- Эти меды, - с улыбкой говорил Саклею только что прибывший из Ольвии купец,- умеют приготовлять на реке Борисфене, где живут люди, поклоняющиеся Зевсу Стрелометателю. Мы лишь покупаем этот напиток, равного которому нет нигде. Он обладает сладостью наилучшего меда, ароматом весенних цветов и веселит сердце человека своей крепостью. Его пьют, не разводя водою, по-скифски. Вот сейчас мы и отведаем этого нектара северных богов! Думаю, что сами олимпийцы не пивали ничего лучшего!
      Одна из малых амфор была вынута из вьюка и перенесена в трапезную. Остальные сосуды расторопные слуги уложили рядком на песок в подвале Саклеева дома.
      - Но торговать приехал я вином этим, - продолжал ольвийский гость уже за столом,- но привез его в подарок от ольвийского фиаса караванных купцов. Часть тебе, как знатному и лучшему человеку Боспора, проксену ольвийскому, уважаемому и известному во всех припонтийских странах. Ибо слухи о твоей государственной мудрости и благочестии давно уже прошли по степям скифским в достигли далеких городов.
      - Незаслуженно превозносишь меня, малого человека, но на хорошем слове - спасибо! - с примерной скромностью вздохнул Саклей, возведя к потолку свои очи, словно призывая богов в свидетели.- И за меды тоже благодарю!
      - А остальные амфоры,- продолжал бородатый купец Халаид,- хочу, чтобы ты передал царю Перисаду как подарок. Ибо недостоин я сам к царю обращаться с мелкими приношениями. Однако для меня было б великой честью, если бы государь отведал напитка сего, вкусного в веселящего.
      - Что ж,- согласился лохаг,- передам царю мед твой. Может, он снизойдет, попробует. Да и о тебе упомяну. А о торговле теми товарами, что привез, не беспокойся, все продашь по лучшей цене в пошлину с тебя, как с доброго вестника, не возьмем. Ибо ты глазами своими видел повергнутую державу скифскую, трупы в ломаное оружие врагов наших, а также трофеи и гордые жертвоприношения друга нашего Диофанта.
      - Видел, видел! - подтвердил Халаид, принимаясь за холодную осетрину, что стояла перед ним на столе.- Велика милость богов! Скифы повергнуты, в степях сейчас просторно. А вот на землях боспорских дрожал я за товары свои, спасибо, боги надоумили меня взять охрану крепкую.
      - Как так? - вскинул голову Саклей и пристально вгляделся в лицо гостя.
      - Да так,- словно с неохотой пояснил купец,- много раз встречались мне люди с кольями и косами в руках. Но побоялись тронуть меня. Я же сразу догадался, что кровавую ниву собрались убирать они. А ночами мой путь освещали огни пожаров.
      - Ты прав, - проскрипел Саклей, хмурясь, - ты прав!.. Много непорядка внес Палак в земли наши через тайных людей. Но уже перестает шуметь чернь бессмысленная. Людей Палаковых, что подстрекали людей к разбою, переловили мы. А тех, кто милостей царских не ценил, желал раздора и смуты, на цепь посадили. И опять мир и благоденствие готовы воцариться в древнем убежище порядка и покоя - Боспорском царстве. Нет таких сил, которые могли бы поколебать устои державы! Крепок Боспор, сильна рука царя его, все боги и демоны служат нам и куют наше счастье.
      - Да будет так вечно! Слава царю вашему и богам олимпийским!.. Слыхал я, что Диофант уже направился на трех судах в Пантикапей. И говорю тебе, лохаг, готовься встречать важных гостей.
      - На трех судах? - широко открыл глаза Саклей, забывшись на мгновение. - Да он что же?.. Опять, как и в прошлый раз, решил приехать налегке, без войска, словно на свадьбу?..
      - Зевс знает это, мне же неведомо, - ответил гость, разводя руками, - только флот его остался в Херсонесе и как будто должен выйти куда-то, а куда - не знаю.
      - К нам это, к нам, - закивал головой ободренный старик, но тут же сузил глаза, и огонек обычной подозрительности сверкнул из-под припухших век. Заговорился я, однако... Попробуем медку твоего. Ибо не свободен я и должен торопиться в акрополь по делам царским... А о прибытии Диофанта, сделай милость, не говори людям нашим. Не гоже, если о таких новостях народ раньше царя узнает.
      Саклей медленно поднял фиал, понюхал напиток, но не пил, ожидая, когда отхлебнет гость. Тот поклонился, прошептал молитву и, окунув палец в мед, брызнул им в сторону домашних богов, что стояли у стены на поставце. После этого залпом выпил фиал до дна и облизал губы. Саклей с улыбкой стал смаковать медок, находя его действительно великолепным. Теплые волны прошли по его тщедушному телу, он почувствовал необычайную легкость мыслей. Словно помолодел. На сердце стало веселее, и подозрительность, что грызла его днем и ночью, уступила место более благодушному и доверчивому настроению. После ужина он стал показывать гостю дорогие вазы работы афинского мастера Ксенофанта, краснофигурные аттические сосуды минувших веков и многоцветные пелики персидской раскраски, очень восхитившие любезного ольвийца. Подарив гостю амулет из скифского камня адаманта и жемчужные бусы из египетского городя Навкратиса, старик сказах:
      - Люди твои устроены, коня - в теплом хлеву. И тебе приготовлено помещение, где никто не помешает твоему отдыху.
      - Благодарю, твое гостеприимство известно всем. И я горд, что говорил с тобою и буду ночевать под крышей твоего дома!
      - Разреши, я отведу тебя в твой покой, а сам отлучусь по делам.
      Сообщение о грядущем прибытии Диофанта гвоздем засело в голову старого вельможи.
      3
      Скрыть такое событие, как ожидаемый визит кораблей Диофанта, ни Саклей, ни кто другой на его месте не смогли бы. Весть о новом приезде понтийского полководца, покорителя Скифии, уже наутро разнеслась по всему городу.
      - Слава богам, - облегченно вздохнули состоятельные граждане, поднимая руки к небу, - наконец-то закончится это страшное ожидание. Такого страха еще не было на Боспоре.
      Все ожидали, что понтийцы прибудут целым флотом, стальная пехота Митридата высадится на берег и сразу начнет оцеплять мятежные эргастерин. Сплотившиеся для борьбы рабы будут разъединены, а потом после выдачи главарей начнутся массовые казах непокорных для устрашения остальных.
      Землевладельцы жаждали усмирения крестьян и сельских рабов, что уже немало пожгли усадеб, растащим хлеб и расправились с хозяйскими приказчиками.
      Но, к разочарованию всех богатых и властных, гости прибыли на одном большом судне "Арголиде" в сопровождении двух маленьких херсонесских суденышек, вмещающих несколько десятков воинов.
      Стоило Диофанту и Бритагору ступить на знакомый настил пантикапейского порта, как они почуяли тревогу. Раньте их встречала толпа гуляк, танцовщицы с вином и угощениями. Сейчас вся пристань оказалась занятой крючконосыми дандариями, чубатыми фракийцами, пешими и конными.
      Саклей и еще десяток высокопоставленных лиц встретили гостей поклонами, но уже без торжественных жестов и улыбок, с озабоченно вытянутыми, постными лицами.
      Подали крытый экипаж, запряженный шестью белыми лошадьми и окруженный сплошной стеной всадников. Понтийцы заметили, что пустые улицы уже не оглашались веселыми криками и песнями гуляк. Всюду ходили гоплиты.
      Дома горожан были закрыты, как перед набегом варваров. Даже окошки гостеприимных домиков гетер оказались наглухо заколоченными. Около храма Афродиты Пандемос, покровительницы уличной любви, ветер гонял мусор, а козы потряхивали хвостиками, объедая молодые побеги на кустах у храмовой ограды.
      Что произошло?
      Царь Перисад после обычных приветствий сразу обрушился на гостей с упреками, что они опять прибыли без большого войска. Он сетовал, что хора вышла из повиновения, всюду разбой, городские рабы убивают своих надсмотрщиков и бегут десятками, умножая собою шайки грабителей.
      - Посмотри! - сказал царь понтийцу вечером, когда они вышли на крыльцо.
      Диофант увидел, что небо на западе за городом полыхало красными отсветами пожаров.
      - Это горят имения царя и знатных людей Боспора, подожженные шайками Пастуха и другими взбесившимися скотами!.. А ты, Диофант, прибыл к нам как на праздник или как купец, что имеет целью продать сто амфор плохого вина и закупить зерно и соленую рыбу!
      - Кажется, мы прибыли сюда с некоторым опозданием,- проворчал Диофант, обращаясь к своему советнику так, чтобы никто не слыхал, кроме него.Яблочко не только созрело, но, кажется, начало гнить!
      - Зато теперь Перисад не будет ломаться и разыгрывать из себя царя могучего! - с сердцем прошептал в ответ Бритагор, также подавленный атмосферой тревоги и зловещих ожиданий, которая царила в акрополе. Настроение напряженности было столь сильным, что вся самоуверенность советника, питаемая удачным завершением скифской войны, стала быстро улетучиваться. Дело выглядело совсем не таким гладким, каким оно представлялось в Херсонесе и на палубе корабля, когда они плыли в Пантикапей.
      Раньше им казалось, что уже нет и не может быть в Скифии силы, способной противостоять им, после того как Палак и Тасий разгромленные бежали с поля боя. Теперь, опять повеяло грозой и мрачные тучи стали нагромождаться на горизонте.
      Вот она, Скифия, страна неожиданностей и загадок!
      Диофант был не чужд суеверию. Он знал, что коварные боги после немногих милостей любят обдавать смертных охлаждающим дождем неудач и несчастий. Он имел чутье опытного солдата, и его ноздри щекотал запах той гари, что доносился с ветром. Это был запах войны и разрушения.
      Переговоры Перисада с Диофантом закончились быстро. Теперь было окончательно решено признать власть Митридата над Боспором и просить понтийского царя принять на себя заботы о безопасности державы от скифских набегов, рабских бунтов и крестьянских восстаний. И хотя это ничего непосредственно не давало перепуганным боспорянам, но обещание понтийской помощи сразу ободрило всех. Известие о подчинении новому, могучему царю стало мгновенно достоянием и хозяев и рабов. Отныне со строптивыми рабами будет расправляться не слабый Перисад с его обленившимися наемниками, а железные легионы Митридата!
      Поздним вечером в пиршественном зале царского дворца шло угощение гостей. На столах стояли блюда золотые серебряные, а также отлитые из сверкающего электра, украшенные скифскими самоцветами. Жареные лебеди и медвежьи окорока, копченные в Синдике, сменялись заливными стерлядями и дорогими соусами, приготовленными руками искусных рабынь. Вина равных сортов и запахов, все старые и пьяные, лились рекой.
      - А теперь попробуй, великий царь, и ты, стратег, медку с берегов Борисфена,- ворковал Саклей.- Этот медок привез нам один купец из Ольвии, по имени Халаид!
      Саклей уже дважды отлучался из дворца, чтобы посмотреть - все ли в порядке в городе, а особенно в его собственном доме. И никто не заметил, что рукав его кафтана обрызгав кровью. Он успел спуститься в подвал и еще раз подвергнуть Бунака крепкому допросу, опять с прежним результатом. И решил в эти дни добиться признания упрямого раба или покончить с ним.
      - Прекрасный напиток! - заключил Диофант.- А где этот купец, что возит столь хорошие меды? Я хотел бы купить такого меду для посылки в Синопу.
      - Разве он не здесь? - спросил изрядно подвыпивший Перисад.
      - Нет, государь, я устроил его на своем дворе.
      - Надо позвать богатого купца! Такого меда нам еще не привозили из тех краев.
      - Что ж, - ответил Саклей, подумав, - я сам приведу сюда купца Халаида.
      - Зачем сам,- возразил царь ,- пошли кого-нибудь.
      - Разреши мне самому, государь. Попутно я проверю стражу на улицах и загляну в рабские ночлеги.
      4
      Купцу Халаиду отвели место в пристройке, что примыкала к хозяйской кухне. Его люди - десять вооруженных всадников - выглядели так воинственно, что Саклей вначале решил было разместить их вне двора, но передумал. Уж очень далекими, нездешними выглядела эти воины, совсем не похожие на скифов. В своих темных кафтанах с желтыми воротниками, в барашковых шапках и черных, как крылья ворона, плащах, вооруженные роксоланскими мечами, они напоминали тех далеких черноризцев, или по-гречески меланхленов, что издавна жили по среднему течению Борисфена. "Эти люди дальние, и опасаться их нечего",- решил старик и разместил всех десятерых в сарайчике рядом с конюшней. Халаид заметил про себя, что хозяин человек предусмотрительный и осторожный. Чтобы пройти к своим людям, ему нужно было бы миновать двор, по которому ходило двое караульных с копьями.
      Наступила ночь. Купец улегся не раздеваясь на деревянное скрипучее ложе, покрытое овчинами, и прислушался. Медок слепил ему глаза, сознание начало путаться. Но до ушей донесся странный вой - не то собачий, не то чей-то призыв о помощи. Он поднялся на локте. Опять тишина. Поглядел в узенькое окошечко. Дом Саклея спал, но в верхнем этаже как бы теплился огонек. Потом послышались голоса, зацокали конские копыта. Кто-то выехал из ворот. Как темные тени продолжали ходить по двору стражи.
      В дверь тихо постучали. Халаид встал и ощупал кинжал, потом открыл дверь, откинув деревянную щеколду.
      - Это я - Астрагал! - зашептала серая сгорбленная фигура, издающая сильный запах конюшни и нечистот.- Я сразу узнал тебя, Лайонак, хотя ты одет богато и отрастил бороду!
      Купец вздрогнул и бесшумно извлек кинжал из ножен.
      - А, это ты, предатель, хозяйский блюдолиз! Ты сам пришел ко мне, чтобы получить долг?.. Да, я должен тебе за твое предательство!
      - Тише, Лайонак, тише!.. Что было, то уже прошло. Служил я хозяевам как собака, да только отблагодарил меня Саклей так, что вовек не забуду!.. Не бойся меня, Лайонак, я не выдам тебя. И не гневись, теперь я иной стал. Хозяева разнюхали, что я таскал куски своим ребятишкам, хотел вырастить их свободными. Меня за воровство каленым железом жгли, собаками травили. Стал я калекой - один глаз у меня, и меж ребер дырка свистит, гной течет. Не человек я теперь! Детей моих за море продали, а жену в Синдику отправили. Меня еще держат - навоз из конюшен убираю, помои выношу, помоями и питаюсь. Теперь я с вами, верь мне! Только и думаю, как Саклею отомстить!
      - А ну, зайди сюда! - полушепотом позвал Лайонак-Халаид.
      Астрагал проскользнул в комнату, и они разговорились.
      - Связан я с Атамазом,- шептал раб,- уже передал ему, что ты прибыл. Он сейчас всем делом правит. Савмак жив и скрывается в рыбных ямах, рыбники его не выдают, хозяева же считают, что он убит... Все рабы в городе готовы начать бунт, ждут лишь сигнала. А крестьяне с Пастухом уже начали. Сегодня, я слыхал, несколько деревень поднялось! Но если Бунак выдаст нас, то все пропало. Схватят Атамаза и других. Бунак много знает.
      - А где он? - живо спросил Лайонак.
      - А разве не слыхал ты, как он кричит? Это его Саклей мучает. Язык ему развязать хочет. В подвале он.
      - А не врешь ли ты, Астрагал?
      - Верь мне, Лайонак! Клянусь богами, ненавижу всех господ, буду убивать их без жалости! Атамаз верит мне!.. А хозяйские псы сейчас стараются пронюхать, кто заводилы среди рабов. Так просто хватать правого и виноватого, не разобравшись, они не смеют, силы мало. А если обнаружат вожаков, то постараются схватить их или тайно смерти предать. Подошлют таких, как Аорс, тот родного отца убьет, если Саклей прикажет. У, Аорс - настоящая хозяйская собака, за всеми следит, трудно укрыться от его глаз, И ключ от подвала у него.
      - А где он сам?
      - Спит в будочке возле ворот, ибо он не только ключарь, но в привратник. Схватить его надо и освободить Бунака!
      - А остальные рабы поддержат нас?
      - Здесь собраны лучшие из слуг. Преданы Саклею и боятся его. Будут защищать хозяйское добро. Но все равно Бунака надо освободить, так сказал Атамаз!
      - Ты поможешь?
      - Помогу всеми силами! Но надо спешить!
      Однако в эту ночь опасное предприятие не удалось. Утром Лайонак узнал, что Диофант прибыл налегке. Догадывался, что вечером будет пир и Саклей пробудет всю ночь во дворце. Решил, что действовать надо смело, вырвать Бунака из Саклеевых когтей, пробраться через город и бежать к Пастуху. Сердце подсказывало ему, что события назревают. Атамаз продолжает действовать, Савмак среди рабов тоже, а власти находятся в состоянии рокового расслабления, растерянности.
      5
      Наступила вторая ночь. Лайонак вооружился и вышел во двор. Дом Саклея спал. На улицах брякали оружием ночные стражи. "Будет трудно выбраться из города", - подумал он, но понадеялся на свое счастье и купеческое платье, а также на помощь Таная с его смелыми товарищами. Чуть теплилось окошечко в теремке под крышей. Кто там не спит в поздний час?.. Из темноты вынырнула бесшумная фигура человека.
      - Астрагал?
      - Я...
      - Как ведут себя дворовые люди?
      - Спят. Медок, что ты послал им, всех свалил. И стражи храпят в углу двора.
      - Хорошо. А у кого огонь в окне?
      - А там сидит узница и раба Саклея - Гликерия. Та, что в склепе с Савмаком была поймана. Любовница его.
      - Гликерия? - изумился Лайонак.- Поймана?.. Кто сделал ее рабой?.. Да может ли быть такое?.. Значит, они не успели скрыться из склепа?
      Лайонак в тот день так быстро ускакал из Паптикапея, что до сих пор ничего не знал о судьбе девушки. О Савмаке же знал немногое.
      - Потом расскажу тебе все, что знаю,- ответил Астрагал,- а сейчас надо спешить. Приезжал из дворца Саклей, опять пытал Бунака... Боюсь, что через город вам не пробраться - везде фракийцы, дандарии. Царь с Диофантом замышляют недоброе!
      - Да?.. - Лайонак задумался, - Другого пути нет. Иди поднимай ваших людей!
      Спутники Лайонака были уже на ногах. Они быстро седлали коней. Потом вышли во двор с обнаженными мечами и топорами. Аорса схватили во время сна. Он с неописуемым ужасом озирался, но не мог разглядеть лица людей. Зато сразу заметил, как блестят их кинжалы.
      - Открывай подвал, где узник сидит! - приказал старший.
      Аорс замотал головой, застонал, как бы в бреду. Но когда холодная сталь вошла ему в спину против печени на дюйм или больше, а теплая струйка крови побежала вниз по коже, он забормотал невнятно и, всхлипывая, повел насильников к двери. Замок и петли были вывернуты могучими руками, дверь скрипнула и распахнулась.
      Люди бесшумно вступили в коридор подвального помещения. Повеяло холодом и плесенью. Они спустились по каменным ступеням и опять уперлись в окованную дверь.
      - Ключ у хозяина,- плачущим голосом заявил Аорс.
      Попробовали рубить топорами, по листовое железо не поддавалась. А ну!.. Лайонак дернул за холодную, влажную скобу. Дверь свободно открылась. Оказалось, Саклей не запер ее. По рассеянности или по иной причине неизвестно. Очевидно, он спешил.
      Вспыхнули факелы. Из тьмы выступили квадраты каменной кладки, совсем черные от сырости и мха внизу, более светлые вверху, где они переходили в полукруглые своды. Одна узкая прорезь под потолком служила источником свежего воздуха.
      Послышался стон, сменившийся надрывный воем. Это был протестующий голос, в котором звучали страданья и бессильный гнев.
      - Опять пытать?.. Не знаю я ничего!.. Какие заговорщики, откуда я могу знать их, если я был не здесь, а в Скифии!.. Убейте меня!...
      Только теперь стало видно, что в углу на голом полу сидит черный человек с горящими глазами. При каждом его движении гремела цепь, которой он был прикован к стене.
      На полу валялись щипцы и железные прутья. Лайонак поднял один из этих инструментов и при свете факела разглядел на нем пятна запекшейся и свежей крови. Острое чувство жалости и гнев охватили его. Он упал на колени и обнял узника, не будучи в силах удержать невольные слезы. Но тот отшатнулся и закричал от боли. Он был покрыт ожогами и ранами.
      - Ой! - закричал он.- Больно!.. Не надо мучить меня, лучше убейте!
      - Вот и меня так же пытал этот пес! - возмущенно заговорил Астрагал, указывая на Аорса.- У-ух ты змей!
      С этими словами он размахнулся и ударил Аорса в лицо. Его удержали. Разъяренный раб готов был тут же прикончить подручного и доверенного Саклея, ненавистного всем слугам.
      - Друг, друг мой, Бунак, - воскликнул Лайонак,- это ты?.. Вот где пришлось встретиться!.. Ты не узнал меня, это же я - Лайонак!
      Аорс вздрогнул от этих слов и, продолжая потирать ушибленную щеку, пытливо уставился своими проницательными глазами на говорившего. Так вот кто этот купец, что нашел приют в доме его хозяина!..
      - Надо спешить! - подсказал Танай, уловив какие-то звуки во дворе,- Аорс, сними цепи с узника!
      Палач дрожащими руками разомкнул замки, в цепи упали. Бунак поднялся, шатаясь. Он еле мог двигать ногами. Слезы лились из его глаз, он рыдал и прикасался, руками к одежде и лицам своих освободителей, как бы стараясь убедиться, что это не сон, не обман чувств, вслед за которым вновь последуют пытки и мучения. Неожиданно упал без сознания. Лайонак поднял его, влил ему в рот глоток вина из фляги. Бунак открыл глаза.
      - А теперь,- решительно приказал Лайонак,- вперед, как бы нас здесь не застали!
      6
      В дверях появился сторожевой воин и сказал, что к воротам подъехало пять или шесть всадников. Слышен голос Саклея. Он кличет привратника и ругается, угрожает ему наказанием.
      Аорс метнулся, пытаясь вырваться, но сильные руки пригвоздили его к месту. Лайонак и Танай вывели под руки Бунака. За ними вышли остальные. Во дворе нетерпеливо топтались оседланные кони. Неожиданно Аорс вырвался из рук воинов и с криком "Грабят!" кинулся прямо в открытую дверь подвала. Воины бросились его преследовать, но Лайонак остановил их. Было бессмысленно гоняться за беглецом по многочисленным переходам огромного незнакомого дома.
      - Поздно!.. Теперь нам остается одно - открыть ворота и, впустив Саклея со стражей, перебить их!.. Садитесь на коней!
      - Кто там кричит? Да поразит вас злая немочь! - рассерженно ругался Саклей.
      В соседних дворах послышались голоса, хлопанье дверей, полыхнули отсветы фонарей. Тревога ширилась и готова была разбудить всю улицу.
      С ключами, отобранными у Аорса, Лайонак подошёл к воротам и стал греметь замком, стараясь подобрать нужный ключ. Он громко кашлял и говорил, изменив голос:
      - Сейчас, сейчас, милостивый господин! Уснул я, к стыду моему. Будь милостив!
      Всадники уже сидели на конях, готовые сразу ринуться в ворота, смять свиту Саклея, изрубить ее и скакать дальше наудачу в сторону рынка, где ворота города, по словам Астрагала, охранялись слабо. Бунака привязали к седлу арканом, чтобы не свалился.
      Но у Лайонака не клеилось с замком, он не мог найти нужный ключ. До сознания Саклея тем временем дошло, что во дворе творится неладное. Аорс кричал не зря. Волосы зашевелились на голове от страшного предположения. Как бы в подтверждение его догадки, распахнулось окно в самом верху дома, рядом с теремом Гликерии. Оттуда показалась голова Аорса и истошный крик рассек тьму ночи:
      - Господин! Хозяин! Саклей, сын Сопея! В твоем доме - разбойники! Купец, гость твой, обокрал тебя! Он освободил Бунака! Имя купцу - Лайонак!.. Эге-ге!.. Сейчас они распахнут ворота и убьют тебя! Берегись!
      Мимо проезжал многоконный отряд дандарийских всадников.
      - Стойте! - закричал им Саклей.- Стойте! Скорее на помощь! Я Саклей, друг царя и лохаг пантикапейский! В моем доме грабители и бунтари!
      - О господин! - продолжал взывать Аорс.- Я сослужил тебе службу, так не забудь этого, не вини меня и не наказывай строго!..
      Теперь ужо во многих домах вспыхнули огни, подбегали вооруженные горожане. Около ворот образовалась толпа конного и пешего люда, готового содействовать Саклею.
      - Конные - с седел не слезать! - распоряжался Саклей.- Если они выедут верхами, атакуем их!.. Пешие - готовьтесь встретить их копьями! Вспарывайте мечами животы их лошадям, стреляйте из луков во всадников! Никто не уйдет из наших рук! Вот он, тот заговор, который я пытался раскрыть!..
      Лайонак почувствовал, что обстановка изменилась и им никуда не уйти отсюда. Ворота раскрывать нельзя, так как пробиться не удастся.
      - Слушайте, братья,- обратился он к своим воинам,- слезайте с коней - и все в дом! Будем обороняться внутри дома!
      Он уже все обдумал. Его словно озарило. Взволнованный, преисполненный внутренним огнем, он подозвал юркого Астрагала и приказал ему:
      - Проберись через город к Атамазу или к Савмаку, передай им, что я и Бунак окружены в доме Саклея. Проси помощи! Скажи им и всем рабам, кого встретишь, что ждать больше нечего, ибо - час настал!
      - О! - выдохнул раб восторженно.- Час настал!
      Астрагал скинул с себя рваный кафтан, бросил на землю оружие, оставив при себе лишь кинжал, отобранный у Аорса, и быстро вскарабкался по дереву на высоту каменного забора, увенчанного гребенкой острых кольев. Факелы давали мало света, трудно было рассмотреть, как он перебрался через страшные зубья и исчез за забором. Добрался ли он до рыбных ям, нашел ли Атамаза,Лайонак так и не узнал.
      Восстание рабов в порту и в рыбных сараях, как это стало известно позже, началось несколько ранее, само собою. Раскаленная лава человеческих страстей достигла кратера вулкана и хлынула по его склонам всесокрушающими потоками.
      Раб Астрагал пропал в эту ночь - возможно, он погиб, как и сотни других таких же людей, славных своим геройством, но оставшихся неизвестными для истории.
      7
      На небосклоне взошла луна, озарила Пантикапей. Возле ворот Саклеева дома пылали факелы, воины рубили топорами ворота, таранили их крупами лошадей. Ворота трещали, но не поддавались. Лайонак, Бунак и люди Таная проникли в дом через ту дверь, которая вела в подвал. Войдя, задвинули железный засов. Как и предполагал Лайонак, там оказалась внутренняя лестница, ведущая наверх. По ней Аорс сумел так быстро добраться до слухового окна под самой крышей.
      - Двое вперед, найти Аорса и сбросить его живого вниз. Это ему награда за предательство!
      Проникнув во второй этаж, они тщательно завалили лестницу чем попало, а сами заняли позицию у окон, выходящих во двор. Торопливо хватали со стен развешенное оружие, ломали дорогую мебель, намеревались использовать ее обломки как метательные снаряды.
      - Держаться будем до последнего человека! - наказывал своим спокойным голосом Танай, расставляя воинов против окон.- Нас выручат!
      - Да, да,- подтверждал Лайонак, - к нам придут на помощь!.. Готовьтесь поджечь дом по моему сигналу!.. Только вот девушку следует найти и освободить!
      Он кинулся было на чердак вслед за воинами, но Аорс все двери запер на крепкие замки. Хода наверх не оказалось.
      Среди роскошного зала развели костер. Горящую мебель выбрасывали во двор, на головы хозяйской челяди. Саклей слышал треск огня и рвал свои седые волосы.
      Бунак почувствовал себя бодрее. Он осматривался с изумлением, пораженный тем, что творилось. Никак не мог поверить, что человек с мягкой бородой, одетый богатым купцом,- друг его Лайонак.
      Тот протянул ему полный фиал и сказал с улыбкой:
      - Пей, Бунак, Саклеево вино, подкрепись!.. А за то, что вытерпел муку, не выдал никого, спасибо!.. Может, нам и не удастся выйти живыми из этого дома, но мы умрем не напрасно! За нас отомстят!
      - О Лайонак, ты не смотри, что я изранен, я хочу драться! Я еще доберусь до печени Саклея! Хоть и трудно мне... соски на груди Саклей огнем выжег. А на спине - живого места нет. Ой!..
      Он хлебнул вина и с перекошенным лицом, отражающим пережитые страдания и ненависть, стал бросать вниз египетские вазы, которые хозяин ценил дороже золота.
      Рухнули ворота. Во двор ворвалась орава конных дандариев, пеших горожан и ночных стражей. Навстречу им полетели расписные амфоры, финикийское стекло, резные ларцы и камни из развороченного очага. Саклей кричал неистовым голосом и метался по двору как одержимый.
      - Взламывайте двери! - приказывал он.- Олухи, трусы! Чего испугались? Я вас награжу, а того, кто струсит, волею царя на кол!..
      Мимо пронесли на руках воина с обожженными лицом и грудью, рослый страж, зажимая рану на боку, бежал, забыв на земле меч. Сверху летели пылающие обломки, за ними стрелы сарматские, скифские и даже таврские длиною в рост человека. Все, что было найдено в доме-музее, осажденные использовали как оружие для отражения беспорядочной атаки дандариев. Лайонак, отличный лучник, стрелял без промаха. Нападающие с проклятиями отхлынули от дома, оттаскивая раненых. Убитые лежала в лужах крови, среди дымящихся кусков красного в черного дерева, привезенного из далекой Ливии за дорогую цену.
      - О боги! О боги! - взывал Саклей в исступлении. Он забыл о смертельной опасности в подбежал к окнам, потрясая кулаками. Он хотел призвать на головы разбойников все силы аида, но не успел.
      Дрожа от ярости, Бунак выхватил из рук Лайонака лук и стрелу, оттолкнул друга локтем и выставился из окна. Направив на врага своего острие стрелы, крикнул ему:
      - Получи, проклятый старик, должок от раба твоего - Бунака!..
      Стрела угодила старому вельможе прямо в рот, выбила передние зубы, рассекла язык и, пронизав горло, вышла из-под затылка. Он упал навзничь, взмахнув руками.
      В этот момент Аорс спускался по потайной лесенке, держа за руку Гликерию. Оба они оказались свидетелями смерти их хозяина. Побледнев от волнения, девушка поняла, что совершилось нечто необыкновенное и страшное. Она не знала, кто засел в доме, но суматоха и трупы во дворе так поразили ее, что она желала теперь лишь одного - скорее покинуть этот ад.
      Первый приступ был отбит. Осажденные пили по очереди из амфоры и вытирали рукавами потные лбы.
      - Как, помощи еще нет? - спрашивали воины.
      - Будет! - громко отвечая Лайонак, поглядывая на ворота и прислушиваясь.
      Всюду двигались огни, кричали люди. Улицы превратились в подобие развороченного муравейника. Часть дома загорелась, в окна ударяли клубы белого дыма.
      Двое панцирников оттащили тело Саклея. Теперь ему было все равно. Он глядел остекленевшими глазами во тьму далекого неба. Взгляд мертвеца казался осмысленным, еще не успел утратить выражения, которым горел в последний миг жизни.
      Так неожиданно, отлучившись на короткое время с царского столованья, погиб старый лохаг Пантикапея Саклей, сын Сопея, один из последних радетелей Боспорской державы Спартокидов.
      8
      Скифский медок, привезенный из борисфенских стран купцом Халаидом, сделал свое дело. Царь, все его сановники и гости никогда ничего подобного не пили. Вначале развязались языки, потом речи стали невнятными и многие боспорцы и понтийцы, всегда с презрением отзывающиеся о "пьяницах-скифах", сами свалились под столы. Наиболее крепкими оказались Диофант и, как это ни странно, сам царь. Они продолжали беседовать, еле ворочая языками.