      В справедливости своего последнего предположения я убедилась буквально через несколько дней. Лилина тоже увлеклась Ролумом по уши. И если раньше у меня была проблема с одним влюбленным, то теперь их было целых двое. Они постоянно сидели на кухне, о чем-то шептали, улыбались, не могли отвести друг от друга глаз и выпили все стратегические запасы нашего чая. Не то, что мне было жалко сушеной травы, нет конечно. Мне было элементарно завидно. Везет же некоторым! Раз, и взаимная любовь. А я как тосковала по Байрону, так и тоскую до сих пор. Как он там, в суровом реальном мире? Пригодились ли ему навыки, полученные в Школе?
      Сможет ли он справиться с новой для себя жизнью? Не обидит ли его смертельным образом какой-нибудь подлый монстр? Хотя нет… это вряд ли… Байрон же Тьме служит. Зачем она будет жрать перспективного воина? Скорее, на Байрона какой-нибудь Светлый рыцарь ополчится. Со сверкающим мечом. Им, Светлым, только дай волю…
      Как мне было ни жаль, ни увидеть Байрона, ни помочь ему я, находясь в стенах Школы, никак не могла. А потому мне оставалось только печально вздыхать и ждать того светлого момента, когда мое обучение, наконец, закончится. Вот только Ролума оставлять жалко. Но… он уже нашел себе, чем утешиться. Может, и я найду.
      Хотя друга, конечно, мне будет не хватать. Ладно, дождусь окончания обучения оборотня, не так уж долго осталось, четыре года всего. Вот только продолжала меня грызть нехорошая мысль, что время внутри стен Школы и за ними вполне может протекать по-разному. И четыре года в Школе могут оказаться четырьмя столетиями за ее пределами. И последнее не нравилось мне абсолютно. Поскольку я очень хотела еще раз встретиться с Байроном. Ну хотя бы для того, чтобы на него посмотреть.
      – Послушай, Ристи, ты действительно Источник, или Ролум меня разыгрывает? – поинтересовалась как-то Лилина, дождавшись, когда оборотень оставит нас вдвоем хотя бы на пару секунд.
      – Действительно. Для тебя это так важно?
      – Ролум хочет сбежать от Таштена.
      – Это я в курсе. Он мне своей идеей фикс уже все уши прожужжал. Однако для того, чтобы сбежать, Источника мало. И мага мало, даже очень способного. Нужно знать, как грамотно провести обряд.
      – То есть открыть портал? – уточнила Лилина.
      – Наверное, я в этом не разбираюсь, – неопределенно пожала плечами я.
      – Я делала это множество раз! – обрадовала меня магичка. – Но в этом мире мои способности и медяка дырявого не стоят. Я даже качественную иллюзию не могу создать! Такое ощущение, что кто-то просто закрыл этот мир для истинной магии. А на артефактах и амулетах далеко не уедешь. Однако если ты – действительно Источник, и сможешь поделиться со мной своей энергией, я вполне сумею открыть портал в другой мир.
      – Здорово! – восхитилась я. – А Ролуму ты об этом сказала?
      – Пока еще и говорить-то особо нечего, – отмахнулась Лилина. – Есть два момента, которые я хотела бы уточнить. Во-первых, если в моем родном мире и был Источник, то я об этом не знаю. И его возможностями никогда не пользовалась. Я не имею представления, как работать с тобой в паре. Ты когда-нибудь сотрудничала с магом?
      – Нет, – честно призналась я. – Но у меня есть опыт работы с воином. Не думаю, что маг намного сложнее. В любом случае, мы можем опробовать наше взаимодействие на каком-нибудь заклятье попроще.
      – Это не единственное препятствие, – вздохнула Лилина. – Есть и еще кое-что. Мне жаль тебя огорчать, Ристи, но ты не сможешь сбежать из этого мира без позволения Таштена. Явившись к Властителю добровольно, ты связала себя определенными узами, разорвать которые может только он сам. Если ты попытаешься проигнорировать Таштена, то можешь просто погибнуть при переходе в другое измерение. Даже не так.