- Не в этом дело. А в том, что около него есть умная и дальновидная Табана. Она знает, что делает.
      Диофант опять сморщился в улыбке. Он постарел за время скифских походов. Советник его, при всей своей хитроумности, потерял душевный покой после страшной ночи рабского восстания, стал с меньшей самоуверенностью изрекать свои суждения. Он поднял водянистые глаза на собеседника, и усмешка скользнула по тонким, втянутым губам.
      - Я думаю,- сказал он медленно,- что Фарзой не хочет войти в город простым воеводой. Он намеревается вступить в Неаполь под крики народа как законный, избранный войском и всеми родами царь!
      - Истинно! - хлопнул его по плечу Диофант, продолжая смеяться.- А вернее сказать, этого хочет и об этом мечтает хитрая и красивая вдова Табана!.. Как видишь, Бритагор, мы лучше стали разбираться в скифских делах и понимать скифскую душу.
      - Что же мы делать будем? Пошлем туда войско?
      - Да, пошлем, но не войско, а вот это!
      Диофант подошел к столу и сдернул белое покрывало. Бритагор зажмурился от яркого блеска. Солнечные лучи ударили прямо в золотые и серебряные украшения на роскошном мече, заиграли на эмали кубков и ожерелий.
      - Я получил письмо от Митридата,- склонился он к Бритагору,- но не хотел сразу показывать его тебе. Великий царь ни в чем не винит нас, но повелевает нам в короткое время погасить пламя боспорского бунта. Он требует отсечь коренную Скифию от царства Савмака, не дать им соединиться. И, воюя на Боспоре, проявить к Скифии добрую волю. И мы сделаем это! Мы пошлем к Фарзою послов с подарками, признаем его правителем Скифии, а если надо, то и царем!
      - Но он ненавидит нас и использует нашу добрую волю против нас!
      - Нужно перетянуть на нашу сторону эту агарскую вдову. Она умна и поможет нам. Я думаю, что с помощью Табаны мы сделаем больше, чем смогли бы сделать мечами нашими! Иначе нам Скифию не покорить.
      - Но Фарзой - друг Савмака и пойдет на помощь Боспору!
      - Никогда!.. Мы через послов всенародно объявим в Скифии, что Митридат дает скифам независимость и мир в обмен на дружбу! Мы признаем права царских скифов на всю Тавриду, кроме Боспора и Херсонеса, но при условии - не начинать войны нигде, ни на западе, ни на востоке. Народ скифский устал, он будет рад такому почетному и выгодному миру. Он не пойдет воевать, даже если Фарзой станет царем. А мы за это время нанесем смертельный удар Савмаку!
      - Велика твоя мудрость, стратег! - поклонился Бритагор.
      3
      Войдя в юрту, Табана томно откинула со лба воздушную кисею в с улыбкой грусти, которая стала обычной на ее лице после смерти мужа, спросила, как чувствует себя князь Фарзой.
      Князь, отдыхая на кошмах, рассматривал прекрасный меч, полученный им в подарок от заклятого врага, и раздумывая о странных и неожиданных поворотах судьбы. Он поднял глаза и остро взглянул на начинающую полнеть вдову - и опять, как и всегда, нашел, что она хороша. Ему хотелось сказать ей что-то совсем не деловое, он хотел подняться с ложа, но женщина остановила его жестом руки. Она присела на складной стульчик и заговорила тихо, но внятно:
      - Кажется, мой друг и друг моего покойного мужа, кончается полгода после моего посещения могилы Борака. Скоро я, с твоего разрешения, поеду, уже в последний раз, принести жертву на кургане и скажу Бораку, что ты довел до конца великую борьбу и очистил Скифию от чужеземцев.
      - Чужеземцы сами ушли, прекрасная Табана.
      - Они не ушли бы, если бы не боялись новой ужасной войны... Так вот, я пришла сказать тебе, что ты уже не нуждаешься в моей женской помощи и уходе ты здоров, слава богам! Теперь, после приношения на могилу, я смогу уехать в родные агарские степи. Там мой народ, мое племя.
      - Ты хочешь уехать?
      - Да. Но не это я хочу сказать тебе...
      - А что?
      - Князь Фарзой! - Княгиня поднялась со стула, ее голос принял оттенок торжественности,- Князь Фарзой! Боги и народы Скифии ждут от тебя многого!. Не случайно они дали тебе испытание в огне сражений и в плену врага. Ты много почувствовал и стал более зрелым и мудрый. Ты узнал жизнь народа и горе тех, кто работает руками своими. Не случайно все это. А теперь и слепой увидит, куда направляют тебя невидимые силы. Тебе пора вступать в Неаполь!
      - Я давно говорю, что надо, - оживился Фарзой,- чего мы сидим в этих пыльных юртах?!
      - Потому, что ты, как гласит откровение, должен войти в Неаполь не князем, но... царем Скифии!
      - Что ты! - смутился, почти испугался Фарзой, поспешно вставая на ноги.- Что ты говоришь, Табана, уж не выпила ли ты чего хмельного? Говори тише, а то люди услышат, смеяться будут... Такого быть не может!
      - Оно уже свершилось, князь! И не вздумай упираться! Ибо велика милость богов, но нельзя вызывать их гнев своим упрямством и неразумием! Сумел ты перенести боль и унижение рабства, сумей носить царскую тиару и пернач!
      - Да что ты, Табана! - рассмеялся Фарзой, с изумлением глядя в раскрасневшееся лицо женщины, одухотворенное, как у жрицы-предсказательницы. Меня же никто, не признает царем! Всем известно, что я бедный князь, был пленен и сидел в ошейником у весла! Что люди признали меня князем-воеводой, это понятно: я прибыл в степи с оружием и обещанием свободы! Но если бы кто посмел выкрикнуть меня царем, то весь народ, а особенно князья, сказал бы - нет!
      - Князья и народ хотят видеть тебя царем Скифии, с этим и Диофант согласен! Князья и старейшины будут просить тебя принять бремя власти!
      - Какие князья и старейшины?
      - Те, что ждут у входа в шатер!
      Табана распахнула полог шатра, и перед изумленными глазами князя предстала красочная толпа богато одетых людей. Были тут знакомые и незнакомые. Фарзой узнал старейшин царских и нецарских родов, военачальников и князей. Среди них несколько смущенные Мирак и Андирак. Последний нес на красной полотенце золотую тиару и золотой пернач Палака.
      - Просим тебя, князь Фарзой, сын славного отца, глава сильного рода и родственник царей скифских, принять от нас, как от посланников войска и народа, вот эти царские знака!.. Белый конь уже ждет тебя. Сядь на него и поезжай по всему лагерю - весь народ последует за тобою!
      Это было в обычае стародавних времен. Народ сам выбирал своего царя.
      У Фарзоя захватило дыхание. Все это произошло совсем нежданно-негаданно, почти как в старой сказке, которую он слыхал в детстве от матери.
      Табана о непроницаемой улыбкой стояла в стороне.
      4
      Новый царь Скифии торжественно, при огромном стечении народа вступил в Неаполь верхом на белом коне.
      Три дня и три ночи пировали на всех улицах столицы, чествовали и славили молодого царя.
      Только теперь, после необыкновенных событий, Фарзой окончательно избавился от страшного демона сомнения и душевной язвы оскорбленного самолюбия, вынесенных из позорного невольничества.
      Огненный дух неудовлетворенного тщеславия, уязвленной княжеской чести, подозрительности к окружающим покинули его окончательно. Словно омытый в сверкающих лучах народного признания и восхваления, он почувствовал себя воскресшим после временной смерти. Раскрылись глава на жизнь, на дела, проснулась жажда человеческих радостей. И та ревнивая подозрительность к Табане, что отравляла ему душу, вдруг растаяла, как вешний снег.
      Табана, прекрасная и верная спутница ушедшего в царство смерти Борака, что когда-то пленила сердце Фарзоя своей красотой и женственностью, опять предстала перед ним желанная, волнующая. Тяжелые мысли рассеялись. Даже на свое злосчастное пленение молодой царь взглянул совсем по-иному. Оно стало как бы трудным началом той борьбы, в которой он победил.
      Но при всей своей учености и ясном уме Фарзой не обладал многими качествами, необходимыми для государственного мужа. Он и теперь не понимал важности будничного изучения жизни, которое должно было стать основой его решений. Он полагал, что все окружающее должно служить ему, не требуя от него каких-либо усилий. В этом фатальном взгляде на свою жизнь и в самом созерцательно-мечтательном характере Фарзоя было нечто подкупавшее его соратников. Он выглядел настоящим царем. Но в этом же таилась и опасность непредвиденных поворотов, просчетов, ошибок. Нельзя полагаться на одно счастье и покровительство богов.
      Выслушивая от Табаны и друзей сообщения о делах скифских, он не спешил обременять себя государственными заботами. Неутомимый Танай уже сколотил сильную дружину панцирной пехоты, Пифодор превратил нестройные отряды "ястребов" в тяжелую массу катафрактариев, вооруженных боспорским оружием, на сарматский образец. Оба деятельных мужа часто виделись с Табаной, получая от нее приказания, которым подчинялись беспрекословно. Она не забывала обласкать Мирака и других малых князей, следила за ними неотступно, принимала тайно людей, приезжавших с юга, посылала во все концы царства гонцов. А Фарзой в это время укреплял свое здоровье верховыми выездами в степь и мечтал о походе на Херсонес и захвате в плен Диофанта. Для него действовать - значило сидеть верхом на коне с мечом в руке.
      Табана не только руководила делами, но о многом думала. Она хорошо разобралась в причинах холодности к ней Фарзоя в недавнем прошлом, считала эту холодность временной. И не удивилась, что, ставши царем, Фарзой неожиданно размяк. Но, ловя его многообещающие взгляды, она стала еще более сдержанной и серьезной. Много времени посвящала молитвам, жертвоприношениям, окружила себя жрицами, с которыми занималась духовным самосовершенствованием.
      - Другая стала ты, Табана,- мягко упрекал ее Фарзой. - Ведь ты не старуха, чтобы всю жизнь только и заниматься молениями и жертвами.
      Женщина смотрела на него своими темными, без блестящих точек глазами, и трудно было определить, что она думает и чувствует.
      - Смерть мужа и одиночество приучили меня к размышлениям и беседам со своей душой и богами. Разве можно отвернуться от бессмертных богов?
      - Так-то так!.. Но разве не чувствовала ты страсти ко мне еще до моего пленения? Почему теперь стала холодной?
      Табана, опустив длинные ресницы, отвечала:
      - Признаюсь тебе - да, чувствовала. Твое бесстрашное сердце и честная душа пленили меня. Я радовалась дружбе Борака с тобой, призывала богов оказать вам покровительство... Сначала я прониклась благодарностью к тебе, а потом - полюбила... Любовь толкнула меня на многое.
      - А потом?
      - А потом боги помогли мне понять иное, большее, чем любовь. Я увидела, что ты, а не кто-то другой, должен спасти свою родину, свой народ, объединить его на великую борьбу! И я стремилась всеми силами помочь твоему освобождению. Но мне не удалось сделать этого...- Княгиня опять опустила глаза и вздохнула как бы с сожалением.- Ты вырвался из плена сам, тебе служили преданные люди. Когда ты возвратился в Скифию, я опять решала всеми силами помогать тебе, но слабы женские силы. Боги возлюбили и вознесли тебя, а я опять осталась незамеченной, в стороне.- Опять глубокий вздох.
      - Почему в стороне? - спросил, сияя глазами, расчувствовавшийся царь.- Ведь ты сама говоришь, что питала ко мне страсть. Что же, ты теперь разлюбила меня, а? Или нашла другого, лучшего?
      Он рассмеялся счастливый смехом, окончательно убедившись, что его тайные упреки этой женщине оказались всего лишь его собственным вымыслом. Он чувствовал себя удивительно хорошо. Табана манила к себе как женщина, пьянила его.
      Они сидели в знакомом дворике Палакова дворца, около испорченного фонтана, на каменной скамье. Голуби садились на край пустого бассейна, совсем не боясь людей. Дворик, выстланный плитами, между которыми пробивалась трава, белые колонны, облитые солнечными лучами, нежное воркование голубей - все казалось Фарзою в этот миг полным праздничной радости. Ему хотелось обнять мягкие, полные плечи собеседницы. Но она молчала, опустив глаза.
      Табана усилием воли скрыла свое волнение. Ее неудержимо влекло к сильному молодому мужчине, но она умела держать сердце в плену разума. Оправив волосы, упавшие на высокий чистый лоб, ответила:
      - Бели бы ты оставался просто князем Фарзоем, даже не князем, а простым воином, я упала бы к ногам твоим, поцеловала бы прах у ног твоих и стала бы твоей вечной рабой!.. Рабой любви!.. Ибо я могу любить только одного и только всегда!.. Но я хочу, чтобы и меня любили так же!
      Она смело в прямо взглянула в его глаза, подернутые влагой.
      - Разве я теперь стал иным? - усмехнулся Фарзой.
      - Ты стал царем!.. А я всего лишь одинокая вдова, княгиня далекого племени, хотя и храброго, но бедного. Кем я могу быть у тебя? Наложницей? Никогда! Я опозорила бы в род и племя свое! Борак перевернулся бы в могиле, когда узнал бы, что жена его так низко пала!.. И ты, предлагая мне любовь, унижаешь меня! А ты хорошо знаешь, что такое унижение. Моя любовь осталась там, позади, где остался и дорогой мне князь Фарзой. А царю Фарзою я могу лишь поклониться, поблагодарить его за многое и попросить разрешения вернуться домой. Ибо я княгиня, и племя ждет меня! Пока я жива, никто не сядет на место покойного Борака!
      Фарзой с нарастающим удивлением смотрел на Табану, игривая улыбка стала сходить с его лица и наконец исчезла. Он опустил протянутую руку и задумчиво стал следить за воркующими голубями, что задевали своими крыльями его мягкий сапог.
      - Веялка душа твоя и велик ум твой! - произнес он в раздумье. - Ты настоящая княгиня, достойная своего покойного мужа! И я завидую Бораку, хотя он мертв, а я возвышен богами. Он имел сокровище, какого мне, как видно, не иметь.
      Ресницы больших темных глаз дрогнули, вдова бросила вопрошающий взгляд, но сдержалась.
      - Твое сокровище, - ответила она,- это твоя царственность, любовь к тебе народа! Что перед этим значит чувство женщины, вдовы?.. Ничто!.. А тех, кто с великой радостью разделит с тобою ложе, найдется много... Поэтому не говори мне о любви, хотя, как царь, ты волен в своих поступках. Но не наноси обиды памяти Борака, что любил тебя, не обижай бедную вдову из чужого племени. Лучше отпусти ее с миром.
      Строгость и достоинство знатной женщины, знающей себе цену, Табана умело сочетала со смирением и скромностью, чем подкупила не искушенного в любовных хитростях Фарзоя.
      - Никто не может задержать тебя, достойная княгиня,- поспешил заверить он,- но наша былая дружба и мое сердечное влечение к тебе дали мне право так просто говорить с тобою... Видно, царям любовь заказана...
      5
      В Неаполь прибыли послы из далекого Танаиса. Они привезли подарки, привели хороших коней, передали новому царю Скифии братский привет от грозного аланского царя Харадзда. Главой посольства оказался небезызвестный Форгабак, который счастливо избегнул руки разъяренных рабов в восставшем Пантикапее. Теперь он выглядел богатым греком-колонистом и вел речи не хуже заправского оратора.
      Он говорил, что сильный царь Харадзд желает царю Скифии здоровья и успеха.
      - Царь аланов,- говорил он с поклонами,- рад, что скифский народ нашел достойного вождя и повелителя! Ибо слава о храбрости и учености мудрого князя Фарзоя, ныне царя Скифии, давно дошла до Танаиса и катится дальше, как степная трава перекати-поле, к восходу солнца, к берегам Оара, величайшей из рек!..
      После угощения, и отдыха опять состоялась встреча, в более узком кругу, где Форгабак прямо намекнул, что Харадзд противник союза Скифии с рабским царей Савмаком и, если Фарзой пойдет на подмогу Савмаку, аланы начнут планомерное истребление агарскнх племен и вторгнутся в роксоланские степи. А с другой стороны, заключат военный союз с Диофантом и Карзоазом.
      Это был удар, направленный прямо в сердце замыслов скифского царя. Дальновидному Харадзду и хитрым грекам из Танаиса было хорошо известно, что могут означать длительное пребывание Табаны в Неаполе и ее дружеские отношения с Фарзоем.
      На совете князья и друзья Фарзоя в один голос заявили, что ссориться с аланским царем не следует.
      - Но союз с Савмаком и разгром наших общих врагов - долг наш! возразил царь.- Если мы будем в крепком союзе с Савмаком, страшны ли нам аланы?!
      - Страшны, государь! - хором ответили князья.- Ибо ослабла Скифия, а Савмак еще не укрепился на троне Сдартокидов. Разобьют враги его и нас. Союз Харадзда с Митридатом - большая сила, и нам ее не перебороть!
      - А если мы одну руку протянем Савмаку, а другую Тасию?.. Страшны ли будут нам аланы и Митридат, когда вся Таврида и роксоланы объединятся?
      Тройственный союз, о котором говорил разгоряченный царь, был возможен, так как Тасий и Палак были дружны и вместе выступали против Диофанта. Но роксоланы после поражения тоже нуждаются в передышке. Пойдет ли хитрый Тасий на возобновление войны в союзе с ослабевшей Скифией и рабским Боспором?
      Князья и советники попросили времени подумать. Фарзой отпустил их, но кровь кипела в нем, он уже видел себя во главе большого войска, вооруженного Боспором и поддержанного ратями роксоланских катафрактариев. Он метался по высоким залам неуютного дворца скифских царей, обдумывая планы решительного разгрома понтийцев и захвата в плен Диофанта.
      Словно в ответ на его замыслы, донеслась весть, что с севера едет еще одно посольство - от Тасия и агаров.
      - В добрый час, в добрый час! - возликовал нетерпеливый царь.Видно, пока мои князья-тугодумы будут сидеть и терять время, мы совершим великое дело!
      Фарзой выехал на прогулку в степь в сопровождении Таная, Пифодора и кучки вооруженных всадников - телохранителей. Они натешились лихой скачкой на резвых скакунах и выехали на высокий бугор, откуда открывался вид на дымчатые степи. Воинов оставили внизу, в балке.
      - Слыхал? - спросил царь Таная.- Роксоланы в гости едут. Спешат приветствовать меня и, думаю, не откажутся от крепкого союза. Понтийцы им тоже немало насолили, да и против аланов друзья нужны. Савмак будет рад нашему единению с Тасием.
      Танай задумчиво смотрел в синюю даль степи, словно котел увидеть в ней будущее Скифии. Его тоже подкупала мысль о союзе с роксоланами. Но этот союз означал новую, небывалую войну. Выдержит ли ее скифский народ? Интересы кочевого и оседлого населения, голодного и ограбленного, настоятельно требовали мира. И этот мир уже заключен. Понтийцы с поразительной легкостью признали нового царя, обещали ему мир и дружбу. Они напуганы восстанием Савмака, они боятся новой войны в Тавриде. Но они могут ее возобновить, после того как справятся с рабским восстанием. Сначала разгромят Савмака, а потом опять двинутся на Неаполь.
      - Да, государь, - твердо ответил он, поворачивая свое открытое и острое лицо к Фарзою,- ты прав - союз с роксоланами нам нужен, он укрепит нас, заставят Митридата считаться с нами! Но мы еще не знаем, что везут нам послы, с чем едут.
      - Если они первые не предложат союза, мы сами заговорим о нем.
      - Нас поддержат агары,- осторожно вставил Пифодор.
      - Почему ты думаешь так? - спросил царь, не смотря на грека.
      - Потому что они верят в твой брак с княгиней Табаной.
      - Что ты говоришь, болтливый эллин? - удивленно раскрыл глаза Фарзой.
      Пифодор звенел серьгой и скалил зубы с обычной развязностью.
      - Я сказал, великий государь,- ответил он уверенно,- что если ты еще не решил своего дела с женитьбой на прекрасной княгине, то решай до приезда послов. Ибо все знают, что ты с Табаной дружен, и считают вас почти мужем и женой. И если ты не объявишь этого послам, то оскорбишь их, унизишь имя великой княгини, и никакого союза не получится. Агары обидятся, а роксоланы всегда агаров поддержат. Оскорбишь Табану - оскорбишь и Тасия. А лучшей царицы для своего народа тебе не найти. И красива и умна, и союз с роксоланской ордой в приданое тебе принесет!
      - Царицы? - словно растерялся Фарзой.- Разве я должен жениться на Табане, на вдове?.. Слышишь, Танай, что говорит Пифодор?
      Танай крякнул. Пифодор смело и кстати высказал их общую мысль.
      - Слышу, государь. Табана прекрасна собою и любит тебя. За нею сильное агарское племя, а за агарами - роксоланы. Если Табана станет царицей, то сильный союз обеспечен! Тебе же это необходимо для долгого и счастливого царствования! К тому же люба она тебе, мы видим это.
      - Но надо, чтобы роксоланы признали Савмака царем!
      - Э, великий государь, не глотай сразу несколько кусков. Делай одно дело, а за ним другое. Пифодор же хотя и зубоскал, а голова у него ясная.
      Послы прибыли на другой день. Они привезли подарки и заверения в дружбе, после чего решительно посоветовали Фарзою не вмешиваться в боспорские дела и не развязывать новой войны. Было очевидно, что Тасий уже предупрежден аланами и учел, что союз с рабским царством не пойдет на пользу его царствованию.
      - Ну что? - раздраженно спросил Фарзой вчерашних советчиков.Выходит, что я должен отказаться от своего слова, что давал Савмаку? Порвать с ним ради дружбы с роксоланами?
      - Когда ты давал слово Савмаку, ты был маленьким человеком, а сегодня - ты царь! - смело возразил Пифодор.- Разве царь должен исполнять обеты, которые он дал, будучи князем?.. Мудр ты, Фарзой, но душа у тебя проста... Тогда ты отвечал лишь за жизнь свою, а теперь держишь в руках судьбу народа! Тут надо решать не сразу. Ты не давай прямых ответов, затяни переговоры. Начни лучше сватовство, закинь им словечко о браке с Табаной, скажи, что без их согласия этому браку не быть... Этим ты расположишь к себе послов, а сам тем временем подумаешь... И все будет хорошо, ибо боги служат твоему счастью! А на днях Табана вернется с могилы мужа, поговори с нею, она плохого не посоветует.
      6
      Фарзой пригласил послов в зал для пиров и после угощения обратился к агарским старикам, одетым в алые кафтаны:
      - Вдова вашего князя, а моего друга Борака достойно и верно служит памяти мужа, отдавая все свои помыслы и время молениям и поминаниям. Скоро она прибудет сюда из-под Херсонеса, где приносит жертвы на могиле мужа...
      - Так...- подтвердили агарские старики, разглаживая бороды.
      - После этого она вольна или вернуться на родину, к своему племени, или найти себе мужа и выйти замуж.
      - Так...
      - Табана и я любим друг друга. Ибо для меня Табана - тень моей дружбы с агарами и князем Бораком. А я для Табаны - друг покойного мужа и доброжелатель всего вашего племени...
      - Так! - с некоторым оживлением отозвались старики.
      - И я хочу просить всех старейшин и народ агарский отдать мне в жены Табану, в знак нашего вечного союза! А изберете ли вы меня князем агарским - это ваше дело. Боги благословят брак наш!
      Все агарские старейшины, а за ними и роксоланы поднялись с ковров и провели пальцами по бородам с какой-то особой торжественностью. Показать радость - было ниже их племенного достоинства. Выказать какие-то колебания и сомнения - означало оскорбить царя скифов
      - Завтра после моления и жертв мы принесем тебе ответ. Ибо для него нужен совет богов... и сама Табана. Она приезжает с могилы мужа сегодня вечером
      Ответ старейшин был утвердительный, так как, направляясь в Скифию, послы получили подробный наказ, как действовать в случае сватовства Фарзоя. Все агарские князья были согласны на этот брак, согласен и преславный царь роксоланов Тасий. Но они поставили условия. Прежде всего Табана должна стать первой женой царя - царицей - и до смерти не менять этого места около царя. Наследником может стать лишь сын Табаны. Все это само собою разумелось и не вызывало возражений со стороны Фарзоя и его вельмож. Во-вторых - а это было уже весьма существенное требование,- брак мог состояться лишь в случае отказа Фарзоя от помощи Савмаку в его войне с Диофантом.
      Такое соображение, собственно, тоже не вызвало возражений у совета скифских князей и старейшин. Мир и воздержание от новых разорительных военных походов были нужны Скифии. Народ ее жаждал покоя. Тем более что Диофант отступился от Скифии. Зачем же воевать?
      Однако эти условия сильно поразили и разгневали Фарзоя, показались ему оскорбительными, нарушающими его царственную независимость. Он готов был вспылить и отказаться от сватовства, но сдержался и пообещал ответить на следующий день.
      Но вот прошло два, три, потом и четыре дня, а Фарзой не звал послов, куда-то выезжал, всячески избегая встречи с агаро-роксоланскими представителями.
      Весь Неаполь уже говорил о предстоящей женитьбе молодого царя и одобрял его выбор. Табану знали и уважали в Скифии. Теперь около дома, в котором она поселилась, возвратившись с могилы мужа, всегда стояли воины с мечами. Они охраняли будущую царицу. Уборщики из пленных ежедневно подметали улицу, поднимая тучи пыли. Было приказано по этой улице не ездить на скрипучих арбах, не гонять скот и не горланить песен. И когда Табана в сопровождении своих девушек шла в храм принести ежедневную жертву, то собирались зеваки, стараясь разглядеть поближе женщину, которая завтра станет царицей.
      Табана, находясь у могилы мужа, нашла время встретиться с Диофантом, вела с ним деловой разговор. Сейчас неоднократно беседовала с послами, встречалась с Танаем, делала наставления Пифодору. Последний видел в Табане богиню своей судьбы и служил ей с преданностью пастушьей овчарки.
      Фарзой с друзьями однажды посетил дом вдовы. Они встретились сдержанно и вели разговоры обо всем, кроме своих отношений. Табана больше смотрела вниз, не выдавая взглядами жгучей страсти, что съедала ее, как огонь съедает воск. Она дала волю затаенным мечтам ночью, томилась в пламени своей любви, считала дни и часы, когда она встретится с Фарзоем наедине. Но с восходом солнца взяла вощаные дощечки и, начертив на них молитвенные знаки, простояла на молитве свыше трех часов, измучив сопровождающих ее девушек и жрецов.
      Дни потекли, переговоры прервались. Царь не встречался с послами и не возобновлял с ними бесед, словно давая понять, что говорить им не о чем. Старейшины стали поговаривать об отъезде. Табана знала все это, и душа ее наполнилась тревогой, закрадывалось сомнение в успехе ее бракосочетания с любимым, росло чувство стыда за то, что она может оказаться отвергнутой невестой.
      Наконец она не выдержала и устроила встречу со стариками агарами и роксоланскими послами. Теперь она стояла перед ними уже без напускной грусти и смирения. Ее глаза стали гневными, в них, вместо мягкого сияния, появился металлический блеск. Старики видели это и ожидали грозы. Гроза не замедлила разразиться. Табана обратилась к ним резко с непреклонностью и деспотичностью настоящей повелительницы, распекающей нерадивых слуг:
      - Что люб мне Фарзой - не скрою Что я ему люба - вам известно! прогремел гром, сопровождаемый молниями.- Но ведомо ли вам, что своим упрямством вы губите союз Скифии и Агарии, который помог бы нам сделать Агарию более сильной?! Если брак наш с Фарзоем не состоится, тогда Скифия совместно с Савмаком выступит против понтийцев и эллинов! Это будет означать нападение аланов на агаров и новую большую войну!.. Или вы слишком много пьете вина, что ваши головы стали плохо соображать? Вы оскорбили Фарзоя своими требованиями, теперь Фарзой готов оскорбить все наше племя и княгиню вашу отказом! Куда я пойду после такого позора? Вы подумали об этом или нет?
      Княгиня гневно подняла сжатые кулаки и даже топнула ногой, сама не своя от бушевавших в ней чувств. Сильная духом, властная женщина сумела расшевелить послов своей речью. Агарские старейшины даже вспотели и переглядывались растерянно. Мудрость и дальновидность княгини были очевидцы. Все верили ее словам и побаивались ее.
      - Подумайте вы, старшины роксоланские, - обратилась она к послам Тасия, - вам тоже надо работать головами, пока царь роксоланский не срубал, их! Ибо царь Тасий мудр и не простит вам такого промаха! От моего брака с Фарзоем зависит судьба всех нас и племен наших! Скифия, Агария и царство роксоланов нуждаются не в великий войне против Митридата и Харадзда, но в мире, дабы залечить свежие раны. Идите и действуйте, и без успеха не являйтесь ко мне! А я буду молить богов об успокоении души моего покойного мужа Борака, которому люб мой союз с Фарзоем. И горе вам, если вы не сумеете оправдаться передо мною и Фарзоем! Судить вас будет Тасий, а я ни слова не скажу в защиту вашу.
      Величественным жестом рассерженная княгиня указала советникам и послам на выход. Те, стараясь не бряцать оружием, бесшумно вышли из покоев Табаны, пристыженные и озадаченные.
      Табана давала последние наставления старому агарскому воеводе, главе посольства:
      - Ты ответишь мне за то, если я в ближайшее время не взойду на ложе Фарзоя!
      - Взойдешь, княгиня, взойдешь! - поспешно уверял ее растерявшийся старик.- Только не гневайся, не распаляй своего сердца!..
      После этой знаменательной встречи Табаны с послами дело с заключением брачного союза стало двигаться быстрее. Теперь послы уже не требовали полного невмешательства Фарзоя в дели Боспора, но согласились, что рать молодежи совершит удалой набег, вторгнется в пределы Боспора и окажет помощь Савмаку, во не от имени царя и не под его водительством. На поход против Херсонеса агары и роксоланы по-прежнему не соглашались.
      Это более устраивало самолюбивого Фарзоя, он стал благосклоннее, принял представителей и долго беседовал с ними за чашей вина.
      Степь - хороший проводник всяких слухов. И в Пантикапее прекрасно знали о всех необыкновенных событиях, что совершались в скифских землях, и по-своему оценили их.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      ПЕРЕД ГРОЗОЙ
      1
      Тревога началась перед восходом солнца, в те часы, когда сон становится особенно крепким. Горожане вскакивали с нагретых лож, и их перепуганные, заспанные лица там и тут появлялись из слуховых окон. Эхо походило на то, как полевые сурки высовывают из нор свои тупые морды перед грозой.
      - Всемилостивые боги! - почесываясь, шепчет почтенный боспорец, которому так надоел грохот событий. - Доколе это будет продолжаться?..
      Улицы сразу оказались подобными бурлящим весенним потокам. Сотни и тысячи вооруженного люда, еще не успев вытрясти из голов серую муть сновидений, бежала, не жалея ног, вниз, к порту, подбадриваемые окриками старших.
      - Эге-гей! - прогремел резкий и высокий голос Атамаза, что бежал вместе с другими.- Не задерживайся! Чего ты, как старая баба, бедрами раскачиваешь? В порту враг высаживается, а ты брюхо растрясти боишься!
      - В порту высаживаются враги!
      Эта весть быстро разнеслась по городу. Одни встретили ее с ужасом, другие со злой радостью, надеясь на расправу с рабами, захватившими власть.